Любишь ли ты оперу, Серёга?

        Дорогой Читатель, этот рассказ является продолжением рассказа «Любишь ли ты госпел, Маша?». В принципе….в принципе, тот рассказ тоже мог бы быть , в свою очередь, продолжением этого. Не столь важно. Главное действующее лицо - прежнее. Серёга. Прошу  не отождествлять меня с ним. Я планировал озаглавить  этот рассказ «Три снаряда, Ленка и воронка». Но, согласитесь, звучит как –то не очень, правда. Так, чтобы  было созвучно с первым рассказом пусть  будет озаглавлен, так  как  есть. Уж не взыщите. Если прочтёте, я буду рад, если  нет – я не расстроюсь.

         Когда Серёге было восемь лет, то его отправили на лето к бабушке. В 70-х это было сплошь и рядом, что называется отправить  родителям своё чадо с глаз долой хотя бы на месячишко - другой. Сейчас – это редкость. А тогда – да! Понятное дело, что бабушке  некогда  было с внучиком возиться. Первое время он ходил на речку, которая  текла тут же рядом  недалеко от дома. Там на речке постоянно находились местные деревенские мальчишки. Они играли в какую-то незамысловатую игру, пытались выудить с помощью примитивной  удочки из заводи краснопёрок. Они недолюбливали Серёгу, ведь он был городской, а они – деревенские. А сам Серёга и не особо старался завоевать их расположение.  Ему приходилось время коротать в основном одному. Бабушка говорила ему, как бы жалуясь на своего поросёнка: «Ты посмотри, зараза, что этот боров наделал? Перекопал всё! Всё перерыл! Поросёнок ты эдакий». Да уж...За хряком Борькой нужно было всё время следить, так как нрава тот был строптивого, а натуры свободолюбивой. Он постоянно рыл подкопы и всё время сбегал. Хана тому огороду!

         Однажды через изгородь в соседнем огороде Серёга увидел мужика. Тот был огромный, какой-то весь черный, копчёный, если можно так выразиться, у него были коротко остриженные волосы, руки и грудь – все в наколках. Он внёс в жизнь Серёги большую лепту. Значительную! Научил материться, показал настоящий обрез охотничьего ружья и впервые в жизни угостил Серёгу рыбой, которую тот впоследствии очень долго нигде больше и не пробовал. Только спустя почти  тридцать лет. Это был таймень. Её можно безоговорочно назвать Царь – рыбой, да простит автору этих строк глубокоуважаемый мною Виктор Астафьев. Когда Серёга попробовал огромный теплый почти горячий кусок той рыбёхи с глубокой сковородки на полутёмной кухне в доме  упомянутого выше мужика, то он понял, что он почти зря прожил свои предыдущие восемь лет. Это не была рыба. Это было чудо! Сказка. Не та сказка, что мама читала ему в детстве или которую показывали в программе по телевизору, которую по субботам около 12 часов дня вела В.Леонтьева. Это была настоящая «сказка»: с румяной ароматной пахнущей  жирной корочкой, серовато-белым мясом  и ярким впечатлением, которое осталось на всю его оставшуюся жизнь. Эти впечатления нельзя было бы вытравить даже концентрированной серной кислотой, как ни старайся – бесполезно.

         Когда маленький Серёга вернулся в дом и решил поделиться с бабушкой  своими впечатлениями о вновь узнанных им словах, то ему досталось так, как не доставалось тому хряку Борьке за все его продели в огороде. Об удивительно вкусной рыбе Серёга не успел поведать бабушке и поскольку, ему крепко влетело, ему пришлось отсиживаться в подполе. Было конечно обидно и не понятно, что он такого особенного сказал, подумаешь... Но впечатления от подпола были не менее  значительными. Это было своеобразное маленькое приключение – спускаться в подпол, где  был небольшой кожаный диванчик, полки с соленьями, вареньем и тушёнкой. Серёга нашел в подполе книжку "Дети капитана Гранта". Читал с середины, потому что в книжке не было  половины страниц. А ещё в подполе непонятно зачем было старенькое радио, которое можно было слушать, расположившись на потертом кожаном диванчике. Кто его туда провёл? Кто вырвал страницы из книжки? Загадка! Однажды Серёга, сидя в подполе, включил радио. Диктор сказал: "Передаем оперу Руджеро Леонковалло "Паяцы". И он стал слушать и как  же она ему тогда понравилась:

         Речитар ! … ментрэ пресо даль делирио
         Нон со пью куэль ке дико
         Э куэль ке фаччио
         Эппур…э д-уопо… сфорцати !
         Се й ту форце ун уом
         Ва-а-ха-ха-ха !Ту –у-у-у  се Паяччо!
         Вести ла гьюбба……

         Конечно, он тогда толком ничего не понял, да и не мог понять, он не знал ничего ни о Недде, ни о Канио, ни о Сильвио, ни о кровавой развязке, не это было главным. Главным была - музыка. Серёге она так понравилась. Он не мог поверить, что такое возможно: от музыки почему – то хотелось плакать, но при этом певец может ещё почему-то и смеяться. Ведь тот, кто так поёт, ему, наверное, тоже хочется плакать, тогда почему же он смеётся? Как так?! Перед глазами всплывали какие-то образы, узнанные им недавно матерные слова вылетели из головы, хотелось верить, и верилось, что там…на другом конце шнура радио разворачиваются какие-то очень важные и трогательные события, происходит что-то очень важное, раз этот незнакомый певец так поёт… Конечно это был не оперный театр «Массимо» в Палермо и не миланский «Ла скала». Это было в подполе обычного деревенского дома. Но для Серёги это было не важно.

        Серёга проучился в Академии полтора года и бросил. Многих всяких событий произошло в стране и за рубежом. Да и с ним – тоже. С прежними своими знакомыми Серёга  не общался, за  исключением только одного Славика. Они периодически встречались, пили иногда пиво на Сретенке, ездили на ипподром, на стрельбище  в Кузьминки, палили там по вылетающим тарелкам- мишеням. Нет, они не палили из пушки по воробьям. Гильзы от спортивных патронов нужно было самим вынимать из ружья. Когда попадали в цель, когда – нет. Про крупные снаряды никто о них даже и не думал. Уж тем более не думали о том, попадают  те снаряды  в одну воронку  или нет. Оказалось, что попадают и не один раз.

         С подачи Славика Серёга устроился на одно предприятие в г.Железнодорожном. Работа была бумажная, но и не обременительная, хотя денег платили мало. Когда он впервые сошёл с электрички в этом подмосковном городке, то ничего примечательного не увидел. Обычная картина: перрон станции, гастроном, унылые однообразные стандартные девятиэтажки. В воздухе очень сильно пахло отставными военными, тоской  и героином. Славик попросил Серёгу, которому нужно было вскоре ехать в г.Подольск в Центральный архив Минобороны, по возможности, помочь найти нужные документы на награждение своего отца – участника войны, у которого в плену все ордена и медали отобрали. А когда у Серёги кое-что получилось на этот счёт, то Славик с радостью потащил его в ресторан. Славик обнимал Серёгу, благодарил, говорил о том, как его отец обрадуется, что ему вернут хоть часть тех наград, что у него отняли. Славик обещал сделать Серёге загранпаспорт и поехать вместе с ним осенью в Германию на «Октоберфест». «Какой там Фест, ты что? Я же недавно только уволился, у меня запрет в течение пяти лет за границу  выезжать!», - возражал Серёга. «Плюнь, я всё  устрою. Вот увидишь. У меня знакомые в ОВИРе. Кому  сейчас до этого есть дело. Оглянись вокруг. Посмотри, что за времена настали. Сейчас такая неразбериха, почти всё  можно», - говорил  в ответ Славик, и Серёге  хотелось в это хоть немного, но верить. Из окна ресторана виден был детский садик, кем-то забытый пластмассовый желто-синий  самосвал и зеленая пластмассовая лопатка. Кусты. Рядом с кустами неторопливо по  снегу  разгуливали два пузатых  красногрудых красавца. «Ну вот и первые снегири, рановато, что-то….», - подумал про себя  Серёга и думать о другом уже совсем не хотелось.
-Серёга, а ты знаешь, как китайцы ловят рыбу? Не знаешь? Ну ты даешь…
-Короче, сидит ускоглазый на плоту, а у него на веревке привязан к плоту баклан. У Баклана горло тоже веревкой перетянуто, ну не совсем, а так только, чтобы он рыбу не проглатывал. Баклан ныряет за рыбой, а китаёза потом его подтягивает верёвкой и отбирает рыбу. Вот так и рыбачит… Ага…
- А, знаешь, как по-белорусски деревня будет?
- Ага, не знаешь…Дзияурэвнья! А как по – польски утюг? Тоже не знаешь? Желязка!
- В этой жизни всего столько ужасного, сколько же и прекрасного…наливай, друг команчей! Не дрейфь, скоро поедем по бундес-фрау и дойчлэндам шариться. Обещаю!

         По работе Серёге часто приходилось ездить по разным  подмосковным городам и ближайшим к Москве областям. Везде он встречал одну и ту же унылую  и удручающую картину конца 80-х начала 90-х годов, будь-то Электросталь или Наро-Фоминск,  Павлов Посад или Клин. Незнакомые названия немного резали слух – Фряново, Фрязево, Фрязино. Это было непривычно. Он познакомился  с ребятами из одной  воинской  части  и иногда  на стадионе  играл с ними в футбол, когда у тех в части был спортдень. В один из таких дней, когда на стадионе играть уже можно было, но как  оказалось впоследствии, не нужно было, Серёга после зимнего перерыва  сыграл и  понял, что набегался по полной грязи и оттого так  устал, что не мог и пальцем на ноге пошевелить. Мышцы отвыкли за зиму от таких нагрузок. Серёга ехал в московском  метро по синей ветке на станцию «Щелковская»  и состояние его было максимально приближено к неживому. Вагон метро был переполнен и напротив  Серёги стоял  молодая девица, около тридцати лет, изящная, стройная. Но что-то в её облике было не то… Она была какая-то «не наша». Серёга, извинился и сказал, что  рад бы  уступить ей место, но не может. Причины?… А зачем их объяснять.  Девица что-то ответила ему, но поезд пришел  на конечную станцию и Серёга тут же забыл о ней  в потоке спешащих к выходу обывателей. Людской поток подхватил его и понёс. Кто-то кого-то толкал плечом или локтями, у кого-то в том потоке в пакете сломался турецкий батон, а кому-то наступили на ногу. Каждый  спешил  или опаздывал.  Серёга торопился  на последний автобус. Но… тщетно… он не успел.  Когда он доковылял до остановки, то  красный «Икарус» показал ему свои задние фонари. Он стал кому-то звонить из числа своих знакомых по таксофону, так  как  перспектива  провести ночь в Москве  на  лавочке   его не привлекала.  В тот момент его окликнули.

        Это была та самая девица из вагона метро. Она выгуливала на поводке   бульдога. Серёга что-то пояснил её не совсем вразумительное и внятное, что он мол опоздал на свой  автобус и всё такое. По нему самому видно было какое у него было в тот момент настроение. Да, здесь уместно было бы сказать, что девица всё время смотрела на Серёгин пакет. Он в тот день на деньги Славика, одолжив у того 45 долларов и добавив 40 своих, купил себе в валютном магазине отличный плащ. Он метался по всей Москве с отяжелевшими ногами в поисках денег, потом наконец  нашел и сделал долгожданную покупку. Ходить ему на то время было почти не в чем.

         Как ни странно, но девица, как оказалось,  по имени Елена, предложила Серёге переночевать у неё, если ему уже совсем не к кому обратиться с подобной просьбой. Лена жила  в крошечной однокомнатной квартире с какой-то своей  родственницей  весьма преклонных лет напротив автовокзала в доме, где на тот момент времени был пивной ресторан «Саяны». Они познакомились. Её фамилия оказалась Зябликофф. Серёга  думал, а каково иметь такую фамилию? Наверное, непросто… Лена пояснила что готовится переехать с этой своей родственницей в Германию и поменять фамилию на Функе. 

         Серёге так понравился этот вариант, что он впоследствии с удовольствием повторял её вслух несколько раз, делая  сильный  выдох при произношении: "Ф-ф-ф-унке!!!!". Ленка была не в обиде. Она, как он подозревал, вообще не знала такого слова "обида". В разговоре с нею он узнал, что оказывается, Мюллер  — это мельник, Шмидт  — это кузнец, Шнайдер — это портной, а Вебер — ткач, что Вагнер  — это каретный мастер, а Беккер  — пекарь, а Рихтер — это судья. Но больше всего Серёге нравились две немецкие фамилии: Крюгер  — то есть гончар и Краузе  — кудрявый. Это его сильно позабавило. Выбор был невелик и Серёге пришлось коротать ночь на кресле, подставив под ноги стул. С первым автобусом он уехал  на работу.

         Он знал, что в том первом автобусе будет столько людей, что его сожмут в гармошку, а так не хотелось омрачать настроение от покупки импортного прекрасного плаща, и он попросил Ленку оставить плащ у себя на несколько дней. Они условились, что он приедет и заберет его в назначенное время.  Плащ, ему, правда, очень жалко было, тем более купил он его с таким трудом, да  еще и денег за него должен был. Но на деле всё оказалось еще сложнее. Серёга уехал к себе на работу, а плащ остался у Ленки, но вот только когда он за ним вернулся, то её самой  дома в тот момент не оказалось. Он из-за закрытых дверей просил ту родственницу Ленки открыть ему дверь, но она, видимо, получила на подобный случай чёткие инструкции.  Серёга упрашивал, стучал в дверь и колотил ногами, пока не приехал наряд милиции.

          Разговор с милицией не предвещал ничего хорошего. Серёга знал, что им  без разницы, споешь ли ты гимн СССР или расскажешь им монолог Гамлета, у них на всё будет одна реакция: «Документы предъявите? Гражданин, пройдёмте!». Родственница Ленки кое-как открыла не без помощи соседей милиционерам дверь и с порога заявила, что  его – Серёгу она не знает, никогда не видела и никакого плаща, который  мог бы ему принадлежать, у них дома нет, хозяйки квартиры тоже нет и больше она разговаривать не желает. Но плащ всё же нашёлся. Серёге долго пришлось рассказывать, какого он вида, где ярлык и какой ценник и даже описывать пакет, рассказывать, где купил, за какие деньги и  где он сам, собственно, раньше служил и  где сейчас работает. Блюстители порядка озирались по сторонам, где в комнате везде были коробки, сумки и предложили дождаться  хозяйку квартиры. Ленка вскоре объявилась, но у Серёги было такое плохое настроение, что он пожелал той первым делом по приезду в Германию забрали в ближайший полицейский участок. Ленка не обиделась, ведь она не знала такого слова. И вообще ей было уже всё равно.

         Судьба – штука коварная и непредсказуемая! Вот зря Серёга так Ленке сказал тогда. Ой, зря. Он поехал осенью в Германию. Правда, без Славика, но всё же поехал. Славик настоял  и помог с деньгами, сделав обещанный  паспорт.  Попался вполне приличный  тур  по многим городам Германии. Ему предстояло высадиться с поезда  во Франкфурте -на -Майне.  Недалеко от этого города  есть местечко Фульда. Компания у Серёги подобралась веселая  и ехали они всю дорогу   вполне прилично без происшествий. Но какое может быть путешествие без неожиданностей. У него был был 11-ый вагон и 11-ое место. Серёга думал, что это счастливая для него в этой ситуации примета. С ним в купе ехали два немца и один поляк. Всю дорогу, пока ехали, немцы ругали поляка за его "вже-пше", потом они бурно мирились, извинялись за Освенцим все время бухали, что называется, по-черному, а набухавшись, что есть силы орали "Дойчланд убер алес!!!". Серёга не помнил, куда делся поляк, наверное сошел в Польше. А куда ему еще было деваться. Не помнил, куда делись потом немцы. Они ему 10 дойч-марок, помятую банку  пива и задрипанную авторучку, кое-как накорябав на обратной стороне его ж/д-билета свои адреса, попрощались и свалили. Сразу же стало так одиноко и неуютно. Он вышел из поезда, походил по перрону Фульда, решил  купить чего – нибудь, а когда вернулся к поезду, то обнаружил, что тот уже ушел. Ему пришлось в  шортах, футболке  и куртке – жилетке идти в местную полицию. Его посадили в местный  "обезьянник». В соседнем были женщины. Одна проститутка с Белоруссии, знавшая довольно прилично немецкий язык, объяснила полиции, в чём суть Серёгиной проблемы. Из клетки его выпустили, но в полиции оставили, а когда он  сказал, что у него есть деньги, а не ел он очень давно, один полицай отвел его в ближайшее кафе. Серёга на радостях хотел угостить полицейского чем-нибудь ради такого случая. Но не удалось. Как только Серёга зашел в кафе и пошёл мыть руки, то первым делом он возле туалета  увидел выходившую из женского отделения Ленку. «Ты!», - только и смогла она сказать. «Я, а кто же  ещё!», - ответил Серёга. Они едва успели перекинуться парой  слов. Ленка работала  с какой-то футбольной  команде в медперсонале и моталась по всей Германии со своим клубом.

         Во Франкфурт Серёга кое - как попал. Ему вернули багаж, он заплатил штраф. Потом он побывал еще в нескольких городах и выпил на фестивале  долгожданного пива. Дни в поездке прошли как-то уж очень быстро, весело и пьяно, в основном – пьяно. Он уже не помнил точно, но в Котбусе или Потсдаме  перед самым возвращением домой он сидел на  остановке автобуса. Рядом были какие-то сооружения, кафе, магазины. Он помнил смутно. Его мутило. Неподалеку остановился автобус, полный пьяных итальянцев. Их нельзя было не узнать. Особый  тип иностранцев. Как и русские. Рядом остановился  еще один  автобус. Хотя, пожалуй, нет- не автобус, "океанский лайнер" на  колесах, такой этот автобус был большой и красивый. Из него  высыпали  какие -то "дойче-спорт-люди" и  перед Серёгой через пару минут появились знакомые очертания бывшей подданной СССР, а ныне разъезжающей на  шикарном автобусе в компании футболистов Ленки.  Она только и смогла сказать ему: "Опять, ты!". 
 
          Автобус, перевозивший футбольную команду вскоре уехал. Была поздняя ночь. Вблизи  остановки на улице за деревянным столом  сидела компания сильно выпивших итальянцев, голосивших во всё горло:
          - Вести ля гьюбба,
            э ля фаччиа инфарина! 
         
          На них с угрюмым видом поодаль взирали немецкие полицейские в зеленых куртках и белых фуражках, а Серёге было всё равно.