Окно

Окно распахнуто, декабрь.
Взирает темнота с небес.
Ночные ветра завыванья…
То за деревьями, то здесь.
Повсюду мерное галденье
Того что помогает жить.
Влачу изнеженное тело,
Смотрю в окно, мотаю нить.
Пиджак измят, по шву разорван,
Иглой неспешные стяжки.
Там за подкладкой вшитый войлок,
А в нем запрятаны стихи.
Там изумруды и бриллианты,
Записки городских богинь,
Рисунки на банкнотах, фанты…
Тяжел пиджак и не сидит.
И будто в звуках отраженных
От стен и куполов церквей,
От циферблата башни строгой
И зубчатых колес под ней,
Мне слышался знакомый голос,
Он возлетал с молитвой ввысь,
И слезы счастья с тучи грозной,
Потяжелели, сорвались.
Рукою я карман ощупал
На полинявшем пиджаке,
И пальцы уколол о что-то:
Узор из крови – алый след.
Луну освободили тучи
И вмиг упал вокруг меня
Защитный отсвет всемогущий
Прямоугольного окна.
Себя спросил я: «Что же это?
«Что мог запрятать в этот шов?»
Смотреть пытался – мало света,
А тронуть побоялся вновь.
Воспоминания не вырвать…
От слез бороздки на лице…
Тяжел пиджак, а голым стыдно…
Вот и терплю как в страшном сне.
А под подкладкой ходят мыши
И осы сделали гнездо.
Знакомый голос снова слышу:
«Иди на звук через окно».
Какой же силой ненасытной?
Как оказался я в саду?
Тяжел пиджак, а голым стыдно…
Отбросив нити, я бегу!
По мокрым веткам через клумбы,
Топча умершие цветы,
К мерцающей дорожке лунной,
К холодным берегам реки.
И с каждым шагом нить тянулась,
Пиджак терял один виток…
За мною след из изумрудов,
Бриллиантов, моли и стихов.
Пред водной гладью встал я голым,
Луну прося мне посветить…
«Войди, очистись»: крикнул голос,
Но я опять нащупал нить.