31. ГОД 1936

31. 1936 год

     Сразу надо отметить,  что 1936 год был насыщен событиями, характеризующими не толь-ко крайне  противоречивое отношение Центра к Зорге, но и сложную обстановку  в самом Разведуправлении.
    В первые месяцы года Центр проявил большой интерес  к февральскому военному путчу в Токио и с нескрываемым одобрением воспринял информацию Зорге. Но затем в Разведупра-влении возникла ситуация, которая своими последствиями  совершенно неожиданно крайне неблагоприятно отразилась на Зорге.
     Суть дела в том, что Сталин был заинтересован, чтобы Чан Кайши возобновил контакты с китайскими коммунистами, пошел на прекращение гражданской войны и создание единого фронта для борьбы с японскими захватчиками. Такие попытки воздействия делались и ранее.
При этом Сталин помнил о том, что еще в 1934 году  Чан Кайши ставил вопрос о возможно-сти возвращения его сына  Цзян Цзинго из СССР на родину.
     Цзян Цзинго – (1910-1988). В 1922 г. учился в Шанхае. В 1925 г. отправился учиться в Москву и взял себе  имя Николай Владимирович Елизаров. Вступил в коммунистическую партию. В 1931-1932 гг. принимал участие в коллективизации. Учился в аспирантуре, рабо-тал помощником начальника механического цеха Уралмашзавода в Свердловске, редак-тировал заводскую газету. В 1935 года женился на Фаине Вяхревой (впоследствии Цзян Фанлян), работавшей токарем на заводе, родился сын.  В 1937 г. был назначен  заместителем заведующего орготделом Свердловского горсовета и в том же году был арестован. Фактиче-ски использовался как заложник в переговорах между руководством СССР и Китая. Затем был освобожден и 25 марта 1937 г. вместе с женой вернулся в Китай. При содействии отца сделал головокружительную крьерую, находясь на различных государственных и партийных должностях. После  бегства правительствоа Чан Кайши на Тайвань возглавил МВД, подавил прокоммунистический мятеж. В 1975 г. после смерти отца возглавил руководство Гоминьда-на, в 1978 г.  избран президентом Тайваня.

     В начале 1936 года Сталин вновь вернулся к вопросу об оказании воздействия на Чан Кайши и решил для этого использовать Цзян Цинго. Но, чтобы это не выглядело прямоли-нейно было решено по предложению наркома Ворошилова поставить вопрос об обмене Цзян Цзинго на Бронина и, возможно заодно, решить вопрос и в отношении арестованных Рудни-ка и его жены Моисеенко-Великой. Сталин идею одобрил и далее можно считать,  что руко-водству Разведывательного управления «сверху»  поступила команда подготовить материа-лы о Бронине и  шанхайском провале. При этом сложилась деликатная ситуация. На момент провала (5 мая 1935 г.) Берзин уже ушел из Управления,  Урицкий только-только  пришел на его место, а у Артузова и Карина, естественно,  не было никакого желания брать на себя «чужие» промахи, но и избавиться от ответственности они не могли, так как провал произо-шел  в резидентуре, которая уже подчинялась им. Чтобы выйти из этого положения было принято решение всячески обелить Бронина, хотя его вина была очевидной, подтвержденной Урицким и известной Ворошилову, и «свалить» всё на агентуру, доставшуюся  резиденту Бронину («Абраму») по наследству. Для этого, кроме докладной, непосредственно касаю-щейся Бронина, было решено подготовить на всякий случай другой документ уже относя-щийся к резиденту «Рамзаю»,  хотя с момента его отъезда из Шанхая прошло три с лиш-ним года. И таким образом почти через год  вновь возникла  фамилия Зорге, хотя ранее уже упоминалось о том, что после ареста Бронина, накануне приезда Зорге из Токио в Москву были рассмотрены, проанализированы  все претензии к Зорге на предмет его расконспира-ции и попадания в поле зрения полиции. В связи с отсутствием каких-либо сомнительных моментов он вернулся в Токио.
     Поручение о подготовке нужного документа о «шанхайском провале» Артузов передал начальнику отдела Карину, а тот отдал на исполнение  своему новому, но проверенному  по прежней работе в органах безопасности сотруднику Воропинову. При этом можно не сомне-ваться в том, что в составлении  документа принял участие Покладок, непосредственный на-чальник Зорге, отрицательно относившийся к нему. 
    
     Воропинов Павел Вокич (Фокич), русский, образование среднее.  Полковой комиссар (1935). Его отец был приписан к строительству КВЖД в Харбине. В 1905-августе 1917 г. со-стоял в Харбинской организации эсеров, позднее беспартийный. Участник Первой мировой войны. В 1917 г. Харбинский совет депутатов назначил его одним из  советских комиссаров в Управление КВЖД. Затем служил в органах ВЧК-НКВД. Работал в ИНО полпредства ОГ-ПУ  по Казахстану. Вошел в число сотрудников ИНО, перешедших с Артузовым в Развед-управление. В 1935 г. по линии Разведупра РККА работал в Китае. В 1936-1937 гг. – состоял в распоряжении  2-го (Восточного) отдела.  В июне  1937г. уволен в запас РККА с характери-стикой «В служебном отношении малоценен, политически слабо подготовлен (выделено – Ю.К.)».
     Арестован 29.12.1937 года. По обвинению в шпионаже расстрелян 22.08.1938. Реабилити-рован в  сентябре 1956 г.
     Обращает на себя внимание, что поручение было дано человеку, имеющему  небольшой опыт разведывательной работы, слабо  знающему обстановку в стране и особенности насе-ления, но чётко знающему, что от него требуется и использовавшему всё отрицательное, что имелось на Зорге, чтобы обелить как руководителей отдела, так и Бронина. Поэтому совер-шенно ясно, что  подготовленный  5 мая 1936 года Воропиновым документ под названием  «Заключение по шанхайскому провалу 1935 года», на самом деле был состряпан при не-посредственном  участии прямых начальников Зорге.
     В связи с тем, что на данный момент изложенное на страницах 637- 644 в книге М. Алек-сеева «Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1933 гг.» относительно  «Заключения» является уникальным и исключительно важным для понима-ния и оценки многих последующих событий его, конечно,  надо использовать. Вполне есте-ственно, хотелось бы посмотреть в оригинале и дело Зорге, и полный текст «Заключения», но приходится пользоваться тем, что есть.
      Прежде чем перейти к тексту «Заключения» считаю необходимым напомнить читателю важный факт – Берзин досконально знал личное дело Зорге со всеми наветами, кляузами и клеветой и, естественно, дав им соответстующую оценку без колебаний доверил Зорге про-ведение в Японии операции «Рамзай» и, кроме того, рекомендую еще раз прочитать главу IV.   
     «Перечень «шанхайских грехов» был сформулирован только 5 мая 1936 г. в «Заключении по шанхайскому провалу 1935 г.» полкового комиссара П.В. Воропинова, состоявшем в рас-поряжении 2-го отдела РУ РККА. Во всех последующих справках, составляемых на то-кийскую резидентуру Зорге, неизменно фигурировал перечень его «шанхайских грехов», что являлось исходным пунктом для сомнений в полноценности резидентуры (выделено – Ю.К.)…..Итак, в «Заключении по «шанхайскому провалу в 1935 году» отмечалось, что до приезда «Абрама» (Бронина) шанхайской резидентурой руководил с 1931 года резидент «Рамзай», который в своей работе допустил целый ряд ошибок в подборе кадра источников, построении сети, организации связи с источниками. Отмечалость, в частности, следую-щее.
     При «Рамзае» была создана расплывчатая, весьма громоздкая  сеть, состоящаяч пре-имущественно из китайцев-партийцев, привлеченных  к работе через китайский партийный аппарат или через лиц, близких к партии (как, например, Агнесс Смедли), которые несо-мненно, находились под постоянным наблюдением иностранных разведок.
     Засоренность сети непроверенными людьми: из 93 источников, утверждал Воропинов, к  началу 1933 года только четыре – пять  давали удовлетворительную  информацию, а ос-тальные являлись неработавшим балластом. Далее подчеркивалось, что «Рамзай» сам про-изводил вербовки у себя на квартире, тут же принимал  своих источников, и поэтому  мно-гие источники знали настоящую фамилию «Рамзая» и его адрес.
      Ряд других моментов сигнализировал также, по мнению автора «Заключения», что «Рамзай», а возможно и часть его агентурной сети раскрыты полицией. К таким момен-там было отнесено предупреждение, полученное радистом «Зеппелем» (Вейнгартом) от знакомого ему полисмена, что доктор Зорге является агентом Коминтерна и СССР и сле-дует от него держаться подальше. Этот факт был вскрыт на  основании заявления «тов.Зеппеля», которого так высоко оценивал  Зорге. Был упомянут случай требования анг-лийской полиции, якобы предъявленного к руководству госпиталя о выдаче им  советского агента  доктора Зорге, когда он  лежал там с переломом  плеча. Присовокупили сюда и сло-ва кёльнерши, сказанные вроде бы  «»Паулю» (К.М. Римму ), что доктор Зорге является со-ветским разведчиком, «… о чем знает весь Шанхай».  И, наконец, «Рамзаю» было поставле-но в вину выполнение им обязанностей  субредактора коммунистической газеты «Чайна форум», что являлось недопустимым совмещением для нелегалального резидента, легко рас-крывавшим его  перед полицией».
     М. Алексеев отмечает непорядочное поведение Вейнгарта, если такой факт и имел место, то почему он не сообщил об этом Зорге, подчеркивает также абсурдность требования выдачи Зорге из госпиталя, которое ничем не подтверждается и на странице 640 дает следующую оценку «Заключению»:
     «В подавляющем большинстве случаев приведенные факты далеко не соответствовали истинному положении вещей и являлись плодом невнимательного, предвзятого и не вполне добросовестного анализа документов шанхайской резидентуры автором «Заключения» пол-ковым комиссаром Воропиновым……….Все о чем докладывал К.М. Римм в Центр известно, и там отсутствует какое-либо сообщение ему кёльнерши, которое нужно воспринимать как следствие фантазии Воропинова или очередного анонимного источника (выделено – Ю.К.). ……….   
          Таким образом, перечень «шанхайских грехов»  Зорге, изложенный в «Заключении по шанхайскому провалу 1935 года» и фигурировавший в дальнейшем во всех справках на ре-зидентуру как главный «козырь» обвинений против «Рамзая (выделено – Ю.К.) далеко не соответствовал истинным фактам и являлся плодом невнимательного, предвзятого  и не вполне добросовестного анализа документов шанхайской резидентуры его автором.
     Более того, полковой комиссар Воропинов рекомендовал «тщательно проверить» рези-дентуру Рихарда Зорге «на островах», так как «Рамзай» был уже скомпрометирован в Шанхае сам лично, далее скомпрометирован связью с «Джоном», которого «Абрам» посы-лал в Японию к «Рамзаю», а  также провалом  по делу «Абрама», который принял от «Рам-зая» связников и некотороых источников, знавших лично «Рамзая» и его настоящую фами-лию». «Резидентура  Рамзая несомненно находится под наблюдением японцев», - утвер-ждал в мае 1936 года Воропинов. В этой связи он считал, что следует тщательно  про-верить не используют ли японцы резидентуру «Рамзая» «…для подсовывания нам де-зинформации (выделено – Ю.К.)».             
     Приведенный М. Алексеевым текст без сомнения является только небольшой частью «За-ключения» и не дает полной ясности о его содержании и поэтому всё равно остаются нерас-крытыми  суть  слов автора книги о том, что «Личные  недостатки, ошибки и промахи в ор-ганизации агентурной деятельности не являлись решающим препятствием к дальнейшему использованию Зорге в Японии». Ничего Алексеев не говорит, сознательно или нет, неизвест-но, об анонимках, содержание которых  могло бы помочь понять другие претензии и обвине-ния в отношении Зорге, их обоснованность.   
     Есть еще один момент, который остается не до конца ясным. С момента отъезда Зорге в ноябре 1932 г. и до приезда в августе 1933 г. нового руководителя Бронина («Абрама»), то есть почти 10 месяцев резидентурой, фактически,  руководил «дуумвират» в лице К. Римма и Г. Стронского. Затем Римм был назначен резидентом в Тяньцзинь. В марте 1936 года пол-ковник К. Римм вернулся из Китая и был назначен начальником отделения 2-го отдела. Можно с уверенностью сказать, что его работа с Зорге в Шанхае не осталась без внимания при составлении «Заключения», но при этом известно только одно, что он, приняв от Зорге все дела, впоследствии старательно отрицал свою ведущую роль в делах шанхайской рези-дентуры.
     Было ли использовано «Заключение» при решении вопроса о судьбе Бронина, неизвестно, также как и то было ли оно известно Урицкому. Но то, что оно осталось в «деле Зорге» явля-ется безусловным.
      Является так же странным, что Сироткин ничего не использовал из Записки Воропинова, ограничившись упоминанием о «шанхайских грехах» Зорге.
     Зорге, конечно ничего не знал о тех «страстях», которые кипели вокруг него в Москве и носили острый противоречивый характер. Но документально известно, что деятельность ре-зидентуры «Рамзая» заслуживала высокой оценки и активно поддерживалась начальником Управления С. Урицким. В этот период обращает на себя особое внимание позиция Урицко-го, связанная с  «переполохом» в Наркомате обороны СССР из-за  резолюции Сталина на сводке материалов Разведуправления от 19 июня 1936 г. о германо-японских переговорах. В ней на основе сообщений Зорге говорилось о замедлении переговоров. Но Сталин приведен-ным обоснованиям не поверил и наложил резолюцию: «По-моему, это дезориентация, идущая из германских кругов. И. Сталин» (выделено – Ю.К.). Но при этом следует обра-тить внимание, зная харктер вождя, на очень важную деталь. Без его вступительного «по-моему», характер резолюции принял бы совершенно другое звучание.
     На основании  этой резолюции писатели В. Гаврилов и Е. Горбунов в книге «Операция «Рамзай». Триумф и трагедия Рихарда Зорге» на странице 103 делают решительный вы-вод: «Своей резолюцией Сталин   высказал недоверие группе «Рамзай»и поставил под сомне-ние достоверность информации, которая до этого поступала из Токио».               
     В этой связи хотелось бы привлечь внимание к следующим фактам. Надо прямо сказать, что резолюция Сталина безусловно являлась неприятной, но,  по существу, мягкой, так как в данном случае он только высказал свое мнение, хотя прекрасно известно какие жесткие и жестокие резолюции он писал, когда считал нужным. Кроме того, нет абсолютно никаких
оснований для того, чтобы говорить о недоверии Сталина к  ранее поступавшей от Зорге ин-формации и  в этом отношении прекрасным примером служит высокая  оценка  сообщений о февральском военном путче в Токио.   
     Урицкий не побоялся выступить в защиту Зорге, подтвердив достоверность представлен-ной информации.  В «Русском архиве. Великая Отечественная», глава 4, том 18 (7-1), стра-ницы 141-142 приведен текст «Докладной записки начальника Разведывательного управле-ния наркому обороны СССР  от 20 июля 1936 года с обоснованием надежности источника Р. Зорге». Отдельные ее фрагменты являются для нас безусловно интересными, важными:
     «Представляю вновь полученные агентурные материалы, характеризующие обстановку на Д[альнем] В[остоке], в частности состояние японо-германских переговоров.
     Докладываю, что по сводке материалов от 19 июня, представленных согласно Вашему приказанию тов. Сталину, мною получено следующее указание тов. Сталина:
     «По-моему, это дезориентация, идущая из германских кругов. И. Сталин».      Материа-лы, к которым относится это замечание тов. Сталина, говорят об известном замедлении хода переговоров между Японией и Германией, главным образом ввиду нежелания немцев форсировать заключение военного договора. Сводка материалов, о которой идет речь, со-ставлена преимущественно по телеграфным донесениям нашего  резидента в Токио, ис-точника Вам известного, обычно дававшего доброкачественную информацию  и неодно-кратно - подлинный  секретный документальный материал. Например, сейчас мы полу-чили от этого нашего резидента доклад германского военного атташе в Токио (направ-ляется Вам отдельно). Нам удалось подлинность этого доклада  проверить, получив аналогичные документы непосредственно из германского генштаба. Это наряду с дру-гими данными свидетельствует о серьезности нашего источника в Токио (выделено – Ю.К.). Теперь мы получили от этого источника  почтовую информацию, дополнительно освщающую закулисную сторону японо–германских переговоров...».
     Далее Урицкий  делает выводы  о переговорах и объясняет причины сдержанности Гер-мании в них. В конце докладной записки Урицкий, не соглашаясь с мнением Сталина, поста-рался всё же смягчить свою позицию и написал: «Конечно, нельзя исключить возможность далеко идущей дезориентации, вплоть до дезинформации своих собственных высших санов-ников, с целью надежно замаскировать особо секретные параллельные переговоры о воен-ном союзе. Задача РУ заключается в том, чтобы, исходя из этого наиболее опасного для нас допущения, стремиться полнее раскрыть самые секретные мероприятия по подготовке японо-германского военного блока. Вместе с тем вышеприведенные соображения , как мне кажется, более правильно отражают действительное состояние японо-германских перего-воров (выделено – Ю.К.)».
     Интересно заключение: «Представляя на Ваше усмотрение эти соображения и материа-лы, прошу Ваших указаний по поводу дальнейшего направления  их тов. Сталину».
     По этой фразе можно судить о том, что в отличие от самого Сталина нарком Ворошилов воспринял резолюцию вождя крайне болезненно и его реакция была такой резкой, что поста-вила Урицкого в тупик относительно целесообразности дальнейшего информирования Ста-лина.  Неизвестно до сих пор   направил ли Ворошилов Сталину докладную записку Урицко-го или нашел другой способ доложить существо дела. Судя по дальнейшим событиям, мож-но считать, что все это оказалось «бурей в стакане» и нет никаких оснований  считать, что генсек своей резолюцией проявил свое негативное отношение к Зорге,  которого он якобы считал «бухаринцем». В докладной Урицкого не только подчеркивается надежность инфор-мации Зорге, но и то, что сам он, как резидент, как источник достоверной информации извес-тен Ворошилову. Боле того, жизнь показала, что Урицкий и Зорге были правы, так как  япо-но-германские переговоры закончились 25 ноября 1936 года заключением между Германией и Японией так называемого Антикоминтерновского пакта, направленного против СССР.
     Что касается информирования Сталина, оно по-прежнему продолжалось и это тоже при-мечательно. 
      В книге А. Фесюна «Дело Рихарда Зорге» на странице 46 приведен интересный для нас текст письма из Центра от 31 августа 1936 года (то есть после июньского «шума»), которое
было подписано Урицким, и   начиналось следующими словами: «Дорогой Рамзай. В порядке политической информации, о которой Вы меня просили, посылаю Вам это письмо. Только на днях закончился  процесс троцкистско-зиновьевской террористической банды, скатившейся   до последней степени  падения – до роли агентов Гестапо….». Письмо довольно длинное по тексту содержит проклятия в адрес «злейших врагов трудящихся» и призыв «Всегда надо помнить золотые слова нашего любимого вождя: «не убаюкивать надо партию, а разви-вать в ней бдительность, не усыплять ее, а держать в состоянии боевой готовности, не разоружать, а вооружать». Особенно важно для наших товарищей за рубежом, находя-щихся на ответственной работе и во вражеском окружении. Постоянная бдительность, осторожность и конспиративность, соединенные с непрерывной проверкой людей на деле обеспечат успех работы и обезопасят нашу организацию от проникновения в нее подлых последышей троцкистской банды….».
     Показательно, что Урицкий не забыл о просьбе Зорге, высказанной им во время пребыва-ния в Москве. Важно, что в письме не только дается информация о политической обстановке в стране, но и определенная ориентировка  для правильного изложения его переписки как по оперативным, так и информационным вопросам. 
      В декабре 1936 года Зорге получил сообщение из Центра за подписью заместителя на-чальника Разведывательного управления Артузова , в котором давалась высокая оценка ито-говой работе резидентуры. В нем подчеркивалось: «….Не могу не отметить очень полную Вашу информацию во всех стадиях (выделено – Ю.К.) японо-германских переговоров, при-ведших к соглашению. Вы правильно  нас информировали и помогли  нам всегда быть на вы-соте в этом вопросе».
     На этой оценке Артузова, который считал себя в Разведупре «глазами и ушами тов. Ста-лина», надо остановиться особо, так как косвенно она наглядно показывает и отношение тов. Сталина.
      Более того, по итогам работы резидентуры «Рамзай» появилось представление с ходатай-ством о продлении срока командировки Зорге и Клаузена и предложением об их награжде-нии:

РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЕ  УПРАВЛЕНИЕ
РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЙ КРАСНОЙ  АРМИИ

                декабрь 1936 г.
                № 20906сс

Народному комиссару обороны СССР
Маршалу Советского Союза
Тов. ВОРОШИЛОВУ

     Докладываю:
     В течение двух с лишним лет в качестве неофициального секретаря германского военного атташе в Токио ведет работу в чрезвычайно трудных условиях наш работник, член ВКП(б) ЗОНТЕР Ика Рихардович.
     Этот товарищ все время снабжает нас материалами и документами о японо-германских отношениях <…>
     Вместе с ним работает в качестве радиста т. КЛАУСЕН Макс, который беспрерывно, в тяжелых агентурных и технических условиях поддерживает с нами радиосвязь.
     Следует отметить, что оба эти товарища в критический момент событий 26.2.36 г. в Токио поддерживали с нами бесперебойную радиосвязь и держали нас в курсе всего происходяще-го.
     В настоящее время работа  этих двух товарищей приобретает особое значение, но на поч-ве длительной работы в тяжелых условиях, на почве длительного отрыва от Советского Сою-за  у них чувствуется  большая моральная усталость. Заменить их в данное время  невозмож
но. Для пользы дела необходимо продлить работу этих товарищей, закрепив их на тех пози-циях, на которых они находятся.
     Прошу вашей санкции на награждение этих товарищей орденами «Красной Звезды», что ими безусловно заслужено и явится для них стимулом для напряженной работы в особых ус-ловиях.

                Начальник разведывательного
                Управления РККА              Комкор  (С. Урицкий)

     Обращает внимание тот факт, что в порядке конспирации в представлении на награжде-ние использован партийно-литературный псевдоним Зорге – «Зонтер», а имя и отчество скомбинированы из его прозвища и реального имени .
     Представление начальника Управления к награждению не только подводило итог успеш-ной работе Зорге и Клаузена, а в их лице всей резидентуры, но и было предназначено для решения  ряда организационных вопросов: продление срока пребывания в командировке и подтверждение их статуса.
     Следует отметить, что в представлении дается оценка напряженным условиям работы и проявляется понимание того, что работа ведет к износу моральных и физических сил.
     Зная обычный порядок, можно считать, что Урицкий, прежде чем готовить это представ-ление на награждение,  прозондировал отношение к Зорге вышестоящего руководства – Во-рошилова и получил добро. Более того, на основании письма Зорге жене , Екатерине Макси-мовой в октябре 1936 г. можно полагать, что Центр сообщил (намекнул) ему о намерениии представить его к награждению: «….Надеюсь, что скоро ты будешь иметь возможность порадоваться за меня и даже погордиться  и убедиться, что «твой» являетося вполне  по-лезным парнем…». 
     Насколько известно это представление не закончилось награждением. Сейчас понятно, что оно было сделано не ко времени.  Не за горами были страшные времена,  буквально че-рез два месяца, на февральско-мартовском 1937 г. Пленуме ЦК ВКП(б) Сталиным будет дано начало  «Большому террору».
     После провала Бронина в мае 1935 года организация связи резидентуры «Рамзай» с Цен-тром  была поставлена под сомнение, так как ему были известны «Герберт» и «Клара«. В ка-честве одной из мер по локализации провала Бронина в Москву срочно был вызван Зорге, а затем  Айно.   Из письма Урицкого от 23 августа 1935 г. № 242461сс на имя наркома оборо-ны Ворошилова следует, что Разведуправление в результате принятых мер убедилось в том, что Бронин ведет себя в тюрьме стойко, надежно. Поэтому была дана команда Зорге вер-нуться в Токио.  Но в тоже время в связи с арестом Бронина у Центра в Китае возникло мно-го других проблем. Прежде всего надо было изучить сложившуюся оперативную обстановку, наладить связь с Брониным, находящимся в тюрьме, принять меры по локализации провала, разобраться с агентурой,  оказать помощь в налаживании безопасной и надежной связи Цен-тра с резидентурой «Рамзай».  Исходя из того, что Бронин многое знал по оперативной рабо-те в Германии, в Китае, о Зорге, Айно, о курьерах  Разведуправление по согласованию с НКВД вышло в правительство за разрешением организовать побег Бронина из тюрьмы и к ранее израсходованным по его делу 10.000 золотых рублей запросило на эти цели еще до 50.000 зол. рублей. Нарком обороны К. Ворошилов, согласовав этот вопрос со Сталиным,  дал согласие на проведение операции по спасению Бронина. Таким образом Разведуправле-нию надо было решить комплекс сложных и ответственных задач.
     В этой обстановке, по мнению командования Разведуправления, для решения указанных задач нужен был человек, обладающий большим опытом  и пользующийся авторитетом. Та-ким человеком являлся Л. Борович. И здесь мы подходим к интересному второму мифу, ко-торый непосредственно касается Зорге, когда начинают писать о Л. Боровиче. Можно на-помнить о том, что  написано в главе IV о той путанице с оперативным псевдонимом «Алекс», хотя из биографии следует, что Борович, вернувшись в Москву из командировки, Зорге не застал и не имел никакого отношения ни к его подготовке, ни к поездке в Ки-тай.
     В мае 1936 года в Шанхай в качестве представителя Центра прибыл Борович («Алекс«), сохранив должность заместителя начальника 2-го отдела, чтобы прежде всего на месте разо-браться с обстановкой, сложившейся после провала резидента Бронина.

     Борович Лев Александрович (настоящая фамилия Розенталь), оперативный псевдоним  «Алекс», дивизионный комиссар (1935). Родился в Польше. Участник Гражданской войны. Находясь в распоряжении Региструпра Западного фронта и выполняя обязанности резидента в Гомеле, занимался переправкой агентуры в Польшу (1920-1921). Работал в берлинской и венской резидентурах (1921-1925). Заведующий сектором 2-го отдела (февраль-август 1925), помощник начальника 2-го отдела (февраль 1926-октябрь 1927) РУ штаба РККА. Работал в Австрии, Германии, Балканских странах (октябрь 1927- июль 1930). Служил в советском на-родном хозяйстве (июль 1930-май 1932). Числился в  распоряжении РУ штаба РККА (май 1932-август 1935), но в тоже время являлся сотрудником техсекретариата Оргбюро при ЦК ВКП(б) и ответственным секретарем  Бюро международной информации. Затем вернулся в РУ на должность  заместителя начальника 2-го отдела РУ РККА (август 1935 – июль 1937). Вполне возможно, что до возвращения  Зорге из Москвы в Японию мог познакомиться с Зор-ге и побеседовать с ним лично. Одновременно,числясь  на этой должности, был направлен нелегальным представителем Разведуправления в Китае (май 1936-июль 1937) в качестве помощника заведующего отделением ТАСС в Шанхае под фамилией Лидов. В связи с делом  оргнизации «Польская организация войсковая» (ПОВ) отозван в Москву. 7 июля 1937. Боро-вич Л.А. прибыл  в Москву и 11 июля был арестован, расстрелян в августе 1937 г., реабили-тирован.
     У авторов, пишущих о Зорге,  существует разнобой во мнениях. Одни считают, что в за-дачу Боровича входило руководство резидентурой Зорге. Приводятся воспоминания ветерана разведки Б. Гудзя: «Алекс был в курсе принципиальных установок  в руководстве разведки по операции, обладал большим опытом в разведывательной работе и поэтому мог бы (выделе-но – Ю.К.) совместно с  Зорге обсуждать  те или иные неотложные проблемы и принимать те или иные решения. Он имел полномочия…. Корректировать  работу Зорге в рамках по-ставленных перед ним задач. На него была возложена не просто прямая связь как бы тран-
зитного характера, но и роль ответственного руководителя, рекомендации которого  име-ли силу указаний Центра».
     Другие полагают, что «Он должен был проконсультироваться с Зорге по ряду политиче-ских и организационных проблем и это естественно, так как Борович плохо знал обстановку в Китае, а Зорге был специалистом». Кроме того, из письма «Алекса» в Центр от 29.11.36 г. следует, что Штайн («Густав») тоже имел выход на него. Как всегда истина вероятней всего находится где-то посередине и можно полагать, что Боровичу наряду с решением тех про-блем, о которых говорилось выше, было поручено боле подробно изучить связи Зорге и ре-зидентуры,  выяснить их возможности и дать рекомендации.
     В любом случае Центру надо было наладить радиосвязь между Шанхаем и Токио  в связи с провалом Бронина и отъездом «Элли». Для этого предполагалось использовать  благопри-ятные обстоятельства, так как в Шанхае надо было встретить Анну, прибывшую из Москвы, и Макс Клаузен («Фриц»)  заодно  мог бы обсудить с «Алексом» вопросы радиосвязи. В ию-ле 1936 года  Макс встретил Анну и в германском консульстве в Шанхае сумел официально зарегистрировать с ней брак, передал курьеру Центра пленки. При том, хотя  нигде нет упо-минания о встрече Макса с Боровичем, опять же можно полагать, исходя из текста письма, что встреча с «Алексом» состоялась. В ходе ее «Фриц» передал свой доклад в Центр о про-деланной работе и информацию о Зорге ( последнее является небезинтересной деталью). Так в ней было отмечено, что «В посольстве были люди, которые не любили Рамзая и завидыва-ли его тесной дружбе с Оттом. Это были слепые приверженцы Гитлера: граф Дюркхейм, Шмидт, Шульце и др.».   
     В беседе с Клаузеном Борович старался понять как развиваются дела у Зорге, но «Фриц», на тот момент, мало что знал об этом. Поэтому сообщение «Алекса» в Центр о работе Зорге носило общий характер:
«В колонии «Рамзай» завоевывает всё больший авторитет как крупный отечественный журналист. Он теперь является представителем не только одной маленькой газеты, с ко-торой он начал, но, как Вам может быть известно, корреспондентом одной из крупнейших тамошних газет и ведущего толстого экономического журнала. Его отношения с другими  сотрудниками посольства также хороши, и те из них, которые были натянуты, теперь улучшились».
     С точки зрения налаживания радиосвязи эта встреча результатов не дала, так, возможно по условиям конспирации или по техническим причинам, «Фрица» как специалиста не уст-раивали предложения «Алекса».
     По указанию Центра в  конце сентября 1936 г. Зорге выехал в Пекин, якобы на конфе-ренцию иностранных журналистов,  где встретился с Боровичем. На встрече Зорге передал  очередную порцию информационных материалов на фотопленке, проконсультировал «Алек-са»  по интересующим его вопросам. При этом есть небольшая деталь, Зорге, как было ранее обусловлено в Центре, не поехал в Шанхай, а провёл встречу с Боровичем в Пекине.
     Здесь следует отметить, что после встречи и беседы с Зорге сообщение «Алекса»  в Центр в октябре носит более точный характер:
     «”Рамзай” дает Отту информацию главным образом по экономике Японии (выделено – Ю.К.), пишет ему на эти темы доклады. Время от времени передает ему также сведения военного и военно-политического характера. Отт целиком использует доклады «Рамзая» для своих докладов в Берлин. Дирксен также  относится к «Рамзаю» с доверием и принима-ет его для докладов, используя неоднократно информацию «Рамзая» для своих докладов в Берлин. Отт, получив какие-либо интересные материалы или собираясь писать, приглаша-ет «Рамзая» и знакомит его с материалами. Менее важные передает «Рамзаю» на дом для ознакомления, более важные, секретные – «Рамзай» читает у него в кабинете. Бывает, что Отт, дав материал, уходит из кабинета по делам или с очередным докладом к  послу. «Рам-зай» выявил расписание этих докладов (продолжающихся 20-40 минут) и, пользуясь этим, приходит к Отту минут за 15 до доклада – с тем, чтобы задержаться с материалами на время его отсутствия. За это время он имеет возможность сфотографировать материа-лы».
     Это сообщение очень важно не только в том, что показывает некоторые условия и методы работы Зорге, но и в том, что они не вызвали у Боровича ни возмущения, ни критики. Это только подтверждает, что Борович был информирован  о конкретной  и ясной установке Центра относительно характера взаимоотношений Зорге с германским посольством. О задаче Зорге, взятом из архивных документов, четко написано в материале Сироткина:  …«войти в полное доверие сотрудников германского посольства», «считать наиболее эффективным установление служебного или полуслужебного сотрудничества  в посольстве (выделено – Ю.К.)..». Далее Сироткин пишет: «..эти услуги заключались в снабжении Отта разного рода полуофициальными и неофициальными информациями по экономике, внутриполитическому положению и военно-политическим мероприятиям Японии. Это явилось основным важ-нейшим фактором, который помог «Рамзаю» сделаться «своим человеком в германском посольстве (выделено – Ю.К.)».
    Что касается радиосвязи  с Боровичем, она так и не была налажена.и он направил в Центр «телегу» с жалобой на «Фрица». Реакция последовала незамедлительно и  в конце 1936 г. пришло довольно неприятное письмо из Центра, в котором, несмотря на высокую оценку ра-боты резидентуры «Рамзай»  за год,  были предъявлены  серьезные претензии из-за необес-печения радиосвязи с резидентурой Боровича. Причем в нем Центр не стеснялся в  выраже-ниях, обвинив Клаузена («Фрица») и соответственно Зорге, как руководителя, в небрежно-сти, ленности  и бюрократизме.