Замкнутый круг

Россия 1827 год
Кладбище – зрелище унылое. Холмики, кресты, березка то ли скорбит, то ли просто растет… длинные тонкие ветви свешивает, тянется к земле, склоняется над свежей могилкой, шумит резными листочками. Слабый ветерок перебирает зеленые пряди, ласкает березовую грусть, играет черной шелковой лентой, скорбным дополнением к дорогому модному цилиндру. Кроме совсем белых седых волос весь облик немолодого сухощавого мужчины был черен и мрачен. И одежда, и выражение лица его соответствовали горестному месту. Лицо его с крупными тяжелыми чертами покрыли морщины пожилого возраста и глубокой скорби.
-Жена? – услышал он за спиной, неожиданно мелодичный женский голос.
-Жена. Марьюшка, – вздохнул старик.
-Совсем молодая, – грустно произнесла незнакомка.
Вдовец взглянул на нее с интересом. Говорившая была гораздо моложе его сорокалетней жены, но верно уловила отношение старика к своей супруге. Такая мудрость казалась неожиданной в тоненькой хрупкой фигурке под кокетливой шляпкой.
-Простуда.Лихорадка. За неделю сгорела, – доверительно пожаловался вдовец.
-Горе, – проникновенно прошептала незнакомка.
-Совсем один я остался
-В такой скорби нельзя одному, – грустно поддержала женщина.
-О, – горестно покачал головой вдовец, – один, совсем один остался я на белом свете.
-Неужели некому поддержать вас в трудную минуту? Неужели нет рядом родной души? – поразилась незнакомка.
Её возмущение и грусть прозвучали настолько искренно, что старик невольно взглянул на молодую женщину внимательнее. Налетевший ветерок приподнял черную вуаль призванную скорее  создавать флер таинственности, чем подчеркивать тоску, показал полные чувственные губы, розовые щечки, как персики налитые юной свежестью, очаровательно-чуть вздернутый тонкий носик и большие светлые глаза, окруженные густыми ресницами. Мужчина даже успел заметить темную вьющуюся прядь, выбившуюся из прически, возле маленького аккуратного ушка. На все ему хватило одного быстрого взгляда, успевшего отметить и высокую грудь, и гибкую талию.
-О, я несчастный человек! – принялся жаловаться он, – я так одинок. Взрослые сыновья служат далеко от дома. У них своя жизнь. Мы  с женой приехали в столицу не на долго,  только по делам. Но проклятый петербуржский климат сгубил её.
Незнакомка сочувственно вздохнула, но в её тихом вздохе, вдовцу послышалось заманчивое жеманство.
-Простите мою невежливость, – продолжил он, – я не представился – Головин. Аполон Федорович Головин. Помещик. Вдовец. Человек бесконечно одинокий и, видно, не нужный больше никому  вместе со всем своим богатством.
 -Настасия Михайловна Щукина, – кокетливо присела в легком книксине женщина.
Она даже не стала объяснять свое появление в таком не подходящем для знакомства месте, поправила свою черную изящную шляпку, невинным жестом отряхнула строгую, но модную юбку, скромно простилась и ушла, словно растаяв среди надгробий.
Более они не встречались, но несмотря, на всю свою солидность и серьезность, Аполон Федорович вскоре стал замечать, что к грустным мыслям о кончине супруги, все чаще стала прибавляться светлая грусть от того, что он не знает, где ему искать Настасию Михайловну. Воспоминания об их нежданной встрече стали посещать вдовца все чаще. И Аполон Федорович и сам не заметил, как грусть по ушедшей супруге стало вытеснять раздражение от невозможности что-либо предпринять для поисков дамы под вуалью.
Дни шли за днями. Мысль о загадочной особе становилась все назойливей и неотступней. Вскоре Аполон Федорович поймал себя на том,  что не может, как прежде, спокойно сидеть в своей карете и дремать, пока не прибудет туда, куда направлялся, а не отрывает взгляда от пыльного каретного оконца,  постоянно высматривая на шумных петербургских улицах знакомый силуэт. Он напоминал себе, что не сможет разглядеть Настасию Михайловну в её карете, но смотрел и смотрел, боясь отвести глаза. Ещё с молодости он всегда был домоседом    и   не любил лишний раз окунаться в столичную суету, теперь же город на  берегах Невы начал ему нравится. Он любовался его проспектами и набережными,  рад был каждому поводу отправиться куда-нибудь. А порой и сам выдумывал эти поводы. Как-то поехал он на званый ужин к графине Волконской. Несмотря на недавнее бегство в Сибирь дочери вслед за своим ссыльным мужем, графиня всем пыталась доказать, что в её жизни ничего не изменилось и продолжала сохранять хорошую мину при плохой игре. По дороге к ней медленно продвигаясь по запруженному Невскому, Головин разглядывал пеструю толпу и вдруг возле Александровского  сада заметил знакомую черную шляпку.
Щукина шла пешком, одетая в невзрачное серое платье, грустно опустив голову.
-Настасия Михайловна! – радостно завопил Головин, и едва не ринулся из кареты раньше, чем та остановилась.
Щукина подождала, заинтерисовано подняла глаза.
-Как же я рад вас встретить! – восторженно выпалил Аполон Федорович, стремительным жестом сорвав с головы цилиндр.
-Я тоже рада нашей встрече, – мило улыбнулась она.
-Что вы? Как? – суетился он.
-Все хорошо.
-А я, знаете ли, чужой в этом городе. Так, наношу официальные визиты.
-Вас ждут? Вы спешите?
-Нет, нет. Прием – скука. Все гости чопорные, пустые… я лучше прогуляюсь. С вами пройдусь. Идемте в парк.
-Что ж идемте, – мягко согласилась она.
Молодая женщина равнодушно повела плечиком, но по её губам скользнула победная улыбка. Головин предложил ей руку, она легко оперлась на неё и пошла рядом. Вдовец был весел и разговорчив, как влюбленный студент. Тенистые аллеи вдохновляли его на массу веселых рассказов и воспоминаний, она мелодично приятно смеялась его шуткам, остроумно отвечала. И произвела на собеседника неизгладимое впечатление. Он был в полном восторге  от того, что Настасья Михайловна милостиво согласилась встретиться с ним здесь же на следующей неделе, правда о себе она совсем ничего не рассказывала и наотрез отказалась, чтобы её подвезли до дома, но таинственность только добавляла ей прелести.
Встречи в парке становились все чаще. И вскоре стали ежедневными. Его новая  знакомая все больше казалась Головину образцом совершенства. Он совсем не замечал, что она всегда  приходит в одном и том же небогатом платье, а печатками скрывает огрубевшие, не холеные руки. Ее частые опоздания, он находил очаровательным кокетством. Так незаметно текли летние дни, катилось по небу солнце. Шумел густой листвой зеленый парк. Щебетали на ветвях беспокойные птахи. День ото дня влюбленные жили только встречами, блеском любимых глаз и нежностью улыбок… а сентябрь осыпал леса золотом, наполнил теплый ветерок осенней грустью. Закружило узорные листья прощальное бабье лето. Как-то Головин пришел небывало серьезным и решительным. Щукина вопреки обыкновению явилась вовремя, и все равно он был первым и уже ожидал женщину на их обычной скамеечке. Едва увидев Настасью Михайловну, он вскочил на ноги  и поприветствовав её, произнес торжественно и как-то трагично.
-Осень.
-И что ж с того? – не понимая, пожала плечами она.
-Я…мы…я… - начал он волнуясь, – не сочтите мои слова за бестолковую поспешность. Я все обдумал, – Головин не знал, куда деть руки, внезапно схватил её запястья своими похолодевшими пальцами, – я всю ночь не спал… я решился… я оставил всякие сомнения, я умру если вы покинете… будьте моей женой Настасья Михайловна.
Она улыбалась, глядя на нерешительность и смущение седовласого мужчины, потом погрустнела, произнесла тихо:
-Прежде чем дать ответ, я должна поведать вам о том, что может изменить ваше намеренье.
Она мягко остановила его протестующий жест и продолжала:
-Вы должны знать, что я вам не пара. Я не дворянка. Я бедна. Мой отец владел доходными домами и даже книжной лавкой… но проиграл  сперва лавку,  потом и все дома. А когда проиграл последнее и понял, что оставил нас с матерью без средств к существованию, отец схватился за сердце и… умер, – Настасья Михайловна всхлипнула, закрыла лицо руками и разрыдалась.
Головин обнял ее, принялся успокаивать, гладить по голове.
-Плохая я невеста, - сквозь слезы продолжала женщина,  - из приданного только долги да  воспоминания о прежней благополучной жизни. Только и осталось, пара платьев да черная шляпка.
-Милая моя, – вытирал её слезы Аполон Федорович, – что ж ты раньше мне всего не рассказала?
-Я боялась, – зашлась в рыданиях она, – я боялась, что вы меня бросите…
-Боже мой, Боже… – воскликнул он, – я достаточно богат… мы поженимся… все будет хорошо.
-А как же общество? Они осудят неравный брак…
-В высшем обществе сейчас такое твориться, вон одна Волконская чего стоит. Все эти тайные кружки, заговоры, покушения… на нас никто и внимания не обратит. Мы уедем в деревню…
-Не хочу в деревню, – капризно вздохнула Щукина, – я люблю Санкт-Петербург.
-Хорошо, хорошо, – сразу уступил Головин, – останемся в городе. Главное скажите, согласны ли вы быть моей женой?
-Да, – вздохнула она.
   Свадьбу назначили уже через месяц и злые языки говорили, что молодая невеста торопится заполучить богатства старика, пока он еще жив.
Но на самом деле седовласый Аполон Федорович был еще крепок здоровьем, а оба молодожена выглядели столь счастливыми, что злые языки мигом смолкли.

Те, кто набился в маленькую аккуратную церквушку поглазеть и посплетничать об уродстве неравного брака, были разочарованы и шокированы широкой ясной улыбкой молодой свежей невесты. Ее сияющее лицо, розовые щечки и легкое смущение, как нельзя лучше гармонировали с белоснежными кружевами и легким атласом её платья. Тщательно уложенные кудри так красиво оттеняла почти прозрачная дымка фаты, нежные цветы украшали затканный жемчугами корсаж – все было прекрасно и органично, только… совсем иначе представляли себе гости молодую женщину, отдающую свою руку седовласому старцу. Каждый присутствующий ожидал увидеть заплаканное бледное лицо, припухшие от слез глаза, искусанные в отчаянье губы. Однако, даже самый внимательный наблюдатель не находил ничего подобного. В твердом и уверенном «да» произнесенном обоими брачующимися довольно громко, нельзя было понять, кто из них больше радовался происходившему. Когда священник принялся поздравлять и нудно наставлять супругов, взгляд молодой женщины слегка затуманился, на радость подозревавших дурное, но это было лишь быстро мелькнувшее воспоминание…
Неопрятная, неопределенного возраста гадалка, широко разложила потертые карты, склонилась над ними, помолчала угрюмо и изрекла весомо:
-На кладбище ступай. Там ждет тебя твоя удача. Твое богатство туда придет. Он вдовец. Не гляди что седой да старый, он здоров да силен. Любить тебя будет очень…и ты, – удивленно прибавила она, – и ты его полюбишь. Счастлива с ним будешь…
Не солгала гадалка, довольна осталась своей семейной жизнью госпожа Головина. С гордостью посещала она лучшие дома столицы. Ни  чем не замарала чести своего мужа. Спокойно и достойно миновали пятнадцать лет, прежде чем Головина скорбной вдовой вновь оказалась на кладбище. Она  склонилась над свежей могилой в подлинной грусти, и совсем не заметила скромно одетого молодого человека, не сводившего с неё глаз.
-Муж? – вежливо спросил он.
-Муж, – вздохнула она, – совсем одна я осталась. Оба сына Аполона Федоровича погибли. Дуэлянты безрассудные. Одна я осталась.
-Нельзя быть одной, – посочувствовал незнакомец….
Величественно шумела зеленая листва, неумолчно щебетали птицы, ветерок играл лентами шляпки…
Жизнь продолжалась. Молодой, обаятельный, но удручающе бедный встретил свою богатую вдовушку. Они взглянули друг на друга… и круг замкнулся.