на Boden See отрывок из романа

    Под  утро  выпал  снег, но  продержался  недолго, изменив  облик  Вангена  лишь  на  несколько  часов, а  потом  опять  засияло  солнце,  потеплело  и  казалось, что  теперь  ранняя  весна  пришла  насовсем.  Буров  уже  хорошо  освоился  на  местности, ежедневно  бродил  берегом  озера, кормил  уток, смотрел  на  зимовавшие  у  причалов  яхты  с  убранными  парусами  и  привязанными  к  шкотам  чучелами  ястребов.  В историческом  прошлом  Wangen  был  еврейским  поселением и ,конечно, не  избежал  участи  «хрустальной  ночи»,  памятная  плита  стоит  сейчас  на  месте  сожженной  нацистами  синагоги.
    Он  побывал  в  доме-музее  Отто Дикса  в  соседнем  Hammenhofen,  где  художник  жил с  тридцать  шестого  года, после  того,  как  его  лишили  кафедры  в  Дрездене,  и  до  своей  смерти  в  шестьдесят  девятом. Прочный,  просторный  дом  стоит  на  вершине  холма  в  окружении  высоких  деревьев. Тишина,  много  воздуха,  близость  нейтральной  Швейцарии…Солдатом  Дикс  воевал  на  Западном  фронте,  участник  битвы  на  Сомме. Его  антивоенные  картины,  может  быть,  самое  сильное  слово,  сказанное  в  искусстве  на  эту  тему.  Но  безногие  инвалиды  в  фельдфебельских  фуражках, плотоядно  заглядывающиеся  на  уличных  проституток, были  написаны  раньше,  а  здесь на  Bodensee  он  рисовал  по-другому  и  о  другом. Одну  из  картин  этого  периода  Буров  увидел  в  доме  Иды.
    Ида  -  добрый  друг  семьи  Кенигов. Ей  семьдесят  лет,  подвижная,  сухонькая, легкая,  как  птица. Короткая  стрижка  темно-седых  волос,  узкое,  чуть  вытянутое  вперед  лицо,  как  бы  вежливо  прислушивающееся  к  собеседнику, светло-голубые  глаза,  и  во  всем  облике  безошибочно  угадываются  деревенские  корни,  прежде  всего  по  рукам  -  только  крестьянский  труд  делает  их  такими смуглыми  и  корявыми.  Они  некрасивы,  как  и  лицо,  но  интересны,  их  хочется  разглядывать, воображая  прошлое  хозяйки. Странно  их  сочетание  с  белой  фарфоровой  чашкой  кофе,  которую  протягивает  ему  Ида:  «Bitte,  Doktor».  Он  терпеть  не  может  этого  обращения  -  «доктор»,  но  то,  как  произносит  это  Ида,  ему  нравится.  И  нежный,  трепещущий  на  блюдце  треугольник  K;sekuchen  ,  сродни  нашей  ватрушке, тоже  испечен  этими  руками. Ида  не  была  замужем  -  жениха  убило  в  России,  и  всю  жизнь  прожила  на  Bodensee.  Рядом  дом  ее  брата, у  входа  на  земле  лежат  старые  мельничные  жернова. Ида  послужила  моделью  для  нескольких  картин  Дикса,  и  в  благодарность  он  подарил  ей  этот  пейзаж,  что  висит  в  гостиной  рядом  с  кафельной  печью.  Bodеnsee  на  нем  в  расплывчатых, розово-голубых  тонах,  как  бы  нарочно  неестественных,  чтоб  не  быть  точной  копией  вида  из  окна.
   В  последний  перед  отъездом  день, в  праздник  трех  святых  королей,  они  с  Кенигом  уехали  в  Konstanz.  Моросил  дождь,  магазины  по  случаю  праздника  не  работали,  и  город  был  почти  безлюден.  Никуда  не  торопясь,  они  побродили  по  центру,  осмотрели  M;nster Unserer Lieben  Frau,  прошли  в  порт, где  над  причалами  пассажирских  судов,  как  маяк,  возвышается  каменная  статуя  легендарной  куртизанки  в  распахнутой  тунике,  с  обнаженной  грудью  и  открытой  до  паха  ногой.  Подобно  Фемиде  она  держит  во  вздетых  руках  крохотные, карикатурные  фигурки  папы  и  кайзера  -  символы  церковной  и  светской  власти. Подчеркнутая  сексуальность  изваяния  вызвала  в  свое  время  много  нареканий  в  прессе. Статуя   медленно  вращается  вокруг  своей  оси,  и  если  поступить  также,  то  перед  глазами  будут  проплывать  последовательно:  Insel  Hotel,  где  Микаэль  провел  несколько  дней  своего  медового  месяца,  набережная  с  аккуратно  остриженными,  что придавало  им  несколько  уродливый  вид.   голыми  кронами  коренастых  платанов,  памятник  графу  Цеппелину  -  уроженцу  Констанц, похожий  на  гигантский  сарай  Konzil,  где  в  средние  века  состоялся  Вселенский  собор,  положивший  конец  расколу  католической  церкви, вид  на  площадь  с  фонтаном, обливаюшим  бронзовых зверушек,  вокзал,  снова  порт  и ,  наконец, громадное,  застывшее  зеркало  Bodensee  с  низко  нависшим  небом,  где  у  горизонта  видна  ломаная  панорама розоватых снежных  вершин   Альп.
    Кафе, куда  они  завернули  промочить  горло,  было  таким  же  уютно-пустым,  как  и  весь  город  сегодня. Сводчатый  потолок  мягко  освещали  желтые  бра  на  стенах.  Удобная,  прочная  мебель  из  полированного  темного  дерева,  обитая  синим  штофом. Сидевший  напротив  Кениг  показался  ему  уставшим; конечно,  все  эти  поездки  не  могли  не  быть  утомительными  для  пожилого  человека,  а  .  может,  давление  подскочило  из-за  плохой  погоды. Утром  Кениг  позволил  себе не  бриться,  и  сейчас  седая  щетина  была  хорошо  заметна  на  гиперемированном  лице. Тихо  заиграла  музыка. Это  была  «Лили  Марлен». Именно  то,  что  он  хотел  бы  услышать  сейчас,  сидя  вдвоем  с  Кенигом  в  пустом  кафе. Какая  из  наших  песен  более  всего  созвучна  «Лили  Марлен» ?  «Синий  платочек»? «Огонек»?  А,  может, «Темная  ночь»?  Странно  было  бы  сейчас  услышать  «Темную  ночь».
    Хозяйка,  подошедшая  получить  по  счету,  заметив  у  Кенига  некоторую  неловкость  пальцев,  когда  он  доставал  деньги  из  бумажника,  спросила,  скорее  даже  не  с  сочувствием,  а  просто  констатируя  факт:  «Artrose ?».   «Kriegsverletzung» -  буркнул  Кениг,  продолжая  возиться  с  кошельком.
    Он  был  ранен  в  конце  сорок  четвертого,  когда  его  призвали  на  военную  службу,  чуть  ли  ни  в  первом  бою. На  Западном  фронте.  «В  первом  деле  никто  не  гибнет» - говорит  Портос  у  Дюма.  Попал  в  плен  к  американцам,  и  был  вывезен  в  Америку,  в  штат  Тенесси. Там,  в  лагерном  лазарете, Кенига  оперировал  немецкий  хирург,  тоже  военнопленный. Прооперировал  прекрасно -  сшил  перебитые  сухожилия,  нервы,  но  полного  восстановления  функции  кисти, конечно,  не  могло  произойти. С  мечтой  о  хирургии  пришлось  расстаться…  Как-то  в  первые  дни  их  знакомства  Кениг поинтересовался,  сколько  зарабатывает  русский  врач?  Ответ  ошеломил  его.  «Это  же  столько,  сколько  нам  выдавали  американцы  в  лагере».
    Расплатившись  за  пиво  и  кофе, (еду  они  не  заказывали,  так  как  дома  их  ждала  отваренная  форель,  еще  утром  плававшая  в  пруду  у  Иды), они  вышли  на  улицу  к  старым  домам  Крнстанцы. Городу  повезло  -  его  не  бомбили.  Южный  район  города  -  Kreuzlingen - это  уже  Швейцария,  и  союзники  опасались  промахнуться  при  бомбометании.