Курсив мой

      К 50-летию Белгородской региональной организации Союза писателей России

  Не понимаю и не приемлю словосочетания «местный поэт». Такая же нелепость, как местное вдохновение, или местный алфавит.  Поэт - он и в Африке поэт, чему яркий пример Пушкин. И люди, о которых я стану теперь говорить - просто поэты, без всяких приставок. Хотя объединяет их именно местность - наш Белгородский край.
   Да больше того! Я стану перебирать их книги, отмеченные личными дарственными надписями. В этом тоже отличие моих поэтов от поэтов других мест, чьи книги  с подписями я тоже представлю, но в другой раз.
   Теперь же передо мной стоит задача. Поэты - люди особо ранимые, и просто теряюсь - в какой последовательности представлять вам гостей моей книжной полки. Ведь если фамилия поэта начинается на «Ч» - это совсем не значит, что он для меня менее значим, чем поэт с первой буквой в фамилии «Б».Потому алфавитный подход отпадает.
  Тогда может - по талантливости книжек?
  Ну, братцы! Кто ж возьмет на себя грех выстраивать поэтов в затылок друг другу! Запишу человека в хвост очереди - а он через пятьдесят лет станет классиком. Потому зажимать никого нельзя.
  А давайте так. Я сейчас разберу книги и сложу их по алфавиту. Да-да, выстроим книги  от «А» до «Я», чтоб ни кому не обидно было,
  И приступим, помолясь.
  Да, вот еще. Я уверен, что у любителей поэзии по России много таких книжек. Но мои ценны именно дарственными надписями. Понимаете - просто томик - он, как чопорный незнакомец - элегантен графикой, застегнут в переплёт, говорит отцеженным выверенным языком.
  А книжка с подписью - это тот же томик, но словно с порезом вены, с капелькой крови на манжете.На иной книжке подпись - как укол булавки : «Дружески. Перовский». На другом - беглым курсивом, в полстраницы,нервно - словно порез бритвы : «Володе Калуцкому. Дружески, виновато, на всё доброе и светлое. Вл. Молчанов, 19.12. 1995».
   И подписи - это  уже то, что делает отдельные томики не просто единицами тиража, но - документами эпохи, хранителями живого прикосновения поэта.
   Так вот. Книги сложил стопкой и приступаю. Не без некоторого трепета.
   Ещё бы. Первая книга - и уже событие. Помню - услышал о ней в программе областного радио. Там и сам автор выступал - Николай Перовский. Шёл 1973 год.
   Это нынче книги пекутся, как блины - печатают, кому не лень. В основном - пена, в которой тонут настоящие вещи. А тогда….
   О, тогда самая тонка брошюра, вышедшая в области - была общественным событием. Тогда в области ни у кого, кроме сектора печати Обкома партии, не было издательской лицензии. Наши белгородцы, уже прошедшие цензуру и одобренные редакционными советами, годами столи в очереди на издание в Воронеже, в Центрально-Чернозёмном книжном издательстве. А уж в Москве напечататься..! Всё-равно, что на Марсе.
  И вот «Николай Михайлович Перовский рассказывает нам о своей новой книге стихов «Август». Николай Михайлович, если не трудно - прочтите самое любимое ваше стихотворение из нового сборника. Нашу слушатели особо ценят авторское чтение».
  Легкое потрескивание эфира, а потом с некоторым нервом, напористо, динамик донес мне :
 
 «Я каждый раз испытываю страх
Перед пустым листом бумаги…
О , муза! Одари меня отвагой,
И помоги  мне сделать первый шаг!
пусть будет слабой первая строка,
А смысл её корявым и не новым -
Я отыщу единственное слово,
Минута вдохновения близка…».

   Боже мой! Это был обо мне, начинающем сочинителе, и , оказывается - было не толь ко со мной! Но я тогда и мечтать не мог встретиться с поэтом. Они были небожители,поэты, и их было мало,-штучный товар.Их имена  знали мальчишки и девчонки в самых дальних хуторских школах. Чернухин, Аляутдинов, Овчарова, Белов,загадочная, как Ассоль - Таня Олейникова… К одеждам бы прикоснуться - уже счастье.
  А потом мне повезло. В те годы у поэтов и писателей был добрый обычай - проводить по районам дни литературы. Садились они в рейсовый автобус всем тогдашним отделением Союза писателей СССР и ехали по городам и весям. И тогда случались настоящие праздники слова.
  Вот так неожиданно к нам в Новый Оскол приехал с бригадой и Николай Перовский.  Я к тому времени его «Август» уже купил, и на встречает он мне так и написал на лицевой странице «Дружески. Перовский». Не думаю, чтобы он запомнил эту встречу, но я с тех пор называл себя знакомым поэта Перовского.
  Вот какие воспоминания разворошили во мне всего два слова прозы удивительного поэта.
  К слову - о Союзе писателей. В нынешнем году исполняется 50 лет нашему областному отделению Союза. И признаюсь - я подхожу к книгам с точки зрения того, - состоит ли поэт в творческом Союзе, или нет? И не случайно это. Просто членство есть некий знак качества стихов - тут никуда не денешься. Причем - вне всякого сомнения - высокая поэзия всегда у тех, кто состоял в Союзе советских писателей. Тогда бездарь получить заветную членскую книжку с тисненым золотом  орденом Ленина получить не могла  ни за какие деньги, ни по какому блату.
  Это был билет в бессмертие, извините за пафос.
  Так вот Николай Перовский и состоял в том откалиброванном Союзе.
  Нынче планка сбита. Но всё равно поэты, имеющие статус членов Союза писателей Россиив своих творения на голову выше остальных. Это неоспоримо.
  И отсюда начинаю подробнее.
  Вы знакомы с поэтом Юрием Макаровым ? Если нет - спросите у своего ребенка. Все школьники области воспримут это имя с улыбкой. Удивительно, потрясающе доходчивый детский поэт! Он и сам похож на мультяшного Громозеку - огоромный, словно с множеством рук и улыбка шире лица - будто держит во рту полумесяц. У него много книг, и все есть у меня с авторской подписью. Как вот эта небольшая - «Белополье». «Володе Калукому на добро" .  И подпись, где буква "Ю" выполнена в виде лукавой рожицы.

«Это было всегда, это будет,
Будут дни не светлы, не легки…
Умирают деревья, как люди,
За собой оставляя ростки».

Я Юре Макарову много раз говорил : не пиши стихов для взрослых. Твой читатель - дети.
 Он на меня за это обижается. И печатается, печатается, печатается. В Татарстане,Москве, на Украине. Вежде, где есть дети.
 … Да, если так дальше пойдёт, то у меня поля Интернета не хватит написать обо всех отложенных книжках. Скажите - как я буду выглядеть в глазах Людмилы  Брагиной, если о её "Белом наливе» напишу вскользь? Скверно буду выглядеть, а ведь она мне книгу подписала искренне : «Володе Калуцкому с дружественными поэтическим приветствием на всё самое добр,пое и светлое в жизни. 16.04.97».
  Люда! Прости, родная - я бы о тебе поэму написал. Но тут пока - одно твое откровение:

«И облака скитаются по свету
Беспородной и бесцельной чередою,
ненужные зиме, чужие лету -
Им не пролиться влагой молодой.

Так сердце, позабытое тобой,
С весенним облаком живет одной судьбой».

  Хорошо!
  Мне вообще кажется, что у Люды ненаписанного много больше, чем написанного. Впереди у нее - годы сладкого труда.
  «Сладкого»? Это я - о поэзии? Да полно - что я знаю о стихах? Тем более, если рядом произносят легендарное, почти мифическое имя - Игорь Чернухин!
  Я ходил во второй класс, а Игорь Андреевич уже был именем. Тогда и услышал я о нем. Кажется - и строк не запомнил, а имя врезалось в память. Необычное : Игорь - гарь, да еще Чернухин. Мне оно напоминало жаркий древесный уголек, живший в нашей печке. Когда на него прямо глядишь - он чернеет и гасит внутри  себя огонек. А отведешь взгляд - тут же в уголке глаз - рубиновое ,пятнышко. Так для меня и Игорь Андреевич тогда - неуловимое имя, а всегда где-то рядом.
  Спустя годы мы познакомились. Не думаю, что знакомство это что-то дало Игорю Андреевичу. Но меня оно свело с самым чистым человеком из всех, кого встречал. И книги  его для меня - не книги - учебники. Причем - и в прямом смысле тоже. Ведь точные, с филигранной  отделкой стихи есть мерило моих попыток сочинительства. Выдержанные в лучших традициях русской классической поэзии, стихи Игоря Андреевича уже вошли в сокровищницу нашей литератцуры.
 Да вот - хотя бы книга «Берег Памяти». Это - первая из подаренных мне автором. Она тоже досталась мне на Днях литературы, но уже в Бирюче, в далеком 1976 году. Я тогда работал в районной газете «Знамя труда» и помню, как мы всей редакцией завалились в гостиницу к приезжим литераторам. Там Игорь Андреевич и написал на своей книжке «Вл. Калуцкому с надеждой. Игорь
Чернухин, 17 11. 1976 года». Не знаю, о какой надежде писал тогда поэт, но с тех пор я всегда подписываюсь не иначе, как «Вл. Калуцкий».
  А та книжка выпущена была Центрально-Черноземным издательством. Там  была впервые напечатана хрестоматийная теперь поэма «Бел-город»:

«…Застучали топоры
У горючей Бел-горы,
У горючей Бел-горы
Застучали топоры,
Плотнички-работнички,
Божие, веселые,
Ходите,молодчики,
По градАм и селам».

  Что ни  строка - то запах стружки.
  А совсем недавно у Игоря Андреевича вышел  двухтомник «Между прошлым и будущим». Проза. Высокой пробы, как это бывает у поэтов. Смело можно ставить рядом с «Жизнью Арсеньева» Ивана Алексеевича Бунина. Тот  же накал, то же мастерство.
  …Да.
  Богатый я человек. В знакомых у меня - много людей, и все  лучше меня. Учись и набирайся. Вот хотя бы Вера Кобзарь…
  Она намного моложе меня, но зову я её не иначе, как крёстной матерью. Тут - наша тайна, а я пишу об открытых для всех вещах. Как её книга «Весенний дождь» . Да, конечно с подписью, и подпись я тоже тут не приведу. А вот стихи из книг и - пожалуйста :

«Сорвется с неба яркая звезда,
Высвечивая сонную округу,
И свет её умчится в никуда,
Над чистым полем и цветущим лугом.

Всего лишь  вспышка ослепит глаза,
И ночь на миг покажется темнее…
Да по щеке прокатится слеза,
Да сердца стук всё чаще и большее»,

 И пусть кто-то докажет мне, что у Рубцова об этом же написано лучше!
  Вера Петровна, я бы говорил о твоих стихах еще и ещё, но тут вполнеба замаячил Виктор Иванович Белов.
  …О-о-о, - Белов!
  Помню, я как-то на одно из его посещений Бирюча писал эпиграмму:

 «Вы слыхали о торнадо?
Ну, тогда, без лишних слов
Расскажу вам, если надо,
Как является Белов».

Белов - это не стихи. Это стихия. В высших своих проявлениях он выбрасывает из себя такой протуберанц, что даже признанные великие на миг растворяются  в его огне. Такова, например его «Картошка». Даже теряюсь, пытаясь определить - что оно такое? Так написать? - откуда силы. С Хопра ли, где он родился, с Харьковской ли горы, где сейчас живет?
  Нет, из сердца. Я приводить стиха не стану - поищите сами, если еще не читали. А приведу вам другое четверостишье, из книги  «Вербы над Хопром», что вышла в том же Центрально-Чернозёмном издательстве еще в 1976 году:

«Хлеба, хлеба! Как морем еду.
Хоть все тропинки знаю тут,
Боюсь, меня с велосипедом
Хлеба с размаху захлестнут.

Мой путь - до полевого стана,
Дорогой еду, как по дну,
Коль  море колосом достанет,
Знать, выбьет спицу не одну,

Шумят хлеба! В свой край влюбленный
Гляжу вокруг… А срок придёт -
Введут комбайн, открыв кингстоны,
И море все в него войдет.

  А какова стока «Хлеба с размаху захлестнут»!Нет, напишите лучше!
  На книге подпись : «На память о В. Белове. Может - свидимся. 14 апр. 1977 г». Это тоже свидетельсвто  о днях литературы в Бирюче. Спустя годы, когда Виктор Иванович работал на областном радио, мы часто встречались. Но что-то случилось - я беру вину на себя - и мы ,разошлись, как комбайны в хлебном поле.
  Хотя - разве это так? Вот  же книга. «Может -свидимся»?
  Собственно, растерял я в белгородских поэтах не только Виктора Ивановича. Живет там и творит еще один Виктор. Вернее писать - «Вiктор». Фамилия - Череватенко. Щiрый украiнский пiсменник. Сей двуязычный змий пишет одинаково ладно что на русском, что на украинском языках. Да сам же себя и переводит.
 Хотя - не только себя.И не только переводит. Его стихи - как плач о нынешнем сумбуре на Днепре. Вот   послушайте:

Кiiв  I Русь?
Як роз,езднати?
Просто у полi
Стовпи закопати?
Треба мовчати,
Треба брехати,
Треба про рiд свiй
Нiчого не знати.

Стоiть коло хаты
Засмучена мати…
Прикорно дивитись
На Киiвську Русь.

 Я удивлялся  Виктору Череватенко, пока не узнал, что он - детский доктор. А потом понял . Конечно - это же плеяда Чехова, Булгакова, Вересаева. Из докторов выходят лучшие писатели. Тем более - повенчанные с Украиной.
  Нынче, насколько пользуюсь слухом, Виктор Яковлевич получил добротную литературную премию. Что ж - деньги  доктору лишними не будут. А поэту - тем паче.
  А еще если при  этом сознаешь, что уже нет поэтов, которые никогда никаких премий  не получат. Но имена их уже сами по себе - награда, готовое название для пока не существующих премий.
  А почему нет? Если бы мне вручили литературную премию имени Александра Филатова - я был бы счастлив. Но  пока такой премии ,не учредили.
  Но есть книги с этим именем. Вот у меня с подписью - «Огни зовущие» : «Со скромной надеждой быть прочитанным, От автора. 4 нояб. 1980 года»…
  Я помню ту встречу в стенах Белгородского педагогического института им. М.А. Ольминского. Переполненный зал и черноволосый красавец -поэт. Громовержец в инвалидной коляске. Это он читал из новой книги :

- В поле не ездил с прошедшего лета -
Зерна упали. Взошли зеленя.
Странно однажды родиться поэтом
С долей такою же, как у меня.

…Что бы я мог? Непослушные ноги
Вдруг затекли, не пройдя полпути.
Поле мое, ну, прости, ради Бога,
Поле мое, ради Бога, прости.

  Стоял зрелый застой. Это я тут слово «Бог" в его стихе написал с большой буквы, самочинно. Тогда было нельзя, тогда Бога не было. Но был Саша Филатов. Честный, как Нагорная проповедь, и творчески раскавыченный, как Евангелие.
  Даже если бы он не был поэтом - это всё равно был магнит. И если он молчал, то молчание было наполнено высоким смыслом. Когда говорил - смыслом исполнялись слушатели.

                (Продолжу позже)