Nibius - 102-ая часть

 В Америке расцветали галаксис-бары, которые уже были и в Европе, но как редкость. Молодёжь красила себе лица и наряжалась как хотела, изображая инопланетян и в баре все прыгали дурачились и танцевали под диковинную электронную музыку. У одного парня спросили как-то, после визита в Европу по друзей, бывал ли он там в галаксис-баре и тот ответил утвердительно. На вопрос чем отличается, американский галаксис-бар от европейского, тот ответил скромно, - тут бар для инопланетян, а в Европе – для людей. Кроме галаксис бара, стал проявлять признаки и некий гала-хауз. И слухов ходило о том немало, а промышленность Америки пошла клепать мебель и гарнитуру в таком духе и раскручивать на том свою моду. В Европе появился занятный парень из России, Роман Игнатов который с виду походил на потомка интеллигенции или аристократии, но как оказалось, был парнем из народа. Народ в России тоже преобразовывался. Вскоре Романа стали причислять к галакзису по его духу. Он и стал пионером описания того, что есть гала-хауз. В то время в Европе загремела «ромашка», которая будоражила души многих людей и не только из Европы, это был шедевр современности. А дело вышло несколько прозаично. Уже седой и в годах композитор из северной Франции, Себастьян Легран был из эгиды круга композиторов мировой классики и играл Моцарта, Баха, Шопена и других и кроме того сочинял свои композиции на тому подобные темы классической музыки, но особым успехом не обладал, хоть некоторые его композиции были хорошо отмечены и короной Франции. И вот он просто устал и решил уйти на пенсию, уже не надеясь принести миру что-то новое и захватывающее. И вот Легран стал немного наигрывать на вечеринках знати на пианино и порой гулял и в среде более молодых, пытаясь их приобщить к духу великой музыки. Однако, вскоре раздосадовался, ибо молодёжь иначе воспринимала музыку и стало редкостью, кто слушал мировую классику. Появились и новые композиторы, но Легран их не очень-то понимал. И решил, что он просто устарел как мамонт, а эта волна скоро пройдёт, ибо классика – бессмертна. Он нашёл утешение в другом, в наблюдении за молодёжью и ощущением их духа романтики и стал понемногу наигрывать, пытаясь передать это в своём таланте композитора. Но классика ему словно ставила палки в колёса. И тут он услышал о том, что как-то заявил Ларс, что в данную эру могут рождаться новые Моцарты и Леонардо да Винчи, которых признают только лет через сто-двести и это уже новая классика. А пока, молодёжь предпочитала что попроще в понимании и в «моде» выражать чувства и эмоции открыто. И от скуки Легран стал всё более проникаться духом молодых и пробовал писать композиции уже не считаясь с классикой не надеясь вообще на какой-то успех. Однако некоторые его простые композиции, всё же немного заинтересовали молодёжь, но скорее, как взгляд на них со стороны пожилого маэстро. Так было пока он однажды после небольшой вечеринки попал в дом к одной молодой девице, которую немного заинтересовала его музыка и взгляды на молодежь с его старческой мудрости и воспоминаний о своей молодости. Вскоре девица его оставила одного в доме и обещалась вернуться не позже чем через полчаса, но задержалась где-то. От нечего делать Легран стал осматривать примитивное и простое убранство её большой комнаты и вдруг понял что это и есть – хауз. Твой дом там, где живёт душа твоя. Из всех скромных украшений дизайна на стене был изображен большой цветок незатейливой ромашки и он вдруг так пронял душу композитора в купе с духовной обстановкой комнаты, что у него закружилась голова. Это был – хауз! Настоящий хауз, а не популистская подделка. Духовная гармония прямо витала по этому просторному помещению, наполняя его душу и у него потекли слёзы. Он вдруг почувствовал себя молодым по духу. Он не дождался её ибо не мог больше оставаться тут, сидя сложа руки и ушёл домой. Три дня и три ночи он садился за рояль и пытался передать эту гармонию молодости и эту ромашку, признавая уже, что молодежь в своём примитивизме уже достигла той гармонии духа, что он не смог и за все свои годы и молодёжь куда совершеннее, стариков. И он услышал Моцарта с другой новой стороны духа и куда более молодой. Он отрёкся от всей мировой классики в конце концов и через пятнадцать суток он вернулся в тот же дом молодухи и принёс ей запись своей композиции «Ромашка», уже измотанный муками творчества. Она его поблагодарила и не стала сразу её слушать и Легран ушёл домой не зная, смог он всё же передать этот дух ромашки или нет. Прошло почти с месяц, когда вдруг почти со всех радиостанций и телеканалов зазвучала его «Ромашка» и он сидел и плакал от счастья, это был абсолютно новый шедевр, вопреки всем устоям классики. Увертюра «Ромашка», композитор Себастьян Легран... симфония «Ромашка», композитор Себастьян Легран... звучало отовсюду. Ему звонили друзья старики и поздравляли его и ругали его, что он предал святой дух мировой классики, но ему был всё равно, он стал – молодым. Эта композиция стала и первым гимном явления хауз, как он потом давал частые интервью о создании этого шедевра. И вот пришёл Роман Игнатов, скромный, но отчасти любопытный парень, он искал в Европе и новом мире что-то своё, чего не смог найти в России. В то же время, стала открываться и первая церковь галаксиса, или Храм Галактики. Там не было понятия монах, там были понятия брат и сестра. И тут оказалось что в  Брюсселе в новом Храме Галактики оказался и русский, некий брат Андрей, который весьма напоминал чем-то здоровяка «васю», но было в нём и что-то таинственное, сокрытое, доступное далеко ни всем. Роман быстро сошёлся с Андреем и понял, что тот из семьи верующих и род их идёт со староверов. Через некоторое время имя Романа закрутилось и в светских кругах Европы и его как-то да поймал злодей-журналист Васильев из «Новой России».
- «Галактика входит в дом наш и появляются таинственные братья инопланетяне, за которыми даже слухи и сплетни не успевают угнаться. Как так получается? Это что отдельный таинственный мир, доступ в который открыт отдельным избранным? Или каким-то чудакам, которых не понимают в народе? Вот говорят Роман-Роман, а что ничего не понять толком, только черти по теням да углам шныряют? Это что мистика? Признайся перед русским народом!», - хитро начал злодей Васильев.
Роман оглядел его как параноика сбежавшего из психушки и пожав плечами просто сказал, - «Будущее».
- «Эва! Будущее!? Что прямо так сразу и будущее? И даже разбегаться и прыгать не надо? Или мы всё же строим секретный космический корабль, который именуют галакзис? На нём мы и полетим...», - начал заход с другого фланга хитрый Васильев.
- «Полетишь-полетишь! Уж как тут без тебя обойдутся? Тебя одного и отправим с камерой и микрофоном. Тогда у тебя все интервью брать станут, что это такое и с чем его едят», - продолжил за Васильева, Роман давая понять что ему надоела эта игра слов.
Васильев поднял руки в знаке что сдаётся, -
- «Не надо! Только чур ни меня! Я мальчик скромный и от мамочки далеко уходить не могу. Ну тогда страсти-мордасти в сторону и... однажды в хорошую погоду, пришла одному деятелю великая идея и прямо в голову, а не представить ли все нации земли-матушки как инопланетян по отношению друг к другу? Вот здорово будет!».
- «Ну так и лети в Америку, что ты от меня хочешь? Там уже эти зелёные или марсиане по улицами бегают», - Роман смотрел на Васильева так словно думая, как незаметно санитаров из психушки вызвать по душу этого параноика. Васильев развёл руками, -
- «Да уж, бедная Россия! Ладно не буду больше, честное пионерское. Расскажи чего-нибудь про это! Сказал А, говори и Б. Что это ещё за будущее?».
- «Прогностика», - смилостивился над злодеем, Роман и Васильев тут же подхватил, - «А! Знаю! Способность заглянуть в будущее! Но послушай как совместить понятия, трансцендентальность, посторонний святой, мистика, галакзис, воображение...».
- «...хауз, гала-хауз, духовность, пси-технологии, новый мир, соул-ринг, инту, галаксис-бар, звёзды... стоит дальше перечислять?», - продолжил за него перечень Роман. 
- «Ага! То есть всё, что связано с новым миром, так? Одно истекает или вытекает из другого. Кстати ты бывал в галаксис-баре?», - пришёл к первому финалу Васильев.
- «Если ты не бывал, то и меня там не было», - ответил на последний вопрос Роман.
Васильев сокрушённо вздохнул, -
- «Я не был. Но я тебя понял, конечно. Этот вопрос был совсем ни к месту, я просто не знаю с чего начать? Я думал ты начнёшь с этого хотя бы, а я...».
- «Человек, батенька. Всё лишь только – человек и более ничего. Что ты ищешь, никто не поймёт?», - завершил за него Роман и ушёл.
Это было не первое интервью которое не получилось, ибо Роман был не какой-то там «вася» или рубаха-парень и такими вещами как дух, порой играть грешно, даже словами. А потом в Россию вернулась из Бельгии Маргарита Суровцева, она и рассказала о Романе.
- «Хауз – это не мода. А гала-хауз и тем паче трудно что-то сказать, если сам не чувствуешь в этом ничего. Роман может сказать, а это ныне выходит, что большая редкость. Что там трансцендентальность, мистика, дух, поди разбери, но проще по-русски сказать – это дурак. Дурак – значит трансцендентал, но не глупец. Если о душе мы можем что-то сказать, музыкой, живописью, поэзией, то о духе логично и вообще ничего не скажешь толком. Романа никто не назовёт дураком, но и понять не поймут и те, кому это собственно и не нужно. А зачем хотят понять? Верно, что бы сделать новую бездарную моду...