Гирлянды слов

Воспоминание угнетало, я бы хотел его вычеркнуть из своей памяти, забыть, но с каждым годом видел всё отчётливее, что это невозможно. Воспоминание останется со мной навсегда, даже если я уйду в вечность. Сознание сохранит эпизод из моей жизни, если даже я забуду всё, и чем вернее я буду себе внушать: «Забудь это!..», тем вернее воспоминание врежется в мою душу, в мою плоть, мой ум, во всё моё существо, чтобы жить во мне и напоминать мне о дне моего падения и позора…
Я никого не винил в том, что происходило со мной, и вовсе не из-за какого-нибудь моего эгоцентризма, просто я знал, что с человеком должно рано или поздно что-нибудь случиться, и если уж что-либо отвергать, то надо отвергать целиком всю эту жизнь, или всё принять, как должное. Я, конечно, буду бороться, чтобы что-то исправить в лучшую сторону в моей жизни и в жизни других людей, и надеюсь, что эта борьба придаст смысл моему существованию, как и существованию других людей. Бороться за большее благо – тоже благо само по себе, и человека можно лишить всех благ, но никто не вправе и не в состоянии лишить нас нашей борьбы, как и наших трудноосуществимых надежд.
Мне представляется, что самое трудное – сохранить силы для решающего шага, когда многие, или все, будут думать, что ты уже ни на что не способен. Тогда настанет твой час, ты выпрямишься во весь рост и мир увидит, что ты не только жив, а исполнен отваги и дерзновения. Ты дашь надежду, клич твой подхватят толпы и вознесут к небу крик боли и ярости, которые в них накапливались с тех пор, как последний лжепророк на земле удостоился получить кличку «презренный»…
Знаком вопроса ознаменован для меня всякий новый день, те несколько часов бодрствования, что втиснуты в свободное от сна пространство. Это вечный знак, закономерность которого продиктована логикой событий всего хода мировой истории. Там, на краю бытия, где кончаются время и пространство, стоит этот знак вопроса, безответный, одинокий и равно-душный ко всему, и нет ему дела ни до чего и ни до кого…
Всё, что нужно было сказать себе, я сказал, себе, но не другим…
Учить жить – значит судить, а я осудил только себя…

Были бы только любопытные, удивляющие тебя самого мысли и предметы, к которым тебя бы тянуло, было бы что-то забавное и волнующее в твоих отношениях с окружающими – а там жить можно… Когда же скука объяет тебя со всех сторон и ты увидишь себя как бы одиноким странником в бесконечной пустыне – хорошего не жди…
Человека, в сущности, занимают всевозможные пустяки, изо дня в день он плывёт по житейским волнам, надеясь в глубине души, что самая главная добродетель, которая только может существовать, свойственна только ему одному, но в чём заключается эта добродетель, равнозначная проникновению в Истину, – он не скажет этого даже самому себе, потому что не знает её, хотя уверен, что стоит на правильном пути...
Поскольку у каждого перед глазами стоит Будущее, – может быть, скудное воображение простирает свою длань недалеко, но так или иначе создаёт иллюзию Будущего, – то это даёт право перед лицом собственной совести не совершать в настоящем истинно добрые и благородные поступки, вполне доступные как для великих, так и для обыкновенных. Надежды, питающие людей, дают им возможность находиться в своеобразном сне, когда мысли о самом реальном и изначальном, что должно беспокоить душу, представляются надуманными и фантастическими. Две плоскости реальности существуют бок о бок – материальная и духовная, но материальная сторона владеет  человеком безраздельно, она не хочет отпускать его от себя, – и если человек о чём-либо задумывается и в процессе мышления приходит к каким-то заметным результатам, то в конечном итоге это сводится к тому, что в его материальном мире стало одним удобством больше…

Я многое сказал себе в последнее время, и этого должно было бы мне хватить надолго. Я вступаю в новую полосу духовного бытия, слова идут из меня с трудом, сознание присматривается и прислушивается к самому себе и думает: «Что нас будет волновать завтра?!.» Это уже не Я, ОН идёт мне на смену, чтобы завтра подвергнуть меня критике, надеюсь, я буду не очень смешон в его глазах…
14 марта 1982 г.