Прихоти фортуны. глава 2

Зыбкое, нереальное утро пришло с моря, пугая ночные тени бледным светом. Вокруг белая пустота. Весь мир будто исчез, растворился, ослеп в пеленах тумана. Это был тяжелый туман осени, вслед за которым приходят мокрые снежные хлопья.

В отдалении слышались голоса мужчин, резкие короткие вскрики. Рыбаки покидали берег. На старом вязе, обугленном ударом молнии, сидел ворон, его круглый брусничный глаз влажно блестел.

Воздух был свеж. Ничто не отбрасывало теней.

Жанна шла по тропе к ручью, деревянные почерневшие ведра покачивались в ее руках. Земля сырая, а у ручья – насквозь пропитана влагой. Здесь, в ложбине меж двух холмов, было еще холоднее, стоял запах гниющей травы и дыма, прозрачная вода катилась по каменистому дну. На желто-зеленом склоне ходило стадо, невидимое за молочной пеленой. Глухой звук колокольца, тявканье пса.  Видимо именно оттуда тянуло дымом – пастухи готовили трапезу.

Жанна нехотя умылась, чувствуя озноб. Сидя на скользком камне ручья, она смотрела на рассеивающийся туман. Внезапно появилось солнце, вытянулись охристые тени. Солнце бледное, свет от него желтый, разбавленный. Туман будто сразу прибило к земле, его липкие нити запутались в травах. Зазвучали птичьи голоса, дымкой курилась мошкара над водой.

Ландшафт застенчиво приоткрывал свою красу.

Если взойти на холм, взору откроются темные виноградные лозы, и ветер запоет и одурманит. Оттуда виден поворот дороги, сухая пятнистая лента, ползущая по соседнему холму, легкие облачка и синие силуэты далеких гор.

- Ты сидишь здесь одна?

Жанна вздрогнула и обернулась.

- Кто здесь? А-а-а… это ты, Клодина… Чего тебе?

- У тебя красная юбка. Это Масетт тебе подарила? А? Скажи.

- Ты напугала меня, Клодина, - Жанна дернула плечом.  – Шныряешь всюду, шпионишь, чума. И зачем только тебя выпускают?

- Клодина хочет гулять… поэтому. Откуда у тебя эта юбка, из чего она сшита? Уж не из накидки ли кардинала? Расскажи.

- Я расскажу тебе все, только если после этого ты уберешься! – сердито сказала Жанна.

Клодина часто закивала. Дышала она тяжело, косынка развязалась, обнажился уродливый шрам на шее.

- Да-да, Клодина хочет знать, все, все хочет знать. Они придут и спросят, и нужно будет им сказать. Они непременно спросят. От них нельзя таиться! Клодина все-все узнает, все скажет. Они уже пришли.

- Кто? О ком ты говоришь?

- А ты не знаешь?

- Знаю… - Жанна обхватила плечи руками. Теперь ее знобило далеко не от холода. Этих чужаков – монахов – в Пти-Жарден боялись больше чем пожаров. Больше чем чумы. – Значит, они пришли?

- Да…

- Откуда?

- Они вон там. – Клодина мотнула головой, не прекращая буравить девушку глубоко посаженными глазами. – Они все про всех знают. И про тебя, и про других.

- Кто? Что ты там бормочешь, приведение?

- Монахи святого Доминика, вот кто! – вскрикнула Клодина. – Они всегда появляются в тех селениях, куда проник дьявол! – Она на минуту замолчала, потом хихикнула. – Дьявол совратил тех несчастных, и сегодня их ждет испытание.

Жанна вздрогнула, будто от удара кнутом.

- Чему ты радуешься, Клодина?

Женщина сунула в рот былинку и молча уставилась на Жанну. Вздохнув, девушка наклонилась над ручьем и зачерпнула воду. Поставила ведро на камень, принялась наполнять второе и, прежде чем успела опомниться, Клодина подскочила и с силой потянула ее за рукав рубашки. Двигалась женщина бесшумно, Жанне не стоило поворачиваться к ней спиной. Девушка попыталась освободиться, но Клодина без особых усилий удержала ее.

- Справедливость все равно восторжествует, - серьезно сказала она. – Тем, кто продал душу сатане, не будет места в царствии божием. Ведьму и колдуна не оставляй в живых. Хе-хе-хе… Папа Клемент мудр… Иисус сказал ему: «Управляй народами лозою железною и разбей их как сосуд глиняный»!

- Пусти! – воскликнула Жанна. – Ты безумна. Отпусти или мне придется ударить тебя.

- Дьявол, дьявол ходит по следу таких, как ты. И все его воинство! Он наущает попирать крест и окропляет отвратительной жидкостью, вычеркивает имена из книги жизни и вписывает в книгу смерти… Он требует невинных младенцев в жертву!

При последних словах Клодина зарыдала. Ее увядшее лицо сжалось, на шее натянулись жилы. Она сильнее вцепилась в рукав Жанны.

- Дьявол, дьявол пришел… слышишь? – шептала она. – Разве не он наставляет тебя, Жанна?

- Я не шучу, Клодина! – пригрозила девушка. – Отпусти!

Женщина рыдала в голос, но ее желтые глаза, горевшие звериной яростью, оставались сухими, из них не скатилось ни одной слезы. Эта гримаса неутолимого плача была ужасна. Жанна отшатнулась.

Неожиданно Клодина оставила свою пленницу и бросилась в воду, подняв сноп сверкающих брызг. Юбка закрутилась вокруг ее ног, серые волосы безобразно залепили лицо.

- Ведьму и колдуна не оставляй в живых! Слышишь ты это, слышишь?

Жанна попятилась, сердце билось, как пойманная птица.

- Грандье, ты ответишь! За все, за все! – Вопила Клодина и колотила ладонями по воде. – И папаша твой ответит, чтоб ему в гробу перевернуться!

Жанна не слушала больше. Подхватив ведра, она заспешила вверх по тропе, к молодой буковой роще, где в жухлых кронах запутались солнечные нити.  Тяжелые ведра оттягивали руки, сердце колотилось. Тропинка несколько раз вильнула. Роща внезапно отступила, желтое солнце потекло ровнее. Начался пологий спуск, и уже отчетливо пахло дымящими очагами. Небо заголубело и заиграло оттенками.

За спиной Жанна услышала шум. Обернулась. Наверху, у края обвалившегося песчаного склона стояла Клодина.

- Грандье, все уже там, на Гнилом пруду, - громко сказала она, - ждут тебя. Ступай, тебе нужно посмотреть на это. Слышишь?

Жанна, не оглядываясь, устремилась вниз. Она не помнила, как вбежала в кухню и оставила там ведра. Ее обдало запахом знакомого жилья, печеного лука. Масетт и Жака не было. В большом зале таверны за широким столом сидел человек в сером дорожном плаще и что-то сосредоточенно чистил на деревянном блюде. Жанна нырнула в дверь, в светлый прямоугольник с пыльными нечеткими краями. Через двор ковылял Гийом с вязанкой хвороста на спине. За поясом торчал топорик с перламутровой рукоятью. Гийом что-то прокричал девушке вслед, но Жанна только махнула рукой, и до конца не осознавая зачем, побежала к месту испытания  ведьм.

Еще издали она увидела у пруда толпу. Нужно дать себе минуту, чтобы успокоиться и присмотреться. За это утро Жанна устала до изнеможения и присела в тени дуба, хоронясь за его стволом.

На самом деле, толпа оказалась куда меньше, чем девушке представилось вначале. В основном женщины с детьми. Несколько праздных мужчин, в том числе Жак Рюйи, прохаживались в этом пестром собрании. В тесных кружках что-то горячо обсуждали. Жанне удалось различить слова «доминиканец» и «плавание». Ах, если бы не стучало так сердце и не шумела в ушах кровь! Она разглядела Масетт, которой нашептывала что-то на ухо тощая жена рыбака.

Ничего интересного не происходило, тело стало ломить, нога затекла. Теперь Жанна подумала, что стоило бы вернуться на постоялый двор и взяться за работу. В таком сидении вовсе нет проку. И зачем только она сюда пришла? Клодина напугала ее. Но бедняга совсем безумна, стоило ли слушать вздорную болтовню!

Солнце скрылось за облаками, и сразу сделалось сумрачно, бесприютно, словно демон пересыпал пески побережья из руки в руку. Девушка тоскливо оглянулась. Со стороны деревни стремительно наползал покров тени. Ударил колокол. Внезапно наступила тишина. Было ощущение, будто лесистые холмы к чему-то прислушиваются. Колокол ударил снова, гул уже не прекращался, и дребезжащий звон разносился по окрестности. В толпе произошло движение, люди, подобно овцам, сбились в кучу. Кое-кто из женщин с силой прижимал детей к груди.

Взгляд юной наблюдательницы устремился в ту сторону, куда были повернуты все головы. И вот тут-то она и увидела, что у того места, где поросшая по обочинам дроком и вереском дорога делает петлю, остановилась упряжка мулов со странным сооружением, покрытым холщевой ветошью. С полдюжины монахов сопровождали невиданный транспорт, их белые одеяния почти скрывали черные плащи с капюшонами. Они не разговаривали между собой, это безмолвие и мрачность наводили оцепенение на добропорядочных христиан.

Откинули тряпье, и стало ясно, что на телегу водружена клеть, в которой, скорчившись, сидят три женщины. Им приказали вылезти. Гремя цепями, женщины прошли по дороге мимо Жанны, прижавшейся к дереву. Девушка отчетливо видела в пыли следы их босых ног. По бокам и чуть сзади двигались монахи, укутавшись в плащи и склонив головы. Этих «благочестивых служителей господа» ордена святого Доминика боялись обыватели всей Франции, перед ними трепетали даже знатные рыцари.

Прислуживая в таверне, Жанна немало слышала о несправедливости и ужасах, творящихся в монастырских подвалах. Доминиканцы были жестоки, как дьявол, и, называя себя «псами господними», беспощадно карали еретиков.

- Ведут! Ведьм ведут! – пронеслось в толпе.

Люди подались вперед, с жадным любопытством вглядываясь в скованные цепями жертвы. Их лица и тела были изуродованы до неузнаваемости, молодые женщины превратились в жалких старух. Жанна ужаснулась тому, что эти окровавленные куски плоти еще могут двигаться. Она знала всех трех монашеских пленниц. Это были женщины из их деревни – две девицы и вдова рыбака.

Жанна глядела на жуткую процессию, не в силах двинуться с места. Налетел ветер, неся с собой крупные капли дождя. Длинные грязные волосы одной из женщин взметнулись вверх, и Жанна узнала Жюли Сатон, нереиду с персиковой кожей, которой молодые рыбаки посвящали песни. Ее разбитые губы были тронуты странной полуулыбкой, будто видела Жюли прекрасный сон, глаза ее беспокойно перебегали с предмета на предмет.

Колокол, наконец, смолк, его густой гул впитали Альпы, чьи отроги и черные скалы в эту минуту были похожи на мантию сатаны. Начался и тут же прекратился дождь. Бурые пятна дубовых крон легли на холщевые хламиды ведьм; в такт шагам звенели цепи.

Жанна вышла из-за дерева. Монах, замыкающий процессию, вскинул голову и устремил на нее взгляд, полный ярости. О, это был взгляд хищника, идущего по следу, взгляд воина, исполненный гордости и злобы. И страсть! Страсть промелькнула во взгляде монаха. Извечная, отравная, подавляемая усилиями воли страсть. Девушка побледнела, но не отступила за ствол, а бросила на доминиканца короткий взгляд. Он сжал губы, ниже надвинул капюшон, и выглянувшее вдруг солнце треугольником легло на складки его плаща.

Поверхность Гнилого пруда заросла ряской, там же, где в разрывах образовывались окна, чернела бездна без единого проблеска небесной синевы. Осужденных на испытания подвели к кромке воды. Со звоном упали цепи. Один из монахов, ни на кого не глядя, обратился к несчастным.

- Нечестивые, вы совратились вслед сатане, подобно ненадежным тварям, томящимся в похоти и преступлениях. Вас прельстили грезами демоны и призраки, и вы, забыв господа нашего, устремились по пути порока, вы присягнули в верности дьяволу, отреклись от христианских символов веры. Но, говорю вам, еще можете быть спасены, имена ваши вновь вернутся в Книгу жизни. Святая церковь очистит вас огнем, и вы вкусите вечного блаженства. Спрашиваю вас, признаете ли вы себя виновными в колдовстве?

- Нет! Нет! – закричала самая юная, насмерть перепуганная девушка. – Я невиновна! Пощадите! Я не хочу умирать! Я ничего не сделала, пощадите, ради Христа!

Она бросилась в ноги доминиканцу, но другой монах, стоявший рядом, схватил ее за плечи и грубо поставил на ноги. Несчастная вскрикнула от боли и глухо зарыдала.

- Спрашиваю вас, - продолжал монах, - сознаетесь ли вы в том, что являетесь ведьмами? Что творили бури, вспенивая и мутя воду в пруду, насылали град и шквальные ветры и с небес вызывали молнии?

- Нет!

- Никогда не было такого, господин, я клянусь!

- Я невиновна. О, господи, спаси и помилуй!

- Не признаю. Это ложь, монах!

- Вы посылали сглаз и порчу на скот, творили малефиций, вас видели летающими по воздуху. Вы, нечестивые, попирали крест и лобзали задницу дьявола!

При последних словах монаха толпа колыхнулась и шумно выдохнула.

- Три раза я испрошу признания в преступлениях и трижды не получу ответа, прежде чем подвергну вас испытанию. – Доминиканец гневно потрясал кулаками, его глаза, точно глаза зверя, светились под капюшоном. – Спрашиваю в последний раз. Признаете ли себя виновными в преступлениях против святой апостольской церкви, Христовой веры и наместника господа нашего на земле, сознаете ли, что принадлежите к синагоге сатаны и являетесь его воинами?

- Нет, не признаю, - ответила Жюли Сатон. - отпустите меня, я боюсь, я не хочу. Отпустите, я ни в чем не виновна!

Осужденные на испытания, замученные женщины кричали, взывали о милости.  Крестьянки в толпе начали тоненько подвывать. Доминиканец выбросил вперед руку с кованым крестом и возопил:

- Именем святой апостольской церкви приговариваю вас к испытанию водой! Да свершится.

К пленницам бросились монахи, повалили на землю и стали связывать вместе руки и ноги.

- Искариот! – закричала Жюли Сатон. – Это ты продал дьяволу душу! Мучители! Будьте вы прокляты!

Связанных пустили по воде. Вдова рыбака стала медленно погружаться во тьму, откуда поднимались редкие пузырьки воздуха. В глазах ее застыл ужас.

- Я невиновна. Мои дети останутся сиротами! – крикнула она, прежде чем уйти с головой под воду. Еще какое-то время на зелени ряски жутко белели стопы и кисти рук, потом исчезли и они. Вторая жертва молча ушла под воду, ибо была без сознания. Затаив дыхание, собравшиеся смотрели на Жюли Сатон, оставшуюся плавать на поверхности. Кто-то забормотал молитву. Глаза Жюли были закрыты. Еще какое-то время царила тишина, потом на берегу заговорили все разом.

- Ведьма! Она ведьма, смотрите!

- Я всегда это знала. Еще мать ее читала заклинания, а бабка – та вообще якшалась с сатаной.

- Господи, помилуй нас, недостойных.

- Убить! Сжечь ведьму!

- На костер!

- Пресвятая дева!

- А я-то, грешным делом, думал – врут все…

- Ага, врут. Черта лысого!

Жюли вытащили на берег. Монах провозгласил:

- Ты виновна и предстанешь перед священным трибуналом.

И тут произошло, наверное, самое ужасное. Жюли, казавшаяся обескровленной, изможденной, вдруг оттолкнула стоявшего рядом монаха так, что тот повалился на руки братьев, и, подобрав изодранную хламиду, бросилась наутек. Как пламя взметнулись ее мокрые рыжие волосы. Вслед ей полетели выкрики и улюлюканье.

Доминиканцы опомнились быстро. Жюли догнали. Завязалась короткая борьба. Девушка отбивалась яростно и молча. В конце концов на нее надели цепи и повели к дороге, где томился возница в соломенной шляпе.

Жюли окинула помутневшим взглядом собравшихся на берегу людей. Каждого из них она знала, среди них прошло ее детство, юность. Жили бок о бок, ходили в одну церковь. Как легко они поверили монахам и требуют смерти для нее!  Жюли прищурилась. Толпа хлынула в сторону.

- Рады? – проговорила она. – Понравилось представление? Берегитесь, я назову вас. Никто не спасется. Повсюду запылают кострища. Назову всех единоверцев, всех пособников сатаны, – процедила она и сплюнула под ноги.

Толпа заколыхалась. Люди бросились врассыпную. Заголосили женщины.

- Бегите, - закричала ведьма. – Далеко все равно не уйдете! Я не хочу страдать одна! Я знаю ваши имена. Бегите! Бегите!

Она запрокинула голову и с тоской смотрела в небо, пока ей не приказали двигаться к повозке. Люди с воем улепетывали.

- Пошли, мракобесы, - сказала она.

Монахи торопливо повели ее к дороге.

Жанна, парализованная ужасом, во все глаза глядела на Сатон. Проходя мимо, та скользнула по лицу девушки взглядом. В глазах ее не было ничего, кроме смертельной усталости.
 
Телега, скрипя и взвизгивая, скрылась за поворотом, и только тогда красавица Жанна очнулась от сковавшего ее страха, и, подобно лани, понеслась от проклятого места.

Окончательно Жанна пришла в себя только на берегу моря. Зеленые волны пенились у скал. Широкий простор не прекращал свой зов, действовавший на Жанну магически. Какое-то время она лежала на мокром песке, с разбегу упав на него, оцарапав ладони о мелкие камни. Потом сердце стало биться ровнее, она услышала крик чаек, почувствовала дыхание ветра. Поднялась и, спотыкаясь, побрела к деревне.