Глава двадцать шестая

 В ответственный момент наши силы рождают новое начало, оно рвет прежние
оболочки, выплескивая энергию. Рыжая стискивала мне руку. Мы отошли на край,
противоположный предназначенному для толчка. Минуты, секунды...они тикали
у меня в ушах, бились вместе с кровью, прихлынувшей к голове от напряжения.
Вокруг мокрая крыша дома, внизу бурлящий океан, подбирающийся сквозь щели
и прорехи, затапливающий этажи и чьи-то жизни. Где-то далеко ушел под воду
дом на Арвиеде, утонули годы, проведенные с отцом. Мой театр давно уже
покрыт водой. Теперь лишь прозрачными  бликами скользят наши тени,
там, где раньше я проживал сотни жизней на круглой сцене.
Она глядела в небо, и ее рыжий мех реял на ветру. Может у тебя есть крылья,
Ана? Они в твоей душе, в твоих волшебных мирах, детка.
 - Я готова, Ангел!-В песочных глазах покой, тот самый, что спасает.
... И мы побежали. Ноги оттолкнулись от края, скользя на влажном металле,
и перед глазами мелькнуло солнце, опрокинулось небо, а легкие вот-вот
лопнут от потоков воздуха, ворвавшихся туда через рот,судорожно глотающий
этот солоноватый кислород. Я почти ничего не видел вокруг, кроме ее силуэта
рядом и стремительно приближающегося балкона. Полет тел сквозь рамки
возможного. Мы с огромной скоростью рухнули на балкон. Сила полета
швырнула об стену. Наверное, только там мы расцепили руки. Я попал прямо
в балконную дверь, влетел внутрь, выбив стекло. Осколки обсыпали меня
градом так, что их звон оглушил на мгновение, а потом карусель перед
глазами из смешения предметов, кусков стекла, бритвой полоснувших по лицу
и рукам, не защищенных одеждой, смешалась темнотой, острой и нестерпимой
болью, в которую я провалился, уже теряя последние силы что-либо
ощущать и двигаться. Помню, мысль мелькнула сквозь густую, как кисель,
дурноту, что это конец, пронзительный,  неотвратимый.