Фракция десяти

Село Балаково Николаевского уезда Самарской губернии было очень бо-гатым. Уже в начале 60-х гг. XIX века от балаковских пристаней за одну нави-гацию отходило до 180 пароходов, а общий грузооборот достигал двух миллио-нов рублей серебром. Главным товаром был хлеб. Хлеба из Балакова отправля-лось до 10 млн. пудов за сезон. Вместительные амбары (свыше 300), стоявшие на берегу реки Балаковки, позволяли хранить зерно от урожая до урожая. По объёму его купли-продажи Балаково ненамного отставало от крупного губерн-ского города Самары, и поэтому в некоторых географических и энциклопедиче-ских справочниках и словарях его называли «пшеничной, или хлебной столи-цей».
Казалось бы, при таких масштабных торговых оборотах, Балакову – пря-мая дорога к получению статуса города. Однако добиться этого было не так-то просто. За то, чтобы стать горожанами, балаковцы боролись более 60 лет. И все эти годы накапливались проблемы, которые, при сельском статусе, решить бы-ло невозможно. В основном это касалось коммунальных проблем. Единствен-ная мощёная дорога была проложена в Балакове лишь в начале 90-х гг. XIX в., да и та вела только к пристаням, чтобы легче было подвозить хлеб, который стекался сюда с огромного заволжского пространства. Поэтому в сухую погоду сельчане задыхались от пыли, а в дождливую – утопали в непролазной грязи.
Не могли балаковцы получить в родном селе и среднего образования: по статусу здесь полагалось иметь только начальные школы. И когда в 1904 году в Балакове была создана хлебная биржа, на заседании её комитета одним из глав-ных вопросов был поставлен вопрос об образовании:
 «Одно из самых насущнейших требований жизни - необходимость обра-зования. Для удовлетворения этой потребности в Балакове имеется второкласс-ное епархиальное училище (имеет специальное назначение подготовки учи-тельниц для церковно-приходских школ), Министерское двуклассное училище, 6 церковно-приходских школ, и нет ни одного средне-учебного заведения, ка-ковое при населении в 22 тыс. человек – необходимо (в Аткарске Саратовской губернии при населении в 7 тыс. человек имеются 2 средне-учебных заведений: реальное училище и женская гимназия)».
Но тогда биржевики признали, что «постройка учебного заведения на ча-стные средства, едва ли может быть осуществлена, т.к. требует весьма значи-тельных капиталов» .
А большому торговому селу требовались свои, доморощенные высоко-квалифицированные кадры. Поэтому выбор и пал на такой вид среднего учеб-ного заведения, как коммерческое училище, семиклассное.
Впервые именно о таком учебном заведении члены биржевого комитета заговорили в 1907 г. Тогда они обратились в земскую управу с просьбой выде-лить на это средства. Однако земство отказало. И челобитчикам пришлось от-ступить .
В очередной раз вспомнили о коммерческом училище через год с не-большим. Окончательное решение о том, что училище надо обязательно откры-вать, было принято 10 января 1909 г. опять же на заседании биржевого комите-та, по предложению его председателя Сергея Гавриловича Мельникова. Чтобы увековечить память о своём отце, умершем незадолго до этого, расходы на строительство здания обязался взять богатый землевладелец Иван Васильевич Кобзарь, пообещав дать на это 50-60 тыс. р .
И обещание своё он сдержал. После того, как  26 ноября 1909 г. устав училища был утверждён, он начал строительство училищного здания, которое планировалось закончить не ранее, чем через два года. Столько времени бала-ковцы ждать не могли. И Кобзарь решил временно поместить будущих коммер-сантов в своем двухэтажном доме на Новоузенской улице (теперь это улица Ленина), выселив отсюда коммерческий клуб.
В первую очередь «коммерсантов» необходимо было обеспечить учебни-ками и литературой. Книжных магазинов в Балакове не было, и всё это прихо-дилось покупать в Саратове (магазине Суворина) и Самаре. К концу второго учебного 1911-1912 года в училищной библиотеке насчитывалось в так назы-ваемой фундаментальной её части – 265 книг, в ученической – 1217 . Сколько их было к началу революции 1917 года, когда «коммерсанты» уже учились в новом здании, куда переехали в 1912 году, выяснить пока не удалось.
Но преподаватели не намерены были ограничиваться только тем, что да-валось в учебниках. Директор училища Евгений Иванович Гофман, который придерживался демократических взглядов, устраивал для своих воспитанников литературные чтения у себя на квартире. У него была довольно большая биб-лиотека в 2 с лишним тысячи экземпляров по русскому языку, литературе и философии, и он нередко давал почитать свои книги «коммерсантам».
Казалось бы, совершенное безобидное занятие не давало покоя некото-рым злопыхателям. В 1915 г. на Гофмана донёс 70-летний учитель в отставке Александр Михайлович Звягинцев. Время он выбрал довольно удобное. В са-мом разгаре — Первая мировая война. Власть боится любых революционных, «антипатриотических» настроений в народе, а тут ещё «угроза» исходит от немца по происхождению (хоть и православного по вероисповеданию). Чтобы не раздражать «патриотов», Евгений Иванович к тому времени сменил немец-кую, отцовскую фамилию на русскую, материнскую – Ермолаев. Но разве этим прикроешься?! И жандармы всерьёз взялись за Гофмана и его учеников.
Главным «козырем» Звягинцева стала брошюра Труженика «Три сестры. Сказка», которая хранилась в училищной библиотеке.
«В одно время Гофман распространял среди учеников училища и прода-вал им по 30 коп. за экземпляр означенную книгу, представляющую из себя по-литический революционный памфлет на Россию, её порядки и Государственное Правление, изложенное в аллегорической форме в трёх сёстрах (совесть, исти-на, свобода)», ; жаловался Звяинцев жандармам . А те уж разложили её «по косточкам».
«Брошюра изложена в стихах и состоит из шести глав под заглавиями «Не сторонка – просто рай», «Посланцы», «Чудодейственная метла», «Дивный лапоть», «Четыре гроша» и «Лесная сторонка». Содержанием брошюры являет-ся описание «царства», «трёх сестер цариц: Совести, Истины и Свободы, попы-ток трёх царей Берендея, Салтана и Додона изменить общественный государст-венный строй этого «царства» согласно с существующим в их «царствах» укла-дом общественной и государственной жизни и последствий этих попыток. В брошюре, между прочим, помещены дословно следующие выражения:

Там собаки – «становые»,
А коты – «городовые»,
Волк – «исправник», а «судья» -
Супоросная свинья.
Бык – «величеством» зовется,
Кличка «князь» козлу дается,
Таракану – «генерал»,
А лягушке – «адмирал»;
Блохи с кличкой «адвокатов»,
А клопы – «аристократов».
Да всего не перечесть –
Сколько там диковин есть.

Совесть, Истина, Свобода
Не живут среди народа.
Что святыней признаёт
Штык, барыш за царский гнёт.
Жажду знанья, луч сомненья
И свободы вожделенья
Мы засеяли, и вот
Поднимается народ.

Близок час, когда от рабства
Не оставит он следа.
Мы к нему на праздник братства
В славе явимся тогда…»

Начитавшись всего этого, помощник начальника Самарского губернского жандармского управления  подполковник Станкевич, который курировал Нико-лаевский (Николаевск сегодня Пугачёв) и Ставропольский (Ставрополь - Толь-ятти) уезды, сделал вывод, что сказка «заключает в себе порицание сущест-вующего порядка правления и дерзостное неуважение Верховной Власти» .
Дело осложнялось тем, что группа «коммерсантов» образовала так назы-ваемую «фракцию десяти». В неё входили старшеклассники Николай Антонов, Василий Маккавеев, Кориак Петряшкин, Владимир Наумкин, Дмитрий Зиновь-ев, Михаил Мануйлов, Константин Науман и др. Они даже, с разрешения Гоф-мана, напечатали на училищном гектографе два номера своего журнала «Заря», один из которых подарили председателю попечительского совета училища, председателю комитета Балаковской хлебной биржи Сергею Гавриловичу Мельникову. Ничего предосудительного в их содержании не было: обычный ученический, литературно-критический журнал.
Но, по сведениям полиции, молодые люди читали недозволенные и за-прещённые тогда книги антиправительственного содержания и «собирались приступить к организации кружков социал-демократической работы» . Ребята выписали социал-демократическую, меньшевистскую газету «Наш голос», ко-торая начала издаваться в Самаре, и даже решили оказать ей денежную по-мощь. Их письмо было опубликовано в 11-м номере за 1915 год в рубрике «Приветствия «Нашему Голосу» под заглавием «Балаково»:
«Приветствуем защитника рабочего класса «Наш Голос». Пусть в эту трудную годину он будет путём к свободе, братству и равенству. На увеличение фонда газеты шлём посильную лепту 7 р. 50 коп. От товарища народника – 1 руб.» и подпись «Фракция десяти» .
Во время обыска на квартире одного из ребят, Владимира Наумкина, об-наружили несколько десятков брошюр социал-демократического содержания (некоторые из них – из списка запрещённых) и тетрадь со стихами, подписан-ную «Песни революции». В ней были «Народовольческий гимн», «Дубинуш-ка», «Рабочая Марсельеза» и «Международный гимн». Жандармы дали им та-кую оценку: «Все стихотворения эти по содержанию своему заключают в себе порицания установленного Основными Законами образа правления, дерзостное неуважение к Верховной Власти и возбуждают к учинению бунтовщического деяния» . В качестве подтверждения в «Дело по исследованию политической благонадёжности» жандармской рукой было вписано несколько отрывков :
«Друзья. Довольно слёз и стона…
Довольно… все на бой пойдем
И смело, дружно мы у трона
Свободу вырвем иль умрём».

«На воров на собак – на богатых,
И на злого вампира-царя.
Бей, губи их, злодеев проклятых.
Засветись, лучшей жизни заря».

В «дурном» влиянии на учеников и обвинили Гофмана (Ермолаева) . Жандармские агенты донесли: Гофман в присутствии учеников старших клас-сов действительно читал брошюру «Три сестры», но затем «не только изъял её из библиотеки училища, но вообще очистил библиотеку от других подобных книг, опасаясь обыска, а всем ученикам, которым он читал брошюру, раздал список непреступных по своему содержанию книг и дал надлежащие указания, как держать себя и что отвечать на допросах» .
Действительно ли так было или агенты немного присочинили, сейчас уже и не выяснишь. Но «коммерсанты» на допросах держали себя достойно и на вопросы о «вредоносной» брошюре отвечали, что либо в глаза её не видели, либо просто о ней знали и ни в каком коллективном её чтении участия не при-нимали. Из их показаний мы и узнаём, как проходили «гофмановские» вечера. Вот как о них рассказывал ученик седьмого класса  Владимир Наумкин:
«О собраниях у господина директора Е.И. Ермолаева могу сказать, что они бывают регулярно каждую субботу. Участвуют в них желающие. Читались на этих собраниях произведения исключительно классической литературы, чи-тались, например, Грибоедов «Горе от ума», критика на него, Пушкина, Лер-монтова, Добролюбова, Тургенева, Гончарова и др. классиков. Иногда читались газеты по поводу действий нашей доблестной армии, или рассказы военные, или святочные, на святках. Во всяком случае, собрания эти не имели узко опре-делённых целей, т.е. целей распространения каких-либо революционных идей или стремлений» .
Ещё более подробно рассказал на допросах о своей внеклассной работе сам Гофман:
«Ученикам я читал русских и иностранных писателей (напр. «Евгений Онегин», «Борис Годунов» Пушкина, «Демон» Лермонтова, ряд пьес Остров-ского («Лес», «Гроза», «Доходное место», «Бедность не порок» и др.), Шекспи-ра «Гамлет», Шиллера «Дон Карлос», Добролюбова – критику сочинений Ост-ровского, Белинского – критику Пушкина и т.д.). После прочтения мы беседо-вали по поводу прочитанного, потом читали критику. Для этих чтений учащие-ся (главным образом, 7-го класса) собирались у меня по субботам после все-нощной (в 7 часов вечера), иногда в канун праздника, если такой случался, хотя это редко бывало. Особой какой-либо организации эти собрания не носили, а приходили те, кто интересовался чтением. Вечер нередко завершался пением хором русских (например, «Вниз по Волге реке») или малорусских песен (на-пример, «Реве та стоне Днипр»). Аккомпанировала на пианино моя жена и по-могала им сама в пении. Беседы же велись обычно после чтения за чаем. Ино-гда я читал ученикам газеты (события последнего времени; статьи литературно-го характера, напр. статью Скитальца  о русских песнях в «Нижегородском ли-стке»). Что касается выдачи ученикам книг из моей библиотеки, то это бывало нередко. Таким образом, это бывает тогда, когда в училище не имеется такой книги или же она взята. Давал я книги и не семиклассникам, а и ученикам 6-го класса (Мануилову, Петряшкину, Сескутову, Воронкову), давал им и на дому (они ходили за книгами ко мне), давал и в училище (приносил их туда по просьбе, заявленной накануне)» .
Гофман утверждал, что брошюру подарил ему сам автор. Им был Иван Владимирович Богословский (1853-1911).  По окончании курса Московского университета по физико-математическому факультету он преподавал матема-тику и физику в разных средних учебных заведениях. Богословский напечатал два научно-философских труда: «Вопросы жизни» и «Развитие жизни». В 1904-1906 гг. под псевдонимом Труженик печатался в либеральных петербургских газетах «Сын Отечества» и «Дело Народа». В 1906 г. Богословский был назна-чен директором коммерческого училища в Симферополе .
По словам Гофмана, они познакомились с Богословским в Петербурге, через знакомую его жены. Гофман утверждал, что, узнав об антиправительст-венном содержании «сказки», он собирался её сжечь, но не успел. Дотошные полицейские, чтобы найти подтверждение этому, нашли в Петрограде вдову писателя Ирину Петровну. Она сказанное Гофманом подтвердила:
«Сочинение моего мужа, озаглавленное «Три сестры», за его псевдони-мом «Труженик», в двух экземплярах, для Гофмана и его жены, я действитель-но переслала Гофману, при жизни ещё моего мужа и по его же поручению. Оз-наченные выше книги были высланы Гофману на память, а не для продажи: ку-да и когда высылала я эти книги Гофману, я припомнить не могу» .
Отбивались от обвинений и «коммерсанты». Владимир Наумкин, у кото-рого нашли запрещённые книги социал-демократического содержания, заявил, что они достались ему от старшего брата, переехавшего в Астрахань, а «кра-мольные» стихи в тетрадь он вписывал за три года до того, как её обнаружила полиция, «для собственного интереса» . В подписке на «Наш голос» признался только один учащийся – Константин Науман . А то, что «заговорщики» орга-низовали кружок «для распространения идей социал-демократической партии», и вовсе не подтвердилось: друг друга сдавать подозреваемые не собирались, а иных доказательств у полиции не оказалось.
За недостаточностью улик было прекращено дело и в отношении Гофма-на. Тем не менее, начальник Самарского губернского жандармского управления полковник Познанский в конце своего доклада директору департамента поли-ции обратил внимание на то, что «данные, добытые как дознанием, так и пере-пиской являются неопровержимым доказательством вредной деятельности это-го педагога».
Скорее всего, полицейский был прав: Гофман действительно воспитывал своих воспитанников в свободолюбивом духе. Но только кто из них пошёл по революционной линии, неизвестно. Как неизвестна и дальнейшая судьба самого Гофмана. После 1917-го его следы теряются. Либо архивы ещё не все свои сек-реты раскрыли.

На фото: Е.И. Гофман (справа) и его "коммерсанты"