Издрык. Свобода дада

Киеву, матери городов русских, посвящаем

Свобода, да, да, что-то такое , рыбонька, уже слыхал и все на этом подлом языке, еще там были какие-то равен(ство) и брат(ство), но об этом лучше не вспоминать.
А так, ваще, мне про свободу даже стыдно балакать.
Потому что ее у меня – сколько хош.
Только вот, рыбонька, никак не освобожусь от необходимости писать. И просят, и просят, напиши им, и напиши, потому что они считают, что я писатель, а мне жалко их разубеждать, и отсюда моя необходимость.
И вроде необходимость та обсознана, а Ильич говорил, что такая необходимость – она опять-таки  свобода и есть [1], а все одно как-то не по себе.
А, кроме того, свобода и необходимость – они вроде как одна маета.
Я вот, рыбонька,читал одну умную книгу, и там дядька такой,  хвилософ по-ненашенскому, сидел на берегу реки,  и так ему, видать, тошно было на душе, так муторно, что он на ту речку глядел-глядел, а потом возьми  да и ляпни: «Матушка, - говорит, - моя, смотри, вода вон себе течет, не иначе, как желает,  кудою хочет, тудою и потечет, а так,  действительно, куда ж она, бедолага, потечет инак, как не по руслу, хотя она то русло сама и проложила» [2].  Сказал это и заплакал, горемыка. Потому как про свободу свою тяжко задумался, жонку свою, видать,  вспомнил, которую он сам-то и выбрал, а она его потом под каблук и взяла.
Токо я так скажу, что когда ты уже хвилософом назвался, то жонку свою неча и поминать, а приди да глянь весной, как река берега рушит и свободу свою доказывает. Или плотину построй, чтоб Днепр сделать, и поглядишь, что тогда будет.
А другой мудрила, тот вобще  животных наблюдал, и такими они ему совершенными показались, что он решил - не могут быть животные свободными, раз они такие совершенные, не иначе волю чью исполняют, а своей воли у них нету[3]. А я так думаю, что этот дядька просто сильно верующий был и все восхищался совершенством мира, токо дальше мухи не видел, а если б он хотя бы коз пас, то понял бы, что коза свою волю имеет, да еще какую, такой свободе можно только позавидовать, а совершенства у козы нету, есть токо норов вреднючий, еще хуже, чем у жены. 
Ну и ты понимаешь, рыбонька, что раз один на реку глядел, а потом другой животными заинтересовался, то должен  и третий быть, который начал бы сам себя изнутри изучать.  И появился такой, токо он уже совсем припадочный был и  токо с топором бегал и спрашивал: «Тварь ли я дрожащая, - спрашивал, - или право имею?» [4] Забыл, сердешный, что все позволено, но не все полезно[5]. Ну  и добегался, понятно, до того, что его всех прав лишили и в дурдом упекли, токо история его болезни щас на каждом углу продаецца и в институтах изучаецца.
И от того изучения большая смута по всему свету пошла, и начали хвилософы один перед другим выскакивать и свою  точку зрения на свободу высказывать .  И всякие ученые слова употребляли и разные методы применяли, токо балакали все об одном и том же, что с одной стороны они вроде бы свободны, а с другой - что несвободны, и,  с  какой стороны ни погляди, все равно жизнь у них тяжелая,  потому как,  пока жонка им гайки не закрутит, то они делают, что хотят, а как только закрутит, то они про смысл жизни задумываюцца и грустят от большого ума.    
И вот, рыбонька, глянь, какая катавасия получаецца – выходить, раньше одни мужики токо этой свободой беспокоились, а сожительницы ихние пустяками не страдали и жили совершенно, как животные, в согласии с природой и самими собой. Однако, сам понимаешь, всегда так продолжацца не могло, ибо соблазны сии заразны и вредны, и как токо бабы научились маленько читать-писать, то они тоже стали разные свинства придумывать и под поезда бросацца, и с трибун проповедовать, и в Ильича стрелять.  И щас внучки тех, что под поездами погибли, гутарят, что бабе бабой считацца ваще обидно, потому что ограничивает ихнюю свободу, поскольку закрепляет за ними бремя пола [6] , а поскольку – подумай сам, рыбонька – любое существо можно считать бабой токо при условии, что существует еще и мужской пол, то не понятно, что у них на уме лежит. Короче, во многом знании много печали, как сказал один умный человек [7] по прошествии годов супружеской жизни.
И знаешь, что мне в этой связи припомнилось? Припомнилось мне, деточка, как один старый-старый развратник, покойный уже, очень-очень давно изрек: «Если свобода и существует, то токо в результате незнания» [8]. Тоисть, ты понимаешь, деточка, пока он не соображал, что он развратник, то был себе свободный и радостный, мальчиков ласкал и козам норов исправлял, а как токо сообразил, что это нехорошо, и что люди на него косо смотрят, то щас же сделался несвободный, потому как, какая ж это, враг возьми, свобода, когда токо и переживаешь, что про тебя соседи скажут.
Вот я и думаю,  а может вся беда от этих соседей? Ведь пока они к тебе в спальню не заглядывают, так ты блаженный телом  и нищий духом, а как токо они подсматривать начнут, у тебя сразу духовный рост получаецца и много всяких телесных ограничений происходит.
Короче говоря, куда ни глянь, всюду наткнешься на общественные вопросы. То бабы, то семья, а то соседи. Не зря умные люди говорят, что жить в обществе и быть свободным от его заморочек не удаецца никому [9]. Ну,  а, с другой стороны, представь себе, что ты плюнул на все, поплыл на остров необитаемый, где из общества одни попугаи и обезьяны, ну, может, еще коза для разнообразия. Ну, скажи, деточка, будешь ты там свободным? Да никада! Потому что опять же есть что-то надо, и от дождя прятацца, и от обезьян защищацца, разве что наготу уже не надо прикрывать [10].  А что за радость голым бегать, когда тебя никто не видит[11]? Вот и получаецца, что вся несвобода в нас самих сидит, потому что как токо я хочу питацца вкусно, то от утробы своей завишу, а как хочецца тепло спать, то от редкой шерсти своей страдаю, а как голым хоцца погасать, то от желания быть любимым мучаюсь[12].
И тут, рыбонька, еще один вопрос возникает. Откуда у меня такое непреодолимое желание быть любимым[13]? Ну откуда? И зачем оно мне? Ну, есть надо, чтобы жить,  я это понимаю. Ну, в тепле спать, чтобы не простудицца и случайно не умереть[14]. А зачем мне вот эта всеобщая любовь[15]?  Что  я вам, мальчик что ли?  Ну, прям, дитя неразумное. Ну, еще законы их дурацкие соблюдать, чтобы  в тюрьму не засадили, это я еще понимаю, ну, наготу прикрывать,  чтобы не возалкали безмерно[16],  но ведь нет, этого мне мало, мне непременно надо, чтобы мной восхищались, и чтоб ценили меня, и чтоб любили.    А за что меня любить? Ну, ладно. Может, и есть за что. Только на кой она мне, любовь эта человеческая? Тайна сия велика есть. И в ней секрет всех несчастий. Потому что путем диеты и закалки  я тело свое могу приручить к удивительной нищете[17], а вот душа моя  языческая завсегда  будет любовь просить[18], если не ближнего своего, то хотя бы уГоспода нашего,  которого никто никогда не видел[19], но которого все бояцца и без чьей любви ненужными себя чувствуют, аки сор[20].
Хорошо. Давай не  будем о грустном. Давай мы, рыбонька, задумаемся вот о чем: предопределена судьба человек, или он сам себе разные гадости делает[21]?  Потому как в этом, сам понимаешь, как бы вся суть свободы и скрываецца. Потому что если все предопределено заранее, то про какую свободу ваще можно балакать[22]? А если сам себе режиссер, то что тогда со всем этим делать? С этой свободой безмерной[23]?
Это ж неинтересно, когда зрителя нет, и ты что хочешь на сцене вытворяешь… зачем тогда ваще напрягацца, правда[24] ? А если зритель есть, то ты уже не совсем свободный в своих безобразиях, потому как ты или хочешь ему понравицца, или хочешь ему в душу наложить, или в крайнем случае свою душу вывернуть[25] ? Вот, глянь, и опять понятие свободы ускользает и делаецца невидимым.  А ты еще, душечка, обрати внимание, что когда я про серьезное заговорил, то употребил слова «режиссер», и «зритель», и «сцена», а что это значит? А это значит, рыбонька, что даже в мыслях своих я человек подневольный, потому что,  скажи мне, появяцца у свободного человека в голове такие слова? Да ни за что!
Свободный человек ваще слов не употребляет[26], потому как что-то называть – уже значит ограничивать этого «что-то» свободу, а свободный человек ничьей свободы ограничивать не будет, потому как на фига[27]? Сложно все это, правда? Вот я тебе проще объясню. Вот есть, допустим, стол. Он же не знает, что он стол. Он осознает себя как некий прямоугольный предмет на четырех ножках, да[28]? Допустим, он даже о ножках и прямых углах не соображает. А тут приходит человек, трах по нему кулаком и говорит: «Ты - стол, твою мать! Столом ты всю жизнь был, столом и подохнешь[29] !»  И хрясь на него бутылку водки и стакан. И банку с огурцами малосольными. И бедный стол с ужасом начинает осознавать, что да, действительно, он-таки стол, и ножки у него никуда не двигаюцца и прямые углы уже  не распрямляюцца[30] .  Представляешь трагедию? Вот так и с нами. Начинаем мы разные чувства и предметы словами называть, а потом гля – уже все названо и ни одной свободной вещи нет[31], все кругом занято, включая столы.
Так и со свободой. Слово такое странное. Что оно обозначает  - никому не известно,  но если уж такое слово есть, то что-то же оно должно обозначать[32], кто-то же что-то такое когда-то углядел и гаркнул на радостях: «Оно – свобода»[33].  А то, что, кроме него, никто ничо подобного не видел, не колышет: слово есть и будь добр соответствуй[34]. Ты токо не думай, рыбонька, что я первый такой хитрообутый. Тут передо мной тыщи людей головами об стол бились после водки с огурцами и мало что кто понимал[35]. Бывало, что и от жизни бежали от таких вопросов[36], а бывало, что и от слов. Только куда от них убежишь? Все равно бегство надо словами описывать[37]. Короче, заманался я.
А один хитрован взял, да и замутил вот эдакое: «Свобода – вещь, которая существует из одной токо необходимости и собственной природы и определяецца к действию исключительно сама собою[38]». О как люди могут!
Ну и кого же он надул? Себя ж и надул, убогий. Потому как одно ничего не объясняющее слово объяснил другими ничего не объясняющими словами. И так оно и получилось – свобода сама по себе, а он сам по себе, и век ему за это свободы не видать.
Но это ж, рыбонька, деточка ты моя, не значит, что человеки ваще не могут быть свободными.  Ибо ежели уже кто сказал, что какая-то вещь существует, то завсегда найдется куча придурков,  которые будут ту вещь искать[39]. И найдут обязательно, такая уж наша сущность человеческая.
И практически путем длительных экспериментов было доказано, что человек токо в творчестве своем может быть полностью свободным[40]. Ну ты сам поразмысли, где еще все зависит исключительно от самого человека?
Истинно реку – в творчестве, в сознании и созидании.
Вот ты мне скажи, Бог был свободен, когда мир создавал? Ну,  а как иначе? Потому что тогда никого больше, кроме Него,  не было и ни одна зараза не могла помешать Ему сей замысел осуществить[41].
И он делал, что хотел, прямо пахан паханом. Другое дело, что из этого получилось…но что пожелал, то и получил . И никому он за это не отвечает.
А человек завсегда будет отвечать, даже за то, что в пьяном бреду на салфетке накорябал, но дело того стоит, поскольку человек в творчестве уподобляется Творцу и разные лучшие миры может создавать себе в удовольствие и соседям на зависть, вот[42].
Токо тут, рыбонька, много опасностей таицца, потому что люди, когда паханами заделаюцца, им моча в голову ударяет[43] и они начинают разные свои фантазмы отвратные осуществлять[44], не имея при этом необходимого ума и широты помыслов[45]. Но в этом и состоит сущность свободы, да[46]?
А ваще великое благо нам дано в способности творить, его же тоже Бозя придумал, создавая нас по образу и подобию[47].
Ты токо не подумай, деточка, что я сектант какой-то, или, не приведи Господь, фанатик, просто оно, вишь, слово за слово, и все равно все упирается в тайну бытия.
Но я о другом.
Я о том, что фактически в этой отрасли, тоисть в творчестве, можно достичь ея, тоисть свободы абсолютной, а можно и не достичь. И от чего это зависит, я тебе, деточка, щас скажу.
Они ж люди как к этому делу подходят? По разному подходят. Один берет кисточку, макает в краску и мазюкает себе в радость[48]. Но таких мало. Ибо другой, вместо того, чтобы кисточку макать и рожи на стенах рисовать, начинает изучать и дивицца, как раньше до него другие припадочные мазюкали. И это хорошо, что изучает[49].  Но после такой науки многие уже никогда не могут освободиться от своего знания – помнишь развратника, который говорил, что свобода в незнании – и мазюкают уже не так, как хотят, а так, как оне считают, должно мазюкацца по науке[50].
И ничего хорошего тогда не получаецца, рыбонька ты моя, один сплошной кантекст[51]. Знаешь, что такое кантекст[52]? Ну, неважно.
Тоисть без кантекста тоже невозможно, ты все равно в него попадаешь, хочешь или не хочешь, но главное, чтобы у тебя в голове никакого кантекста не было, а токо то, что Бог на душу положил. Ты понимаешь теперь, какая сложная это штука?
Потому как человек, который рожи на стене рисует, все равно хотит быть любимым и желает, чтобы рожи те кому-то понравились[53]. А иначе он тосковать начинает и задумывается над зряшностью усилий и ненужно над смыслом жизни утомляется[54].
Но когда он просто рожи мазюкает, тогда кажный идиот может плюнуть и сказать: «Хе, да я и сам бы в сто раз лучше нарисовал[55]». И часто бывает прав. Потому что надо сначала учиться рисовать, а потом эту науку начисто забыть и пробовать рассмотреть, что же тебе такое на душу Бог положил[56]. Или не положил. Ежели не положил, тогда брось кисточку и стены не порть. А ежели положил, то вынимай оттуда малыми порциями.
Ну, и де же тут свобода, скажешь ты. Учиться, нравиться, рассматривать… кому это нужно и зачем стоко напрягаться – облом кругом, сплошной облом и суета сует. И правильно скажешь.
Забудь, рыбонька, все, что я тут тебе набалакал, иди-ка лучше в футбол побегай.
    А я это все набалакал исключительно с целью освободиться наконец от необходимости задумывацца над сущностью свободы.
и вот уже освободился
и вижу свет в конце моего частного туннеля
и могу наконец бросить почем зря задумываться
и могу теперь молчать на своем родном языке
а могу подобно одному известному морфинисту заорать:
«Свободен! Наконец свободен!»
и это
деточка
и
есть
настоящая
свобода
да
да.

с украинского

[1] Ленін. Сочинения. Т. 38. С. 241
[2] Т. Гоббс. Левиафан, или Мистерия, форма и власть государства церковного и  гражданского. Т. 1. С. 21
[3] Р. Декарт. Частные мысли. С. 15
[4] Ф. Достоевский. Братья Карамазовы. Т. 2 С. 215
[5] Послания апостолов. 1 Кор. 10. 23
[6] С. Зонтаг. Феминизм и вопросы пола. С. 168
[7] Еклезиаст 1.18
[8] Дидро. Элементы физиологии. Т. 1. С. 87
[9] К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. Т. 2. С. 324
[10] Эпикур. Собрание Узенера. С. 469
[11] Аристотель. Никомахова этика. 1175а
[12] Эпикур. Письмо Менекею
[13] Эпикур. Ватиканское собрание изречений. Р. 77
[14]  Марциал. Эпиграммы. 6. 70
[15] Плутарх. Пир семи мудрецов. 3. 15
[16] И. В. Гете. Годиы учебы Вильгельма Мейстера. Р. 6
[17] Сенека. Нравственные письма к Луцилию. С. 123
[18] Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Агесилай 3. 16
[19] Апулей. Золотой осел. 10. 3
[20] М. Монтень. Опыты. Т. 1. 1. 14
[21] Ленин. Повн. собр. соч. Т. 1 С. 440
[22] Г. Ф. Гегель. Энциклопедия философских наук. Наука логики. 35
[23] Г. Ф. Гегель. Философия права. 15
[24] П. Вяземский. К друзьям. С. 17
[25] К. Виланд. История абдеритов 3. 11
[26] Чжуан-цзы. Вещи вне нас. Р. 2
[27] Ф. Бэкон. О достоинстве и приумножении наук. Р. 2 С. 4
[28] Д. Беркли. Трактат о принципах человеческого знания. Предисловие. С. 24
[29] Ш. Монтескье. О духе законов. 22. З
[30] К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. T. 25. Ч. 2 С. 384.
[31] Г. Ф. Гегель. Феноменология духа. Предисловие ко 2-му изданию., Д. Беркли. Трактат о принципах человеческого знания. Предисловие
[32] А. Герцен. Письма об изучении природы. 2
[33] В. Одоевский. Русские ночи. С. 6
[34] Г. Гейне. К истории  религии и  философии  в Германии. С. 587
[35] Цицерон. Академические вопросы. 2. 29
[36] О. Бальзак. Утраченные иллюзии. 4.3
[37]  Дхаммапада. С.100., В. Одоевский. Русские ночи. Эпилог.
[38] Б. Спиноза. Этика
[39] А. Бергсон. Творческая эволюция. С.4
[40]   В. Белинский. Ответ москвитянину
[41] Евангелие от Иоанна. 1. З
[42] Марк Аврелий. Наедине с  собой. 2. 13
[43]  У. Уитмен. Песня о себе
[44] И. В. Гете Годы учеби Вильгельма Мейстера. 5. 1
[45] А. Шопенгауэр. Афоризмы житейской мудрости. С. 37
[46] Б. Спиноза. Этика. Р. 1
[47] Августин. О граде Божьем. 12. 15
[48] Г. Башляр. Введение в библию Шагала. С. 68
[49] Гораций. Наука поэзии.  409
[50] Вольтер. Статьи из философского словаря. Воображение
[51] А. Франс. Выступлєние в гражданском театре. 13 апреля 1890 года
[52] Николай Кузанский. Об ученом незнании. 2. 5
[53] И. В. Гете. Введение в «Пропилеї»
[54] Г. Гейне. Французские  дела. 4
[55] Стендаль. Письма о Гайдне
[56] Дж. Бруно. О безмерном и неисчислимых. 8. 10.