Нинка с Ярославля

1.Новый матрос.
Боцманское царство — свайка, драйка, мушкеля,
шлюпки, тросы, шкентеля (рус.)

- Девку в матросы?!  Да ни в жисть!  – Боцман Варенников с досады хлопнул рукавками о палубу. – Только этого мне не хватало - матрос в юбке! Баба на корабле! У их  же руки под другое заточены!  А башку ей снесет где? Мне отвечать?!
     Старпом, Зотов Лев Иванович, сидел в кресле, вертел в руках карандаш и терпеливо ждал, когда боцман выговорится.
 - Погоди, Степаныч, - наконец, сказал он, - давай по порядку. Во-первых, она не девка, а штурман-практикант, Сазонова Нина Сергеевна. Во-вторых, направили ее к нам Кадры, - старпом ткнул пальцем вверх, - направили в штат, матросом. Это факт. Значит, принять к исполнению. Оботрется маленько, будет ходовую вахту стоять. Рулить научим, прокладки делать, точки ставить на карте…
-  Они «прокладки» по-другому понимают и команду «ложись!», тоже. Баб поэтому и в армию не берут, - ехидно возражал боцман, - а как, если бимсы покатать, лючины потаскать? Родить она потом сможет? Лев Иванович, бога ради, пристройте этого матроса к себе на вахту. Рулите ее, как хотите. На палубе у меня своих раздолбаев хватает. А публика у нас?! Сюда народ посылают, когда в тюрьму уже не берут! До греха недалеко…
     - Василий Степанович, кто бы другой не сладил, а ты сможешь, - запустил «леща» опытный старпом и тут же перевел разговор в практическое русло, - в работе шибко не напрягай,  девчонка все-таки…небесное создание. Окружи, так сказать, отеческой заботой и лаской. Подселим Сазонову к «бесхозной» Люське. Все равно Люсьен дома почти не ночует. А в случае чего – в обиду не даст.
- Не было у бабы печали, купила баба порося, -  ворчал боцман, - у меня и робы для вашего матроса нет. Ей, в аккурат, отовариваться в «Детском мире» надо, в магазине.  Развели детсад, понимаешь, цирк на воде…
     Старпом прихлопнул ладонями по столу, откинулся в кресле и закончил разговор крылатой фразой: «Цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!»
     Этими словами завершался каждый съезд родной КПСС. Возразить было нечего и суровый дракон* отбыл окружать Нинку отческой заботой и вниманием.

2. Тяму нету!
Нет ничего полезней бифштекса
при морской болезни (англ.).
    
     За кормой катились серые волны холодного Охотского моря. Низкие облака цеплялись за макушки мачт и роняли редкие колючие снежинки. Нина Сазонова ежилась на деревянном ящике и пыталась отдать «шведским» ключом гайку канифас-блока*.
     Боцман долго размышлял, чем бы занять нового матроса и, наконец, выдал ей три тяжелых блока и короткую инструкцию: «Разобрать, смазать, собрать».
      Вся амуниция  Нины была не по размеру: и новенькая синяя телогрейка с рукавами, закатанными по локоть, и негнущиеся сапоги-кирзачи, и здоровенный гаечный ключ, и сама эта подлая гайка, которая никак не хотела отвинчиваться.
      Матросы, как бы между прочим, приходили на корму, посматривали на Нинку и ухмылялись в усы. У кого не было усов, ухмылялись так.
- Нинок, у тебя грудь есть? – Спросил Люлек, хамовитый и дурной матрос.
- Есть, - опешила Нинка.
- А чего ты ее не носишь? Гы, гы, гы!  – Осклабился Люлек, -  тебя и ночевать тут никто не захочет!
     Нинка сжала губы, выпятила подбородок и, не вставая, метнула тяжелый ключ прямиком в лоб матросу. Если бы Люлек не увернулся, доктор не остался бы без работы.
- Дура с Абагура! - обиделся Люлек. - Шуток не понимаешь, тоже мне, фифочка! Я ж по-дружески. Эти,  вот,  заклепки высверлить надо, иначе не разберешь. Тяму нету совсем. Штурман!
     Люлек удалился косолапой морской походкой, опасаясь удара в спину.
     Было зябко, Нинку мутило. Корма – не лучшее место во время качки. На волне палуба резко валится вниз и все твои потроха подкатывают к горлу. Жуткое дело, морская болезнь и, главное, сбежать уже нельзя. Некуда. Берег далеко.
- Нин, держи, - я протянул Сазоновой вяленую корюшку, - пожуй, полегчает. Лучше ее не чистить. Средство проверенное, на себе испытал.
     Нина взяла рыбку, благодарно улыбнулась и начала грызть хвостик острыми зубами.
- Пойдем, устрою тебя в теплое место, - сказал я и помог Нине перетащить блоки к трубе, на решетки машинного отделения.
     Из машины веял горячий воздух.
- Да это просто курорт! – Восхищенно сказала Нинка, - как в Анапе. А в Анапе так жарко, как сесть на печку!
     Плоскогубцами я вытащил шпильки на болтах и приотдал все гайки.
- Дальше все просто, - покровительственно сказал я, - будет трудно, зови.
     Нам обоим было по девятнадцать лет, но я мнил себя старым морским волком, умел пить водку стаканами, в три секунды взлетал на мачту до клотика и любой шторм мне был нипочем. Матросы и даже дракон меня уважали.
     Перед обедом явился боцман, чтобы проверить работу. Матрос Сазонова сидела на своем ящике и густо мазала флейцем* детали канифас-блоков. Перед ней стояла большая консервная банка с тавотом, а на чистой ветоши были аккуратно разложены шкивы, шайбы, болты и гайки. 
- Чего ж ты натворила, голуба, - запел от досады боцман, - это кто же тебя надоумил заклепки срезать? Теперь их что, выбросить? Ты знаешь, сколько стоит один блок? Тридцать пять рублев! А зарплата у тебя? Сто пять!  Во век не расплатишься! 
    Несчастная Нинка не сразу поняла, в чем ее промах, а когда сообразила, захныкала жалобно:
- Василий Степанович, я ж хотела как лучше… Это ваш Люлек посоветовал мне заклепки спилить, иначе, говорит, не разберешь… Снесла блоки в машину, токарь и высверлил...
-  А точила* что, тоже младенец, не соображает? Раскидать новые блоки! Не моряк пошел, сплошная сепарация!
- Токарь не виноват, он не хотел, -  жалобно скулила Нинка, - это я его заставила.
- Значит, так, Нина Сергеевна. Складывай это железо в мешок и тащи в машину. Пусть токарь все это склепает взад. Будет ерепениться, скажи, что я вам обоим хвоста накручу, а ему – смоленый шкот в … глотку! К вечеру чтоб было готово!
     Токарь Лалетин, «золотые руки», склепал злосчастные блоки во время обеда. Нинка не отходила от него, шмыгала носом и дышала ему в шею.
- Не дрейфь, - сказал Нине токарь, - будут лучше новых! 
      Вечером матрос Сазонова была вызвана «на ковер» к старпому.
- Этот ваш противный Люлек, - жалко оправдывалась Нина, - сказал, чтобы я высверлила заклепки! А еще он сказал, что я дура и со мной ночевать тут не будут!
- Будут, Нина, будут. Не переживай. Рейс только начался, - успокоил ее добрый старпом. А инициатива – это хорошо, но соображать тоже надо.   
     Сердитый дракон устроил разнос Люльку. На производственном совещании  Нину Сазонову оставили «без оценки». Меня похвалили за отвагу, проявленную при креплении стрелы, которую вырвало из бугеля* во время шторма.
- Кому пышки, кому – синяки и шишки, -  потом сказала мне Нина.
- С мое поплаваешь, - гордо ответил я, - будут тебе пышки, будет и свисток.
     Нинка приняла шутку и мы стали друзьями.

 3. Лямур, тужур, бонжур.   
     Однажды, я заглянул к Сазоновой в гости. Дверь каюты была открыта. Нина склонилась над столом и, прикусив губу, старательно чертила на альбомном листе схему грузового устройства.
- Художника из меня точно не выйдет, - с досадой сказала она, - разве это вьюшка? А это - топриковая лебедка*? И гафель* кривовато выходит.
- Зато канифас-блоки, как живые, –  похвалил я, - у Айвазовского они получались гораздо хуже.
- Получишь у меня! – Сказала Нина, - смотри, вот мое оружие.
Она протянула мне карандаш «Великан», толщиной с руку и длиной с полметра.
- Люся дала. Для самообороны.
Я взвесил дубинку в руке: «Солидно! Уже применяла?»
- Нет еще, видишь же, в экипаже все живые. Пока.
     Женские каюты сильно отличаются от прочих. Фасонные шторочки, кружевные салфеточки. На переборках портреты актеров, вырезанные из «Советского экрана». Тонкий вкусный запах косметики. Цветок на иллюминаторе в большой жестяной банке. Цветок принайтован каболкой*, чтобы не свалился при качке. На полке несколько книг и все про любовь.
- Это Люськины, - сказала Нина, - мне сейчас по навигации долбить надо. Вехи и буи. А их тьма! И еще морзянку, клотик*. Может чайку?
- Неа, не откажусь, - вежливо согласился я, - угощение отбатрачу. Хочешь, на ключе постучим. Морзянка – моя слабость с детства.
     Я стал часто захаживать к Нинке. С ней было интересно.
- У нас морская династия, - рассказывала она, - мой дед был моряком и папа, тоже. Он - капраз!
- Ого, а я с тобой этак, запросто… А прадед?
- Прадед был лихой человек, каторжанин. Так мы все и оказались на Сахалине.
- Я сразу понял – с тобой надо быть поосторожнее.
- Кому-то надо продолжать морскую династию, - серьезно продолжала Нина, - а у нас в семье одни девчонки. У меня две сестры.
- А они что?
- Характером не вышли. У меня знаешь, какая была первая игрушка?
-?
- Кораблик! Папа подарил.
- А если бы он подарил тебе паровозик?
     Нина многое знала про море и была уверена, что где-то ждут ее дикие неизведанные острова. Иногда мы засиживались допоздна. В экипаже пошли гулять нехорошие слухи. Сплетни придумывал и распространял подлый Люлек. Я был приглашен к старпому и после деликатной беседы поклялся, что никак не обижу «небесное создание».
     Я уже начал подозревать в себе нежные чувства к Нине, когда в нашу дружбу вклинился матрос, Саша Будиш.
     Саня был стройным красавцем, с тонкими чертами лица и шапкой белокурых кудрявых волос. У него были узкие плечи, узкие ладони и нежные длинные пальцы. Этими пальцами он виртуозно исполнял бессмертные творения Моцарта и Бетховена на пианино в столовой команды.
     Будиш, сын интеллигентных родителей, сбежал на флот от безответной любви и в душе не считал себя моряком. Гак он принципиально называл крючком, любые концы – веревками, а комингс – порогом. «Нет у него морской хватки», - говорил боцман и за глаза называл Сашу «интеллигентом».
     Будиш показал Нине, как бренчать на пианино «Собачий вальс», а после первых аккордов «Лунной сонаты», она разомлела и втюрилась в Сашу по самые уши. Потом научила его вязать длинные полосатые шарфы на спицах. Эта работа, как известно, требует большого терпения  и усидчивости. Так, вот, Будиш и «подсидел» меня.
     Однажды, я застал их за этим занятием и, подавив уколы ревности, спел хриплым голосом: «But I kissed her little sister and forgot my Klementine!»*
 - Ну, и бог с ней, - ответила Нинка и посмотрела на Будиша влажными глазами.
     Влюбленных списали с судна в один день. Было за что. Они уронили стрелу. Будиш зазевался и упустил свистов. Нинка, вместо того, чтобы давить на стопор, испугалась и нырнула под вьюшку. Стрела пошла вниз и рухнула на планширь.
- Загнулась буквой «зю», - рассвирепел  боцман, - убью обоих!
    
     Нину я узнал издалека. Она шла по Краснофлотской к вокзалу с желтым фибровым чемоданчиком в руке.
- Домой? – Спросил я.
- Нет, сначала в Холмск, в контору.
- А Будиш?
- Пишет объяснительные. Меня списали по-хорошему, благо практика закончилась. Характеристику сама себе отпечатала. Положительную со всех сторон. Чиф* долго читал мораль, но подписал. Саньку жалко…
- Не горюй, у немцев этот, не последний пароход*, - процитировал я Твардовского, - проводить тебя?
- Нет уж, - Нинка выпятила губку, - я буду плакать. Ты куда, на вахту?
- Пойду в кабак, залью горе вином, - ответил я и пожал ее маленькую теплую ладошку.
- Ты славный парень, Андрюша, - сказала Нина на прощание.
- Большое видится на расстоянии. Будет трудно – зови.
 - Я все равно буду плавать. Я все равно стану капитаном! – упрямо сказала Нинка и зашагала к вокзалу. 
       Я закурил и долго смотрел ей вслед. Нина не оглянулась.

4. Земля круглая или пять лет спустя.
    Солнечным майским днем я прогуливался по центральной улице Владивостока со своей девушкой. Ее звали Наташа и она была красавицей.  Самой красивой в мире. Встречные моряки оглядывались на нее. Был воскресный день, по Ленинской дефилировала принаряженная публика. И вдруг!
- Андрюха! Сколько лет, сколько зим! – Из толпы вылетела взлохмаченная джинсовая фурия и бросилась мне на шею. – Не узнаешь? Я – Нинка, с «Ярославля»!
- Узнаю Нинку с «Ярославля», - едва выговорил я, - Какими судьбами?! Где ты? Как ты?
- На «Альбатросе». Вторым. Второй помощницей! – Сияла Нинка. – Все, забираю тебя. Столько надо рассказать! Мы на первом причале.  У морвокзала. Мне еще к капитану порта надо успеть. И еще куча дел!
   Энергия из этой девушки била фонтаном. Наконец, она заметила мою Наташу, улыбнулась, протянула ей свою ладошку и по-мужски встряхнула:
- Нина.
- Наташа.
- Все, идем, - Нина решительно подхватила нас под руки, - устрою вам экскурсию на наш лайнер. На пароходе бывала? - Спросила она Наташу.
- У нее папа капитан, - сказал я.
- Капитанская дочка – это класс! По себе знаю, - смеялась Нинка, - тебе жутко повезло, Андрей.
-  Еще бы! А что твой Саша Будиш? – Спросил я.
- У-у-у, Будиш! – Зарычала Нинка, - будешь, не будешь... Мямля! Когда у нас закрутилось по-настоящему, его мамаша встала на дыбы. Как же – папа профессор, мама – главбух в ГУМе, сын, хоть и беглый матрос, но голубых кровей. И дома у них белый рояль. И целая библиотека.  А тут я, такая-этакая!
     Но, честно говоря, дело даже не в этом. Не пошло у нас как-то на берегу. И «Лунная соната» не так звучала в их пещере. К тому же, маман часто портила песню, - здесь, говорит, надо модерато поглубже. У сыночка краснели уши и он старательно углублял это модерато.
- Что это, модерато? – спросил я.
- А фиг его знает! – ответила Нинка и выпятила губку, - это не про море!
    Наташа сочувственно поглядывала на Нину. Женская солидарность.
- В общем, Будиша «поступили» в институт. Будет филологом. Или физиологом, не помню точно. Какая разница? Ну ладно, расстались по-хорошему. А вспомнить-то и нечего. Вот, уже пришли.
     Старый трудяга «Альбатрос» отдыхал у пирса. Грузили тракторы, самосвалы и разное железо. Швартовы подвисли и Нина не замедлила сделать нарекание вахтенному:
- Прохоров, продольные* на баке подбей. Шпринг* подбери. Не спи, замерзнешь!
- Будет сделано, Нина Сергеевна, - улыбнулся пожилой усатый матрос, - с нашим удовольствием!
- Тебя здесь любят, - сказал я Нинке.
- А как меня не любить?! – улыбнулась она, - это тебе не «Ярославль». Там один Люлек чего стоил!
- Да уж!
     Каюта второго помощника Сазоновой ничем не напоминала дамскую. Стол завален бумагами, в углу литые резиновые сапоги, на крюке штормовка. Правда, на полочке, над умывальником, некоторый избыток тюбиков, цветных коробочек и флаконов.
     Нина ураганом прошлась по каюте – меня толкнула в хозяйское кресло, Наташе предложила диван, сдвинула кипу бумаг на край стола и третьим движением включила кофеварку.
- Все причандалы в баре, care yourself*, - кивнула она на полку, - я пока облачусь в официоз.
     Нина задернула тяжелую занавеску. Мы с Наташей оказались в большей части каюты, переглянулись,  и занялись содержимым «бара».
- Андрей, давай, про себя расскажи, - послышалось из-за шторы, - хвались и ври, пока я тебя не вижу.
- У меня все по плану, - скромно ответил я, - после «Ярославля» забрили в армию, потом господь надоумил учиться. Теперь, вот, пробавляюсь радистом в Дальневосточном, Ордена Ленина и Ордена Октябрьской революции морском пароходстве.
- Радистом?! Ну, не ожидала. Тебе же прямая дорога в штурмана. У тебя был талант, я знаю.
- Он лучший радист в пароходстве, - ревниво вставила Наташа.
- Кто бы сомневался, - согласилась Нинка, - Андрей еще тогда меня в морзянке поднатаскал, до сих пор помню! Тут тяму иметь надо! Вы поженитесь?
- Вечером буду представлен папе, - сказал я.
- И маме, - добавила Наташа.
- Главное, понравиться теще, - засмеялась Нинка, - Наташа, я тебе скажу пару слов за Андрюху... потом…наедине.
- Будь осторожна! Если что, месть моя будет ужасна. Тебе кофе туда или все-таки выйдешь?
- Минуту ждать, - по-военному ответила Нинка.  - Оркестр, туш!
     Занавес раздвинулся и перед нами предстала Нина во всей красе. Темно- синий морской китель с золотыми погончиками смотрелся на ней идеально. Вздернутый носик, легкий румянец, блеск серых глаз. Наташа ревниво следила за моим взглядом.
- Нина, высший класс!  - восхищенно сказала она.
Я вправил отвисшую челюсть на место и сказал только: «Подтверждаю!»
- Видел бы ты меня на мостике. Мегера!
- Шутить изволите…
- Попадись мне теперь Люлек под горячую руку!
- Даже не мечтай. Люлек плохо кончил. Погорел на воровстве. Месяц отлежался в больнице. Больше его никто не видел.
- Ты приложился?
- Нет, но жалею страшно. Списался Люлек в отпуск. И прихватил, гад, у ребят по мелочи, у кого галстук бисерный, у кого носки с блестками. На проходной его попросили открыть чемодан, а там сверху – морской бинокль и фирменные туфли старпома. Люлек бросил свои трофеи и убег. Сундук притабанили на судно, народ и опознал свои вещички. Беглеца потом встретили в Холмске. Ну и приголубили по-братски, против шерсти.
- Так ему и надо! На рее бы его вздернуть!
- Билли Бонс не твой родственник? – сказал я. – Ладно, о грустном… Куда дальше пойдете?
- В Корсаков. Отвезем технику, а потом, как обычно,  летом, завоз по Курилам. Зимой – лес на Японию.
- Не те масштабы. У нас – Куба, Штаты, Европа.
- Большому кораблю – большую торпеду, - засмеялась Нина, -  в будущем году защищаю диплом в ДВВИМУ и лет через шесть буду мисс Captain.
- Или миссис?
- Пока не встретила своего принца. Ты, к сожалению, занят…
- Не отдам! – Решительно заявила Наташа.
- Не подеритесь, - гордо сказал я. -  Кофе у тебя хорош.
- Маде ин джапан, однако. Ну, труба зовет! Проводите меня до капитана порта?

     У конторы мы попрощались. Нина о чем-то пошепталась с Наташей,  поцеловала меня в щеку:
- Свидимся еще.
- Земля, круглая.
- Эта девушка далеко пойдет, - потом сказала мне Наташа.
- Думаю, что, да… О чем вы секретничали?
- Пара слов за Андрюху, - ответила Наташа.
-?
- Держись за него!

5. Кавказская пленница.
Кто в «полярке» не бывал, тот моря не видал (поговорка).
    
     Наш теплоход «Арджун» лавировал во льдах Чукотского моря и держал курс на заполярный порт Тикси. В радиорубку зашел капитан.
- Хорошо быть начальником!* – сказал он.
- Хорошо! – Охотно подтвердил я и убрал ноги со стола.
     Сменив «американскую» позу на рабочую, я изобразил собачью преданность и готовность к подвигу.    
     Потапов Владимир Яковлевич, капитан нашего сухогруза, был родом из сибирской станции Зима.  Мы с ним дружили и въедливый стармех Карцев дразнил меня из-за этого «папин сибиряк».
- Сиди, сиди, - капитан размял сигарету,  - перекурю с тобой, да погреюсь. Лед разряженный пошел, пусть третий сам потренируется. Новости есть?
- Нет, все спокойно, - ответил я.
- No news – good news*, - сказал он, - ледовая карта скоро будет?
- Через полчаса.
- Не протабань.
- Никогда!
     Это был устоявшийся протокол нашего общения.
- Лаг опять врет, показывает скорость ветра или высоту полета, - сказал Потапов, уютно устраиваясь на диване.
- Во льдах это бывает. Выйдем на чистую воду, вправлю ему мозги.
- Кстати, - чтобы переменить тему разговора сказал я, - в «Вымпеле» есть занятная статейка. «В далеком плавании» называется. Получите удовольствие.    
     Капитан взял журнал, достал очки и приладил их на носу.
- Во, дают, писатели!  - Засмеялся он, - «Теплоход пробивался сквозь льды Южно-Китайского моря, когда радист принял сигнал SOS…»  Когда это были там льды?
 - Вероятно, в ледниковый период, когда мамонты были.
- И дальше: «…капитан поднялся на судно по шторм-трапу*, заложив руки за спину…» Сюда бы этих щелкоперов! По шторм-трапу, со связанными руками!
    Требовательно загудел сигнал спутникового телефона.
- Ну вот, началось утро в деревне, - я взял трубку и включил громкую связь для капитана:
- Теплоход «Арджун» на связи!
- «Арджун», вас вызывает теплоход «Кавказ»! – произнес звонкий женский голос.
     Этот голос я бы узнал среди любых помех.
- Нинка с «Ярославля»?!
- Андрюха, ты? Ну, не ожидала встретить тебя на Северном полюсе! Вот уж действительно - Земля круглая!
- Мы, сибиряки, нигде не пропадем! А вы тут какими судьбами?!
- Я здесь мастером*, застряла маленько. Из Штаба ледовых операций сказали, чтобы связалась с вами. Как у вас ледовая обстановка?
- Нина Сергеевна, даю капитана. Потапов Владимир Яковлевич, - сказал я и передал трубку озадаченному «папе».
     У капитанов состоялся деловой разговор. Паковый лед, старый лед, прижимной ветер, дрейф на восток и прочая дребедень. Обменялись координатами. Здесь одна дорога. «Кавказ» был у нас по курсу, в двадцати милях.
- У нас форштевень* крепче и под север заточен, - пошутил Потапов, - подойдем в точку через пару часов, попробуем вас обколоть.
     Капитан передал мне трубку. 
- Ты слышал, Андрей, да? У меня уже три «полярки», а вот капитаном – в первый раз. Ну, и не всегда везет, сам понимаешь…Давай, говори о себе. Ври, пока я тебя не вижу!
- Не переживай, я тебя выручу и на этот раз, - развязно сказал я, - мисс captain. Или миссис?
- Да, мисс, мисс, елки-палки! Куда спешить?  Как у тебя? Жена – наша Наташа? Дети?
- Да, Наталка! Тебе привет! Наследник растет. Пошел нынче в первый класс.
- Один? Что так мало?
- Ну, ты же знаешь, у нас, моряков, просто нет времени размножаться. Пиши адрес, телефон, будешь в наших краях, милости прошу в гости.
- Обязательно! Непременно! Андрей, я так рада! – и на прощание Нина добавила, - свидимся еще.
- Земля круглая!
- Целую!
- Взаимно!
     Я положил теплую трубку и некоторое время успокаивал волнение в сердце.
- Однако, - сказал озадаченный Потапов, - пересекались с ней где-то?
- И все встречными курсами, - ответил я.
    
     На вахте стоял матрос Миша Махов. Он часто перекладывал руль, чтобы миновать крупные льдины и почти не смотрел на картушку компаса. Третий штурман бегал с одного крыла мостика на другое и высматривал полыньи во льдах.
- Справа десять – судно! - Доложил рулевой.
- Вижу, - ответил третий помощник, - держи на него!
      Белая надстройка «Кавказа» терялась за высокими торосами. Судно уперлось в перемычку серого льда и работало переменными ходами, чтобы вырваться из ледовой ловушки. В бинокль я видел фигурку Нины на крыле мостика. Маленькая женщина в овчинном тулупчике нараспашку и толстом водолазном свитере.
     Мы сделали несколько осторожных заходов, чтобы обколоть пленницу и не вляпаться самим. Наконец, «Кавказу» удалось подвернуть влево и вырулить в пробитый канал. Наш кэп мастерски провел спасательную операцию и был очень доволен. В такие моменты у него топорщились усы.
     На УКВ мы услышали слова благодарности и пожелали удачи друг-другу. Капитан закончил разговор и протянул мне телефонную трубку. Я сказал только: «До встречи, Нина Сергеевна. Будет трудно – зови!»
     И мы разошлись. Как в море корабли…
    
6. Мир тесен.
     В лихие девяностые, из-за безработицы в родной конторе, мне пришлось устроиться на старый  рефрижератор  «Розалинда». Это было единственное судно компании “Bananas & Electronics”, принадлежащее непонятно кому и зарегистрированное под флагом славной морской державы Монголии. 
     Наша «Роза» была древней старушкой и болела всеми возможными болезнями: машина имела дурную привычку стопориться в самый неподходящий момент, электричество пропадало один раз в сутки, но в разное время и к этому трудно было привыкнуть.
     Пресная мытьевая вода утекала по неведомым трубам в черную дыру и на судне всегда действовал режим жесткой экономии. Вода включалась два раза в сутки и только в душевые. Чтобы почистить зубы, приходилось снимать штаны.
     Вдобавок, на судне был сборно-подзаборный экипаж. Бывшие таксисты, дизелисты и сельские механизаторы с Сахалина, купившие морские дипломы в пешеходных переходах острова.
     Кроме того, судно оккупировали несметные стаи тараканов и полчища крыс. Мы с ними пытались бороться, но потерпели поражение. Судового кота они загрызли насмерть и сожрали.
Однажды, я сказал старпому:
- Максимум, через год «Роза» утонет.
- Не каркай! Накаркаешь беду, - лениво возмутился чиф.
- Это неизбежно, как победа коммунизма. Одно утешает – нас с тобой здесь уже не будет.
     Капитан был из опальных. Его выгнали из САХМП за пьянство, однако и здесь его любовь к зеленому змию не пропала. Бывало, кэп уходил в загул на неделю, а очнувшись, проявлял нездоровую суетность и рабочий зуд.
     Как все пьющие люди, он был нервным и подозрительным:
- Начальник, вот, чувствую, ты на меня стучишь! – сказал мне кэп после очередного запоя.
- Увольте-с, Мансур Габдулхаевич, тут и без меня есть кому стучать, - отшучивался я.
     Почти месяц наша «Розалинда»  шлепала из Кореи в Новозеландский порт Нейпир, чтобы погрузить тыкву и доставить ее в Японию.  Японцы очень любят зеландскую тыкву и делают из нее мороженое и котлеты.
     Ранним утром мы бросили якорь на рейде порта Нейпир и разбудили городок своим простуженным сиплым гудком.
- «Что-то лоцмана не видно», - хмурит брови капитан.
Вдруг, все дружно закричали: «Едет, едет басурман!» - Громко продекламировал старпом, глядя в бинокль.
      И действительно, под берегом показался игрушечный белый катер с надписью  «PILOT»*. Я расчехлил видеокамеру.
- Что ты лоцманов всегда снимаешь? – Спросил судовой доктор, дыша мне в ухо.
- Люблю смотреть, как они карабкаются по шторм-трапу. Вдруг, кто упадет. Посмеемся!
     Доктор был нудным, назойливым, страдал от безделья и слонялся между лазаретом и мостиком. Я знал, как от него избавиться. Надо что-нибудь попросить. Все равно что.
- Док, подкинул бы мне витаминов, вдруг цинга начнется.
- У нас по раскладке каждый день свежие овощи and фрукты, - сварливо ответил он, - цинга тебе точно не грозит.
- Ну, спиртику отлей, контакты протирать. Мой-то закончился.
     Оглянувшись, я увидел, что доктора рядом уже нет. Так всегда бывало.
     Лоцманский катер описал красивую дугу и носом бережно прижался к борту. Я нажал кнопку видеокамеры. Маленькая женщина в шортах, белой блузке, с золотыми погонами капитана, вышла на палубу катера. Резким движением поддернула шторм-трап. Убедилась, что он надежно закреплен. Потом осторожно, по-бабски, вскарабкалась на борт. Когда она в сопровождении старпома шла к надстройке, я лихорадочно дернул кнопку «зум» на себя. Камера рывком приблизила изображение. Нинка! Неужели Нинка?!
- …morning, everybody, - сказала лоцманша в рулевой рубке, - good morning, captain!
     Голос был звонкий и до боли знакомый. Говорят, что у женщин голос не меняется с возрастом.
     Мансур Габдулхаевич приосанился и пробормотал какую-то фразу. Он думал, что говорит по-английски. Я трусливо вжался в угол.
     В рубку втиснулась дородная буфетчица Эльвира. В руках она держала палехский поднос, на котором дымилась кофеварка, а на розовых салфетках располагались тарелочки с нарезкой сыра и кружочками колбасы. Поднос оказался рядом со мной, на столике, и я не мог не сказать: «Миссис пайлот, плиз, колбаски!» 
     У капитана округлились глаза и он хмуро буркнул: «Иди отсюдова!».
     Нина улыбнулась, заметила лэйбу “Radio Officer” на моем комбезе и выпятила губку:
- Hi, Sparky, how are you?*
- Not so bad, thanks.*
     По взгляду, по улыбке я понял – Нина узнала меня. Но, видимо, она была «в образе» и говорила только по-английски. С некоторой опаской я принял игру.
- Ни фига себе, баба – лоцман! - сказал Мансур Габдулхаевич и я увидел, как вздрогнули плечи у Нины.
     Швартовка прошла как по маслу. Нина четко отдавала команды рулевому и по рации руководила буксирами. Все уважительно поглядывали на нее.   
- Ни фига себе, баба – лоцман! – восхищенно сказал кэп, когда швартовка закончилась.
     Нина тут же подписала документы по проводке и, отказавшись от угощения, попрощалась. Габдулхаев сам пошел ее провожать. Я потащился следом. С трапа она упала в мои объятья.
- Андрюха, родненький, как ты там без меня? Я так рада тебя видеть!
     Это было правдой, у Нины блестели глаза.
- У нас плохо не бывает, - ответил я. - Я уж думал, ты меня не признала.
- Узнала! Узнала сразу!
- Узнать и признать – это по-разному звучит. Прости, бывает, время меняет людей.
- Это не про меня! Вечером заеду за тобой. Посидим, вспомним молодость. Мне еще «Бальбоа» швартовать. Здоровенный танкер.
- Так ты мисс или миссис? – Перебил я.
- Миссис! – засмеялась Нинка, - познакомлю тебя со своим принцем. Ну, не прощаюсь. Она поцеловала меня в щеку, хлопнула дверцей своей «Тойоты» и рванула с места в карьер.
     Я медленно побрел на судно, пытаясь успокоить сердце.
- Ну, ты даешь, начальник! - Развязно сказал уже нетрезвый Габдулхаев. -  Как ты лоцманшу-то зацепил!
- Она влюбилась в меня с первого взгляда, - ответил я небрежно.

7. Why not?*.
      Вечером к судну подрулил угловатый пикап. Из него выбрался высокий рыжий джентльмен и прямиком направился к капитану. Потом позвали меня.
- Начальник, это за тобой, - сказал кэп, после того как я высвободил свою помятую руку из лапы рыжего, - Билл Хаммерман - гонец от твоей пассии.
- Bill, - сказал рыжий.
- Андрей, - сказал я.
-  Хорошо! – сказал он.
- Очень приятно, - сказал я.
- Let’s go?
- Поехали!
     Билл выгрузил из бумажного пакета упаковку «Будвайзера» и пузатую бутыль шотландского виски с фирменным стаканчиком на горле.
- Special for you, captain. Have a good time!*
- Когда вернуться? – спросил я Габдулхаева.
- Утром будь, - милостиво разрешил мастер и посмотрел на дары, как кот на валерьянку.
      
     Мы сидели на прохладной веранде и смотрели на оранжевое заходящее солнце. Сквозь острые иглы пальм было видно фиолетовое море и далекий маяк.
- Мне нравится твой принц, - сказал я Нине, когда Билл отлучился за новой порцией льда.
- Он добряк, я его тоже люблю, - ответила она серьезно.
- Давно?
- Семь лет уже. Скоро вернется наш Ванек из школы. Ему тоже семь.
- Хорошее имя. По-нашему спикает?
- Так себе. В школе – английский,  дома – упрется в компьютер или в телевижн. Видишь, и я уже сбиваюсь. А Ваня родился здесь.
     Билл поставил на столик серебряный конус со льдом, добавил несколько кубиков в свой стакан. У него было широкое добродушное лицо, светлые глаза, веснушки и хорошая улыбка. Билл сидел в сторонке, катал лед в стакане и поглядывал на нас.
     У дома остановился желтый школьный автобус. Из него выкатился на роликах рыжий Иван Хаммерман, новый русский зеландец. Поцеловал маму, папе сказал: «Хай, дэд!», - и затормозил возле меня.
- Это Андрей, наш большой друг. Он из России, - сказала Нина.
- А меня Ваня называют, - медленно, подбирая слова, произнес он, - ты на лодке приплыл или бай айрплэйн?
- На судне. Я там радистом. Мы с твоей мамой были матросами на одном пароходе. Давно.
- Я тоже хочу радистом на пароход!
- Ты же вчера хотел быть летчиком, - засмеялась мама.
- То вчера!
- Вымой руки, ужин на столе, моряк. Молоко в холодильнике, не забудь.
- Yes, captain! – сказал мальчишка и укатил в дом.
- Вот так и живем, Андрюха, - сказала Нина, - что еще нужно для полного счастья?
- Собаку и кота. У меня дома две собаки, три кота и еще жена. Весь этот зверинец в однокомнатной квартире.
- Не соскучишься! И живете все мирно? Как Наталка?
- Домоуправительница – так она себя называет. Все хозяйство на ней. Сын женился, развелся, но они успели родить нам внучку, Дашеньку. Такая прелестная бестия! Обе бабушки рвут ее друг у друга, ну и балуют до неприличия.
- Хорошо быть дедушкой, хотя на дедушку ты мало похож.
- Ну да, дедушкой быть неплохо, но спать-то приходится с бабушкой!
- За все приходится платить, - сказала Нина, - у меня приключений тоже хватало. В девяностых пароходство затрещало по швам. Нашлись деловые  люди, которым было интересно распродать все по частям. И получить профит быстро и эффективно. После нас – хоть потоп! Потом они начали стрелять друг в друга. На Острове не стало работы.
- У нас такая же история.
- Позвали преподавать в морское училище. Попробовала. Не по мне это дело. В это же время любовь у меня приключилась.
- Кто этот счастливчик?
- Полковник в отставке. Настоящий полковник! – продолжала Нина не без желчи, - красавец мужчина. А как он готовил плов! А шашлык! Я-то кулинар никакой, так он меня из кухни совсем выжил. Жена его семь лет, как сбежала с Сахалина и обитала в Тамбове. Они и не общались все это время. А тут, как по повестке - явилась, не запылилась. Полковник мой оказался совершенной тряпкой, заныл: «Не выгоню же я ее, такую больную, худую, несчастную!» А эта худая в дверь едва пролазит! Вот и прошла любовь. Иду, бывало, на работу мимо их балкона, а там ее необъятные труселя на веревке сушатся. Гранату хочется бросить!
- Хорошо, что у тебя не было гранаты.
- Меня ж полгорода знает, встречу знакомых, поздравляют: «С законным браком вас, Нина Сергеевна!»  Жаль, что у меня не было гранаты!
- Будиша не встречала?
- Встречала, как же! Холмск – город маленький. Саня закончил институт, послали его на мыс Марии считать то ли морских котиков, то ли тюленей. Там он и научился пить водку по-взрослому. Женился, развелся, опять женился, снова развелся, детей не получилось. В последний раз я его видела на вокзале. Дошел до ручки - допивал остатки кофе из стаканов в буфете. Дала ему трояк, руки кинулся целовать. Слезы, сопли…
- Жаль Саньку.
- Еще бы! Все у человека было для хорошего старта.
- Мне бы так. Был бы уже министром связи. А ты потом?
- А я потом пошла капитаном в Бельгийскую компанию «Blue Trade». На «рифер», под Кипрский флаг. Возили баранину на Европу. Тут, в Зеландии, и нашла своего принца. Билл, кстати, и тыкву вам продает. У него свой интерес к вашему пароходу. Обсудим, если ты не против.
- Любой ваш каприз…  за ваши деньги, - пошутил я.
- Не без того, - без улыбки сказала Нина.
- Бизнес не мой, Билла. Ты бы мог представить нас капитану, как своих старых знакомых? Ну и выступить гарантом надежности по бизнесу. Билл погрузит вам сверху небольшую партию этой самой тыквы. Документы будут – не подкопаешься. В Японии наши люди все чисто выгрузят и расплатятся с кем нужно. Твой бакшиш – три штуки баксов.
     Предложение было неожиданным и заманчивым. Чтобы дать себе немного времени на размышление, я сказал:
- Я работаю только за евро.
- Годится, - засмеялась Нинка, - можем и тугриками.
-  В конце концов, why not?  - сказал я, обращаясь к Биллу. - Контрабанда – мое любимое занятие с детства. Однако, когда в деле больше трех человек, это становится опасным. К тому же Габдулхаев слаб на выпивку, это тоже надо учитывать.
- Злоупотреблять ваш кэп не будет, - убежденно сказала Нина.
- Ты его плохо знаешь. У нас говорят:
«Все может быть, все может статься,
Невеста б…ю оказаться, жена уйти, друг -  изменить,
Но бросить пить – не может быть!»
- Габдулхаева я беру на себя, - упрямо сказала Нина, - у него будет мощный стимул.
- Вообще, я трусоват на такие дела, но для тебя готов ограбить банк, - сказал я Нине, и добавил по-блатному, - Заметано!
- Вот и ладушки, - легко вздохнула она. - Очень хочется перебраться в Австралию, на житие, а для этого капитану нужен капитал.
- Плохо вам здесь живется?
- Там лучше. В Австралии гораздо теплее и не трясет. Для Билла работа будет, а я буду домоуправительницей.  Опять же Ивана надо воспитывать. В лучших морских традициях.
- С местом определились?
- Мне нравится Сидней, Биллу – Мельбурн, но пока рано загадывать.
- Значит, это будет Сидней, - сказал я.
     Билл молча смотрел на нас, улыбался и кивал головой.
     На следующий день Билл был у нас в гостях и они подружились с капитаном. После этого визита Габдулхаев напрочь завязал со спиртным и стал ласково относиться ко мне. Лишь иногда, наедине, говорил: «Ну, ты даешь, начальник! Такую шикарную дамочку охмурил!». И щурил свои хитрые азиатские глаза.
- Аборигенки любят меня за бусы, - отшучивался я.
     Из порта нас выводила лоцман Хаммерман. Мы попрощались у трапа.
- Нин, как вам удалось так отрезвить кэпа?
- Легко! Я сказала, что если он хоть раз примет на грудь – останется без премии.
- Как вы узнаете?
- Ты «настучишь»!
- Я?! Увольте-с…
- Да знаю я, что ты не стукач… Но Габдулхаев-то не знает.
- Ты сильно повзрослела!
- А то!
     К борту подрулил знакомый лоцманский катер.
- Прощай, Нинка, даст бог, свидимся…
    
     Через год «Розалинда» затонула и обрела вечный покой у берегов острова Хоккайдо. Экипаж был спасен Японской береговой охраной.
     Перед Рождеством Нина прислала мне открытку с веселыми кенгуру и видом на театр «Опера-Хаус» в Сиднее. Слов было немного: «Живем теперь тут. Привет Наташе. Целую. Я.» Обратного адреса не было.

Словарь некоторых морских слов.
*Дракон – боцман.
*Канифас-блок – блок, с откидной щекой.
*Флейц – плоская кисть.
*Точила – так на судне называют токаря.
*Бугель – приспособление для крепления грузовой стрелы в походном положении.
* Топриковая лебедка – лебедка для перемещения грузовой стрелы по вертикали.
*Гафель – горизонтальная балка на мачте, часть стоячего такелажа.
* Принайтован каболкой – привязан веревочкой – прядью от какого-либо конца.
*Морзянка, клотик – на судне штурмана и матросы должны были знать азбуку Морзе и уметь читать сообщения, передаваемые светом.
* But I kissed her little sister and forgot my Klementine! – Я поцеловал ее маленькую (младшую) сестренку и забыл свою Клементину. – Слова из старинной «мужской» американской песни.
*Чиф – старший помощник от (англ.) chief mate.
* Не горюй, у немцев этот, не последний пароход – п/х «Ярославль» нам достался после войны от немцев. Также были другие подобные – sister-ships.
*Продольные, шпринг – концы для швартовки судна.
* Сare yourself – обслужите себя сами.
*Начальник – так, одним словом, звали начальника судовой радиостанции.
* No news – good news – нет новостей – это хорошие новости.
*Шторм-трап – сказать по-сухопутному – это веревочная лестница с деревянными перекладинами, балясинами. Понятное дело, что подняться по шторм-трапу, заложив руки за спину, никак невозможно.
*Мастер, кэп, папа – так иногда называют капитанов.
*Форштевень – нос судна.
*Pilot – англ. Лоцман.
*- Hi, Sparky, how are you? – Привет, Спарки, как дела?
Spark – амер. слэнг, так они иногда называют радистов
- Not so bad, thanks. – неплохо, спасибо.
* Special for you, captain. Have a good time!* - Специально для вас, капитан. Хорошо вам отдохнуть!
* Why not? – почему бы и нет? 
    
P.S. С удовольствием сообщаю - только что мне позвонила Нина Сазонова из своей Австралии. Зовет в гости.