Сердце аристократа. Часть 7

"Я только что убила своего ребенка..." - эта мысль яркой вспышкой пронеслась в сознании Ламбертины, когда она выходила из домика Марион. Старуха проводила девушку до дверей, пробормотав на прощание:
- И можешь не беспокоиться, никому ничего не скажу. Да не забудь выпить дома то, что я тебе с собой дала. Это поможет, чтобы у тебя все очистилось до конца.

Ламбертина кивнула и, Марион, окинув ее на прощание цепким взглядом, закрыла дверь. На воздухе девушка почувствовала тошноту, перед глазами поплыли красные круги... Она остановилась, прислонившись спиной к росшему рядом с хижиной огромному корявому дереву. Через несколько минут стало немного полегче, и Ламбертина медленно двинулась вперед, прислушиваясь к своим ощущениям. Должно было быть успокоение, ведь она наконец-то избавилась от страшного и неудобного препятствия, от позора... Но успокоения не было. Вместо него сердце теперь заполнила горечь и пустота.

Девушка глубоко вздохнула и, просунув пальцы в вырез корсета, достала спрятанный там маленький пузырек с темно-коричневой жидкостью. Это снадобье она должна была выпить дома. Отвинтив крышечку, девушка поднесла флакон к  лицу. В нос ударил сильный и терпкий запах. Поморщившись, она завинтила крышечку и только успела спрятать пузырек обратно, как чья-то рука тронула ее за плечо. Судя по прикосновению, рука была женской.

Ламбертина вздрогнула и испуганно обернулась. Перед ней стояла Катрин Леруа, одна из жительниц их деревни. Ее вьющиеся волосы медового цвета были собраны под кружевной чепец, а зеленые глаза с любопытным прищуром уставились на Ламбертину.

- Ламбер! Ты ли это? А что это ты здесь делаешь? - сходу затараторила она. - Неужто ходила к старой Марион? И бледная-то какая, Боже! Заболела что ли? Или...

В воздухе повисла напряженная пауза. Ламбертина закусила нижнюю губу, судорожно придумывая наиболее правдоподобное объяснение своего здесь нахождения.

- Да, - ответила она, наконец. - Зуб очень разболелся... - она дотронулась до щеки. - Полночи не спала.
- Зуб? - переспросила Катрин, все также бесцеремонно разглядывая свою собеседницу. - Да, зуб - это плохо. И что же, помогла тебе Марион?
- Да, конечно помогла... - пробормотала Ламбертина, опуская глаза. - А ты зачем пришла к ней, Катрин?
- Да у младшего моего, Жана, опять живот разболелся! - раздраженно бросила женщина. - Беда с этим бесенком. Тащит в рот дрянь всякую, а потом лежит, помирает.
Ламбер понимающе кивнула, вспомнив бойкого пятилетнего Жана, одного из семерых детей Катрин.

"А своего, не рожденного еще ребенка, я только что убила", - опять назойливой мухой прожужжала в сознании мысль.
И боль внизу живота, почти притихшая, неожиданно усилилась.

- Ладно, Катрин, пойду я, - быстро проговорила Ламбертина. - Я и так слишком задержалась, братья будут беспокоится...
- Да, строгие они у тебя, - хмыкнула Катрин, глядя в лицо девушки с каким-то, как ей показалось, явным подозрением. - Да и батюшка ваш тоже строг.
- Это верно, - слабо улыбнулась Ламбер. - Пойду я. Пусть маленький Жан скорее поправляется.

И повернувшись, она быстро направилась в сторону тропинки.

Катрин некоторое время смотрела ей вслед, затем, неодобрительно покачав головой, направилась к домику старой Марион.

- Сдается мне, там не только больной зуб, - бормотала она себе под нос, уже нетерпеливо стуча в дверь старухи.


***

Придя домой, Ламбертина закрылась в своей маленькой комнатке и достала пузырек с темно-коричневой жидкостью. Поднеся его к губам, она заставила себя залпом выпить горькую пахучую жидкость. Едва девушка успела сделать это, как в дверь раздался стук и послышался громкий недовольный голос отца:

- Ламбер, да где ты там запропастилась? Иди ужинать!

От неожиданности девушка слишком сильно сжала хрупкий пузырек, и через мгновение почувствовала дергающую боль в ладони, а по руке побежала струйка крови.

Стук в дверь усилился.

- Иду, отец, иду! - крикнула Ламбертина, думая, куда спрятать осколки. Наконец, завернув их в кусок тряпицы, она сунула "следы преступления" подальше под кровать, а другим лоскутом торопливо замотала пораненную ладонь.

- Экая ты неловкая, сестрица, - заметил Робер, когда она вместе с отцом и старшими братьями сидела за ужином.
Он кивнул на руку Ламбертины, обмотанную тряпкой. - Где это тебя угораздило?

- И полдня где-то пропадала, - отец нахмурил свои густые брови. - Или опять у речки заснула?

Братья усмехнулись, склонившись над деревянными мисками с кашей и бодро работая ложками.

- Я просто гуляла , отец, - тихо ответила девушка.
- Ты смотри у меня, гулена, - ответствовал он. - Лучше бы не гуляла, а о свадьбе думала. И ничего, что она осенью будет, время быстро летит.
Да и работу твою за тебя кто делать будет, а? Опять белья накопилось, завтра с утра чтобы выстирала все, да прополоскала.
- Хорошо, я все сделаю, - кивнула Ламбертина, опуская глаза в тарелку с едой.

Аппетита совершенно не было, а один вид горячей рассыпчатой каши вызывал у нее чувство тошноты. Кроме того, боль внизу живота усилилась, став дергающей и нестерпимо жгучей.

Девушка положила ложку на стол и посмотрела отцу в глаза:
- Пойду я, батюшка, - проговорила она. - Есть совсем не хочется. Да и голова что-то сильно кружится.
- Не заболела ли ты, дочка? - в голосе Пьера Мертенса послышалось беспокойство.
- Пойду, полежу, - ответила дочь, поднимаясь из-за стола. - К утру все пройдет.
- Ну, дай Бог, - ответил отец. - Иди, ложись спать, Ламбер.

***

Утром Ламбертина проснулась рано и внезапно, как от толчка. Солнце уже поднималось, и его первые лучи проникали через узкое окно ее маленькой комнатки.
Раньше девушка всегда радовалась началу нового дня, но теперь вместе с пробуждением сознания, к ней сразу же пришли воспоминания о содеянном вчера.
И эти мысли придавили ее больно и безжалостно, словно каменная плита. Радостный солнечный свет сразу же померк, став тусклым и серым.

- Господи... - прошептала Ламбертина, садясь в постели. - Вчера я убила своего ребенка. Убила по своей воле. Грех... страшный грех.

Она провела рукой по животу и бедрам, затем - по жесткой простыне и сразу почувствовала что-то липкое. Кровь...
Вскочив, Ламбертина откинула одеяло. Простыня вся была в больших пятнах крови.  Дотронувшись рукой до живота, девушка почувствовала уже знакомую боль. Правда сейчас она была не острой и жгучей, а более приглушенной.
"Видимо подействовало снадобье старой Марион", - подумала девушка. - "А это все... это надо скорее убрать"
Скатав простыню в узел и торопливо одевшись, Ламбертина пошла собирать для стирки и остальное белье.

Продолжение: http://www.proza.ru/2014/02/10/117