Глава двадцать седьмая

 Не знаю, сколько я пролежал так, среди осколков в чужом помещении, но
сознание начало вытаскивать из окружающего звуки ветра, свистящего сквозь
разбитое окно,которые я ощущал вместе с болью. Она тоже возникла внезапно,
кольнула в теле, начала медленно расползаться по клеточкам организма. А еще
невыносимо тянуло по полу, так что холодом сводило мышцы. Почувствовал, как
ее руки прикоснулись к лицу, но вместо приятного ощущения-снова заряд боли,
уже в голове, раскалывающий мозг на куски.
 - Ангел, пожалуйста, открой глаза! Ты слышишь меня, мой хороший? Только не
умирай, не оставляй меня одну!-ее губы и горячее дыхание на коже.
Хочу ответить, что я жив, но не могу пошевелить ни одной частью тела; оно
одеревенело внутри, ощущая снаружи ее слова и слезы, катящиеся по моим
щекам и шее.
Наверное, я стонал, может мне казалось сквозь волны боли и дурноты,
накатывающие с новой силой. Наконец нашел в себе силы разлепить свинцовые
веки, и в розовом мареве, поплывшем перед глазами, различил ее темную
фигуру,колеблющуюся где-то в воздухе, словно Ана парила над полом. Ее руки,
гладящие волосы.
 - Ана,-дьявол, как же больно!-Ты в порядке?
Она кивнула, всхлипнув.
 - Ангел, тебе больно, милый?
 - Нет.-Я соврал, ну не признаваться ведь в слабости, тем более, ей тоже
больно, не меньше моего.
 - Тебе больно.-Она подложила под мою голову свернутое пальто.-Потерпи,я
помогу тебе.
Марево перед глазами постепенно рассеивалось, я уже видел серый потолок,
край разбитого окна, в котором мелькали облака и дождь, снова
поливавший город.
Рыжая куда-то исчезла, а потом возникла рядом, вынырнув из полумрака
комнаты и моего затуманенного сознания. Бледное личико лисички с царапиной
на лбу, сочащийся кровью, распухшая губа. Потом промелькнули синяки,
лиловыми пятнами расплывающиеся на тонких руках, когда она совершала
какие-то манипуляции надо мной, укрыла найденным пледом.
Господи, ну зачем я заставил ее прыгнуть! Ей, наверное, больно и жутко
от полета по воздуху и такого ужасного приземления.
 - Можешь шевелить руками и ногами?
 - Да, все нормально со мной.-Я приподнялся, опираясь на руки, в общем
кружении комнаты перед глазами.
 - Лежи, тебе надо отдохнуть.- Она нашла где-то пластырь, протерла
порезы на лице, заклеила пластырем, дала попить. Потом легла рядом,
прижалась тельцем, затихла. Я потерял счет времени, унимая боль в теле
и тошноту, чтобы не выдать их Рыжей. Она спала на грязном полу,
свернувшись комком, а я то проваливался в подобие сна, то выныривал в
холодное пространство ночи. Солнце давно перестало уходить с небосклона,
просто иногда пряталось за не пробивные тучи, и тогда лил дождь,
становилось темнее. Наверное, ночь ушла, сменившись блеклым рассветом,
либо дождь перестал стучать в остатки стекла в окне. Хотелось пить.
Нельзя, надо оставить питьевую воду Ане. Я сегодня уже пил.
Я осторожно, чтобы не разбудить ее, встал на ватные ноги, в нечетком
свете добрел до окна. Сначала ничего не понял. За ним все утонуло в
предрассветном сереньком тумане, превратившим город в кладбище. А потом
рассмотрел гладь воды, рябыми волнами ходящую в каких-то жалких метрах
от окна. Я инстинктивно отшатнулся назад, чуть не упал, наткнувшись на
стул, одиноко стоящий сбоку. Ана приподняла голову, села резко.
 - Что случилось?
 - Ана, надо уходить! Вода почти добралась до окна.-Я помог ей встать.
Мы молча всматривались в серую пропасть.
 - Попробуем подняться выше.
Я почти забыл о боли и ломоте в теле. Выбрались на лестницу, вылезли
через чердак на крышу. Снова бескрайние просторы кругом, и не души.
 - Что теперь?- Рыжая тяжело вздохнула.
Не знал, что ответить. Она устала от холода, бесконечного карабканья
по мертвым домам, чтобы оказаться в ловушке у подступающей воды. Прыгать
больше некуда! Мы на острове, тот полет-отсрочка смерти, не более.
 - Знаешь, я все думаю, сколько людей погребено заживо в метро,
в рухнувших домах, под этой ненавистной водой. А мы, что будет снами?-
она медленно подошла ко мне, уткнула нос в мое плечо.
Я прижал Рыжую к себе, повернувшись спиной к ветру, чтобы хоть как-то
согреть ее тело.
 - Может быть им повезло больше, чем нам, Ана.