Золотые дети

Зима. Где-то в Нью-Йорке замерзают окна и провода, девушки больше не ходят в купальниках, парни больше не разъезжают на крутых автомобилях без верха. Открытые платья сменились на теплые пуховики, а костюмы-тройки на выпускной вечер, сменились куртками из овечьей шкуры. А у нас в конце января, девочки ходят в тонких прозрачных колготках и мини-юбках, и мальчики, в тонких узких штанах. Температура +3, завтра будет холоднее. Намного холоднее. Ветер дует с Америки своим холодным циклоном, а девушки все, так же думают какое платье, они оденут завтра на день рождение друга.
Ступаешь на тонкую дорожку снега, который выпал 17 декабря. Кажется таким ломким, что под ногами растворяется, как крек, который ты так быстро вдыхаешь. Мы совсем молоды. Но у нас уже нет будущего. Это понимает каждый из нас. Кто-то как при загрузки порно из интернета, верит, что на 80 % передача не прервется, а кто-то надеется, что на 15 % процентах выбьет его антивирусная программа. Так и мы, каждый день, ходим по улицам, в надежде, что мы окажемся не такими бездарными и не на что не годными.  Мои ноги закованы в Dr. Martens, только черные, только классика. Красного цвета шапка, штаны, которые слишком узкие для зимы, рубашка в красную большую клетку. Все мы совсем разные, Ива с огненно красными волосами, или же Костя с множеством татуировок и нечеловеческой худобой. Нас объединяет настолько много, и одновременно мало, что кажется мы чужие, будучи близкими.
- Мы молодежь, элита нации, знаете,- казала я, быстро выдохнув клубки дыма.
- Мы?Ахаха. Скорее бомжи и то больше уважения имеют, нежели мы - Слова Вовы пролетели мимо меня, и попали в уши другому парню. Он медленно покачался со стороны в сторону, видимо вишневая наливка начала понемногу нагребать, но он промолчал. Наверное, так делают многие, мы заходим в наш большой торговый центр, садимся за столики, покупаем по бокалу пива, а дальше бегаем в супермаркет с продуктами. Так проще, мы ведь выполнили миссию добропорядочных граждан. А теперь веселье. Вова и Вова, точнее у них есть клички, что бы их различать как собак, без травы своей день не начинают. Веселье не начинается без «банки». Один Вова, высокий парень, неприметный, такой как все, еще где-то работает. Уверена, что это не от безысходности, а просто от того, что мама траву покупать не будет. Другой Вова, по кличке Зеленый (как вы думаете почему?) но нет, оказывается у него и в правду такая фамилия, хотя я думала, что это прикол. Периодично где-то халтурит, человек, который находится в режиме треш-угар. Ему лет 21, независимо от дня недели пусть это будет понедельник, или же суббота он покупает себе чекушку, берет «банку» и день начинается. В пьяном угаре он ходит по магазинам или же улицам, что он ищет, никто не знает. С ним очень часто можно увидеть его девушку. Зовут ее Ирена, милая девушка, слушает deathcore или же Grindcore, что еще ужаснее. Пьет не уступая Зеленому, курит не уступая обычному планокуру. Что она с ним делает, мы всегда задавались этим вопросом, но никто не идеален, наверное, это «любовь». Костя мой бывший парень, паталогический врун сидел недалеко от меня. Этот диагноз поставили все мы еще год или два назад, когда поняли массовость его лжи. У него были длинные золотистые волосы, многие девушки завидовали ему хоть и называли пидором, но это все от зависти. Плюс к этому всему он весил 50 килограмм при росте 1,75, был невероятно худым, но обаятельным. За все это время пока мы не виделись, он говорил мне, что работает 3D дизайнером, живет в Киеве, имеет кучу друзей, и деньги у него тоже водятся, как маленькие рыбки крутятся в аквариуме. Взглянув на него, я сразу же определила что это опять ложь. В его глазах была надежда, которая сменялась унынием, синяки под глазами выдавали его бессонницу. Те же кроссовки, что и тогда как мы познакомились, тот же черно-белый телефон. Его слова лились красивой золотой рекой под цвет его волос, лицо обнимала широкая улыбка.
- Что-то нам не весело. Чувствую себя старым и дряхлым. Пора веселится!. Мы тяжело вздохнули и принялись перебирать варианты. Тут их было только два: или идти на улицу к гаражам и пить там, или же оставаться здесь, в ожидании, когда нас отсюда вышвырнут. Мы быстро встали и оделись. Вовы по дороге где-то потерялись, мы пошли покупать спиртное. Атмосфера тут совсем плохая, много людей, толстых и худых, хорошо и плохо пахнущих, которые сидя на красных упругих диванчиках, запихивают в себя зеленые и розовые суши, беглыми глазами оглядывают зал. Мы же очень редко ходим по таким местам, дело было даже не в деньгах и в городских ценах, а в том, что при громких разговорах и словах « чувак, пошли дунем, мне чет скучно» нас посчитают бедняками-наркоманами и выгонят прочь. В здании пахло кукурузой и испорченными гамбургерами, а мы, имея с собой много алкоголя, ускоряли шаг навстречу  холодному январскому воздуху. На улице было где-то – 5, но наличие нескольких бутылок вина согревало куда больше, нежели теплая куртка.
 - Ты видел, что творится сейчас в Киеве? Жеесть. Мои чуваки ехали туда, что бы дать ****ы беркутам. Суки! Бьют невинных, взяточники хреновы. – Как только Вова сказал это, его глаза бешено наливались пурпурной кровью.
Сейчас это единственная тема, которая сближает всю нашу страну и нас настолько разных. На протяжении часа полтора мы обсуждали события в Киеве, говновласть у нас в стране, президента и оппозицию. Ноги начинали мерзнуть все быстрее, мелкий снег начал выгонять нас с улиц, толкая домой.
- Нихуя не весело. Напиться не реально, холодно, тут мы нафиг околеем. Я валю домой – с отчаяньем прозвучали мои слова.
- Не не, куда? Не гони, мы только все смутились – Женька говорил с оптимизмом в голосе и  покрасневшими от холода щеках. Женя был эдаким веселым парнем, который всегда умел гулять, очень редко уходил с компании трезвым хоть и жил далеко. Он был высокий, носил красную шапку, жил «Нирваной» и гитарными рифмами. Я его ужасно любила друга, мы с ним никогда не сорились, он любит людей, никогда не искал конфликтов. Как – то раз он «получил» так глупо и так смешно, что мы до сих пор это вспоминаем. Ребята что-то не поделили, решили выяснить отношения, наш Женя проходил мило, к нему дорвался пацан, начал приставать, пытался дать в морду, увидев близко патруль, чувак стал убегать, вслед крича, что тот хотел ему впарить травку.
Окончательно замерзнув, я сворачивала в сторону торгового центра, что бы сходить в туалет и еще возможно выпить, где - ни будь водяного пива. Час-два все было как в тумане: тупые шутки, мерзкое пиво, проходящие и заедавшие свою боль люди, мы, они.
За нами был огромный каток, на нем катались люди, но мне скорее хотелось сказать «котились», девушки с парнями, пожилые люди, совсем маленькие дети. Они катались там для удовольствия, для вспоминания молодости, для приобретения опыта. Для нас же они были жалкими клоунами в цирке, а мы злостными зрителями, которые кричали - хлеба и зрелищ!  Близилась ночь, наш утопический центр закрывался, а нам снова нужно было выходить на холод.
- Куда валим? – говорил ко всем Костя, убирая с глаз волосы.
- Идем в подъезд. Наберем бухла там высоко и красиво.
Хорошо, что еще существуют подъезды. В них есть и вправду что-то домашнее. Мы делим эти места с бомжами, может быть от жадности, а может быть от молодости и дерзости. Плевать, что куртка будет белая, тесно и так мало воздуха. Мне не привыкать к прокуренным вещам, пахнут они ужасно, но это уже практически мой родной запах. Нас было много, а места мало, а времени так много. Целая ночь и еще обрывок утра. Дом был высоким, этажей 14, мы были на 7 совсем близко к вечности. На открытом балконе виднелся город, дороги были у нас на ладонях, далековато освещали фонари магазины и пабы, дома и ларьки. Болело где-то в грудях, клубки дыма медленно ложились на дно легких. Пиво, водка, вино, местами какая-то дрянь вишневая, клубки дыма, быстрые разговоры, пустые окна. Но хуже было видеть наши пустые глаза. Наши пустые, одинокие, безнадежные глаза.
Нас объединял один факт: родители, обстановка в семье. Действительно всех.
Они испортили нас, мы теперь портим их, точнее медленно крадем песок в их песочных часах. Костя живет с мамой и старшей сестрой, его мама всегда орала на него, он видел драки и отцом, вилки и ножи. Раз было нападение матери на отца с топором. Он мало ест и много пьет, бьет тату. У него нет денег, но он отлично рисует. Все его рисунки наполнены некой магией, его монстры и роботы оживают, желейные чудовища бегают по просторам ядовито - зеленого мира, а корабли тонут. Он много врал матери, за что она его била, выгонял из дома. Раз он позвонил мне в час ночи и сказал, что его мать умерла. У меня остановилось сердце, а мама моя начала плакать. Тогда мы еще встречались, а друзья говорили нам, что мы поженимся. Тогда было очень холодно, а мы просидели до утра на почте. К утру приехали ко мне. Моя мама долго плакала, а я удивлялась, почему он нет. Хоть спустя время я понимала, что это была ложь, и мне хотелось рассказать это его маме, но я не хотела видеть ее злости или же слез. Еще у него была амнезия какой-то последней стадии, и очень запущенной, как он нам тогда говорил, и что мир он видит в черно-белом цвете. Мы его жалели, но мне это казалось крутым. Еще он падал с 5 этажа, точнее с крыши и ничуточку не повредился. В 23 он собирался ехать в Японию, но почему-то этой субботой стоит с нами на морозе возле обосцанных гаражей и курит дешевые сигареты. На мои колкие замечания смотрит взглядом выгнанного щенка, и тогда я замолкаю.
Женя постоянно сорится с матерью, она знает, что он много пьет. Вова - первый сидят на шее у матери, берет деньги и спускает их на травку и дешевое пиво. Круговорот вещей, слушает грайндкор, курит травку, шепелявит, обзывает все остальное дерьмом. Мать называет бездарностью, иногда бьет, говорит, что он ни на что не способен, а только слушать свою сраную музыку.
От постоянной смены привкуса алкоголя меня начало немного тошнить. Закрыв глаза, я повернулась спиной и нагнула голову вперед, в ледяную пустоту. Ветер обмывал мне щеки, пытался открыть глаза.
- Поднимись! Ты что? Перевернутся хочешь? – дёрнул рукой в мою сторону Костя.
- Почему и нет. Почему и нет. Только лежать будет холодно. Мартинсы ведь холодная обувь.
Закрылись внутри. Темно. Освещают лица телефоны, много дымящихся сигарет, кто-то задыхается, но все курят. Ритмика разной музыки с телефонов начинает раздражать слух, руки дрожат, бордовое пойло льется по куртке.
 - Бля, тихо. Закройте рты, мама звонит – раздражённо ковырялся в кармане Женя.
Немного стало тише, наши голоса стали хриплые, сигареты погасли. Голос в телефоне разъярённо кричал на Женю, говорил – вали домой скотина! Где ты шляешься… потом гудки. Мы говорили о музыке, о чем-то таком не значительном для этого великого общества, что в секунду все замолчали.
Час ночи. Опять холод и пустой балкон, сейчас я тут одна. Хотя бы на минуту. А кто я? Что правдивого я могу сказать о себе? Мне 20 лет, живу с мамой и отчимом, каждый день себе вру, говорю, что совсем скоро все будет лучше. Учусь в лучшем университете городе, страдаю постоянной депрессией, много пью, давно курю. Мне 20 лет. Я не собираюсь умирать в 30 или же 40 лет. Я сама себе назначаю срок годности. У меня отличная мать, я благодарна ей за все, но никогда не было отца, за это я ненавижу его. Четыре года он платил часть денег за мою учебу, для меня это как искупление 20-летней вины, для него это не больше чем деньги. Характер отца, внешность матери. Руки начали мерзнуть, в карманах завибрировал телефон. Несколько слов, но звучат они как целый рассказ. Человек выпрыгнул на меня черными буквами из белого экрана. Голова кружилась все сильнее, люди становились все более размытые, а жизнь становилась с каждой минутой все более потраченной.
В бредовом состоянии пришла домой, как и они все. Кто сел за комп, кто сел за дурь, кто взялся за голову, но только на минутку. Крики, крики, вокруг меня крики, отчим опять пьяный, я опять сбегаю. Мать бегает в жесткой агонии, я сижу, читаю Ницше. Меня учили он ненавидеть Христа, ожидать сверхчеловека, и плевать в безысходность. Бабушка учила меня крестится правой и смотреть на икону сверху, а потом я начала бить себе тату и она сказала, что я отродье Сатаны. Мать кричит, отчим сидит, кошка спит. Пора тушить свет.
Наши родители когда-то так хотели нас. Ждали, лелеяли, думали, что будут лучшими родителями. Мечтали, что мы будем прекрасными детьми, самыми лучшими. Но почему-то моя мать сделала два аборта, а отец ушел, как только услышать в трубке - у тебя дочь. Почти все мы единственные дети в семье, любимые, сладкие. Но все мы из не полных семей. Когда говорят, что ничего страшного, один родителей может заменить другого, поверьте, это полная чушь. Мы не стали алкоголиками в свои 17, только из-за того, что меня любила одна мать. Я постоянно переезжала с одной квартиры на другою. В лет 9 смотрела в глазок на стуле и плакала, потому что муж мамы выбивал двери. Мы бежали через окно, на мне был один носок и тяжелая сумка в руках, на маме были огромные слезы и отчаянье. У других родители пьют вместе с ними и говорят с детства, какие дети у них козлы/придурки/бездари. Мы хотим быть кем-то, но на это, не хватает мужества. Все мы хотим уехать жить куда-то, так далеко, что бы звонить по скайпу маме и говорить как у нас все хорошо. Мечтать о чем-то еще, что еще не получил. Жить именно так, как хочешь, когда засыпаешь и видишь перед глазами эту картинку. Потом погружаешься в мрак, а с утра опять бегают по квартире родители, как правило суетятся, мама варит суп, отчим что-то пилит с самого утра. Хочется с утра уже куда-то убежать, но не куда, в кармане нет денег, дома слишком тесно, на улице слишком светло. Все так же ты остаешься дома, все так же мечтаешь, все так бродишь по разным страничкам в интернете, все так смеешься, а потом плачешь. Мы обязательно уедем отсюда. Мы будем счастливы, не знаю или будем иметь семьи, но будем счастливы. Но сможем ли мы убежать от себя. Ведь где бы ты не был, ты остаешься с собой же. Изменить себя, как говорят, стремится куда-то, поменять жизненный план. Мы все так юны, но уже глаза пусты. Мы все так счастливы, что хочется бежать. Мы не добились ничего, и скорее всего, будем такими же, как кто-то, жаловаться на жизнь и встречаться очень редко. Иногда вспоминать молодые года, и жалеть о том, что сделал не так, пошел не в ту сторону. Возможно это от отчаянья, возможно от неизбежности вещей. На улице становится теплее. Теперь не нужно сидеть в душных помещениях, думать о холодных руках и теплой погоде. Возможно, все изменится, несмотря даже на то, сколько людей в день говорят эту фразу. Изменится. Наверняка мы станем отличными родителями....