Двуликий мир Глава 3

С появлением Никласа, казалось, дом приходил в движение. Эдакое домашнее светило, энергичный оживленный шумный, он, казалось, заполнял собой всё пространство. Обнимал Дану, если та была уже дома, тормошил виснувших на нем детей, и тогда смех и гомон слышался от подвала до крыши. Сразу же всем находилось дело. Решались какие-то дежурные вопросы, растапливались, как бы сами собой, камины, коих в доме было аж четыре. Готовился ужин, сервировался стол.

- Глеб! – вовлекая и его в семейную кутерьму, обычно с порога звал Никлас.
Глеб поднимался из полуподвального этажа, который занимал, и они тепло здоровались.
Комфорт, который ему предоставляли в этом радушном доме, мог смело соперничать с удобствами в самых дорогих отелях люкс. В его распоряжении было две комнаты, обставленные стараниями Даны уютно и по-современному стильно, персональный туалет и душ, ванная с джакузи.
На этаже также находилась сауна, множество просторных кладовых и подсобных помещений.
Лавров не переставал удивляться рационализму и изобретательности шведов. Надо же было додуматься строить этажи не вверх, как строили сейчас одуревшие от шальных денег российские нувориши, и что в Швеции было запрещено законом, а вниз. Поэтому внешне дома выглядели хоть и ухоженно, уютно, но максимально скромно и довольно однообразно. Выпячивать напоказ достаток считалось здесь неприличным.
Все строилось с расчетом экономии и электроэнергии, и воды, но на быт, продуманный и хорошо налаженный, это не сказывалось. Регулярно работали стиральная и посудомоечная машины, и каждый член семьи в любое время мог принять душ, не выходя за пределы своей спальни.
И хотя дом Свенссонов, был одним из самых больших и красивых из всех прочих на их улице отнюдь не бедного района города, тем не менее, по сравнению с домом Глеба Лаврова, российского предпринимателя, все-таки казался будкой для не очень крупной собаки.
Сейчас-то он понимал всю неоправданность такого своего снобистского размаха в строительстве, но в то время, когда только обрастал недвижимостью, связями, ему было важно выглядеть в глазах общества престижно и значительно. Зачем? А просто так, чтобы боялись и уважали!
Позже Лавров сентиментально верил, что соберет под эту внушительную прочную крышу большую семью, родит детей. Но даже родители, сославшись на многолетнюю привычку и любовь к своей заработанной непосильным трудом квартире, отказались перебраться к нему.

- Глеб! – как всегда позвал пришедший с работы Никлас, отвлекая от размышлений именно тогда, когда казалось, он уже вот-вот ответит себе на какой-то очень важный вопрос.
Нить мысли оборвалась, и Глеб переключился на волну грядущего приятного вечера.
- У тебя на завтра консультация на час дня у гастроэнтеролога. Заеду за тобой в двенадцать, - приветствуя его, доложил Никлас.
- Что? – насторожился Глеб, чувствуя холод в коленках, - что-то не так?
- Все так, друг, просто готовы результаты анализов, и врач, должен наметить дальнейшую программу реабилитации.
- Ну, ты хоть скажи, что там у меня?
- Да ничего! Ничего не обнаружили. Может быть, еще МРТ* назначат, в смысле магнитно-резонансную томографию, для полноты картины.
- Уф…, - Глеб опустился на рядом стоящий стул, и, боясь выдать сильное волнение, перевел разговор на другую тему, - Никлас, я тут еще ни копейки не заплатил…
- Это не переживай, они все считают. Счет пришлют по почте, сразу за все.
- Может быть, как-то дополнительно отблагодарить?
- У нас не принято. Тебя не поймут, - тут же рассердился Никлас.
И Глеб ретировался.
Деньги!.. Ну, конечно! Вот он, кончик оборванной нити! Теперь, когда Глеб похоронил родителей и почти потерял надежду родить наследников, имели ли деньги смысл в его жизни?.. И был ли смысл даже и в самой жизни? Ведь он есть, когда человек живет среди тех, кто дал ему жизнь и тех, кому дал жизнь он. Сейчас, отогреваясь у семейного очага Свенссонов, он особенно остро это чувствовал и переживал.
Но смысл все-таки был!.. Только это был какой-то зловещий, дьявольский, роковой смысл.
Деньги, которые он пускал в рост, в конце концов, приобрели такую силу и власть над ним же, что вынесли приговор. А разве не приговор смертельный диагноз?.. Конечно, могла иметь место врачебная ошибка, но он все больше сомневался в этом, вспоминая, как широко навстречу конвертам с купюрами открывались бездонные карманы белых халатов.
Его деньги, и это надо признать, кормили мафиозную медицину. А он сам болтался у них на крючке, точно заморенный ершик, заглотивший наживку с липким страхом смерти.

Если завтрак и обед загруженного делами шведского люда совершались как-то на скорую руку: обычно это был кофе с тостами с ветчиной или сыром, каша, разогретая в микро, мюсли, залитые йогуртом или кефиром, сок, кисель, то ужин обязательно готовился основательно, и по обилию горячих блюд и разносолов более напоминал русский обед. Хозяева же имели возможность продемонстрировать гостям свою национальную кухню во всем великолепии.
В обязательном порядке на стол выставлялись зелень и свежие овощи, нарезанные аппетитными разноцветными ломтиками, слегка сладковатые консервированные огурчики, перцы и помидоры. И сегодня ко всему этому гвоздем программы был… лось! А именно, порезанное тонкими, почти прозрачными пластинками, тушеное в сливках и с соусом из лисичек мясо лося. К нему была подана горячая картошка, тщательно отмытая и сваренная прямо в кожуре.
- Эх, давно же я не охотился, - сглатывая слюну, ностальгически вздохнул Глеб.
- Мясо мягкое, но ты все равно маленькими кусочками в рот клади и прожевывай, - заботливо посоветовала Дана.
- Лось – самое экологически чистое мясо, - быстро орудуя приборами, рассуждал Никлас, - жаль в этом году не получилось поохотиться. Но зато в прошлую осень мы с братьями охотились с такими приключениями!..
И мужчины увлеклись воспоминаниями и рассказами об охоте, местами напоминающими байки и анекдоты.
Дети, притихшие, отяжелевшие от сытости, сидели с открытыми ртами, пока у Лео, хуже всех понимавшего русский язык, глаза не начали слипаться.
- Ой, сейчас шоу начнется, - вспомнила Дана, первая вышла из-за стола и переместилась в гостиную к камину и телевизору. – Фермеры и фермерши из нескольких кандидатур будут выбирать себе пару.
Она залезла под плед на огромный, занимающий целый угол в просторном холле, диван. Рядом с ней тот час уютно устроился Лео, ласковым котенком прильнув к матери. Милый домашний ребенок, наследник, сын!..
За стеклом камина языки пламени жадно облизывали березовые поленья, которые рассыпались жаркими мерцающими угольями. Таинство укрощенной стихии завораживало, притягивало, пробуждая эмоции, чувства, живым теплом проникало в сердца, мистическим образом сплачивая людей, делая их сообщниками, единым целым – семьей.

- Шоу еще только через пятнадцать минут, Дана, давай новости посмотрим. – Никлас схватился за пульт.
От Глеба не укрылось, как у того чертенятами в глазах вспыхнули искры азарта, и внутренне собрался, напрягся. Он знал, что Никлас не упустит случая поспорить о политике. Обычно это и начиналось с совместного просмотра новостей, не важно, по российскому или шведскому каналу. Тут уж они препирались до хрипоты, срываясь на крик, перебивая друг друга, по принципу: дружба дружбой, а убеждений не трожь!
Дана, привыкла к такой разрядке эмоций и не боялась, что мужчины поссорятся всерьез. Хотя трение двух противоположных мировоззрений было настолько интенсивным, что временами высекались совсем нешуточные искры, из которых вполне могло «возгореться пламя». Но нарыв был, был обоюдный, он болел, и как врач она была убеждена, что все, что грозит неприятными последствиями, подлежит вскрытию. Споры помогали выплеснуть наболевшее, и если не могли переубедить оппонента, то способствовали лучшему пониманию друг друга.
Всей душой она была на стороне Глеба, но часто, не имея возможности вставить в спор даже слова, сопереживала молча.
Почти половину своей жизни прожив в Швеции, Дана начинала забывать родной язык. Золотая медалистка в школе, она теперь иногда делала грубые грамматические ошибки в письмах, но душа ее без остатка принадлежала России. Она не скрывала своего патриотизма, открыто говорила о нем, и не терпела тех, для кого пересечение границы стало поводом поносить, позорить и осмеивать Родину.
Но здесь мало кто разделял ее чувства. Даже такой близкий человек, как Никлас, отгораживался вдруг стеной непонимания. Дана, конечно, не винила его, кому с рождения вдолбили вывернутую наизнанку идеологию, где справедливость мерялась двойными стандартами, но горечь чужбины в такие минуты ощущалась особенно остро. И тогда становилось пронзительно одиноко. Невольно возникал вопрос: а ее ли это жизнь, или она проживает чужую, и не перепутал ли Всевышний ненароком их с сестрой, как путали все и повсюду?
До кучи, еще в пыльном от времени шкафу памяти поднимался во весь рост зарытый там «скелет» и с осуждением начинал греметь костями. В тайну были посвящены только они с сестрой, но, не сговариваясь, никогда о том не говорили.

Юность и молодость сестер пришлась как раз на время великих перемен и великих разрушений. С треском развалился Советский Союз, рухнула Берлинская стена, а следом упал «железный занавес». Конечно, ломались судьбы, жизни, семьи, не было уверенности в завтрашнем дне. Зато много говорили о гласности, свободе и новых возможностях. Жаловаться стало некому, человек мог рассчитывать только на самого себя.
Как раз в это время из семьи ушел отец. То ли это был известный в психологии синдром «опустевшего гнезда», когда вырастают дети, то ли просто «бес в ребро», только Татьяна Витальевна осталась наедине с проблемой, как жить дальше. До окончания института девочкам оставалось целых два года, а ее зарплаты и двух стипендий едва хватало на оплату коммунальных услуг и скромный набор продуктов.
- Послушай, – однажды Дина не выдержала, - надо что-то делать. Мама на части рвется, чтобы нас прокормить. У нас уже ничего кроме кильки в холодильнике нет. А мне шмотки нужны, я лучше умру, чем в нищете буду жить.
- Дина, нам надо доучиться, только тогда мы сможем помочь маме.
- А ну, тебя! Ты вообще на учебе повернутая, - разочарованно махнула она рукой и Дана поняла, что та что-то задумала.
После этого разговора в их доме появились газеты бесплатных объявлений.
- Писать будем только заморским женихам. С нашими ловить нечего, - рассудительно говорила Динка, старательно обводя кружочком очередной адрес. - Вот нет худа без добра! Не рассыпался бы Союз, не видать бы нам заморских принцев как собственных ушей. Поможешь мне с переводом, я в английском ни бум-бум.
Дана машинально кивнула и, надев наушники, погрузилась в музыку.
Дело пошло неожиданно успешно, почтовый ящик ломился от писем.

- Данка, как тебе Том? – приставала Дина к сестре, подсовывая под нос фотографию очередного жениха.
- Ничего так, - отвечала рассеяно та, вынимая для приличия один наушник.
- Дуреха! Я же для нас двоих стараюсь! Фотки вот сходила в ателье размножила. Там где мы в Севастополе по отдельности в цветочной поляне сидим.
- Не смей посылать никуда мои фотографии, - категорично отрезала Дана, - я не хочу никуда уезжать! Здесь, работы невпроворот! Кто будет лечить наших людей? Детей? Забыла, что мы с тобой в педиатрическом учимся. Бесплатно, между прочим.
- Да ты не дуреха! Ты дура! – обиделась Динка, - не хочешь свои фотки отправлять, не надо!

Кто бы знал, как развернулись события дальше, если бы однажды сестры не столкнулись в парадной с Глебом.
У Даны до сих пор сердце сладко замирало, когда она вспоминала тот его восторженный и ошеломленный взгляд. Возмужавший, красивый, накачанный, он просто захлестнул ее волной обаяния. От одного только прикосновения взглядов, ее детская любовь вспыхнула так жарко, что она едва устояла на ногах. Стыд, что он сейчас все поймет про нее, прочитает как открытую книгу, и возможно посмеется как в детстве, обратил ее в бегство.
Но с тех пор она о нем думала, не могла не думать.
- В семье не без урода! – констатировала Дина, с которой она откровенно поделилась своими чувствами. – Он уже старый, да еще и нищий, наверное. Сколько лет мы о нем ничего не знаем…
- А ты забыла уже нашу клятву? Мы же тогда с тобой пальцы резали и кровью клялись, что будем любить его до последнего своего дыхания.
- Да мало ли что нам тогда могло в голову взбрести, – хихикнула Дина, - помнишь, мы еще клялись, что у нас никогда секретов не будет друг от друга? Нам же по десять лет было!
- Хм? Так разве мы эту клятву нарушаем? – Дана посмотрела Динке пристально в глаза и все поняла, та чего-то не договаривала.
- А знаешь, даже лучше, что ты больше не любишь Глеба, - подвела итог Дана, - наверное, в любви все-таки лучше по-отдельности.
Но любовь состоялась у Глеба с Диной…

- Ага! - донеслись до Даны голоса спорящих. - Скажи еще, что эти «агрессивные» русские напали на шведов под Полтавой!
- Да, и разбили! – утвердительно кивнул Никлас.
- Только теперь объясни мне, как они туда попали?
Мужчины вошли в ту стадию спора, в которой остановить их было уже невозможно.
От Глеба требовались незаурядные способности вести разговор в нужном русле, красноречие Никласа пресечь было трудно, а перекричать невозможно. Он спорил азартно, убежденно, живо, и по всему выходило, что Россия это плохо.
- Зачем же ты тогда женился на русской? – в отчаянии перебила она.
- О! Дана! Как только я увидел тебя, у меня глаза сразу стали воот такими! – и он сделал выразительные влюбленные глаза, блестящие и наивные, как у ребенка, и для наглядности еще растопырил пальцы рук.
Она еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.

С ним решительно невозможно было поссориться!
- Он большой ребенок, - говорила она знакомым, - большой и добрый.
И было странно, что если бы тогда не тот казус с Динкой, они никогда бы не познакомились. Сейчас ей было страшно даже представить, что у нее могло бы не быть Никласа, Линды, Лео – всех тех, кто был смыслом жизни.
Никлас, как радужный вихрь ворвался в ее жизнь, окрашенную в черно-серые тона, с тех пор, как Глеб женился на Дине. А небо – мутная дыра, рыдающее снегом цвета грязи, заполнилось над ними искристыми, хрустящими снежинками-бриллиантиками. Всеобъемлющая боль растаяла в его сильных и надежных руках раз и навсегда.
Тогда Дана с Татьяной Витальевной готовились к Новому году. Все было привычно, как и в детстве: елка, старые знакомые игрушки – история их семьи, их с Диной жизни.
Динка…. Дана поймала себя на мысли, что скучает. Как она там? Пусть она будет счастлива с Глебом! Пусть! Ведь никто не виноват, что он полюбил и выбрал ее.
И словно услышав, откликнувшись, позвонила Динка.
Мистическая близнецовая связь!..
- Дишка! – закричала обрадованно Дана, - с наступающим!
- Дануська! Пропадаю! Выручай сестренка, милая!
После путанных сбивчивых объяснений Дана поняла, что ОН уже тут, в городе!
- Дин! Так я-то что могу для тебя сделать?
- Совсем глупая, да? Или прикидываешься? Ты же копия меня! Поняла?
- Так я даже не знаю, о чем вы писали друг другу?
- Ой, да это не важно! Он же швед! Как-нибудь пык-мык, твоя моя не понимай! Он сейчас там у вас будет. Ну, побудь, пожалуйста, мной! Ну, не надолго! Он приехал только на праздники, ну, Новый год в России! Я приглашала, ну, из вежливости, телефон оставила. А он взял и приехал!.. Понимаешь, если Глеб узнает, выбросит меня из дома, как паршивую овцу.
- А как такое вообще могло случиться?
- Да некогда рассказывать! Я с ним переписывалась, помнишь? По объявлению
Но договорить она не успела, потому что в дверь уже звонил ОН. Удивительно, как только Дина успела тогда предупредить. Не иначе, как чудо. «Говорят под Новый год…».
Вот так и появился Никлас! И те новогодние праздники стали для них самыми счастливыми. Никлас даже не понял, в чем подвох. Сходство с фото было стопроцентным, а имя отличалось незначительно. Но ведь он приехал не к ней, а Дине! Она заняла место Дины?.. С тех пор и появился "скелет в шкафу".

Любовь слегка потеснила занятия в институте на второй план, но к этому времени Дана училась на последнем курсе и точно знала, что идет на красный диплом. Но она еще не знала, что откажется от места в интернатуре с хорошей практикой в детской клинике на улице Комсомола и уедет к мужу в чужую страну, с чужим языком, и ей придется еще много приложить сил, чтобы все-таки стать врачом.

Дана посмотрела на все еще разгоряченных мужчин и на душе потеплело.
- Ник! – перешел на фамильярность Глеб, - ну, почему вы тут мыслите двойными стандартами, а?
- А? – эхом отозвался Никлас.
- Смотри, Америка вмешивается в жизнь суверенных государств! И не просто ведет мирные переговоры, она бомбит, убивает мирных жителей! Она ведет себя как агрессор, как хозяин планеты. Ливия, Египет, Кувейт, Сирия, Иран! Не слишком ли много крови по всему миру?
- Там правят диктаторы, и страдает народ! Сильные страны просто обязаны вмешиваться, чтобы отстоять интересы народа!
- Народа? Ты знаешь, как жил народ в Ливии до этого кровавого переворота, и как живет сейчас, когда правителя убили и кинули страну в хаос и нищету?
- Нееет, - на лошадиный манер громко заржал Никлас, – это ложь! Там же был нищий народ, угнетенный своим правителем.
- Ну, хорошо! Пусть так! Но кто дает право влезать во внутренние дела других стран? Это что? Демократия? Соблюдение прав человека? Свобода слова? И кто может быть следующим? Где, по-твоему еще диктат?
- У вас в России, в Белоруссии, – не задумываясь, ответил Никлас. - Путин диктатор! Он специально ввел вертикаль власти, чтобы диктовать! И он хитрый и умный! И у него миллиарды на счетах в иностранных банках!
- Откуда такие сведения? – удивился Глеб, - что разве счета в банках не конфиденциальная информация?
- У нас гласность. Всю информацию можно узнать из новостей.
- Только вот неизвестно, кто и с какой целью клепает эту информацию. Кость в горле - для вас Россия!
- Ой, да ладно! Не все так плохо! Если бы не Ваша Октябрьская революция, у нас никогда бы не было такого социального государства. Напугали наших богачей очень, вот они и решили, что лучше поделиться добровольно.
Глеб хотел ответить, но Дана, в какой-то момент, обратив внимание, что у него усталый вид, решительно вмешалась:
- Никлас! А что у нас сегодня к чаю?

* МРТ - Магнитно-резонансная томография — томографический метод исследования внутренних органов и тканей с использованием физического явления ядерного магнитного резонанса — метод основан на измерении электромагнитного отклика ядер атомов водорода на возбуждение их определённой комбинацией электромагнитных волн в постоянном магнитном поле высокой напряжённости.