Двуликий мир Глава 8

Пластический хирург старался быть предельно корректным:
- Не рекомендую, - сказал он, - сейчас надо выбрать что-то одно. Операция, наркоз, антибиотики могут негативно повлиять на плод.
Похоже, он понял ее сомнения и преднамеренно говорил о ребенке, как о некоем абстрактном плоде.
- Я пока не буду снимать Вас с очереди. Но решение надо принять, не откладывая. Срок критический. Решитесь на пластику, жду после новогодних праздников, возьмем анализы и определимся конкретно с днем операции.

Перевалило за середину декабря, но зиме, похоже, до этого не было никакого дела.
Раскисший от серых дождей, сиротливо застрявший в безликом межсезонье, город, казалось, пребывал в глубокой депрессии.
Яркие вкрапления новогодних сверкающих гирлянд и елок, только подчеркивали и усугубляли безрадостную серость дней. Украшения смотрелись нелепо и не к месту, вызывая недоумение, точно бездарное действо на сцене бутафорского театра безвременья.
Смеркалось рано. Но какая разница, если на душе темно круглые сутки. Так муторно и одиноко Дине еще не было никогда. И то, что в ней зародилась некая жизнь, парадоксальным образом только усугубляло чувство безысходности и одиночества.
Все, все было скверно! В перспективе ей светило одно: стать матерью одиночкой. Хорошенький итог, ничего не скажешь!
Снова в полный рост поднялась и волной захлестнула обида: на судьбу, у которой ей, можно сказать, зубами пришлось выдирать тот короткий безрассудный миг бесконечного счастья; на Глеба, который так и не полюбил ее...
Это была обида, которая не лечится даже «лучшим доктором», и со временем становится лишь отчетливей. Она проникала все глубже, ноющей болью под сердце, в легкие, печень и, распирая, давила где-то внизу живота, дурнотой отдавая в обратном направлении, к желудку. Нет! Никогда она больше не унизится перед ним. Да она скорей кинется в объятия любого другого мужчины. Да! Любого! Первого встречного!
Только вот… не было вообще никакого…
Она с отвращением вспомнила, как почти сразу по приезде из Швеции застала Гарика в его гримерке со стрип менеджером Костиком. Два молодых, сильных накачанных парня… и с таким парадоксальным креном в мозгах! Но что им не хватает в женщинах? Или это современная массовая мода-дурь? Еще один из способов уничтожить человечество.
«Да, но разве лучше убить ребенка?»
Дину затошнило до рвотных судорог. Заскочив в дверь первого подвернувшегося кафе, она едва успела прорваться к раковине в туалете.
Впрочем, ничего удивительного, тошнило ее теперь постоянно, особенно по утрам. Обычный токсикоз, как сказал гинеколог, предупредив, однако, что у нее, как у возрастной мамаши, могут быть и более серьезные осложнения.
Ну, и зачем ей все это надо?
Мозг работал в режиме максимального напряжения, постоянно взвешивая все «за» и «против». По всему выходило, что «против» перевешивают, и это неподъемной тяжестью пригибало к земле, так сильно, что казалось, к спине намертво прирос горб.
До станции ближайшего метро оставалось немного. Две остановки, и она дома. Только там ее никто не ждал. Да и был ли он у нее, этот дом? Так, маленькая дешевая съемная квартирка. И еще не известно, оставят ли ее там после родов. Бездетность – было одним из условий.
Возвращаться к маме, в двушку на Мечникова не хотелось, Та как-то сказала, что только на пенсии почувствовала себя человеком, жить начала, и намекнула, что вроде появился у нее кто-то.
По всему выходило, ближе чем сестра человека у нее не было. Но что скажет та, Дина знала наперед. Тем более уже сказала! Дана так обрадовалась и поверила в ее игру, которой Динка прикрыла вранье и шантаж, как сглазила! Станешь тут суеверной. Дина столько раз обещала Глебу родить, манипулируя его различными решениями, и все как-то сходило с рук, а тут только один раз соврала сестре, что беременная, и вот она - расплата!
Ну, кто знал, что залететь можно с одного раза, да еще когда тебе под сорок!
Но если бы сейчас Дину спросили, смогла бы она, зная итог своего безумия, повторить ту ночь, то навряд ли она ответила. Слишком много новых, доселе неиспытанных, эмоций и ощущений переполняли ее, мешали анализировать события, и, противореча, все терзали и терзали мозг, выжимая из него хоть какой-нибудь результат.
В тот момент, когда она, выжженная до самых недр, до донышка, умерла рядом с ним, а потом вдруг воскресла легкая и опустошенная, что тогда вошло в ее ничем не отягощенную душу: любовь, ненависть? Но то, что свято место пусто не бывает, факт! Вот оно – свидетельство, под сердцем. Новая жизнь, дитя...
Только что с этим теперь делать?

К Новому году Глеб ожидал гостей. Ему так много надо было еще успеть, а времени катастрофически не хватало. Он собирался устроить семье Свенссон незабываемый праздник по-русски, и грандиозные планы поглотили его целиком. Ему хотелось удивить детей и взрослых Дедом Морозом, елкой с подарками, фейерверком из сотни петард, песнями цыган и, конечно, прокатить всех на настоящей тройке лошадей. А чтобы устроить «рай» для Никласа, были приглашены мастерицы для лепки домашних пельменей.
Ну, а уж банька с парной и березовым веничком, это обязательно!
Он был на подъеме, ко всему подходил творчески, с душой, и уже во всем доме чувствовалось праздничное настроение. И экие пустяки, что погода выкаблучивалась, и фирма «Конный двор» предлагала запрячь лошадей вместо саней в карету.
- Как чувствуешь, Глеб? – каждый раз интересовался Никлас, когда они созванивались.
- Лучше всех! – рапортовал тот, и ему приятно было слышать, как раскатисто-задорно и радостно смеется в ответ Никлас, как шутит про целебный воздух Швеции.
- Готовься, Никлас, штудируй политику, - веселился и Глеб, - спорить будем до победного конца!
- Хитрый! – отшучивался Никлас, - там, в России, у тебя перевес будет в спорщиках.
- А ты знаешь, я никого кроме вас не приглашу. Хочу встретить по-домашнему, в кругу самых близких.
- Ну, тогда держись, друг!

- Глебушка, - Валя вошла без стука, - я тебе чайку травяного принесла, для желудка.
В последнее время она осмелела и входила к нему без церемоний. И он почему-то позволял. Глеб еще не определился кто она для него, но пока его все утраивало, так как есть. И никакого желания, разбираться в своих чувствах сейчас у него не было.
Внезапная близость с Диной и ее скорый отъезд оставили в душе недоумение и грусть. Выписавшись из клиники, он уже не застал свою бывшую, но Дана?..
Она встретила его сама на машине, помогла погрузиться и почти всю дорогу до дома молчала, едва проронив несколько дежурных фраз.
Как вести себя с ней? Ведь если взбалмошная Динка придумала этот, по сути, очень жестокий розыгрыш, то, как могла ОНА? И как теперь он выглядит в ее глазах, когда посягнул на жену друга? А самое главное, Боже милостивый, она не может не понимать, что все, что он делал с Диной, на самом деле он делал с НЕЙ! Пусть только в сознании, но у человека все-все происходит, прежде всего, в голове.
- Дана, я закажу билет на завтра. Мое обследование закончилось. Больше не вижу смысла оставаться тут, – прервал он тягостное молчание.
- Глеб, ты нас с Никласом обидишь. Ты мог бы пожить хотя бы еще выходные. Никлас собирался свозить тебя в горы. Он не поймет.
Неловкость оттого, что он вынужден поступать так опрометчиво, так неблагодарно по отношению к людям, которые вернули его к жизни, изматывала, но он не мог смотреть ей в глаза и продолжать общаться, как ни в чем не бывало.
- Дана, поверь, я никогда бы не…, - выдавил он из себя, понимая, что надо как-то объясниться.
Он не знал, что скажет дальше, но, к счастью, она его перебила:
- Глеб, не надо. Я все понимаю. Больше, чем ты думаешь. Я не могла не помочь сестре, поверь мне и ты. Просто поверь. Она несчастна, я это сердцем чувствую, мне больно за нее.
- Но, как же мои чувства?.. Ответь, и я больше…
Она никогда не решилась бы говорить с ним на эту тему, но сейчас знала, если не переступит через свои детские комплексы, граница отчуждения между ними станет непреодолимой.
- Да, прости, нам давно надо было объясниться, а не играть в прятки, - только бы не сгореть со стыда.
- Я все-таки хоть что-то значу для тебя? – спросил напрямую.
- Да, Глеб, значишь. Ты первая любовь, которая не умирает никогда. Мы с Диной когда-то кровью поклялись любить тебя до гроба.
- И она?.. Вы обе?..
- Да! Я уж не знаю, что там между вами было все эти годы, но она тебя любит. Я в этом уверена, иначе не пошла бы у нее на поводу.
- Странная у нее любовь…
- Знаешь, какая есть. Она по-другому не может.
- А почему ты?..
- Я? Я не могу даже передать тебе, как сильно люблю…, - она запнулась, - Никласа…
Машина припарковалась у дома, но они сидели в каком-то оцепенении и молчали.
- Прости, - выдохнула она, точно легкой кисточкой смахнув с него последнюю пелену сомнений.
И ему сразу стало легко и спокойно, словно он только что исповедался.
- Спасибо, - с чистой совестью, он заглянул в ее глаза. Перед ним был очень близкий человек, родной и понятный.
- Нам давно надо было поговорить. Это я виновата.
- Да…, А всего-то и надо было несколько фраз. Ты умница, Дана. И виноват во всем я.
И он готов был тот час же обнять весь мир!
Он носился с Линдой и Лео по всему дому, жужжа беззаботным шмелем, которому будто только что открыли форточку и выпустили из пыльного помещения на цветущий зеленый луг.
- Да ты здоров, дружище! Завтра же едем в горы! – вынес вердикт, вернувшийся с работы изумленный Никлас.

- Валя! Мои друзья скоро приедут. Чем бы их еще удивить?
- Мной! – пошутила она, - вот как ты меня представишь?
Глеб задумался. Потом молча обнял и поцеловал в макушку. У него не было для нее ответа.

Душ немного вернул Дине самообладание. Главное, она жива и, есть надежда, что за отпущенное ей Боженькой время, можно наделать еще кучу ошибок и даже успеть их исправить. И на раздумье время, хоть и немного, но есть. Можно даже встретить Новый год спокойно, а подумать обо всем «завтра». Вот примерно так!
А квартирка хоть и съемная, но отдельная, и можно вполне чувствовать себя свободной и раскованной.
Вот, например, пройтись нагишом, балдея от нежной прохлады воздуха, который распаренная и чисто отмытая кожа жадно и неистово вдыхала каждой открытой порой. В такие минуты, она обычно чувствовала себя немножко ведьмой, обольстительной и таинственной, у которой за спинкой кровати, непременно, припрятана метла. Ну, так, на всякий случай.
Но сегодня во всем теле был какой-то дискомфорт, не было прежнего куража, легкости. Дина чувствовала себя приземленной отяжелевшей обабившейся. Волной нахлынула тянущая боль к груди, щекотно защемило в сосках. Что это? Кружочки около сосков когда-то успели безобразно расплыться и потемнеть. Они, чутко отреагировав на прикосновение, снова вызвали ноющую боль. Тот час недомогание, потягивание, покалывание почувствовалось во всем теле. Но почему-то все это не огорчило. Воображение нарисовало ей степенную брюхатую матрону, которая только тем и занималась, что вынашивала младенчиков, и в положенный срок, разламывая свою плоть, являла их миру. Вразвалку, ковыляя уточкой, Дина прошлась по комнате, нарочно выпятив живот. Она сыграла так натурально, что поверила сама.
Полностью поглощенная новыми ощущениями, Дина поймала себя на мысли, что никакие эротические фантазии не идут в сравнение с этим сильным, глубоким и всеобъемлющим наслаждением - быть беременной. Слезы умиления навернулись на глаза.
Ах, если бы она знала раньше, как это приятно.

Денег хватало на все. Хорошо отлаженный за много лет бизнес почти не пострадал, и теперь позволяя Глебу немного уйти в сторону, продолжал приносить хорошие дивиденды.
Глеб щедро осыпал Валю подарками. Ему нравилось, как непривыкшая к роскоши женщина с робостью осваивает СПА салоны и бутики с модными брендами.
Но утром она неизменно встречала его пробуждение овсянкой и шикарно сваренным кофе, без которого он не мыслил своей жизни уже много лет.
Он, не думая, купил ей в подарок путевку на Мальдивы, когда она, стесняясь, все-таки призналась, что мечтает о такой поездке.
Глеб, конечно, понимал, что, как и каждая женщина, она мечтает о большем, но на это большее решиться не мог.
Зачем? Ведь и так все хорошо. Она была удобной во всех отношениях.
Как только представить ее Свенссонам?..

Потолок кружился и расплывался, а вместе с ним покачивались в воздухе белые бахилы на ее высоко задранных, дрожащих от напряжения, ногах. Яркий свет прожекторов, ослепляя, бил в глаза. Бил больно, до слез.
- Уберите лампы, - молила она, - уберите! Мне стыдно!
Но руки, грубые и мохнатые, уже бесцеремонно шарили внутри нее. Кровь брызнула фонтаном, окрасив все вокруг в огненно-красный. Боль, страх и стыд парализовали тело.
- Вот! Это была девочка! – ей поднесли окровавленный сгусток бывшего человечка.
Она сильно зажмурилась:
- Нет! Я не хочу! Уберите ее!
- Ха-ха-ха! – прямо ей в нос ударил смрад болота. Из-под слетевшей маски на нее уставилась морда кабана, - это твой грех! Твой! Тебе носить его на своей груди. И мохнатое чудище, рванув на ней рубашку, положило ребенка на грудь.
Дина хотела вскочить и убежать, но ноги были намертво закреплены.
Тогда она закричала громко, срывая голосовые связки:
- Нееет! - и проснулась...
Это был всего лишь сон. Дикий безумный, но сон!
Какое же счастье обнаружить себя целехонькой в своей уютной постели. И ребенок тут, с ней,… живой… вот тут, сидит себе в животе, а может быть, плавает и пальчик сосет. Точь в точь, как на своем первом снимке УЗИ Линда.
У нее тоже будет девочка… Девочка?.. Но откуда она это взяла, не из кошмарного же сна? Как глупо! Глупо, но как приятно думать не о плоде и не просто о каком-то абстрактном ребенке, а о девочке, дочке…
Утренняя чашка кофе была выпита, косметика наложена. Дина привычно передвинула бегунок календаря на одно деление: двадцать четвертое декабря. Сегодня вечером Дана с семьей традиционно сядут за праздничный рождественский стол. Надо позвонить им, поздравить. А еще навестить маму и сказать ей, наконец, что она снова станет бабушкой. Уже трижды! Что ж, «Бог любит троицу». Ну, а сейчас, на работу! Надо жить дальше.

За хлопотами время стремительно и незаметно мчалось к Новому, Две тысячи четырнадцатому году.
Весело отгуляли Рождество. И Дане уже не терпелось поехать в Россию. Вдохнуть родного воздуха, обнять маму, Динку и просто наговориться с ними вдоволь. Не по телефону, как обычно, а сидя рядом, согреваясь теплом их любви, глаза в глаза.
Именно такой разговор, искренний и откровенный, она откладывала для Дины. Им давно надо было поговорить начистоту, и, может быть, раз и навсегда вскрыть все душевные нарывы и найти слова, чтобы залечить их. У нее не было другой сестры. Она не могла ее потерять.
Но, она чувствовала, что причина для такого опасения есть.

После их провалившегося плана, Дина уехала на другой же день, наскоро простившись, приведя в недоумение детей и Никласа, который добрый час, пока они прощались, как-то подозрительно принюхивался к женщинам.
- Ты сказала Глебу, что беременна? – уже в аэропорту спросила ее.
- Знаешь, это все не понадобилось. Главное я выяснила…
Вот и все! Поди их разбери! А теперь еще и закрылась, точно снова задумала что-то нехорошее. Позвонила один раз под Рождество и все больше отшучивалась.
Только бы не передумала рожать. Только бы не наделала глупостей!
Странное ощущение, но Дана чувствовала себя старшей и более мудрой сестрой. И не на какие-то минуты, а годы. Многие годы! Может быть, действительно, Дина застряла в их озорном детстве и юности?.. Может быть, надо ей помочь переступить порог взрослости, хотя бы просто сделать попытку – протянуть руку?..
«Услышит или нет?» - помогая Никласу укладывать вещи в такси, думала она.

А Динка еще неприбранная валялась в кровати и рыдала в голос. Кто бы знал, каких мук ей стоило принять решение, через какое чистилище прошла ее душа. Но теперь она твердо была уверена, что в Новый год войдет не одна, и уже никогда не будет одна. А свою беззаботную жизнь оставит в старом, в прошлом.
«Какой тяжелый был год», - подумала она и сняла трубку давно звонящего телефона.
- Ты что, плачешь? А я запекаю твою любимую свининку. Как ты любишь: с чесночком и специями. Хороший такой кусочек купила, килограмма на три.
- Мама! Зачем так много? Итак столько всего, что не съесть. Даже если Никлас подключится!
Об отменном аппетите зятя в семье ходили легенды и байки.
- Да и придут они только первого, - напомнила Дина.
- А ты?! Тебе теперь кушать надо за двоих! – сделала неожиданный вывод Татьяна Витальевна.

Дом встретил гостей в полном своем великолепии. Видно было, что поработали дизайнеры, и гирлянды, в виде всевозможных зверушек и сверкающих дорожек украшали его фасад, кусты и деревья.
Дети вышли из машины, и широко разинув рты, застыли от восхищения.
Навстречу им выбежала женщина и, пока взрослые парковались и разбирали багаж, захлопотала вокруг них, тепло обняла сразу обоих:
- Пирожков с яблочками напекла, русских, вкусных! С дорожки, да за стол в самый раз!
- Спасибо, я не хочу! – хором ответили дети, сразу начавшие понимать русский язык.
- Познакомься, - услышав голос Глеба, Валя посмотрела в его сторону, - это мои друзья, господа Свенссон: Никлас и Дана.
Лицо ее вытянулось, и даже хмурая сумеречная погода не смогла скрыть его бледности, скособоченных тонких губ:
- Дина Владимировна?..
- Я Дана! Дана Владимировна.
Но шок не прошел. Только когда Глеб обнял ее за плечи, она взяла себя в руки и улыбнулась:
- Валя… - жалкой и затравленной получилась эта улыбка.
- Дорогие мои друзья, господа Свенссон, прошу знакомиться, Валя – моя жена.