Двуликий мир Глава 10

Как известно, все хорошее заканчивается быстро.
Стих последний залп салюта. Переливающиеся огни фейерверка, озарив на несколько мгновений темноту ночного неба января, разноцветными струями фонтана взлетели ввысь и, достигнув наивысшей точки полета, преломившись, стремительно упали...
Первая ночь года опустилась на землю. Плотная, густая тьма с жадностью поглощала земное пространство, не решаясь, однако, приблизиться к ярко освещенному праздничной иллюминацией двору, где все еще не стихли восторженные возгласы людей.
- Ничто не вечно под луной, - изрек Никлас, демонстрируя свои познания в русском языке.
- А луна где? – вглядываясь в небо, удивленно спросила Линда.
Но ее-то как раз и не было. И, безлунная, ночь выглядела еще таинственней и загадочней.
Мистическая ночь!
Ночь! Время снов и иллюзий, страхов, потерь, одиночества. Но счастливчикам, детям, влюбленным это неведомо. Они наивно верили в чудо волшебной ночи и загадывали желания.

- Дана, когда мы спать пойдем? – Никлас только думал, что умеет говорить шепотом.
Его слова были еще одним подтверждением, что праздник закончился.
- Сначала надо детей уложить, - забеспокоилась Дана.
- Да что они, маленькие что ли? Ну-ка, Линда, Лео, быстро целуйте всех, и по своим комнатам: чистить зубы и спать!
Линда, в отличие от Лео, который, бурно выражая свои эмоции, повис сначала на Глебе, потом на Никласе, попрощалась чинно, степенно:
- Спокойной ночи мама, папа, тетя Вала, дядя Глеб! Спасибо!
И отодрав от Никласа брата, буквально начавшего засыпать в висячем положении, повела в дом.
- Такие стали большие, - вслед им грустно сказал Глеб.
- Да, выросли, - думая о своем, добавил Никлас, - надо еще…, маленького.
И не обращая внимания на возмущения и крепкие словечки Даны, схватил ее брыкающуюся в охапку и понес в дом.
- И нам пора, - дрогнувшим голосом сказала Валя. В свете гирлянд Глеб увидел вопрошающий взгляд, полный ожидания. Но он ничего лучшего не придумал, как поцеловать женщину в лоб.
Он понимал, оттягивая время, что дороги назад не будет, и, как многие мужчины, не мог решиться сделать этот первый-последний шаг.

Что там сказал Никлас? Он хочет маленького… Глеб инстинктивно потянулся к лежащему рядом женскому телу. Оно теперь всегда будет рядом, всегда…. Но есть ли в этом смысл? Ведь во всем должен быть какой-то смысл, и все должно давать свои плоды…
- Валь, а ты не помнишь, как у нас случилось в первый раз?
И почувствовал, как стала жесткой, напряглась ее, только что мягкая нежная, ладонь, лежащая на его бедре, как похолодели губы, целующие мочку уха.
- Почему ты спрашиваешь?
- Потому что я не помню, как однажды утром ты оказалась в моей постели раздетой.
- А тебе разве не понравилось? – тут же, справившись с собой, чувственно спросила она.
И заурчала, словно мартовская похотливая кошка, изгибаясь вокруг своей "добычи".
Напряжение достигло наивысшей точки и изверглось в... бездонную пустоту.
«Пустая! Пустая!» - пульсировало во всем теле, и он измученный рухнул в смятые и сбитые простыни.
Повисла тишина. И в этом вакууме безмолвия он ощущал только стук своего загнанного сердца. Одинокого сердца.
- Глебушка, спасибо тебе за Мальдивы, - благодарно прошептала она, женщина, которая теперь будет всегда рядом. Рядом с его одиночеством. - Скажи, ведь она для нас двоих? Мы вместе поедем? Я об этом загадала в полночь.
Он понял, что откладывать разговор больше нельзя.
- Валь, - куда-то в потолок проговорил он, - а может быть, возьмем ребеночка из детского дома?
От ее ответа сейчас зависело если не все, то очень многое. Он напряженно ждал.
- Дана копия Дины…, - но Валентину, похоже, волновало что-то еще, - Ты любишь Дану?
- Да, всю жизнь, - не колеблясь, признался он как на духу.
Был ли смысл скрывать от женщины свою душу, если она видела и принимала его любым: больным, немощным, голым. Разве душа не также нуждается в сочувствии, помощи, понимании?
- Но ты не ответила.
- Она точно преследует меня! – с истерическим смешком в голосе, теряя самообладание, выкрикнула Валентина.
- Кто?
- Твоя распутная жена, Динка!
- У меня нет жены, Валя. Я люблю Дану, но она счастлива с другим. Хотя очень много для меня значит...
- А я? Я что-нибудь значу для тебя? – в ней что-то хлюпнуло, точно лопнуло последнее самообладание, и растеклось слезами. – Знал бы ты, как мне хотелось придушить ее сегодня в бане!
Она рыдала взахлеб, по-бабьи, сотрясаясь всем телом.
- Я тогда тебя собственными руками четвертовал бы! – он развернул женщину к себе и что есть силы встряхнул, - и еще! Объясни мне, на каком таком основании ты назвала Дину беспутной?
На животном, интуитивном уровне женщина поняла, что он может и четвертовать. Она подсознательно уловила, как свело его скулы, услышала, как до скрипа сжались зубы.
- Глебушка, - испугалась она, - я ничего не знаю. Я так сказала. От ревности.
- Говори! - он зверел все больше, - я не потерплю в своем доме секретов! Или скажешь сама, или я все равно узнаю через свою службу безопасности! Я должен в конце концов знать, на ком собрался жениться!
Она перестала выть, и только мелкая дрожь все еще сотрясала тело. Но вдруг решилась:
- Твоя Динка соблазнила моего мужа! – выпалила в отчаянии.
Он сидел, как огорошенный. Это было уже выше его понимания и сил. Получалось, что вокруг него все это время плелись интриги, а он даже не подозревал. Вот почему Дана так ее раздражает. Она же копия Дины.
- Погоди-погоди, - пазл начал складываться, - мне передали фотографии после того, как ты пришла к нам работать…. Валя, ты как попала в дом, через кого? Кто ты и кто твой муж? Это он был на тех фото с Диной? – гнев и недоумение затмевали рассудочность.
- Глебушка, Глебушка, ты только успокойся, - запричитала она, - давай, я тебе все расскажу, все объясню, только не сейчас, все-таки Новый год. Я полюбила тебя! Полюбила!
В голосе снова пробивались истерические нотки.
Но он не мог больше слышать ее слез! Несмотря на запрет врачей, смертельно захотелось курить или хотя бы глотнуть свежего воздуха. Нащупал и натянул трусы, но как только встал, она бросилась ему в ноги, обвила их, не давая ступить и шагу, и, захлебываясь словами, принялась целовать:
- Мой муж умер. Умер! Его больше нет! Я совсем одна. У меня никого нет, кроме тебя!
Безотчетный суеверный страх поднялся от ног к сердцу, холодной змеей опутывая и сжимая его все плотней. Спазмы сдавили горло, и Глеб начал задыхаться.
Да какое ему вообще должно быть дело до нее, до ее жизни!
- Отпусти! – он с силой поднял и отшвырнул женщину на кровать.
- Что? Прогонишь меня как Динку? Вышвырнешь как собаку? Да, конечно, вам же верные и преданные не нужны! Вам же шлюх подавай! Стервы они обе! – крикнула вслед.
Нет, все! Никаких баб!
Как был, в одних трусах и тапках, он спустился вниз, нашел куртку, и хотел было уже выйти на улицу, но какая-то возня сзади насторожила.
Он обернулся и с ужасом увидел, как по направлению к лестнице, шурша ветками, позвякивая сосульками и шарами, движется елка собственной персоной. Во мраке ночи зрелище было не для слабонервных. Волосы на затылке встопорщились ежиком.
- Ты куда? – вырвалось неосторожно. – Стой!
- О, привет! – обрадованно откликнулась колючая голосом Никласа. И уже таинственным громким шепотом, – Ты что, не спишь?
- Курить хочется, - поделился Глеб с елко-никласом.
- Неет, Глеб! Только не это! Это категорически нельзя!
- Но ты же ешь свой вонючий шведский табак?
- Я уже решил, что брошу! Как только получится третий ребенок, так сразу!
- Дана говорила, что ты каждый раз бросаешь, когда детей аисту заказываешь…
- Но теперь точно брошу! – убедительно заявил он, - ну, давай! Пока!
- Пока, Никлас! – как попугай повторил Глеб, - а елка-то тебе зачем?
- Ааа! Елка. Понимаешь, без нее никак не получится. Дана сказала, что желание сбудется, если его под елкой думать.
- Хм…, - озадачился Глеб, машинально подключаясь к процессу подъема елки в спальню гостей, – ну-ка, давай, помогу! Вдруг она права?
И следующие полчаса они, кряхтя, перешептываясь и хихикая, поднимали двухметровую красавицу по лестнице.
- Колется поганка, - с удовлетворением подытожил процесс Никлас.
- Верни потом на место! – напомнил Глеб, - а то дети утром расстроятся.
И оттого что в его доме вот прямо сейчас может зародиться новая жизнь, на душе потеплело. Грело и то, что он в этом тоже немного поучаствовал. Вот оно – главное чудо новогодней ночи! Что может быть важнее жизни? Если только любовь?..
Глеб пошел спать в кабинет, где усталый и рухнул на свой диван. Валентину он видеть решительно не хотел.
«Все! Никаких женщин! Хватит! - ругал он себя, - возьму ребенка или лучше сразу двух из приюта! Пусть носятся, звенят колокольчиками, как Лео с Линдой!.. Тогда и стариться будет в кайф!»

Проснулся от того, что банально замерзла нога, выпроставшаяся из-под пледа и свесившаяся на пол. Посмотрел на часы. Было семь тридцать утра. Спать бы да спать, но что-то очень для него важное прогнало сон. Глеб еще не сознавал, что это может быть, и слегка удивился, обнаружив себя у елки.
Она как ни в чем не бывало стояла на своем месте. Глеб тихонько обошел вокруг, внимательно разглядывая каждую веточку, словно желая рассмотреть что-то особенное. Но дивное деревце, источая тонкий, пронзительно-яркий аромат хвои, свято хранило тайну.
Осталось разобраться со своими проблемами. Как ни странно, после ночного разговора с Валентиной он ощущал некоторое облегчение, куда-то подевалось это давящее чувство долга и вины. Что-то вроде того: «баба с возу – кобыле легче». Новый день в новом году – новая жизнь с чистого белого листа. Сегодня он непременно предложит ей расстаться. И основания для этого есть.

- Ну, как? – Никлас склонился над Даной, его губы слегка коснулись щеки, - ты уже чувствуешь мой подарок?
- Принеси лучше мне кофе, а я еще посплю, – с наслаждением счастливо потянулась она, - и, может быть, наша девочка еще поспит со мной.
- Наш мальчик!
- Это мне подарок, значит девочка. Я уже и имя ей придумала.
- Не честно! – всерьез обиделся Никлас, словно все его труды пошли насмарку. – Не пойду за кофе! Подарок тебе, а мечта моя!
- Ну, пожалуйста, ну, Никлас! – она влюбленно заглянула ему в глаза, мило сморщила носик, - зато Алечка будет похожа на тебя. И ты будешь ее очень сильно любить.
- Да? Ты, правда, так думаешь? – тут же расцвел глава семейства.
Теперь он готов был не только бежать за кофе, но и совершить какой-нибудь подвиг ради любимой. Пусть даже сразиться с соловьем-разбойником, как в самых настоящих русских былинах и сказках.

Всего одна новогодняя ночь, но так много изменила она в судьбах этих четверых, так ждущих счастья.
За завтраком сидели слегка притихшие, задумчивые, и только дети, весело обсуждая вчерашний день, оживляли это первое утро года.
- Мама, мы поедем к бабушка? – спросила Линда, почему-то снова коверкая русский язык и подозрительно поглядывая на взрослых.
- Да, только позавтракаем. Вещи я уже собрала. Такси дядя Глеб сейчас вызовет. Да, Глеб?
- Такси? – рассеяно переспросил он, - зачем такси? Я вас довезу. Я с утра не пил ни грамма и свеженький как огурчик. Да и заодно квартиру родителей проведаю.
- Огурец-молодец! – срифмовал Никлас, а Дана улыбнулась чему-то своему.
Валя напряженно-колюче, словно метнув молнию, глянула на Дану, и та, уловив взгляд, невольно поежилась.

Джип Глеба припарковался во дворе на Мечникова. Дом, несмотря на свои семь этажей, выглядел присевшим и постаревшим. Дана с болью в сердце смотрела на родные пенаты. Прошлый век, ее детство, юность... Она помнила здесь каждое деревце, каждую дорожку, каждую скамейку... Да что там скамейку! Каждый камешек и ямку! Сколько они с Динкой тут секретиков зарыли!
- И все-таки, Глеб, ты не прав, насчет Горбачева, - донеслось до нее, - не понимаешь ты мирового масштаба этого человека. Узко мыслишь! В рамках одного государства.
Когда только они успели зацепиться за политику?..
- Ага! Всего лишь государства? – Глеб выразительно хлопнул ладонями по рулю, - всего лишь государства с многомиллионным населением!
- Ох, Никлас! – решительно вмешалась Дана, - нашли же время спорить! Нас мама ждет!
- Неет, Дана! Неет! Подожди!
Дискуссия раскручивалась нешуточная. Вспомнили и Ельцина, и Лукашенко, но когда дошло до Сталина, Дана не выдержала и, высадив из машины расшалившихся детей, решительно потребовала:
- Всё! Все поднимаемся наверх! Там доспорите! Глеб, Никлас, доставайте вещи из багажника.
Так они и поднялись, беспрестанно полемизируя, распаляя друг друга все сильней.
- Это однозначно! – выпалил Глеб в тот самый момент, когда открылась дверь и его взору предстала… Дана!..
- Дана? – он даже оглянулся туда, где по лестнице поднималась еще одна Дана с детьми.
- Я Дина, - уточнила копия Даны, вместо приветствия. - С Новым годом! Мы вас ждем.
Дина…, конечно Дина. Но у Дины не могло быть такой глубины во взгляде, такой притягательной женственности, полной смысла и значения. И сейчас ничто в ее внешности не отвлекало от созерцания этих глаз: просто, совсем не по-праздничному уложены волосы, естественный цвет лица, минимум косметики. Но, пожалуй, бледновата и как будто полновата.
Она не выдержала его пристального взгляда, и тень от ресниц опустилась на щеки. После, придерживая рукой живот, вразвалочку, как-то по-бабьи посторонилась, пропуская гостей в квартиру. А он все смотрел, не отрываясь, точно видел ее впервые и не узнавал в этой домашней женщине свою бывшую жену.
Он не слышал суеты радостной встречи. Колокольный звон в сердце оглушительно отдавал в мозг:
«Ди-на-Да-на, Ди-на-Да-на, динь-дон, дин-дан, Ди-на…»
В памяти, словно в старинном немом кино пролистнулись кадры из жизни. Вот они, девочки, новорожденные в широченной люльке…, вот тянут к нему ручки, улыбаются, вот ходят, смешно падая на попы, хохочут, вот…, вот…, вот.
- Проходи, Глеб! Не стой в дверях! – Татьяна Витальевна вернула его к действительности.
- Нет-нет, я тороплюсь…, до… До свидания…. – смешался он.
- Так мы еще не доспорили! – возмутился Никлас.
- К столу-к столу! – радушно звала хозяйка.
Но Глеб, пошатываясь, уже спускался вниз.
Он сел в машину и отключился, словно кто-то нажал кнопку. После он так и не мог понять, что с ним случилось: потерял ли сознание, или так внезапно уснул. Только он точно что-то видел в этом странном сне, но, как не старался потом, так и не вспомнил.

Валя встретила его в открытом вечернем платье, загадочно улыбаясь.
- Что? – спросил настороженно.
- Я стол накрыла и прислугу отпустила. Давай отдохнем сегодня вдвоем.
- Ммм, - неопределенно ответил Глеб.
Она подошла вплотную, обдала приторным сладким запахом стойкого аромата духов.
- Я подумала. Мы можем взять ребеночка.
А он решил, что свободен…. На самом же деле поводок слегка ослабили, чтобы потом затянуть еще сильней.
- Валя, чем у нас так противно пахнет? – лицо перекосилось в отвратительной гримасе.
- Бульон варю. Без первого тебе нельзя.
- Какая гадость!
- Тебе что, плохо? – всполошилась она, - бледный весь! Нет, даже зеленый.
- Съел, наверное, что-то. Лягу пойду, – но тут же молнией бросился к унитазу.
- Ой, Господи! Я вызову врача?
- Какой врач в Новый год.
Он прилег на диван, но тут же потребовал:
- А соленья ты вчера доставала для баньки.
- Ну?
- Так, где они? А? Тошнит очень.
- Странно как-то. Надо температуру смерить. И все-таки вызвать врача. Ты забыл, мы на Мальдивы уезжаем!
И это был не вопрос, а утверждение. Засосало еще и где-то под сердцем, и Глеб решил, что умирает. Температура подскочила аж до тридцати семи градусов, и он лихорадочно набрал Никласа.

Шампанское, как единственному мужчине, доверили открыть Никласу.
- Только осторожно! – Дана сжалась в комок и наклонилась так низко, что ее стало не видно из-за стола.
- Боишься, что взорвется как в тот раз? – засмеялась Татьяна Витальевна. – Да, такое не забудется! До сих пор следы на мебели остались.
Дело в том, что первый приезд Никласа запомнился не только впечатлившими его экзотическими блюдами русской кухни, но еще и ознаменовался взорванной вдрызг в его руках бутылкой шампанского.
Оглушительный хлопок, звон бьющегося стекла, и фонтан из сладкой шипучки, заливший от пола до потолка всю комнату, до сих пор вспоминался со смешанным чувством страха, удивления и восторга. Осколки, конечно, тут же вымели, но находили потом в самых неожиданных местах еще год.
- А я говорила, что к счастью! – добавила Татьяна Витальевна, поднимая бокал с уже разлитым шампанским. – Ну, дорогие мои, доченьки, внучатки и зять. Любимый зять, - уточнила она. - С Новым годом! С Новым счастьем!
- С Новым годом, мамочка! – хором закричали Дина и Дана.
- С Новым годом! – вразнобой подтянулись и все остальные.
- Как же я счастлива, что вы все у меня есть, самые мои родные!

- Диш, ну, рассказывай, - улучив минутку, Дана выскользнула из-за стола и увлекла за собой в кухню сестру, - давно мы с тобой вот так на кухонном диване не сплетничали. Я так рада, что ты оставила малыша!
- Знаешь, а мне нравится быть клушей. Вот такой неуклюжей наседкой, – она засмеялась, - еще немного и закудахтаю, честное слово.
- А жених? Он рад?
- Он себе мужика завел. Нет у меня никакого жениха.
- А ты ему сказала, что ребенка ждешь?
- Зачем?
- Как это зачем, отец все-таки.
- Ох, Дан, прости, я тогда тебе про беременность наврала. Ну, чтобы ты согласилась поменяться местами. Прости.
- Как наврала? Но ты же беременная!..
- Это я, похоже, из Швеции привезла.
- Глеб?..
- Угу…
Они помолчали. Дана горько вздохнула:
- Не хочу тебя расстраивать сестренка, но у Глеба женщина есть. Нам он ее представил как жену.
- Наверное, так к лучшему, – рассудительно ответила Дина, - мне сейчас никто не нужен. Главное я получила от жизни. А Глеб тебя любит, Дана. Он меня всю жизнь, как только забудется, называл твоим именем.
- Знаешь, я об этом много думала. Мы с тобой как две капли воды похожи. Он нас всю жизнь путал. Ты уверена, что именно меня он любит или просто убедил себя в этом.
- Слышала, как он меня сегодня Даной назвал, как только увидел? Не представляешь, как я устала быть твоей тенью. Только беременность удержала меня от пластической операции. Договорилась уже.
- Ой…, - расстроилась Дана, но ничего сказать не успела, потому что в кухню влетел взбудораженный Никлас:
- Там! Глебу плохо!