Алексей

Алексей поднялся на второй этаж и постучал в дверь.
- Кто там?
- Это я.
- Кто я?
- Пешков.
За дверью послышалось несколько щелчков и она отворилась. Анна смотрела на него удивленно и недовольно.
- Чего пришел?
- Я хотел повидать Алену.
- Ее нет.
- А когда она будет?
- Не знаю. Отстань, зануда! Она не хочет тебя видеть!
Алексей хотел что-то сказать, но Анна захлопнула дверь.
- Можно хоть записку оставить? – спросил он, прислонившись к двери, но ответа не последовало.
Он надел шляпу, которую держал в руках, спустился по лестнице и вышел на залитую солнцем улицу.
День был жаркий, июльский, но духота обещала к вечеру прохладу. Он прошел вдоль улицы и свернул в переулок. Через три дома находилась контора юриста Атрова, где он работал переписчиком.
Астрова на месте не оказалось, отъехал по делу к князю Владимирскому.
- Он обещал тебя уволить, - сказала Надя из-за своей конторки.
- Так и сказал?
- Сказал, вернусь и уволю лодыря! Где тебя носило? На чесы смотрел?
Алексей посмотрел на большие круглые часы, висящие на стене, - они показывали десять.
- Неужели так трудно приходить вовремя?
- Я проспал.
- Угу, конечно, - сказала Надя, не сдерживая улыбки, - знаем мы твой сон, Аленой зовут.
- Перестань.
Алексей занял свое место, в углу и стал просматривать бумаги, которые занимали большую часть поверхности его стола. Через два часа в контору вернулся Астров.
- Ниночка, приготовь чаю.
- Хорошо.
- А! вот и лодырь! – воскликну он, заметив Алексея. – И как прикажите понимать ваши прогулы?
- Я виноват…
- Виноват! Приходит посыльный от князя, а меня нет, я у судьи, и кто же должен у него письмецо конфиденциальное для меня передать? Ниночка?
- Нет. Я виноват.
- Он виноват! – сказал Астров, забирая из рук Нины часку чая, - Виноват, не то слово! Ты уволен. Убирайся!
- Что прямо сейчас?
- Вообще по закону, ты должен еще две недели отработать, но я тебя видеть больше не желаю! Так чтобы духу твоего здесь не было.
Алексей понуро стал и вышел на улицу. Теперь как безработный. Пыль, поднятая проезжающими экипажами, попадала ему в глаза, но слезы текли вовсе не от этого.