Двуликий мир Эпилог

По-видимому, сказывалась усталость после почти бессонной ночи, только Глеб снова погрузился в какой-то тяжелый изматывающий сон. Ощущения, которые он так тщетно пытался вспомнить, очнувшись в машине, снова овладели им.
Это было не что иное, как состояние небытия в кромешности безвременья.
Сознание пыталось зацепиться хоть за какой-то клочок действительности, и барахтаясь, силилось найти опору в этой невесомости.
Но, чем ничтожней он себя чувствовал, тем сильней было желание жить, двигаться. Возможно, такая сила воли присуща крохотному семени в стремлении, во что бы то ни стало прорасти сквозь любые преграды, даже вакуум, к теплу и свету.
И он увидел!
Это был слабый всполох огонька, похожий на пламя свечи. Он креп на его глазах и был так близко, что казалось, достаточно протянуть руку. Но, как только Глеб попробовал дотянуться, огонек мигнул и испуганно отдалился.
Живая, трепетная стихия влекла, манила к себе, дарила надежду. И когда уже радость вошла в сердце, огонек внезапно разделился на два одинаковых, которые разбежались в разные стороны.
Разрываясь между выбором, он шагнул наугад, в пустоту, сорвался и стал падать в какую-то черную холодную дыру. Его засасывало словно в воронку, плющило, коробило. Дикий свист стоял в ушах.
- Валентина!

- Валентина! - он услышал громкий сердитый возглас Никласа, и, похоже, ему это уже не снилось. – Вылей немедленно эту гадость! Травы опасны! Средневековье какое-то!
- У нас в России многие болезни лечат отварами из трав, - тоном, не допускающим возражения, с обидой осадила она его.
- Валентина! - Никлас, ощущал себя просветителем, пришельцем из более высокоразвитой цивилизации, - травы имеют массу побочных действий. Они до конца не изучены. Можно не вылечить, а наоборот, нанести вред здоровью.
- У меня и мама лечила народными методами, и я лечила… мужа…
- Мужа? У тебя есть муж?
- Он умер…
Глеб резко сел. На лбу крупными каплями выступил холодный пот. Он ясно вспомнил, как Валя отпаивала его снадобьями до состояния бреда и забытья. Внезапно осенило! Вот почему он не помнит, как соблазнил ее! А может быть, тогда ничего и не было?..
- Я умру? – бледнея до синевы, прохрипел он.
- А! Проснулся! – радостно воскликнул Никлас, - покажи язык! ААА! Высуни, как следует! ААА! – выразительно демонстрируя собственные зубы, язык, усердствовал он.
После такого совместного упражнения Глеб слегка даже порозовел, но волнение не прошло.
- Ты только правду мне скажи, - попросил он слабым болезненным голосом, позволяя Никласу пощупать затухающий пульс.
- Да, я не знаю, что тебе сказать, если честно, - почесал затылок Никлас, - конечно, надо повторить гастроэнтероскопию, но это больше для успокоения. Последние результаты никаких причин для беспокойства не выявили. Да и времени прошло совсем немного.
Глеб кивал невесело, недоверчиво, обреченно.
- Ваши шведские специалисты могли ошибиться? Наверное, медицина в моем случае бессильна…
- Нет, ошибка исключена... – он мялся, снова почесал затылок, - знаешь, если бы я точно не был уверен, что такого быть не может, то предположил бы, что у тебя синдром кувад.
- Значит все-таки это серьезно?.. – лицо осунулось еще больше и начало медленно приобретать серый оттенок, – что это такое? Что это за диагноз?
Он представлял собой жалкое зрелище, и Никлас невольно улыбнулся.
- Кувад это французское слово и переводится как «высиживание яиц».
- Яиц? Никлас, это не смешно, - обиделся Глеб, - я ведь тебе доверяю свою жизнь.
- Я и не шучу. Все признаки симпатической беременности на лицо. Такое случается с мужчиной. Чаще, правда, молодым, когда его партнерша вынашивает ребенка, - он вопросительно и задумчиво взглянул на Валин живот.
- Мы еще только думаем, - смутилась та, - чтобы усыновить...
- Обычно это тошнота, слабость, странные сны, перемены в настроении, эмоциональная чувствительность, – продолжил Никас, перечисляя бесконечные признаки этого странного недомогания.
- Она беременная! – озарило Глеба, - мне надо немедленно ее увидеть!
- Кого? – от неожиданности подскочил Никлас.
- Дину!..
Никлас не успел ни удивиться, ни переспросить, как зазвонил его телефон:
- Жить будет! – отчитался кому-то.
- Кто это? – невежливо вклинился Глеб, ерзая на диване.
- Говорит, что хочет видеть Дину, – передал Никлас кому-то слова Глеба.
- Дай! Дай трубку!
Но Никлас уже сам сунул ему в ухо мобильный.
- Дина!
- Я Дана! – ответила трубка.
- Я запутался, Дана. Понимаешь, мне плохо! Мне уже давно плохо, как только Динка меня бросила… - неожиданно для себя он решил пожаловаться, и добавил для убедительности, - я чуть не умер…
- Ох, ладно, Глеб, не хотела бы ее волновать, но будет лучше, если ты все это скажешь ей сам.
- Это Дина, - тут же сказала трубка дрогнувшим голосом.
- Э! Э! Только не плачь! Не вздумай! Тебе нельзя...
- Что ты хотел сказать, Глеб?
- Не знаю. – Теперь, когда он слышал ее дыхание, говорить уже не хотелось, а только слушать этот голос, ощущая ее присутствие.
Вслушиваясь в тишину, они молчали оба. И теперь не имело значения, сколько прошло мгновений или столетий….
- Дина, - наконец, сказал, Глеб, уворачиваясь от Никласа, потянувшегося было за трубкой, - а давай начнем все сначала. Вот прямо с сегодняшнего нового дня нового года.
Она не ответила, и он понял, что она плачет. В горле защемило, и Глеб едва удержался, чтобы не расплакаться самому.

Никто не заметил, когда вышла Валентина. Вышла, и словно растворилась во времени и пространстве.

Он уснул, успокоенный. Спал, раскидавшись на простынях, безмятежный, как в детстве. Обрывки снов, предчувствий, слились в один сон, яркий осмысленный вещий.

Он шел следом за женщиной, в руках у которой горела свеча. Пламя трепыхалось на ветру, грозясь потухнуть.
- Помоги, - она обернулась и протянула к нему руки, в которых была совсем не свеча…, а живое пульсирующее сердце.
Обескураженный, Глеб хотел что-то спросить, но не успел. Ее руки разжались и сердце выпало. Оно, затухая, корчилось на полу от холода и ветра, и Глеб рассердился на эту женщину. Но ее уже не было рядом. Он присел на корточки, заплакал, и каково же было удивление, когда огонь в сердце вспыхнул с новой силой.
- Дии-наа! – что было мочи, заорал он.

Дина уже минут пять ходила по дому. Открыв все тайные и явные замки своими ключами, она была немало удивлена, что Глеб не поменял их за время ее изгнания. Складывалось впечатление, будто она вышла всего лишь на пол часика, и ничего в их жизни не изменилось.
Но чем дольше она находилась в доме, тем сильней овладевало ею чувство потерянности. Даже не потому, что не было видно или слышно ни одной живой души, а потому, что везде чувствовалась рука чужой женщины, ее запах. Обостренным обонянием она чувствовала его повсюду. Это был запах мести….

Куда деваться от памяти?.. От укоров памяти?..
Она уже не помнила, с какого момента жила по принципу: «Чем хуже, тем лучше!» Кому хотела доказать: себе, Дане, Глебу? Наверное, в разные периоды жизни по-разному.
Чем Глеб меньше интересовался ею, пропадая на работе, тем с большей страстью ей хотелось жить. Жить ярко, полноценно, красиво. Ей хотелось нравиться, и нравилось флиртовать. Но доходя в отношениях до края пропасти, ей всегда удавалось увернуться в последний момент. Это была игра, увлекательная и азартная. Она получала немыслимое удовольствие, если из-за нее «скрещивались шпаги», ломались копья.
Но однажды она проиграла…
Познакомившись в баре с Олегом, уже немолодым и представительным мужчиной, она как-то не придала большого значения этому событию. Тем более, он был не их круга и совсем не в ее вкусе. Но, он, похоже, так не думал, и запал всерьез.
Он шел за ней по следу точно охотник, с маниакальным упорством выведывая, когда и где она бывает. Но Дина только посмеивалась над ловеласом, что еще больше ущемляло его самолюбие. Позже она поняла, как он не любил проигрывать.
Как он, буквально истекающий слюной, оказался в кабинете, где она проходила сеанс массажа, отдельная история, только женщина оказалась в полной его власти, беззащитная и едва прикрытая полотенцем.
А когда он предъявил еще и фотографии свидетельствовавшие о ее падении, она, испугалась всерьез, сдалась и согласилась встречаться.
Так они стали любовниками. Встречались, правда, не часто, да и не долго.
Все прекратилось, когда фотографии, каким-то немыслимым образом, попали в руки к жене.
Позже до Дины дошел слух, что Олег как-то внезапно умер. У мужчин в этом возрасте бывает… Остановка сердца… А потом жена Олега пришла мстить ей, Дине…
Это будет преследовать ее всю жизнь… Чудилось, в доме пахло той самой грязью, в которой она когда-то извазюкалась.
Надо повернуться и тихо уйти, пока не услышал Глеб, и никто ее тут вообще не видел.
- Диии-нааа! – она вздрогнула. Мощнейшей силы крик на мгновение парализовал.
Но она уже бежала, бежала стремглав, едва сдерживая подскакивающее к самому горлу сердце. Распахнула дверь в спальню и остановилась.

Глеб сразу увидел Дину, теперь он ни с кем бы ее не спутал. Она стояла в дверях, не решаясь шагнуть в новую жизнь.
- Дина, - прошептал он, - полетели? А? Вместе… Мне так холодно без тебя.
- Прости меня, Глеб, - она все еще не могла отпустить воспоминания.
- И ты меня, прости. Я не смог тебя защитить, поэтому и сам чуть не умер.
- В доме плохо пахнет… - высказала последнее свое впечатление.
Он, растроганно подумал, что это неприятие запахов признак беременности.
- Мы сделаем ремонт, и самую светлую комнату перестроим под детскую.

В аэропорт ехали в двух машинах. В одну, несмотря на то, что некоторые члены семьи находились в животиках, они все равно не поместились.
- Как-то нас сразу, внезапно, стало много, - размышлял вслух Никлас.
- Ой-ёй! – беспокоилась Дина, - а вы точно знаете, что нам во второй терминал?
- Дин, какой еще терминал? Мы в Пулково-два едем, - недоумевала Татьяна Витальевна.
- Нет-нет! – со знанием дела просвещала всех Дина, - там, в билете, теперь пишут номер терминала.
- Не волнуйтесь, Дина, - с водительского места ответил седовласый мужчина, - отвечаю.
Татьяна Витальевна порозовела:
- На Захара Николаевича можно положиться.
- Что и на рыбалку, и на охоту можно звать? – спросил Никлас, глядя как из припарковавшейся машины Глеба уже выскакивают ребятишки вместе с деловитой Даной.
- И в разведку, - уточнил мужчина.
- А как насчет политики?
- Сразимся!
- Вот-вот, а то Глеб теперь мне не соперник, он теперь только о погремушках и памперсах говорит.

Пока было видно, как семья Свенссон проходит таможенный и паспортный контроль, они все махали друг другу. Глеб, нежно прижимал к себе Дину, Захар Николаевич, немного робея, последовал его примеру, и обнял Татьяну Витальевну, для него просто Танечку.
- Хорошие они у тебя, добрые.
- У нас, - поправила она.