Виконт. Часть 4. Разговор с Чертом

     Они мчались на служебной машине к Москве. Виконт держал руку Риты в своей. Рука была прохладная. Он сжимал ее, надеясь на… непонятно на что надеясь… может, на ответное пожатие… Но его не было. Нет, если бы он приказал, попросил, оно бы было - испуганное, покорное… Хм… материал №54…
     С переднего сиденья, кривя африканские губы в циничной усмешке, к нему обернулся старый знакомый - он сам. В сумраке пламя зажигалки осветило темное лицо, сигарету, заплясало в  глубине смеющихся глаз.
     - Ну что, приятель, поболтаем?
     - Только тебя не хватало.
     - Нда… не ласково. Мечешься? Бедняжка… Ну да… понимаю… Но на что же ты, дружок, надеялся? Что такие игры тебе сойдут с рук? Нееет, такого не бывает. За все в конце концов приходится платить. А тебе, мой дорогой партнер, –  двойник фамильярно выдохнул дым в лицо Виконта - по самой высокой цене.
     - Этого никто не мог предвидеть. Это случайность.
     - Это – рок.
     - Что ты несешь? Я не верю во всю эту чушь. Ты  мне еще по ладошке погадай - что было, что будет, чем сердце успокоится. Запомни, рогатый, я сам – сам! – принимаю решения. И это покушение – случайность. Оно не входило в расчеты.
     - В расчеты? И на что же ты, интересно,  рассчитывал? Что вправду вырастишь себе жену?!.. Жену!... Хм… Из того кусочка мяса, из  несчастной отверженной плоти, что ты выскреб  тогда из той, еще твоей Риты, настоящей Риты?.. Что ты вот так вот просто возьмешь и  вырастишь в пробирке  ее точное генетическое подобие?.. 
     - Это было не так уж просто.
     - Согласен.  И что?  Где твоя Рита? Вот этот белый труп? А хочешь правду, Пигмалион? Хочешь я выверну наизнанку всю твою поганую мелкую душонку? А правда  в том, что ты, товарищ генерал,  облажался! Ты создал урода без чувств, без мыслей, без эмоций! Ты давно это понял. Ты понял это еще десять лет назад, когда провалился наш первоначальный и уже позабытый тобой план. Помнишь? Сказать ей о якобы спасенном «ребёнке», заставить бросить мужа, вернуться, приползти к тебе на коленях, в ногах у тебя валяться… Показать ей нашу малышку… «Ах, Рита, как она на тебя похожа, вылитая ты…» Еще бы не вылитая! Но вот незадачка - дитятко-то весьма необычно… Как с другой планеты дитятко-то… Такое может и отпугнуть… Брак, одним словом… Прокол.  Ты мог тогда рискнуть, мог.  Но не стал.
     - Я пожалел ее… Это было слишком… бесчеловечно.
     - Ты? Пожалел?.. Бесчеловечно?..  То же мне двадцать восьмая теорема этики. Заливай это молоденьким медсестрам в своем лесном бункере. Я-то тебя знаю до самого нижнего донышка. Не пожалел – испугался. Я нашептывал тебе, что можно рискнуть, что после четырех гиблых беременностей, она станет куда как сговорчивей и вцепится в любого ребенка, даже такого. Но ты испугался… Испугался, что она возненавидит тебя, как только может возненавидеть обманутая женщина, у которой силой и обманом отняли дитя… Или почувствует что-то не то… Или поднимет шум…  Но более всего ты испугался, что при этом придется ведь выдать это несчастное создание и за своего ребенка тоже, ибо  иметь такую дочь для тебя уже само по себе означает поражение. Ведь у нашего Виконта должно быть все самое лучшее, первосортное.  И ты струсил. Ах, сколько было вариантов! Но ты предпочел убраться в свою нору и ждать… ждать…
     - Да, ждать… Именно ждать… И думать…
     - О да! Ты надумал. Идеальная жена, рожденная в собственной лаборатории!.. Не вижу, не слышу, молчу. Счастье из реторты! Гомункул! Да она же живой труп, Киконин… Ты только взгляни на нее, Демиург хренов…
     - Это не так… У меня просто было мало времени… Я мало занимался ею… не хотел, чтобы она привыкала ко мне… Я просто для нее чужой… пока.
     - Ну да… ну да… план изменился... Мы больше не хотим быть папочкой. Хотим явиться этаким героем-любовником на всех парусах… Думал, гормоны сделают свое дело… Ты-то, мой милый Франкенштейн, небось рассчитывал, что она простодушно и страстно полюбит тебя навеки вечные… Надеялся, что со временем она станет настоящей Ритой - с той же улыбкой, с тем же огнем, но только любящей тебя… О, прости, прости -  любящей только тебя… И вся твоя без остатка! Хотел на дармовщинку, за казенный счет, добыть  для себя кусочек счастья, не оплаченный ни кровью, ни сомнениями,  ни ревностью, ни страданиями…
     - Да! Да! Для себя! Для себя одного!
     - И тут облом. Но в сущности, что заказывал, то и получил: ни чувств, ни ревности, ни страданий. У этого твоего гомункула. В твоем возрасте, дружок, давно пора бы понять, что даром не бывает хорошо. Вот поэтому тебе и запонадобилась настоящая Рита, живая… Быть с ней рядом днем, говорить,  шутить,  вдыхать ее аромат, питаться ею… И все это по-фетишистски  трусливо -  не приближаясь, не признаваясь, не прикасаясь… Днем.  А вот с этой неучтенной несчастной безотказной куклой ты стал бы проводить свои убогие ночи, превратив ее в рабыню, научив ее, как попугая,  клясться тебе в любви и целовать твои ноги, воображая, что перед тобой ползает та, настоящая…
     - Заткнись, рогатый! Это все ложь! Ложь!
     - Ой, как страшно! Да кто ж тебе скажет правду, как не я? Да в этом фарсе  весь ты! И ты знаешь, знаешь, что за твоим изящным глянцевым фасадом прячется больной одинокий карлик, мечтающий о преклонении и великих манипуляциях… Ты уже смаковал момент, когда между делом покажешь ничего не подозревающей  Рите свою таинственную возлюбленную… И как именно покажешь – мельком, из-за угла, в отражениях витрин,  издалека… Предвкушал, как будешь осторожно  водить ее по краю сумасшествия… И штатный психиатр опять же к вашим услугам… Представлял, как заставишь ее бросить мужа и искать спасения от наваждений в твоих мужественных объятиях. А там, кто знает, может дойдет черед и до  муженька… И ты обоим им судья! Строгий, но милосердный… Каково?! Грандиозно!  Апплодисменты! Оркестр играет туш! И надо же… ай-ай-ай... какое несчастье… Полный и непоправимый провал… Или все-таки поправимый, а?
     - Заткнись, я сказал! Исчезни… Это все ты… Ты!
     - Молчу, молчу…  А вообще, знаешь,  ты молодец! Горжусь тобой! Уж ты мне поверь, редко кому везет так точно угадать с выбором предназначения. Это твое «дело жизни», эта карикатура на божий промысел - это ж перст судьбы! Из заблаговременно и аккуратно изъятых под наркозом кусочков августейшей плоти лепить безмозглых големов. Тупых доноров, запчасти, колбасу для этих жирных старых крыс, которым то почку надо заменить, то омолодиться, то перед камерой рожей посветить да ручкой народу помахать, пока сам  в отключке или на тропических островах с девочками. Государственная тайна! Еще бы… самая что ни на есть государственная! А между делом можно и себя не обделить. Да, Киконин? Так что же ты будешь делать теперь?.. Станешь мясником?
     - Сгинь, проклятый! Сгинь… сгинь…
     - Есть, мой генерал! – двойник осклабился, и, раздавив окурок о стекло, дурашливо козырнул -  Слушаюсь и повинуюсь…
      
     Переднее сиденье снова было пусто. 


      Рита смотрела в свое окно, ее рука, уже теплая, по-прежнему неподвижно лежала в его руке.  Господи, хоть одно, пусть робкое, пусть пугливое, но ответное пожатие, и он, может быть, остановил  бы машину. Ведь это же его девочка… Так он привык думать о ней в эти годы… Такая юная… ни в чем не повинная… Нет-нет…не думай об этом… Ведь не здесь, там  его Рита, настоящая, единственная, живая... еще живая… Там, на экране в операционной  ее пульсирующая неверная кривая  с каждой минутой становится  все слабее… А эта? Эта всего лишь донор. Печень и обе почки… и наверное почти вся  кровь…  Господи, какой ужас…  За что, Господи?! За что?..   И ведь может не получиться… Все это может оказаться совершенно напрасным и бессмысленным, а я вот так вот просто потеряю мою девочку… Повреждения слишком обширны,  и даже при полной идентичности органов нет да  и не может быть никаких гарантий. А если все пройдет хорошо, то что?.. Ох, не важно, все это сейчас не важно… Не слушай рогатого, не задавай вопросов!  Сейчас главное – Рита, твоя Рита… Твоя?.. Киконин, твоя?.. Очнись, кретин - твоя Рита сидит рядом… Ты создал ее из ничего…  Вот она действительно  твоя! Твоя собственная… каждой клеточкой обязанная тебе… Твоя синица… Заберешь ее, сделаешь документы,  поселишь за городом, будешь развивать ее… заниматься ею… Черт возьми, да - будешь спать с ней, Киконин!.. А эмоции придут… придут… она  же живая, она женщина, никакая она не кукла… Господи, да она же уже человек в конце концов!

     А иначе, Киконин… иначе он прав…  ты будешь просто… мясником…

 
                * * *
 
     Прошло почти четыре часа… Машина въехала в больничный двор,  и Виконт с Ритой, вернее с материалом №54, быстро прошли в операционный блок.  Там в коридоре, на полу у стенки, сгорбившись, сидел Михаил. Рукав его был засучен,  локоть забинтован... Он медленно, непонимающе и явно не узнавая взглянул на Виконта, потом перевел глаза на Риту и замер… «Господи… не глаза, а очи…»  он протянул руку, хотел коснуться пальцами нежной щеки… но выступившее было из тумана родное лицо отступило и растаяло во мгле…

 
                * * *

- Виктор Михайлович… сердце не выдержит… вряд ли удастся…

- Нет… нет… это пока только кризис… Если запустим сердце…

- Пока вас не было, мы уже дважды запускали… Виктор, Михайлович, думаю, больше нельзя… Лучше сказать близким, чтобы прощались… Вы, я видел,  ее дочь привезли?

- Дочь?.. Да… Нет… Нет… Хватит разговоров.  Готовьте вторую операционную… Быстро!..

 
                * * *


      Фонари заснеженного шоссе убегали назад, оставляя на полу машины оранжевые полосы… Виконт прижимался виском к холодному стеклу… Стекло не нагревалось. Пустота… Огромная черная зияющая пустота… И холод… там впереди… Оранжевые снежинки стремятся к нему - словно летят в пустой колодец из далекого темного чужого неба… Они намерены  впиться ему в лицо, рассечь острыми краями кожу, внедриться в кровяное русло и по нему добраться до сердца… И превратить его в Кая - заледеневшего мальчика,  которого уже не спасет никакая Герда… Потому что самой Герды больше нет…

      Но колючие снежинки неумолимо разбиваются о стекло и смахиваются в небытие бдительными дворниками. Теперь только дворники защищают его пустой колодец. Теперь только они защищают  от бездны -  бдительно и синхронно машут   над ним своими тонкими метлами и сметают во тьму липкую холодную кашу.   И машина несется во мраке куда-то… Наверное туда, откуда все сыпятся и сыпятся эти бесконечные одинаковые  ледяные звездочки…

      Кто-то осторожно тронул его за руку.

      - А мне понравился город… Виктор… Если я буду себя хорошо вести, ты возьмешь меня с собой  еще раз?..

 

                К о н е ц