По аргуту, один, в октябре...

  АРГУТ…
  В его низовьях мы были  в 1975 году с Юркой Чучкаевым и Владькой Сивцовым.  Потом, когда они ушли, я ждал в устье Шавлы Нину и Юрку Лакизов.  Они до меня не дошли, и вместо запланированных десяти дней, я был один 22 дня.
   Будучи ещё на Тунгуске, решил в следующий отпуск проплыть по Аргуту с верховий, а если будет время и настроение – доплыть до Барнаула.
    Когда достал справочник  “Водные маршруты СССР.  Азиатская часть”, то выяснил, что из 141 маршрута (около 300 рек)  этот – самый сложный.  Пятой усложнённой категории есть ещё один маршрут – Башкаус, но в описании его нет таких “водоотталкивающих” слов:
    “Основная часть маршрута заключается в прохождении реки Аргут, чрезвычайно сложной и опасной  (сплавляться по ней можно лишь водникам самой высокой квалификации). Маршрут рекомендуется для самостоятельной разработки.”
     В этом году для классификации самых сложных маршрутов введена 6-я категория сложности, и Аргут занял эту клетку.
    Вопрос: на чём плыть? Конечно, не на деревянном.  На камерах?  На надувном плоту?  Нина даёт ПСН-6,  но сколько нас будет?  Быстро сработаться можно вдвоём,  максимум втроём.  А он – 60 кг.,  для троих – тяжеловато.
    Или на обычных охотничьих двухместных лодках,  или на  “Пеликане” (40кг.)
С хозяевами уже договорился.
   “Именно на надувных лодках были впервые пройдены такие сложные Алтайские реки, как  Башкаус,  Чулышман,  Аргут.” ( Турист № 4, 1975г.)
Но  (там же) :  “На реке Аргут лодки ЛАС-5 с группой опытного водника Красникова как пёрышки опрокидывались в мощных сливах.”
Нужно обезопасить как можно полней.  Главная страховка – непотопляемость и неразбиваемость каждого.  Защита – спасательный комплект.  Переворачиваться, конечно, придётся. Тренироваться по ходу.  Переворот – повторить.  Так делали с Васей на Аламбае.  Метровый порожек был пройден 11 раз,  каждый раз по разному, но последние 3 раза – почти не зачерпнув.
     Куртку и брюки обшить газырями и набить пенопластом, защитив кости и суставы.  Если пенопласт испльзовать толщиной  1,5см. – движения почти не будут стеснены, а плавучесть – 20кг.  Если  же взять жилет-воротничок,  то пенопластовую плавучесть можно уменьшить до 10кг., набив его только по самым удароопасным местам:  ноги – только спереди,  руки – полностью, в 1см.;
плечи и позвоночник.  Шлем тоже оснастить несколькими кусочками.  А жилет обеспечит положение для свободного дыхания даже в случае нокаута.
     Обязательно резину – химзащитный костюм.  У меня  только брюки. Но даёт один костюм Горбик, один себе добудет Сергеев.  Вася – в том, что плавал Васекин.  Надо заклеить.  Если же без этого – на воде не больше 2-х часов.  Правильнее сказать – в воде.
    Мешки.  Срочно шить из клеёнки и проклеивать. Целлофан слаб. Срочно – чехол. Но на какую лодку?  Заказать разговор  с Владивостоком. Если будет лодка  (а Сергеев тоже одну обеспечивает) – “Пеликан”, наверное, не нужен.
Дорабатывать его нужно (транец – тяжёл, низок)  и чехол шить.  А на лодку – один  уже есть,  по нему – недолго и другой.  Чехол обязательно оснастить верёвкой (силовой тесьмой) по боку баллона и по верху – кругом, отходящими петлями  по 0,5м..  При перевороте хвататься за лодку – петли помогут. Под порогом, в пене, “которой нельзя дышать, и в которой не держит жилет” (Берман),  это очень желательно. Иначе придётся,  не дыша, ждать, когда вынесет.
Попробовать переворот намеренно под слабым порогом, со страховкой.  Тренировка предотвратит панику в более серьёзном случае.
    С ружьём или без ружья?  Для Васи главное – ружьё.  Без ружья – и не поход вовсе.  Придётся ли охотиться?  Рябчик и белка, конечно, очень бы разнообразили стол, но:  дополнительная забота о сохранности, и дополнительное препятствие при встрече с егерями, милицией,  Юрием Абрамовичем.  Дополнительный вес и габариты.  Да и ружья у Василия нет ещё, а моё – не зарегистрировано.  Надо 32-й, легче, припасов – меньше.  Но не хочет – что это за калибр?!  А зачем он там больше? Рябчику и белке – хватит, маралов и медведей нам не надо;  мы им тоже не нужны.
Сиденья (камеры) не нужны. Пойдёт  спальник в хорошем клеёнчатом мешке.
    Основная пища – рыба и ягоды.
Брать:  сухую картошку,  сухое молоко, сахар.  Сгущёнки и тушёнки – вода и железо. Не надо. Нужно блинную муку, сало и копчёную колбасу. 
Аптечка.  Может, обойдёмся одним противошоковым?  Им отлично служит спирт.  Йод, бинты, нашатырный спирт, каратолин.  Ознакомиться с приёмами искусственного  дыхания.  При прохождении  серьёзных участков – разжигать хороший костёр заранее в месте ожидаемого купания.
   Рыбалка – перемёты.  Хорошо бы  ряжёвая сетёшка, но не успею.  На активную рыбалку  не будет времени.
    Собирались до избушки  “БАСК”  Бартули с Галей  и  Кутняшенко  Иван с Валей.  Но Галя уже отказалась.  Это интересно – встреча в той избушке через два года после намеченной.  Бартули  ведь тоже  собирались туда в 1975-м.  Но будет ли это в нынешнем году?  Хорошо бы.  Если будет гарантия – капли в рот не возьму до встречи.  Да цела ли избушка?  Вот место-то, а?!  дураки-курортники кушают  хурьму и не представляют себе, что есть ещё  и шиповник и хариус.  Есть ещё и таймень, но это – редкость даже для некурортников.  Хорошая там стайка куропаток.  Наверно, обитает там постоянно, - её ведь некому истребить, а нам много не надо.  Пусть тает хурьма на южных прилавках, пусть поддерживаются на неё твёрдые цены, пусть дымят по Военной Грузинской дороге  “Волги”,  заработанные на этом фрукте.
     Жаль, что не только дураки не хотят на  Аргут.  Да и дураков тоже жалко.
Здесь нет такой  стеснённости, как на Кучерле или Пыже.  Именно – простор, хотя находишься в долине горной реки, сторожат которую тысячеметровые глыбы.  Так неожиданна бывает новая, широкая улица в старинном городе.
   Интересно, каков весь Аргут?  Здесь,  говорят, самый крупный хариус.  Я ловил нескольких – больше полкило, видел килограммовых. Мне они обрывали леску раз десять.  Таймень  здесь  мне дважды переворачивал кораблик.   Наверное,  ещё ждёт меня, если это не его я поймал  в прошлом году в  Чеканихе.   
         Снова и снова прорабатываю  всевозможные варианты предпосылок к  ЧП.  Голова будет защищена, но если удар в лицо?  А заклинение под водой  (или над - ) между камнями в струе?  Прижатие к выступу струёй в прижиме?  Всё это -  маловероятно, конечно.  Скорей всего – исключено.  Нигде не читал.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *   
   Сергеев стал альпинистом,  Вася – женится.
Остаюсь один.  Техника уже не та.  Лодка под одним крутится.  Работать надо будет двумя вёслами, постоянно на торможении.  Брать с собой  шестик метра 3 – упираться в камни и берега на прижимах.  Куда его положить, как крепить?  Надо продумать.
   Но зато – обзор лучше.  И искусственное дыхание не нужно.  Некому. 
Очки?  Надо отвыкать.  Не ледник, можно обойтись.  Помеха и лишняя забота.
Ружьё не брать.  Для сигнализации или от медведя – ПСНД или ручную ракету.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *   
                Убрать интерцепторы!
  Они помогают точнее приземлиться там, где нужно, удобно, ровно.  Не нужно приземляться.  Тянуть, до куда хватит;  пусть не ровно, не удобно и даже не нужно – всё равно тянуть.  Их много, и главные из них – табак, спиртное, чай, пустая болтовня, заработки.
Последнего, правда, почти нет.
           На тунгуске каждый день думал: “неужели и завтра буду курить?”  уже скоро Аргут, а всё тот же задаю вопрос.
            Убрать.  Немедленно.  Иначе – и Аргут не Аргут. 

    В итоге – нежить.  Полусон, полумрак.  Использовал “К” полностью.
                6.10.1977.

   9 октября.      Кош-Агач.
   В аэропорту не берут на Джазатер – нужен пропуск .  Не помогла милиция – пропуска дают только местным жителям.  Не помог и Юрий Абрамович Тозыяков,  капитан  КГБ.  Я назвал в милиции его имя, как старого знакомого, и мне говорят: “А он здесь, обратитесь к нему”.  Так и состоялась наша третья встреча,  безрезультатная, к сожалению. 
В первую же встречу он мне отремонтировал часы, (в Усть-Кане), во вторую (в Тюнгуре) – подвёз до Кучерлы.
           Теперь  два варианта:
а.)  Через Карагем на Аргут.  Это даже интереснее, чем с Джазатера начинать, но около 50км. пешей части маршрута от Кызыл-Маны, да и туда нет пока машины, а день кончается  (сижу уже в Чаган-Узуне).  Но не это смущает. Тозыяков уверяет меня, что вернут и с этого маршрута.  Если в Кызыл-Маны меня не остановят – пойду.  Не думаю, что в это время кто-то будет охранять от меня Карагем.
б.)   Вернуться в Иню, оттуда – вверх по Аргуту до избушки.  Бартули будет беспокоиться, если я сильно задержусь.
   А плыть, сколько останется времени до морозов – от избушки.

   Завтра, в  Кызыл-Маны всё прояснится  (завтра, если не будет машины – пойду пешком).

   Ночую в Чаган-Узуне, в общежитии с рабочими геологической партии.
Весь день дул крепкий ветер, а с заходом солнца – тишина.  Звёзды – кажется, даже в млечном пути различаешь каждую...

   Все видели, как ребятня цепляется за машиной или за телегой на велосипеде.  Но видел ли кто-нибудь, чтоб цеплялись за бычий хвост?  Одного такого велосипедиста бычок тащил неуклюжим галопом через всю деревню и избавился от него, лишь  зацепив его за дерево.  Но не надолго: его тут же поймал другой любитель животных и острых ощущений.  Это – что я ещё никогда не видел.  А вот – что никогда не слышал: один из рабочих экспедиции (сам только что рассказывал,  другие – подтверждали) решил стать военизированным горным спасателем – есть такие отряды в горнодобывающей промышленности.  На мед.комиссии  невропатолог говорит ему: “Закрой глаза. Попади пальцем правой руки  в кончик носа”.
Он ещё подумал с секунду:  как бы  в глаз ей не попасть, а то не пропустит – и, сделав шаг вперёд, чтоб сократить расстояние, правой рукой попал точно туда, куда, как он думал, от него и требовалось.  “А в свой-то нос – оправдывался он потом, - кто же не попадёт.  Так и каждый может спасателем стать.”  Хотел – как лучше. И  давно уже стал бы спасателем, да невропатолог – всё тот же.
   И – анекдот:  Умирает  Мао.  Велит  привести к нему  Фантомаса.  Привели. Просит: “Сними маску – я ведь всё равно умираю, никому не расскажу, кто ты есть такой”.  Фантомас снял маску.  И последними словами Мао были:”Да,  Петька, разметала нас судьба”.
Давно я не смеялся так и столько.
   А может – и не смешно?  Может – потому, что – Чуйский тракт,  Юрий Абрамович (мир тесен), порожистая Чуя, весёлый шофёр  Саша и немигающие звёзды?  И  опять новый, незнакомый маршрут, в конце которого  ждёт Бартули и "К”?
   Тракт   постоянно меняет швейцарские панорамы на монгольские, и всё время,  кроме перевалов – вдоль Чуи, по берегу.  Из-за монгольских холмов  время от времени выныривает  серебряный купол далёкой вершины.  Ближе – видишь, что это не простое серебро, а чернёное. Снежок лежит полосами;  на освещённых местах они ослепительны, и матово мерцают в затенённых, чёрных каменных складках.  Да и не серебро это – просто хочется, чтоб хоть один благородный металл годился здесь для сравнения.  Но и серебро – проигрывает.  Это – первые зубы ребёнка, вдруг нами увиденные.

12 октября.          Кызыл-Маны. Приехал на тракторе. 
   Дорога – серпантин во всех проекциях. Посёлок средних размеров, дома – из камня, что под ногами.  Ночевал  у тракториста.  В доме, кроме него – две учительницы – его жена и практикантка Надя из Бийского института.  Ночью выпал снег, а вода здесь уже давно замерзает ночью.  Посёлок расположен выше 2000,  так сказали учителя – географ и математик.  Живут одни скотоводы.  Валера обещает сейчас подвезти  до Шалтуры – это стоянка в направлении перевала Карагем,  на Чаган-Узуне.  Дальше – два дня до Карагема.  Здесь – ни деревца, ни кустика, но по долине Чаган-Узуна, говорят, дрова есть.   

   И в Кош-Агаче,  и  в Чаган-Узуне,  и здесь,  стоит мне отойти,  разговор неизбежно переходит на шпионов или перебежчиков.  Дважды сам вытаскивал документы. 

Шалтура.         Дом,  юрта,  две кошары. 
   Хозяин, безрукий старик, хорошо знает перевал и реку Карагем.  На Карагеме теплей,  ущелье тесней, река быстрая и пороги небольшие.  Перед  Аргутом  уже  могут  быть чабаны на зимних стоянках;  больше стоянок нет. На перевале обещает снег выше колена.  Если так и будет – то как на Капчальском леднике было. Тяжело.  Но перевал не крутой, говорит – за день перелезу.  А там – дрова. 
   Очки оказались с собой случайно (остались в кармане куртки, не выложил).  Очень кстати.  Всё сверкает, всё бело.  Козы, лошади и верблюды щиплют из-под снега былинки.
   Степной человек не сразу поймёт, чем здесь можно накормить хотя бы одну козу,  а их здесь – стада.  Но эти былинки, говорят,  по калорийности не уступают овсу.  Такие здесь условия, что если уж здесь что-то выросло,  то оно вынуждено запасать в себе много нужного и полезного.
   Верблюдов  только что видел штук  50.  Кызыл-Маны  -  на высоте  2100,
Шалтура – 2160 м., а перевал, как считает хозяин, 2500.  здесь была метеостанция, оттуда у него эти сведения.  По моему – 2800 (оценил позже). Но Карагем, по мнению старика, на одну треть от истока несудоходен.
   Будем надеяться, что он, старик, недостаточно оценивает возможности моего судна.

   Прошёл 15км. по сильно пересечённой местности, да ещё разведал без груза перевал до самого верха.  Но ничего за ним не увидел – стемнело внизу, а наверху – метёт.  Снег местами по колено, за ночь ещё насыплет.
   На перевал нужно подниматься сразу, как на правом берегу  Юло кончается лес, немного выше середины – озеро, идти мимо него. (Озёр оказалось три)
   Ничего не варю, есть не хочу.  Сильно  перехватил с нагрузкой – так нельзя в первый день.  Да и не только в этом дело:  за последние 5 дней я не съел ничего, содержащего витамины.  В столовых и в рюкзаке – тушёнка, колбаса, крупа.
   Здесь нет ни ягодки – этого я не ожидал.  На  Карагеме и  Аргуте – будет.
На перевал и обратно (без рюкзака)  ушло примерно 5 часов (точно не засёк, когда пришёл).  Несложный,  завтра перелезу. 
     Мороз, думаю, около  10градусов, ветер – около 15.  прогреваю постель в закутке разваленной избы у подножья перевала.
    Записывать решил каждый день в любом случае.  Думаю, как бы не уснуть, да не сжечь останки избы, пока горит костёр.

13 октября.            Ночью меня обуяли сомненья. 
   Это тяжёлое дело, когда их много. Проснулся в 3 ночи и проворочался под заиндевевшим полиэтиленом до утра.
   Нет, дело не в предстоящем.  Можно вернуться назад, но мне и туда не хочется.
   Как жить – неожиданный в такой обстановке и в такое время вопрос и – куча подвопросов.
   Так и не решив ни одного из них, не разжигая костра и не завтракая, полез на перевал.
   Глядя на горы из автобусного или гостиничного окна, с магазинного или клубного крыльца, готов выложить кучу эпитетов. На перевале же скажешь только:  “Здорово!”...
   Я заработал сегодня право полюбоваться такой картиной.  Лишь несколько вершин выше тебя, и выглядят они необычно сурово и даже грозно. С их рёбер срываются взвихренные струйки снежной пыли, сверкающие при встречном солнце, как тальк за Самсоновским ботинком.
   Но – некогда. Ветер – только что с ног не сшибает. Да и по ту сторону перевала – загадочные, незнакомые ущелья, по одному из которых протекает Карагем.
   Прервал дался трудно. Снег во многих местах – по колено, а несколько раз попадался и по пояс.
   Кто-то там говорил, что спускаться трудней, чем подниматься?  Многие говорят – создаётся мнение, что когда-то, кто-то очень авторитетный, брякнул это для красного словца, и с тех пор люди, отчаянно пыхтя на подъёме, твердят, как аксиому:  “Подниматься легче”.
   Нет, уважаемые, если б вы были уверены, что после подъёма вас ожидает ещё более трудное – спуск, вы, пожалуй, далеко бы не залезли.
   Я поднимался 5 часов, спускался – два. Ещё два часа шёл вниз по Карагему, подыскивая место. Остановился в лиственничном островке, нашёл отличную канавку. Как следует прогретая по дну и по бортам, она создаст комфортабельные условия для ночлега.  Сейчас я варю крупо-вермишелевый суп с тушёнкой, предварительно наевшись луку и чесноку,  и абсолютно точно знаю, как жить. 

14 октября.              Завтра клеить лодку.
   Карагем пока мелкий и очень каменистый.  С утра надул лодку – решил провести.  Провёл около 5 км.,  только измучился.  Камни, водопады до 1м., всё во льду.  Собрал, потащил на себе.  Залез в каньончик,  обходить – поверху.  Да и река помощней стала (слева впала речушка) – надул снова, и на первом же порожке порвал одну камеру. Целый час вёл  “подбитое судно”
 то по колено,  а то и поглубже.  Хотелось добраться до устья следующей речки, справа.  Она побольше первого притока, дело должно пойти повеселей.  Не добрался метров 500, начало темнеть и закоченел весь.
  При костре не разгляжу, где порвана лодка.  Значит, незначительный порыв. Чехол изорвал в клочья.  Он хорош только тогда, когда туго натянут.  Придётся бросать, здесь не  починишь. 
   Вчера лёг в 9 часов, а сегодня уже 12, а лягу, наверное, через час. Всё сушу. Приёмник замолчал, фотоаппарат, подозреваю, ослеп.  Сухой только спальник, тетрадь и спички. Сахар растворился в целлофановом мешочке, пришлось выпить, чтоб не пропадал (0,5кг.).  Много мелких водопадов на расстоянии  2-х км.,  насчитал около 20 (метровых).  Снегу на берегах уже почти нет, но льда на речке ещё много.  Срочно надо вниз, а то и там скоро замёрзнет.
 
15 октября.            Заклеил, дотащил всё до слияния и поплыл.
   Река стала мощной, кое-где можно и на плоту.  Проплыл  км. 5 и, совершенно неожиданно пошли водопады.  Один за другим,  через 5-10 метров, в среднем -метровой высоты.  Несколько раз застревал;  вылезал на камни и проталкивал лодку.  Один раз заклинило так, что после нескольких попыток вытащить из тисков, снова порвал.  Но в этот раз не так досадно – всё равно конец рабочего дня, а утром заклею.  Сам вымок ещё больше, чем вчера (окунулся по шею), но замёрзнуть не успел; остальное всё сухое.
   Женя Горбик  назвал Карагем спокойным.  Наверное, они начали где-то ниже.  А в этих местах, по такой воде,  плот бы не прошёл.  Вода в августе, конечно, была больше, но в таком случае он это место не назвал бы спокойным – была б скорость.  Значит, нужно скоро ожидать участка поспокойнее.
   А этот полууправляемый слалом очень утомителен.  Один водопад из двух проходишь там, где наметил;  ко второму же не успеваешь  сориентироваться.  Да и лодку-то  каждый день клеить?  Добрался до ещё одного притока справа.  Ниже – пока то же самое.
   Появились шиповник и жимолость.  Хорошо!  Даже несколько брусничек встретил.  А то до сих пор из растительного  в меню входил только можжевельник.
   Без сахара скучно.  Глупо загубил полкило.  А вообще-то еды хватит до магазина, т.е.  дней на десять.  Если же так буду двигаться, то и за 20 не доберусь до магазина (до Ини). 

16 октября.      Сегодня я замёрз так, как ещё ни разу в жизни не замерзал.
   В середине дня порвал о корягу.  Заклеил,  часа через два поплыл.  Участки с водопадами  сменялись небольшими шиверами,  и – снова пляска по камням!  Сильно ушиб оба колена через дно лодки.  Эта посудина легко переползает камни, пролазит в щель,  в полтора раза более узкую, чем сама лодка, ныряет с полутораметрового водопада не переворачиваясь.  Но это уже надоело.  Радости никакой, а страх – один:  сейчас лопнет.  С равным успехом можно таскать по асфальту за мотоциклом.  К вечеру порвал ещё раз, но разрыв – поверхностный,  а сквозное отверстие с игольное ушко.  Через  5 мин. можно успевать подкачивать.  Решил проплыть эту муру, повиснув на коряжистой валежине,  чтоб в клочья не распороть лодку, я опустился мимо неё.  Сразу набрал полную резину (взял одни штаны от  “Садко”),  макнулся с головой,  хотя там всего по колено, но – струя.  Жилет, кстати, держит кое-как по горло (пока догнал лодку, побывал и на глубине).  Нужно одевать воротничок.
   Решил:  как замёрзну – так причаливаю.  Но замёрзнуть не давала река, а то и просто места подходящего не было.  Только было замёрз – а мешка одного нет в лодке.  Заклинило и оторвало.  А в нём – спальник, сапоги, мех. безрукавка,  эта тетрадь с картой.  Понёсся  я вниз, перехватывать.  Пробежал  км.2 – нет.  Вот история!  Без спальника, без сапог, в чёрно-жёлтых ихтиандровых  штанах,  мокрый буквально по маковку.   Что делать?  Прекращать.  Но как до деревни доберусь в этих голенищах?  А зубы-то уж давно стучат – как только язык не откусил.  И как я тут его заметил – чисто случайно,  мешок-то ведь чёрный, как камень.  Плывёт!  Задержался где-то в  улове.  Вот радость-то – прямо  редкая!  Пока перехватывал – опять по горло.  Сразу на берег,  прямо напротив.  В кармане куртки в двух полиэтиленовых  мешочках – спички,  документы, деньги.  Вместе с тетрадью, в отдельном мешочке, в ногах спальника – ещё коробок.  Хватило ещё сил развязать мешок, а в нём – второй,  чтоб вытереть руки о спальник.  Растопка (кусочек ткани  из ремкомплекта для лодки) – со спичками.  Коробок открыть уже не смог,  раздавил.  Чиркнул  сразу штуки 3-4.  Тут же,  под ногами – мелкий сушнячок, и через  10 минут – костёр до небес.  Не отходил от него около  часа.  Вода местами на мне кипела и пересохшая в локтях одежда – тлела.
   Но когда же это кончится?  Почему такое несоответствие между тем,  что должно быть, и тем, что есть?  Ведь  и Кучук (хозяин Шалтуры) говорил, что только в одном месте водопады,  а дальше – спокойно.  А это уже третье место. 
   Лодка ведёт себя хорошо, правда, воды набирает сразу.  Удивляюсь, что ещё мало порывов.   Если доберёмся до  Аргута – там выдержит.  Там такой тёрки нет.   

17 октября.            Сегодня часа в 3 водопады кончились, ущелье раздалось вширь, неба сразу стало раза в два больше;  радость,  радость обуяла флотоводца. 
         “Где-то светло и глубоко
          Неба открылся клочок…”
   Степным людям нужно много неба,  перспективу подавай.  Хотя и горные жители  ставят свои городища там, где повольней. 
   Прокатился я этак с хорошей скоростью,  увёртываясь от валежин  да отдельных камней,  около часа.  А тут – снова каскад:  в последнюю щель так втиснуло, что разорвал дыру в ладонь.  Это даже не то, что несправедливо,  это – коварно. 
   Не знаю,  сумею ли заклеить.  Появилась берёза;  выше – не было.  Или не обратил внимания?  Да нет, не было – я всё смотрел, как бересты добыть  немного на растопку. 

18 октября.     Но, всё-таки эти каскады кончились. 
   В том было всего ступеней семь.  Сколько же я проплываю в день?  Не меньше 5-ти км.,  не больше 10-ти.  Ведь река за эти 10км.  навиляет все 30.  Очень трудно судить о расстоянии.
Сегодня, конечно, проплыл около 15 км.  Завтра, надеюсь, буду где-то около Аргута.  Вот бы добраться к вечеру  до чабанов, да  оказался бы один из них курящим!  Уж парочку-то раз я покурил бы.  И голову помыл бы горячей водой – а то у меня из посуды-то  один литровый котелок.  Снега уже нет,  вода ночью не замерзает,  берёза есть,  брусника – тоже.  Наелся витаминов досыта.  Лодку клеил в два приёма:  сначала одну заплату узенькую, по разрыву, потом – побольше,  сверху.   Кажется, получилось.  Жду, пока подсохнет, а время уже к обеду.  Часа в 2 только поплыву. 
   Я - первый человек, сваривший на Карагеме шоколадный пудинг.  Шоколаду (какао сгущённое с молоком и сахаром) было мало, сухого молока – ещё меньше.  А блинной муки – 2кг.  Вот я и подбавил её с горсточку. Может,  это вовсе и не пудинг, а омлет?  Получилось вкусно, так что, скорей – пудинг.
   Тропа по карте переходит на левый берег километров за 15 от стоянки чабанов, а она уже перешла  километров пять тому назад.  Но их на стоянке может ещё не быть – пастбища зимние. 
   А берега пошли весёленькие.  Вверху, где река ещё не успела поработать как следует, и гальки-то нет.  Только крупные острые камни, да щебень.  А здесь – широкие  галечные россыпи,  будто грейдером поструганные .  Берега по этой гальке мхом и брусникой поросли, и по береговому обрезу этот мох свисает.  А ниже – голубая галька, подчёркнутая у воды песочно-жёлтыми полосками  лиственничной хвои, что вода несла, когда, в начале октября,  была повыше.  Сбегает с порога гребёнчатая, как хребет доисторического ящера, струя, и вдруг – омут, голубая, таинственная глубина, которую подсинивает голубая же галька на дне.  Так и хочется остановиться, бросить в этом месте мушку – просто не может быть, чтоб здесь не ждал мерный, как селёдка, хариус.
И берёза здесь – уже не робкая гостья, а полноправная хозяйка.  Оранжевой и ярко-жёлтой облепихи – заросли.  А заснеженные, ребристые вершины всё так же стоят по сторонам, - просто расступились немного.
Проплыл немного – опять каскад, причём забитый вывернутыми с корнями стволами.  Тут уж – точно обносить, иначе от лодки одни лоскуты останутся.  Кстати, клея израсходовал больше половины.  Начну  экономить на заплатках.  Пошёл вниз, разведать.  С рюкзаком, чтоб потом тащить одну  лодку.  Вышел на тропу – свежий конский помёт.  И – даже не решил,  а просто пошёл и пошёл, и так – 4 часа без отдыха, пока, во тьме, не услышал собак.  Перебрёл с ходу (по пояс) реку,  и – вот она, избушка;  две собаки яростно, как медведя, облаивают меня с двух сторон.  Слабо светятся окна, летят искры из трубы, из избы – удивлённые голоса.  Собаки уже успокоились, изредка лишь взлаивают, а я, напившийся чаю с молоком, в десятый раз уже отвечаю на вопрос: “Один?!”      
   Один... И – в который раз – сомненье:  может зря бросил гео-гео-фак?  Бродил  бы сейчас с целью,  по заданию.  Как нас утверждает задание!
У человека много возможностей, много дорог со дня рождения, а выбирает – одну.  Я  выбрал.  А это – так, отголоски прежних колебаний.  Да и колебания-то исчезли, как только был поставлен вопрос ребром: “или-или”.
Сейчас у меня отпуск.  Курорт.  Избушка – экскурсия к  трудящемуся человеку, чтоб не забывал, что не все отдыхают.

19 октября.         Чингисов Николай,  его шестнадцатилетний сын   Слава  и его мать – хозяева.  С трудом установили отчество Николая – Орочевич.  Утром пошли со Славой к лодке.  Я – чтобы приплыть налегке; он – чтобы поохотиться дорогой на белку. (Пока варился завтрак, он уже принёс двух).  По первой встреченной белке я стрелял три раза – пуля не дробь, да и ружьё требует индивидуальной пристрелки.  Парень же снял её одним выстрелом.  Налегке, с одним веслом и винтовкой, прошли до лодки все те же 4 часа.  А ведь вчера – почти всё время в темноте, с рюкзаком.  Вот что значит дорога к жилищу.  Даже лошадь ускоряет шаг. 
   Пообедали варёной бараниной с хлебом, как и подобает курортникам в походе на Ай-Петри;  попили воды из Аржан-Су,  увешанного по кустам цветными ленточками и лоскутками, и я поплыл.  (Это не тот,  известный  Аржан-Су  на Чуйском тракте,  этот гораздо мощнее.  “Аржан” – по алтайски – целебный.  Любой источник,  вытекающий из-под земли или из скалы, они называют так).  Таким образом, я проделал эту часть пути трижды,  и  ни капли не жалею.  Шли к лодке сначала поверху, метров до 200 над рекой.  Все изгибы, пороги, мели видны так, как не отобразишь ни на какой лоции.  В горной складке, метров на 100 над рекой, увидели озеро, заросшее высоким рыжим тростником.  Прозрачное, как и всё здесь;  камни – сверху не разберёшь, какие под водой, какие – над.  В тростнике – извилистые протоки.  Немного раньше, неделю-другую назад, здесь садились отдохнуть различные пролётные водоплавающие, может – и лебеди.  Несколько коней пасутся, избушка. Подошли.  Алтайка, двое маленьких сыновей. На дверном косяке глубоко (каждая буква – час работы) вырезаны имена трёх сыновей.  Третьего здесь нет – может, только ждут.
Вот она – сказка.  Не с городскими крышами и ранцевыми вертолётами, тряпичными или деревянными удальцами, а такая, какую современный сказитель считает несовременной.
   Проплыли хорошо, если не считать полного переворота (первого; даже некоторое время проплыл на перевёрнутой лодке).  За два часа, с несколькими остановками для осмотра и размышлений.  Приплыл к темноте, ночую здесь же.
Курорт – курортом, но Бартули начинает беспокоиться.  А могут и водку всю выпить.  И до свадьбы осталось  две недели, а впереди – Аргут, главная цель.  До него - три километра.

Я за то, чтоб не Горный Алтай назывался Советской Швейцарией, а Швейцария называлась бы Европейским Алтаем. Отсутствие подвесных дорог и приютов с горячим портвейном – зимой,  и пивом и шампанским – летом, говорит только  в пользу моего предложения.

20 октября.            Прощай,  Карагем! 
                Ты мне дал прикурить...
   Пока засыпал, моя твёрдая, незыблемая постель качалась на косой волне.  Что ты мне покажешь,  Аргут?  Встречу с ним  себе представляю так, как на большой скорости, внезапно катапультировался в  жёсткий, всё сминающий поток.
Моя лодка столько испытала  “прикосновений”  с камнями, что представляется мне уже не крепче сильно раздутого детского шарика. Рисую, в основном, такие картины: в бешеном прижиме,  шаркнув по береговому камню, моя звонкая, но тщедушная оболочка всхлипывает, и – п-ш-ш-ш – Поляков – без лодки, Морозов – без  “Зенита”, а я – в долгах, в крайне бедственном положении выбираюсь на камень  среди ревущего потока в десятках километров  от жилья.
Как промазал с чехлом!  Ведь два дня плыли с Васей по Аламбаю по корягам и камням – он был цел.  А с Гришей – забыли “лягушку”:  лодка была слабо накачана (лёгкими),  чехол слабо натянут,  и его местами слегка подёрнуло. Надо было сразу починить.  А здесь,  по заострённым  ледяным колпакам на камнях,  повреждённые места цепляло,  и – за день – в клочья.  Теперь – как в боярышнике голый и босой.

                Кое-какие технические выводы:

   Если сидеть на одном баллоне – лодка становится более управляемой.  Сижу на подвёрнутой левой ноге (на левом баллоне),  правым коленом опираюсь на спальник (в мешке, - спасибо Сане Скокову!),  лежащий на дне.  Если просто коленом в дно – низко, да и колено встречает камни.  Сообразил, пока не отшиб колени,  особенно – правое.  В такой позе легко оттянуть влево;  если же нужно вправо – приходится поработать веслом по обеим сторонам.  Сменить руку и ногу – не получается.(Эх,  Леонардо, куда ты израсходовал свой дар!) 
На крутом сливе,  в ожидании стоячих валов (а они были пока немногим больше метра), если терял ориентировку и уверенность в правильной координации, плюхался плашмя на дно.  Со стороны – очень смешно, но другого пока не умею.  Поднимаешь голову, как прижатая ящерица, чтоб оценить возможность занять более достойную водника позу.
   Не уверен, что в этом положении стоит балансировать – именно при такой попытке  и перевернулся, и ничему она меня пока не научила (может, потому что была всего одна).  Возможно, при некоторой тренировке и более холоднокровной  оценке происходящего это и даст свои результаты (положительные).  Пока ясно одно:  к любому валу, как и перед сливом, нужно быть лицом (лодкиным носом).  И – вообще ,  если спрячешь голову,  как страус от хищника,  хищник имеет больше возможности  начать тебя с заду.
   На правых прижимах (т.е. при левом повороте;  не уверен в правильности своей терминологии)  уходить влево пока получалось довольно просто – только немного сошёл со струи – и всё.  На левых – трудней.  Как правило – отталкиваюсь веслом или рукой от берега или камня.
   Лопасть весла сломал в первый же день по черенок, осталось пол-лопасти.  Хлипкая  фанерка.  Второе – запасное, но и оно выдержит один-два  упора. Надо с рассветом укрепить, или быстренько вытесать новое, цельное.
Веслом можно пользоваться и как тормозной палкой на якутских нартах (на небольшой глубине).  Если просто тормозить, то выносить его строго сзади;  если – с разворотом (и последующим отходом) влево – то сзади слева, и – наоборот. Лучше всего получается влево.
Чтобы лучше сориентироваться и приготовиться к следующему препятствию (камню, сливу),  нужно встать в тень за  предыдущим.
Помню статью,  кажется “слаломная техника…”,  но суть приёмов – забыл.  Отрабатываю,  верней,  ещё вырабатываю...
   Лопасть весла, наверное, лучше такая:
           (здесь - в тетради рисунок)
   Лучше упрётся в камень, в берег, отведёт ветку или оттолкнёт от коряги.
Плыть нужно не дольше, чем тебя это интересует.  Усталость, равнодушие нарушают чистоту сплава, отнимают радость от сделанного, испытанного, увиденного, и дают в результате не больше, чем безэмоциональное  покрытие расстояния. Это же, очевидно, относится и к любому способу передвижения и деятельности.  Лодка, наполненная водой, тяжела.  Кроме того, колебания воды в ней смазывают твои усилия почти на нет. В результате – маломаневренность, лишние усилия. Выливать воду из лодки нужно постоянно, а перед заливающими местами (а они как раз требуют полной маневренности) – особенно. Если есть, конечно,  возможность.  Не нужно относиться к этому так: “Раз дождь льёт – имеет ли смысл сушиться?”.  Имеет.
   Переворачиваться для этого  лучше не с борта, а с носа или с кормы. Встать на камень, хотя бы с полметра над водой, и  поднять до вертикального положения.  Груз для этого должен быть закреплён несколько подвижно.  Если же закреплён  жёстко (что на резиновой лодке возможно лишь относительно) в носовой части – то поднимать за корму. Очень легко и просто, через 15” ты снова плывёшь. Можно вылить таким же образом и с воды, по колено.  Немного трудней.
   В вышеописанной позе быстро устают ноги, особенно –левая. Отдыхать, если река предоставляет такую возможность, можно так: стоя на прямых ногах на дне, опереться, согнувшись, на весло руками (весло – поперёк баллонов).  Дно несколько проваливается, так что на мелком месте, чтоб не цеплять им за камни, становишься не на дно, а на баллоны коленями. Достаточно бывает отдохнуть так  всего несколько секунд.
   Но лучший отдых – и не только ногам – это проводка лодки вброд на мелком месте.  Лучшим водозащитным костюмом, по моему, является  “Садко”.  Только где найти кеды хотя бы 46 размера?  Ходить же в нём одном по камням – всё равно, что босиком.  Да и не долго выдержит. По  Тунгуске я плыл в штанах от химзащитного костюма.  Хороши тем, что можно одеть быстро на любую одежду и обувь,  но широки.  При оверкиле в них не скоро вылезешь. Сейчас плыву в одних брюках  “Садко”.
   Время – 6 утра. Выспался  три часа назад. Здесь ложатся рано, но старушка не может спать без лампы, так что я никому не мешаю. Да и кстати:  поднялся сильный ветер,  избушку продувает, а я – топлю.  Весело потрескивает печка, гудит, как вспыхнет новая порция дров. По избушке порывами сечёт дождь (первый дождь на Карагеме. Снег – был). За окном кашляет – до удивления, как человек – не то овца, не то корова.
   За сутки – молоко и мясо – я отъелся, как в хорошем профилактории.  Завтра снова каша с мясным сублиматом и шоколадный пудинг.   
Наверно, прикорну пару часов до рассвета – здесь встают поздно.

   Старушке отдал лишнюю вязаную шапку, раза три-четыре ходил с ведром по воду, посуду убираю за собой сам.   Она же, ценя такое внимание, угощает меня хлебом вместо обычных  в таких условиях сухарей, подкладывает мне сушёный пряник.  И смотрит, улыбаясь.  А один раз уступила пустое ведро, очень удивлённо глядя на меня.  Разобрались скоро:  пошла доить корову, а это у них не мужское дело.   / привет от мужа орлица (сын: смотри, не сдохни )/

   Вот он,  Аргут, красавец Аргут!  Как выскочил по лесной тропинке на стальную магистраль.  Гора с заснеженной вершиной, похожая на огромный террикон – последний из столбов, разделявших его с Карагемом.  Широкая долина, по которой пасутся не какие-нибудь там овцы, а настоящие верблюды.  Левый берег Аргута  здесь обращён на север и поэтому гранёные, остроконечные пики покрыты белизной почти до основания.  Я это  видел уже часа 3, плывя ещё по Карагему.  Такой контраст с Карагемскими берегами поражает.
   Река стремительна, полноводна, уверенна. На поворотах  -  как трековая дорожка.  Никаких порогов.  Крупная галька.
Вот это краски!  Уже совершенно не жалею, что отправился в крайний срок. Летом – красиво, ласково, но не это.  Да что там описывать! Разве опишешь! Побывайте сами, посмотрите.
   Безручкин! Ты меня слышишь? Как твоя баня?  Как, – какая?  А которую по счёту ты уже делаешь?  Эх! Безручкин!  А бледнолицый-то уже, наверное,  на Аргуте.  Твою  бы баню туда!  Деловитость и педантизм – видишь – выигрывают.         Ну ладно, не угори – в этом году с тобой в бане ещё ничего не случалось.  А я поплыл к бледнолицему педанту.

   А пороги начались.  Да какие!  Не страшные, но мощные, с 2-хметровым валом – и косым, и закрученным – и всяким. Ничего. Даже на дно не падал, не разгружался.
   Ночевать остановился в деревне Аргут, километрах в двух-трёх ниже моста. От моста к деревне  идёт тропа.  Мост подвесной, как в Швейцарских Альпах.  Дорог нет, по мосту перегоняют скот. Деревня с воды не видна – только на несколько секунд мелькнули две крыши.  Но видно длинное строение вроде амбара.  Только два дома из 15-ти имеют крыши,  остальные – кубики.  Это – зимовья. Да и деревня – не деревня, люди здесь только зимой, а летом живут две старушки.
   Собираются  здесь на зиму чабаны из Джазатера с семьями и  разгоняют скот по зимним пастбищам. Пасут по очереди, по две недели.  На всю зиму завозят кое-какие товары на верблюдах. Магазин.  Клуб.  Киномеханик приезжает изредка, привозит  3-4 фильма;  покажет – и уедет.  Странно выглядят пятнадцать зимовий вместе.  Привозят сюда весь быт – даже сундуки, ковры, кровати, - на верблюдах же.  Детей много, не меньше 50.  начавший ходить уже бродит по инею босиком, в одной рубашонке  и с краником наружу.  Все курят.  Некурящего алтайца видел, кажется, только одного – это Гриша Чамчиев. Курят и многие женщины.  Монополия женщин – трубка.
   Ночую у молодого (25 лет) чабана Бориса Маркова, алтайца, несмотря на русскую фамилию.  Просматривая  фотографии в альбоме, нашёл Гришу Чамчиева.  Оказывается – сваты.  Гора с горой не сходится… нашёл и ещё несколько кучерлинских.
   Сколько бывал в мелких алтайских селеньях в последние 5 лет – никакой распущенности.  Строгие нравы, уважение к традициям, к старикам. Большинство, вырастая, остаются здесь же.  Основная профессия – как женская, так и мужская – чабан, возраст которых – от 16 лет, и до 70.  Все понемногу охотятся. Водки нет, бывает по некоторым праздникам.  Самогонку не гонят.  Изредка гонят “арачку” (маленькую араку)  из молока.  Пить – “араковать”.  На уровне пива.  Не пьют, пока нечего.  Но уж курят – не  дай бог.  В зимовье - хоть топор вешай,  хоть мокрую шубу.  Если же водки подвезут – пьют неделю.  Пища – мясо,  молочное (масло, курут, топлёное молоко), мучное (в основном – баурсаки), сухари, сахар. В других местах – по другому. В Кучерле вот – свиньи, куры есть. Варенье варят, бруснику мочат, грибы собирают – пополнил свои сусеки.

21 октября.          У меня опять всё на месте. 
   Не - все, и не - дома, а всё на месте.  По порядку:
Ниже деревни, километрах в двух – порог, показавшийся очень сложным.  Смотрел-смотрел, и прошёл, не разгружаясь. Немного погодя – целый каскад.  Около часа разведывал и готовился.  Всего – около 500 м., но в этом каскаде, если постараться, можно дважды прибиться к берегу – осмотреться, вылить воду, отдохнуть.  Огромные глыбы стоят, как быки, рассекая струю. Перед – и за ними всё кипит и клокочет, вода падает под углом  45* и тут же закручивает вал в затенённую камнем сторону. Берега тесные, вариантов прохода – не больше двух. Разгрузил лодку, отвязал все крепёжные и буксировочную тесьмы – чтоб не запутаться в случае чего.  Составил груз на берегу так, чтоб было видно постороннему…  начал, было, даже загадывать: “Если выплыву…”, но вовремя  встряхнулся.  Первый кусочек прошёл – только немного обрызгался. Пристал к берегу.  Долго  радовался: “Только-то и всего?!”  второй проскочил уверенно, как задумал, всё время управляя. Третий – последний в каскаде – казался простым.  А может и в самом деле он был проще.  Крутой широкий слив за порогом, перед которым я остановился, упирался в береговую скалу, отбивающую струю, как форштевень линкора, под 30*.  И струя – как от форштевня, как стружка из под рубанка, вздымалась, набегая на этот камень. Дальше – пологий слив – и всё. Можно идти за грузом. Вроде бы достаточно было пройти в метре от скалы – дальше  бы всё равно отбиться не успел.
В метре и прошёл. Подняло вместе со стружкой и перевернуло. Весло в руке, лодку упустил. Вал – полутораметровый, только голова временами между валами, спасибо жилетам, снаружи.  Паники не было, но и  уверенности, что в следующем валу не захлебнусь  -  тоже. 
   Сидел на баллоне, как всегда – на левом.  Струя поднималась вправо и отклонялась от скалы влево.  Всё правильно, лучшей позы для переворота не придумать.  Надо было хотя бы в этот момент  упасть на дно. 
   Прав Берман:  в пене нельзя плавать, потому что это не вода, и нельзя дышать, потому что это – не воздух.
   Но это ещё не пена.  Настоящая – за полуподводным камнем, плоским и достаточно широким, вода по которому проносится толщиной сантиметров 40-60 и падает за ним почти отвесно.  А вокруг (по сторонам) этого камня – крутые сливы.  В такой пене даже лодка, которая только что неслась по поверхности, как пёрышко, проседает.
   Лодку я поймал в улове в 3-х километрах  ниже места купанья. 
23 октября.             (22-го нечем было писать и не на чем). 
   Эту запись, как и предыдущую, можно  было бы начать  теми же словами.  Но, думаю, после таких опытов у меня теперь  (хотя бы на Аргуте) будут и - все дома. 
   С утра прошёл второй раз место переворота.  С грузом.  Всё правильно – у гружёной меньше маневренность, но больше остойчивость.  Она-то как раз и нужна была там.  Поплыл дальше. Надо было доплыть до Иедыгема – Борис уже там, у него и переночую.  Порог впереди, представлявший около десятка ступеней, насторожил меня, но после исправления двойки на хорошую оценку я, должно быть потерял уважение к этому предмету. Порог я не осмотрел  даже до середины.  Отметил только избушку на правом берегу и решил там пристать, вылить воду и осмотреть дальше.
   И началось.  Вода падала с двухметровых ступеней, не видно было более пологих сливов (их было немного) – одни водопады.  Один из них – не менее 2,5 метров. Друг за другом – меньше 50 метров. После почти отвесного ныряния лодка переламывалась на 90 градусов и стояла некоторое время на месте. Никакого вала.  Вроде бы ничего страшного.  Но вот лодка лениво идёт назад, к падающей струе.  То ли  моё весло, то ли струя от бокового слива – относили её и она шла, набирая скорость, к следующей ступеньке.  Прямо через камни (на одном даже застрял на несколько секунд) – в пену.  Где уж тут искать подходящее место, дай бог – не боком. Лодка  полная воды, груз плавает. Избушку я отметил боковым зрением без всякой надежды пристать. После очередного нырка (это была, наверное, пятая или шестая ступень)  лодку подтягивает  боком назад, к струе, затягивает струёй в кипящий котёл корму. Лодка – дыбом, рюкзак валится на меня, переворачиваемся, -  верней – запрокидываемся. В левой руке – весло, правой уцепился за уключину, но струя легко отрывает меня кручёным рывком за ноги.
   Как весело, с каким остроумием описывает это Берман!  Я сразу понял его, и – поверил его весёлому тону и совету:  жди, лови момент, рано или поздно – это кончится.  Но это не кончалось. Вниз головой я, кажется был больше времени, чем вверх. Да и вверх головой – это ещё не значит, что на поверхности. На поверхности иногда оказывался верхний жилет – хомут, который стянуло до ушей, он – стянул на затылке шапку, надвинув её на глаза. Я силился подтянуть его на место, на шею, каким-то чутьём угадывая, что можно вдохнуть – и хватал воздух вместе с водой. Была уже мысль, почти крик: “Скоро,  Берман?!  Когда?!  Ведь через несколько часов – я готов!”.
Прижало к камню.  Несильно, в горизонтальном положении.  Согнулся, руками и ногами нащупал дно, упёрся, встал.  Глубина – по грудь.  Начинает тянуть вдоль камня.  Если стянет, понесёт снова – конец.  Отклоняюсь в другую сторону – стою на месте. Дыхание – всхлипы с отплёвыванием воды.  Вырвало водой.  Минут десять набирался сил. Вот они, эти ступеньки, все – прямо перед глазами.  Как в Греции.  Две – “прошёл”  под водой.  Пока выбирался, сбило ещё  два раза, но на более мелком месте.
   Избушка оказалась без печки, но с отверстием для трубы. Спички - с собой, с растопкой, изолированные от воды – спасенье. Растопка – резина , береста, плексиглас.  Ветер сильный, поэтому разжёг костерок  в избушке.  Дым, дышать можно только лёжа.  Лодку пошёл искать только к вечеру. Прошёл около 5 км., не нашёл.  Остался, в чём плыл, без спальника и без еды. Нашёл только сегодня, на другой стороне. Пришлось перебираться вплавь, в жилете и в одежде. Снова сушка.  На тополе, недалеко от избушки, прибита крышка от котла. На ней выбито:  “Водопад Сапожникова впервые пройден 15.08.77.  группой из Барнаула на плоту.”  Следует семь фамилий первопроходцев, среди них – Горбик.  Руководитель – Кезик.  Все – Барнаульцы!!!
   У этого водопада мрачная слава, и я чуть было не добавил ему её. 
Надо жить, а не ставить эксперименты с жизнью. Ведь дома ждут. Очень халатно отношусь к сплаву.  Порог надо было обнести.  Дальше – ни шагу без разведки.
   Сегодня проплыл немного. Остановился разведать порог – стоит зимовье на левом берегу. Печка, лампы, даже – постель, а спальник у меня – выжимал воду (сутки намокал), до заватра не просохнет.  И до Иедыгема чабанов – один поворот остался. Вон оно, ущелье, из которого он должен вытекать.  Ошибка. Уже проплыл Иедыгем.   
   Но – хватит. Полтора дня не ел, спал в чаду на земле; без купанья прошёл, кажется, один только день. Сварю горячего – чего хочу и сколько хочу. Всё высушу, посплю в сухом, тёплом, чистом воздухе. От бесконечных сушек  у костра всё погорело – носки, трико, шапка. От куртки целыми остались замок, рукав и карманы.
   Одно весло упустил, одно – сломал на Карагеме.  Надо утром сделать. Может, даже отдохну завтра.  Или только до Иедыгема доберусь.

24 октября.       За мной прилетел МИ-8... сейчас сядет...
А может, случайно крутится? Сел недалеко. Снова взлетел. Полетел в Аргут за людьми для опознавания? Скорей бы уж что-нибудь определённое.  А то – плыть, не плыть...        Если это меня ищут – всё равно найдут. Да и нелепо плыть, если ищут. Опять летит.  Сел километрах в двух.  Пойду.
   Пока шёл – улетел. Раз прошёл надо мной метрах в пятидесяти.  Надо же!  Нужна кому-то моя бестолковая жизнь. Наверное высадил кого-нибудь за мной. Или у Иедыгема садился, поручили чабанам сопроводить меня в Аргут или в Джазатер.  Выше, где садился вертолёт – ещё одна избушка (пустая) и пара пустых же бочек.
Обдерут меня как липку. Сколько стоит час на МИ-8?  Рублей 300? Ну что же. Немного подождём.
   Мороз и солнце, день чудесный…  Аргут несёт ледяную кашицу. Жду. Никого ниоткуда.  Но уверен, что искали меня. И нашли. Спутать с чабаном меня нельзя – что за чабан без лошади и овец?  Интересно – что будет.
   Уже вечер. Какая-то тревога. Может, от неопределённости?  Конечно, за меня беспокоятся, особенно -  Бартули.  Но откуда я что мог сообщить? А скорость сплава зависит от скорости течения, как выясняется, обратно-пропорционально. Вот, сегодня ещё день теряю. Да уже потерял.  Провёл день в самом деле, как на курорте.  Мало какие курорты имеют такие окрестности.
   После порога Сапожникова потерял рога буна (тэке, козерог). Прекрасная пара, нашёл на охотничьей стоянке в верховьях Карагема.  Вёз в подарок. В лодке были привязаны отдельно, чтобы быть якорем после переворота. Так вот, роль якоря они сыграли, да привязь оказалась слаба.
25 октября.        И опять – мороз и солнце...
   Никто не идёт, никто не летит. И почему я был уверен, что это за мной?  Доставляли что-нибудь чабанам, искали забрать больного – или ещё что-нибудь в таком роде. Камни и слабенькие проточки на реке обмёрзли.  Ещё не решил, поплыву осторожненько (на каждой льдинке можно порвать лодку, а уже сколько дней не рвал), или пройду день пешком. Река здесь для сплава неинтересна – каменная тёрка. Самое трудное – пройдено. Бешеный Аргут. Осталось самое интересное. А это -  последний нудный участок перед Иедыгемом, дальше они редки.  В основном –скорость. Быстрый Аргут.
   А мне, откровенно, вовсе не хочется отсюда уходить. Ещё бы день здесь просидел. Высокое голубое небо, ярчайшее солнце, иней.  Избушка – между рекой и вершинами, недалеко -  ручей течёт в Аргут. На Аргуте – остров с голыми тополями.  Из трубы – сизый дымок. Простая картина. Ничего лишнего, и – всё есть. И не с кем поделиться всем этим. Подсознательно всё жду кого-то. Не за тем, конечно, чтобы меня попросили удалиться за пределы Автономной области, а чтобы просто поговорить с человеком, убедиться, что ты не один во всём этом мире.
   Наверное, пройду пешком сегодня, а там – посмотрим. Мороз, думаю, ещё отпустит.  От очков остался один монокль. Правым глазом вижу мир реалистично, левым – в розовых тонах.
   Поплыл – ничего. Разведка усложняется – камни обледенели, ходить плохо. На них не устоит сейчас и сама Корбут. С самим Зайцевым. Ну, без водных процедур, как и полагается курортнику, у меня не обходится. На выходе из левого прижима у берега – камень, отталкивает струю. Частично вода перетекает через него. Прохожу рядом, лодку сбивает за камень – да я и не старался удержаться в струе, надо было выйти, посмотреть, что дальше. Лодку кормой подтягивает к вороночке и – как на Сапожникова. Только выплыл сразу и лодку не отпускал. Не отпустил бы и весло (только что сделал!), да ногами запутался в привязях, надо было срочно выпутывать. Во избежание...
   В воде был недолго, намок только сверху.  Место для ночлега – неудобное, да и подумал, что, может, зимовье рядом. Решил проплыть ещё маленько, с палкой. Через полчаса – ещё такой камень. Ну, думаю, если подтянет – навалюсь на нос.
А струя узкая, справа – обледенелые камни, а слева – этот. На струе не удалось удержаться, сбило к этому. Повторяется то же самое, я – на нос плашмя. Корма засасывается, лодка боком, по диагонали переворачивается. Остаётся только руками развести: “Вот те на!”, но руки заняты: в правой  лодка, левой гребу к берегу. Улово,  забитое ледяным крошевом. Дёргаюсь, как  муха в смоле.  Забираюсь на дно лодки и с большим трудом добираюсь до берега.  Сушусь и греюсь у костра.  Нужно не просто раскалить мокрую одежду и обжечь икры, руки и брови.  Нужно долго – час, а то и больше – равномерно сушить одежду,  греть себя со всех сторон, делая постоянно какую-либо работу (заготовка дров, например), или физические упражнения.
   И только тогда, когда  вы без содрогания можете в одной рубашке пойти снова к воде – с котелком, попить, или умыться, - только тогда вы почувствуете, что согрелись полностью и не заболеете.  А торопиться некуда.  Всё равно землю  для ночлега греть.
   Я решил в случае купанья употреблять двойную норму масла, сахара и конфет (на ужин).  Материальный стимул действует: запасы тают.  Если б это было не из моего рюкзака, а, скажем, с неба, я бы стал даже подрабатывать таким образом.

26 октября.               В нескольких км. ниже Юнгура, с правой же стороны, впадает ручей.  Ниже его, на левом берегу стоит на маленькой,  приподнятой над рекой площадочке, зимовье.  А ниже него – порог, коротенький и бурный: разделяется на два рукава. Левый – мощнее. Может, этот Женя Горбик назвал  “Раздельным”  и считал опасным?  Бестолковый порог.  Я решил быть благоразумным и обнёс его.  Первый обнос! Правда, один раз хорошо пронесло. Таким образом, я сегодня без процедур.
   Очень мрачные горы в этом месте. Даже не думал, что на Аргуте могут быть такие.  Какие-то  буро-красно-серые,  в потёках осыпей.  Крутой правый поворот, горы на повороте буквально всё закрывают – неба чуть-чуть видно.  И проплыть скорей хочется, да как раз – порог на пороге.  Пошёл разведать всю дугу поворота сверху, а там – отличное пастбище, хоть самой современной техникой коси  перестоялую траву.  И – вот она, как нарисованная – избушка.  Аккуратненькая, чистенькая, у скалы над обрывом к реке.  И сразу мрачности той уже не стало.
   А вообще, как бы ни было красиво, если нет людей – красота вся эта ни к чему.  Или они есть, или только что были, или вот-вот придут.  Здесь – вот-вот придут. Всё готово к жилью.  А та, перед порогом – заброшена.  Так даже туристы рядом разбивали лагерь, а в ней ночевать не стали.
Здесь видел две козы рядом с избушкой, когда подходил. Вроде наших, только вот рожки не разглядел какие, и вообще – есть ли. Не видно было на фоне скал, сумерки.
   Нашёл ещё пару козероговых рогов. Только концы срублены. Зачем испортили? На ручки к ножам, наверное. Завтра на костре отпарю и сниму роговой слой, посмотрим, каковы они будут голые.

27 октября.                Пошёл с утра разведать поверху дальше, и снова встретил этих коз. Это, скорей всего, козероги, буны.  Замшево-серые, по цвету напоминают наших диких коз; только не так голенасты и выглядят немного кургузее, особенно зад. Ляжки белые, хвостик (коротенький и толстый) – чёрный.  Рога – домашней козы, немного крупней.  Но, кажется, меньше тех, что я находил, и что сейчас нашёл. И вовсе не бросились они от меня молнией. Стояли, разглядывали пришельца. Я замер, так они даже немного подошли, чтоб лучше разглядеть. А когда решили, что нужно уходить – уходили легко, с достоинством. В скалы, конечно.
   Сейчас позавтракаю  -  и пойду пешком.  Сердце даже затёпало после такого решения.  Нет, не обнос. Да и ничего сложного на реке,  почти сплошная тёрка. Просто:  раз уж взобрался сюда со всем этим грузом, неохота  снова спускаться, надувать…  да и надоела эта вода. Пройду до Каира, (?) хотя бы.  Здесь как раз тропа, по ней-то я зимовье не пропущу.  А оно должно быть с чабанами.  Пора немного пополнить запасы: масло кончилось, сахар и конфеты кончатся сейчас.

   Прошёл километров пятнадцать.  С непривычки  наломал ноги и хребет. Ночевал, оказывается недалеко от Каира.  Каир как ножом вырезал себе ущелье в устье. Берегов нет – стены метров 30.  Шёл по правому берегу.  Любопытное дело:   над рекой тропа вдруг прерывается метров на сто – как будто один большой камень кто-то вывернул.  Даже без рюкзака не пройти.  Обошёл снизу, вернулся наверх  и – вот она, тропа, петляет снова, как ни в чём не бывало.  Значит, выпадают камешки и с троп.  А если он у кого-то  из под ноги выпал?!  Уже темнело, когда увидел избушку на противоположном берегу.  Удача, как однажды на  Подкаменной.  Залез под бом – где по камням, где по льду,  где – по воде.  Стемнело, обратно не вылезти.  Первый порожек ниже – так себе, но всё же – порог. А второй шумит посильнее, но что представляет из себя – не видно, да и не подойти к нему близко, посмотреть.  С полчаса искал палку на весло (ничего рядом не растёт),  надул лодку, приготовился как к дальнему сплаву.  Два часа готовился, переплыл за 15 секунд.  И – опять радость:  избушка жилая,  хотя людей и нет.  На окне – 4 сухаря и 3 папиросы.  Папирос не покупаю, не курю, но как подворачивается такая возможность – с удовольствием. Оставлю хозяевам батарейку. 
Вот если хотя бы вдвоём!  Так – нет:  Скворцов, мол, затащит – не вылезешь!
Насколько б всё лучше было, легче, веселее. И запасов можно побольше взять. Я и так не бедствую, но можно было бы  поразнообразнее меню обеспечить,  можно б порыбачить.  А так – скучно. В общем – один есть один.
Прогулялся – снова  интерес к воде появился. Главное, те километры, что прошёл, на реке – ни одного серьёзного порога.  Плыви себе! Раза в два быстрей бы  приплыл.
Завтра буду в “своей” избушке под Шавлой.  Не успею до темна доплыть – дойду пешком при луне, дороги знакомые.  Вот, если б дождались!  Но, думаю, уже ушли.  Досадно будет.
“Бешеный Аргут”, кажется, кончился.  Начался быстрый.  Жаль, на  “Степном” не побывал. Но мне его с лихвой возместил  Карагем.  Степной  прост - шиверы.

28 октября.               “Бешеный”  Аргут не кончился. 
   Идёт сплошь в каньонах,  поворот за поворотом и на каждом – порог.  Один (я думаю, километров за 5-7 до Шавлы) пришлось обнести.  Я бы его скорей назвал водопадом. Узкий, стремительный, с разворотом вправо.  Обнёс, выплываю мимо камня, который обтекает по обе стороны слабая струя. Смотрю, с какой стороны пронесёт.  Прижало, лодку сплющило, поставило набок. Пришлось выпасть.  До чего же глупо!  Можно было ещё час – полтора плыть, и Шавла – рукой подать. Пришлось выбирать место. А в каньоне что выберешь?  Вообще-то это не совсем  обычные каньоны:  как будто специально рвали русло для реки.  Берега все в зубцах, часто  нависших над  водой. Временами кажется, что река уходит в тоннель.  С каждым поворотом – новая картина, а дальше одного поворота не разведаешь.  В горах общая ориентировка легка, а вот детальная…  Три дня ждал свою избушку.  А увидел – и  не поверил.  «Кезики»  отмечают как самое красивое и напряжённое место.  Обязательно  нужно  здесь побывать ещё раз – с удочкой и фотоаппаратом.  От  «моей» избушки  это - километров десять, не больше.                Так, прилепился я на камешках  между стеной и водой.  Больше часа лазал по стенке,  собирал чахлые кустики  да былинки;  на камнях кое-какой  плавник.  Итак,  на костерок набралось,  просушиться хватило.  Полоска песка у стены -  её и прогреваю.  Сначала будет горячо, но остынет быстро.  Хорошо,  что мороза нет  и ветра.  Да вот снег пошёл...               
   За три дня морозов  Аргут заметно похудел.  Теперь опять прибавит:  как бы меня не смыло.  Постель моя  в  тридцати сантиметрах  над уровнем воды.      
   Фотоаппарат есть, но много хороших кадров пропускаю, так как прячу далеко  (в спальник)  от воды.  Фотографировать могу только утром,  перед  упаковкой.  Раза  два-три вытаскивал днём,  но это большие потери времени.
Незаменимая вещь – «Садко».  Весь костюм - тесновато, конечно, было бы,  но брюки - !!!  Что им уже пришлось!  Постоянные разведки, проводки ( особенно по Карагему),  две погони за лодкой, обносы.  Они вот-вот потекут, но разве они рассчитаны на то, что им досталось?  Приеду – подклею,  ещё надолго хватит.
Завтра утром варить не буду – не на чем.  Сварю в избушке.               

29 октября.                Всё, я  уже с утра в знакомых местах! 
Как будто уже домой приехал.  Бартули ушли 17-го.  Где это я был?  Ого, ещё на Карагеме!  Оставили брикет  пшеничной каши и свечку. Хорошо!  Жаль, что сахару у них лишнего не нашлось.
   Кончился бешеный Аргут – уж эти-то места я знаю. Но на прощанье он искупал меня ещё разок.
   Последние 10 км. перед Шавлой Аргут почти беспрерывно течёт в извилистых шхерах  (а может – фиордах; каньонами такие проходы назвать нельзя).  Фантастические картины: гроты, щели, нависшие карнизы, крутые изломы русла.  Пороги уже слабее, хотя с каждым поворотом ожидаешь нечто чудовищное.
Ночевал перед порогом с тремя горловинами, т.е. вот этими бешеными завихрениями, которые меня -  уж который раз -  купают.   
   Утром рассмотрел – ох-хо-хо!..   Обнёс бы, да на стену разве полезешь? И как это я вечером успел выбраться до него?!   Вот бы покупало.  Деваться некуда, надо плыть.  Искупаться – 90% гарантии, но до Шавлы не больше часа. Вон уже знакомая гора, за устьем Шавлы, - видна.  Потерплю  мокрый, главное – лодку не упустить.    
   Так я всё это оценил, а ведь прошёл – не обрызгался. А минут за 20 до конца этих лабиринтов, на прижиме,  пожалел лодку:  показались камни чересчур острыми.  Пока веслом отталкивался от угла – вот она и воронка за камнем.  Не успел среагировать.  После переворота сразу  заскочил на дно лодки и плыл так до удобной бухточки. Не сушился, добрался до избы.  Сразу после выхода из щели – на левом берегу  зимовье, на высоте за бугорком.  Его не видно с воды, видно лишь антенну на бугре.  Жердь, а от неё – проволока вниз.  Там и избушка.  Хорошая.
   Плыть по таким, да ещё неразведанным, извивам – очень большое напряжение.  А как разведаешь?  Я никак не ожидал, что этот участок так  легко проскочу.  Купанье – по халатности. ( А вообще-то, - кто его знает, что лучше: искупаться или порвать лодку в таком месте!)
   Интересно, а сейчас как бы я прошёл по водопаду Сапожникова?  Чёрт, ведь можно его пройти и на этой скорлупке!  Или нет?  А ведь я больше половины проскочил.  Так ведь сейчас-то я поумней стал!
Был бы не один, да – потеплее, так обязательно повторял бы все неудачные места до полной отработки.
   Начиная от устья Шавлы – штук семь домиков и чумов до Катуни.  Два домика только на левом берегу,  остальные – на правом, до самой Катуни.
   Интересно группа Кезика рвали свои гондолы на Карагеме?  Кстати, на Аргуте ещё ни разу не клеил.  Значит – камни. Здесь они уже окатаны.
   Ужин: на первое и второе – каша с сублиматом и бараньим жиром, погуще.  На третье – болтушка из блинной муки с бараньим жиром, пожиже.  А ведь где-то есть чай грузинский  «Экстра». 
   По чему же я больше всего соскучился? По бане? (Кстати, здесь нашлось целое ведро. Грею, голову помою.)   По папироске «Казбек»?  По рюмочке портвейна?
А – по всему, и больше всего – по людям.  Даже приёмник молчит, таскаю мёртвым грузом.  Такого у меня ещё не было.
   А места несколько изменились.  Порог перед избушкой – уже не порог, так как нет нескольких крупных камней.  А шивера перед бомом  ниже избушки – ровненькая, без надводных камней; зато к бому натащило камней, поток стал широким, мелким и - с водопадом.  Наверное, ледоход и большая вода – не веками работают, а  днями.
В избушке не стало печки.  Зимовщики уже не зимуют:  под Бартулиным тростником на нарах сохранилась моя крапива двухлетней давности.  Мачта антены – моя  стоит.
   Ещё не причалив к берегу, увидел у воды высокую мачту со стрелкой, привязанной паращютной  резинкой. Стрелка показывала в сторону Катуни, и я  понял, что сто граммов мне тут не выпить.  Грустно...

30  октября.                Зря, однако,  отделили последний участок Аргута  от  "Бешеного" эпитетом  «Быстрый».  Он и здесь не менее бешеный.  Пороги, правда, пореже, но зато какие!   Но всё-таки психологический настрой здесь другой.  Легко разведать, далеко видно, в случае чего – везде легко выбраться на берег (а не на стену), везде изобилие дров.  Есть избушки, чумы.
Один порог обнёс: больше похоже на водопад двухступенчатый.  А потом, примерно посередине между Шавлой и Катунью,  такой затяжной и стремительный порог, метров  400 длиной!  Одних горловин штук 15 (горловин – не узких мест. Те места, которые меня переворачивают, называю так, по  аналогии со сливной горловиной в ванне.)  Половину прошёл с грехом пополам,  половину – провёл.
Один порожек решил разведать, да поздно решил, не успевал до берега.  Соскочил – по пояс;  пытался  выбрести на берег, но сбило.  Так, держась за лодку и  «прошёл»  этот порог.  Выжал немного одежонку – давай  дальше.  Появилось где-то, тихой сапой, желание подстраховать:  провести, обнести, пробраться  краешком…  Нет, думаю, так и расквалифицируюсь.  Забуду то, чему  уже научился.  А забыть можно за один день тихой жизни, осторожной.
И вот км. за 5-7 до устья – снова затяжной тесный порог. Где проведу, где пройду – использовал малейшую возможность, чтоб остановиться, прибиться к берегу.  Только поплыл – опять полный воды.  Переворачивать лодку - уж сил нет.  И попал же я в горловинку!  И крутило, и под лодкой прогоняло (перевернуло-то сразу!),  и лодка на борту танцевала – и всё на одном месте.  /Это были  «Атланты»,  самый серьёзный каскад  после «Сапожникова».  Деление  «Бешеный – Быстрый»  несправедливо.  Справедливо  «Степной – Бешеный»/ 
Если б отпустил лодку – молиться бы мне опять  Берману.  А потом, еслиб вымолил, -  ещё лодку где-то ловить. Вдруг бы до Катуни пронесло?  Ведь похлеще Сапожникова, и,  кажется,  это становится обычным.
Забрал спальник, лапшу и котелок –  махнул пешком.  Лодку завтра пригоню, налегке.  Думал, хоть в одном чуме кто-нибудь живёт.  Вот  сохну сейчас у Катуни, то есть у костра на берегу Катуни.  Ужин – абсолютно постная лапша. 
Но уж завтра,  в Инегени,  а то и в Ине – повыбираю,  что поесть.  А может – и выпить.  А что?  Заслужил.  Стоп!  Ещё не Инегень,  да и на Катуни-то,  пока без лодки.  Размечтался!   А ведь Катунь уже!  Шумит, однако, здорово!  Темно, не разглядеть. 

31 октября.      Завариваю последние галушки из  слипшейся, превратившейся в тесто лапши,  и  хлебец – пудинг из последней блинной муки.  Галушки солю, хлебец – не солю,  для разнообразия.  И того и другого получилось по полнормы, и  без того мизерной.
Катунь – тоже не Яуза-река.  Прямо напротив места моего ночлега – пара таких воронок-горловин-сливов, что и лодки ЛАС опытного ленинградского водника  Красникова потанцуют здесь на корме.
Вода – зеленей и слегка мутней Аргутской.  Мне кажется, в Аргуте – самая чистая вода изо всех рек,  виденных мной.  Ни одного мутного или окрашенного притока у него не помню.  А у Катуни один Аккем  что стоит – белый как молоко.
ВЕЧЕР.  Я пьяный  и счастливый!  Во всех смыслах этих двух слов.
Где он, Аргут, эта, “чрезвычайно опасная и сложная” река, по которой можно сплавляться лишь водникам самой высокой квалификации? На мощных сливах которой  “опрокидывались как пёрышки лодки опытного Ленинградского водника Красникова”?  на котором вал до 3,5 метров (я не видел больше 2-х м.)?  Который полностью, без жертв,  впервые прошли на плоту лишь в этом году? В котором улова забиты уже шугой?
   Воон он, далеко позади.  Я прошёл его – где на лодке, где под ней, а где – и вовсе под водой – но прошёл.
   Сейчас – Инегень. Ночую у тракториста Алика Бедюрова. Бутылка водки на двоих, чай, молоко – прекрасное молоко, баранина, хлеб, масло, варенье… Глаза разбегаются, желудок полон.
   Здесь меня уже заочно знают. От Бартули, который здесь проходил обратно и ночевал. Записки его две подобрал.  Пишет, что на 6 км. выше Шавлы обследовали Аргут.  Жилья нет. А выше Шавлы в 2-3 км.  , на левом же берегу (на котором он жил) – прекрасное зимовье, видное и с тропы, и с противоположного берега.  Переоценил Володя свои километры.
   Заново оценил Аргут. Ниже Шавлы для для сплава на моей лодке (обычная охотничья двухместная) он не легче, чем раньше (технически). Перед самым устьем –  порог-водопад, одноступенчатый. Струя разбивается на две ровные части широким щербатым камнем, выступающим всего на полметра над водой. В большую воду он под водой, и  порога, скорее всего, нет. А сейчас – верный оверкиль. Провёл. При проводке лодка плясала так, что вытянул её с риском оборвать верёвку. Никакого сомнения в том, что самому пришлось бы купаться. По Катуни почти сразу за устьем Аргута, с небольшим разрывом друг от друга – два опасных для меня порога с боковыми сильно затенёнными камнями. Второй – очень бурный, гребенчатая струя с 2,5 м. коническим, завихренным навстречу валом. Это – самый большой вал, что я видел. Прошёл оба, именно по центру струи, иначе – воронка и длительная акробатика под водой. А вал – не опасен и страшен только внешне. Лишь завихренные гребешки брызнут в лицо, как из брандспойта – и всё. Надо быть только готовым к этому.Непонятно, почему именно высота вала особо подчёркивается в характеристике порога. Самое опасное ещё для моей лодки – прижимы на поворотах и прижатие к выступающему широкому камню, особенно, если камень с вертикальной стенкой, а струя вспененная и вскипает навстречу течению.
   Прижим проходить по внутренней стороне струи. А камень – как можно точнее оценить, куда сейчас пойдёт струя. Часто это бывает ясно в самый последний момент и дело решается несколькими гребками весла (бег воды перед камнем замедляется).  Выход может быть не лучшим: например, не в удобную, плавно обходящую камень струю, а в боковой, наклонный, с явной воронкой, слив. Это всё же лучше, чем прижатие. Мне кажется, оно может оказаться  и гибельным,  - несмотря на жилеты, можно остаться прижатым к камню. Или нет? Но ведь был я прижат на водопаде Сапожникова, только несильно. Кстати, перед широким камнем с перпендикулярной к мощному потоку стенкой бывает такая пена, что и двух жилетов не хватит. Всё это может быть и не так. В самом деле, ведь для того, чтобы надолго прижать к такому камню, нужно идеально точно расположить по нему тело , ни на миллиметр туда-сюда, при идеально постоянной струе. Но изыскания в области теории вероятности моло убеждают: всю дорогу меня страшило больше всего именно это, и менял я ЭТО на любое другое.
   С Инегени рейсового транспорта нет, случайный – редок. Завтра поплыву до устья Чуи, 15 км., или до Ини, 25 км.  Но, наверное, до Чуи. Там – Чуйский тракт, можно будет завтра же сесть на что-нибудь подходящее. Почти круиз.
   На свадьбу успеваю. По ребятишкам соскучился – как никогда. Везу сувениры обеим. Янка разнообразит свою коллекцию рогами, происхождение которых мало кто определит. Ладе – скакалку. Интересно? С Горного – и именно скакалку. Особая скакалка – сугубо алтайская. Только ведь всё равно скакать не будет.
   Разговорился. А ведь ещё не доплыл. Не суеверен я, но этим себя расхолаживаешь, а расхолаживать – нельзя. Задняя камера травит, поддувать через 10 минут, и не найду прокол. Завтра заменю клапан.
   Думал, можно будет отсюда поговорить по телефону с Бартули, так нет даже почты. Бартули меня, конечно, уже потерял. Не дай бог, к матери зайдёт, узнать. Обеспокоит только. Опять вертолёт в голове.
1 ноября.                Утро, снег выпал.
   Надо плыть дальше, до тракта, но я весь рассыпался. Всё болит, всё скрипит. Нет сил собраться. Вот что значит – цивилизация.
  Катунь здесь хороша. Спокойная, широкая. Корабликом хорошо рыбачить. Долина широкая, много солнца.
  В реке много тайменя, ускуча, хариуса.
 Оказалось, в 11-00 идёт машина к устью Чуи, там – на лодке переправляют бочки  под бензин. На той стороне ждёт другая машина и везёт всё это в Иню. Так и было.
  Это избавило меня от очередной, до крайности опостылевшей  упаковки вещей к сплаву.  Отдал хозяйке всё уже ненужное: целлофан (одеяло), мешки, топорик, фонарик.
   Поездка на машине по левому берегу Катуни оказалась очень интересна и надолго запомнится. В одном месте дорога, прогрызенная в каменном боме, проходит над рекой на 50-70м. по почти вертикальной стенке. Без разъезда, только-только одному газику пройти. Местами колея отгорожена от пропасти крупными камнями, местами кромка усилена лиственничными стволами, и, естественно, повторяет все изгибы горы. Сверху нависает каменный полусвод, внизу – стенки не видно, она кажется отрицательной.  И – бирюзовая, как у Айвазовского, катунская вода. Широкий, спокойный в каменных бортах-стенах, сверху – как озеро, омут. Стоишь у левого борта – голова вот-вот заденет за стенку-потолок, постоянно наклоняешься; смотришь с правого – крайняя шина жуёт щебёнку по самой кромке дороги-тропы, сбрасывая отдельные камешки в Катунь. Держишься крепко обеими руками за передний борт (боковому – нет доверия): наклоняясь вправо – балансируешь левой ногой и хочется скорей перейти к левому борту.
  Такого не было даже на старом Чуйском тракте. Перевал Чике-Таман  против этого – городская улица. Спешите посмотреть – от Инегени до устья Чуи, - такого и не может быть долго. Слишком не соответствует это современным требованиям безопасности.
........................................
                1977 г.