Звезды мои великие

      Тамара вышла из дома на речку, на речке лежал лед, она вдруг поняла, что год назад, ровно год назад с ней случился припадок. В те дни она курила траву в течение целого года, а после у нее начались проблемы с психикой. Ноги ее сами понесли в храм, где батюшка сказал ей о том, чтобы она больше не терзала себя, а вместо этого стала бы молиться и каяться.
        Сказочный год, в котором она потерялась конкретно так, а теперь ей одна дорога – идти в храм, чтобы каяться там и молиться. Пила, страшно пила, курила план, страшно так курила, теперь ей тошно от себя самой. Живу после того, что произошло. Я сильная, иначе бы совершила суицид. Раз жива, значит - Бог не дал пропасть. Я все время что-то ищу, а чего – не знаю. Меня неведомый мир тянет к себе. Черное беспокойство. Раб я неведомого. Ищу что-то в черной дыре, где ничего нет. Так что же делать? Работу искать? К черту. К черту все. Весь мир к черту! Не жалко никакого и ничего. Меня бы кто пожалел. Так хочется, чтобы меня кто-то пригрел, погладил по головке, обнял. Без друга ужасно тяжело жить. Где мой друг, где? Уничтожить систему в своей голове. Система мертва.
     Говорила всем, что мать у нее умерла. Чтобы жалели ее, а еще и потому, что с мамой не было дружбы. Мать осталась далеко-далеко. Теперь лишь кристаллы льда созерцает у реки, ей кажется, что вся ее жизнь как эти кристаллы. Кто-то разбил огромный кусок льда на мелкие осколки и теперь уже целый фрагмент не соберешь. Папа высылает ей деньги на еду и на то, чтобы она могла снять квартиру. Слишком много наркотиков. Слишком быстро пыталась жить. Приплыли тапочки к дивану. Прилипли туфельки к карете. Теперь лишь крест ее утешает. Все забыла. Будет лишь православие ее греть. Все отрицает. Лишь только Бога ждет она у себя в сердце. Если идти по этому пути, то она все отдает за то, чтобы быть в Боге. Иисус ее знает, она жаждет ему дать свое сердечко, чтобы утешил и спас ее от греха.
    Все, приехали, станция «Покойся с миром старый мир». Она стоит у проруби, хочет смочить руки, что горят. Ей двадцать три года и она никто для общества. Хочется ей стать всем для общества. Детей завести себе и мужа, чтобы было все как у людей. Чтобы никто не говорил, что она просто хиппи. Она же ходит в храм теперь и по монастырям ездит. Ей теперь надо быть как все: любить президента, власть и государственные структуры. Любая мысль о революции противна Тамаре.
     Она пытается забыть прошлое, начать жить как все, но ее постоянно тянет на то, чтобы выкурить очередной косяк, хотя она вроде как завязала, но это лишь на время. Все равно ей уже не прийти к той точки, с которой она начала свою сказочную одиссеею. У реки ей кажется, что она малышка, которую папа держит на руках. Он целует ее в губы, они у него тонкие и холодные, совсем как лед. И вот, она берет в руки кусок льда и целует ее. Ощущение папиных губ в памяти всплыло. Вот же жизнь! Было дело, когда падала на рельсы, дабы поезд отрубил ей голову, но ее спас в ту пору машинист, что резко затормозил, сбросив тем самым скорость мощного локомотива.
        Крики детей у воды, ей кажется, что это ее дети, а вон на холме стоит мужик в черных сапогах и в белой шляпе. То ее муж. А вон храм с позолоченным куполом замер на снежном холме. То ее дом родной. Она уже не станет ездить автостопом в Китай и Тибет. Индия уже не манит ее, теперь лишь храм на холме. Она кричит детям, чтобы те бежали к ней, но дети молчат, замерли, глядят сквозь льдинки на солнышко. Мужик спустился. Стал рядом с детьми. Смотрит на солнце и мост. На мосту едут усталые пассажиры с работы домой и наоборот. Мышеловка. От ума разве убежишь?
    Тамара бежит по льду к ним, падает, снова встает, снова падает. Подбегает к ним. Дети смотрят по-прежнему сквозь лед на солнце.
- Извините, мужчина, у вас есть зажигалка? – спрашивает она елейным голоском.
- Не курю! – буркнул тот в ответ, - бери пример с меня лучше.
- Такой большой и такой одинокий странник, будешь ли меня спасать? – вдруг вырвался из ее уст неосознанный вопрос.
- Пошла бы ты в храм, что стоит на том холме, - ответил уже мягким голосом мужчина, - там тебе мозги на место поставят. Пару тысяч поклонов в день, пару тысяч молитв – и ты станешь одной из них. Культ сатанинский есть христианство. Христианство – это сатанизм.
      
         В храме горят свечи, бабушки стоят в ряд, Тамара за ними. Идут целовать икону, что исцелит от всего. Батюшка зовет на исповедь. Тамара спешит к нему. Целует крест и книгу.
- Отец мой, я грешна. Сегодня я думала о том, где бы мне пробить травки. Все телефоны удалила дилеров. Теперь же плачу, ведь хочется покурить. Ой, как хочется. Все бы отдала за это. Думала оставить дома записку, мол, ухожу, никого в моей смерти не винить, надоело все жить невмоготу. Пойду и утоплюсь. Но кто эту записку прочтет, ведь я одну живу?
- Дочь моя, читай псалом 50-ый и спасешься. Это тебя бес искушает. Сатана силен, но молитва сильней. Господь тебе по вере твоей дает. Не будет он тебя нагружать тем, к чему ты еще не готова. Во снах моих я вижу тонну марихуаны, так хочется взять себе хотя бы чуточку. Искушает меня нечистый, вон как искушает! Я ведь сам был хиппи одно время в лет тринадцать. Тоже жил в подвалах, тоже каждый день курил траву по многу раз. Теперь я священник, но трава иногда все равно мне снится. Мы ужасно злые и жестокие.
- Так и есть. И мне она снится. Я уже не читаю книг по буддизму. Будда не мой герой. Христос – это все мое. Родное такое оно. А Будда просто забытый кем-то идол. Травки хочется-то как сильно, батюшка, что делать с этим искушением? Мне бы человек стать хоть на миг, батюшка, а об остальном даже не мечтаю. Господь мужа мне не дает, значит так надо. Буду смирять себя. Я вижу дыры на вашей рясе, считаю, что вы пророк, что хохочет над миром. Жаль вас. По-человечески очень сильно жаль. В ваших глазах лишь ненависть к современному миру. Атеисты ужасно глупы. Все без исключения. Атеист – это овца. Желаю, чтобы мой хаос в голове прошел. Порядка внутреннего хочу, а потом и в храм хожу. Хаоса многу ношу в себе. Хаос есть благодать моя. Интернационал – это чушь. Коммунизм – это гадость.
- Молись, дочь моя, постись, читай псалом 50-ый все дни напролет, чтобы супостат тебя не одолел. Главное – это вера. Вера и горы сдвинет. Никакого уныния! Грех смертный есть уныние. Убей в себе либерала.
- Батюшка, я у реки видела детей и мужчину. Мне казалось, что они моя семья. Я одинока. Мне плохо так, ибо у меня нет мужчины. Вас я тоже не люблю, а ведь вы правду несете людям, но все равно, вы для меня далеки так, словно бы звезды на небе. Вы всегда плохо выглядите. Ваша одежда такая плохая, словно бы вы нищий. Добро есть добро и в нем нет зла. Право есть право. Лево есть лево. Мы идем по пути добра и любви. Христос наш пастырь. Мы его овцы. Вас бы приодеть и привести в порядок. Был бы красавец-мужчина, а так вы для меня слишком вид убогий имеете. Я даже с вами целоваться после службы не стану. И вообще, хоть вы мне в чем-то и нравитесь, но я все равно вас в свою постель не допущу. Вы бы за свой внешний вид взялись, в здоровом теле у нас здоровый дух и одежда должна быть у вас самая лучшая, вы же доброе и вечное проповедуете.
   
        У реки дети бродят себе босиком по снегу, и она смотрит на них, ей кажется, что они любят ее, ведь Иисус отдал свою жизнь для того, чтобы все друг друга любили. Ей хочется им дать шоколадных конфет. Ей надо поцеловать их, сказать о том, что она им мама. Что она их любит и жить хочет ради них. Чтобы они полюбили ее, чтобы никогда не огрызались, чтобы спать всегда спокойно шли и целовали маму на ночь в щечку. Она махает рукой. Они ее вообще не замечают. Она достает из сумки конфеты и бросает на лед, где они стоят. Они футболят конфеты и смеются. Ей кажется, что это сон. Злые дети. Она чуть ли не плачет. Горе-то какое, ее дети такие непослушные, ей не везет так отчаянно в этой жизни, может быть, в той повезет – кто знает. Она достает новую порцию конфет и бросает снова им на лед, но они уже не там. Их понесло на середину реки. Ей тоскливо стало. Все ее усилия коту под хвост. Оглянулась вдруг резко. Он следит за ней, сидя под деревом. Муж ее курит трубку и молчит. Хочет, чтобы я пошла к детям и позвала их на обед. Тамара бежит по льду к детям. Она кричит, размахивает руками, оступается возле одной полыни и падает в воду. Дети хохочут, увидев, как она стала визжать: «Спасите, я плавать не умею!». Сон или явь? И черт уже ногу сломит, ничего не понять.
   
    Батюшка шептал про себя «звезды мои великие, придите ко мне», но вдруг увидел, как прихожанка его храма исчезла с его поля зрения. Он по-прежнему чистил картошку, сидя на бревне, сознавал себя он пророком, что видит судьбы своих овец. С холма вся река ему видна. Красивый такой вид. Солнечно. Лед блестит. Рыбаки замерли со своими удочками у полыни. Карма такая у нее. День вроде как, а на небе уже все звезды видны, да и луна вышла из-за белых туч. Ночь смешалось с днем – бывает и такое. Все прекрасно. Жизнь есть чудо.