Сказы старого Макара

В деревне Небылицино, вот уже сто двадцать лет, живёт дед Макар. Старше него было не сыскать во всей округе. Всяк, и стар, и млад, шёл к нему за советом. Дед Макар всех всегда очень внимательно выслушивал, а затем рассказывал одну из своих поучительных историй. На каждый случай у него была припасена одна из них. Люди Макара очень любили и уважали. Да и сам дед всегда был рад гостям. Он терпеть не мог одиночества.
К сожалению, его жена, Настасья, вот уже как двадцать пять лет, пасла овечек на райских лугах. Как он любил её – можно былины складывать. Если бы не дети, то Макара ничего бы не держало на этом свете. Но и они давно выросли, разъехавшись по всей необъятной Руси. Завели свои семьи и подарили ему внуков.
После ухода Настасьи, дети стали звать Макара к себе. Мол, чего тебе одному свой век доживать. Но дед всегда отвечал одно и то же:
-- Как же я могу уехать отсюда, милые мои. Ведь на этой земле род мой зачинался. Вы уж сами приезжайте, как соскучитесь. Я всегда буду рад вам, --
Шло время, год сменялся годом. А Макар всё жил, в своём стареньком деревянном доме, и радовался каждому дню. Вскоре и внуки подарили ему правнуков. И каждое лето они гостили у него. Макар души в них не чаял.
Больше всех ему был люб самый младшенький из них, Алёшка. Уж больно он напоминал самого Макара в детстве. Мальчик был очень любознательным и постоянно задавал прадеду вопросы. А дед Макар стремился всегда давать  ему мудрые ответы.
Как-то раз, когда они сидели у речки Вешки и ловили рыбу, Алёшка спросил:
-- Дедушка, а почему люди не летают как птицы? –
Макар ненадолго задумался. Вопрос-то только поначалу простым казался. А на самом деле имел множество «подводных камней». Ведь надо было так объяснить мальцу, чтобы тот понял всё с первого раза. Наконец, пристально на Алёшку посмотрев, Макар ответил:
--Внучок, понимаешь, какое дело. Так уж Природой-Матушкой задумано было. Кому-то дано летать в небесах, а кто-то всю свою жизнь проводит на земле. Да и зачем человеку-то крылья. Вот сейчас есть самолёты и космические корабли. Захотел человек в Африку или на Луну слетать, сел на самолёт или в космический корабль, раз – и уже на месте. Правда, сам-то я никогда ни на том, ни на другом не летал. Да оно мне, в общем-то, и без надобности.
А вот раньше и на телеге-то не всегда можно было проехать. Ведь асфальт-то тогда ещё не придумали. И как дожди зарядят на неделю, то так дороги размоет, что хоть ковёр-самолёт из сундука доставай.

Ты сядь к печке-то поближе, ведь продрог весь. На улице-то, посмотри, уже пятый день дождь льёт, не переставая. Словно, кто кран небесный забыл выключить.
Хочу я тебе, Алёшка, одну историю рассказать, про звонаря, что жил в нашей деревне сто двенадцать лет назад….

В то славное время, Русью правила Екатерина Великая. Весь люд российский её Матушкой называл. Уж больно доброй и справедливой была наша императрица. Сколько всего сделала она для простого люда -- не перечесть. И больницы строила, и грамоте обучала. Жили мы как в сказке тогда.
Больно уж охоча была Матушка до наук разных. Даже в Санкт-Петербурге Академию Российскую основала. Сколько там умных людей было, взять хотя бы того же Михайло Ломоносова. Слыхал о таком? Такой мужик головастый был – столько всего для Руси сделал. А ведь он из простых холмогорских мужиков!
Так вот, было мне тогда всего-то восемь годков. Я так же, как и ты, был самым младшеньким в семье. Меня очень любили родители и старшие братья с сёстрами. С ранних лет я помогал папе с мамой по хозяйству. То воду из колодца принесу, то в избе приберусь, а то корову нашу, Бурёнку, на луга пастись отведу.
Но больше всего на свете, мне нравилось ходить к звонарю нашему, Алексею, на звонницу. Он всегда нам, ребятишкам деревенским, рад был. Как сейчас помню, заберёшься по высоченной лестнице, почти что под самое небо. Посмотришь оттудова вниз – красота-то, какая вокруг! Всё видно как на ладони. И деревню нашу, и лес дремучий.
А Алексей-то головастый был. Сколько себя помню, постоянно что-то рисовал на бумаге. Нам-то, ребятишкам, любопытно было. Да вот только он никогда ничего не показывал.
-- Всё равно ведь не поймёте ничего, -- обычно нам говорил Алексей.
Однажды, ранним летним утречком, я попросил у отца своего, твоего прапрадеда, Петра Васильевича, разрешение пойти к звонарю. Без ведома батюшки ничего не происходило в нашей семье. Да и лишний раз получать по «мягкому месту» не хотелось. Уж больно «тяжёлая» была у него рука.
-- Вот воды принесёшь, тогда и беги к своему Алексею, -- ответил мне отец.
Я быстро сбегал к колодцу и принёс целое ведро воды.
-- Сыночек, ты бы поел сперва, -- сказала мне моя матушка, твоя прапрабабушка, Акулина Степановна.
-- Мамочка, так я же уже покушал, -- ответил я ей, улыбаясь.
-- Тогда возьми с собой что-нибудь. Ведь опять же целый день там проведёшь, -- вновь произнесла матушка.
Я положил в холщовую тряпицу три картофелины, краюшку хлеба и шматок сала. Налил в крынку парного молочка.
-- Смотри, Макарка, будь поосторожнее там. Как-никак, высоко, -- сказал мне отец.
-- Хорошо, батюшка. Не бойся, ведь со мной Алексей рядом будет, -- ответил я ему и выбежал из избы.
На улице так ярко светило солнце, аж глазам больно было. Да жарища была просто невыносимая.
Когда я дошёл до церквушки, то увидел на дверях её пудовый замок. У сторожа узнал, что Алексей сказался больным и остался дома. Тогда я побежал к нему в избу, благо, жил звонарь недалеко от церквушки.
-- Вот молодец, Макарка, что пришёл! Мне как раз помощь сейчас требуется! – приветствовал меня Алексей.
На полу в избе лежало что-то необыкновенное.
-- А что это у тебя? – спросил я.
-- Понимаешь, брат, я вот тут решил попробовать полетать, как птица. А это крылья. Вот, подержи эти дощечки, а я буду к ним материю, крепко-накрепко, пришивать, -- ответил мне звонарь.
Я выполнил его просьбу, и вскоре вся работа была сделана.
-- А теперь, Макарка, айда на звонницу! – весело крикнул Алексей, и мы пошли к церквушке.
Сторож не хотел открывать замок. Тогда звонарь сказал ему:
--Митрофаныч, не ворчи, лучше открой и сиди потом себе спокойно, --
Сторож нехотя встал, и открыл церквушку. Когда мы поднялись в звонницу, Алексей забрался на перила.
-- Ну, Макарка, смотри, -- сказал он и, расставив руки в стороны, сиганул вниз.
Я от ужаса зажмурил глаза.
"Всё, разбился Алексей в лепёшку!" – подумалось мне тогда.
Но когда открыл глаза, то увидел, как звонарь парит в воздухе, словно птица. Я с восхищением смотрел на него! Это было настоящее чудо!
Вскоре, Алексей опустился на землю. Я тут же, перескакивая через две ступеньки, бросился вниз со звонницы. Когда подбежал к нему, то воскликнул:
-- Вот здорово-то как! Ты словно птица в небе парил! –
Алексей улыбнулся и, потрепав меня по загривку, сказал:
-- А ты сомневался, Макарка. Если что-нибудь сильно захотеть, да приложить усилия, то всё получится, --
Вся деревня сбежалась к нам. Люди хлопали Алексея по плечу и называли кудесником.
Вскоре, весть о летающем звонаре дошла до самой Матушки-Императрицы. Она послала к нам в деревню Михайло Васильевича Ломоносова, чтобы тот воочию убедился во всём.
Великий учёный был в неописуемом восторге, когда сам увидел, как Алексей летает! Он воскликнул:
-- Ну, братец, и удивил же ты меня! Такого дива я за всю жизнь свою не видывал! Вот что, собирайся, поедешь к Матушке-Императрице! –
Алексей очень обрадовался, и вскоре они уехали в Санкт-Петербург.
С тех пор я больше никогда не видел звонаря. Одни говорили, что Алексей стал великим учёным, как Михайло Ломоносов. А другие рассказывали, что звонарь женился на княгине и стал придворным изобретателем у Матушки-Екатерины.
Вот такая история, внучок, --
- Дедушка, а я ещё знаю про Икара и Дедала. Они жили в Древней Греции. Икар тоже решил полетать. Но поднялся слишком высоко в небо, и солнце растопило воск, которым были склеены его крылья, -- сказал Алёшка.
-- Вот видишь, внучок, уж лучше по земле ходить. Оно как-то спокойнее будет, -- произнёс Макар, улыбаясь.

Как-то раз, пришёл к деду Макару его сосед, Егорыч. Вся деревня знала, что жена у него дюже сварлива! Просто житья ему не даёт! Чтобы не делал бедный Егорыч, всё не по ней.
-- Здравствуй, Макар. Мочи нет моей больше,  терпеть бабу мою! Изведёт она меня совсем! По капельке кровь выпьет, словно вампир какой! Я ей одно слово, а она мне в ответ десять. Устал я, подскажи, как дальше быть, -- печально произнёс он.
-- Да, сосед, лад в семье – дело нешуточное. Тут самое главное – терпение. Ты ведь тоже виноват, Егорыч. Меньше бы говорил, а больше бы молчал. Ты вот что, сядь на лавку, да послушай одну историю. Может быть, она подскажет тебе выход, -- произнес Макар.
Когда сосед поудобнее устроился, он начал свой рассказ:
 -- Было это или не было – не суть важно. В одной деревеньке жил да был один мужичок, Прохором его звали. Много всего он повидал на своём веку. Двадцать пять лет верой и правдой служил царю-батюшке, будучи солдатом. Чинов не нажил, зато научился из любого положения выход находить. Была у него жена, Ефросиньей звали. И красива, и умна, в доме всегда порядок наведёт, да Прохора «от пуза» накормит. Жили они душа в душу. Прохор в кузне работал, а Ефросинья за детишками присматривала. Но вот, минуло двадцать лет. Дети выросли и разъехались по всей необъятной России. То ли из-за тоски по ним, то ли ещё по какой причине, только в конец испортился характер у Ефросиньи. За чтобы не взялся Прохор – всё не по ней.
-- Ты совсем что ли, дурень старый, из ума-то выжил! Кто ж так дрова-то в поленницу укладывает! Вот упадёт она на кого – бед не оберешься! – голосила она.
-- Да ты что, в самом деле! Я с измальства отцу-то помогал! Сам, поди, знаю, как правильно делать!— отвечал ей Прохор.
-- Вижу я, чему тебя отец-то твой учил! Сам видно «безрукий» был, и ты пошёл весь в него! – не унималась Ефросинья.
-- Ты это, не тронь отца моего! Хороший он был мужик – работящий! Ни чета твоему – бездельнику! – чуть не кричал Прохор.
-- Люди добрые! Вы только послушайте, что он тут говорит! Отец мой, видите ли, ему не по нраву! Молчал бы уж! И на этого ирода я потратила всю свою жизнь! – ещё больше распылялась Ефросинья.
Прохор даже не знал, что на это ответить. Ведь он всем сердцем своим любил жену! А та, видя, что он замолчал, только ещё больше злилась:
-- Посмотрите-ка на него! Замолчал! Видно,  правда-то глаза колет! Если до седин дожил и ума не нажил, то уже ни у кого его не займёшь! –
Решил тогда Прохор пойти к ведунье на поклон. Ефросинья пошла к куме, чтобы с ней «кости ему перемывать», а он стал быстро собирать гостинцы для ведуньи. Денег она не брала, ибо считала, что:
-- Эти «проклятые бумажки и железяки» могут весь талант её забрать. --
Прохор пошёл в амбар и отсыпал в два небольших мешка ржи с пшеном, набрал в курятнике десяток яиц, а потом подоил свою Бурёнку. Перекрестился у иконы Николаю-Чудотворцу, накинул на плечи заячий тулуп, надел тёплые рукавицы, обул на ноги валенки и нахлобучил на голову ушанку. На улице, как назло, бушевала метель. Снег так и норовил забиться в нос и рот, ослепляя глаза. Прохор прикрыл лицо рукавицей и пошёл на окраину деревни, где, у дремучего леса, жила ведунья. Вскоре, он пришёл к её избе и, стянув рукавицу, постучался в двери.
 --Кого там в такую пору принесло? – послышался старческий голос.
 -- Это я, Прохор. Открой, сделай милость, дела у меня к тебе важное, -- попросил бедный мужик. Когда он вошёл в избу, то сразу же почувствовал терпкий аромат засушенных трав.
-- Ну, проходи к печке-то, да сядь на лавку. Чай продрог, да и правды в ногах-то нет, -- сказала ведунья, закрывая за ним дверь.
Прохор, повесив на крючок тулуп с шапкой и сняв валенки, прошёл в избу.
 -- Ну, рассказывай, что у тебя стряслось, -- попросила ведунья.
-- Беда у меня, матушка, жена совсем житья не даёт - всё не по ней! Не знаю, что и делать-то! Ведь люблю я её больше жизни! – ответил ей Прохор.
-- Помогу я твоему горю, мил человек. Ты вот что, как солнце зайдёт, набери колодезной водицы, да скажи:
-- Как солнце заходит, так пускай и все невзгоды уйдут! –
А потом, как начнёт твоя Ефросинья, снова кричать, набери в рот воды, да не глотай. Вот увидишь, лад быстро в семью твою вернётся, -- поведала ему ведунья. Прохор ей до земли поклонился и сказал:
-- Спасибо тебе, матушка, век не забуду твоей доброты! –
 -- И тебе спасибо, мил человек, за гостинцы твои, -- ответила ему ведунья.
Как зашло солнышко, Прохор набрал водицы колодезной и прошептал слова заветные. На следующее утро пошёл он в лес, за хворостом. Долго его не было, а когда домой-то вернулся, так Ефросинья прямо с порога на него набросилась:
 -- Тебя только за смертью посылать, ирод окаянный! Посмотри, как в избе-то холодно! Совсем ты из ума выжил! –
А Прохор, незаметно набрав в рот водицы волшебной, стоит и молчит.
-- Ты что это, язык что ли проглотил?! Я что, с пустым местом, что ли разговариваю?! – не унималась Ефросинья.
А Прохор молчит себе.
-- Совсем ты не любишь меня! – воскликнула Ефросинья и, сев на лавку, горько заплакала.
Прохор сел рядом с ней и крепко прижал к своей груди, продолжая молчать. Ефросинья уткнулась к нему в плечо и так они сидели до самого вечера. Наконец, Ефросинья сказала, вытерев слёзы:
 -- Прости меня, дуру старую, Прохорушка. Сама не знаю, какая муха меня укусила. Ведь никого у меня нет на всём белом свете милее тебя, --
Прохор, проглотив воду, ответил:
--И ты прости меня, лебёдушка моя ясноглазая. Ведь я тебя люблю больше жизни своей! Знаю ведь, что не со зла ты так со мной. Тяжело тебе одной-то всё время дома быть. Да и детки наши совсем позабыли к нам дорогу, будто и нет нас вовсе. Хотя бы что ли весточку прислали. Мол, живы-здоровы, чего и вам желаем, --
 -- Прохорушка, да мы же с тобой грамоте-то не обучены. Как бы мы с тобой прочли, ведь для нас письмо, словно иноземная тарабарщина, -- произнесла Ефросинья и заливисто рассмеялась.
 -- И то верно, видно я и впрямь из ума выжил-то! – воскликнул Прохор и громко рассмеялся.
Наступила ночь, а они всё сидели, прижавшись, друг к другу, словно голубки влюблённые. Вдруг Прохор, поцеловав свою лебёдушку в её алые губки, начал петь старинную песню, с которой он когда-то сватался к ней:

Я тебя лебёдушкой назову своею,
За глаза прекрасные, золотое сердце.
 Знай, моя голубушка, об одном радею,
Чтоб сияло ясное нам с тобою солнце.

Я тебя, красавица, полюбил душою,
За твою, родимая, ясную улыбку.
 Мы с тобою связаны общею судьбою,
Если не посватаюсь – совершу ошибку.

Ты не бойся, милая, не обижу словом,
 Лишь добро и ласку подарю тебе я.
Не найти красивее мне на свете белом,
 Солнце моё ясное, ты судьба моя…..

Ефросинья посмотрела на него влюблёнными глазами и сказала:
 -- Лебедь мой златокрылый. Спасибо тебе за то, что ты есть на свете белом, --
С тех пор у них в доме воцарился мир и покой.

 Вот и ты, Егорыч, попробуй-ка рецепт ведуньи, авось, поможет и тебе, --
 --Век не забуду добра твоего, Макар! – поблагодарил его сосед и, поклонившись до земли, ушёл восвояси.

-- Как всё сложилось у Егорыча? -- спросите вы.
 Да всё так же, как и у Прохора с Ефросиньей. Живут теперь душа в душу! Чего и вам всем желаю!