Незваные гости

    Отечественная война 1941-1945 годов была страшным, чёрным временем для всех народов огромной страны с гордым названием Союз Советских Социалистических Республик. Советская армия не выдерживала стальной мощи хорошо подготовленных, закалённых в боях гитлеровских войск и отступала, оставляя на растерзание врагам родные земли и отцовские дома. Украина также попала под оккупацию.
    Мой прадед, Пётр Степанович, как партийный работник на руководящей должности, занимался спешной эвакуацией народных ценностей из родного города. Успели вывезти станки и оборудование промышленных предприятий, успели вывезти архивы с научными техническими разработками, эвакуировать ценных сотрудников. Не успели спасти только самое дорогое – свои семьи. Наступление врага было стремительным, и многие члены партии остались в городе, выполняя свой долг. Немцы искали их повсюду и расстреливали вместе с жёнами и детьми, как и цыган, и евреев. Поэтому приходилось скрываться, прячась по подвалам и чердакам.
    В небольшом городе все друг друга знают. С приходом фашистского режима нашлись и те, которые радостно приветствовали иноземных гостей. Они охотно оказывали немцам разные услуги, с готовностью информируя комендатуру о тех, кто, по мнению Гитлера, подлежал расстрелу. Трудно понять поступки предателей. Ещё труднее оправдать их, потому, что этим людям нет оправдания. И как горько узнать, что таким негодяем оказался твой сосед, с которым прожил бок о бок много лет.
 
    С приходом нового режима расцвела соседка Петра Степановича, свободная во всех отношениях дамочка Лёлька. Принарядилась, стала принимать у себя новых любовников – немецких офицеров.
    - Вот погодите, коммуняки, сдам я вас со всеми потрохами! Попробуйте только пикнуть у меня,- гордясь собой, не раз говорила Лёлька моей прабабушке, Марии Васильевне.
    И Пётр Степанович перебрался жить в кукурузное поле, от греха подальше. Изредка, набегами, он пробирался домой, чтобы поесть горячего и сменить одежду.

    Как-то раз, когда Мария Васильевна приготовила ароматный борщ, хозяин ненадолго вернулся. Мария накрывала на стол, рассказывая мужу о последних событиях в городе. И тут во дворе злобно залаяла собака – кто-то пришёл! Трое крепких мужчин в немецкой форме с бляхами на груди деловито затопали по крыльцу и вошли в дом. Мария Васильевна так и застыла с буханкой хлеба в руках. «Это конец, - пронеслось в мозгу. – Прощай муж, прощай дом. Прощайте детки, бейте фашистских гадов на фронте нещадно, отомстите за нас. Вернётесь вы в родную хату, только не встретят вас отец с матерью: выполнила-таки Лёлька свою угрозу, сдала, фашистская сволочь! Ещё минута, и выведут нас во двор, чтобы расстрелять без суда и следствия».
    Что подумал в тот миг несчастный мой прадед, о том он никому не рассказывал. Только переставил кастрюлю с печки на стол и обратно раз шесть.
    - Мамка, лампа давай! – потребовал один из гитлеровцев.
    Облегчение накатило бешенной, отчаянной радостью: смолчала соседка до поры, не по их души пришли оккупанты. По недавнему приказу комендатуры, лампочки они у населения конфисковывают, чтобы никто не додумался вечером свет в хате зажечь – дать сигнал советским бомбардировщикам, где город находится далеко внизу, на земле.
    - Есть, конечно, есть! Сейчас отдам, - засуетилась хозяйка. Белый, как сметала, сидел Пётр Степанович у стола, наблюдая за тем, как жена выкручивает из цоколей лампочки в доме и складывает в мешок в руках у немца.
    - Гут, мамка, гут, - одобрили фашисты её старания и вышли вон.
    Спохватившись, Мария Васильевна догнала их на середине двора:
    - Подождите, подождите, я забыла, у меня же ещё есть!
    Немцы переглянулись между собой, а хозяйка уже спускалась в погреб, чтобы выкрутить последнюю лампочку.
    - Гут, гут, мамка, молодец, - загалдели они, видя такое рвение.
    Забрали лампочку, и пошли своей дорогой – в другую хату.
    Ох, и досталось же моей прабабушке, когда на ватных ногах она зашла в дом!
    - Да как ты могла, дура, последнюю лампочку отдать! Кто тебя просил в погреб лезть?! – кричал на неё Пётр Степанович.
    - На себя посмотри, дорогой, - со смехом отвечала ему Мария Васильевна, - далась тебе та кастрюля, что ты её с печки на стол  и обратно за одну минуту раз шесть переставил!

    Была у моей прабабушки подруга еврейка. С маленьким сыном скиталась она по друзьям и знакомым, прятали их, как умели, и подкармливали: жалко. Но надолго она нигде не задерживалась, боялась за хозяев. Узнают немцы – всю семью расстреляют за укрывательство. Наступила зима. Мария Васильевна приютила подругу с малышом у себя на чердаке. В тайне ото всех, даже от мужа, она носила им еду, стирала бельё, утешала, как могла. Так прошло недели две, а потом гости исчезли. Куда ушли, когда, почему – объяснения не было.

    И вот однажды поднялась в городе шумиха: немцы вывесили объявление с приказом: «Всем гражданам цыганской и еврейской национальности срочно явиться в комендатуру для перерегистрации». Возвращаясь с базара, Мария встретила свою подругу: тихо и печально брела она по заснеженной улице, зажав в ладони верёвку от детских санок, где, закутанный в старое одеяльце, сидел её двухлетний сыночек.
    - Рима, зачем ты ушла от нас? И куда направляешься средь бела дня? – спросила моя прабабушка. – Тебе опасно вот так, в открытую, гулять по улице у всех на виду!
    - Сдаваться иду, - отвечала молодая еврейка, - устала я бегать. А от тебя ушла, потому что слышала, как угрожала тебе соседка. Знаю, что Пётр Степанович член партии. А тут ещё я на твою голову. Вдруг сын расплачется ненароком, услышит Лёлька – беда будет. Нельзя мне у тебя жить. Ни у кого нельзя.
    - Оставь эти разговоры, Рима! Ну-ка, живенько поворачивай назад! Вы ведёте себя очень тихо, никто и не догадается, что там у меня на чердаке творится. Как-нибудь пересидите, а немцев наши всё равно погонят: не было ещё в истории того, чтобы враги у нас надолго задерживались. А если ты сейчас заявишься в комендатуру, не жить ни тебе, ни ребёнку, фашисты никого не щадят.
    - Да какая разница, Маша? Сегодня – нас, а завтра – вас.
    Печально покачав головой, Рима продолжила свой путь. Больше Мария Васильевна их не видела. Живыми.

    Время оккупации прошло. Советские солдаты выгнали ненавистных захватчиков с нашей Украины.
    Неподалеку от города расположена алебастровая шахта. Вход в неё оказался замурован. Когда расчистили проход, нашли их. Всех. И цыган, и евреев, и наших бойцов, попавших в плен к немцам. И просто людей, не понравившихся чем-то гитлеровцам. Более чем три тысячи человек были замурованы заживо в этой шахте. В холодных пещерах трупы хорошо сохранились. Их вынесли и положили в несколько рядов.
    Опознавать своих знакомых пришёл весь город. Мария Васильевна узнала многих, в том числе и Риму. Рядом с ней, застыв на корточках, сидел её сынишка. На его мёртвом личике ещё сохранились борозды от растаявших на солнце слёз.