Польская сказочность

Вместо пролога.

Свобода там, где чувствуешь себя свободно.  От каких-либо взглядов, оценок,  колкой враждебности, кажется, преобладающей не только во взглядах прохожих, но находящих выражение в их дыхании,  в каждом вдохе,  и более существенном - в выдохе. Как объяснить кому-то,  что есть два мира. Два антагониста собственного мироощущения. Мир, в котором ты есть ты и тебя, как минимум,  не осуждают,  да что ты, даже любят. Потому что видят в тебе в первую очередь человека. Сотканного из чувств.  Которые в этом мире носят преимущественно характер прекрасного. Потому что здесь царит взаимоуважение. Тебя уважают и всеми силами пытаются не обидеть,  не задеть.  Здесь люди думают,  прежде чем сказать или сделать. Кажется,  это заложено в их генах. Но есть и другой,  совершенно иной мир. В том мире в хромосомы встроены установки на унижение,  презрение и оскорбление. Об уважении и речи идти не может. Тебя никто не пощадит.  И знаете,  какого черта там бы ни было,  эти люди будут творить гадости и получать от них оргазмическое удовольствие. Они будут купаться в говне того обосравшегося,  которого они напугали своим выражением... хм, назовем это лицом, то есть лица и ликовать в ошметках своей низости. А все потому что эти гадкие людишки не уважают интересов и взглядов других. И пока они будут продолжать свое мерзкое,  подлое дело,  а это вряд ли когда-либо прекратится,  ведь в стаде баранов почти нереально превратиться в высокогорного козла, они будут бултыхаться в луже собственных экскрементов. Эти люди будут вечно ссылаться на какой-то долг перед матушкой-родиной,  на какую-то родину, язык и прочую срань собачью,  триллионы раз оттраханную  политтехнологами и мировым правительством.  Но, нет, им не знакомы такие понятия,  да что там понятия,  просто слова. Вместо того, чтобы наслаждаться жизнью,  трудиться ради своей семьи,  они тратят время на пустые разговоры,  борются с ветряными мельницами и позволяют людям,  имеющим все и желающим иметь чуть-чуть больше, знаете, как ребенок у которого слишком много игрушек,  и когда в детской не хватает места, он постепенно оккупирует остальную жилплощадь,  уголок за уголком,  комната за комнатой, и позволяют своими же руками рвать на части свою страну,  как тузик грелку. Люди без цели. Зато они лишают, ой, освобождают,  мир от придурков,  готовых голову сложить за,  ах да, за свободу. Красиво звучит, правда?  Я тоже так думаю. Любой бы ленин позавидовал. Только вот памятники некому ставить. В том мире, где никто никого не уважает. Я родилась в таком мире. Сущий ад. И я его часть. Такая же мерзкая и отвратительная,  как все эти десятки миллионов людей. Но отчасти очищенная. Я знаю свет. Я его вижу. Я иду к нему. Несмотря на тление и разложение, я верю, что этот народ будет спасен. Ибо кто открывает глаза, видит свет.





Гигантский автобус,  когда вы с ним нос к носу. Гигант. Мороз,  пробирающийся под кожу, и леденящий кровь. Последнее легкое и неосознанное волнение,  слезы,  брызгом высыпавшие наружу в процессе объятий. Все на месте. Документы,  вещи,  голова вроде бы. Минуты перед отбытием,  словно вечность. Страх перед взрослением. Автобус езжает. Словно толчок адреналина в новую жизнь. Внутренности, кишащие страхами и предрассудками.  В мелькающих дневных городах течет болотно устоявшаяся жизнь. Разглядывание этой жизни. Подсаживается молодая женщина. Будем соседями. Крашеная блондинка,  желтый волос,  прямоугольные очки. Ее провожает пожилая мать в забавном сером беретике. О, у тебя хороший сосед. Улыбка.  Мест вдоволь. Женщина располагается на других сидениях.

 
В одном западном городе заламывают руки, если увидят с сигаретой в зубах в запрещенном месте. Так сказал водитель. Свято место пусто не бывает. Женщина пересаживается обратно. Тем временем начинается метель. Снежная дорожная буря. Прекрасно.  И в то же время адреналин в крови зашкаливает. От этого тоже прекрасно,  но и тошно. Укачивает. Нечищеная,  неровная дорога. Страшно. Водитель едет осторожно,  не особо спеша. Водителям туравтобусов невольно доверяешь. Они опытные. Темнеет. Вдоль дороги свечи в разноцветных баночках. Выглядит празднично,  но странно.  Потому что цель у людей иная. Кое-где вдоль дороги кучкуются с одним большим флагом на всех и разжигают костры.

В автобусе крутят сериал. Не самое худшее. Можно смотреть, пробивает на улыбку. Женщина рядом тоже улыбается, слегка слышно посмеивается. Я не смотрю на нее, но чувствую это. Стокгольмский синдром. Пары слов и одной улыбки хватит, чтобы привязаться к любому человеку.
 
Граница.  Таможня. Четыре часа простоя. Ветер и снег. Дороги заметены.  Снег змейкой извивается на усыпанной дороге,  подгоняемый ветром. Сонливость. Сопровождающая весь путь и не покидающая теперь. Открыли багажный отсек. За поднятыми крышками практически ничего не видно. Есть ли собаки?  Вопрос,  щекочущей занозой впивающийся в сознание. Видно только одного парня,  надутого,  как воробей,  форма-милитари,  зимняя,  мешковатая, и желтая желетка-отражатель. Что на голове? Фуражка,  кепка,  шапка...  Такое не запоминается. По 10 человек - с документами на выход. Сначала говорят о польских приглашениях. Женщина смеется и замечает,  что мы сидим, у нас не польские. В ее голосе прослеживается какой-то дрожащий страх. Переживание. Никто не хочет вытягивать чемоданы,  открывать их, переворачивать,  да и проблем с документами никто не хочет.
 
Все же выходим. В будке сидит польская девушка в форменной рубахе горчичного цвета, «ш»-икает что-то приятное и непонятное. Я улыбаюсь и переспрашиваю. Она улыбается в ответ, словно ощущая мое смущение, и повторяет вопрос. Блондинка, светящаяся улыбкой. Ничего, все в порядке. Идеализированные, романтизированные образы правоохранительных и всяческих подобных служб восторгали всегда. Словно рыцарские образы. Они впитаны еще с детства. Шлемы, фуражки, разнообразные формы, гордые взгляды под этими фуражками, очки и мощь. Это никогда не перестанет восхищать.
Все эти 'Рекс', '911', 'Медикоптер', а особенно 'Судья Дредд' и 'Робокоп'. Вершители закона и правосудия. Мечты о погонях и преследованиях.


Смутные ощущения после границы. Казалось, что проверяли поверхностно. Только чтобы сделать вид. Даже не требовали взяток. Невольно всплывают воспоминания с детства. Вереница туристических двухэтажных автобусов, люди средних лет в строгой форме со строгим выражением лица, такие же строгие и гордые овчарки, лай собак. Дрожащие коленки. В полутемном автобусе при свете слабых энергосберегающих лампочек коротко стриженные мужчины или женщины с собранными волосами под острыми фуражками долго и тщательно рассматривали лицо, словно просканивали биометрические данные, и сравнивали с фото в паспорте. Все вытаскивали чемоданы, волокли их на таможенный пункт и пропускали через сканер, поддавая кожу груза зеленым струям излучения. Это, казалось, длилось вечно.

В этот раз не было видно ни очереди из транспортных средств, ни обстоятельной проверки. Но время текло медленнее. Видимо, из-за стоявшей на дворе ночи.


Отъехали от границы. Женщине, сидевшей рядом, раздался звонок. Мама, что случилось?! Паника забила из нее ручьем. Он не шевелиться? Быстро звони Наташе. Она бросила трубку и сама позвонила этой Наташе. Наташа, там что-то с котом, приедь, посмотри. Его нужно отвезти в клинику! Мысли выстраивают сюжет, беспокойство касается меня, но сдержанность не позволяет спросить, что случилось. Соседка нервно теребит телефон в руках, теряя взгляд где-то между сидений. Разумеется, она уже не смотрит комедию. Через часа пол очередной звонок. Как?! За ним – не сдерживающая себя истерика. Это непередаваемые ощущения. Думается, как бы ее успокоить. Предлагаю чаю. Отказывается. Оно то и понятно. Молодой кот, инфаркт! Ему было шесть лет, такой активный. Бегал, прыгал, все было хорошо. И любил меня так. Не как кот, коты в основном себя так не ведут. А этот сам приходил, ложился рядом, ни разу не поцарапал.

Я не могу продолжать смотреть фильм и смеяться. Это, как минимум, неэтично. Самое главное: понимаешь и испытываешь на собственной шкуре то же, что и она. Когда человек плачет, его нельзя трогать, успокаивать, утешать и уж тем более говорить, чтобы не плакал. Слезы еще большим градом хлынут. Она наверняка сейчас вспоминает кота, какие-то приятные моменты, прокручивает историю из совместной жизни. Все это продолжается довольно долго. Более получаса. Затем она выпивает таблетки и неподвижно сидит все с тем же потерянным взглядом. Мне тоже становится легче.


Польша. Сразу поражает сказочностью своих огней. Метет лохматый снег. Над автострадой нависают оранжевые головы фонарей. Эстакада и пересечения повсеместно украшенные такими вот фонарными гирляндами. Темнота, пустота, только снегоуборочные машины, метель и красота автострадных пересечений. Снежинки, оседающие на рыжих головах фонарей, или проваливающиеся в их свете. Въезжаем в какой-то город. Нас занесло в сказку. Новогодне-рождественскую сказку. Начало десятого вечера. Черный занавес налегающей ночи. Пустынные улицы. Одиноко потерянные машины. В контраст к этому светящиеся силуэты елок на фонарных столбах и светофорах. Дома, словно картинки, муляжи из Голливудских фильмов. Вспоминается «Один дома». Кажется, словно сейчас из-за угла выскочит маленький Маколей Калкин в смешной шапке с балобоном, обмотанный длинным шарфом до пола, мотыляющемся на бегу. Дома украшены гирляндами, расположившимися на карнизах и водостоках. Праздничные венки на дверях, гирлянды на горшках под окнами, елки, светящиеся в окнах, наряженные и также светящиеся елки во дворах. За окнами не видно людей, но все же включенный свет говорит о их присутствии. Внезапно мелькнувшая на улице семья. Мама, папа и двое детишек. Не спеша они идут, держась за руки. Родители по сторонам, а дети посередине. Кажется, мальчик и девочка. Идеально. Создается впечатление семейного тепла и уюта. Город живет. Но незаметно. Тихо, укутавшись в плед семейного счастья. Этот образ навеки отпечатывается в памяти. Гирляндовая Польша.


Ночь, схватившая автобус в тиски и поддавшая сну. Сонное царство. Просыпаюсь посреди ночи оттого, что мы стоим. Какая-то поломка. Двухчасовая починка. Ноги затекают, пальцы сводит в сапогах. Распаковываюсь. Становится легче. Провожу время в полудреме, как чувствую, что ступню, стоящую на батарее, печет и жжет. Оказалось, были проблемы с охлаждающей жидкостью. Воображение рисует кровавые картины. Сломавшийся автобус, набитый людишками, потерянный в черной пустыне зимнего время. Ба-бах, взрыв от перегрева и мои конечности повисают на разных краях света.

Дальше скучные, серые города рыцарско-нацистских времен. Удручающая погода. И потеря людей в этих самых городах. Лучшая из утрат.
 
Тридцать часов езды. Усталость. Прогревшая тело зловониями, а конечности кальцием обездвиживания
.
Конечная цель. Легкий внутренний визг радости при виде родных. Тишина. Никакого домашнего уюта или близости. Еда, ванна, сон. Пресыщение и чистота.

 
Сказочно-черствый путь в новую жизнь.