Часть вторая

К читателям.
Долго раздумывала, каким образом разместить переводы
изредка встречающихся в тексте английских фраз.
Текстовой формат, в отличие от Word,
как известно, постраничным не бывает.
Сделать ссылку внизу страницы, к сожалению,
не представляется возможным.
В конце концов, решено было поместить переводы в двойные слэши.
In one word //Одним словом//, выглядит сие вот так (см. начало этого предложения).
Если кто-то из уважаемых читателей знает язык настолько,
что его раздражают назойливые вставки с переводом,
то я прошу у них прощения и призываю помнить о тех,
кто знает (точнее - не знает) английский на уровне средней школы.
Спасибо всем за внимание!

ЭЙ!
ГОСПОДА!
ЛЮБИТЕЛИ
СВЯТОТАТСТВ,
ПРЕСТУПЛЕНИЙ,
БОЕН!
А САМОЕ СТРАШНОЕ
ВИДЕЛИ -
ЛИЦО МОЁ,
КОГДА
Я
АБСОЛЮТНО СПОКОЕН?
(В. Маяковский)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
БРЕД КАКОЙ-ТО…
     Погодка выдалась совсем уж по-осеннему хмурой и какой-то… грустной. Или сонной… Или… Ну, в общем, на дворе имелись хмарь, сырой ветер и холод. Точь-в-точь как бывает глубокой осенью. Но теперь-то середина июля. Кажется… Смешно: ты не знаешь, какой сейчас месяц. Постой, а это ещё что? Красные листья на клёне?...
     На Урале можно встретить по меньшей мере трёх представителей семейства деревьев под названием "клён". Например, обычных, всем известных клёнов (у которых листья, как пятерня), там очень мало и "коренных жителей" среди них нет, все они "понаехали". Можно отыскать, например, такой: он похож на высокий куст и листья его не имеют ничего общего с пятернёй - они мелкие, резные. Осенью буквально каждый лист такого клёна приобретает свою окраску - на одном и том же растении можно найти жёлтые, тёмно-красные и даже почти чёрные! Чем ближе расположены листья к стволу, тем они светлее и желтее. В сентябре эти клёны преображаются до неузнаваемости - будто светятся изнутри. Очень красивое зрелище, настоящий осенний костёр! А сейчас-то… лето? Да уж, непонятно! С осенними уральскими клёнами в Машиных воспоминаниях что-то связано, но только она не помнит…
     Она часто размышляла о том, как это будет, когда память вернётся (специалисты уверяют: "Ретроградная амнезия вечной не бывает!"). Возможно ли станет жить с этими воспоминаниями? ЖИТЬ, и не сойти с ума... Старательно подготавливала себя, советовалась с врачами (часто разговаривала по "Скайпу" с тем самым доктором, который лечил её когда-то), забиралась на тематические сайты в интернете, читала обсуждения и исповеди тех, кто перенёс что-либо похожее… Но всё равно – неизвестность, всё равно - пугающее будущее. Будущее пугАло до такой степени, что руки, ноги, живот, голову сводило судорогой, хотелось сжаться в комок, крепко обхватить колени и уткнуться в них лицом! Но Маша не поддавалась панике. Никогда. Почти никогда. Почти. Вадима, едва они начали жить вместе, сухо предупредила, что с ней в любой момент может произойти всё, что угодно. Напугать не пыталась. Он, вроде бы, не из пугливых, но Маша видела - тоже ждёт, тоже тяготится. Особенно после того случая в гостиной, когда она, ни с того ни с сего, посреди ночи открыла окно и "загорала" в лунном свете, зимой... Все уже смирились с тем, что у Маши с головой творится примерно то же, что и у героя романа Мураками "Страна Чудес без тормозов и Конец Света". Кто знает, быть может какая-то из двух её реальностей, существующих (пока что) независимо друг от друга, в один прекрасный день устроит локальный Армагеддон и воцарится навеки? Любопытно всё же узнать, какая из реальностей победит...
     В то лето Маша вернулась на свою родину почти инкогнито. Только ради папы, из-за его болезни. Он убеждал не приезжать, не рисковать лишний раз, но она знала – если не поедет, то больше никогда не увидит его. Он ведь и без того уже старенький… "Ну, хотя бы ещё три годика! – молила Маша. - Всего три…" Для папы Маша была поздним ребенком. Когда она родилась, ему уже исполнилось 45. И конечно, Маша сразу же стала его любимой малышкой. Двое детей от первого брака (сыновья) конечно, обижались, но без толку. Папа все выходные проводил со своей Машуней. Когда подросла – начали ходить на каток, летом – в лес, по грибы и ягоды… Вместе слушали музыку, вместе читали разные хорошие книги: Грина, "Одиссею капитана Блада", "Всадника без головы", "Трёх Мушкетёров" (сначала читали, а потом обсуждали), вместе смотрели разные фильмы… Маша не представляла своей жизни без папы, без разговоров с ним, без его ответов на любой вопрос… Ведь даже теперь, будучи взрослой, Маша по многу раз в неделю звонила родителям – скучала по папе в своём далёком южном городе. По маме, конечно, скучала тоже, но мама прекрасно знала, что папа у дочери – главный человек в жизни. Именно папа стал первым, кого она "признала за оригинал", выйдя из комы. Ну, то есть, сначала-то Маша не помнила вообще никого и ничего, а потом, по бесконечным разговорам с родителями, смогла восстановить (какое-никакое) душевное равновесие и (смутно) припомнить некоторые детали. Родители рассказали ей о её же детстве, о школьных друзьях, о книгах, напели любимые песни, показали фотографии, рассказали историю каждого снимка... Она чувствовала, знала – вот они, её родители. Самые родные, любимые и близкие. Заново познакомилась с ними, заново полюбила… И вот теперь… Вот теперь, как выяснилось, Маша могла потерять своего папу. Его жизнь полностью зависела от "любимой малышки" – как тут будешь о чём-то раздумывать? Конечно, сразу кинешься спасать! И она кинулась. Даже её отношения с Вадимом в тот момент отошли на второй план, она не задумывалась над тем, каково будет ему, случись с ней что-то плохое, непредвиденное...
     Вадим… Тёплый, милый, родной… Стараясь теперь, задним числом, восстановить хронологию событий с момента своего знакомства с ним, Маша понимала, что на самом-то деле довольно плохо помнит, как всё у них началось. Ну да, да, в какой-то момент Дима (как и все мужчины с некоторых пор) вызвал у неё острое отторжение. Отторжение резко и неожиданно, сменилось искренней симпатией. Маше вдруг захотелось видеть его, слышать его голос – всегда! Она далеко не быстро осознала, почему ей стал так дорог именно этот парень. Вернулась на родину, снова увиделась с папой, и... Эти жесты, эта манера говорить, даже походка! Вадим неуловимо похож на её папу! Невероятно! Вот и разгадка – Маша различила невидимые чужому глазу родные черты… Или это ТОТ САМЫЙ ЗНАК? Улетев от Вадима, после почти полугода прожитого вместе, Маша все два часа в самолёте проплакала и впервые в жизни поняла, что имеют в виду поэты, говоря "сердце разрывается". Оно действительно разрывалось! Буквально. На две части… Перезванивались, сидели в "Скайпе", говорили, говорили, говорили… Романтично. Трогательно. Красиво. И… очень грустно. Когда он сказал, что наконец-то разобрался с делами и может приехать, Маша от радости летала над землёй. Никогда в жизни ничего не ждала так, как ждала приезда Вадима и его маленького сына! Ещё бы, ведь в планах - поход в загс!... Удивительно устроена жизнь: когда-то готова была оттолкнуть от себя человека только потому, что он показался (с первого взгляда) заносчивым хамом. Прошло каких-то несколько месяцев, и ты уже скучаешь, тоскуешь, не представляешь себе жизни без него, а главное – оочень хочешь стать его женой!... Не сказать, что в их отношениях царила тишь да гладь – притирались (но немного), иногда ссорились (но ненадолго)… Так или иначе, чувства победили, и никто об этом ни минуты не сожалел.
     ...Вокруг не было ни намёка на осень – нормальное лето. Типичное уральское лето в центре пыльного, оживлённого мегаполиса. Если бы не этот дурацкий клён… Словно чёрная кошка из "Матрицы" – чуждый, дублирующий сам себя, элемент, означающий, что кто-то сменил программу. Чудо природы! Деревце сильно напутало со временами года... Деревце или Машин мозг? Явь или сон, в который (всё может быть) суждено погрузиться навеки? Рассматривая чудной клён, Маша случайно заметила переулок с трёхэтажными домами и развешанным поперёк улицы бельём (видела такое "на югах", но чтоб кто-то здесь вот так легкомысленно развешивал бельё – из области невозможного). Она никогда почему-то не наведывалась в эту часть города. Под влиянием секундного порыва, подталкиваемая непонятным любопытством, Маша свернула в неведомый уголок…

* * *
     Там оказалось мрачно и сыро, а прохожие исчезли совсем. Через полквартала стало не по себе, но, несмотря ни на что, любопытство всё ещё брало верх - куда выведет незнакомый переулок? Как только  закончились ещё полквартала одинаковых домов с чёрными окнами, перед ней, как из-под земли, вынырнул ещё один, старый, деревянный. Потоптавшись немного перед ним, Маша поняла, что зашла в тупик: этот дом не обойти. Окружающие здания будто сдвинулись и, плотно прижавшись друг к другу, образовали каменный колодец. Что, если… (глупейшая мысль, но в данный момент она выглядела вполне приемлемой) Что, если войти внутрь и поискать пожарную лестницу или чёрный ход? Недолго думая, Маша толкнула тяжёлую, тёмную от времени дверь. Та лязгнула пружиной и открылась внутрь. В скудном освещении различалась большая лестничная площадка, на которую выходили двери с номерами квартир и круглыми вязаными ковриками у порога. Стены грязно-зелёного цвета, все в какой-то испарине, словно кто-то, прямо в подъезде, устроил большую стирку. Штукатурка кое-где облупилась, а кое-где набухла от сырости. Зрелище не из приятных. Не хотелось бы здесь жить… Услышав за спиной шорох, Маша обернулась. Никого. Вокруг - только двери с белыми номерками, а чуть поодаль – лестница на второй этаж. Что за… что за бред? Опять – дом – опять нет выхода... Кажется, когда-то ей уже снилось что-то подобное. А теперь? Это всё-таки сон? Или явь? Что там предпринимал ДиКаприо в "Начале", чтобы понять, спит он или бодрствует? Волчок заводил? Вот незадача, волчка-то она  не припасла! Фатальность, предопределённость и вместе с тем - неизвестность… Как не крути. Остаётся только идти... Ну и куда? На второй этаж, по вытертым деревянным ступеням?
     Маша шагнула было к лестнице, но непроизвольно повернула голову, и тут же увидела, что одна из дверей гостеприимно распахнута. Дверной проём ярко светил белым, искусственным светом. Чем не повод выяснить у жителей, каким образом можно миновать их "весёленький" домик? На худой конец можно попросить разрешения вылезти через окно на улицу... Когда до ярко-белого проёма осталось несколько шагов, дверь, сама собой, захлопнулась. Совершенно беззвучно. Номер на двери оказался прямо перед глазами. Какой-то странный - "21.12.12". Стояла и смотрела на белый кругляш с цифрой, прикидывая, что же могут означать эти цифры, а главное - почему они кажутся такими знакомыми… Почти сразу, как только захлопнулась дверь, началось головокружение. Сначала слегка, потом всё сильнее. Чуть погодя, погасла лампочка под потолком, и Маша совершенно потеряла всякую ориентацию в пространстве. Посреди кромешной тьмы в ушах начался отвратительный скрежет и истошный звон. Она зажала уши руками, но звон, конечно, не прекратился. Из мрака, как показалось, со стороны квартиры "21.12.12", выступил силуэт. Не призрачный, а совершенно реальный (кажется, женщина, невысокая, с тёмными, распущенными длинными волосами)... Маша отчётливо ощущала на себе взгляд, но лица не видела. "Послушайте!" – попыталась она произнести, но не выдавила из себя ни звука. Тогда Маша вытянула вперёд руки и шагнула навстречу силуэту. Едва коснулась кого-то пальцами, мрак вспыхнул фотовспышкой, белым сполохом, совершенно ослепив… И... постепенно принял очертания Белой Комнаты. Она, в сонном оцепенении, видела, как суетятся вокруг люди. Всё искажалось, плыло... По-прежнему нестерпимо звенело в ушах. Так сильно, что ничего больше слышно не было. Ни голосов, ни шагов... Голова просто раскалывалась от боли и хотелось кричать, но... не получалось. Даже губами пошевелить не могла, где уж там крикнуть... Вокруг двигались люди в какой-то форме. Кто это - спецназ? А вот это - точно врач. Хотя бы потому, что на нём белый халат... О, Боже, она ненавидит белый цвет! "Если выживу, - вдруг подумалось ей, - буду носить какие угодно цвета, но только не белое! Ни за что!" Доктор посветил в глаза фонариком, пощупал пульс и Маша, по движению его губ, прочитала: "Ребята, да она жива! Еле-еле, но жива! Твою мать! Быстрее, носилки и реанимацию!" Всё мелькало, кружилось, перед глазами проносились перила лестницы. Должно быть, её несут на носилках вниз… А потом сверху нависли осенние клёны – тёмно-багровые с жёлтой проседью. На лице чувствовала дождевые капли – и это приятно. Пахло… дымом. Листья жгут, как прощальный салют?...

* * *   
     В воскресенье, прощаясь с Машей в аэропорту, он понятия не имел, сколько продлится их новая разлука. Но всё же надеялся, что недолго. Относительно недолго, с учётом всех обстоятельств… Болезнь её отца оказалась намного серьёзней, чем предполагалось. Маша уехала из дома первого июня, а теперь – скоро перевалит за середину июль. Неизвестно, когда доведётся увидеться вновь… Разумеется, они созванивались по нескольку раз в день, а по вечерам сидели в "Скайпе", но это ничего не меняло, не убыстряло событий и имело значение только в плане того, что оба очень скучали в разлуке.
     Запланированная операция Машиному папе, в июне закончилась практически ничем. ДокторА не смогли помочь. Разве что дали настоятельную рекомендацию как можно скорее искать донора почки. Теперь Машин папа был практически привязан к аппаратуре диализа и постоянно находился в больнице, выходя оттуда лишь на несколько часов. Перспективы маячили далеко не радужные (найти подходящего донора задача почти невыполнимая!). К тому же – пожилой возраст больного… Маша перерыла гору информации, не спала ночи напролёт, и очень скоро радостно сообщила Вадиму о том, что намерена пройти тесты на совместимость. Буквально забредила возможностью стать донором почки для своего папы. Вадим, невероятным усилием воли, задавил в себе желание тут же подорваться её отговаривать, упрекать и твердить что-то типа: "А мы? Ты о нас с Богданом подумала?" Запрещённый приём – заставлять человека делать выбор между близкими людьми, к тому же, если вопрос касается жизни и смерти кого-то из них... Зря, наверное, промолчал. Но в тот момент он твёрдо знал, что его поддержка для Маши очень много значит, что она часто плачет, и очень хочет, чтобы её папа жил… С кем спорить? Кого и в чём переубеждать? А более всего, конечно (опять же),  надеялся, что Маша не подойдёт в качестве донора. Зря надеялся. Совместимость оказалась идеальной. Как счастлива была Маша! Она бегала по анализам, придерживалась строгой диеты… Идея "расписаться и повенчаться" в её родном городе, пришла Маше как раз в тот самый момент. Все знали о рисках и сложностях предстоящей операции, но в этом вопросе никто с Вадимом не посоветовался. Его просто ставили перед фактами, а Маша ждала поддержки. Он уже начал было раздумывать о том, состоится ли его поездка на Урал - приезд чужого человека, да ещё с маленьким сыном, наверняка окажется лишней обузой. Все поглощены медицинскими проблемами, а он, со своим светским визитом… Но Маша вмиг отмела все противоречия и недомолвки: "Димка, поросёнок, приезжай немедленно, и не выдумывай себе ничего! Я ужасно по вам с Данькой соскучилась и… очень-очень-очень хочу за тебя замуж!"
     Тут нужно сказать о некоторых проблемах, с которыми пришлось столкнуться – заявление-то в загс они подали, но загс этот находится в другом городе… Пришлось обратиться к "власть предержащими" (Ефим Львович, кстати, очень обрадовался возможности быть полезным Маше и Вадиму), "договориться" где полагается и… Две недели назад, Данька, держа папу и Малусю за руки, уже глазел по сторонам, обозревая новый для себя город. Расписались, а повенчаться всё-таки решили дома, по возвращении Маши. Венчание - серьёзный обряд, и готовиться к нему, нужно по-серьёзному. Данька немного расстроился - он уже облюбовал церковь, где папа и Малуся обязательно должны повенчаться! Они не рискнули нудно объяснять малышу причины, почему никогда не стали бы венчаться в центральном храме города (слишком уж помпезно и, по мнению Маши, неоправданно дорого). Предпочли тактично промолчать, "чтобы не травмировать психику ребёнка" (так выразилась Машина мама). Празднеств тоже не устраивали. Не тот настрой. Скромно посидели вечером (Маше, перед операцией, буквально всё было нельзя). В гости зашли самые ближайшие родственники (и даже два Машиных брата, сыновья папы от первого брака, почтили своим присутствием)… В общем, Вадим немного познакомился с семьёй, семья поглядела на внезапно образовавшегося у них зятя, а Данька приобрёл новых друзей в лице Машиных племянников и племянниц… Две недели пролетели, как один день. Мама подружилась с общительным Богданом - они подолгу пропадали в зоопарке, цирке и на детских площадках. Мама мечтала о внуках… Вадим был вполне доволен тем, что его сын не отходит от "чужой тётеньки" – с тёщей у него сложились хорошие отношения, а к тому же он был рад возможности подольше побыть с Машей… 
     Уехали примерно за сутки до операции. Это Маша настояла. Вообще-то, в настоящий момент, школе не требовалось непосредственного присутствия директора. В классах ещё не закончился небольшой ремонт (в директорском кабинете – тоже)… Но Маша считала, что пока она будет в больнице, её мальчишкам (так она называла Вадима и Богдана) нечего делать в чужом городе. Пусть Данька купается в море и загорает ("Ты же свозишь его в Кабардинку?"), а не глотает городскую пыль. Вадим, через некоторое время, согласился – да, она права. У него осталось несколько недель отпуска – можно свозить малыша, например, в Лазаревское или, действительно, в Кабардинку… В аэропорту прощались почти так же, как в первый раз, Вадим даже поймал себя на ощущении deja vu. Маша улыбнулась сквозь слёзы, сказала, что у неё то же самое и протянула ему крошечный флакончик из своей коллекции эфирных масел – "Бергамот". Вадим положил душистый сувенир во внутренний карман – с тех пор этот флакончик постоянно перекочёвывал из одного его внутреннего кармана в другой. Как следствие, теперь его постоянно сопровождал запах бергамота и воспоминания о поездке на Урал, к Маше... Прямо из аэропорта Маша поехала в больницу...
     Вечером созвонились. Услышав её голос по телефону, Вадим сразу понял – очень волнуется и отчаянно трусит, хотя ещё утром храбрилась. Насколько мог, успокоил. Маша пообещала позвонить, как только разрешат пользоваться телефоном… Ночь не спал, лежал, смотрел в потолок, думал. Шевелились занавески, отсветы от фонарей плясали на потолке (сад шумел листвой – с моря серьёзно так задувало)… Думал о Маше. Ну вот просто – думал о Маше. О том, что она теперь – его жена, и можно, как бы невзначай, в разговоры с людьми вставлять эту необычайно приятную фразу (только сейчас, ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ понял, что эта фраза – очень приятная) – "моя жена". "А вот моя жена говорит, что…", "моя жена убеждена в том, что…" Улыбнулся и стал думать о том, какой будет жизнь после возвращения в неё Маши… Днём поминутно поглядывал на часы, а ближе к вечеру, когда операция уже должна была закончиться, позвонил тёще. Узнал, что всё прошло без осложнений и скоро Машу переведут из реанимации в обычную палату… Стал ждать звонка.
     Но она до сих пор не позвонила, хотя прошло уже три дня.
    
* * *
     Темновато. Точнее - освещение рассеянное. Должно быть, вечер или как-то затемнены окна. Маша осмотрелась, хотя это оказалось проблематичным (вокруг - трубки, даже изо рта одна торчит!). Осмотрелась только глазами, насколько смогла. Больница. В палате она одна. Огромное количество работающей и не работающей аппаратуры. Пикает, шуршит… Скорее всего, реанимация. Всё верно, так и должно быть, ведь у неё, кажется, серьёзная травма головы… Постаралась сосредоточиться и расшифровать свои ощущения. Ну, в ушах беспрерывно звенит, это  да. Ещё – страшно хочется пить, в голове полная сумятица... и… какое-то непонятное ощущение в левом боку. Не то болит, не то "токает", а если точнее… всё-таки там болит. Да, наверное, это точнее. Вошла медсестра вытащила, наконец, эту глупую трубку у Маши изо рта. Есть ли боль в горле? Сколько пальцев? (пошутить и сказать "восемь с половиной"?) Три. Самочувствие? Хреновое. И горло действительно дерёт. Но голова чувствует себя неплохо, соображает, повязки на лбу нет (а она должна там быть?), и волосы заплетены в косу… Её не подстригли, когда делали операцию? Но она же почти уверена, что ей делали операцию на головном мозге или на черепе… Как же всё это странно!
     -Что со мной? – спросила Маша сипло и постаралась прочистить горло.
     -Всё в порядке, судя по показателям. Операция прошла успешно. Я сейчас поставлю вам обезболивающее. Спешу порадовать - ваш папа тоже в порядке.
     -Папа? Что с папой?
     -Я же сказала – всё в порядке. Операция прошла успешно. Он сейчас отдыхает.
     -Операция? Папе?
     Медсестра странно на неё посмотрела и сказала вкрадчиво:
     -Пересадка почки. Живое донорство. Вы отдали почку своему отцу. Полтора часа назад. А сейчас – вы пришли в себя.
     -Я… ничего не помню… - пробормотала Маша. – Это нормально?
     Спутанность сознания…
     -К вам попозже подойдёт доктор. Он ответит на любые вопросы, - нарочито спокойно ответила медсестра.

* * *
     Но доктор так и не объяснил, почему она ничего не помнит – ни об операции, ни о том, по какой причине папе потребовалась пересадка… Он только повторил уже известное: наркоз, порой, творит странные вещи с нашим сознанием и памятью. Но всё это – проходящее. Память обязательно вернётся, через некоторое время. О папе удалось выяснить только то, что проблемы с почками у него оказались гораздо серьёзней, чем предполагалось. Папа действительно много лет страдал каким-то заболеванием почек, название которого было очень красивым, но Маша это название так и не выучила. Не выучила потому, что никак не хотела думать о плохом. Она всегда была уверена, что если зацикливаться на чём-либо (а заучивание сложного названия Маша моментально перевела в ранг "зацикливания"), получишь именно то, на чём зациклился. Или не получишь… Голова отказывалась работать и мысли действительно запутывались. Чуть было не задала доктору вопрос о том, почему последнее, что она помнит - это тёмно-бордовые листья клёнов. Не спросила только потому, что внезапно поняла: ответ ей мало интересен. Кстати, а почему? Может просто побоялась спросить, чтобы не сойти за совсем уж чокнутую…
     И то верно - лучше не задавать вопросов. Вдруг как это - очередной эпический фотоцикл под названием "Она в больнице"? Вдруг завтра-послезавтра, когда её перевезут в палату, вместо мамы (доктор пообещал, что мама придёт навестить) Маша увидит у своей койки (а как его зовут?) типа с фотоаппаратом? Его, кажется, зовут… Андрей?... И убежать она никуда не сможет. Снова будет обречённо позировать… И тут Маша увидела обручальное кольцо у себя на руке. Испугалась страшно! Чуть не закричала. Сначала боялась прикасаться, а потом – сдёрнула с пальца, как присосавшегося гада ("гад" уже присосался – было немного больно от рывка) и, неверной рукой, положила на краешек тумбочки. Версий в этот момент в голове родилось просто невероятное количество! В том числе и самая дикая… Размышляла, вздрагивала, но… внезапно поймала себя на том, что и об этом ей думать ну совсем не интересно. Сов-сем. Без причины (или именно потому, что причина есть?). Да что происходит-то? В чём дело? И почему она уверена, что навестит её именно мама?...
     После укола, который поставила медсестра, Маша быстро успокоилась. Тревожные мысли как-то вмиг притихли и рассосались. Теперь она пребывала в приятной полудрёме, не пыталась искать ответы на вопросы и уже почти не косилась на пресловутое кольцо. На ум стали приходить какие-то мелкие воспоминания – школа, детский сад, институт… Так приятно было об этом думать, видеть в своём воображении родные лица, слышать голоса… Как же она хочет всех увидеть! После пережитых кошмаров её переполняло небывалое спокойствие, и даже умиротворение. Она улыбалась. Папа в порядке… Это что, сон? Или скачок через время? И где… где всё-таки этот чёртов извращенец-фотограф? Похоже, она уже не может себе представить жизни без смотрящего на неё объектива…
     Всё позади? Или… Или этого просто не было? Приснилось? Ничего себе сон!
     Она заснула, так ничего не решив и не вспомнив.

* * *
     Мама плохо скрывала слёзы. Наверняка проплакала не один час. Осунулась, постарела…
     -Мама, я ничего не помню! – выпалила Маша, едва увидев её на пороге. - Ничего про папину болезнь, представляешь? И я понятия не имею, что за кольцо было у меня на пальце, откуда оно!…
     Выдав всё это, она почти испугалась и засомневалась в собственной вменяемости, ведь собиралась-то сказать совсем другое. Собиралась радоваться встрече, своему чудесному спасению, свободе… Но мама, как видно, совсем не удивилась странному поведению дочери. Она никак не прокомментировала Машину тираду, будто бы ничего особенного тут нет. Но ведь обе они должны сейчас ликовать и сжимать друг друга в объятиях! Я что, не права? Дочь, по сути, вернулась из мёртвых, после стольких лет неизвестности… Кого здесь подменили – Машу, её маму или… Или ничего не было? Приснилось в кошмарном сне… Странно, но именно кошмарным сном и воспринимались сейчас Машей её жуткие приключения в плену у маньяка…
      Прервав полубредовые Машины размышления, мама тихо спросила:
     -Как ты себя чувствуешь?
     -Глупо, - ответила Маша. – Лежу и ничего не могу вспомнить. Только всякую чепуху из детства и школьной жизни…
     Подумала и прибавила осторожно:
     -Расскажи мне скорей, как я тут очутилась? И где… Андрей?
     -Какой Андрей?
     -Фотограф. Это кольцо… - она замолчала не в силах проговорить страшную фразу. – Кольцо – его?
     Маша выжидательно смотрела на маму. Порядком подзабылась замудрёная институтская наука о наблюдательности, языке тела… Когда-то она могла запросто читать по лицам и жестам, без ошибки пересчитать все очки и шляпы в пределах своего зрения… Когда-то? Да нет же! Вот же, она ясно видит, что мама в замешательстве, медлит с ответом неспроста.
     -Расскажи мне всё, не молчи! – не выдержала Маша. – Я помню, как в квартиру ворвалась милиция или спецназ, как врач искал у меня пульс, как несли носилки вниз, помню, что была осень и шёл дождь…
     -Ты вспомнила, - выдохнула мама. – Всё вспомнила… Радоваться этому или ужасаться – не знаю… Ох, подожди, - она вытащила из сумки какие-то таблетки и положила под язык.
     -Валидол? – спросила Маша.
     -Да, я на нервах который день. Слава Богу, с тобой всё в порядке. Я говорила с врачом. У папы тоже показатели в норме… Ты идёшь на поправку. Мне, правда, сказали, что у тебя – лёгкая спутанность сознания, но скоро это пройдёт. Вадим звонит дважды в день, тоже весь изнервничался. Утром сегодня с ним говорила. Ты бы включила телефон, Маш. Мы с ним оба понимаем, что ты ещё очень слаба, но сказать мужу два слова ты, я уверена, в состоянии. Где твой сотовый? Наверно, уже разрядился. Давай включу, и заодно поставлю на зарядку, чтоб тебе лишний раз не двигаться…
     Наступила пауза. Маша смотрела на маму, широко раскрыв глаза. Та, в свою очередь, смотрела на неё и ждала хоть какого-то ответа.
     -Ка… какой ещё муж? – наконец смогла произнести Маша. – Чей муж?
     -Вадим. Твой муж. Вы расписались тринадцатого июля, он прилетал к нам с сыном. Твои мальчики пробыли тут две недели. У него чудесный сынуля, светится как ясно солнышко…
     И добавила совсем тихо, потерянно:
     -Ты не помнишь?
     Маша покачала головой отрицательно и потрясённо.
     -Что последнее ты помнишь? – снова спросила мама.
     -Как меня несут на носилках вниз по лестнице, - медленно сказала Маша. – Дождь и клёны. Потом я отключилась…
     -Машенька, это было четыре года назад.
     -Четыре года? Не может быть… - начала Маша и замолчала. – Четыре года назад? И я совсем не помню, что было со мной на протяжении четырёх лет? – пробормотала она. – Как же так?...
     -Ретроградная амнезия из-за черепно-мозговой травмы, из-за шока, который ты испытала, - сказала мама. – Все эти годы ты не помнила ничего из своей прошлой жизни. Ты начала жизнь новую. В другом городе.
     -Я уехала отсюда? Спряталась? От НЕГО?
     -Его посадили, но выпустили по амнистии. Хороший адвокат. Статья "Причинение тяжкого вреда в состоянии аффекта". Он тебя избил до черепно-мозговой травмы.
     -Он бил меня каждый день… Он – настоящий профи в этом смысле. Без синяков и переломов… Это был один из его многочисленных кайфов… Мне посоветовали спрятаться?
     -Да. Следователь, который вёл дело. Он был бессилен помочь.
     -Я выбралась… Я знала, что выберусь… - она всхлипнула.
     И вдруг, внезапно, слёзы градом полились из её глаз.
     -Мама, - шептала она, - мама…
     Мама обнимала её, насколько можно обнять человека, полулежащего на железной, громоздкой больничной койке и молчала. Она знала, что Маша должна, наконец, выпустить эту боль. Все эти годы воспоминания таились где-то там, внутри, они заставляли её страдать, они мучили неизвестностью…
     -Вызвать медсестру? – спросила мама.
     -Нет, - промычала Маша. – Нет… Хватит с меня успокоительного…
     И снова заплакала.
     Так прошло около часа. Через какое-то время Маша затихла, и только вздрагивала, прижавшись к маме.
     -Теперь уже легче будет. Теперь всё будет хорошо, - повторяла мама. – Поспи, Машенька. Ты устала. Тебе нельзя волноваться. Поспи, маленькая…
     И она снова уснула. Сама не заметила как.

* * *
     -Вы чего-то не договариваете, Светлана Павловна, - сказал Вадим. – Вы уж, пожалуйста, говорите сразу всё, а то ваши попытки что-то утаивать только вредят. Что там? Осложнения всё-таки имеют место быть? Я в курсе, что с донором может произойти множество неприятных вещей, и даже не исключено самое худшее (не очень внимательно читал этот пункт, потому что сразу отмёл его). Мы перерыли гору информации в интернете, полностью отдавали себе отчёт в том, на что она решилась и что всех нас может ожидать…
     -Маша забыла те четыре года, которые прошли после возвращения домой из кошмара. Для неё их не было, - сказала Светлана Павловна, и почувствовала, что ей страшно. – Вадим, вы для неё никогда не существовали, она вас совсем не помнит.
     "Скайп" уныло передавал картинку: тёща сидит за столом, торшер светится у неё за спиной – старенький такой торшер… Вадим помнил его очень отчётливо – когда, неделю назад, был на Урале, лампочка в этой старой лампе перегорела, и они вдвоём с сыном вкрутили туда новую. Данька был горд проделанной работой!… Бордовый шёлковый абажур торшера обшит понизу затейливой бахромой с золотым люрексом (Машиной маме нравится такой стиль, а потому Вадим проглотил свои комментарии)… Камера в Уральском ноутбуке средней паршивости. Предлагал выбрать веб-камеру получше, но обе, Маша и её мама, отказались наотрез. Потому отказались, что он хотел ПОДАРИТЬ родителям жены этот гаджет…
     -Я не буду тупо спрашивать: "а вы задавали ей наводящие вопросы?", - сказал Вадим, помолчав. - It's waste of time //Это трата времени//…
     -Не задавала. Точнее, я задала далеко не все вопросы. Она ещё слишком слаба и ей нельзя волноваться. Вы только не паникуйте раньше времени, Вадим. Всё образуется. Ведь прогресс уже есть. Наверняка она скоро придёт в норму.
     -Вы не очень уверены в том, что говорите, - заметил Вадим. – Да и прогресс ли то, что Маша вспомнила предыдущую жизнь, но забыла нынешнюю?... Теперь мне стало понятно, почему она до сих пор не включила сотовый.
     -У неё шок.   
     -Да. Я понимаю. Shock… В общем-то, примерно такого поворота событий я и ожидал. Правда, надеялся, что всё произойдёт тут, дома.
     И добавил, отвечая своим мыслям:
     -Doesn't make sense… //Не имеет смысла…//
     -Я попробую уговорить её поговорить с вами.
     -Очень прошу – не давите… Я предпочёл бы дождаться, когда она сама, без уговоров, позвонит мне. Вы считаете, что это будет нескоро?
     -Могу только догадываться, - вздохнула Светлана Павловна. – До завтра, Вадим. Я обещаю вам не давить на Машу.
     -Да, пожалуйста… Чёрт, как я не хотел уезжать! Проклятая работа…
     -Кстати, как там у вас дела, на новом месте?
     -Обживаюсь, если можно так сказать. Подчинённые пока в отпусках, я практически один. Тут только я и половые дизайнеры.
     -Ктоо? – переспросила тёща в полном недоумении.
     -Cleaning woman… Простите, уборщицы, - поправился Вадим, сообразив, что снова перешёл на английский, и улыбнулся. – Они от ремонта линолеум отмывают.

ГЛАВА 2
СМЕРТНАЯ СКУЧИЩА
   Южное лето. Обычное лето (если не считать, что оно первое с тех пор, как у Вадима появился сын) – в июле несколько раз ездили с Богданом в Кабардинку, а потом мальчик упросил свозить его в Геленджик. С Геленджиком у Даньки связаны совершенно волшебные воспоминания. В два года он побывал там с мамой (совсем недолго оставалось ей жить, совсем недавно это всё было – но малышу казалось, что прошло ну ооочень много времени!). Рассказывал Богдан о той поездке увлечённо, по-детски, давая обыденным вещам особенные названия (фантазёр ещё тот!), а Вадим, слушая его, понимал: ну да, ну да -  парк отдыха с аттракционами, животными и сладкой ватой, шоу-программы с клоунами и ростовыми куклами. Аквапарки, дельфинарии, детские кафе-кондитерские… А вот тут мама оставила его на попечение подруги (судя по всему, терпежа уже не было) и запропала до утра… Это так похоже на Зойку! Кстати, в свидетельстве о рождении мальчика его родным городом значится… Филадельфия. Да-да, та самая! Но он совсем ничего не знает о своей американской жизни (когда Вадим об этом спросил, Данька очень удивился). Выходит, не "несколько лет" провела Зойка в Штатах, а скорее всего несколько месяцев: сын помнит себя с тех пор, как ему исполнился год (Вадим вычислил по некоторым событиям) и это – целиком Российские воспоминания. Не прижилась она, значит, в Америке. Да и замуж там не выходила (теперь даже Барбара это признаёт)… В какой-то момент Вадиму показалось вдруг, что в душе что-то шевельнулось. Тяжёлое, несуразное, и почти заставило паниковать… Но уже через минуту понял – это не по Зойке тоска, это по Маше соскучился, потерялся в неизвестности и неопределённости… Вернулись из поездки чёрные, как аборигены, привезли сладкой вкуснятины для Лизы (Данька настоял, он собрал, наверное, всю окрестную чурчхелу и леденцы), уйму сувениров, которые очень быстро раздарили, кучу фотографий в фотоаппарате…
     В августе уже начались трудовые будни. Немного странно было – чужой кабинет (который теперь по праву твой), секретарша… Полтора года назад Вадим вынужденно заменял заболевшую директрису Жанну Семёновну и еле вырвался отсюда. Ему не понравилось "заведовать хозяйством". Вне зависимости от размеров зарплаты он хотел быть простым учителем! Вот уж не думал, что доведётся вернуться, уже на правах хозяина… Жизнь всегда решает за нас. Начал, как уже сказано, с ремонта, продолжил – растениями в директорском кабинете. Жанна Семёновна забрала к себе домой те цветы и цветочки, которые были дороги лично ей. Вадим посовещался с Олей (это секретарша, если кто-то не помнит), с видом экспертов заглядывали в каждый горшок, ковыряли… В итоге – избавились от всего старого, изросшегося. Теперь в кабинете директора вились японские фикусы, стояла шикарнейшая аукуба, ну и конечно – монстера (почти полная копия ТОЙ САМОЙ). Секретарша настояла на приобретении орхидеи (фиолетовой, чёрт побери!), сказала, что это – мечта всей её жизни (как тут устоять, и не исполнить заветную женскую мечту?)…
     С репетиторством Вадим теперь уже абсолютно завязал и с семьёй Паренаго распростился. Поначалу Конфуций вознегодовал, но деваться-то некуда. Пришлось примиряться с фактом: любимый репетитор его дочки покинул этот дом, покинул без малейшего сожаления и ни о чём не хотел вспоминать. Главе семьи всё-таки хватило здравого смысла оставить дочь доучиваться в тридцатой школе, несмотря на угрозы перевести её в гимназию. Если бы перевёл – поступил бы непоследовательно и глупо, ведь хочет же, чтобы чадо получило нормальный аттестат, а у Тани проблемы с восприятием мира… Ради того, чтобы помочь Конфуцию поступить правильно и не пороть горячку, Вадим съездил к Паренаго домой. Поговорили достаточно мирно и обстоятельно, в присутствии Тани и Людмилы. Втолковал главе семейства, что ни в коем случае не бросает свою ученицу на произвол судьбы и даже нашёл себе замену: молодой учитель истории (из гимназии кстати), два года назад закончивший институт. Помимо своего предмета, этот парень прекрасно знал английский (правда, произношение у него отвратительное, но зато пишет без ошибок!), сносно говорил по-французски… Главное, что выглядел он великолепно и походил на танцора из стрип-шоу (Людмила должна оценить)… И, конечно, новый репетитор всех более чем устроил. Особенно отрадно то, что от Людмилы нет ни звонков, ни SMS (а были ещё весной). Вот и славно! По всем статьям.
     Ну, а если… Если не увиливать от ответа и не строить из себя сверх-человека, то Вадим, конечно, слегка "мандражировал". Ведь первый удачный опыт директорства отнюдь не гарантирует дальнейших успехов на новом поприще. "Тогда" ему было откровенно плевать на всё, он ни за что не цеплялся. Теперь же - будь добр быть серьёзней, ответственней, взрослее, Вадим Ефимович…
     Блин!

* * *
     День прошёл монотонно, без малейших сюрпризов. Утром свозил Даньку на массаж и тренировку, поговорил с тренером. Малыш уже совсем в порядке и даже более того, тренер посоветовал попробовать посерьезней позаниматься с ним плаванием. Ну, там поизучать стили, понырять… Данька, присутствовавший при разговоре, впал в неуправляемый, неконтролируемый восторг.
     -Папа, научи меня ны-лять! – сказал он, когда ехали домой.
     На заднем дворе дома вообще-то имелся довольно большой бассейн (по крайней мере, для Даньки вполне хватит), но уже три года как его не могли починить. Там что-то проржавело, требовался серьёзный ремонт с раскопками (бульдозер и всё такое), а у отца руки не доходили… Пожалуй, теперь появится повод настоять на ремонте престарелых коммуникаций!
     Вадим и сам уже собирался начать посещать с сыном бассейн. Решено, будем плавать! Неделю назад, очень кстати, отыскал в старой, ещё школьной (чудом сохранившейся), записной книжке номер своего тренера по плаванию. Тренера не видел уже лет шестнадцать, и не был уверен, что тот до сих пор работает. Позвонил просто на удачу. Оказалось – работает! Вот и получилось, что позвонил поинтересоваться, к кому можно обратиться с мальчиком четырёх с небольшим лет, а нарвался на комплименты. Былой наставник радостно его приветствовал и сразу же назвал "Димой". Оказывается, тренер до сих пор не забыл, как целеустремлённо и почти фанатично добивался Вадим своих спортивных целей – сначала разряды, потом мастер спорта… "Ты был таким упорным! Невероятно стойким, даже если проигрывал, не сдавался никогда! Мечта любого тренера! Хотелось бы, между прочим, взглянуть на тебя теперь. Заходи, думаю у нас тобой найдётся о чём поговорить. В нашей среде есть люди, которые помнят тебя, и с радостью посмотрят твоего сына, хотя четыре года, конечно, маловато для того, чтобы начать серьёзные тренировки. Да я сам его посмотрю, только приходи!" Пришлось смущённо оправдываться, говорить, что у него и в мыслях не было пропихнуть своего сына в плавание, он просто хочет, чтобы малыш не терял формы и не болел… Смешно, право… Ведь ему приятны слова тренера, и приятно вспомнить с ним старые времена… Конечно, Вадим обязательно придёт. Хотя бы только ради того, чтобы просто посидеть и повспоминать былое…
     С полудня занимался бумажной работой, параллельно отвечая на звонки и звоня куда-то сам. В основном хозяйственные дела, счета, проблемы… Одно слово – директор. И, чёрт, кажется ему это начинало нравиться! Жанна Семёновна, в своё время, настояла, чтобы Вадим прошёл переподготовку (два семестра) в политехе, на кафедре "Государственное и муниципальное управление". Изучали менеджмент, правовые основы государственного и муниципального управления, кадровое обеспечение, социологию, этику управления, деловые коммуникации, технику ведения деловых переговоров… Ух… Вадиму всё это не то чтобы трудно далось… Обучение-то далось довольно легко, он быстро вник и, как всегда, получил блестящий во всех отношениях диплом (с которым поначалу не знал, что делать), но пришлось жертвовать свободным временем, причём серьёзно жертвовать. Настя, на которой тогда был женат (год учёбы практически полностью совпал с годом после свадьбы), бесконечно ворчала, что он забросил личную жизнь и совсем перестал замечать жену (а вот и неправда!). Что касается тогдашнего репетиторства – укоротил часы занятий и даже иногда разбивал их на части. Время спрессовалось настолько, что, при желании, его можно было нарЕзать, как хлеб. А тут ещё – в Ауди, мирно припаркованную на стоянке возле спортклуба (Вадим в то время посещал тренировки по утрам), врЕзались какие-то кретины. Машина – в хлам… Пробовал передвигаться по городу своим ходом и на такси, но везде опаздывал, несмотря на то, что стал проводить жизнь набегу, как Форест Гамп. Лишился семи кило (да так там и остался по сей день). Собирался бросить к чертям затею с переподготовкой (порой, от переутомления, не мог спать по ночам – мама поила его какими-то каплями, помогало), но удержался. И правильно сделал. Реально пригодилось. Жанна Семёновна, как обычно, права…

* * *
     На новой работе Вадим включал только мозги, а внутрь не пропускал ничего. В конце концов, работать только головой всегда предпочтительней, если на тебе такая гора разнообразных ответственностей. Даже пообедать, между прочим, он никогда не забывал (в школьной столовой).
     А сегодня на сотовый позвонила мама и попросила оставить Даньку на ночь, после чего со вздохом выслушала возражения… Она, конечно же, знала обо всём, что случилось с Машей в отъезде. Вадиму не особо хотелось распространяться на эту тему, но маму-то не обманешь. Ей пришлось рассказать… Теперь она каждый день звонила справиться о новостях. Новостей никаких не было, и потому разговаривали всегда очень недолго. Мама вечно твердила о том, что он скоро загонит себя – слишком резко закусил удила, сил может не хватить. Нужно распределять нагрузки – кому об этом знать, как не ему, бывшему спортсмену… В шесть часов вечера Вадим перезвонил ей и сказал, что, так и быть, оставляет сегодня Даньку ночевать у дедушки с бабушкой, а сам подольше поработает. Конечно, мама обрадовалась тому, что хотя бы что-то из своих каждодневных обязанностей сын отпустил, но с другой стороны (и Вадим это почувствовал), сильно встревожилась.
     -Ты слишком много работаешь, - в который раз повторила она . – Отдохнул бы. Я потому и Данечку оставить у нас просила, чтобы ты отоспался. Постоянно бежать от действительности в работу – не дело. Убеги куда-то в другое место. На концерт например или в театр…
     Да уж, что верно, то верно. От букв уже рябило в глазах но… Как пойдёшь куда-то один? Грустно же будет – сидеть одному на концерте или в театре. Куда как приятнее, когда рядом девушка… Закралась мысль вывести "в свет" Барбару. Комично… Он съездил к маме на ужин, а потом вернулся в школу, где просидел ещё почти четыре часа… К счастью, отыскал для себя подходящее кожаное кресло, которое уменьшало нагрузку на позвоночник (через интернет отыскал!). С гордостью, не слушая никого, потратил на него хорошую часть своей первой директорской зарплаты. А какого чёрта тратить общественные деньги, в то время как твоя нынешняя зарплата еле-еле помещается в твоём же мозгу?... Снова пришла мысль о посещении театра с Барбарой. Посмеялся, отложил бумаги и… поехал в ближайший ночной клуб. Оставил машину на платной стоянке - решил во что бы то ни стало сегодня напиться. Ну или просто "нарезаться", как говорит Маша…
     Ах да, нужно ещё не забыть упомянуть о том, что уже неоднократно Барбара предлагала Вадиму услуги её "коллег по цеху". Не слишком навязчиво, но… увы, регулярно. Она слишком хорошо знала его прошлое... Настойчивость подруги слегка нервировала (а иногда не слегка), психовал и хамил ей, не чувствуя никаких угрызений совести. Действительно - в его голове никогда не выстраивалось снобистских жизненных формул: "Жена – это нечто вроде любимой игрушки, временно расставшись с которой настоящий мужик должен найти себе новую, на замену". Более того, Вадим всерьёз считал себя упёрто-моногамным и если выстраивал какие-то логические цепочки на "женскую" тему, то только вот такую: "Настоящий мужик не станет рассуждать о проблеме вынужденного воздержания, он откажет сотне ради одной-единственной". Скажете - ботаник и задрот?... Вот и Барбару его отказы удивляли своей нелепостью. Она только пожимала плечами и выпячивала нижнюю губу в знак недоумения. Но Вадим твёрдо стоял на своём. Для него проблема не существовала и "забота" Барби была, сказать по правде, неуместной…
 
* * *
    Посмотрел на часы и понял, что прошло, оказывается, уже почти два часа. Он их совсем не заметил. Сидел возле стойки бара на красивом высоком табурете, смотрел по сторонам, пересчитывал красивых девушек. Галстук ослаблен, пиджак лежит рядом, на стойке бара... Вообще-то, ему было чем занять голову. В течение дня огромное количество "мыслей о личном" сильно мешало работать, но в данный момент, пожалуй, можно и расслабиться. Вадим прекрасно понимал, что без толку ломает себе мозги, и лучше бы вообще выкинуть из головы то, что на данном этапе от него не зависит. Тем не менее, осознание своего бессилия убивало - он не привык к таким вот странным, необъяснимым поворотам. Но, вне зависимости от того, к чему и кто привык, самым умным ходом здесь являлось ОЖИДАНИЕ. Как не крути! "Сиди, не высовывайся", - сказал себе Вадим, и разом прекратил звонить на Урал. Оставалось только искать плюсы в этом подвешенном состоянии.  Поискал и нашёл (загибаем пальцы) – например, за очень короткий срок, расправился с горой рутинной работы, перелопатил тьму документов, переговорил и повидался с армией больших и маленьких начальников, начальников начальников, просто начальников, вообще не начальников, клерков и разных уполномоченных лиц. Теперь его все и везде знали, величали Вадимом Ефимычем и уважали (ну, или делали вид, что уважают) его молодость и креативность. Конечно, нормальный человек, в период "вхождения в ответственную должность", станет кропотливо, строго по графику, трудиться. Приходить – минута в минуту, уходить – минута в минуту, чтобы зарекомендовать себя с самых лучших сторон… Вадим продвинулся гораздо дальше: порой он уезжал с работы далеко за полночь и приходил на работу к девяти часам утра (как это правильно обозвать – "трудоголизьм"? "выпендрёжь"?)… Разве что не засыпал на работе, хотя и это не исключено, в скором времени. Признаться, иногда (по старой памяти) с тоской думал о сигаретах, но ему удавалось успешно гасить наваждение. Даже действенный метод борьбы придумал: вызывал из памяти мерзкий вкус "Беломора", и табачная тоска неминуемо сдавалась. Он не сомневался – это всё стресс, но, в отличие от тяги к курению, со стрессом бороться не спешил. Пусть его. На носу первое сентября, а это означает, что обязательно грянет традиционная череда проблем. Всё как всегда. Несколько лет отработал завучем, а потому прекрасно осведомлён, иллюзий не питает и потом…
     -Привет, - услышал Вадим незнакомый женский голос.
     Ещё прежде чем повернул голову, ответил:
     -Доброй ночи, - допил свой очередной дежурный "дринк", и попросил повторить (уже в который раз).

* * *
     -Ты меня, конечно, не помнишь, – продолжил женский голос.
     Он повернул голову на звук. Вообще-то, ему было всё равно куда смотреть. Вполне возможно, например, прямо отсюда наблюдать за стриптизом – в данный момент у шеста работала шикарная блондинка, вся с головы до ног обточенная пластическими хирургами и щедро смазанная маслом. Вадим даже подумывал подойти и сунуть купюру ей за какую-нибудь, возможно, оставшуюся резинку (ну, в крайнем случае за ремешок золотых "греческих" сандалий на высоченных металлических шпильках). В самом деле – девушка славно потрудилась над своим телом. Тот факт, что её груди напоминают дыни типа "колхозница", а талия заставляет подозревать, что дива удалила себе вообще все рёбра, не имеет никакого значения. Скажете – смешно? Смешно. Но человек, столько всего положивший на алтарь своей внешности (не важно с каким результатом!), несомненно заслужил награду. Вадим мог бы с одинаковым успехом разговаривать с "женским голосом" и смотреть при этом на голую гуттаперчевую блондинку (смотреть было приятней, потому что долгих полемик совсем не хотелось). Разноцветные пляшущие огни, отсветы и периодически вспыхивающие лучи лазера сильно мешали к чему-нибудь толком приглядеться (кроме блондинки, на которую светил мощный прожектор). А потому, Вадим, не раздумывая и не вглядываясь, просто сказал:
     -Не помню. Присаживайся.
     -Спасибо, - сказала девушка и примостилась на табурете рядом (определить какого цвета эти табуреты не представлялось возможным всё из-за той же иллюминации). В пальцах у незнакомки тлела сигарета.
     -Тебя не раздражает? - поинтересовался Вадим.
     -Что меня должно раздражать?
     -Освещение. Ты часто тут бываешь?
     -Бываю…
     -Администрацию клуба всегда так штырит от цветных огоньков или сегодня праздник, о котором я не знаю?
     Девушка хихикнула:
     -У них это вроде фишки. Ночной клуб называется "Вспышка". Тут везде написано, - она растопырила пальцы и показала ими в разных направлениях.
     -Серьёзно? – удивился Вадим, озираясь.
     Повсюду и вправду светились неоновые надписи: "Flash".
     -Надо же, а я и не заметил… Flash's theme… В таком случае они претендуют на оригинальность… Вадим, - он протянул руку девушке.
     -Ого! Настоящее имя или псевдоним на одну ночь?
     -Оно похоже на псевдоним?
     -Слишком красивое для настоящего имени. Я – Евгения, - она пожала его руку, слегка наклонив её к себе, и задержала взгляд на обручальном кольце.
     Вадиму всё-таки удалось разглядеть эту Евгению. Брюнетка (судя по всему, натуральная), с густой прямой чёлкой, в легинсах. На тонких каблуках сантиметров в 12, как и блондинка у шеста. Узкие глаза – очень похожа на монголку или японку, а скорее всего, бурятка или калмычка… О длине волос трудно судить, потому что они (достаточно небрежно и даже слегка спутанно) струятся по плечам, по талии, и теряются где-то там, внизу, в тенях и отсветах. Одно точно - ниже пояса. А ещё, ему показалось, что радужка этих азиатских глаз красного цвета…
     -Могу сказать то же самое и о твоём имени.
     -Оно настоящее.
     -Не сомневаюсь, - кивнул Вадим. - Мы где-то уже встречались, как я понял?…
     -Полгода назад. На дне рождения Барби в ЦТЮ. Я - DJ Jinn. Отвечала за музыкальное оформление, весь вечер торчала за пультом. У тебя тогда были длинные волосы, и ты сопровождал красивую девушку, которая потом суперски танцевала с Барбарой танго. Кажется, девушку звали Маша. Ты ревновал её ко всем подряд (даже к Барбаре) и это было очень заметно.
     -Да я её вечно ревную, как осёл, - кивнул Вадим и улыбнулся. - Маша – моя жена, и она меня мужественно терпит
     -Правда? – удивилась Евгения. – Неожиданно. Если не обманываешь, то вы с ней – просто шикарная пара!
     -Не обманываю, - снова кивнул он.
     -Вау, супер! – восхитилась новая-старая знакомая.
     -It's very kind of you  //Это очень мило с твоей стороны//, - сказал Вадим, как обычно не заметив, что перепутал русский и английский. – У тебя хорошая память на лица. Я ни за что не узнал бы тебя. Тем более, в клубе Flash отвратительное освещение.
     -Не смертельно. Секрет моей хорошей памяти на лица предельно прост: ты похож на главного героя американского сериала "Защитник", (особенно сегодня, подстриженный и в рубашке с галстуком) – потому я тебя запомнила.
     -Не смотрел.
     -Зря. Посмотри. Уверена, тебе понравится фильм. У того парня волосы немного светлее, а в целом – есть сходство.
     -Что ты здесь делаешь? Работаешь?
     Евгения покрутила головой:
     -Нет, конечно. Иногда я отдыхаю – меня вытаскивают сюда подруги. Но в клубах для меня – не отдых. Кабинетным работникам этого не понять…
     -На мне уже написано, что я – кабинетный работник? – усмехнулся Вадим.
     Евгения пожала плечами:
     -Неужели угадала?
     -Угадала. Вообще-то я – школьный учитель, но теперь меня повысили в должности, так что с прежним ремеслом пришлось распроститься, - он спрятал свой вздох.
     Но ничего скрыть не удалось. Судя по всему, слишком расслабился.
     -Раз уж ты вздыхаешь - будет не вежливо поинтересоваться, насколько тебя повысили, или это вполне адекватный вопрос? – поинтересовалась Евгения. 
     -Для кого как. Меня очень повысили. До директора.
     -При этом он вздыхает и строит похоронное выражение лица! – воскликнула Евгения. – Или ты кокетничаешь?
     -К несчастью, нет.
     -Всё равно, давай отметим! Ты же наверняка сам ничего не отмечал и жене не позволил этого сделать!
     "Чёрт, она права, - подумал Вадим. – Своё назначение я не отметил. Но зато мне, в последнее время, везёт на проницательных девчонок!"
     Между тем, Евгения подозвала бармена и попросила, кивнув на Вадима, "того же, что у него".
     -Это вообще-то водка, - сказал Вадим, показав на свой стакан.
     -Да и хрен с ней.
     Они чокнулись.
     -Cheese, - напутствовал Вадим.
     Проглотив содержимое своего стакана, Евгения ойкнула и закашлялась. Вадим засмеялся.
     -Водички? – услужливо спросил бармен (судя по всему, нарочно поджидал и наблюдал, чтобы задать этот вопрос).
     Она сделала жест бармену: "отойди" и снова обратилась к Вадиму:
     -Сноровку потеряла. Давно не пила водку… Ну, так ты расскажешь, наконец, почему в три часа ночи сидишь один за стойкой бара и надираешься?
     -Я не надираюсь. Я – выпиваю.
     -А есть какая-то разница?
     -Принципиальная, - сказал Вадим и опять улыбнулся. – Моя жена в отъезде, я ошалел от работы, а любовницы у меня нет, - он развёл руками. – Вот и всё.
     -В отъезде?
     -Да. У своих родителей. Её папа очень болен. Она помогает, чем может.
     -И давно вы с ней виделись в последний раз?
     -Дней пять назад.
     -Совсем недавно…
     Он заметил, что девушка слегка разочарована и перехватил инициативу:
     -А теперь ты ответь, почему твои глаза красного цвета?
     Евгения расхохоталась:
     -Не дальтоник... Извини. Не обиделся?
     -На что?
     -Хорошо, что не обиделся. Мне случалось встречаться с дальтониками – помимо вечного недопонимания между полами, с дальтоником добавляются ещё и всякие нестыковки. Говоришь простые вещи, а человек просто не врубается в то, что ты хочешь до него донести. Отсюда – обиды и дополнительное недопонимание. А глаза красные потому, что многих это бесит. В том числе и моих подруг. Вампирская тема. Сумерки атакуют.
     -Да уж, смотрел. Буквально под конвоем. Этот фильм – моё наказание. Но тебе, - он показал на неё пальцем, - респект за креатив.
     -Спасибки. Интересно, а кто тебя конвоировал к этому фильму?
     -Вообще-то дочь. Я в школе значусь председателем киноклуба, и она сказала, что "председатель" просто обязан посмотреть "Сумерки", ведь девочкам нравится – вдруг они захотят обсудить его на киноклубе.
     -Ну и как, обсудили?
     -Нет конечно. Там же обсуждать нечего.
     -Не согласна! – засмеялась Евгения. – Я бы, например, обсудила Роба Паттинсона. Тема обсуждения была бы: "Что у Роба уродливей – физиономия, задница или походка?".
     -У нас таких тем не бывает. Мы очень политкорректны, - в очередной раз улыбнулся Вадим. – Кстати, с этими красными линзами ты больше похожа на стригоя, чем на вампира из Сумерек…
     -Ого! - оживилась Евгения. – Выходит, про "Академию Вампиров" ты тоже слыхал! Неужели читал? Ведь фильма по ней ещё не сняли.
     -Фильм скоро будет, - обнадёжил Вадим. – Американские фаны уже и кастинг проводят. Моя дочь болеет этой темой, а я, выходит, просто обязан быть в курсе новостей. Читал. Четыре книги осилил и собираюсь начать пятую. К слову, в Академию заложено куда больше, чем в Сумерки. Автор Рейчел Мид поднимает проблемы трудности жизненного выбора, верности идеалам и друзьям, много там и психологических аспектов… Возможно, я даже фильм посмотрю с удовольствием.
     -Чудеса! – восхитилась Евгения. – Но кастинг, который "проводят американские фаны", не очень воодушевляет. Кого они могут выбрать на роль "русского бога" Беликова? Америкоса? Подташнивает, когда представляю себе Дмитрия, говорящего с поддельным русским акцентом. УЖОС.
     -И всё-таки сдаётся мне, что ты здесь не просто отдыхаешь, вычисляешь дальтоников и приверженцев вампирских культов. Ищешь собеседника, не иначе… – сказал Вадим.
      -Можно сказать и так. Хотела с кем-нибудь познакомиться… Обычно приходим с подругами, сидим, болтаем, никого не трогаем, а к нам лезут всякие мужики с периодичностью в 15 минут. Но сегодня, вдруг, тишина. Никого. Веришь?
     -Что изменилось, кроме цвета глаз?
     -В каком смысле?
     -Ну, ты сказала, что обычно мужики лезут и не дают поговорить, а сегодня, вдруг, тишина. Так что же в тебе изменилось? Ведь изменился твой личный взгляд на вещи. Или я не прав?
     Она вздохнула:
     -У тебя была "пятёрка" по психологии, да?
     -Ага, - кивнул Вадим.
     -Насчёт взгляда на вещи я не знаю, но мой статус точно изменился. Теперь я "разведёнка".
     -Я так и подумал. Изменил?
     -В офисе, на корпоративе. А я решила не прощать.
     -Правильно.
     -Что правильно? То что я теперь одна, с ребёнком?
     -Скажи пожалуйста, что тебе нужнее всё-таки - поддержка или просто хочется кому-нибудь морду набить?
     -И то, и другое, - она помолчала. – Но больше всего мне нужно, чтобы меня кто-нибудь проводил до дома. Уже поздно.
     -А подруги?
     -Подруги говорят, что меня переклинило на "бывшем" и я уже никогда ни с кем не познакомлюсь. Мы поспорили, что я подойду к самому клёвому мужику в клубе, и уведу его с собой. Долго высматривали и дружно сошлись на том, что самый клёвый тут – ты, а губы у тебя – обалденно сексуальные.
     -Спасибо. А как же стриптизёры? Посмотри какие тела, - он, показал в сторону шеста, вокруг которого уже минут десять сладострастно вился здоровенный качок с кубиками на всём организме.
     -Шутишь? – вскинула бровь Евгения. – У этих на уме только протеиновые коктейли. Напяливают армейские майки и ловят своё отражение на всех полированных поверхностях.
     Вадим засмеялся:
     -Понял. Спасибо за доверие. Я провожу тебя, но чуть позже. Идёт?
     -Идёт. Значит, можно ещё немного посидеть тут с тобой?
     Вадим посмотрел на неё внимательно.
     -Слушай, а ты вообще в порядке? Быть может, я просто схожу, вызову тебе такси? – сказал он, в конце концов.
     -Я в порядке. Правда.
     -Сдаётся мне, что ты совсем не в порядке. Ладно. Проехали. У тебя кто – сын или дочь?
     -Дочка. Эмма.
     -Серьёзно? Эмма? И сколько ей?
     -Два года. Меня в роддом увезли прямо от диджейского пульта. Все так удивились! Никто не знал до семи месяцев - точно. Стояла с пузом за диджейским пультом, и окружающие ни о чём не догадывались. А когда кто-то замечал, то всё равно думал, что мне ещё нескоро рожать, раз уж я такая резвая, - она рассмеялась.
     -Некрасовская героиня?
     -Не-а. Стахановка. Коня на скаку остановить и в горящую избу – это для русских женщин. Я – на восемьдесят процентов – калмычка. У нас всё немного не так (даже притом, что считаешь родным русский язык, а по-калмыкски знаешь два-три слова). На коня я вскочу и натяну удила, а в горящую избу – только если там мой ребёнок.
     -Дочка у тебя, наверное, тоже героическая?
     -Не знаю пока. Но характер уже выказывает, это точно. А твоей сколько? Ты вообще давно женат?
     -Третий раз – женат две недели.
     -Ого! – засмеялась Евгения. – В третий раз?!
     -У меня двое детей. Старшей – семнадцать, младшему – весной будет пять.
     -Обалдеть. Семнадцать? А тебе?
     -В ноябре - тридцать пять.
     -Никогда бы не подумала. Мне казалось, что тебе лет тридцать. Выходит, ты дочку…
     -В семнадцать.
     -По залёту женился?
     -По любви.
     -Врёшь?
     -Не вру.
     Он снова "повторил". Евгения, на этот раз, сказала: "Спасибо, мне достаточно" и закурила новую сигарету.
     -Ты вот что мне скажи: ты в третий раз женат – вы, мужики, любите своих жён? И вообще – кто они для вас?
     -Я должен отвечать за всех мужчин планеты?
     -Ну, ответь хотя бы за себя. Твоя первая жена ведь не была твоей первой женщиной?
     -Нет, она была именно первой.
     -И опять не врёшь?
     -Ни боже мой. Мне не до девушек было, если честно, я серьёзно занимался спортом, жил по расписанию, был полностью поглощён тренировками и учёбой. Круглый отличник и... девственник до шестнадцати лет. Женился на своей первой девушке. Мы до сих пор дружим. Любовь ушла, но осталось ещё много чего. Я бы сказал: то, что между нами осталось, вполне равносильно любви. Но это не любовь… Ты спрашиваешь, кто для меня моя жена?... - он задумался, глядя на тлеющую сигарету в пальцах Евгении. – Тот человек, ради которого я живу, для счастья которого готов почти на всё.
     -Почти?
     -Исключаю из списка убийства, изнасилования, измены. Никогда не ударю того, кто слабее, никогда не стану пить с подлецом. Не украду. Не предам. Не отвернусь от физического уродства.
     -От физического уродства?
     -Буквально.
     -Это когда кто-то кривой-хромой?
     -Не всегда. Иногда дело только в восприятии, вот как у тебя сегодня, например, - сказал Вадим и прочитал старое стихотворение Новеллы Матвеевой:

Я леплю из пластилина -
Пластилин нежней, чем глина -
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак...

     Евгения помолчала.
     -Знаешь, а ведь ты делаешь всё для того, чтобы я в тебя влюбилась, – сказала она. – Нарочно?
     -Это на уровне инстинктов – видишь красивую девушку и тут же, сам собою, распускается павлиний хвост… Слишком распушил перья?
     -Можешь мне поверить. И ещё, - она потянула носом, – этот запах бергамота… Еле уловимый, но он очень… твой. Обожаю этот запах! Через полчаса втрескаюсь по уши.
     -В таком случае, могу посоветовать тебе срочно вернуться назад, к подругам, - он, на полном серьёзе, посмотрел на часы.
     -И не подумаю.
     -Я уже не соберу павлиний хвост.
     -А и не надо. Мне нравится. У тебя был роман с Барбарой?
     -Это тот вопрос, который задают буквально все, и мне уже надоело на него отвечать.
     -Значит, не ответишь?
     -Почему, отвечу. У меня никогда не было романа с Барбарой. Извини, если разочаровал. Мы – друзья, уже много лет, и наша дружба скорее… мужская.
     Евгения удивлённо приподняла брови.
     -Уж такой она человек, - преспокойно ответил Вадим. – Ну, а ты-то откуда её знаешь?
     -Ничего особенного, и… у меня с ней далеко не такие экзотичные отношения, как у тебя, - Евгения пожала плечами. – Она позвонила по моему объявлению в газете. Я продавала машину. Её "Жук" – бывший мой "Жук".
     -Ты тоже называла его "Зелёная Няка"?
     -Нет, - засмеялась Евгения, - у меня он был просто Жук, Жучок… Что?
     -Ничего, - Вадим отвёл глаза и улыбнулся. – Какая машина сменила "Жука"?
     -Кроссовер Mazda CX-7.
     Вадим хмыкнул одобрительно:
     -Не "Матрёшка" но всё равно - истинно женская машина. Красная?
     -Красная! А что? Что ты опять так странно смотришь и улыбаешься?
     -Мне нравится, когда я кажусь проницательным. Особенно, если рядом находится женщина, способная это оценить, – (Евгения скроила мину, которая, по-видимому, расшифровывалась как "Ой, ну вот только не заливай мне, новобрачный!") - У меня тоже спортивная машина. Subaru Impreza WRX STI Hatchback.
     -Кошмар, как ты запомнил все эти буквы?! - рассмеялась Евгения. – Но она не красная, надеюсь? В мужчинах, у которых красная или синяя машина, есть что-то подозрительное.
     -Спокойствие, только спокойствие, моя Импреза - чёрная, - успокоил Вадим. - Пойдём тебя провожать.
     -Вот давно бы так! – обрадовалась Евгения, как ящерица сползая с высокого сидения.
     Вадим встал на ноги, подхватил со стойки свой пиджак, и отметил: крошечная совсем. Чуть выше Насти. Потому и каблучищи такие носит. Но фигурка, чёрт, просто обалдеть. "Или с тренажёров не слазит или каким-то спортом занимается" – подумал Вадим. Когда они проходили по клубу к выходу, Евгения помахала своим подругам обеими руками. Вадим еле удержался, чтобы не послать в том же направлении воздушные поцелуи. Ему было чертовски весело оттого, что подруги Евгении восприняли их совместный уход абсолютно однозначно. Потому, чтоб не было перебора, вместо воздушных поцелуев он послал им свою фирменную широкую улыбку.

* * *
     Первым делом, едва Маша вернулась домой, мама протянула ей сотовый и показала на компьютер. Подразумевалось: "Выбирай метод коммуникации, чтобы немедленно известить мужа о том, что тебя выписали из больницы, и ты хорошо себя чувствуешь".
     -Нет-нет, я не буду с ним говорить, - сказала Маша, отведя глаза.
     Мама, теперь уже, рассердилась по-настоящему.
     -Напрасно, - отрывисто и резко сказала она. - Из-за своего упрямства ты только хуже делаешь. Это – именно упрямство, Маша, а никакой не посттравматический синдром. Мы уже давно успешно залечили твою моральную травму. Точнее, Вадим её тебе залечил. На твоём месте я давно бы уже позвонила. Неизвестность – хуже всего. Есть "Скайп" – увидишь мужа и, быть может, сразу же вспомнишь.
     -С меня довольно мужчин, - упрямо проговорила Маша.
     -В каком смысле "довольно"?
     -В прямом. Я не хочу никого из них видеть и не хочу ни с кем из них разговаривать. Не хо-чу.
     -Но… быть может, ты не станешь обобщать? Маш, ты его очень любила. Да нет же – я уверена, что ты его ЛЮБИШЬ! Мы много шептались с тобой в июне, когда ты приехала. Дома были только ты и я, но мы всё равно шептались, как в детстве, - мама улыбнулась. – Я с твоих слов знаю, какой твой Вадим терпеливый, внимательный… А ещё, ты говорила, что он – единственный человек, в котором тебя не раздражает ровным счётом ничего и с ним для тебя безоговорочно срабатывает "правило трёх "С" – не Скучно, не Стыдно, не Страшно. Когда ты говорила о нём, у тебя глаза светились. Ты вся была пронизана – радостью, счастьем… Он подарил тебе тебя саму. Ты мне так и сказала: "Вадим подарил мне меня саму"… Когда узнал, что ты решилась на операцию по пересадке почки, немедленно примчался сюда. Бросил всё и примчался. Ты его и Богдана по городу водила, показывала достопримечательности… Богдан – это его сын…
     -А что он бросил?
     -Бросил?
     -Ты сказала "бросил всё и приехал".
     -Работу. Он – директор школы…
     -Так он намного меня старше? Седой дядечка в очках? Ко всему, наверное, ещё и со смешной бородкой, как у Айболита!
     -Как ты можешь быть такой циничной, - горько воскликнула мама, всплеснув руками. – Ни седины, ни очков у него, по-моему, пока нет. Он - очень молодой директор школы. Ему 34. Не знаю, есть ли ещё директора школ его возраста…
     -И за какие заслуги ему такое счастье?
     -Маша, мне не нравится твой тон, - снова нахмурилась мама. – Прекрати немедленно! Ты ведёшь себя, по меньшей мере, некрасиво.
     -Мам, я понимаю, что тебе хочется поскорее восстановить мою память, но… Мне сейчас действительно не хочется говорить о мужчинах. Какими бы золотыми они не были и… Даже о тех, которых я… люблю. Пожалуйста, пойми меня…
 
* * *
     Можно, конечно, сказать так: несмотря на то, что его завалили работой, Вадим держался молодцом и с честью выходил из всевозможных закоулков новой должности. Можно ещё уверять, что работал он без напряга, ведь "бытовуха" не заедает, дОма пусто и никто там не ждёт… Можно. Но не стану.
     Ему не мешали – это да. Более того, все враз, будто сговорившись, прекратили звонить, спрашивать, как дела и ты пы. Если поначалу это обстоятельство, можно сказать, радовало, то через две недели дремучий вакуум стал сильно давить на нервы. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь Вадим захочет, чтобы ему обрывали телефон! Не звонила мама, не звонил отец, Барбара… и даже Богдан, который обожал "тлындеть" по телефону (есть на свете слова, которые мальчик схватывал на лету и немедленно включал в свой лексикон, потому что они ему необъяснимо нравились! из разряда любимых, к примеру, у него был глагол "спелеть")... Иногда, насколько позволяло свободное время, Вадим забирал сына (и, естественно, Генриха) к себе. Они шли на детскую площадку, играли с собакой, рисовали или смотрели Диснеевские фильмы, наши старые сказки. "Варвара краса длинная коса" ("Сказка про тётю Балби!"), "Морозко", "Кощей Бессмертный" и так далее. Часто читали эти сказки сами, вслух – Данька их очень любил, и у него неплохо получалось "ласказывать найзусь". Вадима слегка задевал тот факт, что Лиза, в возрасте Богдана, читала книжки уже самостоятельно и с буквой "р" у неё проблем не было. Но девочки всегда раньше взрослеют, это факт, к тому же, у неё - математический склад ума, а Данька, похоже, стопроцентный гуманитарий…
     Вадим по-прежнему гнал прочь мысли о Маше. Он даже вспомнил про аутотренинг. Твердил себе, что всё образуется. Садился в кабинете, клал на подлокотники кресла руки ладонями вверх, и начинал самовнушение… Но, рано или поздно, наступал момент, когда становилось тошно от варки в собственном соку. Тогда - звонил на Урал. Самые бесполезные звонки на свете. Светлана Павловна неизменно повторяла одно и то же, все известия были одинаковыми – сегодняшнее как вчерашнее, а вчерашнее как позавчерашнее... Вадим всегда знал, что скажет тёща: Маша нашла работу по специальности в каком-то салоне, память к ней не вернулась, хотя она посещает специалиста, который консультирует (увольте этого "специалиста" к чёртям собачьим, лишите "консультанта" учёной степени, если таковая имеется!)… Маша постоянно делает какие-то упражнения, которые должны повысить активность мозга в "заблокированных областях" (так говорил этот самый доктор), а у неё от этих упражнений головные боли… Поначалу даже озноб поколачивал: она не помнит. Ничего о нём, Вадиме, она не помнит, и прекрасно себя при этом чувствует. Как же так? А если не вспомнит вовсе?... И так по кругу – паника, вопросы без ответа, паника, вопросы, паника...
      Чтобы не спятить, он хватался за любой способ отвлечься, ставил над собой эксперименты. Ну, во-первых, если говорить о насущном, заимел мультиварку и, забирая Богдана от родителей, устраивал "кулинарные сеансы". Чего только не готовили! На следующий день после этих "сеансов", Данька с восторгом пересказывал всё бабушке – ему страшно нравилось. Он теперь даже молочную кашу и паровые котлеты полюбил. Постоянно расстраивал бабушку (у которой мультиварки не было) замечаниями о том, что мол-де у папы каши и котлеты вкуснее!
     В школе - по тому же самому принципу: превращаясь из папы в директора, Вадим вцеплялся в каждую мелочь и проблему так, словно объявил им вендетту. Пьянство школьного дворника, роды крольчихи в школьном живом уголке (крольчиха у них экзотическая, с длинной шерстью, а папочку для её будущих крольчат привозили из Краснодара), новые наборы инвентаря для работы уборщиц, новый прилавок в буфете, холодильник там же.… Всё это конечно не требовало прямого участия директора, но сидеть сиднем в кабинете, и рыться там в бумажках, он не мог – тогда уж точно спятил бы.

* * *
     Отпуска у учителей закончились, подчинённые вышли на работу. Тихо-мирно свою работу работали. Готовили наглядные пособия и стенды для кабинетов, расставляли, раскладывали, подклеивали, где нужно, скотчем… Вадим не то чтобы забыл о Насте – как-то не до неё ему стало, совершенно недосуг... И вот, громом среди ясного неба, секретарша положила на директорский стол Настино заявление об уходе. В первый момент он принял событие за неумную шутку. Кто увольняется в августе? Мы так не договаривались… Где сейчас, когда вот-вот уже прозвенит первый школьный звонок, найдёшь ещё одного учителя английского, с таким уровнем знаний и такой хорошей головой?
     -Ни о чём меня не спрашивай, - сказала секретарша, выставив вперёд ладошки, будто отталкивала от себя что-то. – Настасья принесла заявление, положила и ушла. Ничего не просила передать. Моё дело маленькое. Я никогда никуда не суюсь, а тем более, в личную жизнь шефа.
     И прикрыла за собой дверь. Шеф вздохнул, взял со стола пресловутый листок, сотовый, и отправился вслед за секретаршей, вон из кабинета директора.
     -Я буду поблизости, - сказал он ей, проходя мимо, к выходу из "канцелярии". – Если что-то срочное – звони мне.
     Та кивнула (разгадывала кроссворд и даже не попыталась его спрятать). Весь Олин вид при этом говорил: "А что ещё делать-то? Ведь скучища смертная!"

* * *
     Директор поднялся на второй этаж. Он слегка прихрамывал из-за старой травмы. Эта отличительная черта его походки вызывала всегда дополнительные обсуждения его личности. Всегда и везде (хе-хе, даже в Управлении Образованием и Городской администрации, после ухода оттуда Лапина, нечто эфимерно-энергетическое, неосязаемое, висело в воздухе ещё как минимум пару часов, и дамы в любой момент были готовы "продолжить тему"). Недоброжелатели, скептически выгнув бровь, рассуждали о том, что мол-де он нарочно усугубляет свой физический недостаток (многие в курсе, что его любимый киногерой – незабвенный доктор Хаус), интересничает, чтобы добавить себе брутальности. А вот доброжелатели говорили, что в прихрамывании кроется львиная доля его общеизвестного шарма… Не сказать, что Вадима вовсе не интересовало мнение окружающих, но он достаточно редко всерьёз обращал внимание на пересуды. Стороннее суждение могло задеть директора спецшколы №30 лишь в том случае, если высказывался человек, чьё мнение действительно что-то значило для него. А вот авторитет у директора спецшколы №30 ещё попробуй завоевать! Выводы делайте сами…
     Пустота в школьных коридорах выглядела странной и неестественной. Как в романе Стивена Кинга "Лангольеры". Прошлое уже позади, новое ещё не началось… Всё вокруг в ожидании детских голосов, тОпота множества ног… А пока - только одинокие шаги директора раздавались в холле второго этажа и слишком уж громко резонировали. Так громко, что в пору приподняться на цыпочки. Недалеко кабинет биологии, а потому здесь разбит целый зимний сад – биологичка Нелли Яновна по-видимому задалась целью заполонить холл пальмами, хойями, традесканциями, зигокактусами, бегониями и аспарагусами!... Вадим подумал, что пора уже призвать её умерить пыл и притормозить с озеленением территории. Задумчиво оглядев заросли, он свернул к двери номер 11. Новые таблички ещё не готовы, а потому под номерами кабинетов красовались пока только тонкие металлические рамочки – туда будет вставлена табличка с названием предмета и именем преподавателя. На двери номер 11, например, собираются написать: "Кабинет английского языка. Настасья Юрьевна Борисенко". Да, Настя вернула себе девичью фамилию, которую ненавидела за то, что это фамилия её матери. Вернула из принципа, из чувства противодействия, из женской гордости, из… В общем, перечислять причины можно до бесконечности. Вадим постучал и, через некоторое время, приоткрыл дверь.
     -Настасья Юрьевна, можно с вами поговорить?
     Молчание. Но ни малейших сомнений – нарочно принесла заявление, зная, что директор сейчас у себя. Наверняка, сидит теперь и дожидается реакции.
     Вадим вошёл, огляделся. После косметического ремонта немного пахло краской, шторы на окна пока не повесили… Светло, прохладно, несмотря на жару на улице. Настя стоит у подоконника и поливает цветы из красной лейки.
     -Здравствуйте, Вадим Ефимович, - сказала-пропела неожиданно.
     Не повернулась, взглядом не одарила. Теперь она мыла губкой листья американской агавы (наверняка, Нелли Яновна посодействовала в приобретении этого красивого растения). Лила воду в губку из той же красной лейки…
     -Пришли прочитать мне нудную лекцию о том, как неправильно я поступаю, насколько не вовремя подала заявление?… Ну так давайте же, я жду, - промурлыкала Настя.
     "Я знаю, что ждёшь", - ответил ей мысленно Вадим и молча сел на один из столов. Листок с заявлением он держал в руке. Настя ещё немного потянула время, и всё-таки обернулась:
     -Что молчим, Вадим Ефимович? Растеряли свой легендарный словарный запас?
     -О чём говорить, когда ты очень точно охарактеризовала цель моего визита.
     -Вам совсем нечего добавить?
     Он неопределённо пожал плечами:
     -Если ты пытаешься таким образом мстить мне, то выбери какую-нибудь другую тактику. Уволившись с бухты-барахты, накануне начала учебного года, ты навредишь только себе, и больше никому. Почему так вдруг решила уволиться?
     -Вдруг? Ты считаешь, что это – "вдруг"? – возмутилась она, разом прекращая мурлыкать. - Я до последнего надеялась, что тебя не назначат. Да-да, представь себе, некоторые считали, что Управление Образованием ещё не окончательно спятило. К сожалению, остаётся констатировать: оно именно спятило.
     Настя отставила лейку на подоконник, положила туда же губку и, обойдя ряд, села за стол, на столешнице которого сидел Вадим. Вадим молчал, глядя на заявление, удобно примостившееся у него на колене, словно свиток с древним манускриптом.
     -Я не хочу каждый день видеть тебя, не хочу видеть твою подпись на разных документах, не хочу слышать твой голос в радиопередачах, не хочу твоего присутствия, пусть даже незримого. Ты понимаешь? Ты без году неделя директор, но в школе уже всё поменялось. Вплоть до занавесок на окнах! – она показала в сторону учительского стола, на котором лежали, аккуратно свёрнутые, новые занавески. - Вплоть до меню в столовой, которым все довольны! А меня от него тошнит, Дима - как тебе это? Преподаватель информатики никак не нарадуется какому-то новому антивирусу! Неля – и та поёт тебе дифирамбы, ты выбил наглядные пособия в кабинет биологии и какие-то редкие чучела редких существ! Надеюсь, эти наглядные пособия - не увеличенные в двести раз макеты тычинок и пестиков?
     Вадим усмехнулся, но опять промолчал.
     -С тебя станется – это же твоя излюбленная тема, - продолжала Настасья Юрьевна в запале. - А уборщицы? У них – новые швабры, вёдра, какие-то особенные тряпки, и все наши техруки теперь тебя обожают! – продолжала Настя сердито. – Ты считаешь, что я смогу спокойно работать в такой обстановке? И что, если твоей третьей жене придёт в голову навестить тебя на работе? Цветочки в твоём кабинете полить! Домашнего супчика принести! Что я буду чувствовать, по твоему мнению?...
     Пауза. Настя постукивала кончиком указательного пальца по светло-коричневому "под ель" пластику столешницы. Вадим продолжал молчать. Он только слегка следил за действиями Насти, почти не поворачивая головы.
      -Я молилась всем святым, чтобы тебя не назначили, но всё зря, - подытожила Настя и показала на манускрипт. – Подпишите пожалуйста моё заявление, Вадим Ефимович.
     -Куда пойдёшь? В гимназию? – поинтересовался Вадим и вытащил ручку из внутреннего кармана (Настя заметно взволновалась). - Уверена, что тебя там ждут?
     -Да мне всё равно куда. В крайнем случае, пойду в Лингво. Лишь бы от тебя подальше.
     Вадим снял с ручки колпачок, положил заявление на стол и поднёс к нему ручку. Настя покосилась на листок. Рука Вадима замерла. Теперь Настя покосилась на блеснувшее обручальное кольцо.
     -Как дела у Макса? – спросил Вадим.
     -Дела как дела, - Настя передёрнула плечиком. – Он всё там же, в Лингво. В июле снова ездил в Испанию… Тебе-то какой интерес?
     -Да никакого. С твоей стороны, прятаться от него - глупо, - заметил Вадим. – Ты стала сварливой, и у тебя – прыщик на лбу. Зачем прячешься от человека? Он же неплохой парень.
     -Иди ты… лесом, Лапин, - вяло проговорила Настя.
     -А если пойдёшь работать в гимназию, - назидательно сказал Вадим, - там мужской коллектив, на шестьдесят процентов. Влюбишься в физика, и бедолага Макс снова будет страдать.
     -Ты что, знаком с физиком из гимназии?
     -Нет. А ты?
     -Вот сейчас как врежу, - пообещала Настя и, состроив презрительную мину, отвернулась.
     Вадим положил ручку и опёрся о столешницу. Настя вздохнула.
     -Я до сих пор по тебе скучаю, Лапин. Ужас, - она смотрела в сторону. – Мне тебя не хватает… А ты? Вспоминаешь меня хоть иногда?
     -Да. Иногда. Это были не самые плохие три года…
     -Правда? – она обернулась. Взгляда не поймала. – Я всё время теперь почему-то вспоминаю ту поездку в Киев, в наш первый год. Ты тогда сказал мне, что никогда не забудешь её…
     -Была весна, каштаны цвели…
     -И мы под ними целовались…
     -Молодожёны, - он с улыбкой покачал головой.
     -Ты отдал мне все фотографии из той поездки… Ты отдал мне вообще все фотографии. Тебе ничего не дорого?
     -Не заставляй меня говорить то, чего я не хочу.
     -Знаю, никто не принимал меня всерьёз. Особенно – твоя мама… А она принимает всерьёз твою новую жену? Ведь ситуация уже на анекдот смахивает: жена номер "раз", жена номер "два", жена номер "три"…
     -Да, к сожалению…
     -Говорят, красавица, умница и хорошо готовит?
     Вадим промолчал.
     -Ненавижу её. Ты изменял мне с ней?
     -Нет.
     -Тем не менее, вёл себя очень подозрительно.
     -Например?
     -Например, когда я собиралась сказать, что мы должны расстаться, то ждала от тебя вселенского гнева. Получились лишь вялые разборки.
     -Ты уже говорила об этом. Дело в том, что я тогда собирался сказать тебе абсолютно то же самое. Твои слова стали неожиданностью, но я был готов к разговору.
     -Да? – Настя растерялась. – Ты говоришь правду?
     -Конечно. Да. Мне нет смысла врать.
     -Значит, я зря себя корю за то, что чёрт меня дёрнул за язык? Если не я, то… ТЫ в тот день сказал бы мне что мы расстаёмся?
     Вадим кивнул.
     -Не пойму одного, - сказал он, - ты сожалеешь о прошедшем так искренне, словно то были золотые деньки твоей жизни. А ты не забыла, как, день за днём, разваливались наши отношения, как мы с тобой почти перестали нормально общаться? Ты не помнишь, как это всё давило на психику, не помнишь, как постоянно ела эти свои успокоительные таблетки магния? Ты за год съела полкило магния, никак не меньше.
     -Но ты же веришь в версию приворота, а только что сам сказал, что три года со мной - не самые плохие три года в твоей жизни. Кто-то наворожил, и всё у нас начало разваливаться…
     -Приворот был сделан в прошлом августе. Всего лишь в августе. Траблы в наших отношениях пошли куда раньше.
     -Траблами ты называешь то обстоятельство, что я начала смертельно действовать тебе на нервы? А причину знаешь?
     -Знаю: ты влюбилась в Макса и с каждым днём всё сильнее отдалялась от меня.
     -Давай, вали всё на меня. Ты, если мне память не изменяет, тоже влюбился...
     -Да, но я затыкал бреши в наших с тобой отношениях и закрывал глаза потому что, несмотря на пресловутые траблы, семья была для меня важнее. А ты постоянно искала ПРИЧИНУ, согласно которой у тебя будут ОПРАВДАНИЯ. Сначала это было клиническое, ровным счётом ничем не подтверждённое недовольство своей внешностью, потом ты построила теорию о том, что мы - не пара, а дальше пошло-поехало. Начала ревновать на пустом месте, психовать, мечтать о лифчике третьего размера и твердить о супружеском долге. Твои поиски могли бы затянуться до бесконечности, потому что я - человек терпеливый. Но, сама подумай, ради чего мне было терпеть? В конце концов, я устал. Устал защищаться от твоих поисков. Теперь в моей жизни, впервые за много лет, появилась гармония, определилась цель и, главное – никто не ищет никаких причин.
     -У неё тот самый размер "С", и она явилась тебе, как ангел с небес: по мановению её руки, всё стало гораздо лучше – супчик, секс. Ты коротко подстригся, стал носить стильную трёхдневную небритость… От тебя даже пахнет как-то странно теперь, как от пакетика с чаем! Очень знакомый запах. Что-то цитрусовое?
     -Я не собираюсь ничего обсуждать.
     -Со мной?
     -С кем угодно, Насть, с кем угодно...
     У Вадима зазвонил телефон. Он поглядел в дисплей и сбросил звонок.
     -Ого, - оценила Настя. – Жёстко. Ты теперь не ставишь мелодии на звонки?
     -Новый телефон. Нет времени возиться.
     Вадим взял со стола ручку и поставил подпись под Настиным заявлением.
     -Оставляю его тебе, - сказал он, отдавая ей листок. - Подумай, пожалуйста, ещё раз. Только без нервов и личностей. Я прекрасно понимаю твой порыв. Раздумаешь уходить - сделаю всё возможное чтобы лишний раз не мозолить глаза. Если увижу твоё заявление на моём столе вторично – значит, так тому и быть.
     Он встал и пошёл к выходу, параллельно набирая на сотовом номер…
     Когда дверь за Вадимом закрылась, Настя некоторое время сидела, уставившись в пространство перед собой. Потом она медленно свернула листок с заявлением пополам и… разорвала его на много частей…

* * *
     Иногда Маше удавалось не обращать внимания на мелкие детали вроде постоянной, то ноющей, то тянущей боли в левом боку. Главным сейчас казалось только то, что её выписали из больницы, что папа идёт на поправку… Совершенно не ощущала никакого страха, хотя мама множество раз предупреждала: ЗА НЕЙ МОГУТ СЛЕДИТЬ. Возможно, тогдашнее состояние Маши сродни внезапному помилованию для приговорённого к мучительной смерти – чудовищная эйфория, граничащая с помутнением рассудка. Безумно хотелось гулять по улицам, общаться с людьми (ведь она, как ей казалось, слишком долго была лишена этой простой вещи!). Жить так, как хочется, рисовать играющих детей в парках, ездить в электричке на природу, слушать пение птиц, и… ни о чём не думать. Это - новая жизнь, совсем-совсем новая. В новой жизни хозяйка - Маша. И только она. На мамины укоряющие взгляды отвечала улыбками, пожимала плечами, пропускала мимо ушей любые задушевные разговоры… 
     Начать свою (совсем-совсем новую) жизнь решила… со стрижки. Подстриглась не то чтобы очень коротко, но ненавистную косу убрала напрочь! Сзади оставила волосы почти до плеч, уши наполовину прикрыты, чёлка… То, что получилось, ей очень понравилось. Ура!
     Машу радовало всё буквально – встречи с друзьями по школе и институту, ничего не значащие разговоры с соседями ("Маша! Это ты? Глазам не верю! Ты вернулась?!"), старый-добрый город, тополя под окном, облупившаяся краска на старых оконных рамах (нужно бы поменять на современные)… Наслаждалась летней погодой и… свободой! За короткий срок навестила всех родственников, обошла милые, знакомые с детства места и даже съездила с бывшими однокурсниками на турбазу. Особенно рада была увидеться с Никитой, который теперь трудился веб-дизайнером. Когда-то, в институтские времена, все думали, что Маша и Никита встречаются, но это было совсем не так. Они лишь дружили, ходили вместе на концерты, выставки и всевозможные культмассовые мероприятия. Никита ни на что не намекал и Маше это особенно нравилось. В то время её интересовала исключительно карьера - тот самый период, когда она запретила себе влюбляться...
     Слишком красивая девушка, чтобы воспринимать её всерьёз. Стереотип этот чётко срабатывал, как часы. Именно он, стереотип, стал самым большим камнем преткновения. Лет в шестнадцать Маше очень нравилось то, как она выглядит в зеркале, нравилась зависть подруг, нравилось, что на неё смотрят мальчики, но… Как же быстро это приелось и стало раздражать! Школьный выпускной проблему усугубил – парень, в которого была влюблена (ох, как же он напоминал Марти из "Назад, в будущее"!), даже не смотрел в её сторону. Ещё бы – ведь вокруг Маши без устали топтались школьные "мачо"! Пыталась их разогнать – но где там! "Мачо" решили, что она кокетничает, и удвоили своё рвение. Эти типы отравили ей весь выпускной, а так же последовавшую за ним ночь, когда полагалось гулять по городу с одноклассниками. Вернувшись домой, долго плакала… Мальчика, который ей так нравился тогда, она никогда не видела больше. Маша винила во всём пресловутых школьных "мачо"… Вот тогда-то и порешила: ни в коем случае не влюбляться и никогда больше не плакать из-за мужчин. Кстати, пожила, наконец, спокойно и в полной гармонии с собой! Но, увы - недолго. Прошло совсем немного времени, и жизнь резко поменялась. А почему? Да потому, что Маша изменила своему решению, опять влюбилась. Это чувство, как выяснилось, оказалось роковым. Мечты, надежды были изощрённо и жестоко растоптаны (вернее, вытоптаны). Остаётся сидеть теперь на пепелище, пожинать плоды. Точнее - головешки собирать... Чем не причина возненавидеть весь белый свет?
     Но есть тут одна странность: когда на Машу "накатывало" и в голову приходили воспоминания о трёхлетнем заточении, она не могла додумать свою мысль до конца. "Довспоминать", "дообижаться" у неё не получалось. Если хотелось пожалеть себя - не жалелось, и вздыхать о несбывшемся тоже не вздыхалось… Почему-то не ощущала себя растоптанной. Жертвой – не чувствовала… Ощущала себя полноценным человеком, и иногда с удивлением замечала, что, идя по улице, украдкой посматривает на мужчин… Как же странно! Чудеса какие-то. Психологической травмы будто никогда не бывало! Куда же всё подевалось? Чего доброго, могло сложиться впечатление, что пребывание в рабстве у извращенца и садиста очень даже понравилось ей и она мечтает вернуть те деньки… Но Маша-то знала, что это не так. Хм. Есть над чем поразмыслить?
     Раздумывая над непонятностями чудесного излечения своей психики она, в то же время, не желала слышать ответы на накопившиеся вопросы. Едва только мама начинала что-нибудь говорить о Вадиме и его роли в "чудесном изличении", Маша сердилась, отворачивалась, а иногда даже затыкала уши. Ну не верила она в то, что один-единственный человек смог вернуть её изуродованной душе "человеческий облик" лишь тем, что находился рядом! Это какую же силу духа нужно иметь, сколько такта и терпения… сколько любви!… Мысли про любовь Машу пугали. Боялась об этом думать, ужасно боялась! Быть может, поняла, что жизнь столкнула её со слишком сильной личностью? Не хотела разочаровать этого удивительного человека, сделавшего для неё ну очень много? Не в Вадима не верила - в себя не верила. Ведь так, Маша?...

* * *    
     В любом случае, ей действительно требовалось время. И она догадывалась, что ОН тоже это понимает -  оттого так безропотно ждёт. А ведь вполне мог бы приехать, устроить разбор полётов, обозвать дурой и истеричкой, скрутить, увезти с собой... Никто слова бы ему не сказал, потому что он – ПРАВ. Этот сильный человек прав во всем, прежде всего потому, что не просто любит, он… БОГОТВОРИТ? Кошмарный вывод конечно, но как ещё, скажите, можно объяснить происходящее? Постоянно размышляя о сложившейся ситуации, Маша приходила к каким-то совсем уж невероятным выводам. В голову лезли мысли о рыцарских турнирах, о "прекрасных дамах" и Дон-Кихотах в тяжёлых доспехах… Согласитесь, с наскока принять такое невозможно в наши дни. Тем более, если когда-то уже разуверилась в любви и возненавидела мужчин.
     По ночам ей хотелось кричать, хотелось плакать…  Маша не знала, что происходит и куда так отчаянно зовёт сердце... (Да нет же! ЗНАЛА! Догадывалась! Но опять не верила!) После бессонных ночей, головных болей, слёз в подушку, схватилась за простейшее и очевидное: здесь её дом, её близкие, давно знакомые люди (не поспоришь). Разве плохо? Разве она страдает, тоскует, мучается? Нет. Кажется. Временами (иногда, по нескольку раз на дню) Маша твёрдо решала, что выбросит из головы мысли о далёком, незнакомом человеке. Выбросит, и не будет ни о чём сожалеть. Она не очень верила сама себе, но здесь, в городе детства, так хорошо и спокойно, столько связано с каждым деревом в старом дворе, с каждым пятнышком на линолеуме… К чему какие-то варианты, и зачем зарываться в сложности? Маша была не в себе три с лишним года. По-сути, она была не она! И ей, вроде бы, совершенно не жаль, не оглядываясь, оставить всё в прошлом… Она не обязана ни под кого подстраиваться. Ей никто не нужен, она хочет только одного – отдохнуть от любой навязчивости. Одна! И чтоб никто не командовал. Особенно мужчина...
     А врачи утверждали следующее: всё, что вспомнилось теперь, относится к более ранним воспоминаниям, которые находятся в мозгу гораздо глубже и именно эта область, похоже, пострадала при травме. Раз уж вспомнила давнее прошлое, значит пошла на поправку (ох уж эти доктора!), и очень скоро то, что происходило в течение последних трёх лет, так же вспомнится потому, что лежит на поверхности. Недавние воспоминания отделились от реальности тонюсенькой мембраной. Достаточно малейшего толчка – и плёнка будет сорвана! Машу призвали ни в коем случае не рвать связей, которые она, в данный момент, забыла. Ведь там была жизнь, были друзья… Врачи в голос повторяли, что нынешний период вполне естественен и он, скорее всего, будет очень непродолжительным. Лучше бы не сидеть в одиночестве и не ждать у моря погоды, а вновь начать общаться с теми, кого Маша, на сегодняшний день, не помнит, через них восстанавливать провалы в памяти…
     Впору хвататься за голову! В конце концов, пришлось прибегнуть к пилюлям, прописанным докторами. Маша никогда ничего не принимала от мигрени (по крайней мере, не помнила такого), но на этот раз головная боль, словно цепной пёс, сорвалась и в ярости терзала мозг, рвала его на части… Кстати, мама рассказала о том, как четыре года назад Маша почти теряла зрение от страшных приступов головных болей. Теперь уже лучше, последствия черепно-мозговой травмы постепенно сглаживаются – так считают врачи, и головные боли с трудом, но можно терпеть…
     Маша всё же последовала советам медиков: рискнула просмотреть фотографии в сотовом. Фотографии оказались аккуратно разложены по папкам, и папок, к счастью, немного. Две. Просмотрела обе (загадочные названия: "ЦТЮ" и "Милонга"!). В папке под названием "ЦТЮ" хранилась подборка снимков, на которых запечатлены только дети: красивые девочки в запредельных платьях, с подиумным макияжем (Маша узнавала свою манеру), мальчики и девочки, поющие и играющие на разных инструментах… Никого не вспомнила. Быть может потому, что снимки слишком мелкие? А в папке "Милонга" – лежали фотографии, на которых она танцует танго с каким-то типом в тёмно-красной кожаной куртке. Тип чем-то похож на Тайлера Дёрдена из "Бойцовского клуба". Неужели это - тот самый рыцарь-Вадим? Если да, то какой-то он… слишком субтильный и никак не тянет на "сильную личность"… В душе ничего не отозвалось. Только в виске запульсировало…

* * *
     …Недели через три после выписки из больницы очень легко нашла работу. Не бог весть какую, но на жизнь хватало. В салоне красоты. В голове, сами собой, начали проступать и выливаться на бумагу идеи, композиции… Она смотрела на новые свои рисунки и с радостью понимала – всё возвращается! Ей опять хочется работать, придумывать… Даже мечта откуда-то появилась – поучаствовать в конкурсе профессионального мастерства! А пока – работала в салоне красоты, на работу приходила только тогда, когда к визажисту были записаны клиенты. Делала макияж, выщипывала брови, давала советы… Безумно нравилось! Даже начала (помимо участия в конкурсе) мечтать о курсах по перманентному макияжу. И… Вскоре Машу настигло полное ощущение возвращения ДОМОЙ. По-настоящему. Часто болтала по телефону со старыми друзьями и даже, осмелев, под влиянием того самого однокурсника Никиты, зарегистрировалась в одной из социальных сетей. Взахлёб рассказывала там о своей новой работе, о возвращении к творчеству…
     Слегка выбивала из колеи только Наташка, школьная подруга, которая звонила теперь по нескольку раз в день. Эта Наташка, в общем-то, всегда была несносным человеком – сплетни и всевозможные "дельные советы" были её коньком. Она уже дважды сходила замуж, но заводить ребёнка не собиралась. Говорила, что ещё слишком молода… Маше Наташка никогда не нравилась, но с ней было весело (именно веселья Маше теперь сильно не хватало) умела рассмешить, умела послать всё и всех "Нах", как она говорила… "Нах" Наташка упорно призывала послать и таинственного Машиного мужа…

* * *
     А иногда… снились сны. Чаще – не страшные. Тёплые и радостные. Зачастую она не могла вспомнить, что именно снилось, ведь то были не образы, только чувства, ощущения, которых лишена наяву и возвращения которых так ждала и искала… Маша искренне считала свои тёплые сны показателем спокойствия и, как она говорила, "отдохновения души". Страшные сны старалась сразу же забывать, но они всё же её посещали. Отголоски КОШМАРА наяву, совершенно не достойные того, чтобы растрачивать на них драгоценные нервные клеточки, которые так медленно восстанавливаются… Маша продолжала прилежно принимать всё, что выписывали врачи (и то, что относилось к почке, и то, что относилось к голове). Она считала себя уже вполне здоровой, стала спокойной, рассудительной. Рассудила, например, навести серьёзные справки о том, где, в данный момент, находится Андрей. Навела. Ей (в который уже раз) сказали, что он, вроде бы, подался в Москву. На этом – совсем успокоилась. В конце концов, что он может ей сделать? Да ничего! Когда-то сама, своими ногами, пришла в квартиру, где провела потом почти три года в заточении. Теперь-то ничего подобного не повторится, теперь - научена опытом! Странных телефонных звонков не происходило, никто не тревожил (как Маша и хотела!). А скоро она  стала возвращаться с работы после семи вечера (раньше, ещё какую-то неделю назад, не рисковала выходить на улицу позднее восемнадцати часов), и уже не просила маминого брата встречать её…
    
ГЛАВА 3
МЫ ЕДЕМ? ЕДЕМ! ЕДЕМ… В…
     Но устремления Маши к независимости и искренняя вера в то, что вернулась, наконец, ДОМОЙ, закончились уже очень скоро - примерно через полтора месяца.
     Папу должны были выписать из больницы со дня на день. Маша с мамой радостно готовились к долгожданной встрече. Было светло и радостно на душе, несмотря на довольно прохладную погоду начала сентября. Холодные дожди уральскую землю не поливали, светило солнце и всё, казалось бы, складывалось так, что лучше не придумаешь. А впереди – бабье лето, самая любимая пора!... Был четверг, Маша, с преогромным удовольствием, самого утра вертелась у плиты, потом протирала пыль, а после - сидела в интернете. Хотелось побездельничать, повалять дурака… На работу её сегодня не вызвали – ну и наплевать, зато позанималась домашним хозяйством, супчик сварила, пюре, замариновала курицу в кефире, чтоб потом приготовить её на обед! Читала новости, смотрела ролики на You Tube, раскладывала он-лайн-пасьянсы (открыла для себя это новое занятие)... Мама с самого утра у папы. Разговаривает с докторами, записывает их советы в специальную тетрадочку... Маша не любит больниц, потому что слишком много нехороших чувств у неё вызывают эти заведения (и есть отчего). Приходя навещать папу, она очень серьёзно переступала через себя, а потому родители обычно настаивали на том, чтобы Маша сидела дома... С одной стороны – хорошо, что никто не требует дежурить в больнице, а с другой - очень уж скучалось по папе (телефонных разговоров с ним ей катастрофически не хватало! Вот сегодня, например, Маша геройски собиралась пойти навестить папу во второй половине дня. Мама вот-вот вернётся, они пообедают, и Маша отправится в больницу. А пока - она предавалась откровенному бездельничанию. Ни с чем не сравнимое удовольствие!
     Городских телефонов в их доме два - в гостиной и в кухне. Нарочно не ставили современные "трубки", так называемые радиотелефоны. И родителям, и Маше не нравилось полностью зависеть от напряжения в электрической сети. Подумать только - нет тока в розетке, и ты полностью отрезан от мира! Так что, оба телефона оставались простенькими, кнопочными, без светящихся экранов и смешных мелодий… Когда эти телефоны сегодня разом зазвонили, Маше пришлось оторваться от любимого пасьянса "Косынка", подойти и взять трубку. В голове у неё всё ещё роились мечты о том, как она будет ухаживать за папой, готовить для него диетические кашки и супчики, как они станут разговаривать обо всём, словно в детстве, смотреть фотографии, вспоминать… Все эти телефонные разговоры и больничные свидания в присутствии посторонних такие… поверхностные!
     -Здравствуй, моё вдохновение! – прозвучало неожиданно у самого уха, но Маша, поглощённая мыслями, не расслышала.
     -Что-что? - безмятежно улыбаясь, переспросила она.
     И вдруг… Её буквально обожгло – показалось, что даже воздух стал тягучим, как смола – его невозможно вдохнуть. Она стояла, пытаясь снова начать дышать, и не могла пошевелиться – ноги как каменные. Из телефонной трубки звучал голос её кошмаров. Андрей. Лицо его почти забылось, но сейчас она всё моментально вспомнила, и одновременно заныл левый висок, словно кто-то воткнул туда раскалённую железную иглу… Разом накинулся парализующий страх, свет померк. Маша затравленно сжалась, понимая, что всё-таки попалась, поплатилась за свою безалаберность и нездоровый пофигизм. Нужно было немедленно бросать трубку, но она не могла пошевелиться от шока… Он же уехал… Каким образом? Откуда?... Кто бы удивлялся после того, как больше месяца вела себя совершенно безответственно и жила только сегодняшним днём?!
     -Ты вернулась! А я-то подумал, что не врёт молва, и ты действительно пропала бесследно… - этот голос, серебристый, приторный, отвратительный голос, от звука которого тут же стало привычно подташнивать. - Я скучал по своей девочке. Искал тебя, а ты как в воду канула. Наверное, до сих пор сердишься? Не сердись. Ты же знаешь, что я тебя люблю, а то маленькое происшествие… Ты сама виновата в том, что произошло. Ты же знаешь, что виновата, да? Но ты уже исправилась, и хочешь вернуться… Да?
      Маша отодрала от уха телефонную трубку и, почти бросила её на аппарат, отшатнувшись, как от кобры. Телефон тот час зазвонил снова. Маша стояла и смотрела на него. А он звонил и звонил, звонил и звонил…
     В прихожей хлопнула дверь.
     -Маша, почему ты не берёшь трубку? – поинтересовалась мама, заглядывая в комнату.
     Маша, не в состоянии сейчас говорить, стояла и показывала маме на телефон. Должно быть, прочитав по её лицу, мама тут же подбежала, сорвала с телефона трубку и закричала туда:
     -Ты какого чёрта звонишь нам, ублюдок? Не довольно ли тебе над ней издеваться? Ты сделал из моей дочери инвалида – этого тебе мало? Что ещё ты хочешь от неё?
     Маша, даже на расстоянии метра от трубки, услышала громкий хохот. Шарахнулась в сторону и зажала руками уши…
     -Добить… Он хочет меня добить, - повторяла она полуобморочно.

* * *
     Вадим начинал подозревать, что регулярная стрижка у него теперь что-то вроде навязчивой идеи. Всего-то ничего прошло с тех пор, как состриг легендарный "хвост", а уже совершенно не представлял, каким образом когда-то мог обходиться без ежемесячных визитов в салон. Просил секретаршу записать его или записывался сам. На этот раз – записался, и дисциплинированно приехал к назначенному времени. Его встретила взволнованная администратор. Она сообщила, что "Илюшка неожиданно уволился и уехал из города". Далее следовали многословные, эмоциональные извинения и предложение постричься у другого мастера. Вадиму было не принципиально важно у кого, собственно, стричься. К этому Илюшке он впервые попал года четыре назад, случайно (тот в то время ещё считался практикантом), и, разговорившись, нашёл в его лице родственную душу относительно длинных волос у мужчин. Илюшка признался, что "обожает, когда мужчины носят удлинённые причёски", и, собственно, это сыграло решающую роль. У Вадима не было пунктиков на тему: "Меня? Стрижёт мужик? Вы чо?". Действительно, смешно, если вспомнить о Барбаре. Собственно, какого чёрта – ну мужик твой мастер, ну экзальтированный, похожий на куклу и даже (о, ужас), кажется, с макияжем… Ну и пусть его. Ты же не целоваться с ним пришёл!
     -Могу вам предложить другого мастера, - сказала администратор. – Она – ученица Ильи и он всегда был доволен её работой. Только нужно подождать, она занята с клиенткой.
     -Долго ждать? – Вадим посмотрел на часы.
     -Сполчаса.
     -Полчаса меня устроит.
     Администратор засуетилась, предложила кофе, журналы… Вадим вежливо отказался от кофе, выбрал какой-то, похожий на мужской, журнал (вроде бы "Максим") и принялся его листать. Не нужно обладать наблюдательностью Шона Спенсера (или Маши), чтобы заметить – присутствие Вадима вносит оживление в окружающую обстановку. Администратор чересчур торжественно отвечает на звонки, старательно копируя манеру своих американских коллег в кинофильмах, заглядывающие на ресепшн девушки-парикмахеры старательно "не пялятся" в его сторону, но у них плохо получается… А вот интересно – это только лишь потому, что в зале ожидания у них сидит сын мэра? Или – "Только не говорите мне, что этот тип по-честному пролез в директорА престижной школы! Ну какой из него директор? Ему дорога максимум на рекламный постер мужского белья" Или, того хуже: "О, боже, какой мужчина!" Вадим покрутил головой, стряхивая дурацкие мысли. Кажется, опять перетрудился. Когда в голову лезет всякий бред, с некоторых пор это - показатель переутомления. "Завтра поедем с Данькой в дельфинарий", - решил он.
     Девушка-парикмахер оказалась полной копией Ильи, только ростом гораздо меньше. Вадим так удивился их сходству, что даже спросил:
     -Извините, а вы не сестра Ильи?
     Она рассмеялась.
     -Меня все об этом спрашивают. Нет, не сестра. Я - фанатка.
     -Фанатка в смысле поклонница таланта?
     -Да. Он – супер-стилист. Так жалко, что уехал.
     -Подозреваю, в Столицу двинул.
     -Не знаю. Никто не знает.
     -Что, сбежал с корабля? – Вадим огляделся. – На вид – вам до подтопления далеко.
     -Он не сбежал, а просто уехал. Это – личное, тут совсем не в работе дело… - она тоже покосилась по сторонам. – Обстоятельства оказались сильнее Илюшки. Он не борец. Он - тонкий художник. Вот вы – вы же тоже были его постоянным клиентом, значит и вы – поклонник таланта.
     -Логично.
     -У него мало клиентов-мужчин. В основном – дамы. Женщины считают, что парень их обслужит гораздо лучше, чем девушка. У девушки – предвзятый взгляд, у парня – искренний.
     -Согласен, - улыбнулся Вадим. У неё явно наболело… Мешать не будем, пусть говорит. Тем более что и руками она в это время работает исправно. – Вам обидно?
     -Не в этом смысле, - сказала она. – Я к тому, что лучше бы у него вообще не было клиентов-мужчин. Илья очень влюбчивый, а влюбляться в клиентов не профессионально, согласитесь. Он во всех влюблялся. Когда-то он и в вас был влюблён. Правда-правда! А недавно, приблизительно год назад или чуть поменьше, к нему начал приходить обслуживаться один тип… Глазки Илье строил… Такой чистенький, масляный… Вы меня простите: я не ошибаюсь - вы же не гей?
     -Нет, - честно сказал Вадим. – Разочаровал?
     -Нет, что вы, наоборот! – заулыбалась девушка. – Меня, кстати, зовут Вероника.
     -Вадим, - кивнул Вадим.
     -Я знаю. Вы – сын нашего мэра, Илья очень гордился тем, что вы – его клиент… Моя семья и я - уважаем нашего мэра. Он – честный человек и всегда исполняет обещания.
     -Спасибо, - кивнул Вадим.
     -Я почему спросила, не гей ли вы – быть может, скажу что-то обидное, а раз вы не "голубой", значит всё нормально.
     Вадим едва не рассмеялся. Сдержался. Она ему понравилась – искренняя, блондиночка, очень молоденькая и не очень умная – но ум, в её профессии не главное, к счастью. А девушка продолжала:
     -Тип – такой лощёный, холёный, серьги в обоих ушах. Неприятно было смотреть, как он себя ведёт. Нам неприятно. А Илюшка – растаял. Не  понимаю, что он в нём нашёл? Тот тип ему конфетки носил, по розе каждый раз дарил. Илюшка недолго сопротивлялся. Да и не сопротивлялся он, по-моему, - она пожала плечами. – А буквально позавчера к нам на ресепшн заявилась подруга того холёного типа. Роковая брюнетка. Высоченная, - она показала на две головы выше себя, подняв вверх руку с ножницами, - красивая, но худая, будто палка. Вызвала Илюшку, он, ничего не подозревая, вышел, а она как врежет ему по лицу! У неё в руках, по-моему, клатч был – вот им и стукнула! У Илюшки на щеке застёжка отпечаталась. Администратор чуть было на тревожную кнопку не нажала. К счастью, ЭТА быстро ушла. Илья весь день сам не свой ходил, но уезжать никуда не собирался. Вечером мы с ним что-то говорили про "завтра" (то есть, про "сегодня"), а утром он позвонил мне, расстроенный, и сказал, что уезжает. Вот так. Я думаю, что он испугался. А может, с тем типом уехал.
     Вадим не стал ни о чём спрашивать, ничего уточнять, хотя исчерпывающее описание грозной дамочки кое-кого ему напомнило… Барбара, между прочим, давно не объявлялась, и это необычно для неё. Как правило, она звонила и справлялась о новостях не реже двух раз в месяц. Он прикинул… Да, в последний раз разговаривали по телефону месяца два или даже три назад. Маша тогда, кажется, ещё не уехала. Закрутился, забыл, в ЦТЮ не наведывался очень давно… Чёрт, нужно позвонить. Быть может, ей сейчас хреново…
     Прощаясь с Викторией, Вадим взял её визитку. Сказал: "Обязательно приду ещё раз". Девушка зарделась. М-да. Всё, кажется, встало на свои места и стрижёт его теперь не экзальтированный парень, а милая девушка. Почувствовал себя метросексуалом (а это хорошо или плохо?).

* * *
     Через два с половиной часа, когда выходил из школы, набрал номер сотового Барби.
     -Привет, - сказал. – Дома?
     -Ну, дома, - вяло откликнулась она.
     -А хочешь, приеду?
     -С чего это? – удивилась Барбара.
     -Жизнь прекрасна и удивительна?
     -Не сказала бы.
     -Значит, жди, сейчас приеду.
     -Постой, Дим. Не приезжай…
     -Ты без косметики?
     -Можно и так сказать.
     -Я тебя всякой видел, уже не испугаюсь, - он сел в машину.
     -Всякой – это какой? – в её тоне впервые промелькнул хоть какой-то интерес.
     -Лысой, пьяной, с бодуна, зарёванной и даже – голой.
     -А лысой – когда?
     -Не помнишь? В свою бытность блондинкой, ты неудачно волосы покрасила. Заснула с краской на голове.
     -Точно, - она засмеялась, - я вспомнила! Когда проснулась - мои волосы превратились в кисель, и пришлось стричься "под машинку". Совсем забыла, что когда-то была блондинкой! А между прочим, я тебя тоже видела голым. Я говорила, что у тебя обалденная задница?
     -Говорила уже раз пятьдесят, - вздохнул Вадим. – Про тот приватный сеанс стриптиза давно забыть пора.
     -Твоя задница и в брюках неплохо выглядит, – засмеялась Барбара, – а уж стриптиз твой – тем более вряд ли забудешь.
     -Ну, я-то точно никогда не забуду тебя, когда ты в деле…
     -Знаю, - сказала Барбара, вмиг погрустнев, - ты никогда не простишь мне Зойку. В кошмарных снах тебе не снилась хрупкая девушка с эрегированными причиндалами?
     -Чур меня, чур - слава Богу, нет.
     -Рада за тебя, - вздохнула она.
     -Давай, я всё-таки приеду? У меня свободный вечер – родители забрали Богдана, сегодня их очередь.
     -Вы скоро Богдашу на части разберёте, - сделала вывод Барбара, - уже в очередь на него стоите.
     -Most likely //Вероятно//, - улыбнулся Вадим.
     -Мне сегодня на работу, так что от души посидеть всё равно не получится, - Барбара снова подавила вздох – Вадим расслышал.
     -Ты можешь сказать, что происходит? – поинтересовался он строго.
     -Происходит? – переспросила она и продолжила, немного помолчав:
     -Например – по Маруне скучаю, по счастливому тебе, и… в ноябре еду в Москву, на пластическую операцию.
     -На ту самую?
     -Ту самую.
     -А что говорит твой Лёшик? – слегка опешил Вадим.
     -Он уже ничего не говорит. Мы разбежались. Я его выставила. Он нашёл себе мальчика без сисек. Как раз вовремя позвонили из клиники – очередь подошла. Ну, я решила – это судьба. Представляешь, стану я обычной бабой. Совсем-совсем без причиндалов. Ничего не нужно себе утягивать и не нужно опасаться внезапных эрекций - прелесть!
     -Не представляю... Но не расстраивайся. Ты да не найдёшь выход из положения? Сильно сомневаюсь, - задумчиво проговорил Вадим. – Я слыхал, что наука в этом вопросе сильно продвинулась и изобрела искусственные "причиндалы", которые хитро крепятся и дарят радость всем участникам.
     -Иди ты, - устало вздохнула Барбара.
     -Выходит, я во всём виноват.
     -С чего бы?
     -Ведь изначально это был мой парикмахер…
     -Так ты в курсе?
     -Догадался. Сплетен не собирал, я тебя уверяю.
     -М-да, - промычала Барби, - самое мерзкое, Дима, что я сама его привела в этот салон. Буквально своими же руками… Слушай, я сейчас позвоню в контору и скажу, что у меня серьёзное подозрение на очень неприличную болезнь. А ты – пообещай, что не будешь при мне говорить по-английски, ведь знаешь, что я не переношу, когда ни хрена не понимаю!
     -Постараюсь. Разрешаю меня щипать, как только заговорю не по-нашенски.
     -С удовольствием! Только купи хорошей водки, не какой попало.
     -Кому ты говоришь? Естественно, хорошей куплю.
     -Много пить не будем.
     -Мне завтра на работу.
     -И мне, и мне…

* * *
      Маша закрыла шторы во всех комнатах (бегала по квартире как полоумная, от окна к окну) и села на диван, изо всех сил соображая, что ей делать дальше. В милицию (или полицию)? Но не поможет ни милиция, ни полиция, ведь он не угрожал… Убежать, спрятаться подальше куда-нибудь? Найдёт?... Внешность изменить? А деньги на пластику где взять?... Мама всё это время только наблюдала - сначала за её метаниями из комнаты в комнату, а теперь вот принесла стакан воды и валерианку, села рядом. Подождала, пока Маша накапает себе в стакан капель (судя по всему, доза была просто лошадиной). Даже через десять минут после того, как Маша приняла капли, её всё равно потряхивало. Наконец, она потянулась к пилюлям, выписным докторами. Вот тогда-то мама вздохнула, с укором напомнила о том, что предупреждала уже раз сто: поведение Маши, после выписки из больницы, совершенно недопустимо в столь шатком положении.
     -Тебе не шестнадцать лет, - напомнила мама с горечью, - тебе тридцать один, но ты ведёшь себя неразумно и я не узнаЮ тебя. Ты превратилась во взбалмошного, непоследовательного подростка. У тебя в голове сумбур, ты никак не можешь собрать свои воспоминания и чувства – я понимаю это. Не приведи Господь кому-то пережить то, что пережила ты, и не дай Бог жить с такими воспоминаниями – это очень тяжело – да, да и да! Но ты не одна страдаешь, пойми же, в конце концов. И мне тяжело, и папе, и… Вадиму, и даже тому маленькому мальчику, его сыну, который однажды уже лишился мамы, а теперь, того и гляди, лишится так же и тебя. Мы все тебя любим и переживаем за твою судьбу, но ты, походя, причиняешь нам боль, не желая возвращаться к реальности. Ты желаешь жить ненастоящей "прежней" жизнью, правила которой сама себе придумала. Считаешь, что если вычеркнула неугодное и неприятное, оно исчезло? Нельзя прятать голову в песок, от этого ничего не изменится.
     Маша сидела, слушала, и ей вдруг показалось, что мама рада такому развитию событий. Взрыв должен был случиться, и он случился – ружьё, висевшее на стене, выстрелило. Как бы подтверждая догадки, мама, с долей торжественности, рассказала о том, что вот уже полторы недели продолжаются телефонные звонки на домашний – сначала кто-то молча дышит в трубку, а потом даёт отбой. Такое и раньше случалось, время от времени. Папа часто "ругался" с таинственным абонентом – с тишиной конфликтовал. Понемногу все привыкли и перестали обращать всякое внимание…
     -Почему я не слышала ни одного звонка? – спросила Маша дрожащим голосом.
     -Эти звонки всегда происходили днём. Он редко звонил, так получалось, что ты как раз отсутствовала.
     -Но ты должна была мне сказать!
     -Должна была, - кивнула мама. – Но я уверена, что ты не испугалась бы. Ты слишком расслабилась – сразу списала бы происходящее на дурацкие шутки. Мы с папой всегда делали именно так, - сказала мама, глядя в сторону. – Если бы ты уехала домой, как только вышла из больницы, то не узнала бы ни о чём. Ты должна была уехать – вот тебе и доказательство моей правоты.
     -Мой дом здесь, - сказала Маша и вдруг словно бы услышала себя со стороны. Её слова звучали тупо и надумано, будто реплика из третьесортного сериала. Захотелось схватить саму себя за воротник (если таковой найдётся) и хорошенько встряхнуть. Или надавать себе оплеух. Но… она же не Джек из "Бойцовского клуба"! Да, к сожалению, она не Джек и даже не Эдвард Нортон, чтобы гениально сыграть… Опять "Бойцовский клуб"…
     -Пойми же – это глупо, в конце концов, - озвучила её мысли мама. - Ты сама загоняешь себя в западню. Даже теперь, когда у тебя уже не осталось другого выхода - цепляешься за придуманное благополучие. Я снова повторяю: Маша, твой дом ТАМ, и там (там, а не здесь) тебя ждёт человек. Твой самый любимый человек. Он молчит, потому что не хочет на тебя давить. Это он убедил меня выждать, дать тебе время. Зря! Я говорила, что нужно действовать быстро и решительно, купить тебе билет и затолкнуть в самолёт. Он со мной не согласился. Твой муж – очень деликатен, он никогда не сделает тебе больно, плохо, он заведомо отрицает любое насилие.
     Маша сжала пальцами виски.
     -Ты готова отдать меня в рабство только потому, что он такой весь из себя благородный?
     -Какое рабство, о чём ты? Месяц назад, на этом самом диване, ты белугой ревела, когда, по телефону, прощалась с ним перед операцией. Он уверял, что всё пройдёт прекрасно и через две-три недели ты уже сможешь приехать обратно. Ты твердила ему, что любишь, просила не забывать, говорила, что две-три недели – непостижимая вечность, что ты вернёшься раньше… Ты же не обманывала, я знаю, но не он забыл тебя, а ты забыла его и не хочешь о нём даже слышать. Неужели твоё сердце молчит? Маша, я никогда не поверю, что оно молчит и не зовёт тебя туда, к нему!
     -Зовёт, - шепнула Маша. – Куда-то… Но я никак не могу понять – куда же оно зовёт… До сегодняшнего дня была уверена, что оно требует остаться тут. Выходит, это всегда был страх? Всё внутри сжималось не оттого, что безумно хочу возвращения сюда, к прежней своей жизни, а… от страха? – она посмотрела на маму круглыми глазами, в которых дрожали, готовые сорваться с ресниц, слезинки. - Как же я не разобралась сразу, мама?

* * *
     -Звони Вадиму, немедленно.
     Маша вытерла слёзы тыльной стороной ладони и, всхлипывая, потянулась к сотовому, который лежал не столе.
     -Да не по телефону, - мама отобрала у неё сотовый и положила на прежнее место. - По "Скайпу" звони. Сейчас же.
     Она взяла Машу за руку и потянула к ноутбуку.
     -Что я ему скажу? – растерянно пробормотала Маша, сев за стол и включая компьютер.
     -Скажи, как есть.
     -Ага, - кивнула она, - целый месяц посылала его ко всем чертям, слышать о нём не хотела, но как только клюнул жареный петух – встрепенулась и полюбила! Вот дрянь! Отвратительно…
     Она поставила локти на стол и уперлась лбом в ладони.
     -Но выхода-то нет! – воскликнула мама. – Ничего, побудешь немного дрянью, для разнообразия.
     Мама, склонившись над столом, открыла "Скайп".
     -Да, он в сети, - кивнула она, обрадовано. – Нам повезло. Готовься, я сейчас нажму "вызов".
     -Интересно, как я должна готовиться, - пробормотала Маша, понимая, что другого выхода действительно нет. – Но он же на работе, занят наверное…
     -Насколько я знаю, на работе он бывает с ноутбуком, и у них в школе круглосуточно есть интернет. Если включён его компьютер, то сетевых статусов у него может быть только два – "Не беспокоить" (это значит, что он сильно занят), и "В сети". Мы так договорились – как бы там ни было, Вадим всегда должен быть на связи. Разве что куда-то уехал, по делам. Правда, прежде созванивались только вечером, в рабочее время – никогда… В любом случае, повезло, что мы с тобой его застали.
     Мама выбрала из двух контактов (их было всего два!) какой-то один (Маша ничего не понимала в "Скайпе").
     -Пошёл вызов. Я удаляюсь, Маша. Помни, что он – твоя единственная надежда, и… будь ты, наконец, взрослой!..

* * *
     Когда мелодично зазвонил "Скайп", у Вадима не было ни совещания, ни педсовета. С утра немного поездил по разным хозяйственным делам, и собирался поработать пару часов в кабинете, а потом – везти Даньку в бассейн, где сегодня у них намечалось первое занятие… С такими вот мыслями он протянул руку, чтобы развернуть к себе ноутбук (подумал, что звонит кто-то из подчинённых – иногда самые продвинутые из них не утруждали себя разговорами по телефону). Судя по всему, звонила тёща. Она никогда ещё не звонила ему на работу. Как правило, обычно разговаривали вечером, во внерабочее время. Что-то случилось?... Ответил на звонок, включилось видео и… ему показалось, что стены рушатся, как карточный домик, а чудесное кресло катится в какую-то бездну, в тартары.
     -Маша… – только и смог сказать Вадим.
     Насколько разглядел – чуть взлохмачена, подавлена…
     -Да, это я, - сказала Маша взволнованно и как бы через силу.
     Его всегда раздражало в "Скайпе" то, что собеседник не смотрит тебе в глаза. Естественно, он смотрит не в камеру, а на экран, на тебя на экране! Но Маша даже в экран не смотрела, она откровенно смотрела в сторону.
     -Здравствуй, Солнце! У тебя всё в порядке? Как ты там? Боюсь предположить… Вспомнила?
     -Нет… Нет, тут в другом дело… Тот человек… он меня нашёл, - сказала она и испуганно повернула голову (взглянула в сторону окна, если правильно разобрался с положением её ноутбука).
     -Тот человек? Фотограф?... Он тебе угрожал? – Вадиму мучительно захотелось тут же сорваться и ехать в аэропорт.
     -Нет. Он звонил на домашний, а это значит, что ему известно где я, и в любую минуту… У меня нет другого выхода, я должна вернуться. Можно мне обратно? – она, наконец-то, посмотрела в экран.
     -Маша, я жду тебя второй месяц, - Вадим сознательно отпустил эмоции, не сдерживался и не старался "держать лицо". Он говорил сейчас горячо и решительно, потому что все эти его устремления быть человеком-скалой в данный момент не стоили ни гроша. Если испуганная девушка наткнётся на холодную, непробиваемую стену мужского самообладания (разновидность мужской гордости), она ещё сильнее зажмётся и испугается. Её поддержать нужно, а не демонстрировать своё мужество, от которого уже тошно.
     -Да что там я, - продолжал Вадим, – на самом деле все тут ждут тебя с первого июня, с тех пор, как ты уехала. Приезжай, как можно скорее! Я встречу тебя в аэропорту.
     Он увидел, что она пристально вглядывается в экран, старался прочесть хоть какие-то эмоции на её лице, но… Паршивое качество картинки показывало лишь смазаные пиксели. Странно, раньше между ними были те же самые камеры, те же экраны, но тогда вполне хватало и паршивенького изображения. Неужели всё так сильно изменилось?...
     -Я сейчас закажу билет, - он погасил свалившуюся паузу. – Но смогу встретить только утром, а потому тебе придётся лететь ночным рейсом. Согласна?
     -Да, конечно.
     -А до аэропорта как доберёшься, ночью?
     -Дядя поможет… Спасибо…
     -Да не за что, что ты, в самом деле! Рад был тебя увидеть.
     Опять промолчала. Никак не отреагировала. Вообще никак. Или просто не разглядел?
     -Я маму позову…
     И исчезла из кадра.
     -Маша! – заполошно позвал Вадим.
     Но Маша не вернулась. Через несколько минут её место заняла Светлана Павловна, тёща.
     -Не сердитесь на неё, Вадим, она сама не своя. Сильно напугана…
     Тёща пообещала не выключать компьютер, дождаться, пока Вадим закажет билет и снова выйдет на связь…
     "Let us hope for the best" //"Будем надеяться на лучшее"//, - пробормотал он. Свернул "Скайп", сцепил в замок пальцы, прикрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул. Лишь только после этого открыл браузер…

* * *
     Вот так, внезапно, жизнь снова поменялась. До неузнаваемости. Мы едем. Едем. Едем… Молила всех святых, чтобы рейс всё-таки не был ночным. Хотя бы, утренним! Так и получилось – самолёт вылетал в 05:50 по местному времени, и в 7:05 по Московскому должен был приземлиться в Краснодаре (три с небольшим часа полёта). Как сказал Вадим Машиной маме, вариантов отыскалось очень мало. В основном, все рейсы имели довольно длительные пересадки (иногда, выжидать в аэропорту предлагалось два дня), что, естественно, никого не устраивало. Выбирать в Машином положении не приходилось и она, пожалуй, покорно просидела бы где-то сутки, или даже двое, только бы подальше отсюда…   
     "Подальше отсюда"… Было невыносимо горько сознавать, что родной город, с его улицами и деревьями, у которых помнишь каждую веточку, вдруг стал для тебя самым опасным местом в мире. Время от времени нападало безумное детское желание накрыться одеялом с головой, спрятаться от атакующей действительности. Но там, под одеялом, разве не страшно? Там же страшнее, потому что не видно ничего, и незримый монстр обязательно вцепится в тебя – он-то тебя видит, у него нет одеяла на голове!
     Как же помогали ей мысли о недостижимом родном доме в те длинные, беспросветные три года в неволе! Как стремилась она вернуться! Как хотела увидеть папу и маму, старых своих школьных друзей!… Как рада была всё это снова обрести…

* * *
     Маленькая комната без окон… Эта комната тоже приходила к ней в кошмарах. В каждом из них. Телевизор – вот единственное окно в мир. Счастье - это когда на экране новости, телереклама или ток-шоу, потому что чаще всего там крутится диск с порнухой. Тюремщик был большим поклонником порно и считал, что Маша также должна любить этот жанр. За три года она пересмотрела, наверное, всё порно, которое существует на свете. Накрывала голову подушкой, чтоб не слышать, зажмуривалась, чтоб не видеть, но всё равно, рано или поздно, неминуемо начинало подташнивать. Требовала прекратить показы, колотила в стену и в дверь – тщетно… Вместо того, чтобы внять её требованиям – приходил, приносил с собой гору штуковин из секс-шопа, спрашивал, чему она сегодня научилась. Если говорила, что не смотрела ничего – не верил и начинал "оживлять" её воспоминания путём воспроизведения немудрёного сюжета фильмов на практике. Обожал разыгрывать сценки из порно, одевать её в различные наряды, фотографировать, и насиловал, насиловал… Глотал таблетки, применял всякие "приспособления" – и снова фотографировал. А потом – нежно мыл её и её волосы в ванной. За Машиными волосами ухаживал только он – маски, бальзамы, шампуни… Вытирал полотенцем, сушил феном, расчёсывал, нюхал, целовал их… Бывало и наоборот – сначала церемония "омовения", потом – насилие. Но суть не менялась никогда - не попользовавшись хозяйкой волос, "тюремщик" не уходил (а приходил он ежедневно, иногда по нескольку раз в день). Даже если Маша лежала раздетая, окончательно раздавленная и униженная, на полу, вниз лицом, и плакала, он заплетал её волосы в косу и только после этого уходил, любовно оглядываясь… Ритуал монотонно повторялся изо дня в день, превратившись в день сурка. Она потеряла счёт времени, привыкла к боли и синякам, к рвотным позывам, если от неё требовали оральных ласк, а изнасилования принимала как свою обязанность… Вскоре, под аккомпанемент порнухи, начала заниматься зарядкой, изгибалась, растягивалась, приседала по сто, по двести раз, копировала увиденные позы, превращая их в физические упражнения. Постепенно мутировала в автомат, в игрушку, в куклу. Это было… страшно.
     И ещё - её мучили запахи. Постоянно. Его дорогая парфюмерия смешивалась с запахом табака (только дорогие сигареты) и алкоголя (только дорогой алкоголь), но мыться, при всём этом он не любил, со всеми вытекающими последствиями. Он бил её, если сама (по его приказу) помыла голову, но не успела высушить волосы и они влажные, если брызнула на себя недостаточно его любимого аромата, или наоборот – перестаралась… Женские духи и туалетные воды, как и длинные женские волосы, были его фетишем. Он менял свои предпочтения в ароматах раз в два-три месяца. Теперь Маша ненавидит все на свете духи и волосы длиной ниже плеч. Она и раньше была болезненно-чувствительна к запахам. Друзья говорили, что Машу вполне можно пытать запахами – но тогда это была хохма, а теперь… Воспоминания иногда атаковали её, неожиданно, стоило лишь чуть повеять какому-то запаху – р-раз, и она уже находилась на грани истерики… Должно быть, это можно вылечить, но мысль о том, что придётся снова топтаться по кабинетам, больницам и проходить курсы лечения, внушала такое отвращение, что Маша предпочитала помалкивать о своих сложностях. Как-нибудь пересилим, вытерпим – и не такое терпели…

* * *
     …И вот она такая, с исковерканной психикой, искажённым восприятием отношений между мужчиной и женщиной, со странным, чудовищным сексуальным опытом, куда-то едет. К какому-то далёкому, незнакомому человеку, который ни в чём (ни в чём!) не виноват и который, как мы выяснили, ну очень много сделал для неё. Свидание практически вслепую. Что он-то потребует от неё в знак благодарности? Что ему нравится? В чём его фетиш?... Наверняка тоже любит порно. Маму спрашивать бесполезно, она толком ничего не знает. Говорит только, что когда этот… муж приезжал, Маша ни разу даже не поцеловалась с ним в присутствии посторонних, а по ночам в их комнате было очень тихо. Ну, и что это значит? А как вообще должно быть в супружеской спальне? Необходимо чтоб кровать вечно скрипела? Или женские стоны обязаны раздаваться?... У него приятный и даже, кажется, поставленный голос (она запомнила, лишь этот голос, а вот о внешности могла бы сказать только одно: на Тайлера Дёрдена Вадим точно не похож)… Идеальная дикция! Звучный, ровный, затягивающий и обволакивающий (!) баритон… Очень красивый голос, без преувеличений!… Что он говорит этим голосом по ночам?… И не только по ночам. Шепчет непристойности?.. Маша схватилась за голову и попробовала успокоиться. Слёз не было, но её била дрожь… Они с мамой прилегли, чтобы отдохнуть перед поездкой в аэропорт. Поспать часика три! Что вы, какое там поспать! Маша вздрагивала от каждого звука во дворе, в подъезде, в квартире. Телефонные звонки повергали её в ступор… Можно сказать, что она очень обрадовалась, когда наконец-то, глухой ночью, озираясь по сторонам, все вместе спустились к такси. Мамин брат дядя Юра взял сумку, Маша шла следом, ёжась от ночной прохлады… Как же всё-таки не хотелось уезжать! Хотелось рухнуть на асфальт возле дома и вжаться поглубже – авось никто не заметит… На прощанье мама наказывала не забывать пить лекарство, хотя бы первое время. Пообещала. Ещё пообещала обязательно позвонить, как только доберётся до места, и… не плакать. Самым выполнимым казалось "не плакать", потому что Маша почти ничего не чувствовала, а голова была тяжёлой, будто туда налили сахарного сиропа – такого густого и вязкого…
     Последние мамины слова перед разлукой были:
     -Кольцо. Не забыла взять? Молодец…
     Поцеловала на прощание и помахала рукой.
     Маа-мааа!
 
ГЛАВА 4
ДАЛЬШЕ?
     Маша надеялась каким-нибудь чудом поспать в самолёте. Ну, хотя бы часок! Но чуда не произошло: как обычно, не смогла сомкнуть глаз. Несмотря на позднее время. Она просто не умела засыпать в самолёте. Боялась летать, но всегда, если были деньги, выбирала именно самолёт, потому что поездка в поезде отнимала кучу времени – раз, заставляла общаться с совершенно ненужными людьми – два… и ещё множество всяких мелких причин, которые просто не стоит перечислять… Когда-то давно Маша уже летела ночным рейсом. Место тогда попалось в конце салона – спинка кресла не откидывалась. Намучилась! Вот тогда-то в сон клонило самым подлым образом!... Сегодня произошло с точностью до наоборот. Бизнес-класс и всё такое… Сидела в этом бизнес-классе, среди храпящих, обеспеченных по жизни  пассажиров, и отстранённо думала о том, что её… муж всё же смог заказать (и оплатить) ей билет (про цену билета разговор отдельный), без пересадок, в Южном направлении. Ведь "бархатный сезон" на дворе, очень востребованное время года… Думала, думала… Мысли вертелись по кругу… Рассердилась на себя, потому что бегающие по кругу мысли выглядели отвратительно и цинично. Попробовала переключиться. Сначала пыталась читать светские новости в гламурном журнале, купленном в аэропорту. Попытка оказалась неудачной. Тогда - надела наушники и начала слушать музыку из своего сотового, но добилась лишь того, что из-за неудобных наушников заболели уши. Сунула наушники и сотовый в сумку, стала смотреть в иллюминатор (к счастью, досталось место у окна)… Груды облаков, подсвеченные восходящим солнцем. Величественная картина, наконец, притупила страхи и нервозность настолько, что Маша снова открыла глупый гламурный журнал и даже выпила кофе с булочкой …

* * *
     Когда сели в Краснодаре, натикало семь с небольшим, по местному времени. И опять занервничала. Очень занервничала. Едва вышла из самолёта и шагнула на трап, ей показалось, что стоит на краю обрыва. Испуганная, растерянная, мало что соображающая после вчерашнего нервного дня и сегодняшней бессонной ночи. В мыслях был такой раздрай, что разбирать и разбирать. Очень хотелось разреветься, но слёз по-прежнему не было. И даже не на кого, кроме себя (за всё!), не наорёшь, а вопить на себя – это уже чистой воды шизофрения. Скажете нет? Вместо того чтобы вопить, Маша дала установку не истерить и "успокоиться щасже!" Помогло, но мало и ненадолго. Она медленно шла по длинному коридору и, насколько получалось в её состоянии, в который раз пыталась подготовить себя к неожиданной и спонтанной встрече с таинственным и таким сильным человеком… С мужем.
     Поздновато конечно, но теперь ей действительно захотелось увидеть, что же это всё-таки за муж у неё такой? На аватарке, принадлежащей ему в "Скайпе", красовался жгучий красный перец (рассмотрела-таки) - вроде бы не пОшло?... Не пОшло, но весьма на грани фола. Маша никак не могла понять, какие вообще чувства у неё вызывает этот самый муж. Ну, сначала, конечно, нахлынули паника и страх, а потом, вроде бы, всё устаканилось. Когда разговаривали вчера, увидела, что сидит он в массивном (неужели кожаном?) кресле, в какой-то светлой (но не белой) рубашке и галстуке… Наверняка где-то там ещё и пиджак был, но он его снял (у них жара? что там сейчас вообще за погода? если верить интернету, у них действительно продолжается лето). Ещё – поняла, что у него короткая стрижка. То ли непричёсанный, то ли кудрявый (не разобрала, довольно темно там у него было, ведь никто её звонка не ждал, специального освещения не предусмотрел)… Разглядела высокий лоб, открытое лицо… подбородок – не острый (стало быть, не упрямец)… Ну, хоть что-то… Но по-прежнему не известно, между прочим, сможет ли она узнать его сейчас, в аэропорту, ведь, по сути, запомнила только голос. Паники не чувствовала. Лишь какое-то отупение. Будь что будет. Вроде бы нормальный парень (все они нормальные, на первый взгляд). Со всех сторон, откуда не глянь – вёл он себя (в рассматриваемой ситуации) более чем достойно – это бесспорно… И голос у него такой, что хочется слушать и слушать… Как можно быть такой дикаркой, чтобы наотрез отказаться общаться с человеком? Мама наскоро показала ей фотографии, которые хранились в ноутбуке – Вадим и русоволосый (такие светленькие русые кудряшки) мальчик (значит, скорее всего, муж у неё кудрявый, а не взлохмаченный). Запечатлены, когда приезжали к Маше, перед операцией… Мальчика рассмотрела, а вот папу его… Поняла почему – мальчик увлечённо позировал, а папа – нет, вот и получился то смазанно, то в профиль, то вообще со спины! Теперь придётся пожинать плоды: как не знала мужа в лицо, так и не знаешь. Какого чёта, спрашивается? Ну да, конечно, ты была (и есть) в шоке и всё такое… Но и, тем не менее – какого чёрта?!!  Он же не чужой тебе, и не пытайся никого обмануть - ты ЗНАЕШЬ его в лицо. Знаешь его, любишь его, а раз полюбила – значит он не такой, как все, значит, ты нашла в нём что-то, за что смогла полюбить. Ты. Смогла. ПО-ЛЮ-БИТЬ! После всего, что с тобой было... Да ладно, всё не так – ты просто взяла и влюбилась в него. Тебя никто не заставлял. На этот раз никто.
     Она сжимала в ладони изящное обручальное колечко. Уже давно изучила (никакой гравировки - это плюс), потрогала (гладкое!), примерила (конечно же впору!) – красиво поблёскивает на пальце… и снова - не стала его надевать. Положила в карман на курточке. Мама сказала, что "он" привёз его с собой, когда приезжал (у него – точно такое же, только размером побольше). Сам выбрал, у тех ювелиров, которым доверял... Дотошный, въедливый. Невероятный зануда, наверное…

* * *
     …Маша озиралась по сторонам, силясь отыскать в окружающих предметах и деталях интерьера хоть что-то знакомое, чтоб зацепиться и вытащить какое-нибудь малюсенькое воспоминание о своём отъезде отсюда. Ничего. Ни-че-го! А вот и встречающие. Немного, всего-то несколько человек. Больше половины из них – женщины, стало быть, сразу отпадают. Мужчин четверо. Причём один из них, обладатель огненно-рыжей шевелюры, радостно болтает с какой-то блондинкой, и, выходит, тоже отпадает. Ещё имеется лысый дядька с бородкой "эспаньолка", но дядьке лет пятьдесят на вид - вычёркиваем… Оставшиеся двое – примерно одинакового возраста. Один из них в лёгкой хлопковой куртке и модных брюках "чинос" золотисто-бежевого цвета, короткие вьющиеся тёмно-русые волосы небрежно заброшены со лба назад. Как показалось со стороны, по развороту плеч, по стати – это спортсмен (нет, не fitness-men, а настоящий спортсмен, и скорее всего – пловец), почти брутальный, почти красавчик-мачо… Правда, у этого мачо напрочь отсутствует всепокоряющий (так положено мачо) взгляд "чуть свысока" (недокомплект?). Он смотрит скорее задумчиво... Но всё равно, подобные субъекты ей и раньше-то не нравились, а теперь вовсе… Второй - взлохмаченный парень с короткой стрижкой, весьма бандитского вида… Нет, точно не он, хоть и лохматый… Маша ещё раз всмотрелась. Нее. Вернёмся к "мачо" – этот больше всех соответствует. Прищурилась – ну точно, он. Уже никаких сомнений не остаётся. Он! (Как можно было влюбиться в такого? Западных фильмов обсмотрелась? Маша, как ты могла?!)
     В общем, когда подошла к турникету, в пору уже было "лишаться чувств" от избытка этих самых чувств – она накрутила себя по полной программе. Шла на ватных ногах, турникет всё ближе и ближе… Испуганно ждала: вот сейчас, сейчас её окликнут, кинутся обнимать (больше месяца не виделись!)… Муж ведь, как не крути! "Он – мой муж, я – его жена… Ужас…" И услышала, будто сквозь время, негромкий голос, назвавший её имя:
     -Маша.
     Не позвал, не выкликнул. Просто произнёс четыре буквы. Баритон. Ровный, глубокий, уверенный и чистый, без хрипотцы, без слащавости (и это – плюс) – да, ТОТ САМЫЙ ГОЛОС. Повернулась к нему, как зомби, от волнения ничего не соображая и опять не видя толком. Ожидала объятий, поцелуев. Но… Не кинулся обнимать и лобызать. Даже не притронулся.
     -Давай мне сумку.
     Отдала. Велел, вот и отдала. Кто-то налетел сзади:
     -Простите, я такая неловкая!
     Рыжая, на высоченных каблуках, рассыпала по полу несколько мини-дорожных сумок. Зачем ей столько? И почему в багаж не сдала?.. "Он" помог подобрать, отдал поднятое хозяйке. Маша отстранённо поглядела на его руки, отметила: красивые, как и голос. Длинные (но не хрупкие и не нервные), сильные пальцы… Маникюр? Не заметила, но возможно – уж очень красивые руки, без изъянов. И… да, вот оно, обручальное колечко. Да, похоже на Машино…
     -А вы - здешние? – спросила рыжая, в отличие от Маши призывно задирая голову, заглядывая "ему" в лицо и улыбаясь изо всех сил. – Я впервые приехала отдыхать в бархатный сезон и не знаю, чего ожидать…
     -Ну, если не боитесь очередных смерчей и сухопутных цунами, то вам понравится, - кажется, улыбнулся. И Маше (несмотря на то, что рыжая явно хотела продолжить разговор):
     -Пойдём отсюда, у нас мало времени.
     Невежливо, однако, молодой человек! Но Маше его поведение понравилось. Она даже осмелела немного и тайком заглянула через плечо, но… увидела совсем немного. Загорелый (почти чёрный от загара, и это ему идёт), а волосы не совсем тёмные, они порядком выгорели на солнце. Возможно, если бы не стрижка, то у него были бы настоящие кудри. Шёл быстро, но не обгонял Машу и, если она не поспевала, замедлял шаг.
     Изо всех сил тянула носом, ища запахи парфюмерии. Не-а. Ничего. Вообще никаких ориентиров…

* * *
     Он раскрыл перед ней дверь красивой (ух ты!) чёрной машины на стоянке. Пока ставил в багажник сумку, Маша сидела, глядя перед собой в лобовое стекло, сцепив руки на коленях. Люди, деревья, клочок неба, а в небе – стая голубей (самоубийцы, ведь рядом аэропорт!)… суета… Все слегка расслабленные, словно не от мира сего… Верно – "бархатный сезон", южный город!
     -Ты вообще в порядке? – он сел на водительское место. – Выглядишь так, будто вот-вот в обморок хлопнешься.
     -Очень может быть, - откликнулась Маша эхом. – Очень кружится голова. Я справлюсь с собой. Обещаю.
     Показалось, что он хочет что-то ответить. Промолчал. Всё никак не могла себя заставить посмотреть на него – боялась встретиться глазами.
     -As for //Что касается// распорядка дня, то его хорошо бы уточнить, - сказал он вместо того, что собирался, неожиданно вставив в свою речь английские слова, - через три с половиной часа мне нужно быть на работе. До дома езды около трёх часов. Выбирай, куда, всё-таки, мы едем – домой или в ту квартиру, где ты раньше жила. Вот ключи – я созвонился с хозяевами, - он достал из кармана симпатичные ключики из белого металла. - Вечером твои вещи из дома привезу, если что. Но имей, пожалуйста, в виду - если решишь жить отдельно, будут сложности и у тебя, и у меня. У тебя оттого, что ты никого и ничего в городе не знаешь, у меня - оттого, что я понятия не имею о том, как сделать так, чтобы ты смогла жить самостоятельно, никого и ничего не зная.
     Пауза. И опять – никаких мыслей. Пусто. Нет, он не настаивал ни на чём, говорил очень мягко, дружелюбно, и... грустно. Так грустно, что сердце сжималось. От звука его голоса бегали приятные мурашки, как-то разом пропали все страхи, и стало спокойно-спокойно. Поняла почему: не поверить ему, не убедиться в его добрых намерениях, было невозможно. И, что самое невероятное – он говорил искренне, не рисовался, не пытался произвести впечатление. Настоящий и… родной?..
     -Я… я не знаю. Столько всего передумала… - пробормотала Маша. – Мне кажется, я только что с Луны свалилась… Можно мне подумать после?
     -Да, конечно. Значит, сейчас всё-таки едем домой?
     -В твой дом?
     -В наш с тобой дом, - поправил он.
     -В наш… - кивнула Маша и добавила, но тихо и неуверенно:
     -А вечером, если что, отвезёшь меня туда, где я жила раньше…
     Он снова что-то хотел сказать, и опять промолчал. Сидел, положив голову на подголовник, смотрел на Машу. Ждала, что всё её существо сейчас сожмётся под пронизывающим, раздевающим взглядом, но… Ничего такого в его взгляде не наблюдалось. Взгляд был совсем не пронизывающий, даже наоборот - тёплый и уютный. Шестым чувством поняла: просто человек соскучился. Очень. И опять (опять!) ощутила идущее от него тепло и спокойствие. Судя по всему, мама не обманывала, пытаясь успокоить, а говорила правду… Маша настолько прониклась этим теплом, что подняла глаза и посмотрела на Вадима. Впервые. "О, чёрт! – мелькнула испуганная мысль. – Чёрт! Чёрт! Чёрт! Как же это меня угораздило?" Он улыбнулся ей и она, кажется, покраснела, смущённо улыбнувшись в ответ.
     -Договорились, - сказал Вадим, поднял голову с подголовника и тронул машину с места.

* * *
     В дороге Маша, совершенно неожиданно, заснула, хотя ей очень хотелось посмотреть на здешнюю природу. Ничего не увидела – будто разом погрузилась в тёплый сумрак. Не слышала даже, как работало радио (Вадим включил его совсем негромко) на какой-то волне, где выступления Жванецкого и КВН перемежались бодрыми ритмами Российской эстрады… Непритязательная такая волна… Когда Маша проснулась, чёрная Субару Импреза въезжала во двор симпатичного и довольно большого двухэтажного коттеджа. Дорожки посыпаны коричневым гравием. Повсюду цветут розы и ещё какие-то цветы, похожие на большие, экзотические разноцветные (розовые, красные, белые, лиловые, синие…) нарциссы, которые цепляются за розовые кусты, обвивают их, словно плющ. А по стенам коттеджа карабкается виноградная лоза (то здесь, то там виднеются небольшие гроздья!), образуя густую, буйную живую облицовку удивительного цвета, багряно-желтую с редкими изумрудными вкраплениями… Сказочный сад. Ухоженный… Только не говорите, что главный садовник здесь она, Маша!... Через окно машины залетел чудесный запах… Сон продолжается? Ведь так красиво и чудесно может быть лишь во сне!... Маша сама себя ущипнула за руку. Больно… Гараж прямо в доме (не захламлённый, аккуратный!). Открывается и закрывается дистанционно. Никогда такого не видела, кроме как в фильмах про западную жизнь… Директор школы? (Маша до сих пор не знала, кто его отец. Почему-то никто ей не сказал. Всем было недосуг или просто не захотели?) Из гаража вошли в прихожую. Маша увидела ещё одну дверь…
     -Это – выход, - пояснил Вадим, перехватив её взгляд. – Ну, или вход, как кому нравится… Обычно я вхожу и выхожу через гараж, а ты – через эту самую дверь.
     Наклонился, поставил перед ней оранжевые сланцы.
     -Твои, любимые.
     -Спасибо.
     Маша только теперь увидела на нём светлые кроссовки (неужели зрение окончательно возвращается?). Которые он тут же, вслед за Машей, снял и тоже переобулся в тапочки (вполне элегантные шлёпанцы с надписью на боку "Dockers" и символом инь и янь). Всё интересней и интересней! Даже жгучий красный перец на аватарке в "Скайпе" уже как-то не очень удивляет… Следом - помог Маше снять куртку, показал, куда вешать, потом снял свою и остался в лёгком чёрном джемпере, мягко облегавшем красивую атлетическую фигуру ("Неужели это я ему покупала? – подумала Маша. – Если да, то влюблена действительно не на шутку. А если сам – значит слегка нарцисс")
     -Значит так, - сказал Вадим, бодро. – Самая первая твоя экскурсия. Приготовься пробежать по достопримечательностям нашего дома рысью, потому что мне самому уже пора бежать.
     Слегка поманил за собой, и в тот самый момент, откуда ни возьмись, в прихожую ворвался рыжий крошечный пёсик. Он запрыгал возле Маши, радостно взвизгивая и энергично виляя пушистым хвостиком.
     -Наш померанский шпиц по имени Генрих, - показал на него Вадим. – Он в тебя влюблён, а потому советую взять на руки – всё равно не отвяжется.
     Маша улыбнулась (какой малюсенький и какой милашка!), взяла Генриха на ручки (совсем лёгкий, будто клубочек рыжего пуха!), чем тот сразу же воспользовался – полез целоваться. Впрочем, после того как она несколько раз отвела от своего лица его короткую остроносую мордочку, поползновения прекратил. Время от времени пёсик заглядывал ей в лицо и облизывался, перебирая лапками. Вадим понаблюдал за ними с улыбкой и сказал:
     -Лиза… - кашлянул и пояснил:
     -Моя дочь хронически уговаривает подстричь Генриха "под Бу". Но мне кажется, что это будет чересчур, он и без того – вылитая плюшевая игрушка.
     -Что за Бу? – не поняла Маша.
     -Boo – самый популярный померанец из "Facebook". В общем-то близнец нашего пса, но чуть покрупнее и с, так сказать, инфантильнообразной стрижкой. Как-нибудь посмотрим фотографии… Итак, экскурсия. Мы находимся в библиотеке. Книги здесь преимущественно дедушкины. Много редких фолиантов. В основном - исторические. На сейчасный момент – библиотека не более чем деталь интерьера.
     -А этот камин работает? – спросила Маша, озираясь.
     -Работает. Но разжигать его – целая наука, так что без особого повода он не работает. Слева: кухня. Пошли, - он попутно показывал, по-прежнему избегая прикосновений, - вот эта дверь – ванная, но как бы понарошку. Там мы обычно моем лапы Генриху после прогулок, а ещё – чистим обувь, верхнюю одежду, и так далее… Кухня. Проходи. Тебе она всегда очень нравилась.
     Маша огляделась.
     -Уютно… Телевизор… У меня никогда не было телевизора в кухне.
     -Теперь он у тебя есть, - кивнул Вадим. – В холодильнике - продукты. Я уйду – не забывай, что ты у себя дома. Дальше, - поманил её за собой, выходя из кухни, и когда вышли, показал на ступеньки лестницы. – Поднимаемся.
     Поднялись по лестнице. Вдоль коридора уложено ковровое покрытие, одна дверь влево и три других - направо…
     -Налево - детская, - Вадим толкнул эту дверь. За ней открылась небольшая светлая комнатка. – Здесь живёт и рисует сказки мой сын, Богдан по прозвищу Данька. Ему четыре года. Сейчас он живёт и рисует у бабушки с дедушкой. Временно. Пока ты приходишь в себя. Напротив – гостиная, - он показал вправо. - Проходи.
     Современный, удобный диван, пара кресел, журнальный столик (столешница из стекла, на ней стоит чёрно-серебристый ноутбук), плазма на стене (не такая большая, как можно было бы ожидать), шкаф-купе... На окне - тёмно-зелёного цвета шифоновые гардины в пол, за гардинами римские шторы, а ещё, кажется, выход на балкон… Маша вертела головой, задирала подбородок, считала галогеновые лампочки на натяжном потолке, смотрела под ноги… Минимализм и хайтек… 
     -Интернет у нас тут беспроводной, через роутер. Я тебе оставлю мой ноутбук (он мне сегодня не нужен), а завтра твой настроим… Светлана Павловна, наверное, с утра звонка по "Скайпу" ждёт?
     -Ждёт, - кивнула Маша. – У нас – почти час дня…
     Вадим посмотрел на часы. Снова поманил Машу. Вышли в коридор. Генрих всё-таки изловчился и лизнул Машу в щёку. Она легонько погрозила ему пальцем.
     -Ванная, - Вадим вошёл в ванную. – Если вдаться в подробности, то это санузел. Иди сюда.
     Бело-голубые тона, окно в сад, жалюзи, ампельные растения…
     -И снова две двери, - продолжил он, показав одновременно два направления двумя руками в разные стороны: перед собой (дверь, в которую они вошли) и влево (стал при этом похож на проповедника). – Везде замкИ. Чтобы избежать разного рода недоразумений, когда находишься тут, обе двери хорошо бы закрывать. Дальше. Спальня.
     Вошли в дверь, которая вела из ванной налево. Бежевые тона, дерево, снова тканевый натяжной потолок, галогеновые лампочки… У хозяина, помимо всего прочего, отличный вкус…
     -Здесь тоже - традиционные две двери. Та, которая в ванную, чаще всего закрыта, - он щёлкнул замочком на дверной ручке и одновременно зазвонил его сотовый. – Прости, - сказал он Маше, и в трубку, совершенно другим тоном, сухо, делово, но тем же (колдовскИм) голосом:
     -Слушаю… Доброе утро… Да, в половине третьего, как договорились. Я сейчас буду в городской администрации, нужно решить несколько вопросов на предмет финансирования, а потом – весь ваш. Они не звонили и я им не звонил. Всё уже решено, чего зря воздух сотрясать?... Просто подъезжайте. Увидимся.
     Вадим убрал телефон и спросил прежним тоном, мягким и тёплым:
     -Как ты смотришь на то, чтобы жить пока в этой комнате?
     -А ты? – Маша опустила глаза.
     -Я – в гостиной, - ответил он просто, как будто это была сама собой разумеющееся истина. - Твоя одежда – здесь, в стенном шкафу, - он показал на встроенный шкаф-купе. – Я подумал – тут твоё любимое зеркало, вся косметика – перетащил сюда и одежду… Согласна?
     -Мне это подходит. Спасибо.
     -Да не за что, Марусь, - улыбнулся Вадим. – Осматривайся. Быть может, здесь ты всё быстро вспомнишь, - он сделал паузу, - я надеюсь на это.
     -Я тоже… Очень надеюсь…
     Опять посмотрел на часы, помедлил.
     -И… чтобы раз и навсегда прояснить все щекотливые моменты, я должен озвучить нашу с тобой главную проблему. Точнее, разом ответить на твои вопросы относительно нашего сосуществования.
     Маша почувствовала, что руки как-то враз задрожали… А Вадим очень спокойно, с расстановкой и выделяя некоторые слова, продолжил:
     -Ты не должна опасаться того, что от тебя в этом доме ЧТО-ТО потребуется. Здесь никто. Никогда. НИЧЕГО. У тебя. Требовать. Не будет. Если ты сама ОБ ЭТОМ не попросишь. Запомни, пожалуйста. И больше не смотри на меня так затравленно, как смотрела в аэропорту, очень прошу. Я не монстр, не маньяк и не извращенец. Я… - он опустил голову и прибавил тише, отведя глаза:
     -Я просто очень тебя люблю… Всё. До вечера. Буду около восьми.
     Повернулся и ушёл.

* * *
     Вадим сел в машину, выдохнул, и откинул голову на подголовник. В ушах шумело. Нужно успокоиться. Всё будет хорошо. Они оба – взрослые люди, они – не чужие, и они разберутся… Он готовился к сегодняшней встрече, как к первому свиданию. Совершенно отчётливо понимал: в аэропорту Маша увидит его, по сути, впервые, а первое впечатление – самое сильное. Памятуя о том, что когда-то, при знакомстве на "Бродвее", он совершенно ей не понравился, сегодня Вадим постарался вести себя как можно тише и сдержанней, совершенно "выключить" пресловутого плейбоя и засунуть "корону" как можно дальше. Нечего надеяться на то, что и теперь, как когда-то, не очень положительное (мягко говоря) впечатление совсем не помешает ей, в результате, вновь ответить его чувствам. Маша вернулась другим человеком. Он убедился в этом сам и согласен с её мамой. Всё верно, она ДРУГАЯ. Даже визуально другая – подстриглась, похудела, приобрела чуть агрессивные чёрточки, которые ей, кстати, очень идут… Но в ней словно бы осталась только половина человеческой личности, а вторая половина сейчас вообще незнамо где. Отсюда её растерянность, дезориентация, испуг… Вадим чувствовал, почти осязал Машин страх. Главная составляющая этого страха – психологический барьер, уверенность в том, что все мужики – отвратительные маньяки, которым нравится демонстрировать своё превосходство и причинять боль своим безответным жертвам. Она же ничего, кроме насилия, от мужчин не ждёт, и выходит он, Вадим, обязан как можно скорее отыскать недостающую, (уснувшую?) часть её личности – это полностью в его интересах. В чью пользу обернутся поиски пока не ясно, но будем надеяться, что прежняя Маша (родная и близкая) всё-таки победит Машу теперешнюю (чужую и отстранённую). А слабо доказать ей, что ты не опасен, что ДЛЯ НЕЁ ты… лишь пекинес? Ну и как это сделать? Как подступиться-то к ней? Это же чужой человек… Вполне возможно, что теперь её не устроит гордое звание "домохозяйка", полная зависимость (в материальном плане) от мужчины, незнакомый дом, неродной ребёнок… Интересно, чего можно ожидать в результате такого (неблагоприятного) расклада? Пожалуй, она запросто снова снимет себе угол и пойдёт куда-нибудь работать. Маша всегда ненавидела слово "домохозяйка", а теперь для неё вовсе потерян стимул приспосабливаться (приспосабливаться к сосуществованию с чужим мужиком). Если ей будет тут плохо – она скажет об этом прямо, и уйдёт. Ну, или ты уйдёшь с её пути… Твою ж мать! Ему совершенно не нравится такой расклад! Он так соскучился по ней, так хотел бы крепко-крепко прижать к себе, и расцеловать – ещё там, в аэропорту… Не отпустит он её. Не отпустит. Постарается держать изо всех сил!
     Вадим вздохнул и подумал: "О чём это я? Конечно, отпущу. И даже не просто отпущу, а лично отвезу, куда скажет…" Он снова вздохнул и посмотрел на часы. Самое время ехать, чтобы везде не опоздать…

* * *
     Некоторое время Маша стояла, как загипнотизированная, обняв задремавшего на её руках Генриха. Вадим, судя по всему, переоделся в гостиной, а потом быстро уехал.
     Тишина. В окно заглядывали красные листья винограда. Огромное окно, рама с переборками – она как бы состоит из квадратов – высокая и широкая. Так много света и воздуха! Любопытно, кто Вадим по гороскопу? Обычно, воздух любят знаки Воздушной стихии… Подошла к окну, пролезла за занавеску из органзы (руки-то заняты!) – рама оказалась приоткрытой. Более того – здесь действительно есть балкон и дверь туда тоже приоткрыта. Конечно же, вышла в эту дверь. Как не выйти на такое чудо? Балкон для Джульетты, не иначе! Большой, просторный, на него выходят три окна - первое из спальни, а два других, судя по всему, из ванной и гостиной. У ног раскинулся сад. Тот же самый, с розовыми кустами. В кустах беседуют невидимые птицы (воробьи?), сквозь листву каких-то плодовых деревьев (сливы? черешни? груши?) подмигивает солнце… Ух ты, как всё-таки здорово! Любопытно, а что находится на заднем дворе? Из детской, должно быть, видно задворки, ведь детская расположена на другой стороне коридора. Нужно обязательно взглянуть… А ещё - нужно взглянуть на собственные вещи, про которые говорил Вадим. Осторожно положила собачку на кровать и подошла к зеркалу. Поправила волосы… После бессонной ночи залегли тени под глазами, общий видок – измождённый. Все её страхи и нервы отпечатались тут… Нужно, как можно скорее, в душ, и поспать… Генрих потянулся и зевнул. Нашёл взглядом Машу и завилял хвостиком.
     Недалеко от кровати стоял небольшой деревянный комод, а на нём – почему-то крошечный флакончик с эфирным маслом. Взяла его, положила на ладонь. Бергамот. Точно такие же флакончики лежат у неё в сумке, с которой она приехала. Но бергамота в наборе нет (открываешь полиэтиленовый пакетик с эфирными маслами – а там царит таакой аромат!), хотя ей всегда этот запах нравился. Забыла его здесь, уезжая?... Генрих буквально скатился с кровати (Маша только-только шагнула к нему, чтобы помочь крохе спуститься на пол). Проверила – нормально – жив и здоров, только чихнул, а потом весело присоединился к осмотру комнаты. Сжав флакончик в ладони, Маша приоткрыла верхний ящик комода. Косметика, расчёски, плойка… Странное ощущение – будто роешься в чужих вещах. Простенькое содержимое косметички. Хозяйка не отличается снобизмом – наверняка выбирала не из соображений престижа, а просто брала то, что подходит по тону (Маша рассмотрела каждый карандаш, мазнула на руку помаду и тональный крем). Заглянула и в стенной шкаф, рассмотреть одежду. Что точно то точно – в снобизме и любви к пошлому гламуру жену Вадима ни за что не упрекнёшь – это Маше в себе особенно понравилось. Увидела джинсы, женские белые чиносы (!), туники, несколько лёгких летних платьев (простые, недорогие, но стильные!), обувь (всего одни туфли на высоком каблуке, а остальное – либо балетки, либо сабо, либо на совсем маленьком каблучке)… Маша поразмыслила, вытащила из карманчика на джинсах, в которых приехала, обручальное колечко (незаметно переложила из куртки, когда раздевалась в прихожей) и осторожно опустила его в чашку с серёжками и другой бижутерией. Чашка стояла в комоде, рядом с баночками крема (да, это тот самый крем, которым она всегда пользуется!). Маша улыбнулась и кивнула своим мыслям. Потом – закрыла комод, задвинула дверь-купе и, пройдя через спальню, озираясь по сторонам, вышла из комнаты в сопровождении Генриха.
     Детская Машу тоже очень впечатлила: наверняка тут работал опытный дизайнер! Удивительная люстра, словно бы сделанная стеклодувами (она из изящных цветов - тюльпанов и крокусов, которые как бы струятся по потолку), звёзды свисают с потолка то здесь, то там – лови и загадывай желание!… Комнатка поделена пополам, и детская кроватка находится далеко от окна, в небольшой нише, где свет не станет слепить малышу глазки. А в той части комнаты, которая рядом с окном, много игрушек и стоит детский столик. На столике лежит альбомчик для рисования. Заглянула… Сколько лет мальчику?.. Четыре? Для четырёх лет очень неплохие рисунки. Маша пролистала альбом. Снова улыбнулась. Фантазия через край… Хорошо бы познакомиться с малышом! Над столиком висят несколько портретов (цветными карандашами, пастелью, углём и сангиной, а вот фломастеров нет и в помине – это Машу приятно удивило), старательно и явно детской рукой, вырезанные из альбомов для рисования. Под каждым портретом – подписи прописными буквами, той же детской рукой. "ПАПА" (слишком уж кудрявый, с улыбкой до ушей – но похож!). "МАРУСЯ" (свой портрет ей понравился, несмотря на длинную косу – и тоже вполне узнаваема!) – у обоих жёлтые кольца на правой руке. "ЛИЗА" (девочка с красивыми волосами, пухлыми алыми губками и длинными ресницами – ага, та самая дочь, которая норовит подстричь Генриха). "БАБУШКА" (с пучком на темечке – а в реальности, видимо, на затылке). "ДЕДА" (почему-то совсем без волос, в очках). И… "МАМА". У мамы длинные, жёлтые (видимо светлые) волосы, синие глаза и… крылья, как у ангела. Маша невольно задержалась взглядом на этом рисунке. Почему крылья? Мама мальчика умерла?... Она понятия не имела, что за прошлое было у Вадима, а о его семье знала только самое основное, что успела рассказать ей мама (сама-то, помнится, упорно не хотела ничего слышать). Дочь с губками и ресницами, сын-художник, мама художника - красавица с крылышками, бабушка с пучком, лысый дедушка… Маша, в задумчивости, подошла к окну, выглянула на задний двор. Это что, бассейн? Ого! Отделан белым кафелем, метров пять в длину и три в ширину, но пустой. На дне увидела несколько листочков… Если это действительно бассейн, то он, видимо, сломан… Но, в любом случае, увиденное на заднем дворе сильно её впечатлило. Это кем же нужно быть, чтобы отгрохать себе бассейн в саду?... А может быть (вот она, спасительная мысль), дом куплен или взят в аренду у какого-то воротилы?
     Всё ещё размышляя, Маша зашла в гостиную и снова осмотрелась. Эта комната значительно больше спальни (что не удивительно). А пахнет… каким-то средством для уборки. Приятно пахнет. Мама говорила, что здесь есть горничная – возможно, прямо перед их приездом была сделана уборка квартиры, да и собаку наверняка кто-то выгулял… Подумав так, Маша, в который раз, ощутила себя не в своей тарелке. Словно бы лишняя тут. Или приспособленка. Или… Выскочила за богатенького парня, который по удачному стечению обстоятельств далеко не урод, а главное – у него есть должность, дорогая машина, фантастический сад и бассейн на заднем дворе. Уволилась с работы на радостях!… Интересно, вот он сказал только что "Люблю" (не признался, а, скорее, тактично напомнил, но всё равно дух захватило), а она, как она-то к нему относилась на самом деле? Разумеется, всем сказала, что любит и скучает... А... Если подумать?... Маша твёрдо решила разобраться в этом вопросе!
     Диван в флисовом, песочного цвета чехле, стоит чуть ли не посреди комнаты, как в ситкомах. На диване, плотненько так, расставлены три объёмных подушки… Вроде бы она видела что-то подобное в магазине, совсем недавно. Бамбук? Да, точно – на каждой из них фирменная наволочка! У него же была серьёзная травма, позвоночник. Компрессионный оскольчатый перелом (мама проинформировала)… Должно быть, он ещё легко отделался, потому что звучит диагноз просто жутко! Наверняка нельзя долго сидеть, а работа у него "сидячая" – как из положения выходит? Ведь на работу бамбуковые подушки не потащишь… Села на диван, навалилась спиной на подушки. Удобно! Генрих тот час тоже попросился на диван, а когда Маша его посадила – устроился рядом с ней, высунув язык. Снова осмотрела журнальный столик, серебристо-чёрный ноутбук… Допустил к своему компьютеру. Подчёркивает, что у него от неё нет секретов или, что он ей доверяет на все 200?... Маша гневно отмахнулась от противных снобистских мыслишек. Они же семья, в конце концов! Включила компьютер. "Скайп"… Никуда кроме "Скайпа" не полезем (как бы не пробирало любопытство)! Вчера мама показала и рассказала, как обращаться с этим самым "Скайпом". Точнее – хорошенько напомнила, ведь, как говорят, Маша общалась через эту программу с мамой, а уехав отсюда к родителям, каждый день разговаривала с Вадимом… Не удержалась, прочитала его профиль в "Скайпе": мобильный телефон, домашний телефон, рабочий телефон, электронная почта – всё аккуратно перечисленно, страна – Россия, пол мужской, а вот дата рождения не указана, язык – русский, контактов - 18… Снова рассмотрела его аватар. Да уж, ава у её мужа в "Скайпе" ещё та! Интересно, как долго размышлял, прежде чем назвал свой аккаунт "RedHotPepper.ru"? Наверняка, "редхотпепперов" в "Скайпе" пруд пруди, оттого и "точка ру" пришлось приписать при регистрации, чтоб никто не спутал... Улыбнулась и даже засмеялась, глядя на изображение специи. Теперь ей безоговорочно нравились и ава, и прозвище. Уже совсем не щиплет нервы, не вызывает отвращения… А вчера, помнится, готова была брезгливо скривиться. Чудеса! Порылась в контактах (в основном имена и логины там принадлежат женщинам!) быстро нашла "Mommy50" – это мама… Судя по статусу – сидит и ждёт звонка! Пошёл звонок… Вот и мама.
     -Привет!
     -Как долетела, Маш?
     -Очень хорошо.
     -А всё остальное?
     -Тоже хорошо… Мам, тут такой дом, такой сказочный сад… Хожу, смотрю, боюсь притронуться – как в музее! Видела бы ты библиотеку, камин, бассейн на заднем дворе!
     -Ну, а что ты хотела? Забралась в дом к мэру! – засмеялась мама.
     -К мэру? А кто мэр? – поразилась Маша.
     -Отец Вадима. Он не сказал?
     -Нет.
     -Ничего удивительного, он не захотел тебя сразу шокировать. Тебя всегда сильно задевало то обстоятельство, что Вадим – сын мэра. Я ведь тоже нарочно ничего тебе не говорила…
     -Кошмар, - проговорила Маша. – Меня действительно это задевает…
     -Вот-вот… Но, вижу, настроение уже получше.
     -Да, гораздо.
     -Чем думаешь заняться?
     -Сейчас лягу спать. Очень устала, с ног валюсь.
     -Вадим на работе?
     -Он уехал на целый день.
     -Говорили о чём-нибудь насущном?
     -Говорили вообще мало. Всю дорогу из Краснодара я проспала, а потом, когда приехали, у нас осталось всего минут сорок. Он успел только дом показать… Мам, а ты почему, кроме того, что я – жена сына мэра, не предупредила ещё и о том, что мой муж – красавчик с инфернальным обаянием и чёткими рельефами?
     -Если бы я назвала его красавчиком, ты совсем испугалась бы и, чего доброго, отказалась бы к нему ехать! - засмеялась мама. – Знаю, как ты не любишь "красавчиков", но не такой уж он расписной красавец, к счастью, хотя очень даже симпатичный. Согласна - обаятельный, и фигура у него красивая. Ты, например, его дразнила плейбоем.
     -Вот-вот, точное прозвище! Воображаю, что за глаза у меня были сегодня утром, когда я его впервые увидела...
     -Значит, он тебе понравился?
     -Я немного не в себе… Потом станет ясно…
     Неужели смутилась? Смутилась!
     -Небритый, - добавила Маша, уперевшись взглядом в клавиатуру и счищая соринку с клавиши "д", - но ему идёт…
     -По твоему совету, - кивнула мама. – Ты, как личный стилист, сказала, что это теперь модно и мужчина обязан носить или бороду или щетину. Он опасался, что колючим будет, но ты заверила, что у него щетина мягкая, он же кудрявый! – мама снова рассмеялась. – Пожинай плоды. Он теперь не бритвой бреется, а каким-то специальным триммером.
     -Как же внимательно он прислушивается к моему мнению…
     -Да уж. Но ты всё-таки не злоупотребляй… Маш, мне интересно, а какое же у тебя главное ощущение от первой встречи? – не отставала мама.
     Маша задумалась.
     -Есть только одно ощущение… - сказала она медленно, словно прислушиваясь к себе. – Он на папу чем-то похож. На моего папу. Ты так не думаешь?
     Мама улыбнулась:
     -Ты и раньше об этом говорила. Но я не вижу никакого сходства…
     -Видимо, это только моё, субъективное… - Маша снова задумалась. – А ещё - от него идёт тепло. Он - тёплый. Мирный и тёплый.

* * *
     …Идея отметить Машин приезд коньяком пришла Вадиму случайно. Точнее – Барбара сказала что-то вроде: "С помощью коньяка вы, други мои, в прошлый раз, ну очень хорошо договорились. Заметь, дело было после вашей неслабой ссоры!" Оставалось только догадываться, как жена, в своей новой ипостаси, отреагирует на внезапное предложение выпить коньяка. Вдруг как она теперь категорически против всего, что связано с алкоголем? Она и раньше-то была не особо "за", но относилась достаточно терпимо… Была не была – нужно же с чего-то начинать! Так решил Вадим и, взглянув на часы, позвонил Маше около четырёх часов дня.
     Она недавно проснулась, говорила чуть сонным голосом, слегка напряжённо, но, гораздо мягче, чем утром…
     -Нет, не спала, - сказала она в ответ на вопрос, не разбудил ли он её. – Проснулась минут пятнадцать назад и раздумывала, что да как… Этот матрас - просто фантастика какая-то!
     -Ортопедический, с эффектом памяти.
     -Я так и подумала, что не всё просто. Заснула, как в детстве…
     -Скорее всего, это не заслуга матраса. Тут ответная реакция организма на стресс.
     -Очень может быть, - сказала Маша.
     -А что с твоим настроением, Маш?
     -Состояние немного очумелое. Но мне не терпится пройтись по городу, даже после нервотрёпки последних суток. Вокруг столько вопросов и белых пятен… Ты сможешь мне помочь?
     -Думаю, смогу, - ответил Вадим и подумал: "Уже смелее говорит, не спотыкается на словах", – Ты не против, если твоим гидом будет моя дочь?
     -Не против, - сказала Маша, соображая, будет ли сейчас уместным вопрос о том, сколько же у него детей (двое?). – Я – за…
     -Последняя фраза не очень уверенно прозвучала, - заметил Вадим. – Если ты считаешь, что пока не время начинать заново знакомиться с людьми, давай пройдёмся по городу вдвоём. В выходные. Только… Я уверен, что общество Лизы, в длинном путешествии по улицам, для тебя будет гораздо информативнее и плодотворнее. Ты будешь себя спокойней чувствовать и не станешь чересчур напрягаться. Ошибаюсь?
     Маша поразмыслила.
     -Да нет, ты, пожалуй, прав… Это разумно. Я действительно скованно чувствую себя с тобой...
     -Она – общительный человечек. Лиза мне тут весь телефон оборвала, пока тебя не было, буквально каждый день интересовалась, когда ты вернёшься.
     Вадим почувствовал, что Маша улыбается.
     -Правда? – спросила она.
     -Истинная… Вы немного дружили и неплохо друг друга понимали, насколько мне известно. Да, и ещё – есть идея завтра вечером немного отметить твой приезд.
     -Ой, - замешкалась Маша. – Гости?
     -Нет. Только ты, я и коньяк, "Командирский", пять звёзд.
     -Что-о? – протянула Маша удивлённо и негромко засмеялась, заставив Вадима сначала слегка стушеваться, а потом облегчённо вздохнуть. – Я-то подумала, что ты – абсолютный трезвенник!
     -Аналогично. Я тоже опасался, что ты теперь будешь активно против спиртосодержащих жидкостей.
     -Всё хорошо в меру, - слегка назидательным тоном сказала Маша и добавила:
     -Вообще-то, я всегда придерживалась мнения, что в абсолютных трезвенниках есть что-то подозрительное.
     -Тогда мы с тобой сработаемся, - сказал Вадим.
     Атмосфера теплела. Это легко определялось даже по телефону.
     -Одна проблема – я ненавижу коньяк! – проинформировала Маша.
     -Знаю, Маш. А почему ты его ненавидишь?
     -Потому что, в моём понимании, если что-то закрашено, то оно должно быть сладким. В случае с коньяком, постоянно кажется, будто меня облапошили.
     Вадим улыбнулся.
     -Ты знал, что я не люблю коньяк, но, тем не менее, смело предложил мне его? – продолжала Маша, немедленно сделав мысленный вывод: "Самоуверен до упора!"
     -Не водкой же, в самом деле, отмечать твой приезд!
     -Почему бы нет?
     -Провоцируешь.
     -Совсем нет. Разве что хорошую водку нужно делать самим, в соответствии со старинными рецептами…
     -Так вот не припас я водку "от клюшницы", - посетовал Вадим с улыбкой. – Ты нагрянула в тот момент, когда никто не ждал. А то б непременно!
     Маша тоже улыбнулась.
     -Ты по жизни такой проницательный или просто очень хорошо меня знаешь?
     -Второе.
     -Серьёзно?
     -Извини, но да.
     -Откуда?
     -Обязательно отвечать?
     -Хотелось бы.
     -Слишком серьёзный разговор для телефона. Давай, отложим до завтрашнего коньяка?
     -Хорошо, отложим, - согласилась Маша. - Но – ловлю на слове… Я не слишком лезу в душу?
     -Совсем нет. Я понимаю, тебе не терпится во всём разобраться поскорее. Это нормально. Мне тоже хочется, чтобы ты как можно быстрей пришла в себя.
     Маша помолчала.
     -Когда тебя ждать сегодня? – спросила она мягко.
     Вадим понял, что его накрывает и запретил себе расслабляться.
     -Сегодня буду поздно – сначала тренировка у сына, потом - у меня, - ответил он достаточно твёрдо. – Бывают такие дни. Зато завтра выкрою для тебя целый день. Есть предложение начать сразу с детского центра, твоей любимой работы. Заодно немного пройдёмся по окрестностям, в качестве анонса масштабной экскурсии. Как тебе?
     -Нормально. Нужно ведь с чего-то начинать…
     -Тогда я договариваюсь с тамошним начальством?
     -Ох, - выдохнула Маша. – Большое там начальство?
     -Ну, как посмотреть. Примерно такое же, как я. Не пугает?
     -Если действительно такое, как ты, то не пугает… Договаривайся, была не была. Чего тянуть?
     -Зачёт, - опять кивнул Вадим.
     -А когда ждать экскурсию по городу с твоей дочерью?
     -Экскурсия по городу – это Лизин эксклюзив. Надеюсь, она не заставит долго ждать. Всё остальное, визиты во всякие инстанции вроде ЦТЮ, я рискну взять на себя. Можно было бы переложить на Лизу и эту миссию (она была бы только за), но… Должен же я поучаствовать. Если ты против – только скажи.
     -Нет, я – за, - торопливо сказала Маша.
     Вадим подождал, ему показалось, что сейчас она что-то добавит… Не добавила. Перескочила на другое:
     -Я тут порылась в холодильнике… Быть может, мне сготовить завтра что-то праздничное? Как ты раньше относился к моим кулинарным способностям?
     -Прекрасно относился. Но давай уж, на правах только что приехавшей, ты пока будешь исключительно ходить по городу, смотреть по сторонам и вспоминать всё, что сможешь вспомнить. Не забивай себе голову кулинарией. К тому же, как я понимаю, ты ещё не окончательно окрепла после операции.
     -Ерунда.
     -И, тем не менее. Завтрашний праздничный ужин – это уже мой, личный эксклюзив.
     -Ого, - удивилась она. – На полном серьёзе?
     -На полном. Будешь помогать, если захочешь.
     -Я согласна, - согласилась Маша. – Тебя, похоже, не переспоришь.
     -Есть такое дело…

* * *
     Богдан обожал, когда папа разрешал ему присутствовать на своих тренировках. Мальчик очень эмоционально наблюдал, вопил что есть мочи, если ему удавалось попасть на тренировочные бои и папа в этих боях оказывался на высоте. Только ради такой вот неподдельной детской радости стоило получать на тренировках синяки и ссадины. Она с лихвой компенсировала Вадиму и усталость, и боль, и собственную его нерасторопность в схватках (именно нерасторопность зачастую являлась основной причиной синяков и ссадин). К тому же эта детская радость, встречающая любую мало-мальскую удачу, чувствительно подправляла папе самооценку. Что не говори, а Вадиму, с некоторых пор, стал жизненно необходим такой вот эмоциональный допинг...
     В тот день тренировочный бой прошёл на ура. Данька был счастлив сверх меры. Пока ехали домой он задал, наверное, миллион вопросов "по теме" и заявил, что когда вырастет, тоже будет заниматься восточными единоборствами, как папа... Вадим завёз сына к родителям, заодно выгулял Генриха. Когда заходил к себе за псом (к счастью, вошёл беззвучно), Маша спала в гостиной на диване. Было видно, что сон свалил её внезапно – ноги стояли на ковре, а голова склонилась на подушку. Неудобная поза, но ничего странного – перенервничала, вот и отключилась… Генрих выбежал навстречу и попытался восторженно приветствовать хозяина, но Вадим приложил палец к губам, словно пёсик мог понять этот жест. Подхватив пушистую малявку, слегка зажал ему свободной рукой короткую мордочку - чтоб не издавал никаких звуков. Генрих терпеть не мог, когда ему вот так затыкают рот и, естественно, очень скоро начал рычать. Он немного пообижался, но быстро оттаял. Прогулялись по саду и скоро уже были у родителей. Отец ещё не вернулся со службы, у мамы в духовке поспевали какие-то фаршированные кабачки, а Данька, в ожидании ужина, сидел и рисовал в детской (естественно, тема его рисунков сегодня касалась исключительно того, как папа геройски сражался с инструктором). Пыхтел, воспроизводил всякие звуки, говорил разными голосами на каком-то особом только ему понятном языке, даже почему-то пел!

* * *
     -Он так похож на тебя, - покачала головой мама, глядя на Богдана, склонившегося над своими рисунками. – Точно так же, как ты в его возрасте, морщит носик, когда смеётся и жесты – все твои… 
     Они тоже устроились в детской, на маленьких детских табуреточках. Мама подробно выспросила у Вадима новости о Маше и подытожила, что вести её сюда, на другую половину дома, пока действительно рано. Пусть соберётся с мыслями… Маму очень удручала Машина болезнь. Именно болезнью она именовала зловредную ретроградную амнезию, очень волновалась за судьбу отношений сына и его "необычной девушки" (мамино выражение). Вадим слушал вполуха, вытянув вперёд ноги, потому что, согни он их, колени будут находиться где-то в районе ушей. Размышлял о своём. Мама, с удовольствием потягивала зелёный чай с лимоном, изредка прося Богдана выпрямить спину. Мальчик послушно выпрямлялся, но очень скоро снова утыкался носом в свой альбомчик.
     -Пора ему тренировать осанку. Ты вот у нас всегда был как струнка. Хотя бы за это нужно благодарить твоих тренеров по плаванию, - мама скользнула взглядом по спине Вадима.
     Он улыбнулся. В ту пору, когда лежал в больнице с переломом позвоночника, мама говорила о тех же тренерах совершенно обратное. Она требовала даже кого-то из них дисквалифицировать за то, что недосмотрели... Должно быть, будет несправедливо обвинить её в непостоянстве мнений. Маму можно понять. Она много пережила с этой травмой, ночей не спала, разучивала с сыном лечебные упражнения, советовалась (опять же) с тренерами и инструкторами… Вадим не забыл то время. Хорошо помнил так же, как болезненно она переживала появление в его жизни Иры. Тогда мама ещё лелеяла надежду, что сын женится на еврейке, поможет наладить отношения с роднёй, а потому, русская девушка (из простой семьи и без высшего образования) заведомо ей не очень понравилась. Вместе с тем, она сразу отметила, как хорошо общаются дети, как старается Ира помогать…
     Мама о чём-то говорила... Выйдя из задумчивости, Вадим уловил только последнюю фразу:
     -Судя по всему, Зоя тебя всё-таки любила… Ты вспоминаешь её?
     Тикали смешные ходики на стене, слегка прохладный ветерок задувал в приоткрытое окно, солнце садилось и тени становились длиннее… Бархатный сезон. Дни короче, воздух прозрачней, цветы в саду пахнут по-другому, любимые мамины клематисы отцветают… Генрих слонялся поблизости – он принёс свою любимое лакомство под условным названием "косточка" (эффектная такая, из зоомагазина), и деловито её пожёвывал то слева от ног Вадима, то справа (каждый раз пролезал под его табуреткой, а потом усаживался, пихаясь при этом и делая вид, что очень занят)… Вадим не разрешал ему грызть всякие вкусняшки в детской, на своей половине дома. Мама, по-видимому, не имела ничего против неминуемой (и срочной) уборки. Да уж, живи Генрих постоянно с родителями Вадима, непременно превратился бы VIP-персону. Его милый домик-вигвам (изумрудно-зелёный, из искусственного меха) перекочёвывал из дома в дом, чтоб любимчик чувствовал себя как можно уютней! А ещё у Генриха имелся свой гардероб (мама лично подбирала, водила в магазин на примерки) – панамы, кепи и комбинезончики. Присутствовала в гардеробе также и обувь, которую пёс, впрочем, терпеть не мог (и грыз!), но зимой худо-бедно с ней мирился…
     -Иногда, я вспоминаю Зою, - кивнул Вадим, отвечая на вопрос. – Но сейчас уже гораздо реже. Знаешь, если бы я не видел её мёртвой, то, наверное, вспоминал бы чаще. Тогда всё словно обрубилось – это была не Зойка, а что-то чужое и даже враждебное. Непонятная субстанция, тряпичная изуродованная кукла с острым, восковым лицом... Я теперь если и вспоминаю её, то лишь такой. Не скажу, что не рад освобождению от мыслей о ней. Даже нарочно усугубляю ощущение конца.
     -Грешно, наверное, но мне никогда не простить её за то, что методично ломала твой мир, твою нравственность, твою человеческую суть… Ты рассказал Маше о том периоде?
     -Нет. Зачем? Это – совсем уж лишнее, - он почесал Генриха за ухом, когда тот, в очередной раз, поменял место своей дислокации. – Перевалить грехи на другого человека, который не может оправдаться, а самому – умыть руки и предстать невинной жертвой? Я не был ребёнком, уже имел дочь, и прекрасно отдавал себе отчёт в том, что происходит. Мне это даже нравилось иногда…
     -Значит, ты считаешь, что Зое было бы чем оправдаться передо мной?
     -Возможно. Я не задумывался.
     -Ты не предавал происходящему особого значения, - согласилась мама. – Думаю, ты тогда был слишком молод, чтобы разобраться...
     -Не идеализируй меня, я не святой.
     -Но, сложись аналогичная ситуация теперь, ты не стал бы делать то же самое! Давай, опровергни мои слова, скажи, что я ошибаюсь.
     -Не стал бы. Но я сужу с дистанции пройденного пути – возможно, в данный момент я не стал бы этого делать лишь потому, что оно уже было. Мне неприятно и стыдно об этом думать, вспоминать. То, что было тогда - нехорошо. Чисто с этической стороны. По-человечески.
     -Ты сказал "стыдно". Перед Машей?
     -В первую очередь. И перед тобой. Мне всегда было стыдно за это перед тобой.
     -Да уж, я долго приходила в себя после того, как мне позвонил некий доброжелатель и сказал, что Зоя Сиваш сдаёт моего сына в наём каким-то бабам.
     Вадим усмехнулся и ничего не сказал.
     -Так значит, ты не собираешься рассказать Маше хотя бы то малое, что знаю я? Покаяться – не собираешься? – поинтересовалась мама. - У вас как-то нечестно получается – выходит, она тебе раскрыла свои тайны, а ты ограничился тем, что пообещал поставить крест на своём прошлом. Или я не в курсе?
     -Я не могу ей рассказать о себе. Ты действительно далеко не всё знаешь – это во-первых. Во-вторых – ты моя мама, ты можешь не понять, но всё равно простишь, найдёшь для меня оправдания. А она… Да, мне стыдно перед тобой и папой - но не так мучительно, как перед Марусей. Перед ней мне хочется быть… Чёрт, я хочу быть рыцарем, благородным идальго… Понимаешь?
     -Я понимаю тебя, Дима, понимаю, - ответила мама со вздохом и погладила его по руке. – Но, в сложившихся обстоятельствах, твои откровения на тему прошлого, будут не лишними. Перешагни через себя. Маша же перешагнула – ты считаешь, что ей было легче?
     Вадим промолчал. Маме нравилась Маша. Не с первого (и не со второго) взгляда, но она прониклась симпатией и иногда легонько журила сына за разные провинности по отношению к жене. Чаще всего маме казалось, что Вадим недостаточно внимателен. Теперь вот она, по-видимому, считает, что его откровенный рассказ о былых похождениях, на нынешнем этапе должен всколыхнуть память Маши, приблизить её к Вадиму… "Да, не исключено, что есть тут рациональное зерно", - подумал Вадим, но вслух опять ничего не сказал.
     -Я, - мама смущённо кашлянула, - вчера заходила в церковь. Поставила свечку "за упокой". При всей моей непримиримости, Зоя подарила мне замечательного внука…
     -Спасибо. Я знаю, насколько болезненно ты относишься к визитам в церковь…
     -Бог один.
     -Это правда, - улыбнулся Вадим.
     -Ты продолжаешь говорить Богдану, что мама уехала?
     -Нет. Его мама – на небесах. Её нет нигде на земле. Это он знает, и уже не ждёт.
     -А он не спрашивал у тебя о смерти?
     -О смерти он пока не знает. Маленький ещё. Более того – слишком впечатлительный и ранимый. Я его берегу. Ты хочешь рассказать ему?
     -Сводить к маме на могилку, быть может… Ты против?
     Он пожал плечами:
     -Попробуй… Да, мама, папа интересовался, как я теперь отношусь к обрезанию.
     -И как ты к нему теперь относишься?
     -Как и раньше – в целом положительно. По многим причинам. Особенно с тех пор, как в моей жизни появились женщины.
     Мама тихо засмеялась и шутливо стукнула его по колену:
     -Попрошу без интимных подробностей, молодой человек. Вы вгоняете пожилую даму в краску.
     Вадим улыбнулся:
     -Прости. Чтобы не смущать тебя, скажу, что я ратую, прежде всего, за здоровье и гигиену.
     -А что ты ответил отцу?
     -Ответил, что я "за", но пусть Богдан сам решит. Когда вырастет – спросим его насчёт религии, а пока думаю поговорить с ним на тему… пока что только на тему гигиены, - (мама снова засмеялась и махнула на него рукой). - Я всякие варианты анализировал, даже обряд "брит-мила"… Но опять же – не хочу ему ничего навязывать. Да и странно будет выглядеть, согласись – отец мальчика не присутствует на обряде по причине иного вероисповедания, и за всё отдувается дедушка. Какой из нашего дедушки иудей – ты сама знаешь, он же на обрезании, чего доброго, начнёт в голос хохотать. Я решил, что не стоит, пожалуй, Бога гневить. Поговорю с Данькой – испугается, отложим вопрос, а не испугается – будем уже конкретно думать с папой - что и как. Между прочим, Ира считает, что обрезание - это нанесение увечья ребёнку, говорит, что мы, евреи, изверги. Если все медики склонны так считать, то в отсутствие медицинских показаний операцию Даньке не сделают до определённого возраста. Ну, скажем, до подросткового. Тут больше вопросов, чем ответов.
     -Увечье, - повторила мама и передёрнула плечами. – Глупости какие! Я уважаю твою Иру, она, несомненно, умная женщина, но иногда с ней хочется очень сильно спорить. Её суждения чересчур категоричны. Надеюсь, далеко не все медики придерживаются такого мнения. Если что – папа связи применит… Ох, как же хорошо, что твоя бабушка далеко, в Израиле – знала бы она, о чём мы тут с тобой говорим, досталось бы обоим, - мама покачала головой. – И хорошо ещё, что никто из тамошних родственников не знает о твоём православии…
    
* * *
     С некоторых пор Вадим начал замечать, что мама иначе относится к нему. Раньше, ещё каких-то полгода назад, в её тоне слышалось куда больше назидания (ну, ты - завуч, ну, второе высшее образование получил - и что дальше?). Сейчас же – она чаще советуется, чем сама даёт советы. Другое дело, что он-то по-прежнему готов принять мамины слова за непреложную истину. Сам Вадим не воспринимал своё назначение на должность директора школы как экстраординарщину, тогда как все остальные (судя по всему, и его собственная мама), делали из этого СОБЫТИЕ. В Управлении Образованием, например, Вадима за глаза прозвали "Вундеркинд" (тайну прозвища выдала одна из секретарш – он не просил об этом, но, женщины всегда питали к нему особые чувства)… А в общем-то все давно приготовились к тому, что директор в тридцатой школе будет молодым, въедливым, с шилом в пятой точке. Приготовиться-то приготовились, но мало кто, собственно, до конца представлял себе, что это всё может означать на практике. Вадим сам не имел понятия, что выйдет из затеи и стоит ли ею заморачиваться – быть может, лучше сразу отказаться… Поначалу держал себя на стрёме, чтобы в любую секунду отреагировать, ответить на чьи-то возможные выпады или применить "второе высшее" на практике. К нему потянулись было всяческие "просители и искатели", родители учеников, считающие, что знания их чад предвзято оценивают… Люди думали, что он априори обязан дать бой устоям, поувольнять нафиг всех пожилых учителей и обновить коллектив. Пришлось довольно долго убеждать окружающих в своей неагрессивности и достаточно миролюбивом нраве. Он чуть ли не в самый первый день во всеуслышание объявил, что радикальных перемен не будет, новый директор не намерен никого увольнять, закручивать гайки, рушить устоявшуюся школьную жизнь, перестраивать структуры – в целом всё останется по-прежнему. Политика бывшей директрисы была ему близка, никаких противоречий не возникало, и не возникает сейчас. Старыми, пожилыми преподавателями он дорожил, поскольку на них всегда можно положиться. Да, старый конь глубоко не вспашет, но борозды не испортит. Признаться, с молодёжью гораздо проще работать, и он с удовольствием "обновил" бы коллектив (не раз, ещё в свою бытность простым учителем, подумывал о том, как это замечательно, когда коллектив состоит сплошь из молодёжи). Но так уж складывается, что перед руководителем спецшколы стоят слишком серьёзные задачи, решить которые можно лишь с помощью опытных профессионалов. Вадим это понимал, не допускал лишних мыслей и не поддавался на провокации…
     Стоп! Снова мысли о работе, будь она трижды неладна! Привык. Пора отвыкать и заставить работу потесниться. Теперь прибавятся совсем другие заботы.
     Что ли ура?

* * *
     …Вадим вернулся домой около двенадцати часов ночи. С улицы заглянул на окна: темно. Это хорошо. Значит, не будет недомолвок и неловких взглядов. Действительно – темно и тихо. Войдя в квартиру, включил сигнализацию, снял с лапок Генриха (модные) башмачки, поднялся вместе с ним на второй этаж и опустил пёсика на пол. "Пушистый домик" сегодня оставили у родителей, ведь завтра Генриху предстояло опять, на время, переехать (Вадим и сегодня не хотел его забирать, но уж очень просился)… Ну, а потом почистил зубы и лёг в гостиной. Генрих пристроился рядом. Пёс обожал спать с хозяином в гостиной, на диване (потому наверное и попросился сегодня к Вадиму – предчувствовал, подлец, послабления). А ещё этой малявке очень нравилось смотреть кино на плазме, которая висела на стене и беспрепятственно грызть всё те же "вкусняшки"… Вадим иногда называл его "Мой закоренелый холостяк"…
     Некоторое время – просто лежал, прислушивался к тишине дома. Ни звука. Только в саду поют цикады, как очумелые, и слегка шелестит листва в саду. При мысли, что теперь, наконец-то, совсем рядом находится Маша, становилось спокойно и радостно. Хорошо бы только поскорее нащупать общий язык, на котором предстоит разговаривать… Мысли о чём-то большем Вадим пока однозначно (и мудро) отметал. Почему? Да хотя бы потому, что он всё-таки культурный и цивилизованный человек. Глупо, звучит? Конечно глупо… А что у нас глупее глупого? Какая-нибудь детская забава… "Обязательно поиграем в вопросы и ответы", - подумал Вадим, засыпая.

* * *
     Вчера утром он звонил Станиславскому, думал обрадовать скорым визитом Маши в ЦТЮ, но Костя неожиданно испугался ответственности. Начал бормотать о психологии, о действии-противодействии и, до кучи, о последствиях воздействия на неокрепшую психику…
     Нужно сказать, что Костя толком не был в курсе происходящего. Его никто ни во что не посвятил. Маша лишь забежала к нему накануне отъезда и расстроила сообщением о том, что ей необходимо уехать. Станиславскому оставалось только горестно вздохнуть - но так как ничего исправить он не мог, смирился. Чуть позже выяснилось, что возвращение Маши, возможно, задержится, а потом и вовсе всё стало непонятно... ЦТЮ остался без визажиста. Для того чтобы хоть чем-то оправдать Машу, Вадиму пришлось рассказать Косте о черепно-мозговой травме, полученной его женой в прошлом. Об амнезии после воздействия наркоза тоже упомянул… Скорее всего перемудрил, потому что Станиславский чересчур впечатлился сказанным и теперь вот воображает себе Машу пациенткой психушки. Вадиму показалось даже, что Костя не хочет возвращения Маши в ЦТЮ. А почему… Возможно, боится, что ему придётся нянчиться с "умственно-отсталым" визажистом, переучивать, перенаправлять...
     В итоге Вадим разозлился, сказал, что Костя – трус и демагог. И положил трубку. Через полчаса Станиславский сам перезвонил, извинился за своё поведение. Пришлось его простить, но взять честное слово, что в бутылку больше не полезет и не станет смотреть на Машу, как на шизофреника. Тот пообещал.
     …И вот сегодня Вадим поведёт жену в ЦТЮ, чтобы заново познакомить с Костей… Немного нервничал. Большей частью нервничал из-за того, что всё-таки не очень был уверен в адекватном поведении Станиславского. По возможности, обошёлся бы вовсе без него, но, к сожалению, руководитель ЦТЮ предпочитал везде совать свой курносый нос и сильно обижался, если кто-то во что-то его не посвящал…

* * *
     Вадим утро напролёт ждал от жены вопроса на тему ЦТЮ. Что-то вроде: "Ты так быстро за меня всё решил. Уверен, что мне уже пора заняться делом?" И даже приготовил честный ответ, что мол, всё делаю для того, чтобы твоя память поскорее восстановилась - можешь сегодня же оттуда уволиться, если захочешь. Но... Маша лишь попросила разрешения приготовить завтрак. Попросила? Вадим сдержанно разрешил, но тут же ответно ПОПРОСИЛ никогда больше не спрашивать разрешения. Подумал, что вчера слишком уж категорично призывал её забить на кулинарию. Нужно мягче быть, Вадим Ефимыч, ведь с девушкой разговариваете, а не с секретаршей. Поправка: со своей любимой девушкой… Стало немного стыдно… Улыбнулся виновато и сказал, чтоб не обращала внимания на командирские замашки, отвык от человеческого общения, одичал тут один… Получил в ответ стыдливую улыбку и нежное, как вздох: "Ничего страшного, я понимаю". Так захотелось примирительно поцеловать в щёку!... Сдержался. Результатом разборок явился совершенно удивительный омлет с овощами. Маша никогда такого не готовила – вероятно, принесла этот рецепт из своей прошлой жизни… Вадим помогал ей, Генрих сопереживал… В общем, всё получилось как нельзя лучше и кусочек омлета, конечно, достался Генриху.

* * *
     …Когда подошли к ЦТЮ, Центр выглядел немного иначе, чем в самый первый Машин визит сюда. Трава на газонах, на этот раз, не была подстрижена (должно быть, летом её стригли только единожды и лужайки успели хорошо зарасти), потому "прилежащие территории" выглядели слегка подёрнутыми запустением. Но солнце бархатного сезона исправно делало своё дело, придавая-таки пейзажику некоторое сходство со Швейцарией или чем-то вроде того. Вадим нарочно не взял Импрезу – необходимо познакомить Машу с дорогой до Дворца пионеров (если всё сойдётся, то ей предстоит добираться туда самостоятельно). Он показал кратчайший путь от дома до ЦТЮ (остановку троллейбуса тоже показал), а заодно – немного познакомил с городом. Маша выглядела ошеломлённой, была тихой, всё время озиралась по сторонам… Ещё бы - всего два дня назад она и понятия не имела, что жизнь вот-вот поменяется!
     В ЦТЮ почти все были в сборе. Из открытых окон второго этажа, несмотря на сравнительно ранний час (полдень, но для субботы, наверное, вполне типично) слышалась работа барабанной установки, а в зале кто-то старательно выводил вокализ – не то местный Робертино, не то девушка с крепким таким контральто.
     Немного порассматривали знаменитое панно в холле. Реакция Маши на него была примерно такой же, как и в первый раз – она удивилась. И даже подошла, осторожно потрогала стену с мозаикой (Вадим только теперь заметил, что на ней нет обручального кольца, но… особенно не удивился).
     -Музейный экспонат, - сказала Маша. – За ней хорошо ухаживают… Откуда она здесь?
     -Насколько я знаю, эта мозаика всегда здесь была. Здание начали строить в шестидесятые, потом забросили, и в восьмидесятые, ещё до перестройки, снова принялись строить, но уже по модернизированному проекту. Панно оставили нетронутым. Сначала построили ДК, потом переделали под дворец пионеров…
     -Здравствуйте, Вадим Ефимович, Машенька, - это подошла вахтёрша. – Давно вы не заходили. Всё лето.
     -Да, - ответил Вадим сдержанно. – Маша уезжала домой…
     -Константин Сергеевич просил передать ключи от гримёрки. Он скоро подойдёт.
     -Спасибо, - сказал Вадим, принимая у неё ключи.
     Вышли из холла, миновали дверь с надписью "Посторонним В".
     -Гримёрка, - Маша прочитала надпись на двери. – У меня есть кабинет?
     -Есть, - улыбнулся Вадим, открывая дверь. – Ты тут - большой человек с маленькой зарплатой.
     -Печально, - сказала Маша, заходя.
     В гримёрке всё оказалось без изменений. Видно, что хозяйку терпеливо ждали, вытирали пыль и поливали цветы… И снова Маша озиралась по сторонам. Вадим сел на стол и смотрел, как она ходит, разглядывает детские рисунки на стенах, трогает разноцветные страусиные перья в грузинском кувшине… Он прилагал поистине титанические усилия, чтобы держать в узде собственный взгляд, рвущийся на волю! Этот точёный силуэт - линия плеч, плавный изгиб спины, хрупкая талия, тонкие, лёгкие пальцы, тактильно исследующие все предметы в гримёрке… Прикосновения её пальчиков всегда приводили его в трепет... Но расслабляться нельзя – Маша ни в коем случае не должна ничего заметить! Прекрасно видел, как сильно она нервничает, но зачем-то делает вид, что ей на всё плевать (кстати, точно так же как и он сам). Потому сказал:
     -Тебе здесь очень нравилось. Не нервничай так, Марусь и не старайся мобилизовать всю свою память. Всё будет хорошо, я обещаю…
     Маша обернулась на него и кивнула. Даже попыталась благодарно улыбнуться. Получилось не очень. Вадим опять подумал, что хорошо бы сейчас подойти и, в качестве моральной поддержки, взять её за руку, но, конечно, не стал ничего предпринимать.
     -Здесь есть какая-то связь – эта комната и белые цветы? – вдруг спросила Маша. – Как только я вошла, почему-то сразу подумала о них.
     -В этой комнате я предложил тебе переехать ко мне. И принёс букет белых хризантем, - сказал Вадим.
     -Ого, я всё-таки что-то помню, - тихо обрадовалась Маша, продолжая вертеть головой по сторонам. – А нет фотографии – я и этот букет?
     -Не видел, но возможно, есть. Спроси у Кости, когда он придёт – этот человек тут всем заведует. В том числе и фотографиями.

* * *
    -Привет, - осторожно сказал Костя, просачиваясь в гримёрку как-то боком – видимо не знал, как себя вести. – Как дела, Маш?
     Маша улыбнулась и тут же, с готовностью, протянула ему руку:
     -Осваиваюсь. По крайней мере, стараюсь освоиться.
     Станиславский удивлённо посмотрел на Вадима, который был – ну совершенно невозмутим (явственно увидел, что Костя… очень понравился Маше!), но всё же пожал Машину руку:
     -Я – Костя Резанов. Можешь называть Станиславским (это прозвище). С чего начнём?
     -А что ты предлагаешь?
     Костя пожал плечами:
     -Быть может, опять с фоток? Когда ты пришла сюда знакомиться в первый раз, я показывал тебе альбом с фотографиями.
     -С фоток так с фоток, - сказала Маша. – В этом альбоме случайно нет меня с букетом белых хризантем?
     -По-моему нет. А я помню этот букет – он месяца два стоял тут, и не вял.
     С этими словами Станиславский удалился из гримёрки, чтобы принести фотоальбом. Маша посмотрела на Вадима и едва заметно улыбнулась - невянущий букет её впечатлил. Вадим, слегка натянуто, ответил (ему по-прежнему не давал покоя этот факт – Станиславский с первого взгляда понравился Маше, а вот он, МУЖ, увы, нет).
     Судя по тому, как запыхался Костя, за альбомом в свой кабинет он гонял со всех ног.
     -И ты действительно ничего не помнишь? – поинтересовался он, переводя дух и взгромождая толстенный фолиант на стол.
     -Я уже почти всё в этой комнате осмотрела и ощупала. Пока ничего не всплыло. Надеюсь, быстро вспомню…
     -Могу спеть. Ты говорила, что тебе нравится слушать мои песни.
     -А ты сочиняешь и поёшь? – удивлённо посмотрела Маша.
     -Немного, - скромно ответил Костя.
     -Так немного, что насочинял целый мюзикл, - вставил Вадим. – У него есть записи. Ты попроси, он даст – очень педантично относится к своему творчеству. Ценит себя, что справедливо, надо сказать.
     -А я… - начала Маша и осеклась, потому что Вадим в этот момент приложил палец к губам. Костя стоял к нему спиной, так что ничего не заметил. - …действительно хотела бы послушать, - нашлась Маша.
     Она собиралась сказать, что тоже поёт и играет на гитаре – Вадим верно разобрался. Раньше Маша не хотела признаваться в этом Станиславскому, теперь – пусть сама решит.
     -Ты в курсе, что у твоего Лапина совершенно нет музыкального слуха? – поинтересовался Костя с ядовитой улыбочкой.
     Маша посмотрела на этот раз в сторону Вадима:
     -Что, правда? Совсем-совсем?
     -Я убью тебя, Станиславский, - серьёзно сказал Вадим.
     -Так она ж всё равно узнает, рано или поздно - хихикнул Костя и раскрыл перед Машей свой огромный фотоальбом.
     Вадим хотел было подвинуть ей стул, но она опередила. Сама подвинула, сама села... Вадим молча кивнул своим мыслям. Да, в чём-то она более демократична, чем была, более независима… Хороший знак, вроде бы?... Сел рядом, по своему обыкновению, на стол, и задумчиво смотрел в перелистываемые Машей картонные страницы альбома. Что до Кости, то тот откровенно маялся – пошлялся немного кругами, попробовал комментировать фотографии, но быстро прекратил это занятие – не встретил никакой ответной реакции со стороны Маши, совершенно поглощённой просмотром снимков. Садиться на стол, справа от гостьи, Костя не стал: по причине небольшого роста у него это вряд ли получилось бы (ну, по крайней мере, столь эффектно, как Вадим, он точно не будет выглядеть – ему придётся комично карабкаться на столешницу, а потом сидеть и болтать ногами!)… Все свои действия и мысли Костя воспроизводил очень суетливо (по его поведению было почти слышно, о чём он сейчас думает), так что Вадим, в конце концов, не выдержал – взял за спинку ближайший стул, переставил поближе и показал Косте на сидение.
     Станиславский бросил молчаливый взгляд на Вадима и изрёк:
     -На секунду. На пару слов.
     -Маш, мы за дверью, - сказал Вадим и поднялся со стола.
     Она кивнула и снова уткнулась в фотографии.
     -Старик, ты сказал, что всё придётся начинать снова, но не предупредил, что она стала другой! – зашептал Костя, едва они закрыли за собой дверь гримёрки. – Это же совсем не та девушка! Она как… тень…
     -А что, как ты думаешь, подразумевалось под моими словами? Да, всё придётся начинать снова. ВСЁ. Она действительно другая. Более независимая, и ранимая…
     -И теперь навсегда?
     -Понятия не имею. Возможно, что да, навсегда.
     -Незадача, - почесал в затылках Костя. – Значит, она, чего доброго, может нафиг от нас уйти?
     -Не торопись ты. Как всегда, ставишь сани впереди кобылы. Дай ей время. Она приехала чуть больше суток назад. Впервые меня увидела, понимаешь? А сегодня – впервые пришла сюда, увидела легендарное панно в холле, свой кабинет, тебя, чёртов директор Дворца Пио-нэров…
     -М-да, - промычал Костя, не обратив внимания на "дразнилку", - тебе-то уж точно не позавидуешь… Нужно это перекурить… Не хочешь составить компанию?
     -Нет, спасибо. Долго не зависай в курилке.
     -Я быстро вернусь, - сказал Костя. – И сразу пойдём на экскурсию…
     -ОК.
   
* * *
     Едва Вадим вернулся в гримёрку, Маша буквально подскочила на месте, оживлённо жестикулируя:
     -Я помню этого человека! – одну руку она держала на фотографии в альбоме, другой энергично подзывала Вадима. – Скорей, посмотри сюда!
     Если бы Маша могла поднять со стола громадный альбом, то наверняка схватила бы его сейчас и, подбежав к двери, продемонстрировала Вадиму то, что там отыскала. Но фолиант действительно необъятный и тяжеленный, а листы его переплетены металлическими скобами. Вадим подошёл и заглянул в альбом. Марк? Она вспомнила Марка! Потрясающе. Интересная штука – человеческая память. Вечно подкладывает нам сюрпризы, заставляя подчас запоминать неприятные эпизоды, ненужных людей…
     -Расскажи мне о нём, - попросила Маша. – Кто это?
     -Это – музыкальный руководитель ЦТЮ, правая рука Кости.
     Вадим помедлил и снова сел на стол:
     -Ты совсем ничего о нём не помнишь?
     Она покрутила головой:
     -Нет, ничего. Правда, по фотографии могу сказать, что работает он, скорее всего, в театре, терпеть не может детей и, судя по всему, предпочитает мужчин.
     -Из чего следует, что он предпочитает мужчин? – Вадим ещё раз рассмотрел фотографию. Марк запечатлён в окружении детей из ЦТЮ. Ребята, вроде бы, из кордебалета… Он поискал в толпе Лизу – не нашёл.
     -Это только предположение. Просто он похож на гея. Я их предостаточно видела. Педантично следит за собой, никакой небрежности во внешности, всё безупречно. Но не метросексуал по-моему… Сложно объяснить. У тебя с ним что-то было?
     -В каком смысле?
     -В прямом.
     -В прямом смысле ничего не было.
     -Ты уверен?
     -Я бы помнил, уверяю тебя, - улыбнулся Вадим. - Было только в косвенном.
     -Это как? – заинтересовалась Маша.
     -Один раз, для пользы дела, согласился посидеть с ним в гей-баре.
     -Для пользы дела? А я об этом знала?
     -Разумеется, знала. Необходимо было уговорить его на приватное свидание с девушкой, боссом звукозаписывающей фирмы. Девушка в него влюблена, а ЦТЮ нуждался в записи фонограмм для спектакля.
     -А он – влюблён в тебя. Верно?
     Вадим вздохнул:
     -Быть может, не будем развивать тему? Всё равно это не имеет значения.
     -А вдруг, это как раз та ниточка, потянув за которую, мы вытащим мои воспоминания?
     -Давай потянем за другую ниточку…
     Наткнувшись на его довольно жёсткий отпор, Маша чуть замешкалась.
     -Предлагай, - сказала она и отстранённо посмотрела на раскрытый альбом.
     -Тот вечер в гей-клубе для меня закончился обезьянником, а ты всю ночь просидела дома одна. Перенервничала, потому что не могла до меня дозвониться (мою мобилу расколотили посетители гей-клуба, в потасовке).
     -Я как-то не очень тебя представляю в этом клубе, - заметила Маша, задумчиво, но, судя по всему, всё-таки веря в то, что он говорил.
     -С кем не бывает? – Вадим склонил голову к плечу. – Спрашиваешь, не было ли у меня чего-то с геем, и тут же заявляешь, что не очень представляешь меня в гей-клубе. Парадоксальное у тебя мышление…
     -Я просто увидела, по твоей реакции, что вас что-то связывает, вот и всё. Версия: там тебя кто-то к этому Марку приревновал, - она ткнула в Вадима пальцем и улыбнулась. – Угадала?
     -Более того, ему, из ревности, нос сломали.
     -А на тебе – ни царапинки?
     -Ни единой.
     -Как долго я потом дулась на тебя?
     -Немного подулась и перестала. Правда, мукУ на меня высыпала…
     -Зачем? Кинула в тебя банкой с мукой?
     -Примерно так. Ты что-то стряпала. Кексы, если правильно помню…
     -Банка упала с полки и набила тебе шишку?
     -Всё вокруг было в муке, - кивнул Вадим. – Мы с тобой долго отмывали кухню…
     Маша вдруг не то чтобы посерьёзнела, но её лицо стало совсем уж отсутствующим.
     -На тебе была синяя рубашка? – сказала она медленно, словно припоминая давний сон. – С таким коротким рукавом, как у мачо.
     Она показала предполагаемую длину рукава рубашки мачо.
     -Да, - кивнул Вадим. – Только ты всегда дразнила меня не мачо, а плейбоем…
     Тут открылась дверь, и вошёл Костя.
     -Помешал? – он сразу уловил атмосферу.
     -Помешал, - честно сказал Вадим. – Ладно уж, заходи.
     -Уйти? – Костя посмотрел на Машу.
     Маша, в свою очередь, посмотрела на Вадима.
     -Нет, мы идём на экскурсию, - сказал Вадим.
     Маша кивнула (а что она при этом подумала – трудно сказать).

* * *
     Экскурсия прошла на ура. Облазили весь ЦТЮ, вплоть до подвала и чердака. Хором распевали песни Чижа. Костя заметно потеплел и всё поглядывал на Вадима, дескать "эта тоже ничего". Вадим и сам удивился, что всё, вроде бы, прошло гладко. Станиславский, в конце концов, прекратил валять дурака и повёл себя так, как обычно вёл себя с Машей. Наблюдая, Вадим подумал: "А быть может, дело не в ней совсем. Быть может, дело в нас? Ждём от неё неразбери чего, а она это чувствует и зажимается. Нужно принимать её такой, какая она есть, и тогда она, быть может, раскроется"… Немного посмотрели занятия изостудии, заглянули в зал, где пели вокализы (оказалось, распевались и упражнялись)… Обошли ещё несколько студий (тихонько заглядывали, чтоб не мешать никому), осторожно приоткрыли дверь в танцкласс… Барбара занималась с девочками. Увидев Машу, она сделала Вадиму "страшные глаза", но он, едва заметным жестом, призвал её к спокойствию и молчанию…
     Домой возвращались уставшие от впечатлений, оживлённо обсуждая увиденное. Вадим отметил: в ЦТЮ она наконец-то искренне заулыбалась. Глаза уже не круглые-испуганные (заплаканные), а блестящие, заинтересованные и, можно сказать, весёлые. Да, ей понравилось то, что она увидела, и она захотела работать! Правда, придётся заново знакомиться со всеми и вникать в суть, но это же не беда. Даже наоборот – отлично! И возможно кто-то (неожиданный, вроде Марка) наведёт её тут на какие-то воспоминания…
     Очень медленно шли от ЦТЮ к дому. Тихий день понемногу катился к вечеру. Было очень тепло, и, как не странно, ветер сегодня вёл себя тише тихого… Маша вдруг сказала:
     -Извини, но я спрошу – ты хромаешь или мне кажется?
     -Я хромаю.
     -Тот самый перелом позвоночника, о котором мне рассказывала мама?
     -Тот самый.
     -И он действительно был так серьёзен, как она утверждает?
     -Врачи сказали, что я в рубашке родился. Отделался двумя операциями, и обе они были удачными.
     -Сколько провёл в больнице?
     -Месяцев восемь. Не считал, если честно. Да и подзабылось уже… Лучше не держать в памяти такие вещи.
     -Это точно… У тебя, наверное, вся спина в шрамах?
     -Не вся. Их два. Два небольших. Тебя они всегда пугали.
     -Носишь корсет?
     -Теперь уже нет. Да и раньше не особо этим увлекался. Только на несколько часов. Это вредно. Лучше создать и поддерживать свой собственный, мышечный корсет. Естественный. У меня хороший тренер.   
     -Я заметила, - кивнула Маша. - Послушай, а я когда-нибудь делала тебе массаж?
     -Нет. А ты умеешь? – удивился Вадим.
     -Умею. Когда-то прошла курсы лечебного массажа. В институте. Просто потянуло, без причины. Будто бы предчувствовала, что пригодится. Обращайся при случае – я хорошо помню уроки.
     -Обращусь, - всё ещё удивлённо ответил Вадим.

ГЛАВА 5
ПОГОВОРИМ…
     Упущу триумфальный момент, когда Вадим поразил Машу своим умением обращаться с электрической плитой. Скажу только, что он сдержал обещание приготовить праздничный ужин. Увидев его в кухонном передничке, Маша тактично сдержала (положительные!) эмоции и промолчала. Она прилежно помогала ему, не лезла под руку советами и, в общем, проявила себя как заправский подмастерье. Впрочем, к чему советы человеку, который неплохо управляется со сковородами, деревянными лопатками и кухонными ножами? Он мужественно нарЕзал лук!!! Маша наблюдала с неподдельным восхищением!... (А Вадим только через какое-то время понял: надев беленький передничек с цветочками на дорогой тёмно-синий джемпер Guess, он почти дословно процитировал тот самый сериал о котором говорила ему Евгения в ночном клубе. Да, посмотрел, да все три сезона – и что с того? Ему просто нечем было заняться без Маши, Евгения тут ни при чём)
     Мультиварка как-то не очень впечатлила его жену. Ещё утром Маша разобралась в инструкции и лишила мужа перспектив блеснуть умениями – пришлось готовить по старинке, на электрической плите. Но это того стоило - продукт его кухонного творчества под названием "Лагман" действительно потряс Машу до глубины души. Вадим научился готовить это блюдо уже довольно давно, ещё в свои, как он говорил, "незамужние времена". Теперь – модернизировал с учётом Машиных предпочтений (она удивилась тому, что он вообще обращает внимание на её странные для многих приоритеты в еде!). Ми-ни-мум аджики (а лучше – вовсе без неё), побольше овощей… Получилось так красиво, что сам залюбовался. А когда попробовали – оказалось ещё и вкусно. Называется: ловко тряхнул стариной. И чуть не лопнул от гордости: ещё ни разу не удавалось поразить девушку своими кулинарными способностями!
     -Старею, – прокомментировал ситуацию Вадим.
     -Остепеняешься, - поправила Маша и опять посмотрела с уважением.
     К счастью, у неё осталась и эта манера – торжественно плевать на моду. Когда Вадим увидел на ней сегодня (а ведь это, по-сути, семейное торжество) простенькое платье в мелкий цветочный букетик (словно по ней сшито, оно всегда очень нравилось Вадиму, Маша в нём походила на девчонку из английской деревеньки), ему показалось, что сам он разряжен как петух, потому что одет раза в два (а то и в три) дороже. Вадим смотрел на неё и понимал – никогда, ни за что не сумеет быть таким, как она стильным и, в то же время, простым. Старался (опять, опять то же самое!) не пялиться так откровенно, но… чёрт, это же его жена, в конце концов, и она… так красива… (только не озвучивай сейчас эти банальности, будь добр!)

* * *
     Сидели в гостиной, "по чуть-чуть" пили коньяк… Бормотал телевизор: IP-каналы, музыка… Долго не могли выбрать ничего подходящего из обилия телеканалов. В результате, остановились на Animal Planet…
     Маша рассказывала Вадиму о своём детстве, о школе, даже о первой любви (печально закончившейся, как вы помните, на выпускном) – он ничего этого не знал и задавал много вопросов. Его интересовало всё-всё-всё о ней. Даже процесс зарывания в землю "секретиков" показался откровением. Словно пересказ захватывающего триллера слушал Вадим её воспоминания о зимних прогулках на лыжах (училась во вторую смену и по утрам ходила с папой в лесок, который начинался буквально через дорогу), о том, как однажды они с папой нашли в лесу упавшее дерево, сплошь покрытое опятами, о страшном индюке на ферме, во время летней поездки к бабушке в Московскую область… Для него Маша всегда была человеком из настоящего, при (казалось бы) полном отсутствии у неё какого-либо прошлого. Теперь он открывал для себя Машу новую, которая, оказывается, рисовала в школе стенгазеты, посещала художественную школу и очень любила бывать в городском Театре Музкомедии, на спектаклях… А ещё – в школе она читала со сцены стихи, в детском саду исполняла ведущую роль Лисички-сестрички на новогоднем утреннике… Она рассказывала и улыбалась воспоминаниям, а Вадим улыбался, глядя на неё. В тот вечер он, впервые за долгое время, действительно почувствовал – атмосфера разряжается. Нервов меньше и Маша, новая Маша, уже не так далека, как была, например, вчера…

* * *
     И всё-таки пришёл тот момент, когда она вновь повторила свой вопрос – каким же образом вышло, что Вадим так хорошо её знает? Прежнюю Машу это обстоятельство тоже не оставляло равнодушной, но она не настаивала и не допытывалась. А вот Маша новая пристала буквально с ножом к горлу! Вадим ни тогда, ни сейчас, не мог ничего толком объяснить, только постоянно пожимал плечами, мол, "кто его знает". Но теперь её категорически не устраивала такая пантомима. Он даже начал слегка раздражаться. В самом деле, чего такого экстраординарного в том, что перенёс вещи своей жены из одного стенного шкафа в другой, выделил комнату и оставил одну, чтобы собралась с мыслями?… Ну да, прежде он сам поразмыслил, где ей всё-таки будет удобней, но решение-то на поверхности лежало, тут уж кто угодно сообразил бы. Самому-то ему совершенно не улыбалось бы жить и работать в спальне, там же для этого никаких условий!... Так откуда же он, чёрт побери, так много знает об этой девушке?...
     -А например? – поинтересовался Вадим.
     -Например, откуда ты знаешь, что я терпеть не могу телевизор и поселить меня, скажем, в гостиной, будет, мягко говоря, непрактично?
     -А ты не переносишь телевизор? – удивился он.
     -Есть немного.
     -Врать не буду - я не знал. И раньше ты об этом не говорила. Я исходил именно из практичности, когда думал над тем, куда ты поселишься. Кесарю – кесарево.
     -Сколько мы вообще прожили, вместе?
     -Ты переехала в этот дом весной.
     -Значит, ещё и года нет? – задумалась Маша. – Извини, что спрашиваю: я у тебя которая жена по счёту?
     -Это ты к чему?
     -Да не к чему, не к чему, - успокоила Маша (он так искренне запаниковал!). – Просто, опыт, в таких делах, видимо, много значит…
     -Пожалуй, тут не в опыте дело, Маш…
     -А в чём?
     -Было время, когда я беспрерывно думал о тебе, коллекционировал твои предпочтения. Был женат. Причём счастливо женат, вроде бы… Но увидел тебя и мелодраматично пропал.
     -Я разрушила твою семью? – ахнула Маша. - А тот мальчик, который рисует сказки, выходит…
     -Погоди, погоди. Стоп, - остановил её жестом Вадим. – Во-первых, ты ничего не рушила и мальчик тут ни при чём. Ты всё не так интерпретировала. Этот мальчик, к сожалению, родился вне брака. Вполне возможно, что я никогда не узнал бы о нём, но его мать погибла в автокатастрофе и все тайны вскрылись.
     -Да? – попала в тупик Маша.
     -Если кто-то что-то рушил, так это я сам. Ещё задолго до тебя - разрушил старую жизнь и отношения с матерью Богдана. Чтобы закрепить позиции, женился на своей коллеге, которая только-только окончила институт, и окрестился в православие. Это было как... жизненный этап. Веха. Я женился на неопытной девушке только для того чтобы избавиться от болезненного влечения к другой женщине… Считал себя победителем, думал, что перешагнул через себя, геройски посмеялся над обстоятельствами... Женщины всегда правы, сколько не доказывай обратное, сколько грехов им не приписывай. У них в руках – целый мир, и одним-единственным поступком они могут перевернуть Вселенную. Я не победил, меня победили. Но это не важно. Важно, что на свете теперь есть Богдан… А через пару лет я увидел тебя и понял, что поспешил жечь мосты. Промахнулся с этапами и вехами, сильно напутал в своей жизни. Но я тогда был искренне уверен, что с чувствами для меня покончено навсегда…
     -Почему ты порвал с ней? Она что, была замужем? - перебила Маша.
     -Кто?
     -Та, кто родила тебе сына, который теперь рисует сказки.
     -Нет, она не была замужем. Она вообще никогда не была замужем…
     -Не могу промолчать: ты был очень… ты очень её любил… бе-зум-но… Это не просто "болезненное влечение"...
     Вадим промолчал, но глаза не отвёл. И даже чуть улыбнулся.
     -Уф, отлегло немного, - Маша и в самом деле облегчённо вздохнула, положив руку на сердце. – Значит, всё-таки не я наследила в твоей жизни так, что это стало заметно…
     "Заметно"? А это заметно?! Если б кто-то другой, не Маша, произнес подобную фразу, Вадим, пожалуй, запаниковал бы. Это, выходит, со стороны он производит впечатление побитого жизнью страдальца что ли?... Но произнесла это именно Маша, "проницательная красавица" – стало быть, она всего лишь применила к нему свои необычные дедуктивные умения. Можно снова выдыхать, Вадим Ефимыч?
     -Да, к счастью, это была не ты, - сказал он, ничего не комментируя, словно всё само собой разумелось. - Но я знал, что если история повторится с тобой – съеду с катушек. Вот и страдал молча, смотрел на тебя лишь издали.
     -Но она не похожа на монстра. Я видела её портрет у Богдана в комнате.
     -Похожа она была на ангела, никак не меньше, - усмехнулся Вадим. - Такая светлая, лучистая, с голубыми глазами… Это… самый тёмный период в моей жизни и я стыжусь его теперь, стараюсь вспоминать как можно реже. Он короткий – года два-три, не больше, но мне хватило с лихвой… Быть может, тебе интересно узнать, чем я когда-то развлекался? Если хочешь – расскажу. Давно пора внести окончательную ясность.
     -Так значит, ты ничего мне не рассказывал?
     -Ты не просила.
     -Выходит, я зря копаюсь в воспоминаниях, ища там твои откровения о прошлом…
     -Ты всегда была вся такая как бы неземная, - сказал Вадим, помолчав. - Здесь и сейчас не существовало твоего прошлого. Точнее – оно имелось где-то, но виртуальное, нематериальное. Чтобы дотянуться до тебя, нужно встать на цыпочки. Я не горел желанием посвящать тебя в мой позор, мне нравилось быть на равных – ты без прошлого, я без прошлого… Всегда понимал, что твоя трагедия и мои "геройства" несоизмеримы, что я так и не дотянусь никогда. Моё прошлое висит, как дамоклов меч на хлипкой ниточке. Предчувствую, что наступит день, когда ниточка оборвётся – какой-нибудь доброхот раскроет тебе на меня глаза. Могу лишь догадываться о последствиях. Лучше уж рассказать самому… Мне не трудно.
     -Н-нет, - сказала Маша и, вздрогнув, покрутила головой. Я… наверное не готова. По-сути, ты – новый человек в моей жизни, и… - она отвела глаза, - ты симпатичен мне. Я не хочу так сразу… разочароваться. Понимаешь? Ведь действительно не известно, какие чувства вызовет у меня… истина о тебе. Я пока не достаточно тебя знаю и не уверена, что мои выводы будут верными. Обещаю не устраивать истерик, если, вдруг, что-то из твоего прошлого всплывёт на поверхность.
     Вадим пожал плечами:
     -Хорошо, договорились…
     Маша очень постаралась продолжить, как ни в чём не бывало, но после этого эпизода атмосфера стала немного натянутой.
     -Значит, ты тогда делал всё возможное, чтобы сохранить семью, хотя твоя жена была для тебя лишь вехой? – спросила она излишне бодро.
     Вадим вздохнул.
     -Я не для того женился, чтобы искать себе новых приключений. Женился, чтобы остановиться.
     -И ты начал против меня войну из-за того, что боялся повторения кошмара…
     -Всякое действие рождает противодействие. Да, я начал оборонительную войну. Нарисовал в своём воображении тебя, твой образ, как тупую самовлюблённую куклу, извини. Не помогло, конечно. А иногда случались моменты, когда я понимал, что если срочно не увижу тебя, то умру. Тогда – срывался и ехал в ваш магазин. Если была не твоя смена, и ты отсутствовала, я довольствовался тем, что вижу прилавок, за которым ты обычно стоишь… Это лишь потом, когда мы познакомились, я понял, что ты совсем не такая, как мне придумалось. И, как только я это понял, бежать стало совсем некуда. Вот такой, по сути свершившийся без участия моего разума, факт. Предпочёл побеждёно сдаться, потому что дальнейшее сопротивление грозило срывом. Меньшим из зол, как я понимаю, могли стать скандалы с женой и дружба с "Зелёным змием". Второй пункт – пройденный для меня этап, и в нём, мягко говоря, я не нахожу ничего привлекательного. Так что - просто молча страдал, - он улыбнулся, - старался не вовлекать тебя во всё это. А ты, естественно, ничего не понимала, раздражалась, считала, что я как-то странно себя веду, прячусь неизвестно по какой причине...
    
* * *
     И опять замолчали. У их ног располагался журнальный столик с коньяком, на стене, чуть справа – телевизор, который теперь бормотал что-то об ураганах и наводнениях… Маша засмотрелась в экран, на очень эффектно снятый шторм. Сидела, опершись о диванную спинку, и подперев голову. Вадим снова делал всё возможное, чтобы отвести глаза. Но неуправляемый взгляд словно приклеивался! Это деревенское платьице… "Похудела, - снова подумал Вадим с нежностью, - подбородок стал острым, запястья - хрупкие, как веточки и талия – такая тонкая!.."   
     -А что вообще нужно было предпринять в твоей ситуации? – спросила Маша, не отвлекаясь от экрана. – Что тут было бы правильно?
     -Что? – переспросил Вадим, прослушав.
     -Как было бы правильней поступить в ситуации, когда ты, всеми возможными способами, старался сохранить семью?
     -Не прятаться, а подойти к тебе и сказать, как есть.
     -И что тогда произошло бы? – она взглянула на него и, кажется, затаила дыхание.
     -Понятия не имею. Возможно, ты просто ушла бы куда-нибудь, подальше от меня.
     -И чем тебе это могло помочь?
     Он улыбнулся, пожал плечами. Маша осталась серьёзной… Разговор выходил мучительным и довольно нудным. Всё острее хотелось избежать долгих разговоров, изливаний души и переливаний из пустого в порожнее. Оба искали, но не находили чего-то важного, какой-то сути чего-то… Да о чём речь, в конце концов? Почему они до сих пор сидят тут и… спокойно беседуют? Три месяца в разлуке… Какого лешего?! Ведь оба давно не дети и, что самое главное – прожили вместе несколько месяцев! "Ну, давай что ли в вопросы и ответы теперь поиграем, чтобы окончательно расписаться в полной абсурдности происходящего, - подумал Вадим с отчаянием. – Можно ещё мило пофилософствовать о том, что мозги у меня, несмотря ни на что, всё ещё на месте, ведь я не кидаюсь на свою жену, яко тигр, едва её увидев. Почему не кидаюсь? Почему сижу и чешу языком? Она же невероятно красива. До такой степени красива, что зубы сводит. Давайте меня прямо здесь и четвертуем за бездействие – я же откровенно хочу её, но тормозят меня не мозги, а… Чёрт, именно мозги меня и тормозят…"
     -Я и вправду тебя не замечала?
     -Что?... Прости, опять прослушал.
     Маша посмотрела, и он ясно прочёл по её взгляду – она знает всё, что с ним сейчас происходит. Видит, но… ничем не может ему помочь. Да уж, назвался груздем – полезай в короб!...
     Он приложил руку ко лбу, провёл ладонью. Горячий.
     -Я где-то далеко, - проговорил Вадим, извиняясь. – Много мыслей, слишком много… Но ты должна понять – очень тебя ждал, и столько всего передумал – тогда, сейчас… О чём мы только что говорили?
     -Не помню, - сказала Маша и растерялась – она тоже потеряла нить.
     Неужели оба думают об одном и том же?
     Маша, гораздо раньше Вадима, ухватила обрывок потерянной мысли:
     -Мы пытаемся разложить по полочкам наши отношения… Ах, да, я не верю в то, что не замечала тебя. Вот всего такого… - она подбирала определение, - всего такого… сногсшибательного тебя – я не замечала?
     Он кивнул.
     -За уши притянуто, - пробормотала Маша себе под нос. - Сколько это продолжалось?
     -Что продолжалось?
     -Ну, сколько я тебя мучила?
     -Это не ты меня мучила. Это я сам извёлся. По собственному желанию. Ты вообще была не в курсе.
     -Ты кругом меня оправдываешь – обрати внимание. Не верю я в это "не замечала", Вадим. Но всё равно – сколько?
     -Почти год до того момента, как мы познакомились, и потом - ещё примерно полгода…
     -Ужас, - поёжилась Маша. – Не могу ничего утверждать, но, судя по всему, кто-то жестоко отыгрывался на тебе. По меньшей мере, до тех пор, пока мы не познакомились.
     -"Кто-то"? – не понял Вадим. – Кто? Что-то я сегодня туплю…
     -Да я же, я. Я отыгрывалась. Покажи мне девушку, которой не будет льстить факт того, что неизвестный парень (тем более, такой, как ты) ходит за ней тенью? Я тебя уверяю – все мы всё видим, нас не обманешь… Не согласен?
     -С твоей версией собственного коварства – конечно не согласен, Маш. Я лучше, чем ты, знаю тебя прежнюю. Ты сейчас совсем не помнишь, какой была тогда, так что не нужно преждевременных выводов. И постарайся, пожалуйста, не ревновать к себе самой или сделай так, чтобы никому это не бросалось в глаза.
     Маша порозовела.
     -Ты была очень закрытой, к тебе невозможно было подступиться, - сказал Вадим, чуть помолчав. – Пообщавшись с тобой, я понял, что тебе нужна помощь, но в плане чего – никак не мог разобраться. Думаю, докопаться до истины было бы вполне реально, но, как ты знаешь, я старался при всём этом ещё и с самим собой воевать, сохранять семью…
     -Ты действительно совсем не любил свою жену? – перебила Маша.
     -Не о ней речь. Давай не будем развивать тему?
     -Не будем, хорошо.
     -Спасибо. Между тобой и мной стояла незримая преграда, преодолеть которую у меня никак не получалось.
     -Твоя жена?
     -Да к чёрту жену, Маша! Забудь ты о ней.
     -Забыла.
     -Преградой, как выяснилось, была причина, по которой ты ничего не помнила. Я не знал твоей истории. Ты нашла в себе мужество дать мне тот адрес в интернете. Прочитал, и стало гораздо легче.
     -Что? Какой адрес?
     -Твоей странички, которую сделал твой приятель. Никита кажется…
     -Никита? Он сделал обо мне страницу в интернете?
     -На сайте твоего города. Там описано всё, что с тобой происходило… Погоди, ты что, не в курсе?

* * *
     Это была какая-то классическая пауза. Пауза по всем законам пауз. Маша застыла в странном анабиозе. Стало слышно, как Генрих мирно посапывает в кресле. Он сидел там, высунув язык и глядя то на Вадима, то на Машу. Похоже, соображал, кому бы из них выказать свою симпатию, но пока как-то недотумкал. Где-то под окном кто-то хлопнул дверцей машины – должно быть мама повезла Богдана на тренировку. Обычно за ними приезжал водитель отца, Слава… Ну да, точно – судя по звукам, машина отъехала, и ворота на родительской половине дома закрылись. Звуки оттуда редко сюда долетали. Густая листва дикого винограда и пышный сад надёжно сглаживали и поглощали всё, что долетало извне… Должно быть, ветер сегодня подходящий, он и принёс…
     Между Вадимом и Машей в миг образовалась вполне осязаемая стена. Тут же стало ясно, что любая попытка заговорить уткнётся в этот ментальный железобетон. Что сейчас произошло? И не возникла ли из небытия та самая преграда, о которой только что упомянул Вадим?! От Маши утаили нечто такое, что она считала очень важным. Утаили? Она наверняка общалась с этим своим Никитой, когда возвращалась в родной город. Выходит, он не поставил её в известность?... Вадим выстраивал у себя в голове картину реальности и полотно получалось таким некрасивым, что мучительно захотелось набить морду легендарному Никите. И он, в конце концов, докопался до того, что же сейчас произошло с Машей! Нет, к счастью это не та "преграда" реинкарнировала (уже хорошо!). Просто на бедную Машу разом нахлынули прежние страхи, и нахлынули они оттуда, откуда она их не ожидала. Она-то считала Никиту своим другом! Твою дивизию… 
     Мысленно выругавшись, Вадим молча встал, взял с журнального столика ноутбук, быстро нашёл нужный адрес (он нарочно удалил его из закладок, чтоб на глаза не лез).
     -Так это не шутка? – пробормотала Маша, всё ещё не двигаясь с места и не меняя выражения лица.
     -Ты считаешь, я стал бы шутить на такую тему? – он подтянул электрический кабель и поставил компьютер Маше на колени.
     -Уверен, тебе нельзя читать это, - сказал Вадим, - но и тебя я тоже знаю – ты теперь не успокоишься…
     Пока Маша читала статью в интернете, он поминутно поглядывал на неё. Уже давно, на всякий случай, прикинул, где в доме можно найти что-нибудь успокоительное… У неё, вроде бы, тоже есть какие-то пилюли, она говорила… Но Маша читала очень спокойно. Впечатление такое, что разом успокоилась, как только начала читать. Словно окаменела... Вадиму стало совсем уж жутко.
     -Кто это написал? Никита? Он сделал страницу или написал ЭТО? – спросила Маша совершенно бесцветно.
     -Я не знаю. Но, кажется, ты была в курсе...
     -Мама читала, ты не знаешь?
     -Не знаю, мы не говорили об этом. Мы вообще не говорили на эту тему. Ты боялась всё вспомнить, потому что никто не знал, чем это может грозить.
     -Но сам-то ты читал, как я поняла…
     -Читал.
     -Всё не так было. Ты мне веришь, Вадим? Это же здесь – какой-то красивый детектив. Было страшнее, мрачнее, мучительнее, грязнее… - она обхватила голову и уткнулась в колени, в стоящий на них ноутбук.
     -Маша, - Вадим осторожно вытащил компьютер, закрыл его и отставил, - не надо. Не вспоминай. Я - кретин. Извини меня, пожалуйста. Я просто не догадывался ни о чём…
     Не зная, что ещё тут можно сделать (она заплакала – это хорошо), он просто обнял её и осторожно прижал к себе.
     -Этот урод держал меня в грязной комнатушке без окон, - говорила Маша, всхлипывая. - На цепи. Кормил фаст-фудом и каждый день, по нескольку раз, насиловал – куда хотел и как хотел. А потом, когда я немного располнела на биг-маках, морил голодом, давал только воду. Из всех благ цивилизации в моей комнатке были телевизор (по которому он транслировал порнуху) и санузел… В легендарную "белую комнату" выводил меня только для фотосессий, которых я не помню. Какую-то мерзость подмешивал везде, чтобы я возбуждалась… Единственная правда – про мой красивый первый секс, и тётку с причёской, которая меня выскабливала, раз пять или больше. У меня и сепсис был, и кровотечения – та же тётка меня лечила, ставила уколы и снова выскабливала… Пластический хирург из косметологической клиники – вот кто настоящий герой. Я тайком передала ему записку, когда уходила из клиники. Просила помощи, написала адрес. К счастью, он поверил. Наверное, вправду подозревал что-то, как там написано… Ты не вини себя - ты всё правильно сделал, я должна была прочитать. Неужели мама ЭТО видела? Если всё так, как написано, и я рассказала что-то под гипнозом, она должна знать правду (она её знает, только мне не приходило в голову спросить, откуда), и, прочитав статью, не могла бы промолчать… Боже мой, какой кошмар…
     Вадим обнимал её за плечи и чувствовал себя премерзко, понимал, что нужно немедленно что-то предпринять, повести себя по-мужски… Но вместо этого хотелось рухнуть на колени и умолять простить за оплошность. Так прошло полчаса… или больше… В конце концов, он поднялся с дивана, взял с пустого кресла мобильный. Телефон был переключён в режим "Без звука", а потому, включив сейчас экран, Вадим увидел три пропущенных вызова и два SMS, но любопытствовать не стал. Сразу зашёл в адресную книгу. Должно быть, вид у него при этом был говорящий. Маша посмотрела в его сторону. Она уже не плакала. Глаза красные, губы припухли.
     -Что ты делаешь? – спросила она, немного гнусавя, и вытерла нос носовым платком, который каким-то чудом материализовался у неё в руке. Должно быть, нарочно припасла, сжимала в кулачке – Вадим уже замечал сегодня, что иногда у неё "глаза на мокром месте". Ничего странного…
     -Что ты делаешь, Вадим? – вкрадчиво повторила Маша.
     -Пытаюсь отыскать номер знакомого юриста, чтобы помог снести к чертям этот злополучный сайт.
     -Просто так его никто не снесёт…
     -Знаю, Маш. И давно знаю, что этот сайт – коммерческий. Раз статью не убрали после того, как ты всё вспомнила, стало быть, у кого-то там зарыт неслабый такой интерес. На тебе и твоей беде делают деньги, а ты – ни сном, ни духом. Раньше я думал, что ты об этом знаешь, но по всему выходит, что… Ваня! Не разбудил? Добрый вечер. Да, спасибо, помаленьку. Ты можешь говорить? У меня дело, - Вадим, жестом показал Маше, что ненадолго выйдет, и вышел, а дверь за ним плотно прикрылась сама по себе…
     Генрих запоздало соскочил с кресла, и совсем уж поздно подбежал к двери. Теперь - сидел у порога гостиной и смотрел на дверную ручку. Должно быть, уже раскаялся в своей нерешительности. Пока Вадима не было в комнате, Маша, всхлипывая, насколько могла привела себя в порядок. Хорошо бы умыться, но, выходя, обязательно помешаешь Вадиму. Так что – решила потерпеть. Конечно, самая первая мысль написать Никите или попробовать вызвать его сейчас по "Скайпу"… Номер телефона и имя в "Скайпе" она не знала, а то обязательно позвонила бы! Руки дрожали, под ложечкой неприятно свербело. Она не могла сейчас что-либо анализировать. Просто ей было очень плохо, и противно…
     Вадим вошёл в гостиную.
     -Ты, главное, постарайся успокоиться, - сказал он. – Я не дам тебя в обиду, обещаю.
     -Спасибо, - проговорила Маша. – Пойду, умоюсь, ладно?…
          
* * *
     Вечер был безнадёжно испорчен. Единственное, что мог предложить сейчас Вадим – это настроить на Машином ноутбуке выход в интернет через wi-fi и IP-телевидение. Когда Маша уезжала, в июне, они договорились, что Вадим переустановит ей в ноутбуке систему ("с нуля"). Там накопилось много всякого хлама… Давным-давно всё переустановил, бережно вернул на место фотографии и другие документы, которыми дорожила Маша (лишь до интернета руки не дошли). Возня с её компьютером доставляла ему почти эстетическое удовольствие. Маша говорила, что ждёт, не дождётся, когда вновь откроет свой любимый гаджет… Гаджет, выходит, дожидался её гораздо дольше, к тому же, теперь она смотрела на этот ноут как на нечто новое и неизведанное…
     Пока Вадим копался с настройками (минут десять) – Маша сидела на диване, поджав под себя ноги и безучастно, молча наблюдала… Потом сказала "Спасибо" и ушла "к себе" с ноутбуком. Вадим предпочёл только чуть улыбнуться (виновато?) и пожелать ей спокойной ночи. Ничего не ответила. Да, конечно, глупо клеить разбитую чашку, тем более, если она не представляет никакой ценности…
     Генрих подсел к Вадиму и, привалившись, задремал (поздно уже, почти полночь). Чтобы как-то отвлечься от мыслей, отыскал в интернете любимый Лизин сериал, и часов до трёх ночи бездумно смотрел это футуристическое творение Джеймса Кэмерона. Серии включал вразнобой, курсировал по обоим сезонам (коньяк очень скоро закончился, гораздо быстрее, чем желание смотреть фильм)… Впрочем нет, одна мысль всё-таки возникла – Джессика Альба ему определённо нравится, хотя с бёдрами у неё явно что-то не так (а вот у Лизы в этом смысле всё в порядке!)…

* * *
     Утром, первое, что постарался почувствовать – головная боль. Но нет. Никакой мигрени. Хороший был коньяк, Барбара не обманула. Тем не менее – хорошо бы выпить крепкого кофе и погулять с Генрихом. Точнее нет – сначала погулять, а потом – выпить. Генрих, конечно, не против своего лотка, но погулять утром с собакой – это святое! Умылся, и с удовольствием вышел на улицу. Воскресное утро уже почти превратилось в день. Свежо и солнечно. Постоял под яблоней. Подумал о том, что напрасно с дерева сняли все яблоки – авось прилетело бы по темечку, подбросило бы какую-нибудь мыслишку…
     Судя по всему, яблоки в этом деле всё же не главное, потому что мысль пришла и без них. Причём пришла почти сразу, едва встал под яблоню.
     На родительской половине дома, через ровный, нечастый заборчик, виднелась отцовская служебная машина и водитель рядом. Вадим подошёл поближе к заборчику, сказал:
     -Слава, добрый день!
     -А, Дима, привет! – тут же охотно откликнулся водитель и тоже подошел к изгороди, с другой стороны. – Давно тебя не видел. Весь в работе?
     -Был. Теперь пытаюсь отдыхать... Папа по делам заехал?
     -Я не в курсе. Если не ошибаюсь, Ида Александровна ему позвонила и позвала завтракать. Мы сегодня с утра ездили по окрестным деревням, какие-то вопросы "наверху" решались. Ефим Львович только чаю успел перед отъездом попить – срочно вызвали.
     -Он пошёл завтракать, а тебя не отпустил? – удивился Вадим.
     -Да я по дороге разжился сочными хачапури и кофе. Ефим Львович, не употребляет такого по здоровью, как ты знаешь.
     Вадим кивнул.
     -Давно вы тут? – спросил он.
     -Минут пятнадцать.
     -Он не говорил, насколько задЕржитесь?
     -Не говорил. Позвонить, уточнить?
     -Да я сам позвоню ему, спасибо, - улыбнулся Вадим. – Мне, в общем-то, не он нужен, а ты. Секунду подожди здесь. Хорошо?   
     -Не вопрос…
     Вадим повернулся, чтобы подхватить собаку и вернуться в дом за телефоном, но увидел, что с крыльца спускается Маша. На ней узкие джинсовые бриджи и простая хлопковая маечка… Дух захватило от неожиданности. М-да, отвык от того, что эта девушка всё время рядом…
     -Привет, - сказала она и улыбнулась, помахав ему рукой. Остановилась на последней ступеньке. – Как называется растение, которое оплело тут весь дом?
     -Это - Бостонский плющ. Девичий виноград, как его называют в России.
     -Просто сказка… Я извиниться хотела за вчерашнее. Некрасиво получилось с моей стороны… Не обижайся на меня, пожалуйста. Ладно?
     -Не обижаюсь, - улыбнулся в ответ Вадим, подходя. – Я всё правильно понял и адекватно отнёсся, так что не бери в голову. Как тебе идея позавтракать в блинной? Тебе очень нравилось туда наведываться…
     -Хорошая идея. И?
     -Что "и"?
     -Ты опять хотел что-то добавить, но опять замолчал, - она потрогала перила крыльца, приложила к ним ладонь и задумчиво погладила.
     -И… - Вадим помедлил, наблюдая за её рукой. – Там, в этой блинной, я думаю, было наше с тобой первое свидание.
     -Ты не уверен, что это было свидание?
     -Случайно встретились, случайно пошли туда... Но я всегда расценивал тот поход именно как свидание.
     Маша подняла на него глаза. Чуть погодя улыбнулась, по-прежнему держась за перила.
     -Так чего же мы ждём? – спросила она.
     -Что? – переспросил Вадим, но тут же сообразил, о чём она спросила. – А, ну да, конечно: ждём непонятно чего. Я сейчас отцу позвоню – здесь его водитель, как раз и подвёз бы… Ты никуда не уходи.
     Маша ничего не поняла из его слов. А он поднялся на крыльцо (при этом запнулся за верхнюю ступеньку) и вошёл в дом…
     Через пять минут уже ехали в белом Мерседесе мэра (BlueEFFICIENCY – это большой, красивый вседорожник), на массивном заднем сидении. Отец иногда подвозил Вадима, и потому он относился к этой наворочанной машине лишь как к средству передвижения. А вот Маша чувствовала себя не совсем уютно, и это было очень заметно.
     -А твоя машина где? – спросила она шёпотом, чтоб не слышал водитель (для того, чтобы что-то сказать Вадиму конфиденциально, ей приходилось сильно вытягивать шею).
     -В гараже, - ответил Вадим. – Вчера вечером был коньяк, так что…
     -Я - балда, - покачала головой Маша. – Ну, конечно же, конечно! Только - обратно пойдём пешком… Или ты опять "договоришься"?
     Вадим рассмеялся.
     -Пешком, - сказал он. – Клянусь.

* * *
     То самое кафе-блинная, в котором они когда-то сидели во время шторма, в свете дня выглядело обычной "стекляшкой". Набережную было хорошо видно через стеклянные стены - она залита солнцем, и морская вода приветливо синеет, отражая небо. Сели в самом дальнем конце зала, на фоне набережной. Народ снова (как по заказу) оказался немногочисленнен – воскресенье, публике, судя по всему, с утра не до блинов. Маша по достоинству оценила совершенно потрясающие сегодня (здешние кулинары превзошли сами себя) блины со всякими начинками (сладкими и совсем не сладкими), а ещё, конечно, каппуччино. Засмеялась:
     -Вчера – потрясающий ужин, сегодня – не менее потрясающий завтрак. Если я буду, день изо дня, так лопать, скоро ты меня не узнаешь!
     -Не обольщайся, - успокоил Вадим (он пил чёрный кофе), - не сегодня - завтра ты погрузишься в рутину. Праздник не вечен.
     -Обломал, - вздохнула Маша. – Ты пессимист?
     -Реалист. И, кстати, хронически уговариваю тебя немного прибавить в весе, но ты сопротивляешься.
     -Ты это серьёзно сейчас? – приподняла брови Маша.
     -"Немного" – не значит центнер, - уточнил Вадим.
     -Всё равно удивительно. Я обдумаю твоё предложение.
     -Спасибо.
     Он рассказал ей про то, как во время дождя поил её горячим чаем с мамиными печеньками, про махровый халат, про вечер здесь, в этой самой блинной, про шторм, который застиг их внезапно, и…
     -Ты тогда ещё был женат, - поняла Маша, прервав его на полуслове. – А где находилась твоя жена во время памятного шторма?
     -Как обычно, на работе.
     -"Как обычно"?
     -Она – трудоголик, со всеми вытекающими.
     -Тебя раздражают женщины-трудоголики, и потому ты сделал всё возможное, чтобы я работала как можно меньше?
     -А ты уверена, что в ЦТЮ нельзя быть трудоголиком? Вот ты, например. Я бы сказал, что ты – пример клинического трудоголика.
     -Клинического?
     -Именно. Тебе практически не платят, а ты проводишь там всё свободное время.
     -Всё-всё? – поразилась Маша.
     -Ну, почти.
     -Мне уже по-настоящему не терпится начать работать в легендарном ЦТЮ… О чём мы ещё говорили на первом свидании?
     -Я рассказал тебе о себе, ты – рассказала о себе.
     -Любопытно, что я могла рассказать о себе…
     -В общих чертах – знак зодиака, рост, вес, любимая музыка, любимые фильмы… В подробности ты не вдавалась.
     -Рост и вес? – засмеялась Маша. – Ну, а ты о чём говорил? Тоже о росте и весе?
     -Да, по той же схеме.
     -И кто же ты по знаку зодиака?
     -"Презренное паукообразное", как говорит моя дочь.
     -Скорпион? Кроме шуток? – поразилась Маша. – Жуть!
     И снова засмеялась.
     -Для Скорпиона ты слишком обаятельный, - заметила она вскользь.
     -Там ещё Близнецы, каким-то боком, примазались, ты сказала.
     -А! Так у тебя асцендент в Близнецах? – обрадовалась Маша. – Тогда всё с тобой понятно и не всё так "презренно", на самом деле.
     Тут как раз, к слову, Вадим повторил ей свой рассказ о выправлении "кубанского акцента", знании английского языка и сестре Кэтрин из Британии, о профессиональном занятии плаванием, о глупой травме позвоночника и невозможности продолжать дальнейшие полноценные тренировки из-за сильной боли… Маша слушала, склонив на бок голову и подперев её рукой. Ему нравилось, как она смотрит. Даже не смотрит, а рассматривает… Ему действительно это нравилось, но он никак не мог разобраться, что же выражает её взгляд…
     -А ты – с прибабахом. Наверное, у тебя это от Близнецов, - сказала Маша неожиданно. – С первого взгляда как-то и не скажешь…
     -Да, ты уже говорила мне это.
     -Когда? В тот самый день?
     Он кивнул.
     -Почему ты подстриглась, Маш? – спросил неожиданно даже для самого себя. Ну, просто - раз и спросилось…
     -Чтоб не было воспоминаний, - сказала Маша. – Я всегда была такая, как сейчас. Коса отросла в неволе… ЕМУ нравилось… ОН… Можно не рассказывать?
     -Да, конечно.
     -Тебе не нравится моя стрижка? – Маша встряхнула головой и чуть взлохматила волосы на затылке (Вадим отвёл глаза в сторону, сделав вид, что смотрит на набережную).
     -Непривычно…
     -А сам-то ты почему так коротко стрижёшься?
     -Это - коротко? – удивился он. - Раньше у меня были волосы до плеч. Я собирал их в хвост. Ты посоветовала состричь.
     -Я? – теперь удивилась Маша. – Странно. Я бы сказала, что тебе не очень идёт короткая стрижка. "Хвост", как у Дункана Маклауда, кстати, тоже.
     -Почему? Аргументируй.
     -Чур, ты не оскорбишься.
     -Не оскорблюсь. Обещаю. Ну, так?
     -С короткими волосами вся твоя родословная у тебя на лице. Она выходит на первый план.
     -"Она выходит"? – не понял Вадим.
     -Я, вообще-то, неплохой физиономист. Ты сказал – крещёный еврей, но я ещё вчера поняла, что у тебя в роду есть иудеи.
     Вадим рассмеялся:
     -Когда-то ты сказала мне, что у меня – славянские скулы и что я совершенно не похож на еврея.
     -Что, кроме шуток? Странно. Но я отчётливо вижу, что, кроме действительно славянских скул, у тебя есть некоторые отчётливые черты… - она недоверчиво сощурилась:
     -Ты правда еврей?
     -Примерно наполовину. Там настолько крутой замес, что сам чёрт ногу сломит… Значит, это - коротко? – он провёл рукой по затылку.
     Маша даже засмеялась:
     -Тебе же нравится твоя теперешняя причёска, это видно. Значит - пусть будет, как есть. Зачем прятать родословную, если в этом нет особой нужды? Ты не очень-то меня слушай. Иногда я просто болтаю.
     -Я привык доверять твоей наблюдательности. Много раз уже убеждался в том, что ты часто бываешь более чем права.
     -Про мою наблюдательность – это была метафора или…
     -Или. Между прочим, однажды ты запросто пересказала мне мою прошлую жизнь.
     -Без ошибок? – поразилась Маша.
     Вадим кивнул.
     -Всю-всю?
     -Не всю конечно. Ты сказала, что для более точной характеристики нужно в душе покопаться, а потому дальше не пойдёшь.
     -"Не полезу", - поправила Маша. – Я, наверное, сказала "дальше не полезу".
     -Ты вообще как-то по-другому сказала. Я не помню дословно. Но смысл был такой.
     Она покачала головой:
     -Обалдеть… Знаю, тебя интересует, какие выводы я, такая проницательная, для себя сделала сегодня, после… всего этого… Сказать?
     -Скажи.
     -Не боишься?
     -Боюсь.
     Маша снова прищурилась.
     -Боишься, - подтвердила она. – Не бойся. Я уже не уйду от тебя.
     -Спасибо.

* * *
     С моря веяло прохладой. Они стояли возле парапета, меченного чайками, и смотрели вниз, на морскую воду. Просвечивало дно: камешки-голыши, рыбёшки, колышущиеся водоросли (словно перья жар-птицы)…
     -Тебе не холодно? – спросил Вадим, потому что Машина маечка не внушала ему особого доверия. Выйти погулять в саду - это одно, а стоять тут, на ветродуе, в сентябре – совсем другое…
     -Прохладно, но не холодно, - успокоила Маша, снова странно посмотрев.
     Вадим тоже был по-летнему одет – лёгкие бежевые (те же самые) брюки чинос, перуанка… Да тут сегодня все были одеты именно по-летнему – беспечно гуляющие граждане, катающаяся на трёхколёсных великах малышня, бабушки с фотоаппаратами и кошками на шлейке… Народ ловил последние по-настоящему тёплые деньки, и был прав в своей беспечности – зачем ждать каких-то дополнительных милостей от природы, когда на дворе чудесный бархатный сезон?
     Маша вдохнула морской ветер и, немного помолчав, сказала:
     -Знаешь, я вчера много думала о… о нас. О том, где мне лучше жить и всё такое… Я взвесила и вариант с твоими родителями, и с той квартирой, про которую ты упоминал… Поняла, что мне лучше всё-таки оставаться в твоём… в нашем с тобой доме. У меня есть обязанность - всё вспомнить. Мне нужно вспомнить, прежде всего, тебя,  - она загибала пальцы. - Потом - моих здешних друзей, мальчика, который рисует сказки… Кстати, я смотрела его рисунки, он у тебя просто молодец!
     Вадим не перебивал и слушал. Она всё верно говорила, но что-то в её тоне настораживало и не давало безмятежно растечься по тёплому от солнца парапету. Что-то не так было в её взгляде, в её тоне… нет, не в искренности дело (тут-то как раз всё в порядке). Он подумал вдруг, что именно так, должно быть, выглядит человек, озабоченный навязчивой идеей, который всё вокруг готов этой идее подчинить и подстроить, подвести к общему знаменателю… Раньше, помнится, она НИЧЕГО НЕ ХОТЕЛА ВСПОМИНАТЬ и не очень-то по этой причине расстраивалась, но теперь только об этом и думает. Что из двух вариантов хорошо, а что плохо? Определённого ответа у него не имелось. Просто… Просто было немного не комфортно, неуютно... тревожно. Сам чёрт не разберёт, в чём тут дело!
     -Я цепляюсь за любую мелочь, – продолжала тем временем Маша. - Даже предметы в доме ощупываю… Это примерно так же, как ты обнял меня вчера вечером, когда я разревелась – целая гамма ощущений! И главное из них – чувство полной защищённости... Это так дорого стоит! – она помолчала. - Анализирую и размышляю я тоже много. Не только теперь – довольно давно, с тех самых пор, как… всё забыла. С тех пор как забыла ТЕБЯ...
     Маша говорила, волнуясь, не глядя на Вадима, словно находилась в трансе. Она подчинилась потоку сознания, который бесконтрольно вырывался из глубин её сознания. И так важно было ей сейчас рассказать, донести то, что поняла, прочувствовала в эти дни... Но... Погоди, не нужно вываливать всё так сразу!... Чтоб не шокировать человека... Сказать по правде, Маша не очень знала, можно ли вообще говорить такое мужчине, положено ли... Но сдержаться не могла...
     -Я вчера до конца поняла одну очень важную штуку: это действительно ты ВЫТАЩИЛ меня. Ты, а не кто-то, помог снова стать человеком, заново научил любить, доверять. Ты – тот самый психолог, который "провёл" со мной курсы лечебной терапии. А теперь, ради меня, ты согласился на работу, которая тебе не нравится. Ради того, чтобы я имела возможность заниматься любимым делом в этом самом ЦТЮ, и ни в чём не нуждаться. Ты пожертвовал собой, любимой работой… Вот потому я твёрдо решила остаться в этом доме.
     Маша замолчала, ожидая его реакции. А Вадим вдруг вздохнул и сказал тихо:
     -Стокгольмский синдром – скверная вещь...
     Мысленно он добавил: "Вот и диагноз, господа интерны, а вы, понимаешь, головы сломали..."
     -Что?
     -Не догадывался я, что настолько скверная…
     -Ты всерьёз считаешь, что у меня – синдром заложника?
     -Хрень какая-то получается, Маш. Так мы с тобой совсем уж в дебри уйдём. Не бросал я себя на жертвенный алтарь, не шёл на голгофу. Если очень захочется, могу вести уроки истории и естествознания в старших классах, председательствовать на школьном киноклубе... Да, конечно, я уже в другой нише, у меня теперь нет стола в учительской и имеется дополнительное социально-экономическое образование, которое увело меня уже очень далеко от учительской работы, но... Ни о чём не жалею, Маш, ничего не хочу вернуть и, пожалуй, доволен нынешним положением вещей. У меня всё получается, мной все довольны… Ты действительно должна меня вспомнить. Вот то единственное, о чём я прошу. Даже настаиваю. Считай, что только это – твоя обязанность, и не придумывай себе того, чего на самом деле нет…
     Из машины, только что припарковавшейся неподалёку, донеслось риторическое:

Она - не твоя, ты - играешь с ней,
А она с тобой...
Потому, что знаешь ли ты,
Что в себе таит женская любовь?...

     Оба замолчали. Маша испуганно посмотрела в сторону машины, потом на Вадима. Да уж, вовремя подъехала тачка, ничего не скажешь…
     -Извини, - сказал он помолчав. – Сорвался. А в той песне, – он показал на злополучную Приору, - всё правда, но сейчас я так не думаю.
     -Ты взвинчен, ты подавлен, - Маша снова отвела глаза.
     -Возможно. Но я далеко не в панике.
     -И вообще…
     -Тихо, - сказал Вадим и взял её за руки. – Больше ничего не говори. Мы, чего доброго, разругаемся на пустом месте потому, что и у тебя и у меня нервишки серьёзно пошаливают. Скажешь, нет?
     -Но я… - начала Маша и замолчала, посмотрела на сцепленные руки, свои и Вадима, а потом удивлённо продолжила:
     -Что за шрамы у тебя на пальцах? Они довольно свежие, кажется…
     Некоторое время, он просто не мог выдавить из себя ни слова и причин было несколько. Во-первых, само это ощущение, когда взял в ладони её хрупкие руки, было просто непередаваемо – будто домой вернулся из дальней дали. А во-вторых… во-вторых, она так прочувствованно это произнесла… "Что за шрамы у тебя на пальцах"… В пору нырять в воду прямо с парапета набережной!
     -Предлагаю пойти сейчас потихоньку домой, а по дороге сыграть в вопросы и ответы, - Вадим мысленно обозвал себя недоразвитым придурком и заставил сгруппироваться.

* * *
     -Я согласна, - медленно сказала Маша. - Так что это за шрамы?
     Она продолжала смотреть на его пальцы. Ему почему-то показалось, что любуется (так и было).
     -Можно? – спросила она.
     Не дожидаясь разрешения, аккуратно вытащила руку из его ладони и тихонько, подушечками, провела, вдоль шрама на безымянном, теряющимся под кольцом.
     -Предположи, - предложил Вадим, упорно не растекаясь по тёплому граниту парапета.
     -Как-то связано со мной?
     Он кивнул и улыбнулся. Маша задумчиво посмотрела сначала на него, потом (опять) на его руки.
     -Ты кому-то морду набил. За меня.
     -Ого! - удивился Вадим. – Сразу же в точку.
     -Правда? – повеселела Маша. – За меня ещё никто никому морду не бил! - (и подумала: "Тем более, такими красивыми руками!") - А как дело-то было?
     -Теперь моя очередь спрашивать, - сказал Вадим и, сунув руки в карманы, отошёл от парапета.
     -Точно, твоя, - Маша пожала плечами и пошла вслед за ним.
     -Страна.
     -Страна? Быть может, Италия. Или Франция… Нет, Япония. Япония! А твоя страна?
     -Англия, forever. Животные?
     -Лошади. Мыши. Точнее – белые крысы. Они очень умные. - Твои животные?
     -Dogs… Извини. Собаки. Лошади. Музыка, стиль?
     -Рок. Не моё – это диско, фанк… Ты, между прочим, тоже предпочитаешь рок, - Маша показала на него пальцем. - Уверена, что терпеть не можешь R'N'B.
     -На мне это написано?
     -Ага. Гламур не выносишь. Девушек с нарощенными волосами и ресницами, анорексичек и… Тебе нравятся "шпильки" по 12 сантиметров, но ты ненавидишь, когда на них ходят, как подстреленные цапли, на полусогнутых…
     -Скажешь, исходя из вышеперечисленного, что я задрот? – поинтересовался Вадим, взглянув через плечо.
     -Я не ошиблась? – опять удивилась Маша.
     -Ни в чём.
     -Тогда я действительно скажу, что ты – задрот. Твоё время года?
     -Лето. Твоё?
     -Осень.
     -Осень, - кивнул Вадим.
     -Хобби? – спросила Маша.
     -На хобби нет времени. Разве что – фильмы люблю обсуждать. Пирожные?
     -На диетах не сижу. Они не для меня.
     -Это стабильно радует, - одобрил Вадим. – Особенно в свете моего предложения набрать пару кило.
     -Политика?
     -Туда лучше не соваться. Что можешь сказать про кино?
     -"Назад в будущее"… Из новых – ничего не видела.
     -Значит, нам есть чего посмотреть.
     -Сопротивляться не стану. Куришь?
     -Бросил в прошлом году. Когда захотел тебе понравиться. А ты?
     -Нет. Никогда. Курящая женщина - это кошмар… Я старомодна. Леденцы или жевательная резинка?
     -Если выбирать из предложенного, то леденцы.
     -А если всё же жвачка? Фруктовая или ядрёная, мятная?
     -Ядрёная. Мятная, с чесноком.
     Маша засмеялась:
     -Ужас!
     -Любимый телесериал?
     -Я их вообще-то не смотрю… А что, появился такой?
     -Про двух братьев, однофамильцев винтовки.
     -Винчестер? Впервые слышу.
     -У тебя весь сериал есть на видео, так что задание на понедельник – хоть что-то из него посмотреть.
     -Я заинтригована…
     -Пожелание: не смотри дальше третьего сезона. Пожалеешь.
     -Я учту, - кивнула Маша, твёрдо решив посмотреть всё, до конца. - Джинсы или брюки?
     -Чиносы.
     -Я заметила. Но чиносы – это летом, а зимой? Ведь если ходить весь год в чиносах, можно себе что-нибудь отморозить.
     -Брюки – официальная форма одежды, джинсы и чиносы – увольнительная, - серьёзно сказал Вадим.
     -А шорты?
     -Это второй вопрос.
     -Это – дополнительный вопрос. Выходящий из первого.
     -Шорты – это не ко мне. Дома – быть может. В саду – с оговорками. На улице, даже в жару – ни в коем случае.
     -Я почему-то именно так и думала...
    И тут Вадим заметил, как встречная девушка (с коляской) улыбается ему и даже чуть машет рукой. Так чуть-чуть машет, вероятно, чтобы никто больше, кроме него, не заметил. Он, едва различимо глазу, кивнул ей. Точнее, даже не кивнул, а просто (на секунду) посмотрел себе под ноги… Никогда не проходил, с безучастным видом, мимо этих девушек. Не считал себя вправе проецировать свои плохие воспоминания, афишировать злобу – ни одна из них ни в чём не виновата. И незачем демонстрировать миру (который знает тебя, как облупленного, между прочим) свою теперешнюю правильность. Всего-то четыре года прошло! Это был тот самый "тёмный период" и он сам во всём виноват. Только он один… Вадим взглянул на Машу, убедился, что она ничего не заметила – это хорошо… Как всегда – прошлое настигает его в самые неподходящие моменты жизни…
     Они по-прежнему неторопливо шли по набережной, посреди гуляющих горожан. Маша то и дело выглядывала через парапет. Её приводили в восторг виднеющиеся вдалеке морские суда и судёнышки, сбрендившие купальщики, гордо загребающие в лёгких волнах…    
     -Новый вопрос, - сказал Вадим, - твоя любимая группа?
     -Garbage.
     -Верно. Опять сошлось.
     -Ура… А твоя?
     -Queen. Как у тебя теперь дела с наблюдательностью? Ты до сих пор смотришь на людей и явления через замудрёную дедуктивную систему?
     -"Дедуктивную систему"? Ты имеешь в виду наш институтский кружок?
     -Именно.
     -Странно… - Маша даже приостановилась. – Я помнила об этом кружке и рассказала тебе о нём?
     -Ну, да. Кружок действительно был?
     -Был. Не совсем кружок, быть может, а некое тайное общество. Туда принимали не всех.
     -Тебе помогли вспомнить о нём институтские друзья. Надеялись, что, с помощью методик и тренировок, память разблокируется. Она не разблокировалась, но я уверен, что эти тренировки очень тебе помогали. По крайней мере, ты уверенней себя чувствовала.
     -Ты преувеличиваешь мои таланты. Сам посуди – если бы я была действительно хорошим психологом и супер-наблюдательной, неужели поверила бы человеку, который на поверку оказался больным на всю голову ублюдком? Да ни за что!
     -Ты, всего лишь, слишком эмоциональная, как все женщины. Ты тогда жила чувствами, а не рассудком. Если бы задумалась над происходящим – сразу всё поняла бы.
     -Уверен?
     -Уверен.
     -Зря, - Маша вздохнула. – Но теперь поздно сожалеть о произошедшем. Я теперь – навеки та дурочка, которой сильно не повезло и её первым мужчиной был извращенец…
     Она заметила его реакцию - он чуть сощурился и склонил голову набок, словно не расслышав или недопоняв.
     -Ты что, не знал? – сообразила Маша.
     -Я думал, у тебя до него был парень…
     -Нет. С чего ты взял?
     -Вообще-то так написано в интернете… Извини.
     -Давай больше никогда не будем говорить про то, что написано в интернете! – нахмурилась Маша. – Кому ты веришь? Мне или тому, что там написано?
     Они опять остановились и опять Вадим ощутил себя нашкодившим школьником. В который раз за несколько дней! Да уж, плевать она хотела на то, какая у тебя должность и что ты там о себе возомнил. И не надо тут строить из себя спасителя мира, пламенного борца со стокгольмским синдромом! Сделай хотя бы малое – помоги человеку вспомнить и не заставляй его (её) страдать при этом!
     -И ничего я о себе не возомнил… – буркнул Вадим, отвечая своим мыслям и не успев поймать сорвавшуюся с языка фразу. – Ты спросила – я ответил… И вообще – пошли домой, тут слишком много народу, в том числе и такого, с которым я совсем не хотел бы сейчас встречаться.
     Маша стояла и смотрела на него в лёгком замешательстве.
     -Что? - слегка хмуро поинтересовался он.
     -Ты ответил на мои мысли, которые я не озвучила… Ты читаешь мысли?
     -Не смеши меня, Маш.
     -Нет, ты их читаешь!
     -Не читаю. Чувствую. Твои мысли. Я всё ещё их чувствую. Ни черта не изменилось. Ни черта. Понимаешь? Я не имею понятия, как мне избавиться от этого, оно как болезнь. И главное – не хочу избавляться!
     Он пошёл вдоль парапета, в направлении пристани, туда, где маячили мачты и разных размеров судёнышки, от катеров до яхт... Маша какое-то время, не двигаясь, смотрела ему в спину. Момент истины? Так вот почему… Вот почему он не давал о себе знать целый месяц! Вот почему молча ждал! Он же… чувствовал, что не нужен ей. Понял это и смирился? А он может? Он способен смириться и способен… ПОЧУВСТВОВАТЬ?... Трудно сказать, уловил ли эти её мысли Вадим... А вот и проверим: если уловил, то обернётся. Вот, прямо сейчас!
     -Ты идёшь? – обернулся Вадим, пройдя шагов десять.
     Обрадованная и немного удивлённая своим открытием Маша, побежала вслед за ним…

* * *
     День продолжился вполне банально. Домой вернулись около трёх часов дня. Пока шли от набережной, снова успели разговориться и Вадим сообщил, что договорился с Лизой. Выходит, завтра девушки усиленно "обозревают окрестности". А "между строк" Маша прочла: "Считай это своей обязанностью назавтра" и была совсем не против… познакомиться с его дочерью. Побродили по саду. Вадим рассказал и показал, что за плодовые деревья здесь у них растут. Маша научилась отличать абрикос от сливы. К тому же – узнала всё о бассейне на заднем дворе… В общем, очень информативно прошло время!
     Часов в пять Вадим уехал на тренировку (сказал, что с сыном), оставил Маше фильмы на внешних HDD и она с удовольствием посмотрела две симпатичные мелодрамы с хорошими актёрами…

* * *
     Вам честно сказать? Ночью долго ворочалась, не могла заснуть и… ждала, что вот-вот в дверь раздастся негромкий стук. Нарочно не закрылась ни на одну защёлку (вчера и позавчера закрывала оба замочка!). Ждала? Неужели ждала?... Звуки в доме очень быстро стихли, а в полночь начался дождь и загадочно зашумел по листве в саду. Слегка задувало прохладным ветерком, двигались занавески из органзы и, словно полотнище на флагштоке, трепетал натяжной сатиновый потолок... Маша встала, опустила римскую штору, чтоб сильно не дуло (закрывать окно не хотелось, воздух был волшебным!). А когда легла снова, то положила ладонь на простынь, там, где пустовало место и подушка не была примята… Постаралась что-нибудь припомнить… Почувствовала только знакомое покалывание в виске. Не хотелось доводить себя до головной боли. Оставила попытки…
     Сновидений на этот раз не случилось. Совсем. И это хорошо. Маша не то чтобы боялась их…  Просто сегодня особенно не хотелось, увидеть во сне что-нибудь жуткое (кто знает, что и когда ей приснится?). Если тебя атакует новое (новое?) чувство, такое чистое и (ого!) сильное, ты отдаёшься ему полностью, без остатка, и мечтаешь, чтобы продлился удивительный период как можно дольше. Пусть пройдёт этот дождь (ливень, гроза, циклон, пусть штормит хоть всю неделю!), чтобы смылись грязь и пыль. Прошумит, очистит… Как там говорил великий Боб Марли? "Некоторые люди наслаждаются дождём, другие просто промокают"… Перед тем как уснуть, Маша лежала и думала о сложившихся жизненных обстоятельствах, об их с Вадимом нелёгкой ситуации именно в таких вот "дождливых" образах (скорее всего, на неё повлиял шум капель за окном). Правда, не очень представляла, как именно должно выглядеть "смывание всей грязи и пыли" в реальности... Да и что это ещё за непогода у неё нафантазировалась?...
     Утром проснулась рано, в восемь часов. Точнее, без четверти. Судя по всему, наконец-то отоспалась, и, к тому, же, свою роль сыграла разница во времени - два часа. Понедельник. Десятое сентября… На улице уже светло, солнце встало, и совсем скоро начнёт заглядывать в окно (она обнаружила вчера утром, что окна спальни выходят на восток! Всегда мечтала, чтобы окна выходили на восток!). Листья виноградной лозы, вьющиеся по рамам, мокрые после ночного дождя – они, наверное, будут поблёскивать в солнечных лучах… Настроение отличное, несмотря на некоторые передряги и волнения вчерашнего дня. Прошедший день вспоминался ей как нечто аккуратное, размеренное, но набитое событиями под самую завязку. Потрясающий день! Такого хорошего дня в её жизни давно уже не случалось. Ей было очень приятно думать о Вадиме, и она нарочно выбирала те варианты мыслей, которые каким-то образом могли его касаться. Маша думала о нём и улыбалась. Да, всё это очень похоже на самое начало влюблённости, когда пребываешь в чудесном мире, летаешь над землёй… Она никогда не влюблялась так быстро, но… верно, произошло это вовсе не так спонтанно, как кажется. Знакомы-то уже больше года! Интересно, насколько быстро она влюбилась в него в первый раз? Вчера Вадим говорил, что он первым влюбился, а Маша его не замечала сначала… Вообще-то, действительно невероятно звучит, согласитесь. Разве можно его не заметить – высокого и стильного? Хотя… пройти, не заметить - вполне в характере Маши… Особенно это касается мужчин, ведь "стрельба глазами" – изначально не её вид спорта, тем более после… не важно. Теперь уже всё не важно! И она засмеялась, потягиваясь на потрясающем матрасе с эффектом памяти.

* * *
     В половине девятого поднялась, оделась, умылась, спустилась в залитую утренним светом кухню и немедленно почуяла тонкий запах какой-то выпечки. К своему удивлению, обнаружила в кухне Вадима. Клетчатая, чёрно-красная рубашка навыпуск, воротничок небрежно поднят. Влажные, непричёсанные волосы закинуты назад и оттого слегка завиваются вверх – всё это придаёт Вадиму этакий дерзко-романтичный вид. Такой вид ему явно идёт (привет, "Близнецы"!), но к эффектам он, похоже, совсем не стремился – уж очень похож был на человека, которого внезапно вытащили из душа! Что делал в таком виде? Нет, увы, не готовил – всего лишь кофе варил в кофемашине, потому что у него побаливала голова (так и сказал: "Побаливает") по причине перемены погоды (ночью – хмарь, утром солнце). Оказалось, что четверть часа назад позвонила его мама (наверняка в этот момент он как раз был в душе!) и велела зайти, забрать пирог. Да, с утра пораньше у свекрови был готов вкуснейший пирог с сыром сулугуни! Маше немедленно стало стыдно. По-видимому, это было написано у неё на лице, потому что Вадим, взглянув, улыбнулся и сказал:
     -Не комплексуй, пирог разогрет в микроволновке, он вчерашний. Данька выпросил, сказал, что слопает пять таких пирогов – она испекла два, а он, естественно, не осилил и половины одного из них. Сказала мне, что пекла нарочно в расчёте на нас с тобой.
     -Вадим, я… - начала посрамлённая Маша.
     -Ей совсем не сложно, а тебе – всё ещё нужно приходить в себя, - опередил её Вадим. - Неужели ты считаешь, что я поставлю тебя у плиты, едва ты приехала? Кстати, ты готовишь удивительный омлет с цветной капустой… Будешь кофе?
     -Буду, - кивнула Маша, совсем смутившись. – Я какой-нибудь супчик сегодня сварганю, хорошо? Не могу без супа…
     -Я тоже, - опять улыбнулся Вадим, никак не прокомментировав её нерешительное "хорошо?", - тоже без него не могу.
     -Сегодня же понедельник… Ты сейчас уйдёшь на работу?
     -Возможно. Вообще-то планировал быть дома до вторника, но, скорее всего, позвонят и вызовут, как обычно.
     Всё выглядело не то чтобы буднично… человек, в которого только-только, вроде бы, решила влюбиться, ведёт себя с тобой, словно… добрый друг. Он просто очень-очень рад, что ты к нему приехала. Ни на что не намекает, никуда не заглядывает (а должен? кто ж его знает, должен или нет?! наверное должен, он же муж!). Ну, в конце концов, Вадим ясно даёт понять, что это именно ЕЙ нужно начинать как-то действовать… Ей?... Маша пугалась таких мыслей. Боялась она, возможно, большей частью потому, что… считала себя испорченной. Как же не хотелось навредить чистым отношениям, испачкать их своей порочной сутью… Обхохочешься? Да, конечно, просто умереть со смеху, ведь именно такой, испорченной, Маша себя считала! Всё упиралось в то, что она понятия не имела, как вести себя (буду говорить прямым текстом) в постели с парнем, которого считаешь почти святым. О, Боже, она действительно не готова действовать! Совсем не готова!... Вадим это знает…
     Что ж, ладно, будем жить как друзья. Пока ещё утрясётся…

ГЛАВА 6
БАБЬЕ ЛЕТО И ПРОЧИЕ ПРОБЛЕМЫ
     Дочь Вадима, Лиза, оказалась красивой, хрупкой девушкой, с тяжёлой косой, милыми, чуть припухлыми губками и карими бархатными глазами. Маша сразу отметила: а ведь у неё папина улыбка, и форма губ тоже, видимо, папина. С той разницей, что Вадим, судя по всему, немного стесняется и обычно слегка поджимает губы (должно быть, считает, что так он придаёт себе жёсткости), а вот Лиза – наоборот подчёркивает их сияющим перламутровым блеском! И волосы у неё тоже папины! Остальное, как видно, у девочки в маму, потому что кроме улыбки и волос Маша сходства с Вадимом не нашла (а глаза-то и вовсе – карие!)…
     Лиза пришла к Маше домой. Точнее, Маша ждала на скамейке в розовом саду. Розы никогда не нравились ей в букетах, но розовый сад, оказывается, настоящее волшебство! Близилась осень, цветы понемногу засыпАли… Но всё равно были великолепны! Маша сидела и думала о том, как, должно быть, приятно сидеть в этом саду летом, с книжкой, посреди солнечного света и фантастических запахов… Подумала так, и тут же наткнулась на дежавю. Да! Точно! Или уже успела навестить это чудесное место с книжкой, или мечтала об этом! Видимо всё-таки лишь мечтала, потому как уехала в самом начале лета, а розовый сад, скорее всего, тогда ещё не успел как следует расцвести. И опять – стало тепло, спокойно от мыслей и… воспоминаний?
     Сначала была идея встретиться в центре города – Вадим подвезёт, а Лиза будет её где-нибудь поджидать. Но не прошло и двух часов с момента пробуждения Маши (только-только склеился разговор за утренним столом, только-только додумалась до совместного временно-дружескго проживания…), как Вадиму кто-то позвонил и ему пришлось ехать по делам… Он будто в воду смотрел, когда говорил, что его обязательно куда-нибудь да вызовут! Когда Лиза появилась на дорожке, посыпанной гравием, Маша встала со скамейки и помахала рукой. Вадим хорошо описал свою дочь: миниатюрная, с маленьким (но любопытным) носиком, в такой же маленькой чёрной кожаной курточке и джинсовых легинсах. Интонация, с которой он это говорил, непередаваема, и сомнений не осталось – дочку обожает, потакает во всём. Маша приготовилась увидеть избалованную штучку. Зачем помахала ей – понятия не имела. Должно быть, от волнения. Ждала церемоний, а Лиза, едва увидев Машу, побежала и кинулась на шею.
     -Ты приехала! Ты приехала! – пропела девочка, звонко чмокнув в щёку. – Ура-ура-ура!
     Маша только смущённо улыбалась, хлопая ресницами.
     -Ты правда совсем меня не помнишь? – спросила Лиза, когда пошли к калитке.
     -Совсем, - вздохнула Маша. – Но я стараюсь вспоминать.
     -Кого-нибудь уже вспомнила? Я знаю, что вы с папой позавчера были в ЦТЮ.
     -Мне показался смутно знакомым только некто Марк, - сказала Маша.
     -Ма-арк? – Лиза рассмеялась. – Папа его терпеть не может. А Барбару ты видела?
     -Кто это, Барбара?
     -Хореограф в ЦТЮ и твоя лучшая подруга. В танцевальную студию ты заходила?
     -Мы заглядывали туда… Если я её видела, то не вспомнила.
     -Вспомнишь, - заверила Лиза. – Обязательно.
     -Очень надеюсь…
     -Папа сказал, что я – первый человек, с кем ты общаешься без посредников. Никогда не думала, что он доверит мне такую ответственную миссию! Я обрадовалась, как сумасшедшая, и все свои занятия задвинула подальше. Пусть папа тебя поскорее с моим сводным братиком знакомит. Чудный ребёнок! Сама увидишь…
     Они не поехали в троллейбусе. На самом деле – зачем транспорт, когда главная цель - узнать город! Прошли, в общей сложности, наверное, километров пять. Теперь Маша знала центральную улицу и смогла бы самостоятельно добраться до набережной (при воспоминании о прогулке по набережной на душе становилось тепло и солнечно, словно там отпечатался весь вчерашний день, точно такой же тёплый и солнечный!). По словам Лизы, центральная улица и набережная - это те пункты, ориентируясь с помощью которых, заблудиться здесь практически невозможно. В конце концов, девушки рухнули без сил на красивую скамейку в небольшом сквере. Невдалеке шумел прибой, народ (как и вчера) неспешно прогуливался по набережной…
     -Он стра-ашно в тебя влюблён, - сказала Лиза и покачала головой. – Как мальчишка, будто в первый раз. Я завидую – вот бы и меня кто-то так же полюбил!
     Маша не стала спрашивать "кто", и без того ясно. Она просто слегка порозовела и промолчала.
     -Очень скучал тут без тебя, - продолжала Лиза. – Такой грустный был всё время… Даже слегка рассеянный (такого за ним никогда не водилось). Я пыталась его веселить – постоянно рассказывала всевозможные комичные случаи. У нас в классе каждый день чего-нибудь да приключается и за год столько всего накапливается, что для того, чтобы просто пересказать происшествия нужно несколько месяцев. Но... – Лиза вздохнула, - Никакого эффекта. Как подвядший укроп, который макнули в воду. Но стоило только тебе вернуться – папа снова начал улыбаться. В первый же день твоего приезда. Я ещё не знала, что ты приехала, а он мне на сотовый позвонил, попросил зайти к нему в кабинет, и там сказал, что рано утром привёз тебя из аэропорта. Весь сиял при этом.
     -Правда? – Маша опустила глаза.
     -Истинная! Люблю, когда папа улыбается, у него суперская улыбка. А я – я так скакала от радости, видела бы ты! – Лиза засмеялась и прибавила:
     -Знаешь, Маш, если бы ты не приехала, то я обязательно связалась бы с тобой и стала угрожать.
     -Например? – Маша удивилась.
     -Сказала бы, например, что брошусь в море со скалы! Любопытно, а что бы ты сделала, услышав подобную чушь - прониклась и сразу приехала или сказала мне: "Девочка, кто вы?"? 
     -Не знаю. Может быть и прониклась бы, а может быть, стала бы сердиться, приняла за розыгрыш… Мне тогда было не по себе. Очень не по себе. Я не находила себе места, всё время нервничала, и не понимала, почему нервничаю. Теперь мне кажется… нет, не кажется, я уверена – я просто скучала по всем вам. Видимо, сильно скучала…
     -Сейчас тебе лучше?
     -Гораздо.
     -А как тебе папа?
     -Обязательно отвечать?
     -Не обязательно… Скажи хотя бы, что он – милый.
     -Почему именно "милый"? – улыбнулась Маша.
     Лиза рассмеялась:
     -Потому что никто не скажет, что он милый. Конечно, скажут что угодно: умный, обаятельный и бла-бла-бла. Но "милый" о нём скажешь только ты. У вас с ним всегда были особенные отношения – вы как бы две половинки. Мама, например, говорит, что у папы – жуткий характер (она, в своё время, наревелась). В школе тоже – в голос твердят, что он, порой, излишне строг и высокомерен, а ты вечно повторяла, что мягче и чувствительней человека не встречала.
     -В каком смысле твоя мама "наревелась"? – не поняла Маша.
     -Она пыталась переделать его "под себя" (ты же знаешь, что это – тупик), а он сопротивлялся. Папа всегда сопротивляется, если им пытаются манипулировать. И тогда он делает всё назло. И не имеет значения, как он относится к "манипулятору"… Такой уж он… А ты - всегда говорила, что он "твой человек", что тебя в нём не раздражает ровным счётом ничего. Даже в быту… Хорошо, ты можешь не говорить, что он милый, - разрешила Лиза.
     -Быть может, чуть позже, я скажу именно так – "он милый", - вставила Маша.
     -Скажешь! – убеждённо тряхнула головой Лиза. – Уж поверь мне. И ещё чего-нибудь добавишь…
     Она схватила её за рукав и спросила быстро:
     -Первый эпитет, который приходит тебе на ум при мысли о папе? Только не задумывайся и не анализируй.
     -Лиза…
     -Он… - Лиза плавно отвела руку в сторону, призывая продолжить вслед за ней, но уже словами.
     Маша подумала: "Не отвяжется".
     -Элегантный, - сказала она. – Доброжелательный. Интеллигентный. Сдержанный… Достаточно?
     Лиза удовлетворённо заулыбалась:
     -Для первого впечатления – да, вполне. Целовались? Что, нет? Даже при первой встрече?
     Маша почему-то очень смутилась. Быть может, потому, что это спрашивала его дочь…
     -Зря, - добавила Лиза. – Мама как-то раз обмолвилась, что он клёво целуется…
     И перескочила на другое:
     -Пойдём, я тебе кораблик покажу. Вообще-то это ресторан. Его показывают всем приезжим. Можем зайти туда и в баре выпить кофе глиссе. Тебе же нравится кофе глиссе…
     О Вадиме они в тот день больше не говорили. Точнее не так – они его не обсуждали.

* * *
     Друзей в той социальной сети, где (по совету Лизы) всё-таки зарегистрировалась Маша, сразу же набралось целых сорок человек. Бывшие одноклассники, однокурсники (эти, в основном, и были теперь у неё в друзьях), коллеги из салона красоты, где успела поработать… Все были рады виртуально "подружиться", а вот вести переписку – как-то не очень. Маша искала собеседника (у неё столько вопросов без ответа!)… И не находила. С Никитой разговаривать не хотела. Он тоже попросился было в друзья (кто-то из институтских знакомых сообщил ему, что Маша теперь тут), но она поместила его в чёрный список…
     Та самая одноклассница Наташка появлялась в интернете регулярно. Помнится, когда они общались ещё без посредства Сети, лично, Наташка не проявляла такого рвения в общении. Маша всегда знала: подруга сильно скучает в её присутствии и не знает, о чём говорить. Действительно – ведь Наташка-то мужчин обожала, всех без исключения, и ей совсем не понятны проблемы Маши. А общие фразы вроде: "Да уж, досталось тебе, бедняжка" на самом деле ничего не значили… Зато с тех пор, как, по причине отсутствия других собеседников пришлось рассказать о вынужденном переезде и поделиться с ней своими новыми печалями (по мнению Маши это были именно печали), Наташка воспряла. "Вау, супер! А ты говорила, что мужики для тебя не существуют. Вот нашла же! И неплохой вариант нашла! Или ты нарочно прибедняешься?" Из себя выходила, увлечённо рассказывала Маше о своих новых увлечениях и покупках, сделанных на "щедрые пожертвования" этих увлечений. Судя по всему, Наташка, после Машиных рассказов о том, в чей дом занесла её судьба, считала бывшую одноклассницу чуть ли не женой олигарха, а потому начала писать исключительно о бриллиантах и спа-салонах. Ну, абзацы про "лучших друзей девушек" и спа-салоны Маша сразу пропускала, как не интересные, а вот на "увлечениях" задерживалась. Её живо интересовали отношения между людьми. Давно бы прекратила переписку, если бы не этот Наташкин пунктик - точно соответствуя Фрейду, любую тему трансформировать в обсуждение сексуальных вопросов. Машу более всего интересовала именно эта тема (как ОНО вообще бывает у НОРМАЛЬНЫХ людей?), ведь в предельно короткий срок ей необходимо выровнять своё мировосприятие. Она судорожно искала пути, чтобы восстановить потерянные отношения, и готова была слушать что угодно от кого угодно - так утопающий хватается за соломинку…

* * *
     А вот тут пора, собственно, посмотреть нашей правде в глаза. Вадим, который в первый же совместный вечер (с коньяком) понял, что его самообладания может и не хватить, слегка отдалился. Сознательно. Из лучших побуждений, из искреннего желания прежде всего настроиться на одну волну, как это было у них всегда, а уж потом переходить к следующей фазе. Он всё правильно сделал, но ничего Маше не объяснил. Ни-че-го. Следуя мужской логике, предполагалось, что объяснять тут нечего и решение лежит на поверхности… М-даа уж… А она, вконец измученная мыслями и страхами шокировать своего… первого мужчину (вот именно, именно первого!), выбрала не совсем верный путь и более чем не подходящего советчика.
     Минуточку! Но она же не выбирала! Брала "что дают". Честное слово, было бы лучше, заинтересуйся Маша всерьёз Лизиными словами про свою лучшую подругу… Она заинтересовалась (и даже задала вопрос о ней Вадиму, но в ответ получила только туманное обещание "рассказать чуть позже"), но не настолько, чтобы немедленно рвануть на поиски той самой подруги. Эх, если бы Маша знала, что единственный человек, который, действительно мог ей сейчас реально помочь - это и есть ТА САМАЯ  БАРБАРА! Если б знала, то, наверное, немедленно побежала бы к ней и засЫпала вопросами! Но она даже не догадывалась, а потому приходилось импровизировать самостоятельно – сбрасывать звонки от этой Барбары… Поясню: вместо того, чтобы как следует поговорить с Машей о её лучшей подруге, Вадим попросил не отвечать на звонок по сотовому, если Барбара вдруг позвонит и пообещал объяснить в чём дело, но… До сих пор ничего не объяснил и не рассказал. Барбару, в свою очередь, он попросил не звонить Маше и не искать встреч, но та, в отличие от Маши, выполнила просьбу лишь наполовину. Обе девушки терялись в догадках и ждали объяснений, искренне веря, что Вадим действует из лучших побуждений. Так оно и было конечно, но… В общем, Вадим перестраховывался. Почему спрОсите? Да всё очень просто на самом деле. Он не смог перешагнуть через себя. Согласитесь, глупо – обратиться к другу за советом, чтобы тот помог наладить отношения с женой. Ещё глупее, чем патологически тупо ревновать свою жену к этому другу... Совместные посиделки со стряпнёй печенек, знаете ли, а так же репетиции танго, шушуканья и переглядывания… Кто знает, чего можно ожидать от такой "женской" дружбы теперь, когда Маша… сама не своя?
     Да уж, всем есть о чём поразмышлять…

* * *    
     Прошло несколько недель совместного проживания в доме мэра. Очень быстро улетучился страх, и Маша перестала закрывать здесь все замки. Познакомилась с горничной, помогала ей с уборкой, задавала вопросы на тему. С удовольствием готовила, пекла в удивительной, удобной духовке (но немного, потому что Вадим по-прежнему был против её "кухонных дел")… Если шла гулять с собакой, то непременно брала с собой специальный одноразовый пакет – туда полагалось собирать "мины" (в саду ли, в окрестностях ли – без разницы)… Сначала было слегка не по себе, а потом привыкла и наловчилась… За эти недели Маша успела несколько раз наведаться в ЦТЮ (уже самостоятельно, без Вадима). Когда впервые шла в одиночку до Центра, немного боялась. Всё-таки незнакомый город… Правда, погода радовала и вскоре все неприятные ощущения сдались под напором этого вкусного морского воздуха, прозрачного голубого неба и тёплого солнца. Так что в ЦТЮ она пришла в прекрасном настроении. Приятно удивилась, увидев в дверях улыбающегося Костю (как оказалось, ему позвонил Вадим и велел караулить Машу возле входа). Первые дни – безвылазно сидела в гримёрке, разбирала папки с рисунками, читала собственные  рабочие заметки в общей тетради на пружинке, пыталась припомнить… Никто в Центре (и даже Станиславский) не спрашивал, когда она намерена приступить к работе. Намерена. А вот  когда… Ей всё так же нравилось там буквально всё, начиная талантливым директором и заканчивая вахтёршами, которые (все как одна) пели и плясали не хуже Бурановских бабушек… Зачастую, сидя в гримёрке, Маша вынужденно, почти с ужасом, сортировала у себя в голове множество различных эпизодиков-воспоминаний, которые мелькали перед глазами. Нахлынув внезапным потоком, воспоминания мельтешили, звучали неопознанными музыкальными фрагментами – то фортепиано, то гитара, то скрипки… Она попросила Костю, если это возможно, дать ей послушать музыкальную фонограмму мюзикла, который в данный момент ставился в ЦТЮ и пришла в восторг от услышанного. Даже с Марком познакомилась, под впечатлением мюзикла! Правда, музыкальный руководитель центра всё время озирался и отступал на несколько шагов, но – поговорили довольно мило. Кстати, он Маше совершенно не понравился, хотя, придраться, кажется, было не к чему…

* * *
     Так или иначе, Маша заново изучала сложную науку человеческих взаимоотношений, скрупулёзно анализировала каждый прожитый день и далеко не всегда оставалась довольна собой. С Вадимом ничего не шло дальше взглядов, улыбок, прикосновений рук (случайных и не очень). Временами Маша начинала паниковать, ей казалось, что Вадим абсолютно равнодушен к её мучениям (разлюбил?). Он рано уезжал на работу, поздно возвращался… Иногда за весь день и пары слов друг другу не успевали сказать – Машу это сильно угнетало (она не знала, угнетало ли это Вадима). То ощущение невыносимой близости, которое родилось в первые дни после Машиного приезда, сглаживалось и дальше не шло, словно застопорилось (или, опять же, только казалось так?). День ото дня Маша, всё ясней выстраивала для себя формулу: Вадим ищет в ней её прежнюю и не находит. Она ДРУГАЯ. Чужая ему. Большей частью потому-то между ними ничего и не происходит …
    
* * *
     Любите ли вы бабье лето так же, как люблю его я? Здесь оно совсем другое. У него другой цвет, другой запах, оно больше похоже на Уральский тёплый август (тёплый август на Урале, в общем-то, нечастый гость). Жара спАла, но дождик по-прежнему тёплый, ветер пахнет морем и неведомыми цветами, многие человеки до сих пор купаться лезут, а загорают – все кому не лень… И песня, песня, всё та же песня – она всегда приходит в сентябре – старая, бередящая потаённые струны:

Смотри, как август падает с яблонь,
Это – жатва, это – сентябрь…

     Маша подолгу сидела в саду с книгой, смотрела, как опадают тяжёлые лепестки роз. Плавно, красиво, словно танцуют… Декаданс… И чувствовала, как отпускают тревоги, как душа куда-то устремляется и парит… Тепло, светло… Чайка в небе что-то кричит… Хотелось всё это перенести на бумагу. Она даже принималась несколько раз. Набросала несколько эскизов, полных воздуха и света, но от масштабных работ (как мечталось) пришлось отказаться. Небольшие альбомные листки не годились, необходим мольберт или этюдник. Как видно, прежде она не ощущала такой острой необходимости в творчестве, иначе что-то подходящее обязательно приобрела бы…
     Когда увидела в аллее, на всё той же дорожке посыпанной гравием, совершенно лысого, но, тем не менее, красавца-мужчину в годах – не испугалась. Сразу узнала (по детскому рисунку) и даже имя припомнила (Вадим просветил) – Ефим Львович. Не вскочила навстречу, а мило заулыбалась (подумаешь, мэр! для нас-то он всего-навсего свёкор!). Вадим? Да, на работе. Осваиваюсь, спасибо. Сад очень нравится, готова целыми днями сидеть… Мэр деловито что-то подрезАл, подкапывал (с лопатой пришёл), собирал сухие веточки. Сказал, что запустил свой сад – всё недосуг. Поинтересовался, когда же они с Вадимом придут в гости – хитрецы, расписались где-то и помалкивают теперь. Маша смущённо улыбнулась, ничего не ответила. "Не слушай меня, Машенька, - сказал Ефим Львович, - я давно тебя не видел – вот и растерялся. Ты же знаешь моё к тебе отношение, да я и не срываю ни от кого - влюблён. Все мужчины этого дома в тебя влюблены, - он улыбнулся. - Я знаю ещё, как минимум, двух, не считая моего сына. Дима нам о ваших проблемах говорил, конечно, я в курсе. Приходи в себя, дорогая, и свадьбу устроим. Красивая будет свадьба!" Он ушёл, улыбаясь, восвояси. Маша не стала возражать, портить настроение хорошему человеку – свадьба так свадьба, красивая так красивая… Там поглядим… Ефим Львович ей понравился – точно такая же тёплая, аура, как у Вадима…
     Жизнь налаживается? Замечательная погода, тёплые люди вокруг… Пошла домой и позвонила по "Скайпу" маме, расспросить, что да как, нет ли новостей… Оказалось – телефонные звонки продолжаются (раз продолжаются, значит, её отъезд прошёл незамеченным, это не может не радовать), а главное - папа уже совсем в норме и рвётся погулять на природе. Ура! Жизнь и вправду налаживается! Захотелось сбегать к морю, походить по круглым камешкам, помочить ноги, покормить чаек хлебом… Да, такое определённо уже бывало когда-то… Но, не решилась. Всё ещё боялась заблудиться. Отправила Лизе SMS, попросила позвонить, когда освободится…
     В результате, в шестом часу вечера, прогулялись по дикому пляжу с дочкой Вадима. Маша пересказала ей свои невеликие новости, та выслушала, внимательно посмотрела и сказала со вздохом:
     -Когда вы уже поцелуетесь хотя бы? Ведёте себя как девственники!
     Круглые камешки под ногами были тёплыми, корабли плыли в порт, чайки кружились… Маша не знала, что ответить Лизе. Да и что тут скажешь? Со стороны они с Вадимом, должно быть, выглядели именно так, как определила девочка…

* * *
     День Святого Валентина… Это не день, а головная боль, и начинается она… нет, не в феврале. Она начинается с конца сентября, в самый разгар Бабьего лета. Ну, конечно, с тем условием, что ты работаешь в английской спецшколе и, более того, ты в этой спецшколе директор. Если бы дело было в обычной школе, то никто в ней (в свете последних веяний) не стал бы ломать себе мозги. Все тихо-мирно (авансом, перед началом летних каникул) отметили бы день Петра и Февроньи, и так же мирно разошлись. Вадим с тоской размышлял, как возможно переиначить название "валентинок", если переставить праздник на наши рельсы, так сказать. "Петро-февринки"?... Да и время какое-то не актуальное для такого праздника – 8 июля! Ну и когда, скажите, детям его отмечать? В пионерских лагерях? Ну, разве что там! Не продумали как-то этот вопрос, путано и непрактично получается…
     О том, что директор получит сегодня дополнительную головную боль, с самого утра торжественно объявила секретарша Оля:
     -…а в три часа подойдут Вахидова и Замятина, из родительского комитета. Насчёт празднования Дня Всех Влюблённых. Ты помнишь?
     Он помнил. В каких-то школах от "пережитка прошлого" под советским названием "родительский комитет" уже отказались (к примеру, в гимназии), а в каких-то до сих пор нет… В тридцатой школе со стародавних времён существовал родительский комитет, так повелось. Новый директор был более чем уверен: такие вот "пережитки" идут на благо, ведь порядка значительно больше, да и родители спокойны. Одно плохо – слишком уж назойливо встревает этот самый "комитет" в школьную жизнь. И по делу, и без дела. Вдалбливая активистам "комитета" постулаты о том, что лучше бы всегда и во всём соблюдать меру, директору приходилось сочинять сложные дипломатические тезисы (каждый раз новые), чтобы кто-то, не дай бог, не разобиделся и не забросил общественную работу. Ведь помощь этих энергичных и неравнодушных людей неоценима. Их энтузиазму давно пора ставить памятники (чем больше будет памятников, тем лучше)!…
     Вахидова и Замятина - блондинка (восточная женщина) и брюнетка (славянка). "Блондинко" и "Брюнетко" тут же окрестил их Вадим мысленно. Ухоженные, поджарые (старательно втягивают животики и выпячивают бюст – у блондинки, наверное, "Е", заачёт!). Обеим лет по тридцать, обе в макияже, укладка, "френч" на ногтях (у брюнетки чёрно-белый, у блондинки ало-золотой). Одна в строгой юбке "карандаш" и на шпильках (Брюнетко), другая в стильном "макси" (зачётная восточная Блондинко) и тоже на шпильках… Это куда они пришли такие? На вечеринку? Или это их повседневная форма? Тогда на вечеринки они, наверное, ходят в блёстках и перьях страуса (исключительно в одних только в блёстках и только в перьях)… У обеих подмышками по папке с разноцветной писчей бумагой. Папки они немедленно раскрыли и начали перекладывать в них листочки. С появлением Брюнетко и Блондинко, в кабинете директора запахло цветами – розами, ландышем…
     -Мы хотим, чтобы праздник был интересным, чтобы дети увлеклись. Самым лучшим вариантом развития событий будет возможность соединить юные сердца, которые, в силу своей молодости, не всегда могут доходчиво объясниться с предметом мечтаний.
     -А некоторые – боятся говорить вообще! – подхватила Брюнетко. – Вспомните себя в пятнадцатилетнем возрасте, Вадим Ефимович! Как всё было нелегко!
     "Мне и сейчас не легче, by the way //между прочим//", - мысленно прокомментировал Вадим.
     -И как это прекрасно, когда кто-то поможет, направит, подскажет, - продолжала Брюнетко. – Вы только представьте себе: конкурс, победитель которого сможет сводить понравившуюся девочку в кино.
     -Или наоборот – девочка-победитель пойдёт в кино с мальчиком своей мечты, - вставила Блондинко.
     Вадим ходил по кабинету. Нет, он не встал при появлении "чудесниц" - когда они появились, он уже стоял на ногах, потому что всё утро просидел за столом с документами. Блондинко и Брюнетко пропустили мимо ушей приглашение присаживаться. Едва войдя и распахнув папки с бумажками, они раскрыли накрашенные ротики, принялись махать руками и крутить головами с красивыми причёсками, стараясь попасть в ритм его движения по кабинету.
     "Очень сексуально, - оценил Вадим их тактику, - снова зачёт!"
     -У каждого – вот такие карточки, - продолжала Брюнетко, вытаскивая из своей папки разноцветные квадратики, - на которых он пишет имена.
     -Или одно имя, - вставила Блондинко.
     -Или одно-единственное имя, - подтвердила Брюнетко. – Но с одним именем шансов меньше, лучше написать хотя бы два.
     -Желающие выделиться (а таких у нас подавляющее большинство), участвуют в конкурсе, который поможет проявить какие-то свои таланты, - подхватила Блондинко. – Для мальчиков будет, например, силовой конкурс, с гантелями, отжиманиями, армрестлингом, а для девочек – танцы, чтение стихов, пение и так далее. Возможно, они тоже захотят принять участие в "силовом" конкурсе – это будет приветствоваться.
     -А также, мальчики могут участвовать в танцах и чтении стихов, никто никому ничего не запрещает, пусть каждый себя покажет в самом выгодном свете. Путь все видят, какой ты духовный, талантливый, сильный и смелый!
     И всё в таком духе. Энергичные Блондинко и Брюнетко говорили ещё минут двадцать, без устали жестикулируя и воинственно взмахивая локонами. Вадим теперь уже стоял и смотрел на них, сунув руки в карманы. От запахов дорогой парфюмерии у него, почти сразу же, разболелась голова (теперь буквально). Парфюм - это хорошо, но когда ты выливаешь на себя полфлакона, с целью "задвинуть" кого-то на второй план (и, что самое интересное, этот "кто-то" поступает точно так же), окружающим становится, мягко говоря, некомфортно… Ему нравилось, как нежно и едва уловимо пахнет своими эфирными маслами Маша, а сам он и вовсе предпочитал пахнуть "ничем" (и в этом, как и во многом другом, идеально совпадал со своей женой)… Да, наверное, лучше всего иметь менее чувствительный нос. Наживёшь меньше головной боли (во всех смыслах)…
     -В конце подсчитываются карточки и вычисляются возможные пары. Мы пока не очень проработали этот механизм, но, если вам понравится идея, мы доведём её до совершенства и представим детальный сценарий не позднее середины января, - подытожила Брюнетко.
     -А почему вы всё время молчите, Вадим Ефимович? – поинтересовалась Блондинко.
     -Я не молчу, я слушаю вас, - сказал Вадим. – Для того чтобы резюмировать, нужно, как минимум, прежде выслушать.
     -Вам не понравилась идея? – вторила подруге Брюнетко.
     -Это всЯ ваша идея? Выступление закончено? – уточнил он.
     -Да, это вся идея. "Начерно" так сказать, - гордо ответила Блондинко.
     Вадим еле удержался, чтобы не опустить взгляд ниже локона, который струился по её шее, чуть обнимая (словно изысканное колье) и заканчивался у ярёмной впадинки.
     -Тогда – присаживайтесь, теперь мы с вами побеседуем, - Вадим сделал приглашающий жест.
     Они обе, как райские птички, красиво сели за директорский стол, на фоне зимнего сада, который уже успел заново разрастись. Этот сад смотрелся теперь ничуть не хуже старого, возделанного стараниями Жанны Семёновны.
     -А вы? Так и будете стоять? – чинно поинтересовалась Брюнетко.
     -Медики не рекомендуют долго сидеть. Я здесь с девяти утра сегодня, - сказал Вадим как бы между прочим.
     Блондинко сделала бровки домиком, и едва слышно, себе под нос, соболезнующе проворковала:
     -Геморрой?
     Брюнетко ткнула её локтем.
     -Что, простите? – переспросил Вадим, хотя прекрасно расслышал и разглядел.
     Улыбку он при этом сдерживать не стал. Совсем чуть-чуть, но произвела она неожиданный фурор. Посланницы родительского комитета переглянулись и… буквально закарамелились в своих дерматиновых стульях. Вадим как-то подзабыл уже, что (его) лёгкая полуулыбка может так вдохновлять женщин! Давно не пользовался секретным оружием, которое когда-то было чуть ли не основным в его арсенале…
     -Давайте откровенно, - сказал он и улыбнулся шире (теперь дамы откровенно испугались и даже переглянулись), - у вас какие-то личные мотивы?
     -В смысле? – не поняла Блондинко.
     Выражение лица второй гостьи говорило о том же.
     -В смысле – говорить о чём-либо настолько увлечённо можно лишь в двух случаях – меркантильные интересы, и интересы личного плана. Не думаю, что кто-то из вас надеется заработать на этом празднике.
     -Нет-нет, что вы, - Блондинко и Брюнетко разом энергично закрутили головами, отрицая.
     -Тогда у нас остаётся только первая любовь, ведь так?
     -Моя дочь, - сказала Брюнетко торопливо, - вот уже второй год, с третьего класса, безнадёжно влюблена. Она очень скромная и молчаливая девочка, но играет на скрипке и хорошо поёт. Я бы хотела дать ей маленький шанс.
     -Мой сын тоже влюблён. Он танцует R&B, как бог! А девочка даже не смотрит в его сторону, говорит, что у него прыщи!
     "Ага! – подумал Вадим. – Наконец-то у нас начался настоящий диалог!"
     -Так при чём же здесь какие-то унизительные разноцветные карточки, какой-то подсчёт голосов, аукцион – кто получит больше бумажек, тот и забирает живой приз? Не лучше ли написать нормальный человеческий сценарий, без оглядки на западный образ жизни и чуждый менталитет? Устроить шоу, а не дом терпимости! У нас в школе есть для этого возможности – актовый зал, сцена, достойный звук, освещение, музыкальные инструменты, наконец, и даже свои музыканты!
     -Мы думали, что западная модель вас больше порадует, - сказала Брюнетко слегка озадаченно.
     -Нам сказали, что у вас в Великобритании живёт сестра, и что сам вы - "западник" до мозга костей, - вторила Блондинко.
     -Я могу поинтересоваться, кто это вам сказал?
     -Хорошая знакомая из Управления Образованием, - сказала Брюнетко.
     -"Строгий взгляд, дорогой костюм "с иголочки"… - начала, перечислять Блондинко.
     -"Абсолютно ничем не пробиваемый, блестящий карьерист", - продолжила фразу Брюнетко.
     -"Красавчик с семью пядями во лбу и двумя высшими образованиями, но не советую метать перед ним бисер. Не оценит", - закончила Блондинко. – Вы действительно не оцените наши старания, Вадим Ефимович?
     -Ну почему же, - сказал Вадим и снова улыбнулся. На этот раз для того, чтобы разрядить обстановку, - оценю. Ваш бисер, по-моему, вполне заслуживает внимания. К тому же, любопытно было послушать, что обо мне думают в Управлении Образованием.
     -Не думают. Говорят, - поправила Брюнетко.
     -Возвращаясь к празднику, - он опёрся о спинки стульев, стоящих через стол напротив тех, на которых сидели Блондинко и Брюнетко. – Мы каждый год отмечаем Валентинов день, но это всегда - лишь формальность. Максимум - приглашённый диджей и дискотека. В позапрошлом учебном году, правда, устраивали вялое такое караоке. Никому не понравилось, а потому всё заглохло. Ваша идея с конкурсом талантов, по-моему, очень даже интересна. Возьмётесь организовать?
     -Возьмёмся, - удивлённо сказала Блондинко. – Возьмёмся! Шикарный сценарий напишем!
     -Она – дипломированный работник культуры, - сказала Брюнетко, кивнув на подругу.
     -Только давайте договоримся – о разноцветных карточках для голосования вы больше не вспоминаете.
     -Не вспоминаем, Вадим Ефимович, - Блондинко, наконец, прекратила удивляться и заулыбалась.
     "Ух ты, - подумал Вадим, - это виниры или металлокерамика? Опять ей зачёт!"
     Провожая до дверей делегаток от "родительского комитета", он слегка приобнял за талию Блондинко (ключевое слово "слегка" – лишь приложил ладонь к её спине на уровне талии). Чёрт! Просто очень захотелось это сделать – чего тут такого? К тому же, необходимо поддержать сложившийся у них образ "обаяшки" – ломаем стереотипы, заявляем о себе на всю катушку, и пусть утрётся их знакомая в Управлении Образованием! Завтра же все там будут знать, что "врёт молва", и Лапин из тридцатой школы совсем не бука, а реальный sexy-boy!...
     Отговорки. Он сам себе зачем-то пытается врать. Ну что, директор, попался? Загнали в угол сисьманами пятого размера и платиновыми локонами? Когда это тебя так пронимали блондинки и формы Памеллы Андерсон? Да никогда. Он всегда считал себя стойким на этот счёт (а то, что случилось когда-то, один раз – случайность, не более того, к тому же, давно было, ещё до Маши). Абсолютно верный муж, кристально чист, штоп тебя. Жена – через стенку живёт, сушит своё бельё в сушилке, в ванной комнате, каждый день. По очереди: лиловые бикини, чёрные бикини, разноцветные или меланжевые женственные "френчи" с изображением симпатичных мопсов. Примерно раз в неделю – бюстгальтер, чёрный, белый, сиреневый… "С"… Словно нарочно провоцирует (где ещё ей сушить своё бельё, как не в ванной?). А он-то теперь пользуется услугами горничной – раньше Маша всё делала сама… Насколько ещё его хватит? Главное – не спятить, остаться цивилизованным человеком и держать себя в руках… Главное – остаться человеком. Он взял за спинку один из обтянутых дерматином стульев, чинно стоящих возле стола, и бросил его в угол кабинета. Легко так, празднично получилось. Легко, но громко – ножки у этих стульев из алюминия. Угол кабинета, к счастью, пустовал и ничего не разбилось. Подошёл, поднял стул, вернул на место. Как раз в тот момент заглянула перепуганная секретарша:
     -Вадим Ефимович, вы живы?... Что у тебя тут за грохот?
     -Стул упал, - сказал Вадим хрипловато. – Оль, иди домой. Я тебя отпускаю.
     -Но ещё только четыре…
     -Хорошо, можешь сидеть тут ещё час, не возражаю.
     -А ты – уходишь?..
     -Ухожу. Если кто-то позвонит – пошли его к чертям.
     -Пошлю, - кивнула секретарша, с опаской взглянув на него. – Непременно.
     -Вот и умница, - кивнул Вадим.
     Взял сумку с ноутбуком и ушёл.
     -У меня не шеф, а одушевлённый ящик Пандоры, - пожала плечами секретарша и заперла дверь директорского кабинета на ключ.

* * *
     Куда он направился? Да к чёрту на рога! В спортивный клуб "Pressure" – как бы смешно это не звучало. Название - дурацкое, цель - дурацкая… Вадим всей душой ненавидел "качалку", а потому занимался, чаще всего, восточными единоборствами с Фёдором! Ушу, Кун-фу, Джиу-джицу – всем понемногу. Сам-то Фёдор виртуозно владел всеми этими тремя видами единоборств, а потому мог варьировать и комбинировать приёмы. Для Вадима он подбирал специальный индивидуальный комплекс… Когда-то Вадим ходил с фонарями то под одним глазом, то под другим, с сильнейшими ушибами и шишками. Сам виноват – пропускал удары. Теперь ничего такого уже не происходит (ну, разве что иногда, очень редко) и Фёдор вполне доволен своим подопечным. Хотя бы потому, что Вадим никогда не сачкует – "мышечный корсет" требует себя поддерживать и равносилен возможности нормально жить. Не стоит всю нагрузку перекладывать на травмированный позвоночник. Даже если операция на позвоночнике проведена профессорами "по последнему слову" и у тебя стоИт дорогущий имплант, который простому смертному просто так не заиметь. Что да, то да - когда-то "сыну шишки" сделали эту операцию врачи, приглашенные то ли из столицы то ли из-за бугра, а "сын шишки" теперь навек приобрёл комплекс. Он считает себя чуть ли не виновным в том, что другим такую операцию не сделали и не сделают никогда. Вадим знал – обычные люди с его травмой становятся инвалидами, и всё потому что у них нет такого отца... Когда он начинал размышлять на эту тему, ему становилось физически плохо. Ну что поделаешь, такой вот Вадим уродился, он всю жизнь борется с ветряными мельницами, а воз и ныне там – по-прежнему, для всех он, в первую очередь, сын большого шишки. Даже для Маши…
     Про "мышечный корсет" очень любил порассуждать Фёдор, и Вадим во всём с ним соглашался: всё верно, не нужно перекладывать нагрузку даже на очень хороший имплантат. Единственным условием тренеру, со стороны Вадима, было: "Не сделай из меня Шварценеггера". Тренер, бывший спецназовец и бывший одноклассник Вадима, в общем-то, тоже был против качалки, как таковой, но время от времени всё же отправлял туда.
     -Не боись, красотка, - говорил Фёдор, - Шварцем ты не будешь. Ты у меня навсегда останешься в лёгком весе, как Брюс Ли!
     К счастью, Фёдор сегодня был не настолько занят, чтобы отказать Вадиму во внеплановом занятии… Час – и мозги встали на место. Фёдор лучше, чем гейша! Правда, от гейши так не выползают… Вообще-то, насчёт гейш Вадим не в курсе…
     А на следующий день, прямо с раннего утра, наведался к отцу Алексию, священнику, который его крестил, и с которым иногда советовался… У того тоже нашлась для Вадима свободная минутка (но только минутка!). Судя по всему, этот человек (лет на пять младше Вадима) за четыре с чем-то года уже вполне мог называться его духовным наставником. Вот и теперь – отец Алексий посоветовал прийти после вечернего богослужения, на частную исповедь. Вадим пришёл. Рассказал всё, без утайки. Про вчерашний инцидент, конечно, тоже… Отец Алексий похвалил за верность жене (которая, на самом-то деле никакая не жена, для того, чтобы всё стало законным и не греховным, нужно обвенчаться) и прочитал над ним разрешительную молитву. Вадим приложился к Кресту и Евангелие, лежащему на аналое… Полегчало. Потому и приходил сюда, потому и тянуло его в храм – выслушают, поймут, помогут, растолкуют и не станут говорить, что, мол, дурак ты, из ничего проблемы выдумываешь…

ГЛАВА 7
МЕЖДУ
     Через месяц после Машиного приезда, не изменилось ровным счётом ничего. Оба одинаково знали о мыслях друг друга, оба понимали, что нельзя торопиться... Только вот чувствовали-то они разное.
     Вадим, при всей своей нелюбви к растягиванию времени, каждый раз выходя вечером из душа и сворачивая по привычке направо, к двери спальни, тем не менее неминуемо останавливался. Давно знал, что эта дверь не закрыта, но, постояв, разворачивался и задумчиво (почти обречённо) шёл к себе в гостиную. Шёл и думал о том, что Маши, своей Маши по которой страшно скучал, до сих пор так и не дождался. Он не согласен был всё забыть, закрыть глаза и продолжить жить с чужой девушкой как ни в чём не бывало! Пока ещё не спёкся. Каждый раз отдёргивал руку, прежде чем прикасался к дверной ручке. Ещё немного. Ничего не поздно, но всё-таки рано… Конечно, она обрадуется его приходу. Это избавит сразу от стольких проблем! В дальнейшем он сделает всё от него зависящее, чтобы ничто не омрачало их жизни, заново приручит, заново расскажет ей о ней же самой… Чёрт, но он же не хочет этого делать! Ему нужна только Маша, ему не нужна чужая девушка, похожая на неё… Уходил из дома как можно раньше (вообще-то на тренировку), потому что по-прежнему не был уверен в себе. Возвращаясь вечером, смотрел, как она улыбается, вновь слышал её голос, вдыхал еле уловимые родные запахи, но… ничего не предпринимал. Казалось, она вот-вот спросит: "Ты меня не любишь больше?" Он ждал этого вопроса, чтобы повторить уже однажды сказанное (мог бы сто раз в день говорить ей это!), но... она не спрашивала. Только грустно улыбалась. Поила чаем, огорчалась, если опять где-то поужинал… Чужая... Любимая… Хоть плачь! Рассказывала, как прошёл день, сколько новых (для неё новых) фильмов посмотрела, как продвигаются топографические изыскания… Вадим откровенно боялся выходных. В эти дни придумывал себе разного рода "неотложные" дела, возился с Богданом, ездил к Лизе заниматься и готовить дочь к ЕГЭ, который предстоял уже будущей весной… Но как бы там ни было, не мог не позвонить Маше, не спросить, как дела, ведь не слышать её голоса и не ощущать её присутствия было для него хуже пытки… Всё не просто в общем…
     А Маша… Ей, как вы знаете, тоже не нравилась та ерунда, что происходила (точнее не происходила) между ними. Де-юре вроде бы жена, а де-факто непонятно кто… Иногда она с удивлением понимала, что полностью осознаёт себя женой Вадима, но, к сожалению, дальше этих внутренних прозрений дело не двигалось. Теперь уже не возникало вопросов о том, почему вышла замуж за этого парня и что в нём нашла. Как его не полюбить такого, правильного, выдержанного, аккуратного… сильного! Действительно, он – сильный духом человек, с которым тепло и спокойно. Не скучно! Не страшно! Теперь-то она знала: Вадим ничуть не покривил душой в день её приезда и каждое своё слово, сказанное тогда, будет неукоснительно соблюдать, словно непреложный закон. К гадалке не ходи – он всеми силами избегает малейшего сравнения с насильником, несколько лет терзавшим его жену... Понемногу Маша постигла и эту истину. Постигла, и… проплакала потом всю ночь. Остро осознавала неправильность, нелогичность сосуществования двух любящих людей в комнатах, двери которых находятся на расстоянии всего-то нескольких метров друг от друга… Да, случилось с ней когда-то нечто ужасное, от чего не сбежишь, и – да, противна теперь сама мысль о… Но с Вадимом эта логическая формула не срабатывала. Её тянуло к нему, а иногда тянуло жёстко, неудержимо, "не по-детски". До боли, до слёз! В самом начале – слегка удивляло, а далее превратилось в естественное и насущное. Порой, проснувшись глухой ночью, впору было бежать в гостиную – упасть на колени, прореветься, как следует, а потом сказать что-то типа: "Я ваша навеки" и хлопнуться в обморок от переизбытка чувств… Побежала бы, если б только… Ну придёт она сейчас под дверь гостиной, ну поскулит на пороге, а Вадим не проснётся… глупо-то как… Выводы напрашивались сами: раз уж все пребывают в такой растерянности, значит, действительно рано. Нужно только ждать. Мучиться, страдать, но ждать. Когда придёт время – всё должно получиться само собой…

* * *
     Промучилась Маша вот так довольно долго, прежде чем нашла в себе смелость задать виртуальной подруге Наташке вопрос на тему. Та, как известно, была человеком… так сказать… незамысловатым, и немедленно поставила на Маше странный ярлык. Сказать какой? Ну, она обозвала её це…кой, повелела взять себе такой логин во всех соцсетях и ты ды. Тут же, с упоением, стала рассказывать о своих мужиках (их, в настоящий момент, было штуки четыре) и о том, как Наташка их "охмырила". Технологии охмырения были просты, неказисты, а во главе угла непременно стояли нахальство и обязательная вера в свои силы. Когда Маша читала эту чудовищную порнографическую нецензурщину в своей электронной почте (в соцсетях Наташка подобного не писала), ей было слегка не по себе и очень даже "не слегка" противно. Но… если немного подумать и перенести Наташкин бред на более благодатную почву, а именно, на Вадима, то… голова начинала ощутимо кружиться. Раздумывая, Маша испуганно понимала, что с Вадимом она пошла бы гораздо дальше! Начала даже опасаться, что когда-нибудь её сорвёт с катушек, она просто набросится на мужа, и… тогда уж точно – ШОКИРУЕТ ЕГО СВОЕЙ ИСПОРЧЕННОСТЬЮ!
     А то он ничего не знает и даже не догадывается! Ага…
 
* * *
     5 октября – День Учителя. Никто не забыл? В тридцатой школе, в нынешнем учебном году, появилось ещё одно новшество. В самом начале сентября, в холле третьего этажа, был повешен деревянный почтовый ящик с надписью "Полевая почта", сработанный преподавателем по труду (полметра в высоту и тридцать сантиметров в глубину). Ящик выкрашен в красный цвет, запечатан бумажной лентой с круглой печатью и предназначен для сбора поздравлений ко всяким праздникам. Предполагалось, что письма будут сворачиваться в "треугольнички". Чтобы корреспонденция дошла до адресата, она должна быть подписана: "Кому", а чтобы не получилась анонимка - "От кого". Первым в череде праздников значился День Учителя. Учителя, проходя мимо сигнально-красного ящичка, невольно косились в его сторону: всех живо интересовало, насколько успешным будет дебют креативной идеи нового руководства школы. Кто-то был настроен скептически, кто-то полностью поддерживал, кто-то называл бредом... Так или иначе, равнодушных не имелось.
     Вскрывать почтовый ящик предполагалось, естественно, 5 октября (во время большой перемены, после двух первых пар). Интрига, конечно, налицо. Все видели, что время от времени в прорезь опускают треугольнички (чем ближе подходил праздник, тем чаще опускались треугольнички), но никто, даже предположительно, не мог сказать, сколько посланий уже накидали. "Ну надо же, - удивлялись скептики, - пишут!" Даже сами учителя бросали треугольнички и просто открытки, поздравляли коллег… В назначенный час на место прибыли трудовик, две восьмиклассницы и завуч Анна Александровна. Трудовик прибыл, как конструктор ящика, девочки собирались разбирать корреспонденцию, а Анна Александровна всех их контролировала. От нетерпения вскрыли прямо там. Кто-то из девчонок взвизгнул: писем и открыток оказалось довольно много, примерно половина ящика. "Ого, - сказал трудовик, скребя подбородок, - дружненько так сработали". В кабинете завуча (раньше он был кабинетом Вадима), ящик перевернули на стол, высыпали письма, а потом заново опечатали, и трудовик отправился обратным маршрутом, вешать свою конструкцию обратно. Письма разобрали примерно за час (завуч принимала деятельное участие). Выяснилось, что в лидеры по числу опущенных в красный ящик "треугольничков" вышли: биолог Нелли Яновна - 9, новый физрук (ещё бы вспомнить, как его зовут) - 11, и Настася Юрьевна, "англичанка" – у неё двадцать девять писем и законное первое место! Завуч преподавала физику, для неё было шесть посланий, которые она тут же убрала в свой стол, не читая и скромно не любопытствуя "От кого". Ни один из преподавателей не остался без поздравительного письма, их получили даже две хрупкие девушки-подруги – учительница по пению и учительница по рисованию. Куча открыток от коллег коллегам, в них разбирались дольше… Имелись и такие письма, которые завуч быстренько убирала в сторону. Догадались? Ну да, для директора!
     Восьмиклассницы аккуратно собрали корреспонденцию в стопки и перевязали тесьмой. Затем они сложили всё в две "почтальонские" сумки (сшила преподаватель домоводства), похожие на те, с которыми ходят кондукторы в городском транспорте (только больше), надели красные беретики с надписью "Полевая почта" (связала крючком та же рукодельная преподаватель домоводства) и побежали вручать письма адресатам. Фраза "ПолучИте пИсьма!" звучала на всех трёх этажах школы минут сорок. Ученики в каждом классе вставали с мест и аплодировали…
     Вадим шёл из учительской к себе (занёс молоденькой учительнице истории свои методические материалы, которые ему уже совсем не нужны, а она о них мечтала), услышал из класса аплодисменты и покачал головой: ну никуда без перегибов! С другой стороны – хоть не свист, и то хорошо! Услышал чинное:
     -Вадим Ефимович! Ваша почта! С праздником вас! – две раскрасневшиеся от бега девчонки в красных беретиках.
     Протягивают толстенькую стопку "треугольничков", перевязанную красной тесёмкой (обе держат эту стопку - одна правой рукой, другая левой), и делают некое подобие реверанса.
     -Мы вам тоже написали. Как жаль, что вы больше не ведёте у нас историю и обществознание! С вами так интересно!
     -Спасибо, девчонки, - улыбнулся Вадим, - очень тронут, правда. А вы приходИте в киноклуб, снова пообщаемся.
     -А когда первое заседание?
     -В октябре будет точно. Готовьтесь отчитаться о просмотренном за лето.
     -Ой, супер! Мне есть что рассказать! – радостно заявила одна.
     -И мне тоже! – вторила вторая.

* * *
     Событие: однажды, ближе к вечеру, когда Вадим, сидя в кабинете, уже посматривал на часы (рассчитывал с работы сразу ехать в спортивный зал), позвонила мама. Он сразу понял: расстроена. Оказалось, что сегодня они с Богданом, возле Вадимовой калитки, нос к носу столкнулись с Машей. Отправлялись к педиатру (Даньку понемногу готовили к поступлению в детсад), а Маша, видно, пошла в ЦТЮ…
     -Я еле его удержала, Дима – он к ней со всех ног бросился. "Тихо, - говорю ему, - тихо, малыш" обняла, и палец к губам. Он сначала пытался что-то возражать, но понял, что она его просто не замечает. Я поздоровалась: "Добрый день!", а она дежурно улыбнулась и ответила "Здравствуйте". Мимо прошла, будто совсем чужая! У ребёнка на глазах слёзы. Вижу – разрыдается вот-вот… Это было чудовищное зрелище…
     -Ты хочешь, чтобы я ей поставил это на вид?
     -Нет-нет, что ты. Я только поделиться… У вас никакого прогресса, да, Вадим?
     -По большому счёту – топчемся на месте. Он плакал?
     -Нет, но расстроился. Такой тихий сейчас, сидит и рисует у себя в уголке.
     -Мне приехать?
     -Не стоит, я думаю. У тебя же тренировка, если мне память не изменяет?
     -Тренировку можно отложить… Дай ему трубку, пожалуйста.
     -Сейчас…
     Через полминуты в трубке послышался детский голосок:
     -Папа?
     -Привет, сын.
     -Плррривет. Как дела? Ты на лаботе?
     -Пока ещё да. Хочешь, я к тебе сейчас приеду?
     -Ты же на лаботе! Вот и лаботай! Мы с бабушкой сегодня уже ходили в бассейн и тебе не нужно меня туда отвозить. Папа, а я показал бабушке, как умею плавать. Она облррадовалась, что я не утонул. Сначала она очень боялась, а потом облрррадовалась. Она не велрррила, что я умею плавать! А потом повелрррила совсем-совсем!
     Вадим только и успевал вставлять короткие междометия.
     -Завтра возьмёшь меня с собой в бассейн? – спросил он с улыбкой.
     -Возьму, раз ты плррросишь. Но тебе не нужно учиться плавать, потому что ты уже умеешь, а бабушка не умеет – значит мне нужно ходить с ней в бассейн, часто! Чтоб она научилась. Да?
     -Как скажешь, Дань, - ответил Вадим и подумал, что малышу не откажешь в дипломатии – он так тактично дал понять, что присутствие на тренировке бабушки, как фан-поддержки, ему гораздо больше нравится, чем профессионально-скептический взгляд папы. Что поделать, сидя на трибуне, наблюдая за плескающейся в бассейне малышнёй (и прекрасно понимая, что это – всего-навсего трёх и четырёхлетние малявки), он не мог смотреть на сына иначе – оценивал, анализировал… Тот старый тренер, у которого они побывали ещё в начале лета, дал весьма оптимистичный прогноз: мальчик рослый, достаточно развитый физически (и это – результат последних месяцев!), хорошо, уверенно двигается… Вадим не мечтал о том, что сын станет профессиональным спортсменом, но отзыв бывалого спортивного наставника очень польстил…
     -Папа, - тем временем сказал Данька, перескакивая на другую, более интересную тему (на самом деле он просто озвучил свои мысли, которые, как видно, не давали ему покоя), - Малуся меня не помнит.
     -Ты её спрашивал об этом?
     -Нет. Она меня не узнала, когда мы все возле дома встлррретились. Бабушка поплррросила ничего ей не говолить. Папа, а почему бабушка так сказала?
     -Почему… - задумался Вадим. – Ты помнишь, когда мы приезжали к ней в гости, она собиралась делать операцию? Я тебе объяснял.
     -Да. Она хотела спасти своего папу и поделиться с ним своей… чкой.
     -Почкой.
     -По-чкой, - повторил Богдан. – Я забыл слово целиком. Она спасла своего папу? 
     -Спасла, - сказал Вадим и понял, что мальчик улыбается.
     -Она смелая, да?
     -Да, Дань. Она очень смелая. Но, когда она проснулась после операции, с ней произошла одна очень неприятная вещь. Мы с бабушкой тебе об этом говорили, ты вспомни. Маруся забыла очень много из того, что с ней происходило в жизни.
     -И людей тоже? – спросил Богдан еле слышно.
     -И людей. И нас с тобой.
     -И бабушку?
     -И бабушку, и дедушку, и тётю Барби…
     -И тётю Балрррби? – поразился Данька и задумался не на шутку.
     -А вот теперь она вернулась, и старается вспомнить то, что забыла. Она обязательно вспомнит, Дань, обязательно.
     -Обязательно, - повторил мальчик эхом.
     -Главное, не торопиться. Мы же подождём, правда?
     -Да… - сказал он ещё тише, чем говорил раньше.
     -Дима, прошу тебя, перестань, - послышался голос мамы, - у меня сердце разрывается – ты бы видел, какие слёзы у него по щекам бегут!
     -Я приеду сейчас, - сказал Вадим, уже поднявшись из-за стола и надевая куртку.
     -Дима…
     -Я сейчас приеду! – повторил он. 
    
* * *
     ЦТЮ принял Машу с распростёртыми объятиями. Давно ждал! Она решилась объявить о том, что выходит на работу лишь к пятнадцатому октября. Больше месяца зрела и вот созрела! Позвонили накануне Косте – тот обрадовался. Вадим предложил подвезти – отказалась, знала, что он сегодня занят. Поехала на троллейбусе с невыразимым удовольствием! Ещё бы – в толпе спешащих людей, такая же, как все… Наконец-то! Маша подумала, что, наверное, зря тянула с моментом выхода на работу – шла к ЦТЮ и всё в ней ликовало: УРА!
     Сразу же в гримёрку набились преподаватели, девочки из театра моды… Разумеется, без Лизы и тут не обошлось, она тоже прибежала в Центр вслед за Машей. Рассказывали новости, делились новыми идеями… Наверное, Маша вконец растерялась бы, если бы Лиза опять не взяла всё в свои руки. Она поимённо представила всех, кто присутствовал сейчас в гримёрке, рассказала о каждой. Преподаватели весело вторили ей, охотно комментировали кипу эскизов к спектаклям театральной студии и показам мод… Кажется, никто до конца не верил, что Маша ничего не помнит…
     А потом Маша и Лиза сидели в зрительном зале и смотрели, как девочки из театра моды репетируют.
     -Хочешь, познакомлю тебя с Барбарой? – спросила Лиза сквозь ритмичную музыку из динамиков.
     -С той самой?
     -Да, с той самой.
     -Ты говорила, что она – моя лучшая подруга, но Вадим… твой папа почему-то попросил меня игнорировать её звонки. Почему, ты не знаешь?
     -Ой, да не знаю я, - поморщилась Лиза. – У них там сам чёрт ногу сломит. Я пообещала папе, что не стану совать свой нос в его личную жизнь и стараюсь выполнять это обещание… Могу только сказать, что раз уж он об этом попросил, то, должно быть, есть какие-то причины. Тебе нужно самой поинтересоваться у него, ведь ты и есть его личная жизнь.
     -Я немного, - Маша смутилась, - немного боюсь задавать ему такие вопросы …
     -Ну и зря ты так поступаешь. Злиться он на тебя не станет, даже если заберёшься туда, куда не просят. И никакого криминала тут быть не может, ведь Барбара не только твоя подруга, она ещё и папин лучший друг, уже много лет. Папа почему-то называет Барбару своим ДРУГОМ. Думаю для того, чтобы никто не перепутал и не заблуждался: "girlfriend" или просто "friend". Ты не возражала и не противилась такому определению. Я думаю, что там есть какой-то нюанс, "не для всех", и ты была в курсе, - сказала Лиза, подняв вверх палец:
     -Папину личную жизнь не обсуждаю, так что, извини, на эту тему замолкаю.
     -Я не обижаюсь, - вздохнула Маша. – Барбара сейчас тоже здесь?
     -Она скоро должна прийти.
     -Я так много слышу об этой Барби в последнее время! Девочки сегодня, например, рассказывали мне о том, какие она потрясающие танцы ставит… Почему у неё такое прозвище? Она что, похожа на куклу?
     Лиза засмеялась:
     -Нет, на куклу она совсем не похожа, но она очень классная. Классная, клёвая, супер-пуперская! Её зовут Варвара. Потому и Барбара. Логично?
     -Не очень...
     -Тебя папа просил на её звонки не отвечать, а с меня он взял торжественное обещание, что я внимательно прослежу за тем, чтоб вы здесь не встретились. Выходит, он не разрешает тебе общаться с ней? Неужели считает, что она неправильно будет влиять на твою нервную систему? – рассмеялась Лиза. - Странно… Барби должна прийти через полчаса, у нас скоро начнутся занятия. Давай сведу вас? Папа не узнает.
     -Н-нет, пожалуй, - Маша качнула головой. - Он сказал, что я пока не должна с ней говорить, значит подождём. Хотя… я, конечно, не очень понимаю, зачем и, если честно, уже начинаю слегка нервничать…
     -Тогда уж лучше совсем не размышляй – папа сказал "No", значит "No", - вздохнула Лиза. – Такой у меня папа - теперь ты тоже это знаешь, судя по всему. Собирайся домой, а то встретишься с ней.

* * *
     -Лапин, ты какого лешего Маруне наговорил обо мне? – возмущённая до предела Барбара встретила Вадима в дверях танцкласса.
     Она позвонила и, не объясняя причин, попросила срочно приехать. Вадим сорвался и приехал. Дел было, как обычно, по горло, но как же откажешь лучшему другу, когда у него что-то стряслось?
     -Сегодня, как гром среди ясного неба, узнаЮ, что она от меня прячется! Приходит в ЦТЮ только тогда, когда у меня нет занятий, уходит прежде, чем я прихожу. В чём дело, рубашка и галстук от Boggi, костюм от Brioni, и туфли… тоже итальянские… Давно спросить хочу: часы Omega, "Seamaster Aqua Terra" – у тебя настоящие или копия?
     Вадим по-прежнему стоял в дверях, держась за дверную ручку. Барбара налетела на него, когда он входил, осмотрела с ног до головы и немедленно начала орать. На часах (настоящих, а не копии!) было два часа пополудни…      
     -Ого, - сказал он, выслушав её с непроницаемым видом, - как же тебя штырит на почве брендовой мужской одежды и дорогих часов! К сожалению, не могу оценить твоих знаний – понятия не имею, что именно на мне надето, знаю только, что всё точно итальянское. Часы – да, Omega. Быть может, тебе не стоит менять пол?
     -А тебя не спрашивают! Чего ты ей наплёл, гад?
     -Ты только по этому поводу мне звонила?
     -Да! По этому!
     -У тебя вообще все дома? – он поднёс палец к виску. - Через два часа у меня педсовет, уйма работы… Я думал, что-то случилось.
     -А разве – не случилось? – сдвинула брови Барбара.
     -Слушай, давай вечером встретимся и всё обсудим?
     -Не увиливай. Твой долбанный педсовет подождёт, - она схватила его за воротник, втянула в танцкласс.
     Вадим, непроизвольным движением из набора приёмов для самообороны, легко освободился от её хватки и перехватил тонкие руки за запястья. Он тут же демонстративно разжал пальцы, отпуская Барбару. Всё это произошло за какое-то мгновение. Ногой Вадим захлопнул за собой дверь.
     -Не ори на меня. Я не вдавался в подробности. Только попросил её постараться не встречаться с тобой и не отвечать на звонки, - он спокойно поправил свой воротник и галстук.
     -И она тебя послушалась? – Барбара растирала запястья.
     -Она мне доверяет.
     -А вот зря она тебе доверяет! Почему я не имею права общаться с моей подругой? А?
     -С твоей ЛУЧШЕЙ подругой.
     -Ну да, с моей лучшей подругой! Лучшей и единственной! Почему?
     Вадим молча, глядя на Барбару, чуть склонил голову к плечу.
     -Быть может, я - тот самый недостающий элемент, чтобы Маруня сложила, наконец, в своей голове полную, без малейшего изъяна, картину мира? Ты подумал об этом?
     Вадим по-прежнему молчал и смотрел на неё, склонив на бок голову.
     -Что? – нетерпеливо спросила Барбара. – В чём дело-то, Димка? Вырядился, как Дэйл Купер, и начал говорить загадками?
     -Ну, думай же, думай, - кивнул Вадим. – Только быстрее, друг мой Виктор, у меня совсем нет времени.
     Барбара размышляла. Так быстро, насколько была способна. Минуту. Или чуть меньше.
     -Ты что, ревнуешь? – тихо спросила она, наконец. – Ты ревнуешь, и это не шутка?
     -Совсем не шутка.
     -Но ведь…
     -Причины две, на самом деле. Первая - она теперь смотрит на мир по-другому, чувствует гораздо тоньше, и поймёт, кто ты. Сразу поймёт. Не уверен, что отреагирует адекватно, что истина о тебе не отпугнёт её от всех нас. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты. Вторая причина: в тебе я однозначно не уверен – понятия не имею, чего можно от тебя ожидать.
     -И снова не шутишь?
     -Более чем. Я всегда ревновал (и ты знаешь об этом).
     -Твоя вторая причина не имеет под собой оснований, Дима.
     -А вот оснований у меня хоть отбавляй. Не будем поминать Зойку, но я видел и ваше с Машей танго, не забывай. Я всё видел.
     Барбара опустила глаза и проворчала:
     -Ты – тиран и деспот.
     -Не возражаю.
     -Чем руки выворачивать, мог бы толком объяснить, почему не хочешь нашей встречи. Теперь вот синяки останутся наверно…
     -Извини за приёмчик, это уже выработалось… Я хотел всё тебе объяснить. Целый месяц собирался, да так и не выкроил времени для серьёзного разговора. Ты меня опередила.
     -Но ты же понимаешь, не можешь не понимать, что ТОГДА это были всего лишь гормоны?
     -В том-то всё и дело. Постарайся с ней не встречаться. Please. Она ещё не готова. Всему своё время. Я тоже жду, между прочим, и моё положение, прошу заметить, намного хреновей твоего… Прости, должен бежать. Peace, - он поднял к плечу сжатый кулак, повернулся, открыл дверь и ушёл.

* * *
     Был какой-то элемент торжественности в том, как все вокруг ждали эту дату: 21 декабря. Если кто-то начинал строить планы и говорил что-нибудь вроде "А вот я собираюсь будущим летом в Эмираты", на него смотрели минимум как на пришельца. На столе своей секретарши Вадим регулярно видел всевозможные газеты и глянцевые журналы с однотипными заголовками, стоило только включить радио – и на тебе… Можно было запросто завести разговор на тему конца света с любым встречным. С одной стороны, неплохо – единение общей идеей и всё такое, но нельзя ли найти идею поконструктивней? Менее дырявое знамя, так сказать. Вскоре Вадим практически перестал смотреть некоторые телеканалы и практически полностью переключился на фильмы и сериалы on-line. Любопытно, а сбрендит ли телевидение двадцать первого декабря? По идее, можно забацать Голубой огонёк, где все "звёзды" будут переодеты в зомби…
     Неожиданно и, казалось бы вопреки здравому смыслу, Лиза так же поддалась всеобщему помешательству. Она ждала ЭТОТ ДЕНЬ и даже обвела его крестиком на календаре. "Что-то будет, пап, что-то будет. Не знаю что, но знаю: что-то будет"… Ещё летом она объявила родителям о своём решении поступать в МГИМО на "Международные отношения". Заявление звучало, мягко говоря, не убедительно, но Лиза принялась методично готовить документы, собирать бумажки, которые подтверждали её участие и факт побед во всяких олимпиадах… Ира, видя растущую на столе дочери гору официальных бумажек, как того и следовало ожидать, испугалась. Так, без причины. Испугалась, большей частью, "для порядка" потому, что должна была испугаться. Пару вечеров Вадиму пришлось провести в гостях у бывшей жены и Лизы, листая страницы на официальном сайте института и пытаясь успокоить Лизину маму. Ира, от испуга, мало что понимала в объяснениях (тем паче - в цитировании текстов, опубликованных на сайте), нужно было разжёвывать и растолковывать. Ещё один вечер у Вадима ушёл на то, чтобы выслушать аргументы дочери. Девочка полностью отдавала себе отчёт, хорошо разбиралась, что к чему и просила не опекать её. Сама будет ездить в Москву на разные, как она выражалась, "сборы и сходки", сама вести переписку, сама общаться… "От тебя, папа, потребуются только деньги. Ты готов?" Да, конечно, он был готов, хотя слегка обескуражен... "Не удивляйся, - улыбнулась мама, - она вся в тебя. Этого и следовало ожидать. Ты никогда не позволял нам в чём-то тебе помогать. Папа ни разу не ездил в твой университет, даже не знал имён ректора и деканов…" Лиза держала Вадима в курсе всех своих дел с университетом, а он, как и пообещал, никуда не встревал. Она советовалась с ним, не более того. Глядя на неё, он… ну конечно, испытывал гордость и был уверен: у его девочки всё получится. Она участвовала в олимпиадах едва ли не с начальной школы, брала призы и даже побеждала. Это вскоре стало нормой. Лиза не вывешивала на стенах грамоты, не выставляла на всеобщее обозрение медали и призы (складывала их в кучку)… На все вопросы обычно отвечала: "Не хочу, чтобы меня склоняли на каждом углу, говоря, что я - дочка своего отца и внучка своего деда"… Бабушка только улыбалась и кивала, хитро посматривая на Вадима… А однажды Лиза выдала сакраментальное: "Если выживем в декабре, в конце марта я еду на дни открытых дверей". Ира снова испугалась, а Вадим начал всерьёз задумываться над квартирным вопросом… "Успокойся папа, - сказала Лиза, - быть может ещё и не выживем". "Ребёнка" была в своём репертуаре. Самое главное: не разберёшь, всерьёз она говорит или шутит.
     А вот Маша не читала газет на популярную тему и не смотрела рейтинговых передач. Её теперь интересовало сиюминутное, как то "начало трудовой деятельности". НОВОЙ трудовой деятельности. Вадим не мог не радоваться тому, что её совершенно не заботит проблема 21 декабря текущего года - она и без того мучилась, куда ей ещё забота о судьбах мира! Пыталась делиться с мужем своими противоречивыми чувствами, но каждый раз сбивалась и замолкала. Он не настаивал на том, чтобы Маша что-то чётко формулировала. Зачем? Это же у нас не консультация у психоаналитика и не экзамен по риторике. Костя тоже отмечал: на работе ей тяжело. Она перестраивается, ей интересно, но сложно. "Со скрипом". В прошлый раз она "влилась в коллектив" гораздо проще и органичней. Чувствуется какой-то внутренний зажим. То ли зажим, то ли она думает всё время "не о том". О чём? Костя как-то раз позвонил Вадиму и, между прочим, поинтересовался: "Слушай, старичок, а вы с Машей вообще-то всё-всё восстановили в отношениях? Я не встреваю и знаю, что это не моё собачье дело, но она у тебя какая-то… неуверенная в себе. Я помню, что за фейерверки от вас во все стороны летели, когда вы только изображали парочку, а уж потом, когда всё закрутилось, и подавно! Теперь как-то вяло у вас. Искрит, но неубедительно. Чё случилось-то?" Вадим промолчал. А что говорить? Что он, как Челентано, рубит (в его случае воображаемые) дрова в клубе "Pressure" и регулярно беседует с духовником? Он скорее сдохнет, чем нарушит обещание, которое дал в день её приезда. Никто не виноват. Ник-то. И никто не знает, до каких пор будет продолжаться этот дурдом…
     Бархатный сезон постепенно совсем потух. Дунуло прохладой, закончился октябрь. Ну, закончился и закончился. Туда ему и дорога – бесцветный был и бестолковый… Разве что Вадим "тряхнул стариной" на киноклубе, к великой детской радости, и твёрдо решил, что в будущем учебном году возьмёт себе несколько учебных часов, поработает с выпускниками…

ГЛАВА 8
ДУМАЙ, ЧТО ГОВОРИШЬ, ПУШКИН!
     В шесть вечера Вадим буднично побывал у стоматолога. Задвинул сегодня все тренировки. Ничего не болело и в зубах не было "дупел" – просто он педантично посещал одну и ту же "стоматологическую студию" (так это называлось), раз в год. Вообще-то нужно наведываться к ним каждые полгода, но… не таким уж большим задротом, судя по всему, был Вадим. Сегодня пробыл час у врача (и ещё час – два дня назад) – добил, наконец, последний несчастный, похожий на боязливого бедного родственника, кариес, и… Проблема досуга опять встала довольно остро. Нужно срочно что-то придумывать (тренировки не считаются). Подрядиться к отцу вскапывать грядки? Это мысль, пожалуй. Можно и Даньку привлечь – пусть привыкает возиться с наследством… До своего дивана в гостиной добрался без четверти восемь. Ударим доблестными мозгами по общественным нагрузкам? Попытайся, Вадим Ефимович… Завтра тебе жахнет 35. Вот и ударь, родной, ударь, в очередной раз продемонстрируй окружающим, как нужно трясти стариной!

* * *
     "Джанго освобождённый"… Свежий фильм Тарантино. Навороченный до тошноты, смесь экшна и истории с драмой и артхаусом… В понедельник предполагалось второе заседание киноклуба, и дети попросили обсудить этот фильм. Вадим пытался заставить себя думать, чтобы худо-бедно составить какой-никакой план заседания. Ему удалось выжать из себя пару спичей, после чего он тупо завис. Переклинило напрочь, хотя и мысли были, и впечатления… Почва, в общем-то, благодатная - тут можно, заодно, и экскурс в историю устроить, и о расизме с нацизмом поговорить… Но он же ненавидит Тарантино – о чём тут говорить? Чёрт знает что происходит – почему не удаётся переступить через собственные предрассудки? Раньше это запросто получалось. Неужели, возраст? Вот уж дудки – что это за возраст, 35? Всего-то 35!...
     Вадим полулежал на диване в гостиной, как обычно. Три довольно больших бамбуковых подушки позволяли удобно расположиться, да ещё и максимально уменьшить нагрузку на позвоночник. Он всегда так работал за ноутбуком – устраиваешься сам и пристраиваешь на животе компьютер. Рядом, на табуретке, настольная лампа, чтобы глаза не перенапрягались, вглядываясь в светлый экран посреди темноты… А теперь он просто лежал и, заложив руки за голову, смотрел в потолок. Завтра – день рождения… Хорошо, что конец недели. Это позволило взять что-то вроде отгула. Телефоны отключим, сделаем вид, что все батарейки в доме враз подсели, андроид глюканул… Сходим с Машей в кино. А что? Давно пора – раньше-то ходили…
     -Только не пытайся опять мне доказывать, что тебе всё пофиг и ты совсем меня не хочешь.
     Вадим вернулся от созерцания потолка. Вот ничего себе фигуры речи! Такого он от Маши ещё не слышал. Не иначе – кто-то нашептал… Она стояла в дверях гостиной, и Вадим сразу определил: сердитая. Слегка взлохмаченная, в одной из своих извечных домашних маечек (сегодня у неё на груди портрет мультяшного Карлсона)… Никто кроме неё не мог так носить банальные домашние бриджи на резинке и старую майку! Его всегда поражала эта Машина способность - превращать небрежность самого простенького наряда в воплощение стиля, вкуса, достоинства. Более того, эти старенькие, казалось бы отжившие своё вещи, невероятным образом шли ей. Она всегда выбирала то, что ей удобно, не обращая ни малейшего внимания на престиж и моду. Вопрос "А пойдёт ли мне это?" и "А как я буду в этом выглядеть?" мало её интересовал, но... Но каков эффект!   

* * *
     Он всё верно понял – без "нашёптываний", увы, не обошлось. Маша только что закрыла свой ноутбук – "разговаривала" с Наташкой в социальной сети. Попали в "Диалоги" одновременно и обменивались сообщениями онлайн. Началось с того, что Наташка поинтересовалась, где, в данный момент, находится её благоверный. И пошло-поехало! Он работает в соседней комнате? Это почему он спокойненько там работает? Как Маша такое выносит? А давно ли он, например, сегодня пришёл домой? Два часа назад! Покормила ужином, и разошлись по комнатам? Ах, ты его не кормила – он, почти всегда, где-то ужинает? Ка-апец! Сколько у вас там времени? Десять? Знаешь, чем в это время обычно занимаются все нормальные мужики? А ты уверена, что он вообще на работе был? Уверена? Хорошо, тогда всё проще простого – секретарша ему регулярно одну штуку делает. Вот он и приходит домой умиротворённый. А нафиг ему жена, если у него такая секретарша? Он может продержаться без бабы не только два-три месяца, но и десять лет!... Вот тут-то Маша разозлилась. На всё и на всех – на себя, на Наташку, на Вадима. Сколько ж можно?! Решительно выключила ноут, не дочитав Наташкино письмо. Собралась было запереть собаку в детской, но вспомнила, что сегодня пёс в гостях у Богдана. Тем лучше. Ворвалась в гостиную растрёпанная, как богиня войны (только без меча). Должно быть, видок у неё был ещё тот, потому что Вадим невольно скользнул взглядом сверху вниз, чуть зацепившись при этом за грудь, рельефно обтянутую несерьёзной, на первый взгляд, футболкой. На долю секунды зацепился, но этого более чем достаточно…
     -Спорить с тобой? Нет уж, - усмехнулся Вадим и сел. – Сотню раз убеждался, что это бесполезно. Ты сама всё знаешь наперёд. Но дело не в том, чего хочу я, а в том, к чему, на самом деле, ты готова. Без дельных советов сторонних наблюдателей. Понимаешь?
     -Ты ждал от меня этого вопроса, - кивнула Маша, по-видимому, убеждаясь в своих догадках и села на диван, рядом. – Ну и как давно?
     -Да с самого начала, Маш. С самого первого дня я жду от тебя множества вопросов, а ты их не задаёшь. Кстати, это у тебя сейчас не вопрос был, а утверждение, - он закрыл компьютер и отставил его на журнальный столик.
     -Да, пожалуй, - согласилась Маша. – Снова готов утверждать, что мой главный друг – Стокгольмский синдром?
     -Возможно.
     -Но?
     -Но вслух не озвучу.
     -Это – тупик… Ты – нормальный, совершенно никуда не сдвинутый, адекватный  парень, который вот уже несколько месяцев находится в безвыходной ситуации. А я – больная и чокнутая, с очередной амнезией. Ненормальная психопатка, у которой извращённое восприятие отношений между мужчиной и женщиной. Я ненавижу секс, а ты – только о нём и думаешь. Ведь так? А если так - о чём нам вообще говорить…
     -Для начала, давай не будем сейчас цитировать Льюиса Кэрролла и разбираться, кто здесь нормальный, а кто – увы.
     -Давай не будем вообще никого цитировать, не только сумасшедшего Кролика, - кивнула Маша.
     -Ты злишься.
     -Ты тоже.
     -На себя.
     -И я – на тебя. Какое единодушие! Только за что же мы на тебя злимся?
     -Очевидно за то, что я - мастер житейских тупиков, и ничего не могу поделать с этим. Мы снова зашли в тупик, потому что ты САМА никогда не сделаешь того, чего я от тебя жду. Тебя необходимо подтолкнуть.
     -Необходимо, - кивнула Маша. – Давай найдём "толкоча", который даст мне хорошего пинка для скорости?
     -Стороннего наблюдателя? – он посмотрел на неё. - Который совершит моральное насилие и заставит тебя перешагнуть через себя? Или… Всё уже сделано и никого нанимать не требуется?
     -Да заткнись же ты, наконец! – она ткнула его ладонью в плечо. – Ты – мой муж, и я требую, чтобы мы перестали играть дурацкие подростковые роли –  гляделки и улыбалки! Два месяца ты мучаешься со мной, таскаешься, как с писанной торбой – хватит уже, Вадим! Будь моим мужчиной, а не моим братом.
     Её рука замерла на его плече. Вадим молчал. Маша тоже молчала какое-то время. Молчала, не двигалась, словно обдумывала сказанное или ждала ответной реакции. А потом, вдруг, заглянула в глаза, и, не отводя взгляда, медленно расстегнула первую из застёгнутых пуговиц его домашней клетчатой рубашки. Остальные она расстегнула уже решительней. Вадим только следил за продвижением вниз хрупких пальцев без маникюра, без острых коготков, и… По-прежнему ничего не говорил. Нежные, тонкие, лёгкие пальчики, которые порхают, словно бабочки – он так скучал по ним… Обычно происходило наоборот – это он бережно расстегивал на ней замочки и крючочки, разглаживал ладонями невесомую ткань её белья. Маша всегда будто боялась или стеснялась. Если и случалось… сумасбродство (как тогда, в кухне щедро засыпанной мукой), то она довольно долго потом смущалась, отводила глаза…
     -Всегда хотела это сделать, - шепнула Маша, когда пуговицы закончились и она развела в стороны полы его рубашки. – С тех пор, как увидела тебя.
     -Ты всегда хотела содрать с меня рубашку?
     -Всегда хотела увидеть, что у тебя там, под ней.
     -Ты не разочарована? – улыбнулся Вадим, снимая рубашку.
     Она сидела на диване, поджав ноги, и рассматривала его, склонив голову.
     -Пресловутые кубики?
     -Почти. Я не качаюсь.
     -Без одежды у тебя почему-то гораздо шире грудная клетка и плечи, - Маша осторожно взяла у него рубашку и повесила на диванную спинку. – Сколько тебе было лет, когда ты серьёзно занялся плаванием?
     -Что-то около шести-семи.
     -Да уж…
     -Знаю, ты ненавидишь голых мужиков.
     -Но тебя это не касается, судя по всему, - она взялась за свою маечку, сняла её через голову и бросила вслед его "ковбойки". – Для тебя тут - ничего нового, но для меня всё впервые.
     -Три месяца, - покачал головой Вадим. – У меня примерно то же чувство.
     -Ты все эти три месяца ждал, что я к тебе вернусь?
     -И до сих пор жду, - кивнул Вадим. – Можно?
     -Я не для того пришла и разделась, чтобы ты спрашивал разрешения.
     Вадим легко приложил ладонь к её розовому шраму, слева, под ребром. Смотрел на Машу слева и этот шрам, как только она сняла майку, сразу оказался перед его глазами.
     -Не туда руки кладёшь, - заметила Маша и слегка дёрнула плечами, потому что от его прикосновения по телу побежали тёплые, щекочущие волны.
     -До сих пор не привык к мысли, что ты такая… смелая, - он подумал и добавил, - у меня. Мы все тебя отговаривали от операции, но ты настояла на своём. Смелая, решительная, упорная…
     Совсем уж неожиданно для Маши, Вадим наклонился, опёрся руками о диван, и медленно поцеловал её шрам. По всей длине ярко-розовой, чуть шероховатой полоски уложилось четыре поцелуя.
     -Три месяца! Только не ври мне. Ни за что не поверю, что за это время никто на тебя, такого убийственно-обаятельного одинокого симпатягу, не покусился! – шепнула она и, закусив губу, зажмурилась.
     Вадим улыбнулся.
     -Утверждать ничего не буду, - сказал он, – но ни одной измены не было. Можешь посмотреть на меня своим рентгеновским взглядом и проверить, вру ли я.
     -Да мне наплевать! – она потянулась к нему губами.
     -Уверена? - Вадим взял ладонями её лицо.
     -Я уверена в том, что нам давно пора это сделать. Кто знает, быть может, моя память уже не урывками вернётся, а полностью и навсегда?
     Они целовались! По-настоящему нежно, глубоко, и, наверное, очень красиво. И не было страха, отвращения – всего чего она боялась. Ей нравилось то, что происходит, нравился его запах, вкус его губ… Почти невероятно! Кто бы мог подумать! Выходит, он вправду сотворил чудо, и её не воротит от прикосновений, не тошнит от поцелуев голых по пояс мужчин и она… она хочет продолжения и уже наверняка знает – принуждать себя ей не придётся.
     -Оказывается, я умею целоваться, – поудивлённо сказала Маша.
     -Ты вообще-то замужем – чему удивляешься?
     -Наверное тому, что до сих пор ещё не уложила этот факт у себя в голове – я замужем. Невероятно, но я помню твои губы, твои руки и мне так нравится, когда ты прикасаешься… Начиная со дня моего приезда, ты вычищал страх из самых отдалённых закоулков моего подсознания, возвращал мне веру в то, что мужчины способны любить и… ЖДАТЬ! Ты снова чудо совершил, Вадим, уже вторично! Ты… меня по-настоящему восхищает твоя сила воли!
     Вадим чуть пожал плечами:
     -Я процентов на триста не в твоём вкусе – приходится компенсировать. Ведь должно же быть у меня хоть что-то, что может тебе нравиться. Моя должность, дом, сад вокруг него, бассейн на заднем дворе, мой характер, мой папа – это, в твоём понимании, вообще за гранью. Мне наперечёт известны все причины твоей ненависти.
     -Ты не все причины перечислил. Ещё - твоя улыбка, твои зелёные глаза, твои милые кудряшки… Но, Боже, как же я тебя такого люблю… Не могу понять, откуда это взялось. Просто, в один прекрасный день, я проснулась и поняла, что…      
     -Зови меня просто "Вадим", сделай одолжение, - перебил он, снова улыбнувшись. – Нам с тобой не нужно официальщины…
     -О чём это ты? – спросила Маша, понимая, что теперь её окончательно накрыло.
     -Ты опять сказала: "Боже, как же я тебя люблю", - пояснил Вадим и бережно, очень легко, подхватил её за талию.       
     Ещё через пару мгновений она уже утонула в мягких подушках, закинув за голову руки (прямо как у Блока!), испуганно вздрагивая, задыхаясь и изгибаясь. Целовались, кажется, целую вечность, в которую неожиданно растянулось время. Да что там – оно не растянулось, оно остановилось! Настольная лампа стояла на табуретке, почти у центра дивана (Вадим, помнится, работал)... А вот свет теперь ну совсем лишний, ведь, как оказалось, Машина нога лежит на красивом плече Вадима, и это значит, что он видит её всю-всю! (Как будто планировала такой поворот - утром побрила ноги, и вообще сделала с собой, что положено, даже про педикюр не забыла!) Это сеанс тайского массажа? Происходящее казалось настолько простым и естественным, что очень скоро ушёл даже смешной зажим, порождённый светом настольной лампы. Маша почувствовала, что обнимая Вадима, растворяется, рассыпается на клеточки, атомы и всякие там элементарные и неэлементарные частицы… Мысли - пропали, часы и минуты – потеряли значение, всё поплыло в сюрреалистичном тумане. Откуда же он столько знает о ней? Прикасается – и по телу пробегает терпкая, расслабляющая дрожь, целует – и она готова рыдать от любви и нежности. Кто ему рассказал? Другие женщины?... Маша поняла, что ненавидит всех тех, с кем у него "было" раньше неё, тех, кто ему ЭТО РАССКАЗАЛ. Ох, как же она их ненавидит!
     -Постарайся мне не помогать, - шепнул Вадим ей в самое ухо, касаясь его губами, горячим дыханием и совсем уж сводя Машу с ума. - Я всё буду делать сам. Договорились? Тебе пока нельзя напрягаться.
     -Ты живодёр, Вадим, - прерывающимся шёпотом ответила она (уже позабыто про наглую настольную лампу и совершенно плевать на то, что ноги вообще чёрт знает где), - ты меня пытаешь, и хочешь, чтобы я спокойно лежала! Я же просто хотела нудно заняться с тобой… чем-нибудь, а ты устроил мне сеанс йоги пополам с тайским массажем…
     -Сеанс йоги по раскручиванию твоих нервов…
     -И твоих, - выдохнула Маша. Её колотило.
     -И моих. Согласен. Пора с этим безобразием что-то делать…

* * *
     Город уже бодрствовал. Автомобили, автомобили, грязь, копоть… Народ деловито торопился куда-то... Пятница. Начало ноября. Листвы на деревьях почти нет, но анютины глазки на клумбах всё ещё бодрятся. Сыро и зябко, с неба противно моросит. Маша только теперь сообразила, что выскочила из дома, ни разу не взглянув на часы. Всё боялась, что Вадим вот-вот проснётся. Торопливо принимала душ, торопливо чистила зубы и твердила, как молитву: "Дура! Дура! Ты такая дура!" Вадим не догадывается, даже помыслить не может, что девушка (жена!) сбежит. Он твёрдо уверен, что теперь-то они будут вместе уже навсегда, потому заснул так глубоко и спокойно (наконец-то в спальне, не в гостиной!)…
     Едва она открыла сегодня глаза, в неё вцепился жгучий и вязкий стыд. Избавиться от такого стыда невозможно – он лип и жёг, лип и жёг… Потому сразу побежала в ванную. Смыть пыталась. Не удалось. Чего стыдилась? Того, что она - самозванка, совсем не та Маша, которую он знает и любит? Вадим терпеливо и благородно дожидался часа, когда она будет готова и, похоже, вполне согласен был ждать вечно… Но "она" (какая-то чужая стерва) пришла и всё испортила. Да, должна была прийти и должна была сказать, но совсем не те слова, и не вчера… И не сегодня. И даже, возможно, не завтра. Нужно было ещё чуть-чуть подождать. Нужно было. Нужно… Вадим, прости!!! Разве могла Маша два месяца тому назад предполагать, что станет обвинять себя в торопливости? Себя, а не тебя! Ещё совсем недавно летела в самолёте, едва дыша от страха, сходя с ума от отвращения при мысли, что обязана будет лечь в постель с незнакомым человеком… От отвращения к кому? К Вадиму? Маша даже усмехнулась, настолько нелепой показалась мысль… А вот теперь её охватывает ужас, стоит только подумать о том, что тот же самый человек в ней разочаруется после того как заварила всю эту чудовищную кашу... Да кто их разберёт, женщин?! Они сами себя не понимают, толком не знают, чего хотят, а достигнув того, к чему стремились, очень часто говорят: "Какая же я дура!". Ура! Опять сошлось! Именно так и сказала себе Маша в то утро…
     В котором часу они вчера заснули, оставалось только догадываться. Но всё-таки заснули (судя по лёгкому головокружению – лишь два-три часа назад). Рассветает теперь поздно, на улице всё время было темно, только чуть светили фонари... Возможно, в какой-то момент наступило утро, но никто его не заметил, потому что время той ночью действительно не существовало. Им было слишком хорошо вдвоём. И никакие слова не нужны – за всю ночь произнесли не больше пяти фраз (или же Маша сейчас просто ничего не помнила). Кажется, порвали простынь, что-то разбили в ванной (ни ночью, ни утром некогда было разглядывать). Она два или три раза чуть не упала с кровати с "умным" матрацем (все три раза Вадим её вовремя ловил)… У них случилось всё, всё, что только можно себе вообразить. То, что она знала когда-то с "неправильной" стороны, то, что навязывал ей "тюремщик", теперь оказалось красивым, неземным, волшебным. ЭТОТ мужчина прислушивался к каждому ЕЁ желанию и ни на чём не настаивал. Маша делала только то, что хотела, он делал только то, о чём просила она, и – о, чудо, не было ни боли, ни стыда, ни страха! Только безграничная нежность, только любовь… И ещё... проклятый стокгольмский синдром. Это же он, он всё испортил! Разросся, распустил раскидистую крону, пронзил своими корнями, как кровеносными сосудами… Ведь то, чего она просила у Вадима, на самом деле не её желания. Как и всё, что сама она делала той ночью – всего лишь застрявшее в подсознании стремление угодить повелителю, чтоб он остался доволен! И хотя теперь Маша поступила так из благодарности, из своих чувств, которые не могла выразить словами - она пошла против убеждений, сломала свои же табу! "Вернись немедленно! – кричала Маша себе, той незнакомой, забытой, потерявшейся на задворках сознания. - Посмотри, что я сделала с тобой - я же испортила всё, и убила тебя! Помоги мне!" Она чувствовала: Вадим ни на мгновение не заблуждался, он ЗНАЛ, что с ним не Маша, а совершенно чужая девушка! От подобных мыслей становилось невыразимо горько. За что же она его так? Зачем заставила… изменить? Ведь она очень его любит! Вела себя как проститутка! Почему? Зачем?... А затем, что любить-то она, похоже, не умеет. Не знает, как это делается - никто не научил. Её научили только самозабвенно... трахаться. Извращенец научил... И, как только Маша поняла это, сразу захотелось умереть! Провалиться сквозь землю, пропАсть...
     И ОНА ПРОПАЛА.

* * *
    Едва выбежав из дома на улицу (как хорошо, что научилась обращаться с сигнализацией!), отключила свой сотовый. Старенький телефончик был единственной вещью, которую с собой прихватила. А хотя нет, ещё взяла зубную щётку и косметичку, в которой хранила все свои деньги. Там осталось не так много, но на то, чтобы снять где-нибудь угол, должно хватить…
     Все мышцы болели, будто бы всю ночь сидела на тренажёрах. Губы тоже болели и распухли, потому что, если она не целовала ими Вадима, то кусала их в экстазе. Кусала до крови, судя по всему (рассмотрела в зеркало и увидела ранки)… Маша опустилась на какую-то скамейку и заплакала. Казалась себе ничтожной и отвратительной. Она не умеет любить, а в душе у неё – только мерзость и запустение… Но постойте, как это никто не научил её любить? А папа и мама? Разве не помнит она, как восхищённо наблюдала за родителями, когда они трогательно поздравляли друг друга с праздниками? Разве забыла те чудесные поездки в лес, по путёвке в дом отдыха и к морю, катание в парке на лошадях, на лодке, луна-парки, качели, аттракционы… Папа всегда был рыцарем, а мама – его прекрасной дамой. И всё у них ладилось только тогда, когда они вместе – мама без папы никуда и папа без мамы… "Это я всё испортила, - подумала Маша. – Я – больная на всю голову, психованная нимфоманка, которая ищет виноватых!" - и снова заплакала, потому что "психованная нимфоманка" – это очень обидно…

* * *
     -Привет! – вдруг услышала Маша удивлённое.
     Подняла голову от носового платка (хорошо, что нашла его в кармане!) и увидела незнакомую девушку, очень похожую на китаянку или японку. На девушке чёрное пончо с бахромой, а в руке - пакет с продуктами (из супермаркета рядом). Тяжёлый пакет. Её очень длинные (чёрные) волосы до смешного небрежно теряются под пончо – оно надето прямо поверх волос и хозяйка, кажется, совершенно не позаботилась о том, насколько гламурно (или совсем не гламурно) выглядит. Маше, как не была расстроена и потеряна, этот нюанс понравился.
     -Привет, - по инерции ответила Маша и, подумав, прибавила:
     -Ты меня знаешь?
     -Не уверена. Я даже не помню твоего имени (если это вообще ты)! – девушка плюхнула пакет на скамью рядом с Машей и сама присела рядом. – Но если твоего мужа зовут Вадим, то значит, я тебя знаю.
     -Моего мужа действительно зовут Вадим, - кивнула Маша.
     -Супер! – воскликнула девушка. – Я – Евгения! Мы встречались на дне рождения Барбары в прошлом декабре. DJ Jinn. Помнишь?
     -Извини, но нет, я не помню…
     -Это не смертельно. Ты чего тут сидишь посреди улицы, вся такая зарёванная и потерянная как щенок? А где твой ослепительный муж? – она огляделась по сторонам. – Хочу поздороваться.
     -Он дома, - ответила Маша.
     -Разосрались что ли?
     -Нет…
     Евгения внимательно на неё посмотрела и сказала озадаченно:
     -Если бы у меня дома был такой мужик, я бы вообще не выходила на улицу, пока он там, и уж тем более не ревела бы. Ещё немного и тебя в участок заберут! Хочешь, отвезу домой?
     -Не знаю…
     -Хм, - озадачилась Евгения. – Да что случилось-то?... Пойдём в машину, там разберёмся. В самом деле – это как-то не айс, сидеть и плакать на улице. Пойдём…
     В хорошенькой красной машине Евгения смотрелась просто потрясающе. Но, пожалуй, если бы Маша помнила сейчас те взгляды, которыми DJ Jinn одаривала Вадима на дне рождения Барби (и слышала пересуды её подруг о той ночи в ночном клубе), то, скорее всего, вообще не стала бы разговаривать с этой девушкой. К счастью, она ничего этого не помнила и не знала.
     -Как тебя зовут всё-таки?
     -Маша, - сказала Маша.
     -Точно-точно! Маша! – обрадовалась Евгения, шлёпнув себя по лбу. – Как здоровье твоего папы?
     -Уже хорошо, спасибо. Кто тебе рассказал?
     -Вадим. Мы повстречались в ночном клубе, в июле. Сидел, скучал, пил водку в одиночестве. Я подошла, мы разговорились… Я уже сообщала, что фигею от твоего мужа?
     -Нет, ты только назвала его ослепительным.
     -Вот-вот! – засмеялась Евгения. - Как говорится, держите меня семеро. Башню сносит, когда его вспоминаю. Представь только – согласился меня проводить (я очень просила его это сделать, хотела, чтобы подруги позавидовали). Проводил до подъезда, а потом чинно попрощался и пошёл восвояси!... Я, после того случая, очень зауважала твоего Вадима, - она посмотрела на Машу и лукаво улыбнулась. - Но не бери в голову – я вообще такая, у меня "не все дома"… Стой, так ты что, из дома ушла? – осенило Евгению.
     -Не ушла. Сбежала.
     -Обычные женские штучки, - оценила Евгения. – Теперь сидишь и не знаешь, как поступить. Позвони хотя бы, а то он наверняка в непонятках. Для мужиков наши милые закидоны – тупик, они не понимают намёков, им нужно напрямую говорить, по полочкам раскладывать. Давай, звони ему. Сотовый есть? А то возьми мой…
     -Ты не поняла, - Маша понурилась, глядя себе в колени. – Я неправильно поступила… не могу тебе всего рассказать. Даже теперь, под горячую руку.
     -Наговорила чего-нибудь…
     -И наговорила тоже! - всхлипнула Маша. – Вела себя, как дура и боюсь теперь, что он во мне, дуре, разочаруется…
     -Я-ничего-не-понимаю-ю-ю, - пропела Евгения. – Хорошая моя, а ведь у тебя – истерика. Гляди, как руки дрожат. Тебе нужно срочно успокоиться… Пойдем к нам с Эммой в гости? Эмма – это моя дочка...

* * *
     Жила Евгения на съёмной квартире, в красивом элитном доме…
     -Да этот дом только на вид такой, весь из себя эффектный. На самом деле – трубы текут, из окон дует… Я бы никогда не поселилась здесь, но мой бывший (а тогда – ещё настоящий) муж сказал, что квартира напоминает ему его отчий дом, будто никуда не уезжал. Не загибают плату за жильё – потому и смирилась. А теперь – привыкла.
     -Сколько это вообще стоит – снять квартиру?
     Евгения посмотрела на Машу.
     -Так ты действительно всерьёз ушла? – спросила она, насупившись. – Какого фига вообще?
     -Я не знаю… Ты верно сказала. Не знаю, какого фига. Мне нужно… время.
     Они сидели в кухне. Закипал электрический чайник. Светлая, большая комната, встроенная техника... Полуторагодовалая Эмма спала в своей кроватке – няня ушла, когда мама вернулась домой. Евгения охотно рассказала, что дочка у неё очень спокойная, и если ревёт (что бывает нечасто), то очень тихо. С ней вообще никаких проблем – никуда не лезет - завалишь её игрушками – и занимайся своими делами – ребёнок будет вдумчиво копошиться сам с собой, разговаривать с игрушками (правда, говорит ещё не очень разборчиво, но уже пытается рассуждать – на своём тарабарском правда). А спит – вообще за троих. Няня не нарадуется такой подопечной!
     -Включи телефон, - велела Евгения, без переходов и пауз.
     -Нет.
     -Жаль, что у меня нет его номера. Я бы позвонила и сдала тебя с потрохами. Ты что, беременна?
     Маша покрутила головой отрицательно.
     -Уверена? Невроз во время беременности – разновидность токсикоза.
     -Уверена, - сказала Маша.
     -А у меня есть тест. На всякий случай прикупила. Давай проверим тебя?
     -Я точно не беременна.
     Видимо, сказала она это как-то по-особенному, потому что Евгения, после короткой заминки, перескочила на другую тему.
     -А хочешь, поживи у меня? Три комнаты, всем нам места хватит. У меня пока нет мужика, я много работаю, так что особо мы друг друга не стесним. А ты сама-то где работаешь?
     -Немного во Дворце пионеров, а по сути, нигде…
     -В смысле? Не хочешь ли ты сказать, что была домохозяйкой, а теперь ушла из дома без средств к существованию?
     -Видимо, да.
     -И как дальше?
     -Как-нибудь, - вздохнула Маша.
     -Кошмар, - определила Евгения. – Знаешь, как всё это выглядит?
     -Знаю - полный бред.
     -Вот-вот. Ко всему прочему, ты мне вообще ничего не говоришь. Тебя в тыл к врагам засылать!
     -Я не напрашивалась.
     -Если скажешь, что во всём сама разберёшься, я иду звонить психиатрам, - проворчала Евгения. - Давай трезво рассуждать. Успокойся и подумай, как следует. Главное – успокойся. А пока – пойдём, я покажу тебе свободную комнату.

* * *
     Следом за церемонией осмотра свободной комнаты, вернулись в кухню и попили чаю с овсяным печеньем, которое Евгения только что принесла из супермаркета. Решили так: сейчас Маша помогает хозяйке готовить обед, а потом очень-очень постарается собраться, взвесить все за и против, а уж после - связно сформулирует причины своего нервного срыва. "В противном случае, - заявила Евгения, не терпящим возражений тоном, - не слушая никаких отговорок, я оперативно узнаЮ "один номер телефона" (что очень нетрудно сделать – всего лишь позвонить Барби) и докладываю Вадиму о местонахождении его жены, разыскивая которую он, наверняка уже, с ног сбился". Шантаж чистой воды, но на Машу подействовало…
     Евгения повздыхала, что не умеет готовить борщ, и немедленно поплатилась за свои слова – ей пришлось пожертвовать свёклой, которая была приобретена для салата, и куском телятины – Маша считала борщ своим коронным блюдом. Пока резали овощи, пока варили телятину для бульона, жарили, тушили, беглянка совсем пришла в себя. Она даже повеселела. Временами бегали в детскую комнату, чтобы взглянуть на Эмму. Та спала совершенно безмятежно, но второй час подходил к концу и пора было готовиться к пробуждению.
     -Не переживай, - успокоила Евгения, – сейчас няня вернётся. Я сегодня ночью работаю, а в такие дни она всегда сидит с моей Эммой…
     -Я не переживаю, - пожала плечами Маша. Быть может, она с удовольствием поиграла бы с малышкой, но раз уж должна появиться няня, пусть появляется.
     "Быть может?" Маша удивилась такой мысли, но додумать не успела - няня действительно пришла, и поспела как раз вовремя – девочка проснулась. Евгения охотно поведала, что зарплату няне платит Эммин папа, так что проблем нет никаких…
     На второе у них были голубцы, так же приобретённые Евгенией в супермаркете. Соус для них хозяйка приготовила сама, поскольку обожала голубцы и часто их закупала по нескольку штук (впрок) – поставляет эту вкуснятину какое-то престижное кафе и насчёт качества можно не беспокоиться. "Капустный день!" – провозгласила Евгения. Маша ответила на это, что завтра обязательно будет "Рыбный" и пообещала сама сходить в магазин и сама приготовить, тем более что Евгения будет отсыпаться от своей "ночной вахты"… Словом, общий язык нашли буквально "на раз". За обедом они пели песни и спорили о музыке. Разумеется, раздавили по напёрстку какого-то ликёра (вроде бы Baileys). За знакомство. Маше пришёлся по душе энтузиазм, с которым Евгения бегала курить на балкон и она не стала надоедать своими фирменными минилекциями о том, как это ужасно, когда женщина курит. "Я потом ей займусь, - справедливо решила Маша. – Она молодая и податливая".
     (Ну, не знаю, на мой взгляд, Евгения как раз "твёрдый орешек" и свернуть её с выбранного пути вряд ли удастся, но Маша почему-то решила иначе. Что ж, ей там, наверно, виднее…)
     Сидели они так около двух часов. Заходила няня, уютно пристроив Эмм у себя на руках, и Евгения познакомила дочку с Машей. Маша пожала крошечную ладошку. Девочка показала Маше новую куклу, которую, как выяснилось, только что подарила няня…

* * *
     А ещё через полчаса на Машу, как говорится, нашло. Словно плотину прорвало. Она вдруг выложила Евгении всё – и о том, что не может иметь детей, и о черепно-мозговой травме, и о своих амнезиях… Даже о причине побега из дома сегодня утром. Не сказала только о маньяке. Пока не сказала. К концу рассказа Евгения сидела совершенно онемев, а Маше казалось, будто с каждым словом с плеч сваливаются всё новые и новые пудовые гири…
     -Мне просто стало стыдно перед ним, - сказала Маша. – Я будто обманула его. Подсунула подделку, плохую копию! Зачем полезла? Зачем поторопилась?...
     -А действительно, что на тебя нашло?
     -Ты же говоришь, что у меня ослепительный муж, - опустила голову Маша. – И он действительно потрясающий, во всех отношениях.
     Маша задумалась. А ведь верно, изначально она совсем не собиралась идти к Вадиму и требовать от него немедленного выполнения "супружеского долга"… Маша всегда была очень внушаема. Более того – по жизни она большая паникёрша. Что же понаписала в том злополучном письме Наташка? После какого из сумасбродных доводов виртуальной подруги Маша бросилась в гостиную, выяснять отношения? Старалась вспомнить, но не могла. Словно наваждение. И вот сегодня – у него день рождения (только что вспомнила!), а жена преподнесла такой сюрпризик…
     -Только ты не плачь больше, - попросила Евгения, приметив её покрасневшие глаза.
     -Не буду. Мне легче стало. Спасибо тебе.
     -Да ладно, - отмахнулась та. – Не стоит. Знаешь, я принципиально никогда никому не даю советы и уж тем более не устраиваю посиделок у себя дома с жёнами мужиков, которые мне нравятся. Но вы с ним… Я тебя очень хорошо запомнила в декабре, на ДэРэ. Красотка! Почему-то решила, что красивым всегда везёт, - она вздохнула, - ведь ты с таким парнем... И, конечно, Вадима твоего запомнила – у него обаяние просто нечеловеческое, улыбка - отпад! Когда в ночном клубе увидела его одного, "без охраны", сначала глазам не поверила. Подумала, что обозналась. Но это был он. Когда проводил меня, сказал: "Сладких снов" – и ушёл! Никаких намёков или поползновений - реально потрясло. При всём, по нему хорошо видно, что он – совершенно нормальный мужик, не голубой, и не больной. Не обижайся, но, пока мы в клубе сидели - когда он на меня смотрел и я видела, что нравлюсь ему, у меня по всему телу шёл такой зуд! Постоянно почёсывалась, как шелудивая – он, по-моему, заметил…
     Маша молча вытащила из сумки мобильный, молча включила и так же молча набрала SMS.

"Вадим!Я жива-здорова.Глупостей не натворила.Пожалуйста,не волнуйся за меня.Это – тайм аут.Прости.Я тебя люблю".

    Отправила, и только после этого показала сообщение Евгении. Та кивнула, одобряя.
     -Молодчин-ка! А ещё лучше было бы позвонить ему.
     Маша выключила телефон и убрала обратно в сумку.
     -Не буду больше торопиться. Буду хорошо думать, прежде чем делать, - сказала она.
     -Только не слишком долго, - кивнула Евгения, - а то мне его уже жалко.

* * *
     Он так быстро привык к присутствию рядом Маши, что стало казаться, будто вместе прожито никак не меньше пяти лет. Тем не менее, если считать реальные дни, выходит, что провели под одной крышей… только три месяца. Это если вникать в детали и брать за начало отсчёта момент, когда Маша переехала сюда. Ну, а если всё-таки не вникать в эти самые  детали (как он всегда и делал), то пять месяцев. Так мало? Вадим пересчитал и усмехнулся. Два года влюблён в эту девушку, год с чем-то назад с ней познакомился… Да уж! Раньше-то дело двигалось гораздо быстрее. Раньше? Это когда "раньше"? В его случае говорить "раньше" – опрометчиво. РАНЬШЕ с ним много чего происходило, и далеко не всегда о "раньше" приятно вспомнить на досуге… А вот если взять и подсчитать сколько раз в жизни по-настоящему влюблялся, то результат, скорее всего, не удивит. Он не влюбчивый – факт. Три раза?... Маша - всего лишь третья девушка, в которую влюбился… Потрясающее открытие! Вадим лежал, глядя в милый сердцу бежевый натяжной потолок спальни, ждал, когда послышится из глубины квартиры хоть какой-то звук, и почему-то мелодраматично вспомнил первую любовь… Самый… правильный (и почти киношный) эпизод его жизни...

* * *
     Первая любовь случилась такой странной, сумбурной и детской… Они были детьми, а оттого все эти прикосновения (сначала) и поцелуи (чуть позже) казались продолжением игры в песочнице. Вадим не сразу обратил внимание на тихую, чуть полноватую девочку, которая молча и не поднимая глаз меняла ему повязки. В первые две недели после операции лежал навзничь, на щите, с подложенным под чуть согнутые колени валике… Потом – в специальной гипсовой штуковине, повторяющей "нормальные физиологические изгибы позвоночника" (хорошо ещё, что его всего не загипсовали!). Четыре месяца. Настроение было чудовищным, боль – иногда просто невыносимой. Та же девочка колола обезболивающее, ставила капельницы – опять же, не поднимая глаз... Он не очень разбирался в тонкостях больничного распорядка, да и не тянуло особо, по правде сказать. Ему-то казалось, что жизнь уже закончилась. Вадим понятия не имел о том, что девочка буквально борется за то, чтобы и дальше приходить сюда, к нему, колоть эти уколы, менять повязки. В травматологическом отделении работали так же другие студентки медицинского училища и не одна эта "пышечка" положила глаз на "спортсмена из пятой палаты". Ей, можно сказать, повезло, потому что пятая палата была изначально "закреплена" именно за ней, и "Пышечка" имела полное право "помогать спортсмену". Тем не менее, ей приходилось сражаться за это право, за то, чтобы конкурентки не отобрали у неё пациента. А тот – не ценил. Точнее – вообще не замечал. А ещё точнее – был занят лишь собой, своими переживаниями. Блестящее спортивное будущее (которого все от него ждали) полетело к чертям, он неудержимо лишался мышц (вообще всех), и понятия не имел, сможет ли вообще ходить когда-нибудь… В присутствии "Пышечки" – молчал и смотрел в пространство перед собой…
     Через месяц недоброжелатели порвали ей белый халатик (любовно ушитый по фигуре – для неё это было важно, ведь не ходить же в том "маскхалате" пятьдесят второго размера, который выдала кастелянша!). Ну что делать, поревела и пришла, потому что работу процедурной медсестры никто не отменял. Пришлось работать, вдев руки не в рукава, а в лохматые от ниток дыры (кастелянша, как на зло, куда-то запропала!). Первым на такой казус отреагировал сосед Вадима по палате. "Ого, - сказал он весело, - у переробці побувала?" (только интуитивно можно было догадаться, что он хотел спросить: "В переделке побывала?") А Вадим взглянул, и… тоже не мог сдержать улыбки – вид у медсестры показался очень боевым и даже задорным. Сказала, что коллеги подшутили. Голосок детский и звонкий (остался таким по сей день)… Халатик, разумеется, тут же получила новый, полночи ушивала его. На следующий день пришла, мало того что в идеально подогнанном халатике – ресницы накрасила (сосед Вадима тут же и прокомментировал, едва она ушла: "Закохалася в тебе дівчина!"). С тех пор и началось. Едва завидев её, пациенты из пятой палаты интересовались, как поживают коллеги, расспрашивали о здоровье... Вот так и познакомились. Звали её Ира, и оказалась она ровесницей Вадима. Деловито советовала его маме, как лучше всего бороться с пролежнями, чем полностью завоевала родительское доверие… Четыре месяца разговоров (соседа скоро выписали и двухместная палата стала одноместной), которые очень быстро стали доверительными и личными. Вадим (теперь уже) ждал её прихода, несмотря на то, что его регулярно посещали одноклассники, и даже наведывалась девочка, с которой, вроде бы как, дружил (чопорная красотка, гордо принявшая на себя звание лучшей девочки школы и делавшая вид, что влюблена в Вадима)… Ира носила ему книжки из библиотеки, и иногда они вместе эти книжки читали. Вадим жутко волновался, когда она защищала диплом… А в начале пятого месяца (к тому времени Ира уже начала работать как полноценная процедурная медсестра отделения неврологии, бегала в "травматологическое" с макияжем и укладками, словно на свидания) ему наложили корсет, и начался этап учёбы хождения на костылях. Как это происходило, как тренировал атрофировавшиеся мышцы ног, как лечил кровавые мозоли от костылей на руках и подмышками, лучше не вспоминать... Но снова рядом оказалась Ира (несмотря на то, что из больницы его уже отправили на амбулаторное лечение) и это добавляло сил. Как ни странно, раздумывая о том времени, в своих воспоминаниях он всегда видел в первую очередь Иру, а не маму или отца, хотя родители так же много помогали. Особые тренажёры, упражнения, тренировки… Ещё через четыре месяца с него сняли корсет и констатировали, что "рентгенологически определился костный блок между сломанным и смежными позвонками", трансплантаты прижились… Вот тогда-то, впервые в жизни, Вадим полностью принял для себя этот факт: он - сын "шишки". Его действительно лечили по особой методике, лучшие специалисты – если бы не папа, то быть ему инвалидом! Повезло. А раз уж повезло, будь добр, работай над собой! Начал тренироваться по системе Валентина Дикуля и достиг неплохих результатов. Уже очень скоро забыл про костыли и не просто вернул себе прежнюю спортивную форму, он её улучшил. Осталась лишь лёгкая хромота на левую ногу... Но, к сожалению, вернуться в профессиональный спорт так и не удалось, по ряду причин… К тому времени успел полностью свыкнуться со своим уходом из спорта, так что невозможность продолжать тренировки воспринял уже как данность. Школу закончил с идеальным аттестатом (но без золотой медали), и всегда-всегда рядом теперь была Ира. Стали не разлей вода. Мама не на шутку волновалась "как бы чего не вышло" (она как раз нашла сыну невесту, симпатичную евреечку, и возлагала на неё большие надежды). Не зря волновалась. Вадим не мог бы сказать, что "влюбился до потери рассудка", но ни о ком, кроме Иры, он слышать не хотел.
     В первый раз у них всё вышло не то чтобы смешно… Не спонтанно, не торопливо, без холодного пота и девичьих страданий – Ира, как истинный медик, провела с ним инструктаж и руководила процессом сама (этим дополнительно покорила Вадима), зажмурившись и вцепившись ему в плечи! В конце концов, правда, расплакалась, но, как объяснила потом, лишь из-за того, что теперь она больше не девушка… Ну, а с тем, что Вадим стал мужчиной, его как-то никто не поздравил, пришлось утешать Иру… Кстати, немного обиделся… А в начале августа узнал, что скоро будет папой и… снова утешал Иру, на этот раз потому, что она боялась сообщать родителям. Сообщил им сам и "получил по шее" от будущего свёкра. Морально получил, не физически (потому что кто знает, чего можно ожидать от "Иркиного спортсмена"). В январе, когда обоим уже исполнилось по восемнадцать, расписались. Ира была на шестом месяце, они знали, что родится дочка и пребывали в состоянии абсолютного счастья...   

* * *
     Чтооо? Уже полдень? Не поверил глазам, когда случайно взглянул на электронные часы на тумбочке и приподнял голову, чтобы проверить. И правда, 12:17. Вот ни черта себе!
     -Маш, - позвал он. – Ты где?
     Ну, вообще-то, в том, что Маши нет рядом, когда открываешь глаза поутру, с июня худо-бедно свыкся. Позвав её, он тут же подумал: "Если в кухне, то точно не слышит. Если в интернете, то тем более не слышит". Вода в ванной не шумела, да и вообще - тишина. Хотелось как можно скорее её увидеть, поцеловать (и не просто поцеловать, а именно – в плечо, сзади, возле шеи, туда, где у неё родинка…). И это казалось сейчас самой важной вещью на свете. Остальное – малозначащие детали. Сказать, будто что-то из прошедшей ночи не укладывалось в голове, нельзя. Всё укладывалось без проблем. Они друг друга любили, и они были счастливы. До полной потери контроля. Слишком много секса? Ну да, три с половиной месяца воздержания бесследно не проходят, но… Это верно, что такой содержательной ночи у них не случалось, пожалуй, ещё ни разу, и впервые Маша перешагнула тот предел, который… Нет, он не станет об этом думать, потому что обязательно придётся проводить анализ её психического состояния, делать какие-то выводы… Лучше просто думать о том, как ему хочется её поцеловать.
     Встал, умылся, почистил зубы, завернул в гостиную, снял телефон с подзарядки и проверил, не было ли звонков и сообщений. Конечно были! У него же сегодня, чёрт возьми, днюха, а он коварно взял себе выходной! Куча SMS и MMS, одно голосовое сообщение, от кузины Кэтрин… С сотовым в руке спустился на первый этаж, попутно заглядывая во все двери и параллельно переключая в телефоне режимы (переключил с "Без звука" на самый громкий режим "На улице"). Маши нигде не нашёл. При этом – все её вещи на месте. Вадим вышел из кухни в комнату с камином, открыл дверцу шкафа, в котором обычно хранились документы. Да, вот они, оба паспорта, Машин и его, ещё - Данькино свидетельство о рождении американского образца… Глядя на аккуратный пульт сигнализации (он называл его "В Багдаде Взё Збагойно"), Вадим остановился посреди библиотеки, медленно постигая странную, не поддающуюся никакой логике, истину: Маша снова исчезла. Не поддавалась логике эта истина по нескольким причинам. Первая: почему и зачем может уйти девушка, которая ночь напролёт шептала о своей любви? Ты, мало того, что верил каждому её слову – ты доказал, что каждая буква из произнесённых ею признаний, имеет для тебя глубокий смысл и ты сделаешь всё возможное, а так же невозможное, чтобы она продолжала и дальше тебя любить. Вторая причина: куда можно уйти, находясь в городе, где по сути никого не знаешь, без документов и почти без денег?
     Должно быть, он стоял так, с сотовым в руке, довольно долго. Не зря стоял - в конце концов понял, что совсем не удивлён её исчезновению. Почему-то воспринималось произошедшее совершенно естественно, словно оно заранее обговорено… "Все тут сбрендили, не иначе!" – подумал Вадим и пожал плечами.

* * *
     В дверь позвонили. Странно, но он совершенно точно знал: за дверью не Маша, ведь в нём совершенно ничего не дрогнуло (чувак, ну а вдруг это всё-таки она?!).    
     На пороге стояла Барбара.
     -Тада-ам! – пропела гостья. – С днём рождения, Ди-ма, друг!
     И вручила тяжёлый свёрток.
     -Машинное масло! – объявила Барбара. – Так что в комнату не тащи, оставь в прихожей – как бы чего не заляпать. Ты говорил, что собираешься менять масло в своей тачке – вот я и расстаралась.
     -Спасибо, - сказал Вадим, приняв презент, и отступил в прихожую.
     -Охренеть, - проговорила Барбара, внедряясь в дом и моментально оглядев Вадима. – И в трендовых шмотках, и в хэбэшных штанах – сексуален в неразумных пределах! Как говорят – кумир мой, теперь добей меня танцем!
     Вадим только сейчас вышел из задумчивости, и сообразил, что на нём - одни только брюки от пижамы. В такую мелкую синюю полоску вдоль…
     -Это ты для меня так вырядился? - продолжила свою мысль Барбара, толкая дверь, чтоб та захлопнулась за ней.
     -Не обольщайся and don't take it to heart //и не принимай близко к сердцу//. Я просто задумался. Чем обязан визиту?
     -Тем, что я ехала мимо, с работы. Решила заглянуть…
     -…и вдохнуть чистого воздуха гетеросексуальности?
     -Ага, - просто согласилась Барбара. – Что, даже не предложишь пройти дальше прихожей?
     -Проходи, - бесцветно сказал Вадим, пропуская её в комнату с камином. – Тебя просили не высовываться. Зачем притащилась?
     -Поздравить тебя с днём рождения, аполлон ты наш небельведерский!
     -Ещё раз спасибо, - сквозь зубы поблагодарил Вадим.
     -А мне всегда нравилось, что ты не качок, – она ткнула пальцем ему в грудь, - я не говорила? Ненавижу качков. У тебя и без качалки "банки" ничего такие, а если б качался, то со своей "плавательной" грудной клеткой и высоким ростом, стал бы похож на шкаф, – Барбара вытянула шею и крикнула:
     -Маруня! Твой муж сегодня неотразим.
     -Вот стерва, - Вадим покачал головой. – Получи, фашист, гранату: Маши нет дома.
     -Нет? Странно. Я думала, что ты во всём её контролируешь.
     -Она исчезла самостоятельно.
     -Как это?
     -Как облако. Не уследил. Теперь вот стою посреди библиотеки и высчитываю причинно-следственную связь. Почему и куда она могла пойти. Nothing much //Ничего особенного//.
     -Поругались?
     -Ни боже мой.
     -Тогда что?
     -I wish I knew! //Хотел бы я знать!// Присоединяйся. Будем вычислять сообща.
     -А ты её проинформировал, что у тебя сегодня днюха?
     -Не помню. Кофе хочешь?
     -Не откажусь, - сказала Барбара удивлённо.
     -Тогда пошли, - сказал он, помогая ей снять безумно красивое (гордость Барбары) и не менее дорогое пальто.
     Повесив "безумное" пальто на плечики в прихожей, Вадим, без лишних слов, отправился в кухню.
     -Ты что, выпил с утра пораньше? – поразилась гостья, глядя ему в спину.
     -Believe it or not, but //Веришь или нет, но// я абсолютно трезв. Только что проснулся.
     -Значит, ты спятил, - она отправилась вслед за ним в кухню.
     -Согласен.
     -Ты ей позвонил? – говорила Барбара по пути. – Хотя бы что-то сделал?
     На все её вопросы Вадим отрицательно качал головой.
     -Ты дурак, да? – Барбара, села за кухонный стол и достала из кармана телефон.
     На этот раз Вадим кивнул и улыбнулся, наблюдая за её действиями. Он знал, каким будет результат. Она набрала номер… "Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети"… Что и требовалось доказать!
     -Но надо же что-то делать, куда-то звонить! Может быть, в ЦТЮ? Ей же некуда идти, она никого тут не знает! То есть, не помнит... Я поняла – она у твоих родителей! Звони им!
     -Relax. Я никуда звонить не буду. O'Key?
     -Дима…
     -Прекрати. Иначе выставлю за дверь. Как у тебя со временем сегодня?
     -Могу позволить себе выходной. А что ты можешь предложить?
     -Что я ещё могу предложить? Естественно, напиться.
     -Интересно, будешь ли ты мне предлагать напиться, когда я вернусь из Столицы в новом облике… - Барби возвела глаза к потолку.
     -Твой новый облик не изменит ровным счётом ничего.
     -Правда?
     -You can take it from me //Можешь мне поверить//, – убеждённо кивнул Вадим.
     -Выходит, мы действительно остепенились, Дим Ефимович? Ах, ну да, у нас же теперь ответственная должность…
     -До такой степени ответственная, что я теперь, как и ты, могу себе позволить пропустить пятницу and so on and so forth //и т.д. и т.п.//. Ну, так?
     -Ты точно спятил. Сам-то замечаешь, что некоторые фразы говоришь по-английски?
     -Серьёзно?... Нет, не замечаю.
     Это Машина идея - молоть кофе в кофемолке до порошкообразного состояния. Причём, пришла эта идея Маше теперешней. Её всегда сильно нервировал процесс варки кофе в турке, а никаких кофеварок и кофемашин она не признавала в принципе. Запаривала мелко помолотый кофе, как чай, накрывала сверху блюдцем, какой-нибудь крышечкой, и выдерживала так минуты три. Вадим, конечно, не был особо привередлив и его не интересовало мнение бариста на этот счёт (кстати, авторитетные бариста очень даже не против такого способа!), но результат действительно вполне годился к употреблению.
     -Ты что, перешёл на растворимый кофе? – удивилась Барбара, видя, как он кладёт ей в чашку две ложки кофе и заливает его кипятком.
     -Нет. Это Марусина идея. Она теперь – ещё тот рационализатор. Мелко перемалываем, а потом – завариваем прямо в чашке.
     -Хм, - хмыкнула Барбара и опять внимательно посмотрела на него.
     -Будешь что-нибудь? Есть вчерашний пирог по-болгарски, с луком пореем. Неожиданно вкусно…
     -Буду, - задумчиво сказала Барбара.
     Она поймала его за руку и потянула к стулу. Вадим подумал, сел.
     -Ты можешь мне сейчас внятно объяснить, что у вас произошло?
     -Не могу.
     -Вы расстались?
     -Даже если мы расстались, мне об этом ничего не известно.
     -Как это?
     -Барби... - сказал Вадим и помолчал. – Видишь ли, моя жена подарила мне ночь, точь-в-точь как в подборке немецкого порно. После этой ночи она сбежала, не оставив никаких ориентиров. Такое определение произошедшего тебя устроит?
     -Это всего лишь "определение" или всё так и было?
     -Всё так и было. In short.
     -А поподробней?
     -Простынь порвали, разбили цветок в ванной (наверное, он уже погиб, нужно проверить), и я всерьёз опасался, хватит ли меня на все её желания. Но, к счастью, она устала раньше и заснула. Впервые девушка отключилась первой! Тебе рассказать в деталях, как именно и где мы занимались любовью?
     Барбара отмахнулась от него, справедливо разобравшись, что в таком состоянии он, чего доброго, и впрямь начнёт рассказывать всё без утайки.
     -Нет уж, уволь, - сказала она. – Ничего не хочу слышать про овуляцию твоей жены. Я скоро бабой стану, вот тогда и будешь рассказывать. На сегодняшний день вы с Маруней – та самая сладкая парочка, с кем я, не раздумывая ни минуты, забралась бы в койку на неделю, никак не меньше. Если бы вы не были моими лучшими друзьями.
     -И если бы мы ещё согласились, - вставил Вадим назидательно. - It doesn't make sense //Это не имеет смысла//.
     -Да, конечно, - кивнула Барбара. – Потому – мой стояк во время твоего рассказа будет оскорбителен для Маруни в первую очередь, во вторую – для тебя, в-третьих, для ваших с ней чувств, и, в-четвёртых, для нашей общей дружбы.
     -Всегда был уверен, что из нас двоих мозга…б – это я, но ты меня перещеголяла сейчас, - усмехнулся Вадим.
     Барбара расхохоталась:
     -Обожаю, когда ты матюгаешься! Редко, но метко.
     Внезапно прощебетал Вадимов сотовый. Звук SMS выбрал Богдан. Ему очень уж нравилось, как поют в саду птицы. Так что Машин телефон мурлыкал, а Вадимов – щебетал…
     -И даже не заглянешь, что там? – поинтересовалась Барбара, покосившись в сторону звука.
     -It's all the same to me //Мне без разницы//.
     -Чего-чего? – Барбара, воля ваша, совсем не понимала английский!
     -А нужно туда заглядывать?
     -Ты что, сбрендил окончательно? – нахмурилась Барбара.
     -С утра идут сообщения. Поздравляют с ДР, - он начал перечислять, - с работы, из разных официальных контор, из ЦТЮ, обе "бывшие" по очереди, Лиза…
     Она взяла со стола телефон и протянула ему. Буквально сунула в нос.
     -Ненавижу твою мобилу. Когда приходит сообщение, она не включает экран, а только чирикает.
     -Щебечет, - поправил Вадим. – Звук называется "Twitters" – буквально "ЩебетАлки". Это для того, чтобы никто, вроде тебя, не любопытничал.
     -Читай давай, умник, - Барбара продолжала держать смартфон возле его носа.
     Но Вадим медлил. Телефон он взял, и даже снял с блокировки… а продолжать не спешил.
     -Я не поняла, ты что… боишься? – Барбара смотрела удивлённо. – Димка, ты знаешь, что пришло сообщение от Маши, и боишься его читать?
     Вадим опустил голову. Стало так тихо, что слышно, как в раму окна стучит ветка яблони. Даже не стучит, а шелестит по стеклу.
     -Ты так её любишь? – спросила Барбара очень тихо, почти прошептала.
     Вадим кивнул, не поднимая головы.
     -Это глупо? – спросил он. – Я поступаю, как юнец… Когда что-то всерьёз связано с ней – я превращаюсь в подростка-идиота...
     -Это – прекрасно, - проговорила, Барбара, дрогнувшим голосом. И почти крикнула:
     -Это же потрясающе, Лапин!
     Она потянулась через стол, широко разведя руки, с размаху обняла его и поцеловала в щёку. А потом всхлипнула и смахнула слезинку.
     -Прочитай ТЫ, пожалуйста, - попросил он, снова снимая телефон с блокировки (экран уже погас). – Сам я не знаю, когда решусь.
     Барбара взяла у него сотовый и, дёрнув носом, прочитала:
     -"Вадим! Я жива-здорова. Глупостей не натворила. Пожалуйста, не волнуйся за меня. Это – тайм аут. Прости. Я тебя люблю", - она снова дёрнула носом и отдала ему телефон. – Что намерен делать-то?
     -I must wait…
     -Чего-чего? – не поняла Барбара и рассердилась.      
     Вадим непонимающе посмотрел на неё.
     -Переведи, гад!
     -Прости. Я намерен ждать. У тебя есть другие предложения?
     -А найти её тебе не хочется?
     -Хочется. Но я буду ждать.
     -Вот уж не думала, что ты такой моногамный… Сто лет тебя знаю…
     -Выходит, за сто лет мне ни разу не встречалось такой девушки.
     -Всё ещё хочешь напиться?
     -Уже, пожалуй, нет.
     -Рада слышать. Но ты в порядке? Спасать тебя не нужно?
     -Take it easy //Успокойся//, нет.
     -Побыть с тобой?
     -Мне нужно немного поработать. Я вчера ничего толком не успел, а в понедельник срок…
     -Уже ухожу. Не забудь сходить в душ – ты чересчур сексуально выглядишь. Нужно смыть, - она показала "воздушные кавычки", - "ночной налёт", не то кто-нибудь неверно истолкует.
     -Непременно смою. Погоди, не уходи. Предложение попробовать болгарский пирог до сих пор в силе. Немного отметим мою днюху, а потом – вали.
     -Тебе скучно есть пирог в одиночестве?
     -Угадала.
     Наблюдая, как он ставит тот самый пирог (красивый такой пирожок – наверняка Маша стряпала, но уточнять не стала, чтоб не бередить) в микроволновку, Барбара поинтересовалась:
     -А где малыш и пёсик? У родителей?
     -Они гостят там с тех пор как Маша приехала. Генриха я периодически привожу, но Данька снова уводит его к родителям… Сегодня заберу обоих. Соскучился.

* * *
     Барбара оказалась права насчёт "смыть ночной налёт". Смыл – и через пару часов неожиданно нарисовались пятеро учеников из одиннадцатого, того самого класса, где Вадим значился классным руководителем вплоть до прошлого учебного года. Конечно, без Лизы опять не обошлось – повисла на шее под аплодисменты публики. С ребятами пришла и смущённая классная (краснела и бледнела, молоденькая учительница), зачем-то пытавшаяся объяснить своё присутствие тем, что её притащили насильно, почти под конвоем. С собой делегация принесла сделанный на заказ двухкилограммовый торт (с надписью "С днём рождения, Вадим Ефимович!"), прочитали стихи собственного сочинения, напились кофе, чаю, слопали торт и ушли. Лиза, впрочем, задержалась, чтобы сообщить: бабушка ждёт Вадима и Машу в шесть часов. Возражения не принимаются… Про Машу Лиза ничего не спросила. Должно быть, решила, что она в ЦТЮ…
     Родителям Вадим врать не стал. Позвонил и сказал, как есть (на этот раз контролировал собственную речь, старался говорить только на русском): Маша исчезла, а искать её он не собирается. Испортил праздник… Но мама всё равно позвала в гости. Пошёл. В конце концов, это не столько его праздник, сколько праздник для родителей. Только в детстве день рождения – самый лучший день в году, а дальше он превращается в совершенно лишнюю дату, но родителей это мало волнует…
     В гости к родителям пришли их друзья. Сначала жёны друзей весело беседовали с Данькой, смотрели его многочисленные рисунки и задавали вопросы. Богдан, конечно, обожал быть центром внимания и, на какое-то время, Вадим упустил его из поля зрения (немного пообщался с друзьями родителей). Вскоре расслышал, что вопросы, задаваемые Даньке, начали касаться Зойки. Разозлился. Тут же, в меру категорично, изолировал сына от атак любопытствующих дам, и часа через полтора вовсе забрал сына с Генрихом домой. А нечего им тут делать.

ГЛАВА 9
КОНЕЦ СВЕТА И НЕБЕСНЫЕ ФОНАРИКИ
     …Да, отменил заседание киноклуба (к которому так и не подготовился – в субботу ездили с Богданом в цирк, в воскресенье – в зоопарк). Да, отказал Вахидовой и её зачётным формам в аудиенции, сославшись на срочные дела. И да – послал к чёрту Барбару, которая через день пришла попрощаться перед поездкой в столицу, на операцию. Вместо этого, прямо с утра понедельника, по самую макушку зарылся в отчёты, ведомости и сметы. Нарочно поглубже, чтоб не скоро вынырнуть. Между делом поднатаскал Лизу перед очередной олимпиадой по английскому. Общался с дочерью добрых три недели – все вечера напролёт. Что ж, это тоже неплохо. Даже очень неплохо. Ира сидела на больничном – сын болел, муж – в плавании, так что с ней тоже пообщался. Принёс их любимый "Наполеон" – пили чай и вспоминали былое, смеялись. Лиза смотрела на них, задумчиво подперев голову. В конце концов, девочка выдала:
     -Я вас так люблю, родители… Вы у меня оба чокнутые (каждый по-своему), но… Мне других не нужно.
     Поцеловала обоих по очереди в щёку и ушла к себе в комнату, спать. Было уже довольно поздно. Ира уложила сына, а после - сидели в кухне, разговаривали. Вадим рассказал ей, как недавно на досуге ударился в воспоминания и припомнил начало их романа. Стали вспоминать вместе, повеселились от души… У обоих не осталось никаких обид друг на друга, это особенно приятно и позитивно. С позитивом, в последнее время, какая-то напряжёнка… Вадим упорно обходил всё, что касалось Маши, отмалчивался, если о ней спрашивали. Ира быстро разобралась и перестала задавать наводящие вопросы. It is not discussed…
     Ира всегда оставалась первым человеком, которому Вадим готов был раскрыть свои тайны и после его совершенно не мучили приступы стыда (вторым таким человеком являлся отец Алексий, но Ира всё же роднее). Она понимала, она выслушивала и поддерживала, махнув рукой на возможные проблемы с мужем или нехватку времени. Тут нужно сказать, что со стороны её мужа самым умным (и, главное, бескровным) вариантом было бы смириться. Но муж обижался и ревновал, понимая впрочем - ситуацию не изменить никогда и ни за что. Вадим испробовал множество способов доказать ему, что никто не собирается уводить у него жену. Ревнивец на короткое время успокаивался, но через месяц-два снова начинал лезть в бутылку. Ира, наблюдая за плохо завуалированными истериками мужа, вздыхала и повторяла: "Такой Капитан, такого Дальнего Плавания, и – Такой Дурачок!" Её муж и впрямь был бравым военным, с потрясающей выправкой, но… Ничего не поделаешь – Ире попался капитан дальнего плавания с несправедливо заниженной самооценкой. У его "соперника", как назло, тоже широкие плечи и прямая спина! А улыбка у "соперника" и вовсе такова, что аксельбанты понуро осыпаются, как цветочки осенью... Опять же, как сказала однажды Ира про своего нынешнего мужа: "Он женился на Воробышке, чтобы быть спокойным за свои тылы во время частых и долгих отлучек. Но того не предвидел, что Воробышек водит не совсем понятную дружбу с Хищником, которому ничего не стоит сжечь его тылы". Такая интерпретация Вадиму не нравилась (особенно не нравилось, что его сравнивают с хищником) и, в какой-то момент, он даже решил не появляться тут никогда больше, но… хватило его ненадолго. Более чем кто-либо он знал: Ира необходима ему, как друг, как советчик. Их многое связывало, и… наконец, она же его первая девушка, первая настоящая любовь, мама его дочери! Тот же самый взгляд был и у Иры на Вадима: первый мужчина, первая настоящая любовь, отец её дочери… Для обоих это - естественно и не обсуждаемо. Но Вадим и Ира всё же слишком разные. Ире нравится СПАСАТЬ, а для Вадима роль вечной жертвы откровенно в тягость. Когда закончились уже не раз описанные здесь "экстремальные денёчки", которые свели их, и пришла обычная семейная жизнь, гармония у них стала складываться только на супружеском ложе. Как выяснилось, о быт может разбиться всё, что угодно, даже самая красивая история любви. Вадим и Ира так и не смогли ужиться вместе, как не старались… А теперь вот, при редких и зачастую случайных встречах, они даже целуются иногда, в щёчку, и бывает – засиживаются допоздна в кухне (как, например, в ту ночь). И уже невозможно быть ближе – даже в пору совместной жизни они не были ближе, чем теперь…
     Множество раз Вадиму приходила в голову странная мысль, что если начнётся нечто вроде третьей мировой или апокалипсиса, он первым делом бросится к Ире и Лизе. С момента появления в его жизни Маши и Богдана, список слегка подкорректировался, но сути ничто не меняло: во всём мире для него существовали только четыре женщины – мама, Маша, Лиза и Ира. ВСЁ! А Лиза… Лиза подозревала своих родителей в чём-то. Утром, после той долгой "кухонной посиделки", Ира позвонила Вадиму и сообщила, что дочь устроила ей нешуточный допрос. "Знаешь, по-моему, она ревнует тебя ко мне, - сказала Ира, - и не важно, что я её мать – здесь главное, что я женщина, а твоя жена опять где-то далеко. Давай больше не давать никому повода?" Это глупо звучало и глупо выглядело, но пришлось согласиться – ведут они себя с Ирой не очень хорошо… Опять вспомнил Машу и опять расстроился так, что всё стало валиться из рук…
     Закончилось тем, что бросил работу, поехал домой и тупо лёг спать. Tired. Just tired.
    
* * *
      Так вот и прошло пять с лишним недель. В целом незаметно, но нудно и монотонно, с привычными приступами дежавю. Deja vu, Groundhog Day… Всё смешалось… Вадим ещё не забыл, как очумело, не помня себя, бросался в работу летом, только бы отвлечься. Повторения не хотелось. Свободного времени, к счастью, у него оставалось не так много. И всё это время он полностью посвятил людям, общение с которыми не слишком напрягало (а если говорить прямым текстом, он общался исключительно с теми, кто был симпатичен лично ему). Безжалостно отсеивал и отодвигал "на потом" всевозможных "лиц, облачённых властью", начиная городской администрацией и заканчивая паспортным столом (закончился загранпаспорт). Постарался задвинуть подальше большинство дел, которые не требовали немедленного разрешения. В итоге – заседание киноклуба всё-таки провёл, с Вахидовой (раз пять) поговорил по телефону, ответил на её вопросы о проведении Валентинова дня. А ещё – позвонил Барбаре в Москву, попросил прощения за своё поведение и спросил, как дела. Барбара ответила: "Пока не родила". Что сие означает – выяснять не стал... Вечерами возил сына на занятия по плаванию и иногда устраивал Даньке в бассейне что-то вроде "всамделищных" тренировок. Демонстрировал (на личном примере) разные стили плавания. Мальчик пребывал в восторге, а Вадим – просто рад тому, что кому-то он необходим, кто-то его ждёт…
     Маша не давала о себе знать, в ЦТЮ не появлялась. Станиславский объявил, что "директор ЦТЮ пребывает в панике". Костя никак не мог взять в толк, почему так спокоен Вадим и почему не объявляет глобальный розыск (а кто-то сказал, что Вадим спокоен?). Заглянув как-то раз в Центр, Вадим не смог выдержать причитаний Кости ("Блин, да мы же… да она же… единственная! Она кидает нас уже вторично! Та-ак ждём её, та-ак надеемся…" – нашёл кому говорить, придурок!), попрощался и ушёл. Очень вежливо и быстро попрощался, потому что хотелось расквасить нос этой истеричке. Чем причитать, спросил бы – а ему-то, Вадиму, как живётся и что чувствуется?... Ну, в общем, ушёл от греха подальше. Повидался с Жанной Семёновной (у неё юбилей). Бывшая директриса сидела у себя дома, напялив едва ли не кружевной чепец и, сдвинув на кончик носа очки, вязала варежки для внуков. Не отпустила Вадима до тех пор, пока не напоила чаем с земляничным вареньем. Напоследок сказала: "Хорошо выглядишь!", судя по всему, она имела в виду галстук, который сегодня (и теперь всегда) был у него на шее, а не в кармане… Снова заходил в церковь. И даже причастился. Не то чтобы от нечего делать… В любом случае хуже не будет. Был там и с Богданом. Малыш смотрел во все глаза, тихонько трогал пальчиком всё, до чего мог дотянуться, попросил купить ему свечки, а потом, на протяжении нескольких дней, был непривычно тихим (мама ворчала: весь свой стол заляпал жёлтым воском!). Что-то обдумывал, не иначе. "Пускай, – подумал Вадим, - захочет спросить – отвечу. Не смогу ответить – пойдём к Отцу Алексию"…
     Ну и конечно – бесконечные диалоги с мамой о Маше. Он всё неправильно делает, строит из себя "сверхчеловека", совсем "забил интеллектом" несчастную девушку и превратил её в домохозяйку! А она же художница, ей нужен понимающий муж, но он понимает только себя и даже не попытался вникнуть в её состояние (это Вадим-то не попытался?). Ну, естественно, повздорили. Причём хорошо так повздорили. Мама не разговаривала с ним неделю, пока не вмешался папа и не доказал маме, что виноватых нет. Ко всему, папа предложил "обратиться в органы". Вадим отказался. Ну, глупо же выглядит всё это: жена ушла, а ты её в розыск! Жёлтая городская пресса напишет, чего доброго (под рубрикой "Анекдоты"): "Сын нашего мэра не смог со своей бабой совладать". Ну… не смог. Зачем делать это достоянием гласности? Однозначно – никаких "органов" привлекать не станем. На сим родители сдались и больше не встревали. Так, только общие разговоры… Возил Богдана в аквапарк… Ни разу не напился, чем очень гордился. Фёдор несколько раз акцентировал внимание на его успехах в джиу-джицу. Получалось! На любительском уровне конечно, но, судя по всему, заскорузлым кабинетным работником Вадима не назовёшь. И спина стала меньше болеть! Осень, обострение хронических болячек…
     Но вот, наконец, пришла спасительная зима. Зима в этих широтах мало чем отличается от поздней осени, но против фактов не попрёшь. Зима, понимаешь, она и есть зима! Декабрь. Листья с деревьев облетели, трава пожухла, окончательно облетели листья с дикого винограда… День борьбы со СПИДом в тридцатой школе отметили вполне грамотной (в театральном смысле) инсценировкой. В школе появилась компания молодёжи, которая начала вылезать на сцену, читать стихи, рисовать плакаты… Как бы сказали в прежние времена – агитбригада. Только эти всё делали исключительно по собственному желанию, а не по команде свыше. Вадим поинтересовался у них, почему только теперь начали, почему не раньше (добрая половина ребят училась в том самом одиннадцатом, где он был когда-то классным) – ведь им есть что сказать и они умеют "донести" своё слово. Активисты (те самые ребята, что приходили в гости с тортом) ответили: "А теперь, Вадим Ефимович, нас есть кому поддержать. До вас все только ДЕЛАЛИ ВИД, а вы –  действительно нас слушаете". В другое время, наверное, лопнул бы от гордости. Теперь – лишь улыбнулся и попросил подыскать преемников…

* * *
     Маша… А что Маша? Вопрос: кому захочется слушать бесконечное нытьё? Ответ: никому. Вот и она примерно так же думала. Сразу же решила: больше не жаловаться Евгении на судьбу и собственную глупость. Но, тем не менее, очень хотелось… А как-то раз сидели, отмечали кстати подвернувшийся день рождения Эммы (год и семь месяцев!), пили какую-то сладкую настойку… Вот и разговорилась снова. Не всё выболтала, но… почти всё. Говорила и про проблемы с мужчинами, и (опять) про невозможность иметь детей… Правда, насчёт мужчин Евгения сразу не поверила и подняла её на смех ("Не смеши меня! Не ври про проблемы! Не с мужчинами у тебя проблемы, а, извини меня, с головой!"), а вот насчёт детей она ей искренне сочувствовала. Евгения самостоятельно (ещё в первый день) сделала вывод о том, что у Маши какая-то врождённая аномалия, о которой она не хочет распространяться ("И правильно делаешь").
     -Нужно за всё платить, - риторически заметила Евгения, вздохнув, - посмотри на себя – таких только в кино снимать, портреты тиражировать! Я когда впервые тебя увидела, подумала, что Барби притащила на свой ДР какую-то фотомодель!"
     Маша, слушая её, ещё сильней погрустнела.
     -Какие дети? Я тебя умоляю! С такой фигурой дети? – продолжала Евгения.
     Потом она, правда, просила прощения за свои слова, но Маша не обиделась. Всё верно. НЕчего на зеркало пенять… Хотя, пожалуй, точно сказал кто-то из современников: "Иногда Бог как-то странно распределяет обязанности между людьми в жизни…" Вот, например, зачем ей эта всех до упора доставшая ВНЕШНОСТЬ? Мир украшать? Ей бы попроще чего-нибудь ("смыть макияж" и превратиться в серую мышку!)… Долго ещё сидели и много говорили, спорили. Маша почему-то верила в искренность своей новой подруги. Все те сожаления, которые та высказывала, не выглядели вымученными и не вызывали отторжения (Маша "сканировала" и не находила фальши, к тому же – хотела, очень хотела ей верить!). Так или иначе, но Маша, наконец, расслабилась окончательно... Вскользь, к слову, упомянула о том, что она по прямой специальности – визажист. Евгения тут же ухватилась за этот факт и пообещала, что обязательно куда-нибудь пристроит "беженку" (туда, где не потребуется аусвайс).
     Евгения часто работала на свадьбах, вот и замолвила словечко (буквально на следующий же день). После того как Маша "сделала лицо" одной из невест – на неё начали занимать очередь. Говорили, что чудеса творит. Возможно. Маша просто делала своё дело, не халтурила. Макияж у неё занимал около часа (а то и больше), но никого это не тяготило. Главное тут – правильно рассчитать время, чтоб невеста никуда не опоздала…
     Вечерами Евгения, чаще всего, пропадала в клубах. Няня уводила Эмму гулять, а Маша – сидела дома. Сидела она там, большей частью, из-за боязни столкнуться где-нибудь с Вадимом. Всё ещё плохо ориентировалась в городе и для того чтобы сообразить, как далеко находится дом Евгении от дома Вадима (сколько процентов вероятности для случайной встречи) ей не хватало топографической информации. Думала примерно так: "Ну, встретимся, что я ему скажу? "Прости"? За что? За обман? Какой обман? Кто кого обманул? Да, вроде бы, никто никого и не обманывал…" Самой себе боялась признаться в том, что, судя по всему, она - настоящая психопатка и пора бы уже лечиться от навязчивых идей. Ей же нравилось играть в "плохую девочку" той ночью! Нравилась иллюзия насилия, которую она по-мазохистски смоделировала и сама же заставила Вадима следовать сценарию… Вот за это, наверное, и хотелось попросить у него прощения, хотя он, конечно, тогда ничегошеньки не понял. Правда, вероятнее всего, теперь-то уже разобрался, что к чему и даже знает, отчего амнезичка-жена сбежала. Она не от него, а от себя сбежала. От того, чтобы не натворить ещё худших дел и не упасть ниже, чем упала. Не хотела быть ТАКОЙ, не умела быть такой… Бедный, бедный Вадим! Сколько всего на него свалилось с Машиным появлением!
     …Родителям пришлось сказать, что с Вадимом у неё небольшой разлад, и она временно переместилась к подруге. Просила не терзать расспросами Вадима. Родители, конечно, расстроились, но пообещали… А время шло, шло, шло… Зима началась, с новой силой подул норд-ост… Евгения поделилась красивой тёплой курткой и стильным шарфом крупной вязки. Маша была очень благодарна ей за всё и понимала – нашла первую в жизни близкую подругу (первую? а как же загадочная Барбара?), с которой можно шептаться, секретничать, которая понимает и сочувствует (несмотря на – чего уж там – лёгкую зависть)… У Маши никогда не было такой подруги (никогда?)…
     Старалась не смотреть на календарь и не высчитывать, сколько прошло времени с момента побега. Без того знала – много. Ка-та-стро-фи-чес-ки много. И ещё знала, что бесконечно прятаться не сможет. Ну, просто не выдержит слишком долгой разлуки! Она уже сейчас невыносимо скучала и каждый день начинала с того, что едва открыв глаза, твердила как молитву: ну ещё чуть-чуть, ну ещё… Уговаривала себя потерпеть, хотя понятия не имела, к чему это всё – вот прямо сейчас сорвалась бы и побежала. Босиком, позабыв про красивый шарф и тёплую куртку! По ночам… нет, не ревела – думала, вспоминала, терпела неминуемые приступы головной боли. Безрезультатно. Только лишь какие-то обрывки, как сполохи или отсветы. Обычно заканчивалось тем, что вставала, глотала таблетку от головной боли, и только после такой церемонии, совсем измученная, засыпала. А бывало и такое, что несколько раз среди ночи хватала телефон с целью немедленно набрать номер Вадима, но… Просто тупо смотрела на цифры в телефонной книге. Пальцы отказывались нажимать кнопки. В тайне надеялась, что когда-нибудь он позвонит сам, и уже не будет выхода или аргументов… А он не звонил.

* * *
     Вот и пришёл тот самый день, 21 декабря… Разумеется, ни в какой конец света Вадим не верил. Он привык рассуждать логически и к тому, что выливается из таблоидов, относился с изрядной долей иронии. А уж если на "злободневную" тему Голливуд состряпал фильмец с хорошим актёром в главной роли, то, стало быть, тема и выеденного яйца не стоит. Он ненавидел фильмы-катастрофы и смотрел их (если вообще смотрел), исключительно по обязанности. Дети хотели обсудить – и они получали такое обсуждение, после которого ни у кого из них не оставалось ни одного предубеждения. Вадим не без удовольствия видел, что с каждым фильмом-катастрофой у участников киноклуба всё меньше энтузиазма для просмотра очередной шняги…
     Но на этот раз "тема" 21-го декабря была немного… как бы сказать… немного более продвинутая что ли. Индейцам наш народ доверяет ещё со времён незабвенного Гойко Митича. Они не могли просчитаться – эти брутальные безбородые вожди с косами! Никого не интересует, почему, на самом деле, закончен их календарь – все мыслят современно и однотипно, словно в головы внедрена система "Windows" или того интересней - "Android". Программа закончена, всё, народ, хана вам 21.12.12, разбредайтесь. Но времена майя были другие. Мозги у людей по-другому работали - вот тут-то собака и порылась. Никто из майя не предполагал, какую панику вызовет через хренадцать столетий банальное завершение красивой картинки на камне (ребята, этот календарь был составлен жрецами-астрологами с целью не ошибиться в дате посева кукурузы!). Ну и, чёрт побери, ведь нужно ж людЯм в наше время хоть во что-то верить! Вот и поверили в конец света. Мало того, что апокалипсис занимает людские умы с незапамятных времён - все радостно ждут его, все уверены: именно их поколению предстоит испытать то, о чём пророчествует Святое Писание. Народ покупает дома в ж…пе мира, берёт кредиты и едет "отрываться на юга", совсем не думая о том, что дом в захолустье так навсегда и останется домом в захолустье, а с кредиторами придётся расплачиваться (call-центры и всё в таком духе)… На страхе перед апокалипсисом всегда делались приличные бабки. Если бы о нём не написала Библия, его придумали бы бизнесмены в содружестве с журналюгами. Никого не волновало и не волнует, что дату Страшного суда (как утверждает церковь) не знает никто, ни на Земле, ни на Небе. Даже Бог-Сын и тот как-то не в курсе. Её знает только Бог-Отец. Но Он никому из нас не скажет – это чревато!...
    
* * *
     Весь день в школе прошёл под знаменем Апокалипсиса. Секретарша нервничала и сказала шефу по-секрету ("Только не смейся надо мной!"), что под столом у неё стоит сумка "с самым необходимым". Сначала "час икс" назначили на 10 утра по Москве, потом – на 14 с чем-то… Дети были необычно тихими и загадочными… Даже Лиза, вопреки своим принципам (никогда просто так не приходила к папе в кабинет! никогда и ни за что, хоть убейте!), забежала к Вадиму во время короткой перемены в первой паре, обняла и поцеловала в щёку, несмотря на то, что он в это время говорил по телефону с "Большими, страшными дядьками". И всё это молча, без комментариев. Вадим подумал: "Вот так бы каждый день!" Отучившись, она уже больше не пришла (а Вадим надеялся, что зайдёт, ведь день-то ещё не закончен), и секретарша, уходя с работы, заглянула в дверь, буднично сказала "до свидания, Вадим Ефимович". Словом, народ разочарован.

* * *
     Сегодня не нужно везти Богдана на тренировку, да и себя-любимого всё-таки не стоит ежедневно тянуть, разминать, физкультурить и плавать пару-тройку километров в бассейне. Вадим собирался пойти домой и завалиться на боковую… Хорошо, что пятница. За два часа успел до конца разобраться с делами, так что в понедельник можно поспать подольше (такой роскоши он себе, в последнее время, не позволял)… Домой пошёл пешком. С тех пор как стал "кабинетным работником", старался чаще ходить пешком – если только не предстояло срочных дел. По возможности - дышал воздухом, а не кондиционером, обгоняя "мущин с сигаретами"… Женщин не обгонял никогда (разве что те слишком медленно двигались). Шёл на почтительном расстоянии и размышлял на тему того, что день ото дня женщины становятся всё привлекательнее, вне зависимости от их возраста и фигуры. Знал почему, но старался не углубляться… Кстати, любопытное открытие сделал: гораздо приятней идти за "толстушкой", чем за "моделью"… М-да, вот так, наверное, из простых, но одиноких мужиков, получаются простые сексуальные маньяки…
     На улице было не то чтобы холодно (правда, в момент когда вышел из школы, показалось что на дворе почти мороз), но сыро и ветренно. Несмотря на гнилую погоду, народ явно не отсиживался по домам. Ещё бы – в России любят праздники, а если уж кто-то, по щедрости душевной, подарит нам ещё один (пусть даже под названием "конец света"), дату примут с распростёртыми объятиями и станут самозабвенно отмечать. Вадим поднял воротник и порадовался, что нигде не забыл перчатки – очень они кстати. На небо, там, где не было облаков, уже высыпали звёзды. Дети изо всех сил старались "гулять по-зимнему" – деловито рылись лопатками в скудном снегу, собранному бог весть где (снег больше походил на пшённую крупу), кидались в мам крошечными снежками… Он отвлёкся от разглядывания неба и засмотрелся на ребятню, когда кто-то из них вдруг воскликнул: "Смотрите, звёзды к нам летят!" И действительно – над кронами деревьев, над крышами домов, медленно плыли звёзды. В первый момент никто ничего не понял – разумеется, мамы сразу заахали и заохали, а дети – веселились: "НЛО! К нам летят НЛО!" Звёзды множились и постепенно заполнили собой почти половину неба. Шлейф из мерцающих огоньков беззвучно, торжественно плыл, и их были сотни! Красивое и странное зрелище, вполне себе даже апокалипсическое. Через пару десятков метров навстречу попались две громко разговаривающие личности, одна из которых вдруг замерла, задрав голову, и изрекла:
     -Смотри, Коляаан! Ну всё, пи…де-ец! Хорошо, что мы вторую бутылку взяли!
     Вадим едва не расхохотался. Благо с "личностями" уже разминулся, и таки не расхохотался, а то, не ровен час, его хохот расценили бы как очередное мефистофельски-зловещее предзнаменование (тем более одет был в чёрное пальто, и воротник поднят)... Как раз в тот самый момент он вспомнил, что вчера Лиза приглашала посетить "флэш-моб" по случаю конца света. Организаторы – те самые активисты из "Агитбригады". Предполагалась культурная программа в виде вкусняшек и чая на открытом воздухе, а самое главное – массовый запуск всеми желающими китайских "Небесных фонариков". "Приходи, будем желания загадывать!" – сказала Лиза. Даже вспомнил, где назначена акция – возле ЦТЮ! Это совсем рядом…
     -Пап, привет! – растрёпанная Лиза с разбегу обняла его. – Ты пришёл! Тоже поверил в апокалипсис?
     -Я мимо шёл, - сказал Вадим (и подумал: "Оправдываюсь, не иначе"). – Увидел огоньки и вспомнил про ваш флэш-моб.
     Неподалёку стояли девчонки из одиннадцатого, смеялись, болтали, махали руками, кричали: "Добрый вечер, Вадим Ефимович!"
     -Вон он, мой фонарик! Вон тот! – Лиза поднялась на цыпочки и показала, подхватив Вадима под руку и притянув к себе.
     -Добрый вечер, Вадим Ефимович!
     -Добрый вечер, - откликнулся он, не очень разглядев, и снова обратился к Лизе:
     -Что загадала?
     -Секрет! Хочешь тоже желание загадать? Пап, пошли, -  она схватила его за руку и потянула. – Ну пошли, ну, пап! Тебе же есть что загадать! Я подержу твой ноут…
     Отстояли небольшую очередь и завладели неким, довольно внушительных размеров мешочком синего цвета, из плотного материала (Лиза уверяла, что это – не что иное как рисовая бумага, пропитанная каким-то негорючим веществом).
     Рассмотрев нехитрую конструкцию вблизи, Вадим быстро разобрался, что всё работает по принципу монгольфьера. В который раз подумал, что китайцы, нужно отдать им должное, на всю катушку извлекают выгоду из технического прогресса, причём делают это практически "пещерными" методами. Ну, а дальше, под руководством дочери, у которой в руке была инструкция, он развернул свой фонарик.
     Лиза читала инструкцию, поминутно внося свои коррективы и критикуя незатейливый стиль:
     -"Держа обруч на основании фонарика обеими  руками..." правильней было бы сказать "обруч, находящийся на основании фонарика". "…повернитесь вокруг своей оси, чтобы фонарик полностью расправился". Молодец, папа! – весело сказала Лиза, глядя, как "мешочек в руках у Вадима наполняется воздухом. "Прикрепите горелку к проволочному каркасу…"
     Вадим сверился с рисунком в инструкции, закрепил белый квадратик горелки (судя по всему, какой-то горючий полимер) прилагавшейся проволочкой. У него в кармане пальто даже завалялась старая зажигалка, так что не пришлось бежать по соседям, выпрашивать у них огонёк. Пока Вадим, присев на корточки, разжигал горелку, Лиза стояла рядом и одной рукой придерживала синий, бумажный купол. В другой руке у неё была сумка с ноутбуком. После того, как "пламя равномерно распространилось по всей горелке", требовалось опустить фонарик (на 5 сантиметров от земли), чтобы он наполнился горячим воздухом и подержать так пару минут, а потом, когда светящийся китайский "монгольфьер" начнёт взлетать, поднять его на вытянутых руках и… отпустить с миром. Так, сообща, они и запустили ещё один фонарик, к огромной Лизиной радости. Если бы она не держала Вадимову сумку с ноутбуком, то обязательно скакала бы и вопила от восторга, как маленькая. А так - только попискивала, слегка приседая (чувствовала ответственность за сохранность девайса). Когда фонарик взлетел, Вадим подумал, глядя на него: "Хочу тебя увидеть. Больше ничего". Действительно - поддался всеобщему помешательству!
     -Загадал? Ты загадал? – Лиза отдала ему сумку.
     Он кивнул. И Лиза захлопала в ладоши, запрыгала. Вадим всё ещё мог различить свой фонарик, он посмотрел на него со странным чувством. Словно бы действительно прощался с чем-то, отпускал от себя прошлое, как огонёк в бумажном абажуре. Вот теперь, а не когда-то. В эту странную дату, двадцать первого декабря двенадцатого года…

* * *
     Эскадрилья из загадочных огоньков плыла по небу. Даже не эскадрилья – целый воздушный флот! Маша смотрела какой-то фильм на видео, но отвлеклась от него этим красивым, необычным зрелищем. Евгения ушла работать на всю ночь, потому что многие хотели отметить праздник под названием "Апокалипсис" и очень нуждались в музыкальном оформлении этого праздника. Маша только недавно вернулась, она делала макияж стриптизёршам и стриптизёрам (!), которые в празднике участвовали.
     -Сегодня в семь, возле Дворца Пионеров, будут запускать китайские фонарики, - сказала Евгения, когда Маша собралась уходить после окончания работ со стриптизёрами. – Говорят, можно заветные желания загадывать… Сходи, загадай. Я знаю, у тебя есть заветное желание…
     Маша только грустно улыбнулась в ответ. Да, наверно, очень современно быть "здравомыслящим человеком", который всему на свете может дать рациональное объяснение. А вот поверить в то, что какие-то огонёчки могут исполнять заветные желания, может наверное только человек с открытой детской душой, напрочь лишённый снобизма – несовременный, способный отвернуться от жизненной прозы, ожидающий чудес с неба… Она живо представила себя в компании весёлых идиотов, которые запускают китайские фонарики, и поняла, что очень хотела бы к ним присоединиться. Не осуществимо это волшебство лишь по одной причине – трусость. Неужели, встретившись немедленно пустилась бы наутёк? Вот дура! Ведь догонит. И теперь уже не отпустит, как бы там ни было и сколько бы синдромов заложника между ними не стояло…
     Когда Маша направилсь домой, было ещё слишком рано ийти к ЦТЮ (отговорки, шитые самыми белыми нитками в мире!). Она даже непроизвольно убыстряла шаг, чтобы ни в коем случае не задержаться и не попасть "в гущу событий" возле Дворца пионеров. А дома – включила фильм (сунула в дисковод первый же попавшийся DVD), и никуда уходить уже не захотелось (точнее – внушила себе, что ей не хочется никуда). Оказалось, что поставила в проигрыватель "Звонок-2". В сюжет не вникала. К тому же, никогда прежде этот фильм не видела (смотрела когда-то японский, 1998-го года), а потому совершенно не поняла, чего это она сейчас смотрит. Толком не разглядела ни одного персонажа (и хорошо, что не разглядела, ведь присутствие в кадре того самого Саймона Бейкера наверняка подействовало бы угнетающе – именно сегодня, именно с такими, как у неё, мыслями в голове!). Поминутно поглядывала в окно, на звёздное небо с огромными южными звёздами (определила стороны горизонта и вычислила, что ЦТЮ находится в нескольких кварталах отсюда, на юге, а значит, фонарики в небе вполне можно будет разглядеть из окна). Когда же из-за крыш выплыли первые огонёчки, Маша вскочила и подбежала к окну. Фонарики всплывали ручейком, который очень скоро превратился в сверкающую реку, стройно и дружно плыли, а после терялись над крышей её нынешнего жилища... Няня с Эммой тоже где-то гуляли, должно быть, сегодня весь город запускает фонарики и загадывает желания!... Маша подумала о Вадиме. Где он сейчас? С кем? Быть может, тоже смотрит на тихие огоньки в небе? Навернулись слёзы… Наверное больше всего на свете ей хотелось бы быть сейчас с ним рядом...
     -Я тебя люблю, - шепнула Маша, глядя на огоньки, и вытерла слёзы.
     Она с самой первой минуты своего побега понимала, что вернуться к нему и жить с вечным осознанием того, что ты НЕ ТА, для неё невозможно. Не вынесет, с ума сойдёт… Как же глупо с её стороны было ждать каких-то мифических прозрений, обманывая себя делать вид, что в любой момент можно пойти, позвонить в дверь и попроситься обратно… Бог не даёт испытаний не по силам. Стало быть, что? Живём дальше, ждём, надеемся и не порем горячку? Маша снова вытерла слёзы. Майя (да не майя же, всего-навсего журналисты!) предсказывали начало Новой эры. Вот и будем ждать нового, удивительного, радостного. Скоро Новый год, Рождество… Евгения обязательно будет работать в праздники, и Маша с ней напросится. Да, обязательно! Как хорошо всё-таки, что она в тот день встретила именно Евгению, а не кого-то… Могла бы, между прочим, влипнуть в историю…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 1
НОВАЯ ЭРА, НОВЫЙ ОТСЧЁТ
      Маше приснились какие-то цифры. Странные. "21.12.12" – что это? Они странные, да, но они уже снились ей однажды… Когда? Постой-ка, а ведь эти цифры – сегодняшняя дата. Дата апокалипсиса, якобы предсказанного индейцами Майя! Маша села на постели. Тихо и темно, за окном светит фонарь. Няня с Эммой угомонились примерно в девять. Точнее – девочка угомонилась, а няня какое-то время смотрела телевизор в гостиной (неужели поставила тот же самый ужастик? – диск лежал на телевизоре - забыла убрать на место). Если кто-то смотрит телевизор, Маша всегда это знала – через матовое, непрозрачное стекло её двери видно небольшие отсветы... Она отложила книгу в полночь (читала Маяковского - два толстеньких тома в красном переплёте – случайно наткнулась на книжной полке у Евгении, и удивлённо, зачиталась), тоже легла спать… Теперь, должно быть, и няня спит (на диванчике в детской)… Там же, в детской, но на кровати, спала Евгения, когда ночевала дома и у няни был выходной…
     Цифры… Цифры… Что же это за цифры? Они… были написаны… на номере двери, которая захлопнулась в её сне – после операции на почке. Вспоминаем, вспоминаем. Только не торопись. Вдруг это – ключ? Так. Проснувшись после наркоза, Маша помнила детство, юность, помнила три кошмарных года с извращенцем,  лестницу, по которой её, с пробитым черепом, несли на носилках и дождевые капли, которые падали на лицо, а вокруг виднелись осенние уральские клёны… Потом… потом - больница, долгая реабилитация, беседы со следователями и врачами, безуспешные попытки начать новую жизнь и, в конце концов, побег. Побег далеко, в неизвестность. Очередные тяжёлые времена, которые обернулись неожиданным счастьем…
     -Димка! – вскрикнула Маша и зажала себе рот рукой.
     Ей показалось, что она сейчас задохнётся – от эмоций. Будто прыгнула в холодную воду, нырнула и дыхание у тебя перехватило от неожиданности, но ты барахтаешься, выплываешь, начинаешь понемногу дышать… Она закашлялась, понимая, что её вот-вот стошнит и, насколько могла тише, по-прежнему зажав себе рот, босиком, в одних трусиках, побежала в туалет. Еле успела… Спазм был такой сильный, что свело живот… Санузел тут совмещённый. Никогда ей такое не нравилось, но вот только сейчас поняла как это удобно (в квартире у Вадима тоже совмещённый санузел)… Маша умылась холодной водой, присела на краешек ванны, чтобы чуть собраться с мыслями. Потом – быстро почистила зубы, почти бегом бросилась к шкафчику с одеждой ("Главное – не перепутать в темноте, Женькино справа, моё слева"). Одежды у неё совсем мало… Джинсы, свитер… Нащупала косметичку на столике, запустила руку, вытащила колечко. Оно весело блеснуло в отсвете фонаря, будто поприветствовало. Улыбнулась ему (как же правильно поступила, переложив его, неделю назад, в косметичку!), надела на безымянный палец, схватила сумку, мобильный, кое-как, не включая свет, обулась в прихожей, накинула куртку и тихо защёлкнула за собой входную дверь…

* * *    
     Такси отъехало. Накрапывал холодный дождь. В доме темно. Только сейчас, стоя на мокром асфальте, который холодно отражал уличные фонари, и глядя на тёмные окна, Маша окончательно пришла в себя. А придя туда, она поняла, что на дворе-то, между прочим, ночь, все спят и... А вдруг? Вдруг он сейчас не дома и вдруг не один?... Ведь был же в его жизни таинственный "тёмный период". Что если он настолько отчаялся, что направился по проторенному когда-то пути? Что, если он... сломался? Он же всё-таки обычный человек, не супермен. Сколько ж можно издеваться над ним, испытывать на прочность? Полгода в разлуке, полгода неизвестности… Чем он жил? Как ему удавалось избегать нервных срывов? Как он не сошёл с ума в одиночестве? Она принимала его самоотверженную преданность как нечто само собой разумеющееся и ни разу не поинтересовалась – он-то как? Что чувствует? Трудно ли ему? Конечно, конечно трудно! Но… Но он же никому и ничего не должен, потому-то вполне может находиться сейчас где угодно и с кем угодно! Ей вдруг стало так... горько... Она почти поверила в то, что он сдался… Что ж, позвоним и пожелаем счастья… Маша гневно отринула назойливые мысли. Чтобы не усугублять, неслушающимися пальцами нащупала телефон в сумке и набрала номер Вадима, стоя там же, возле калитки. Три часа ночи. Наплевать. Она надеялась, что он всё же ждёт её звонка. Если ждёт, то не просто отключил звук, как обычно делал ночью, а поставил смартфон на вибрацию и держит его поблизости. Самонадеянно с её стороны! Но терять уже совсем нечего – ещё несколько мгновений, и ты всё узнаешь… Холодные капли висели на чёлке, подрагивая в свете фонарей. Маша дунула на капли снизу и немедленно об этом пожалела – капли разлетелись, вода попала в глаза… Она не поняла что это – вода или слёзы потекли? Пока в трубке шли гудки, Маша по-настоящему страдала. Все её надежды на то, что он по-прежнему ждёт, как верный пёс, сейчас казались смешными, крошечными, глупыми, неуместными, нереальными и… таяли с каждым гудком. Захотелось в голос зареветь! Так захотелось...
     -Где ты? – немного сонно спросил он, едва взяв трубку.
     -Я здесь, - сказала Маша и, открыв калитку, побежала к дому, сквозь внезапно припустивший с неба холодный дождь. - Возле твоей двери.
     -Стой там. Никуда не уходи. Маша, ни шагу, слышишь?
     -Да. Ни шагу. Я слышу.

* * *
     Она стояла возле крыльца, в свете диодного фонаря, и едва не подскочила, когда Вадим подошёл к ней справа и позвал. На нём был серый костюм, белая рубашка. В руке – (чёрно-бирюзовый) сотовый. С волос тоже капала вода, капли висели на (по-докторХаусски) небритом подбородке и хотелось их смахнуть…
     -Димка, ты прости меня, - взволнованно выпалила Маша, прерывающимся голосом. - Я такая дура... Ну как я могла всё забыть? Прости, пожалуйста!
     -Где ты была? Ещё немного - и я дошёл бы до кондиции: тебя начали бы разыскивать милицейские.
     -Мне казалось, что я тебя обманываю. Мне казалось, что всё было... так нечестно с моей стороны... Прости!
     -Не честно? Уверен, ты ошибаешься. Изначально ошибаешься, Маш. Попробуй взглянуть под другим углом...
     -Прости. Я совсем запуталась...
     -Если ты не прекратишь просить прощения, я орать на тебя начну. Пожалуйста, помолчи.
     -Совсем?
     -Желательно, чёрт возьми!
     Маша бросилась к нему. Прижалась и уткнулась лицом.
     -Ты вспомнила... - сказал он.
     -Я ВСЁ вспомнила, - шепнула она. - Всё-всё... И банку с мукой, и день рождения Барби, как мы с тобой целовались в коридоре, а за стеной гремела музыка, помню тот букет белых хризантем, как ты "набил морду одному уроду", как мы расписались помню, как прощались в аэропорту, когда вы с Данькой улетали...
     -Давно ты вспомнила? - Вадим взял её за руку и потянул под крышу, ведь холодный дождь так и лил.
     Маша шагнула вслед за ним под крышу, уцепилась в серый пиджак, и снова уткнулась носом ему в грудь, в белую рубашку. Вадим обнял её, одновременно и крепко, и бережно - он так хорошо это умел. Вмиг стало спокойно-спокойно, как не было уже давно....
     -Несколько минут назад. Будто пелена упала. Я вскочила и побежала к тебе, как одержимая. Забыла, что ночь на дворе, всё забыла!
     -Где ты всё-таки пропадала больше месяца?
     -Я жила у Жени. Ну у DJ Jinn. Ещё не забыл такую?
     -И всё это время была у неё? Ты серьёзно?
     -Да, серьёзно. Она мне работу нашла, как только узнала, что я визажист. Женя часто работает на свадьбах, и я делала макияж невестам. Думаю, буду продолжать этим заниматься – вечное ощущение праздника - это здорово!
     -Чужого праздника.
     -Никакой разницы. Праздник – он же всегда праздник, для всех. Не согласен?
     -Ты мокрая совсем. Простудишься. Давно стоишь под дождём?
     -Не помню. Но мне теперь ничего не страшно!
   
* * *
     Они так и стояли, обнявшись, на пороге. Судя по всему, довольно долго стояли... Вокруг шумел ливень, потоки воды лились с крыльца и из водостока…
     -Выходит, ты помнишь теперь не только наше с тобой прошлое, но и три года с извращенцем... - сказал Вадим. - How are you doing?
     -Быть может ты мне не поверишь, но оказывается это очень легко - выбросить кусок из жизни. Гораздо легче, чем казалось. Плохое - оно быстро забывается, сглаживается. Как у Толкиена: "Не забудешь, если будешь вспоминать"...
     -А я тебя люблю.
     Маша подняла голову, улыбнулась, тихонько взяла его за уши, потянула к себе, а потом шепнула, касаясь губами мочки:
     -Но я всё равно люблю тебя сильнее. И не спорь.
     -Не спорю, Маруся, - засмеялся Вадим, целуя её. - Чаю хочешь с мамиными печеньками?
     -Моими любимыми? Очень. Очень! Только ты скажи - Данька сегодня у тебя? И почему ты таким франтом среди ночи?
     -Данька у родителей. С тех пор, как ты исчезла, он жил у меня, но бабушка и дедушка заскучали. Попросили разрешения свозить его в кукольный театр, в Краснодар, со всеми вытекающими. Ему не очень хотелось опять переселяться, но бабушку и дедушку огорчать хотелось ещё меньше. Завтра прямо с утра едут. Он привык, что я ему читаю на ночь, а потому позвонил и попросил почитать ему Пушкина, "Сказку о Мёртвой Царевне". Я к родителям после тренировки пришёл, припозднился, а потому в кровать Данька сегодня отправился позже обычного, к его радости. Читал сказку, и нас обоих сморило. Сейчас вот спина ноет после дремоты в кресле возле его кроватки...
     -Очень по нему соскучилась… А он – ещё помнит меня?
     -Всё время спрашивает о тебе.
     -Правда? – обрадовалась Маша. – А как ты объяснил ему то обстоятельство, что я куда-то запропала?
     -Запропала… - усмехнулся он.
     -Не очень поняла твою реакцию. Что-то произошло?
     -Ну да… Был один эпизод, и мы решили, что будет лучше, если он пока ничего не будет знать о тебе.
     -"Мы"? С Идой Александровной?
     -Да, с мамой.
     -Что за эпизод, Дима? Немедленно рассказывай! – потребовала Маша.
     Пересказ Вадимом встречи мамы и Богдана с "чужой" Машей возле дома, произвёл на Машу нынешнюю удручающее впечатление.
     -Ужасно, - сказала она. – Ужасно… Он расстроился?
     -Расстроился. Я постарался уверить его в том, что ты обязательно вспомнишь всё. С тех пор он каждый день спрашивает, не вспомнила ли ты.
     -Тот случай я совсем не помню… Не отложился…
     -Ничего удивительного. Ты приняла их за обычных прохожих.
     -Ты, как всегда, слишком лоялен ко мне… Когда они завтра собрались ехать?
     -Прямо с утра. Не безумствуй, Маш. Ты успеешь с ним повидаться – я позвоню, и из цирка они сразу же подъедут сюда.       -Хорошо, - сказала Маша, подумав, - Я буду терпеть изо всех сил… Попрошу у него прощения…
     -И разревёшься.
     -Скорее всего…
     Наконец, вошли в дом, и Вадим набрал код на панели сигнализации. Наблюдая за ним, за каждым его движением, Маша сказала, улыбаясь:
     -Мне не хватало даже этого дурацкого пульта…
     -Тебе не хватало его, но, тем не менее, ты не возвращалась.
     -Я не могла вернуться, пока не разберусь. За двоих скучала. За себя и за... ту, которая приехала. Ты ей не безразличен был. Далеко не безразличен. Только она никак не могла понять, что с ней такое и почему всё так быстро произошло...
     Он тоже улыбнулся:
     -Ты уже говоришь о себе в третьем лице? Маруся, мне вполне достаточно Барби, с её раздвоением личности. Скажи ещё, что я изменил тебе с ТОЙ, КОТОРАЯ ПРИЕХАЛА - и будет красивая клиническая картина. Это ТЫ приехала. Не кто-то, а ТЫ. Понимаешь?
     -Да. Я просто... Ещё не до конца пришла в себя. Ещё и часа не прошло с тех пор как я - опять я... По-настоящему. Взаправду.
     -И на дворе - конец света, - заметил Вадим, – Ты хорошо подгадала.
     -Да уж, - засмеялась Маша и обхватила себя за локти – только теперь почувствовала, что замёрзла.
     Вадим сделал ей знак "подожди". Ушёл и тут же вернулся с банным полотенцем и белым махровым халатом. В "запасной" ванной комнате помещался шкаф с чистым бельём – вот оттуда и принёс. Прямо как когда-то, в первый раз, во время шторма. Только сегодня он, положив свёрнутый халат на спинку кресла, принялся вытирать полотенцем мокрую голову гостьи, словно ребёнку. Маша улыбалась, выглядывая из-под полотенца, знакомо, едва уловимо пахнущего стиральным порошком от "Amway" и ничего не говорила. А что тут скажешь, если и без слов всё-всё понятно? Спросила про другое:
     -Ты видел китайские фонарики?
     -Я даже один из них сам запустил, - Вадим опустил полотенце и бережно поправил ей взлохмаченные волосы.
     -Правда? - восхитилась Маша. – А я почувствовала это, когда на них смотрела… Нет, ты действительно запустил фонарик?
     Вадим кивнул.
     -Меня Лиза, можно сказать, заставила. Я и желание загадал. Сказать какое?
     -А скажи.
     -Хотел тебя увидеть.
     -Сбылось! Как здорово! Богдана-то ты, значит, не взял с собой…
     -Я случайно туда забрёл. Мимо проходил.
     -Хочешь массаж? У тебя же спина…
     -Да к дьяволу спину, Марусь. Переодевайся скорее, не то реально заболеешь.
     Маша переоделась. Куртка действительно была мокрой насквозь, а всё остальное – джинсы, свитер и бельё - влажными и холодными. Вадим взял её одежду, бросил в кресло и, развернув большущий халат, завернул в него Машу. Она прижалась щекой к мягкому воротнику и сказала, просовывая руки в рукава:
     -То, что надо. Спасибо, Димка!
     -Не за что, Марусь. 
     Его пальцы запутались у неё в волосах (и всё равно – мокрые, нечёсанные!). Медленно целовались среди тишины пустого дома и только книги смотрели с полок старинными переплётами… И именно вот здесь, в комнате с камином, в тёплом и мягком махровом халате, Маша наконец-то в полной мере ощутила: да, вернулась, да – она дома. Как же долго, как же долго…

* * *
     В кухне – поставили чайник. Пока он старательно шумел, грея воду, Маша достала с полки свой любимый травяной чай ("Mint cocktail" – обычная и перечная мята, плюс лимон), положила в кружку пакетик. Следом, во вторую кружку, для Вадима, другой пакетик, уже с его любимым чаем ("Magic rooibos" корица и странное растение "ройбуш"). Он наблюдал за её действиями, сидя у стола, и отметил мысленно, что Маша ни секунды колебалась, сразу выбрала то, что нужно. Та, другая Маша, всегда подолгу раздумывала, что следует взять для себя, а особенно - для Вадима (вопрос выбора чего-то для Вадима неизменно ставил её в тупик, а потому приходилось действовать самому). Ассортимент чая на этой кухонной полочке был не так уж велик, и Маша прекрасно в нём ориентировалась, потому что сама эту коллекцию подбирала. Вот и сейчас – быстро проверила все коробочки, не прошёл ли срок годности… Хозяйка вернулась! Вадим смотрел и улыбался. Маша обернулась, почувствовав его взгляд. Порозовела.
     -Что?
     -Ничего, - качнул головой Вадим. – Смотрю и не верю, что ты вернулась…
     Вскипел чайник.
     -Я так скучала по бесконечным разговорам с тобой, - сказала Маша. Она налила кипяток в кружки и села к столу, рядом с Вадимом, прижалась к его плечу. - Всё было… как бы понарошку...
     -Всё?
     -Всё. Не согласен?
     -Пожалуй, согласен. По большому счёту.
     -И ещё - я очень боялась, что ты мне изменишь, - Маша покосилась на него.
     -Я тоже, - откликнулся Вадим, непонятно что имея в виду.
     -Как ты продержался столько времени?
     Он улыбнулся и потёрся носом о её макушку.
     -Сражался сам с собой на деревянных саблях и пистолетах из папье-маше. С переменным успехом, Марусь. Иногда нервы брали верх.
     -Курить не начал?
     -Не начал. Если бы начал – ты унюхала бы. Разве не так?
     -Унюхала бы, - кивнула Маша. – Кошмар, говорим о какой-то ерунде…
     -Я не знаю, о чём говорить. Да и надо ли?
     Маша задумчиво откусила кусочек печенья. Как там его? "Европейское"? Ида Александровна, как всегда, неподражаема! Это печенье - просто чудо рассыпчатое! У Маши никогда так не получалось…
     -Знаешь, мы про Даньку говорили, и я тут же вспомнила Зою. Будто укор мне за то, что я так с ним поступила… Вообще часто думаю о ней… Точнее, о тебе и о ней, о вас.
     -Мне-то казалось, что в данный момент нам нужно думать только о нас с тобой, о том, что будет дальше…
     -Да, но мысли о ней уже стали привычными. Везде и всегда. Даже в то время, когда я ничего не помнила о нашем прошлом, она как бы незримо присутствовала между нами… Ты не чувствуешь такого?
     -Я гоню от себя это чувство. Чаще всего безуспешно...
     -Вот видишь. А давай к ней на кладбище сходим? Быть может, станет как-то по-другому…
     -Не думаю… Но давай, сходим. Я уже и свечки ставил, и сорокоусты заказывал – бесполезно. Не в ней дело, а в нас.
     -Она из-за тебя погибла?
     -Нет. С чего ты взяла?
     -Просто, я думаю, что она тебя любила, а ты её прогнал, вот и пустилась во все тяжкие… Неужели нельзя было найти подход?
     -Слушай, это ты к чему вообще сейчас? - Вадим чуть отстранился и посмотрел на Машу сбоку.
     -Ни к чему, - она опустила голову.
     Вадим нарочито громко вздохнул. Напомнил:
     -Ты сама отказалась слушать меня, когда я хотел тебе рассказать обо мне и Зое.
     -Да, но… я уже пожалела, что не выслушала… Знаешь, а ты всё-таки не зря за версту обходишь красивых женщин…
     -Не вздумай обобщать, ты и она – это два взаимоисключающих человека. Если ты меня разлюбишь, я буду драться, сражаться, завоёвывать тебя снова и снова. Убьюсь, но добьюсь.
     -Почему же ты не дрался и не сражался, когда я удрала от тебя в день твоего рождения? – примирительно улыбнулась Маша.
     -Но ты же меня не разлюбила, - резонно парировал Вадим.
     Маша засмеялась и обняла его:
     -Как мне не хватало твоей мании величия! Словно бальзам на душу – милая корона, мило царапает потолок…
     -Нет, Маш, погоди, - он отстранился. - Ты действительно считаешь, что нашу сегодняшнюю встречу стоит испортить воспоминаниями о кривых временах, когда я носил пирсинг на причинном месте?
     -Просто я хочу знать о тебе всё. Больше не могу закрывать глаза и не стану собирать сплетни. Как-то раз одна "доброжелательница" уже сделала ход конём, плюнула мне в душу – добавки я не хочу. Расскажи сам.
     Замолчали. Дождь всё так же барабанил по подоконнику…
     -Зойка была твоим антиподом, - сказал наконец Вадим, нарушив молчание. - От меня в отношениях с ней не зависело ровным счётом ничего. Ей льстило, что сын "шишки" влюблён до полного своего растворения в ней. Если я и нравился ей, то исключительно по двум пунктам – визуально и как мужик. В душу ко мне она никогда не заглядывала, её это не интересовало ни под каким углом.
     -Она – мой антипод даже в том, что родила тебе сына. Я тебе никогда не рожу.
     -Прекрати, пожалуйста. Это уже попахивает садомазохизмом, в конце концов. Не нужно преждевременных выводов. Ты вернулась – мы успокоимся, пойдём к доктору и только тогда сделаем выводы.
     -Ты обещал не раздражаться.
     -Я не раздражаюсь. Но не превращай Зойку в святую – она никогда не была праведницей, и белой-пушистой "пусей" тоже не была. Даньку родила только для того, чтобы у неё были  причины заставить меня мучиться угрызениями совести (и ей это, нужно признать, удалось). Мысли о том, что у нас всё могло быть иначе, меня регулярно посещают – это верно…
     Он снова замолчал. Маша смотрела на него, подперев голову рукой, и тоже ничего не говорила. Из её чашки тонко тянуло мятой. Этот запах затейливо переплетался с запахом корицы, дождь стучал в подоконник, тепло светил кухонный абажур… Четыре часа утра. Они сидят и пьют чай с печеньем. Спокойно так… Даже мило, несмотря на то, что Маша, кажется, разозлила или раздосадовала Вадима… Он примирительно погладил её по щеке, и она подумала, что давно они вот так не сидели. А ведь раньше-то частенько бывало. Просто подзабылось за передрягами… А тут ещё эти навязчивые мысли о Зойке… Ну что бы ей эта Зойка? Ведь нигде не упиралась…
     -Я не могу об этом сейчас, Маш, - сказал он. – Ты не злись меня. Чуть позже всё узнаешь. Обещаю.
     И опять замолчали.
     -Как же это мы встретились с тобой? – вдруг сказала Маша, нарушая терпкую дождливую тишину. – Как притянулись? Притягиваются противоположности, а мы с тобой так похожи… У меня – злой гений, у тебя – злой гений…
     -Только лишь "злой гений", - откликнулся он чуть хрипловато. - А в остальном мы с тобой совсем не похожи, Солнце. Возможно, нам проще понять друг друга, но сходства тут нет совсем. Ты искала защиты от недоброго мира, а я - искал того, кто во мне действительно нуждается. Вот и притянулись.
     -Мир недобрый, он забит грязью… Наверное, нам хорошо бы повенчаться, чтобы грязи было меньше?
     Вадим повернул голову:
     -Через пару месяцев. Подходит?
     -Ещё как! – сказала Маша и засмеялась радостно. – Было бы здорово. Мама с папой приедут. Папа до сих пор с тобой не знаком.
     -Да, я с ним не знаком…
     -Ты не исправим! – ткнула его в бок Маша. – Но всё равно, каким бы ты не был, самый дорогой мой человек – это ты. Так здорово, что мы нашлись, и что эти наши… приключения нас не доконали…  А знаешь, Дим, я молюсь за тебя. Каждый день…
     -Серьёзно?
     -Ещё как…  Опять скажешь, что это – стокгольмский синдром?
     Вадим обнял её, снова потёрся носом о макушку, вдохнув знакомый запах этих волос, уже просохших, но всё ещё спутанных.
     -А я-то думаю – отчего мне, в последнее время, всё удаётся? Спасибо, родная, - сказал он.
     И добавил через некоторое время:
     -У тебя волосы пахнут мятой, не только твой чай… Маш, я дико скучал, ты просто не представляешь…
     -Я тебя люблю, - шепнула Маша, прижимая к себе его голову.

* * *
     ..."Тот самый диван" сегодня был разложен. Простынь, подушка и одеяло лежали скрученными в объёмный валик, тут же. Понятное дело – Вадим не собирался ночевать у родителей, он собирался прийти домой, расправить постель и лечь спать. М-да, поспать-то ему сегодня точно не пришлось… Маша не стала задавать дурацких вопросов вроде: "А почему ты не спишь в спальне?", всё и так понятно, без слов. Он ждал её возвращения, но навязываться ни в коем случае не стал бы. Какой же он всё-таки… Маша долго подбирала определение. Так и не подобрала…
     По причине "разложенности" дивана, на нём пришлось не сидеть, а лежать (сначала-то сели, но сразу начали целоваться и тут же повалились в подушки, барахтались как котята, смеялись, устраиваясь поудобней, но целоваться не прекратили). Впрочем, теперь им было всё равно. В подоконник барабанил тот же зимний дождь… И так здорово, так спокойно и уютно было Маше лежать на диване, на знаменитых бамбуковых подушках, чувствовать подбородком руку Вадима, обнявшую за плечи, трогать его пальцы, тихонько прикасаться к его тёплому обручальному кольцу на безымянном… Молчать и понимать, что безумно рада вернуться в этот дом и, наконец-то, чувствовать себя полноценным человеком...

* * *
     Да, они просто лежали на диване, как не странно это прозвучит. Телеканал показывал время – 6:30 (Вадим включил телевизор, нащупав под подушкой пульт, и теперь по "двадцать четвёртому" каналу рассказывали новости). Ночь прошла. Никому не хотелось ломать этой удивительной атмосферы, заняться чем-нибудь взрослым или, скажем, пойти в душ и отмыть, наконец, слипшиеся от следов дневной укладки волосы Маши (а уже потом - заняться чем-то взрослым). Дождь так и не прекращался. Стебли виноградной лозы отблёскивали в свете фонарей, а больше за окном ничего не разглядишь - темно. Оба не двигались и молчали, словно заново прорастая друг в друге. Казалось, что любой неосторожный жест запросто может разрушить хрупкую гармонию этого утра… этого мира… А слабо провести остаток своих дней лёжа на диване и смакуя обоюдную нирвану?..
     -Дима, - шепнула Маша посреди утренней, уже субботней, тишины, - что ты вообще думаешь о той ночи, после которой я сбежала?
     -Стараюсь о ней не думать.
     -Почему?
     -Это была не ты.
     -Тебе не понравилась… я такая? – потерянно проговорила Маша.
     -А ты такАя?
     -Я знаю, тебе нравится, когда женщина… чувствует себя свободно и у неё нет тормозов, она позволяет тебе всё…  У тебя отсутствуют любые комплексы в постели, абсолютно...
     -Это точно, - вздохнул он. – Но у тебя-то есть убеждения, тормоза и табу, а я уважаю чужие убеждения. Чёрт побери, мне нравится, что у тебя есть убеждения, Марусь! Той ночью ты вела себя, как… извини, как обычная самка, понимаешь? Ключевое слово тут – "обычная".
     -Да уж, ты сотню таких самок видел, никак не меньше, - вздохнула Маша. – Я-то себя ещё хуже обозвала за ту ночь… Самое главное, что никак не могу понять, почему была такой. Я не хотела, не хочу быть такой, у меня внутри всё сопротивляется, и… не по себе… Ты тогда сильно разочаровался во мне?
     -Мне постоянно казалось, что где-то, когда-то это со мной уже происходило. Понимаешь, о чём я?... Но я был "за" – ещё бы я был не "за"… Солнце, не бери ничего в голову – ты дорога мне такой, какая есть, со всеми твоими тормозами и табу, с ними ты – личность, а тогда… Это ОН заставлял тебя быть такой? Ему нравилось?... Думаю, он сумел внедрить в твоё подсознание много всякой дряни, которая шла в разрез с твоими убеждениями. До определённого момента у тебя получалось сдерживать и контролировать этот шлак, но, в конце концов, той приснопамятной ночью, накопившееся выплеснулось. Случилось то, что должно было случиться - взрыв. Подсознательное вырвалось на свободу. Ты не виновата.
     Маша грустно улыбнулась и сказала:
     -Мой сообразительный еврейчик сам во всём разобрался. А я-то готовилась выдвигать теории, объяснять ему своё дурацкое поведение…
     -У меня было достаточно времени для раздумий. Целый месяц раздумий. Как Сократ в бочке сидел и думал… Не называй меня еврейчиком, хорошо?
     -Хорошо, не буду, но тебе идёт.
     -Кто бы сомневался, - проворчал Вадим. – И всё-таки, какой чёрт тебя тогда дёрнул удрать? Не могу сказать, что ты так уж неправильно поступила, нам нужна была встряска, но цена слишком высока, Марусь. Неоправданно дорого мы с тобой заплатили.
     -Как думаешь, без этой встряски я смогла бы всё вспомнить?
     Вадим задумался, не ответил.
     -Я тогда сильно разозлилась на подругу (мы переписываемся по интернету) – она постоянно твердила, что ты себя ненормально ведёшь, что я себя ненормально веду, что оба мы - психи. Живём в разных комнатах, а нам нужно было переспать в первый же день моего приезда. Ты, как истинный Скорпион, должен был настоять на своём, изнасиловать, в конце концов - и сразу всё наладилось бы…
     -Наладилось бы? А вот в этом я очень сомневаюсь... - вставил Вадим.
     -Потому я и разозлилась! А она - несла бред, что ты кого-то себе нашёл, что твоя секретарша регулярно делает тебе минет, и тебя это устраивает, потому ты не предпринимаешь ничего…
     Вадим, услышав её последние слова, как не старался сдерживаться, но расхохотался.
     -Ты никого не нашёл, правда? – прибавила Маша, заглушаемая его смехом, и несмело улыбнулась.
     -А твои дедуктивно-аналитические познания ничего тебе не подсказали? – спросил Вадим, стараясь прекратить смеяться.
     -Я к ним не обращалась. Не хочу раскладывать тебя по полочкам, как наглядное пособие… Ты сам скажи мне. Только честно, - Маша села, поджав под себя ноги. Рука её лежала у него на груди и безотчётно перебирала кончиками пальцев пуговицу на его рубашке.
     Вадим помолчал. Он лежал, заложив руки за голову, и смотрел на Машины пальцы, теребящие пуговицу. В мерцающем свете телевизора эта белая пуговица казалась фосфорисцирующей. Маша надела обручальное кольцо! Опять не сразу заметил.
     -Что это за подруга? - спросил он. – Старая или новая?
     -Одноклассница. Мы виделись во время моего приезда, переписывались и переписываемся. Я ей рассказала свою историю. Почти всю. Она в курсе, что я попала в переплёт, знает, почему уехала… Не хочешь отвечать?
     -Ты помнишь, в каком состоянии приехала? – снова спросил он. – Твоя главная эмоция в те дни – какая?
     Маша подумала.
     -Страх, - сказала она. – Мне было очень страшно. Как никогда.
     -Чего именно ты боялась?
     -Да всего. И тебя боялась. Боялась того, что ты…
     -Домогаться стану? – усмехнулся Вадим. – Потому что Скорпион?
     -Вадим…
     -Маш, ну детский сад же! Сама подумай. Ты не веришь мне, но веришь гороскопам и мнению одноклассниц, чтоб их! Я не секс-машина и не животное, мне не безразлично, что ты чувствуешь. Если ты до сих пор ещё сомневаешься - я каждую твою боль принимаю как свою собственную и не понимаю до какой степени, по мнению твоей подруги, должен оскотиниться, чтобы едва увидев насильно потащить в койку. А раз не потащил – значит, всё, хожу налево, да? За кого меня принимают окружающие? Телешоу обсмотрелись или дамских романов обчитались? Муж моей секретарши, как полный дебил, регулярно осматривает её рабочую одежду – нет ли там характЕрных пятен! Я ей сказал: "Разводись к чертям, твой муж – кретин!", она обиделась на меня. А что, я не прав?
     -Не злись, пожалуйста.
     -Буду злиться, Маруся. Буду злиться до тех пор, пока ты слушаешь досужие домыслы.
     -Но я же не помнила ничего, Дима! Для меня ты был новым человеком, чистым листом! Я и понятия не имела какой ты, чего можно от тебя ожидать. Да что там я – вот ты сам - ты мог бы когда-то предположить, что будешь месяцами дожидаться кого-то? Гораздо проще пойти в клуб, снять тёлку или воспользоваться услугами фирмы, в которой работает Барби! Я уверена – она предлагала тебе их услуги, ведь ей как никому понятно, что ты чувствовал, когда я уехала и не хотела даже слышать о возвращении сюда! Ведь предлагала же?
     -Предлагала. И что?
     -Ты отказался?
     -Сказал: спасибо, потерплю.
     -Правда?
     Вадим кивнул и сказал уже мягче:
     -Не просто отказаться от их услуг, по правде сказать. Чисто психологически. Мужик отказывается от профессиональных секс-услуг, которые ему сулят с большой скидкой – что это, шутка? Он вменяемый?
      Тишина. Маша смотрела на него во все глаза.
      -Что? – спросил Вадим слегка раздражённо. – У тебя ещё остались вопросы по теме? Спрашивай, не стесняйся. Тебя интересует, как именно я выходил из положения? В одном разочарую сразу – секретарше, чтоб обезопасить от пятен её рабочую одежду, я не повязывал "слюнявчик", повода не было.
     -Какая же я дрянь, - вдруг проговорила Маша, едва слышно, прижав к заполыхавшим щекам ладони. – Мир вокруг меня вертится. Устроила тебе допрос с пристрастием, чего-то строю из себя. На свете существуют только мои проблемы, мои желания, а потому все вокруг должны решать эти проблемы и исполнять желания, причём в строгом соответствии с установленными мной же нормами. Я – самая несчастная, натерпевшаяся мученица, думайте только обо мне, спасайте только меня… И-ди-от-ка… Дима, да я же… я же… я очень ценю тебя, твои поступки, твоё терпение… Но как же нагло я пользуюсь тем, что ты в меня влюблён, я верёвки из тебя вью! Мне льстит, что такой успешный, умный мужчина готов на всё ради меня… Какая же я дрянь… Прости, что заставила тебя вынести эту муку. Прости меня, милый Димка, - говоря это, она медленно сгибалась пополам, по-прежнему прижав к щекам ладони и, в конце концов, совсем уткнулась в диван, беззвучно расплакавшись.
     Вадим понял что она плачет только по вздрагивающим плечам. До того момента он лежал и завороженно смотрел на неё. Перед тем, как расплакаться, она стояла на коленях, будто молилась и была так прекрасна в этот момент! Словно снизошло на неё что-то (или наоборот - что-то вышло из неё вон). Как только понял, что Маша плачет, вскочил, принялся её поднимать и успокаивать. Слов у него не было совсем. Все слова враз куда-то пропали. Он просто целовал её – без разбора, волосы, лоб, глаза, щёки, губы, уши, шею... А она – что-то шептала, всхлипывая и обнимая его, отвечала на поцелуи. Он ощущал её слёзы, чувствовал соль на языке. Долгие дни и ночи, проведённые в разлуке, Вадим старался себе представить, как всё будет, когда они снова встретятся. Никто не сомневался в том, что когда-то это случится, только вот когда? Когда они будут, как сейчас, стоять на коленях посреди разбросанных подушек, почти испуганно прикасаться друг к другу, словно в первый раз. И махровый халат сползёт с её плеч, как манто из времён декаданса, а она станет нежно расстегивать на нём рубашку, но не расстегнёт дальше трёх пуговиц, а он – так и не решится вынуть её из объёмного мягкого халата, словно из хлопкового кокона. Как школьник, вздрагивающими пальцами скользнёт по её бедру, и мир погрузится в запредельность, чуть подсвеченную мерцанием телевизора на стене…

* * *
     …Это была его, и только его удивительная способность иногда быть незаметным, медленным, почти без движения – не врываться и даже не входить, а впитываться – очень легко и естественно. Каким-то чудом он всегда угадывал момент, безошибочно определял настрой, чувствовал желания. Один, бесконечный, доводящий до отупения поцелуй, в который слилось множество других, кружащих голову тёплым влажным каскадом, и его горячие руки, прижимающие к себе её бёдра… Сильно, завораживающе, так нежно, что хотелось плакать и плакать, но уже от избытка чувств. Не вверх-вниз, а по кругу… Как же она смогла выжить без него все эти долгие месяцы разлуки? Это же невозможно…
     -Не бросай меня больше, Маруся. Я чуть не сдох. Честно, - шепнул он.
     -Люблю тебя… люблю, - шептала Маша в ответ, задыхаясь от нежности. – Никогда больше не брошу тебя, мой хороший… Димка мой…
    Обнимая Вадима, хватая за волосы, чувствовала, как бьётся под рубашкой его сердце, ощущала дрожь и трепет – свои или его, или обоих сразу – уже не разобрать. "Диффузия" – полуобморочно подумала Маша и, закусив губу, простонала. Мученически и слегка хрипловато – ну не умела она красиво стонать. Сколько раз пыталась стонать красиво, как в кино, но ничего не получалось. И всегда, когда из неё вспархивало великое множество разноцветных бабочек и стрекоз, она с трудом, но обязательно вспоминала, что ребёнок может проснуться, подойти к двери и что-то услышать. Потому её стоны скорее напоминали предсмертные хрипы гладиатора… Даже если ребёнок сегодня ночевал у дедушки с бабушкой, по инерции стонала сквозь зубы! Вадим частенько над этими хрипами-стонами посмеивался. Должно быть тешил своё мужское самолюбие, ведь обмануть его даже не пытайся. Да и зачем обманывать? Он же прекрасно знает, как ЭТО бывает, добивается именно ЭТОГО и не успокоится, пока не добьётся. Любым возможным способом! Выходит, что посмеивался он над ней и вправду лишь из собственного тщеславия. Но она любила в нём даже это милое тщеславие и часто предлагала "пригладить ворс на троне". Что есть, то есть (а зачем скромничать, коли ты - заведомо "ослепительный"? – ослепительный и есть, против фактов тут не попрёшь)…
     Маша так и замерла, запустив пятерню ему в волосы…   
     -Быть может, мне их снова отрастить? – спросил Вадим.
     Они лежали, обнявшись, лицом к лицу и ещё не совсем отдышались.
     -Кого? – шепнула Маша и прокашлялась.
     -Волосы. Ты всё время пытаешься накрутить их себе на пальцы, но длины никак не хватает, и ты сильно обламываешься…
     Совершенно неожиданно (Маша слегка вздрогнула), он воскликнул:
     -Чёрт! Сплю с самой красивой девушкой на свете, а выгляжу при этом, в полуспущенных штанах, как придурок! – Вадим стянул с себя брюки и отбросил в сторону.
     Маша засмеялась пронаблюдав:
     -В клетчатых труселях ты не намного умнее выглядишь. На щёголя-боксёра в белой рубашке похож!
     -Давай, издевайся дальше, - кивнул Вадим, - мне всё это время не хватало только лишь твоих издёвок.
     Маша, продолжая смеяться, протянула к нему руки:
     -Не отращивай волосы, мне очень нравятся твои коротенькие кудряшки, они всегда так неожиданно заканчиваются… Димка… - она перестала смеяться и поцеловала его в щёку. – Ты просто чудо, милый…
     -Спасибо, я знаю, - сказал Вадим и поцеловал её ответно, в нос. – Ты вернулась. Здравствуй, Солнце моё, ты вернулась. Ну, наконец-то я дождался… Даже и не верится.
     Они продолжали целоваться.
     -Дима, а я всерьёз говорила. Ты понял?
     -Про труселя?
     -Нет конечно…
     -Да понял я, понял, о чём ты. И что, будешь теперь сидеть и линчевать себя – посмотрите какая я плохая, заставила страдать симпатичного парня, доставила ему столько неудобств... Так что ли? Прекращай. Хорошо? Неудобства уже позади, и всё наладится. Всё будет хорошо. Всё уже хорошо. Как никогда.
     Маша засмеялась.
     -Аутотренинг? – спросила она весело.
     -Нет. Констатация факта… Чёрт, я хочу есть.
     -А я – в душ.
     -Ну, сначала, конечно, туда – уже почти сутки, как я в этой рубашке…
     -Ты теперь носишь белое?
     -Ничего удивительного: с июля по декабрь сплошная процедура очищения, - он погрозил ей пальцем:
     -Только не вздумай извиняться, Маруся!

* * *
     В дУше плескались, как дети! Целовались, намыливали друг друга, отплёвывались и кидались пеной…
     -Кошмар! Я больше никогда не пойду с тобой в душ, - сказала Маша, смеясь. – Ты только мешаешь!
     -Ну, это же естественно, - кивнул Вадим. – Если идти вдвоём в душ, то нужно не мыться, а делать там "динь-динь"…
     Маша приложила палец к его губам.
     -Цыц, - сказала она, - не выражайтесь, молодой человек, а то заставлю намылить и язык тоже!
     -Молчу, - улыбнулся Вадим. – Ну а "не мыться" ты со мной сюда как-нибудь зайдёшь?
     -Посмотрю на твоё поведение.
     -Коварная, - покачал он головой.
     Пока Маша расчёсывала у зеркала мокрые волосы, Вадим завернул её в банное полотенце. Стоя сзади, обнял за плечи и наблюдал за процессом. До тех пор, пока Маша совсем не смутилась.
     -Димка, ну перестань, - сказала Маша. – Я все волосы запутала! Дурацкая щётка…
     Он улыбнулся, поцеловал каплю на её шее и напомнил:
     -Ты привезла эту щётку из дома.
     -Я помню. Не пойму только, отчего она мне так нравилась…
     Вадим улыбнулся и отошёл в сторону, одеваться.
     -Слушай, а что, Стокгольмский синдром действительно до сих пор актуален? – спросила Маша. - Ведь вспомнить-то я всё вспомнила, а мнения своего не изменила. Ради того, чтобы мне спокойно заниматься любимым делом, ты совершил настоящий подвиг. Как можно быть таким расточительным? Ты – учитель от Бога, у тебя призвание. Зачем загоняешь себя в угол?
     -Я бы по-другому сформулировал: на сколько баллов по десятибалльной шкале тянут твой Стокгольмский синдром и моя расточительность. А самое главное: кого из нас при всём при этом сильнее плющит.
     -Ну и кого? – Маша даже обернулась.
     -Тебя.
     -Меня? – возмутилась она. - Но обмен действительно неравноценный, сам посуди - я сменила работу в магазине на профессию "свободного художника", а ты впрягся в кабалу, согласился на бумажную и нервную должность, только бы было на что содержать жену, пренебрёг любимой профессией…
     -Да не парься ты, - сказал Вадим. – В сотый раз повторяю тебе: меня действительно ничего не напрягает. И нервы я себе не треплю. Причина проста – абсолютно не боюсь потерять это место. Спокоен, как удав. Можешь мне поверить.
     И, разумеется, добавил по своему обыкновению, по-английски, натягивая футболку на влажного себя:
     -Take it easy. А вот с твоим синдромом заложника нужно что-то делать, и как можно скорее.
     Маша вздохнула и отправилась в спальню, не снимая полотенца, ведь именно в спальне, в стенном шкафу, находилась вся её одежда…

ГЛАВА 2
ДАЛЬШЕ!
      Ну, наверное, будет лишним говорить сейчас про то, что, начиная с конца света, Вадим Ефимович совершенно преобразился? И все от этого только выиграли. В понедельник, двадцать четвёртого декабря, он появился на пороге своего кабинета с цветами, вручил их секретарше и поздравил с благополучным началом Новой Эры. Перенёс педсовет на четверг и подписал добро для трудовика на приобретение каких-то заготовок чего-то. Заготовки покусывались, а Вадим Ефимович считал их совершенно лишним элементом, несмотря на предоставленные чертежи, доказательства практичности и необходимости в хозяйстве изделий из них… "Изделия", разумеется, будут мастерить дети на уроках труда, а потому сомнений у директора была масса. Но Новая эра потому и новая, что нужно непременно Поменять, Переставить на другие рельсы, Шагнуть не с правой ноги, а с левой… Как-то так.
     А ещё – Вадим снова дозвонился до Барбары в клинике. Терпеливо выслушал подробный рассказ о том, что у неё больше нет этих… как она их называла, "причиндалов", о новых ощущениях – как в физическом, так и в ментальном плане одновременно. Закончилось тем, что Барбара собралась выслать ММS с "фоткой своего нового приобретения" крупным планом ("Там ещё отёк не совсем спал после операции, но всё равно симпатично выглядит! Мне она всегда так нравилась у девочек, и теперь – у меня тоже есть! Я в восторге!"). Пришлось убеждать подругу, что MMS – лишнее, он и так ей охотно верит. Раньше просто послал бы куда подальше, а теперь – дипломатично (девушка же всё-таки) постарался дать понять, что чужие "причиндалы" (равно как и их остатки) разглядывать не желает. Барбара не обиделась (очень старался, чтобы не обиделась). Да уж, теперь она стала не в меру обидчивой. То ли ещё будет! Сообщению о том, что Маша "вернулась", подруга несказанно обрадовалась и пообещала сейчас же "набрать её"…
     Как раз вовремя (было и настроение подходящее, и возможностей хоть отбавляй), кузина Кэтрин (это та самая, которая живёт в Кембридже) поделилась с Вадимом своей мечтой подружиться по интернету с каким-нибудь интересным человеком из России. У неё имелись русские друзья, но она хотела чего-то нового! Кэтрин недавно стала журналисткой. Ну вот наскучило ей заниматься научной работой в родном институте, думать о докторских и кандидатских! Заочно выучилась на журналистку и работала теперь в журнале про животных. А на досуге, ради собственного развлечения, писала в разные издания на всевозможные темы. Её русский муж уже пробовал предлагать ей новых "русских знакомых", но Кэтрин ни одним из них не заинтересовалась – бизнесмены, врачи… Как-то скучно! И Вадим решил познакомить её с Барби. Дипломатично (опять же) объяснил, чем занимается его friend и какого он пола, а потом переслал по интернету фотографию, на которой Барбара делает растяжку в танцевальной студии (фотография стояла у него в мобильном, на звонке от Барбары). Кэтрин очень заинтересовалась, и попросила непременно познакомить её "с этим человеком". Пожалуй, теперь самое время – Барби целыми днями лежит на кровати ("новым приобретением кверху"), тупо бороздит интернет в поисках новостей и фоток красивых мужиков…
     К его удивлению, Кэтрин и Барбара молниеносно подружились. Англичанка с восторгом рассказывала, насколько расширился её кругозор и словарный запас. Вадим неплохо представлял, какими именно русскими словами обогатился словарный запас его кузины и мысленно уже просил прощения у тёти Доры и дяди Исаака - родителей Кэтрин… Он собирался пригласить сестру в гости, в Россию, на своё венчание. Наверняка сестричка воспримет приглашение ещё более восторженно, чем знакомство с "новым человеком из России" (с Барби). К тому же, у неё будет возможность лично познакомиться с Барбарой (если та, к тому времени, вернётся из столицы). Не важно, что Кэтрин – еврейка. Она достаточно демократична (в отличие от своих родителей), чтобы прийти в христианскую церковь на венчание кузена, с которым, кстати, так давно не виделась! Да, решено, он непременно пригласит Кэтрин…

* * *
     -Вадим Ефимович, Вахидова здесь, - передала по громкой связи секретарша.
     -Вахидова… - пробормотал себе под нос Вадим, вспоминая. Ах да, восточная Блондинко с зачётными формами!
     Он давно уже простил этой девушке свой срыв, а потому новый её визит вообще никак его не впечатлил. Тем более - торопился в Управление Образованием по одному маленькому, но важному делу.
     -Пригласи, пожалуйста, - сказал он секретарше.
     -Ага, - ответила секретарша.
     Вадим складывал в папку документы. Блондинко торжественно вошла и торжественно поздоровалась:
     -Здравствуйте, Вадим Ефимович!
     Не повернул головы, только кивнул:
     -Добрый день. Вы извините, тороплюсь…
     -Да, меня предупредили, что вы уходите по делам. Я только на пару секунд. Принесла сценарий. Вы не забыли?
     Вадим всё-таки посмотрел в её сторону. Ого, сегодня декольте! Она – мать-одиночка? Или муж у неё – болван?
     -Простите, - сказал он, - я даже не знаю вашего имени, только фамилию…
     -Руслана.
     -Руслана… Руслана, я всё помню, - (ещё бы!) – А где же сегодня ваша подруга?
     -Лена? Она приходила со мной в качестве моральной поддержки.
     -Значит, мозг мероприятия – вы? – Вадим искренне удивился. Ну, просто не успел спрятать эмоции.
     -Судя по всему, - пожала плечами Блондинко и почти обиделась.
     -Вы оставьте сценарий здесь, на столе. Я прочитаю, - в следующей его фразе эмоций не было вообще.
     -У вас точно будет для него минутка? – она уже не доверяла и сомневалась.
     -Обычно я выполняю обещания, - он пожал плечами. – Единственный экземпляр?
     -Да, единственный. У меня нет принтера, к сожалению.
     Вадим взял в руки подшитые в скоросшиватель листы (каждый любовно упакован в файл), пролистал. Напечатано на машинке. Блондинко в стиле арт-хаус, вся такая аналоговая – это сильно. А ведь могла бы просто принести флэшку. Компьютера у неё тоже нет? Заинтриговала. Очередной зачёт! Если бы Вадим имел целью пофлиртовать – уже давно спёкся бы (и, помнится, почти спёкся!). Он улыбнулся мыслям.
     -Оставляйте смело – ваш сценарий не пропадёт без следа. На моём столе никто ничего не тронет, кроме меня, - пообещал Вадим. – Или вы мне не доверяете?
     Улыбка опять подействовала.
     -Там, на верхнем листе, мой сотовый, - смягчилась Блондинко. - Если вам не трудно, о впечатлениях хорошо бы…
     -Да, да, Руслана, я всё понял, - Вадим ненавязчиво показал ей на дверь, и сам, надевая пальто, тоже двинулся к выходу. - Прочитаю, позвоню, встретимся, обсудим. Мне действительно пора, не обижайтесь.
     -Не обижаюсь. Главное вы – не закрутитесь и не забудьте.
     Он открыл перед ней дверь, пропустил вперёд и закрыл дверь на ключ. Ключ тут же отдал секретарше. Прокомментировал:
     -Это всё равно, что в сейф положить.
     -Вы ещё вернётесь сегодня, Вадим Ефимович? – спросила секретарша.
     -Скорее всего, нет.
     -Тогда – до свидания.
     -Да, до завтра. Всего хорошего, Руслана. Приятно было вас увидеть снова, - прощально улыбнулся Вадим и исчез, ещё прежде чем Блондинко успела что-то ему ответить.
     -У вас убийственно обаятельный шеф, - обратилась она вместо этого к секретарше. – И он очень умело своим обаянием пользуется.
     -Да уж, убийственно, - криво ухмыльнулась та. – Наповал и без промаха.
     -Вы всЕх посетителей предостерегаете? – поинтересовалась Блондинко.
     -Нет, что вы, сейчас я лишь констатирую факт.
     -А хорошо бы предостерегать, - заметила гостья. – Я бы, на вашем месте, даже табличку на дверь повесила. Что-нибудь вроде: "Осторожно, девушки! Директор не злой, но такой секси, что мало вам не покажется" 
     И Вахидова удалилась, провожаемая кривой ухмылочкой секретарши.

* * *
Над Москвой встаёт зелёный восход,
По мосту идёт оранжевый кот
И лоточник у метро продаёт
Апельсины цвета беж.

     Уже очень и очень долго Маша не брала в руки гитару. Когда-то знакомые девчонки, на студенческой вечеринке, показали ей те самые три аккорда, и, самое главное, научили их брать. Ну, то есть, всегда хорошо бы знать, куда ставить пальцы… Маша тогда была уверена, что ни за что на свете не сможет петь и аккомпанировать себе. Попросила на время гитару у своего дяди (тот иногда "бренчал", как он сам говорил), и он дал ей этот, совершенно расстроенный "бренчанием" инструмент… Маша с воодушевлением принялась терроризировать знакомых, которые хоть что-нибудь смыслили в музыке. К счастью, нашлись те, кто научил настраивать. Конечно, нот Маша не знала и не собиралась изучать музыкальные азы, ей просто очень хотелось петь. Безразлично что. Она пела песенки из детских фильмов, подпевала "Машине Времени" и участникам Свердловского рок-клуба… Когда никого не было дома. Даже записывала себя на магнитофон для того, чтобы услышать со стороны. Должно быть, она достигла определённого прогресса, потому что очень скоро, не напрягаясь, могла вытягивать голосом достаточно сложные композиции… Пели с подругами, даже на каком-то вечере выступали (к восьмому марта), всем нравилось. Но дальше самодеятельных музицирований дело не пошло. Наверное, нужно было развивать то, что достигнуто, но Маша остыла к своему увлечению, забросила гитару и вокальные упражнения. Пришли заботы, диплом повис на носу… А теперь вот, вдруг, всё вспомнилось! Такая ностальгия… Ещё летом, когда ездила на родину, много слушала FM, а потом искала в интернете тексты понравившихся песен, подбирала их на гитаре (эта гитара - уже её личный инструмент, купленный когда-то на сэкономленные от стипендии деньги!)…
     А сегодня (как и вчера впрочем) – пели с Богданом под гитару, которую одолжил Ефим Львович. Пели увлечённо и даже на два голоса (почти). Данька умудрялся подпевать ей во "взрослых" песнях – таких, как, например, "Посылка с Марса" группы "Моральный Кодекс". Особенно ему нравилась там строчка: "Реконструкция дней, глубина атмосферы". Правда, у него не всегда получалась эта упрямая буква "р"! А уж песенка про оранжевого кота и апельсины цвета беж, стихи которой когда-то сочинил актёр Леонид Филатов, и вовсе стала самой любимой… Помирились они быстро. Да и не мирились собственно (просто потому, что не ссорились). Маша зашла к родителям Вадима вечером того самого дня, первого дня после конца света и её возвращения. Зашла, увела с собой радостного Богдана, да и Генриха заодно. Теперь – оба жили "не в гостях, а дома" (так это называл Данька). Почти сразу сговорились, что теперь Маша, а не бабушка будет водить Богдана в бассейн ("Я сам с ней поговолрррю, ты ничего ей не говолррри, а то она ластлоится"). Одна незадача: не всегда рабочий день в ЦТЮ заканчивается стандартно, бывает и такое, что приходится засиживаться допоздна… Богдан милостиво разрешил пропускать некоторые дни. Он обрадовался, что у бабушки появится возможность подменять Малусю, и она не будет сильно расстраиваться по поводу отмены её визитов в бассейн. А ещё пришлось пообещать Богдану иногда брать его с собой в ЦТЮ. Помнится, прошлой зимой малыш уже бывал там, наблюдал за работой Маши, "ходил в гости" (наносил дружеские визиты в кружки и студии) и был очень доволен… Весной малыш должен, наконец-то, начать ходить в детсад. Он ждал с нетерпением!
     А ещё – Данька очень ждал Новый год и готовился к нему. Сегодня например, Маша расшивала пайетками его новогодний костюм. Было что-то в высшей степени загадочное в этом чёрном костюме Бэтмена с фиолетовыми блёстками. Да! Именно с фиолетовыми – мальчик сам их выбрал. Для того чтобы подготовиться, Богдан с Машей нарочно ездили в специализированный магазин, где малыш потряс окружавших его людей взрослыми суждениями на тему противостояния Бэтмен-Джокер. Без сомнения, это не заимствованные, а его собственные соображения, но не нужно много размышлять, чтобы разобраться: на соображения эти его натолкнул папа – наверняка вместе смотрели "Тёмного Рыцаря", наверняка обсуждали… А ведь Джокер Кристофера Нолана носил фиолетовый сюртук… В общем, накануне нового года Маша сидела в гостиной, и, под руководством четырёхлетнего мальчика, расшивала черный плащ Бэтмена фиолетовыми пайетками!
     Кстати, позавчера Богдан вернулся из своей первой Московской поездки – его возили на ЭТУ САМУЮ экзекуцию… Маша ничего не знала о том, что намереваются сотворить с мальчиком "странные взрослые" (прошло мимо неё по понятной причине). Когда узнала, заявила Вадиму, что у него и его родителей не все дома. К счастью, не обиделся. И, конечно же, немедленно поговорили "на тему". Вадим легко завалил её аргументами, и спорить стало совершенно бессмысленно, ведь не смогла бы опровергнуть ни один его аргумент, он кругом был прав! А у неё аргумент имелся лишь один: "Жалко мальчишку" (Вадим ответил: "Да нам всем его жалко. Только чем раньше ЭТО сделаем – тем лучше"). К сожалению, чего-чего, а вот прАва голоса (в столь важном вопросе) ей никто не дал…
     Вадим и его родители дискутировали несколько месяцев, что же всё-таки выбрать – провести обряд "брит-мила" по еврейским традициям, или прибегнуть к помощи обычных медиков. В дискуссиях победили разумные доводы Вадима – Данька подрастёт и сам решит, куда его зовёт сердце. Вадиму удалось убедить Богдана в том, что операцию нужно сделать. Каким образом убеждал – не известно. Возможно, просто сказал ему, что ни у папы, ни у дедушки "этого уже давно нет"… Мальчика возили в клинику лазерной хирургии. Дедушка сам выбрал клинику, записал, проконсультировался, договорился, и повёз внука тоже сам. Ида Александровна не поехала потому, что очень нервничала (по всем поводам сразу), а Вадим, естественно, тоже не мог отлучаться из города – конец полугодия со всеми вытекающими последствиями… Маша, притерпевшись с неизбежностью и попривыкнув к мысли, испытывала двоякие чувства – с одной стороны ей было действительно ужасно жаль малыша, а с другой, хорошенько взвесив многочисленные аргументы Вадима, она всё-таки согласилась с его правотой… Только вот одно большое "но" - сам-то он лишился "рудимента" (словечко из лексикона Вадима) в бессознательном возрасте, на восьмой день жизни, а потому толком не знал, что может ожидать Даньку во время операции и после неё. Даже если б он что-то помнил, это мало помогло бы, ведь операции при помощи лазера проходят (мягко говоря) немного иначе, чем традиционное обрезание… Приходилось верить рекламе и заверениям специалистов клиники. Как следствие, все переживали и постоянно созванивались с Ефимом Львовичем… Данька вернулся из Москвы весёлый. Вечером Машины мальчишки закрылись в детской, долго и тихо там сидели. О чём говорили? Тайна… Выйдя из тёмной комнаты, Вадим прикрыл дверь – Данька спал… На все вопросы Маши – только улыбался. Сказал: "Мужские дела, знаешь ли". Не серьёзно конечно сказал, но Маше осталось только вздохнуть… Она же до сих пор стеснялась мыть Богдана в ванной, потому промолчала…
     В субботу уже сидели и пели про фиолетовый пломбир! Начало нынешней зимы оказалось совершенно бесснежным и тёплым. Иногда, правда, слегка намерзало – ну, там, небольшие сосули, иней по утрам… А в общем-то, для зимы, вполне себе тепло. Даже дождь шёл иногда. Холодный и противный. Тепла ждать пока не приходилось. Да, и ещё - ветер! Ветер, ветер, ветер - куда без него! Данька дважды за зиму сопливел, и Маша с Идой Александровной лечили его (наперебой). Мальчик дипломатично позволял им лечить себя по очереди, чтоб никому не было обидно. Между прочим, Маша ратовала за народные методы, такие как закапывание в нос алое и горчица на ночь в носках, а Ида Александровна предпочитала методы традиционные и в точности соблюдала рекомендации врачей… Так, сообща, быстро справлялись с детским насморком и кашлем, буквально на "раз".

* * *
     Когда Вадим всё же прочитал сценарий, принесённый ему Русланой Вахидовой, дипломированным работником культуры, он понял, что девушку эту следовало давно уже привлечь к организации в школе вечеров. Она выдала целую обойму свежих, оригинальных идей для праздника и, заметьте, без всякой оглядки "на чуждый менталитет". Даже странно, как ему раньше не пришло в голову заиметь "специально обученного человека", который разрабатывал бы "культмассовые мероприятия"!
     Так что, двадцать девятого декабря, Руслана (естественно, вместе со своим пятым размером) снова появилась в кабинете директора, где проговорила с Вадимом целых два часа. Оказалось – у неё нет мужа, но есть, как она выразилась, "хороший друг". Работы, у неё тоже нет, но "хороший друг" такой хороший, что нужды в средствах девушка никакой не испытывает. Предложение поработать в тридцатой школе ей польстило… но не удивило (и это укрепило Вадима в его подозрениях – Блондинко добивалась именно возможности работать в этой школе). Руслана охотно отвечала на любые вопросы и ещё более охотно задавала свои. Как ни странно, задавала она вопросы исключительно "по работе" (ну ладно, хорошо). Вадим не очень вник что это – тактика или действительно настоящая искренность. Его мало интересовали реальные причины, по которым Руслана вообще появилась в его кабинете. Вместе с тем он не мог не заметить, как пытливо порой заглядывает Блондинко ему в глаза, ловит малейшую улыбку, разглядывает его пальцы или скользит взглядом вверх-вниз, когда приходилось вставать на ноги (естественно, за два часа беседы вскакивал раза четыре, и, как обычно, ходил по кабинету). Всё ждал, когда спросит, чего ж это он постоянно вскакивает, но не спросила (в курсе?)…
     Секретарша, после ухода Русланы, хитро посмотрела.
     -И? – поинтересовался Вадим.
     Она пожала плечами:
     -Тихо, долго.
     -В смысле?
     -В смысле – восточная женщина, ты поосторожней. Тихо и долго – это уже серьёзно, - хихикнула секретарша.
     Наедине, как вы уже заметили, директор и секретарша всегда говорили друг другу "ты". Согласитесь, смешно вдруг начать "выкать", если знаешь человека чуть ли не десять лет, и все эти десять лет обращаешься к нему не иначе как на "ты". Да, конечно, есть на свете люди, чьё самолюбие больно настолько, что для них просто бальзам на душу, когда им "выкают" и, более того называют строго по имени-отчеству. Вадим к таким не принадлежал, и быстро пресёк попытки секретарши говорить ему "вы" в тот момент, когда никто не слышит. Что за ерунда – когда-то и в буфет вместе ходили, и даже курили, а теперь "Вадим Ефимыч, Вы"? Ладно - при свидетелях, но наедине-то какого лешего?
     -Для кого это серьёзно? – уточнил Вадим.
     -Вообще-то для тебя. Берёшь её на работу?
     -Беру. Но не для того, о чём ты подумала. Кстати, напечатай-ка мне, пожалуйста, приказ о её приёме…
     И он продиктовал секретарше текст приказа.
     Секретарша у него хорошая. Внимательная, демократичная, толковая, с хорошей дикцией… Последнее её качество особо ценно при такой малости, как регулярные выступления в радиотрансляциях (по разным поводам). Она очень достойно представляла в этих трансляциях руководство школы, и ей это, похоже, сильно льстило. К тому же, толковая секретарь позволяла директору исполнить обещание, данное англичанке (бывшей жене), и не злоупотреблять своей публичностью. Его красивый голос можно было услышать в радиотрансляциях лишь по большим праздникам. Оля без труда справлялась с "мелкой документацией" – всякими справками, выписками, печатями и так далее. Учителя, ученики и просто школьные труженики благоговели перед ней почти так же, как и перед директором. Более того - целые делегации приходили полюбоваться фиолетовой орхидеей, которая по праву считалась детищем секретарши (Оля любовно обихаживала капризное растение). Эту секретаршу ценила Жанна Семёновна, а Вадиму никогда бы не пришло в голову заменить её кем-то. И это всё притом, что злые языки (банально, без новизны), с появлением в школе директора мужчины, прозвали её "Моника Левински". Оля знала о прозвище и считала его происками завистников, что, судя по всему, очень недалеко от истины. Вадим догадывался, чей злой язык здесь потрудился, и чьи мозги пошевелились, но он, опять же, абсолютно равнодушно относился к истинам такого рода. Разрешил Оле мстить, и пообещал "не привлекать секретаря к ответственности" в случае конфликта. "Да пусть она болтает себе, - милостиво отмахнулась секретарь. – Мой - точно такой же болван. Помнишь, какой огород он городил?"

* * *
     Маша проснулась от поцелуев и подумала сначала, что это – продолжение сна. Сон был мучительным – её сны на "взрослую" тему всегда были мучительными. Длились они долго и безрезультатно, просыпаться приходилось в скверном настроении и ужасном самочувствии. Она успела уже сильно отвыкнуть от совместных с Вадимом пробуждений. И даже (как же грустно!) позабыла, как это вообще бывает – проснуться от поцелуя, а потому поначалу действительно подумала, что сон продолжается. Но нет, это был не сон. Она улыбнулась в темноте, уже поредевшей и ставшей прозрачной, словно срез необработанного хрусталя.
     -Доброе утро, Дим, - шепнула Маша, отвечая на его поцелуи. – Сегодня ты немного колючий…
     Он так редко будил её по утрам, что она, в своё время, уже начала просить его об этом. Маша очень верила в свою собственную, ещё до расставания появившуюся у неё примету – если день начинается с любви, то день этот будет прекрасен! Тем более, случилось такое впервые за несколько месяцев...
     -Проснулась?
     -Не совсем.
     -Я только что подстриг свою брутальную щетину, а то она уже начала плавно перерастать в бороду. Побриться совсем?
     -Нет, ни за что!
     -Что снилось?
     -Мы занимались любовью, но у нас ничего не получалось! – отрапортовала Маша и запустила пальцы ему в волосы.
     -Серьёзно? – не поверил Вадим.
     -Очень серьёзно! Отвратительный сон. Буди меня почаще.
     -Надеюсь, что твой сон не в руку, - хмыкнул он. - У тебя случайно нет каких-нибудь мыслей относительно встречи Нового года? – Вадим медленно целовал ей шею и постепенно спускался всё ниже, стараясь прикасаться только губами... От этих лёгких прикосновений бежали мурашки до самых пяток её не совсем проснувшегося существа и очень хотелось сказать ему, что церемонии - это лишнее.
     -Ты разбудил меня для того, чтобы поговорить о предстоящей новогодней ночи? – спросила Маша, с удовольствием потягиваясь в его руках.
     -Ну… и для этого тоже, - он улыбнулся и провёл ладонью вдоль её живота – так делают, когда младенец в своей колыбельке блаженно тянется спросонок. – В последнее время, как ты знаешь, на меня напал цейтнот, а потому совершенно нет времени обсудить насущные проблемы. Я минут сорок боролся с дилеммой – разбудить тебя или нет. В конце концов, победил аргумент: "Если не разбужу, она снова обидится".
     -И ещё как обидится! Молодец, что всё-таки разбудил свою сонную тетерю! – сказала Маша и обняла его.
     -На это сложно решиться... Кстати, через полтора часа я должен сидеть на совещании в Управлении Образованием – нам зачем-то сдвинули праздничные дни и заставили сегодня работать, несмотря на то, что головы у всех уже празднуют. Следовательно - народ на совещании будет злю-у-щий!
     -Ужас, - определила Маша. – Ты, по-моему, заработался.
     -Есть немного. Новогодняя ночь через два дня. У меня в планах – отдохнуть после неё неделю и не вспоминать о работе.
     Традицию чистить зубы по утрам, если решено заняться "взрослыми делами" ввёл Вадим. Вообще-то он не настаивал, чтобы Маша следовала его примеру, она проявила инициативу самостоятельно. Вот и сейчас – выскользнула из-под одеяла и побежала в ванную, по пути погрозив Вадиму пальцем: "Никуда не уходи!". Знала, что Вадим сегодня уже побывал тут и, помимо стрижки бороды, почистил зубы. После завтрака обязательно снова наведается в ванную, не поленится и почистит зубы вторично за утро. Вот такой он у неё занудливый зануда!
     -Так что, у тебя нет мыслей о Новогодней ночи? – Вадим продолжил прерванный разговор через пару минут, когда Маша вернулась.
     -Конкретно – нет. Но я тоже думала об этом, - она легла с ним рядом и обняла. - Хотелось бы отпраздновать этот Новый год не так, как всегда… Хотя – о чём это я? Ведь мы с тобой ещё ни разу не встречали вместе Новый год?
     -В прошлый раз у тебя была смена в магазине, - кивнул Вадим. Он целовал её, продвигаясь от уха, с которого начал, к шее, от шеи к плечу, от плеча к ключицам… - а я встречал двенадцатый год в больнице, с Богданом… Возможно, если год следующий мы встретим вместе, то он априори будет не таким, как всегда?
     -Не-а, - покрутила головой Маша. – Слишком просто. Давай всё-таки придумаем что-то. Я уже вижу, что у тебя есть конкретные предложения. Колись. Что это? Билеты на концерт?
     -Нет.
     -На спектакль, в Московский или Питерский театр?
     -Опять не угадала.
     -Тогда – на самолёт. В жаркие страны.
     -За кого ты меня принимаешь? – он поднял голову. - Извратиться настолько, чтобы ехать встречать новый год на Канары, в то время как у нас тут – свои Канары и снега кот наплакал? Тогда уж – билет в Сибирь.
     -Или на Урал, - грустно сказала Маша. – Я показывала тебе фотки? Мне институтская подруга прислала. Там опять много снега, так красиво…
     -А хочешь – поедем. На пару дней. Встретим и уедем. Только скажи.
     Маша вздохнула мечтательно.
     -Я бы поехала, - сказала она и взъерошила его волосы (уже где-то на уровне своей груди). – Но – нет. К сожалению. Ничего не хочу ворошить.
     -Я подумал – боишься.
     -Нет, не боюсь. Я же с тобой там буду, а с тобой мне ничего не страшно… Значит, ты предлагаешь поехать на Урал встречать Новый год? Я правильно разобралась в твоём запутанном предложении?
     -Нет, не правильно.
     -Да-а? – удивилась Маша. Она села. – Димка, колись, мне уже интересно до невозможности! Ну, так?...
     Вадим лёг на бок и подпёр голову рукой.
     -Помнишь, ты вчера ворчала, мол все в ЦТЮ посходили с ума, у них только и разговоров про новогодние наряды? Prada, Dior, Dolche&Gabana – деньги складывают целый год, чтобы прикупить себе обнову…
     -Только не говори, что решил купить мне безумно дорогое платье для коктейля. Не пойму и не приму.
     -Я в курсе. Предлагаю встретить Новый год…
     -Мучитель, - проворчала Маша. – Давай, продолжай меня мучить…
     Вадим засмеялся.
     -В нижнем…
     -Новгороде? – перебила Маша.
     -Белье, - поправил Вадим. - В нижнем белье. Всё самое красивое и вызывающее. И – ни-ни, руками не трогать! Если захочешь – в белье можешь быть только ты.
     -В каком смысле "только я"? А ты? В смокинге? Где-то я это уже слышала…
     -Зачем портить бал смокингом?
     Маша прищурилась и наклонила голову к плечу. Смотрела и ничего не говорила. Вадим всё так же лежал, подперев голову рукой. В какой-то момент показалось, что молчит она не просто так - додумав мысль до конца, сейчас же отхлещет его по физиономии за неуместные идеи. У них вроде бы решено раз и навсегда поставить на обоюдном прошлом громадный, тяжёлый крест - как те противотанковые громадины во времена второй мировой… Но слова словами, а так ли всё просто в реальности? Смогла она справиться? Или опять – кто-то поторопился? Но, не дав Вадиму доразмышлять, Маша вдруг начала хохотать и никак не могла остановиться.
     -Ты обещаешь снять даже свои знаменитые "боксёры" и не предложишь мне выбрать, какие предпочтительней для встречи нового года – белые, клетчатые или с рисунком? – сказала она сквозь смех.
     Он кивнул в ответ. Маша, будто намереваясь снова запустить пальцы ему в волосы, приложила ладонь к его лбу и нежно, но настойчиво, толкнула назад голову, заставляя лечь на спину. Обняла, сковала руками и сжала коленями. Вадим подумал, что повторять сейчас свою просьбу насчёт "хорошо бы поберечься" пожалуй не стоит. "Мой любимый ракурс", – подумал он, а озвучивать свою мысль не стал…
     -Но, если ты решишься воплотить свой план, придётся выставить из дома всех – и Даньку, и Генриха, - сказала Маша, всё ещё смеясь.
     -Их я беру на себя.
     -Ничего себе картина – я в шикарном белье, а ты - даже без труселей! Только не проси меня покупать хлыст, умоляю!
     -Не попрошу – уж это точно. Садомазохизм – не моя история…
     Целовались, пока совсем не задохнулись.
     -Димка, - шепнула Маша, хватая воздух - ты что, даёшь мне шанс отыграться в эту новогоднюю ночь? Ты серьёзно, милый?
     -Плохая идея? Тогда считай, я ничего не говорил. Куплю тебе новые джинсовые легинсы и майку с надписью "Winchester's club", а сам оденусь супернатуральным охотником…
     -Дурачок! Мне твоя идея нравится. Решено – встречаем Новый год голышом! – улыбнулась она, чуть помогла рукой, качнула бёдрами, и...
     Ну, все всё поняли, а Вадим заполошно сообразил, что Маша, та самая его Маша, с комплексами и табу, впервые всё сделала сама. Легко и естественно. Как самая прилежная ученица повторила урок, а он - увлёкся французскими поцелуями и позабыл о главном.
     -Никогда ещё не встречал Новый год голым… Так и вижу – Вадим Ефимович с голой задницей, но с бокалом шампанского… Ковбойскую шляпу хорошо бы раздобыть, - через силу проговорил он, зачарованно наблюдая за её медленными движениями, похожими на красивый, гипнотический танец.
     -Барби когда-то говорила, что у тебя славно получается стриптиз. Продемонстрируешь?
     -Воз-можно…
     Маша снова наклонилась к нему, чтобы продолжить тему поцелуев, но тут…
     Из-за двери, не терпящим возражений тоном раздалось:
     -Папа, Малуся, отклрройте!
     Оба замерли в полном шоке. Через секунду Маше показалось, что она сейчас задохнётся от смеха. Её буквально душил хохот – от сознания полной абсурдности и трагикомичности ситуации, оттого, что на Вадима, на его выражение лица просто невозможно спокойно смотреть. Одновременно ей было невероятно жаль мужа и потерянного шанса удачно начать день. Интуитивно оба разом повернулись в направлении от двери – Вадим на бок, а Маша просто упала на простынь и, беспрерывно хохоча, зарылась лицом в подушку. Она приглушённо простонала там, в подушке, вложив в этот звук всю гамму своих эмоций. Выглянув, снова посмотрела на Вадима, который уже лежал на кровати навзничь, раскинув руки, и задушено произнесла:
     -Я давно говорила, что нам пора завязывать с болтовнёй в постели.
     -Сказала добрая девушка Маша, - прокомментировал Вадим. – Теперь я буду выглядеть полным идиотом на чёртовом собрании в чёртовом управлении образованием…
     -А почему? – поинтересовалась она, изо всех сил стараясь перестать смеяться.
     -С трёх раз догадаешься?
     Маша снова зарылась лицом в подушку.
     -А кто это у нас там? – спросил Вадим громко.
     -Это же я, Богдан! Вы что, меня боитесь?
     -Чем докажешь, что ты - Богдан?
     -У меня тут Генлрррих! – радостно сообщил Данька.
     -Он заложника взял, - вздохнул Вадим. - Малуся, иди, открывай, деваться некуда.
     -А как же ты, бедолага? – Маша утирала слёзы.
     -Да в душ я, в душ, - снова вздохнул Вадим. – Совсем как после вечерних обжимашек в золотые школьные годы…
     Она погладила его по плечу, он только отмахнулся. Встал и пошёл в душ. Щёлкнула защёлка. Маша надела халатик, подвязав его пояском, и направилась к двери из комнаты. Данька стоял на пороге, в пижаме, и улыбался во весь рот. "Папина улыбка!" – в который раз подумала Маша и тоже улыбнулась.
     -Дань, ты немного террорист, - сказала она и опустилась на корточки, чтобы чмокнуть малыша в тёплую щёчку.
     -Мы давно с Генлррихом плррроснулись. Сначала иглрррали, а потом захотели какаво, - Данька с любопытством заглядывал в спальню, обняв Машу. – А где папа? Я слышал его голос.
     -Папе нужно срочно бежать на работу, а потому - он в душе. Генрих ещё не просился гулять?
     -Он копался у себя в лоточке, - сообщил Богдан между делом (этих лоточков в доме было два – внизу, в библиотеке, и в комнате Богдана. Иногда малыш самостоятельно и героически убирал за псом! Машу это всегда очень удивляло).
     -Какой умница, - Маша потрепала пёсика за ушко и взяла на руки. – Пойдём быстренько переоденемся, и вниз – нужно срочно сделать папе кофе, а то он обязательно решит, что день у него не задался.
     -Почему он так лрррешит?
     -Потому что не получит кофе, - ответила Маша, как само собой разумеющееся.
     Данька, похоже, ответом удовлетворился. Они по-быстрому переоделись в домашние шортики и оранжевую "клёвую" футболку с надписью "As innocent as a babe unborn!" (Вадим успокоил, сказал, что переводится сия странная фраза "Совсем как ребёнок"), а потом спустились в кухню.

* * *
     -Папа, твой кофе стынет! – радостно сообщил Богдан. Он сидел за столом и болтал ногами.
     Маша обернулась.
     -Не остынет, - пообещал Вадим, улыбнувшись Маше. – Привет тебе, сын.
     -Плррривет тебе, папа!
     Они пожали друг другу руки.
     -Даня, ты посмотри какой у нас папа красивый – загляденье! – Маша склонила голову к плечу.
     Действительно, залюбуешься – костюм, белая рубашка, галстук… Он никогда раньше не носил белых рубашек, а теперь – уже третья за неделю! И как же ему идёт!
     -Да, мой папа клёвый, - ответил Данька гордо, и все рассмеялись. – А мне Малуся сейчас какаво свалрррит!
     Все знали о плохой перенонсимости лактозы Богданом. Он, конечно, тоже об этом знал, но никогда не мог устоять перед кашей из мультиварки и какао. Как говорится, если очень хочется, то можно.
     -Твой какао готов. Пусть остынет, - сказала Маша, подсев к ним за стол с Данькиным завтраком – любимая (сладкая, с земляничным вареньем!) рисовая каша из папиной "мульти-пульти" (таймер включали с вечера и к моменту всеобщей побудки "горшочек" уже успевал сварить всё, что положено) и яйцо всмятку.
     Данька обожал яйца всмятку. Правда, он никак не мог наловчиться есть полужидкие яйца (умудрялся весь вывозиться в них), а потому приходилось ему помогать, буквально кормить с ложечки. Ничем не посодействовала даже покупка специальной подставочки под такие яйца! Вадим процесс кормления с ложечки терпеть не мог (как и яйца всмятку), но никогда не комментировал (все знают, что он уважает чужие слабости). Данька тоже ненавидел, когда с ним нянькаются, но в том, как Маша помогала есть яйца всмятку, был какой-то элемент торжественности – ведь она вытирала ему подбородок салфеткой! Зато кашу Богдан ел самостоятельно, смешно пристроив в руке ложку…
     -Папа, а когда выпадет снег?
     -Не знаю. Быть может он и не выпадет. Ты хочешь, чтобы выпал снег?
     -Да. Мне Малуся л…рррасказывала, как на Улале дети катаются с голрррки. Там очень высоко и лёд – они залезают на самый-самый велрррх и скатываются. Я тоже так хочу.
     -Не вопрос – на следующий год мы все вместе поедем на Урал кататься с горки, - сказал Вадим.
     -Плррравда? – восхитился Богдан. – А почему на следующий год? Поехали сейчас!
     -Меня не отпустят злые дядьки и тётьки из Управления Образованием. У них на меня планы, они не хотят, чтобы я уезжал.
     -А на следующий год они тебя отпустят? Эти злые дядьки и тётьки.
     -На следующий год я их ни о чём не спрошу. Возьму и поеду…
     -Чему ты ребёнка учишь! – возмутилась Маша. – Данечка, не слушай папу, он немного рассержен.
     -На кого?
     -Больше всего он рассержен на тёть и дядь из Управления Образованием.
     -А-а, - понял Данька и кивнул, слизывая с ложки розоватую из-за варенья молочную кашу. – Папа, а почему у нас нет снега?
     -Разве его нет? Он есть, только его немного. Ты же сам видел вчера. Забыл?
     -Это не настоящий снег. Его плррривезли с голррр на машинах. Мне дедушка сказал. А откуда в голрррах белётся настоящий снег?
     -Он падает с неба.
     -Ну да? – не поверил Богдан. – Плррравда?
     -Мы ловили с тобой снежинки. Две недели назад, когда шли из Дворца спорта. Вспоминай. У тебя на варежке было много – ты восхищался, какие они красивые, как переливаются…
     Данька вспомнил и, оживившись, стал рассказывать Маше:
     -Да! Лрррядом был фоналрррь, он светил и снежинки пелеливались! Я хотел, чтобы бабушка увидела, но они  лрррастаяли быстлррро… Мне потом даже во сне плррриснились снежинки… Папа, а "с неба" – это оттуда, где мама? Это она блррросала мне снежинки?
     Вадим и Маша переглянулись.
     -Нет, Дань, это не совсем то небо. Её небо ты не увидишь, как не старайся, - сказал Вадим.
     -Оно ещё выше?
     -Выше и дальше.
     -А лётчик может долететь?
     -Нет, не может.
     -А птица?
     -Птица тем более не может.
     -А лррракета?
     -И ракета, - сказал Вадим и вздохнул.
     Маша поняла, что положение нужно спасать. Она поставила перед мальчиком чашку с какао.
      -Тебе сделать бутерброд с сыром?
      -Я же сейчас лопну! – строго сказал Данька и, притянув к себе чашку с какао, стал есть кашу, прихлёбывая при этом какао.
     Подразумевалось: бутерброд – это уже перебор и не стоит лишний раз бесполезно сотрясать воздух. Вылитый папа!
      -Дань, а хочешь, я научу тебя вырезать снежинки из папиросной бумаги?
      -Так это ты, Малуся, блррросаешь снежинки с неба? – несказанно изумился малыш.
      -Нет, но я могу сначала вЫрезать, а потом попробовать побросать их…

* * *
     Маша подала ему сумку с ноутбуком и поправила воротник пальто.
     -Как настроение?
     -Какое у меня, по-твоему, должно быть настроение? – ответил он кисло.
     -Мой сон всё-таки оказался в руку, - виновато пожала плечами Маша.
     -Причём в буквальном смысле, - кивнул Вадим.
     Она взяла его за воротник пальто, потянула. Вадим наклонился.
     -Постарайся не задерживаться сегодня, - шепнула Маша, в ухо Вадиму. - Я буду тебя очень ждать весь день и, - ещё тише, - ни за что не начну без тебя.
     -Девушка, утихомирьтесь, - шепнул Вадим в ответ. – Любопытная малышня поблизости. Теперь уж терпи до вечера.
     -Терплю, - улыбнулась Маша.
     Вадим поцеловал её в висок:
     -Люблю тебя, хохотушка.
     -А я – тебя, тип на чёрной машине…

* * *
     Вадиму патологически редко снились сны. Более того – если даже что-то удавалось "посмотреть", то оно моментально забывалось. Ни одного внятного сна за всю жизнь. В лучшем случае – отрывки. В этом смысле, в качестве примера он мог бы привести Настю. Вот кто делал из снов культ! Должно быть, именно поэтому у неё не получилось то самое "эпохальное" заседание киноклуба про фильм "Начало". После того заседания киноклуб закрыли, и закрыт он был вплоть до нынешней осени. Настя слишком серьёзно отнеслась к предмету обсуждения. Ещё в те времена, когда они с Вадимом были женаты, Настя постоянно изводила его пересказами своих сновидений. Она вела дневник, аккуратно записывала туда то, что "видела ночью"… Вот, например, не далее, чем вчера, Вадим столкнулся с "англичанкой" между школьными этажами (она поднималась, а он спускался). Поспешил было сказать ей: "Спокойно, я уже ухожу", но она остановила его, заставив слегка удивиться.
     -Дима, я как раз тебя ищу. Есть минутка?
     Ну, а почему нет? Спустились в кабинет директора. Секретарша удивлённо посмотрела, но спросила только лишь:
     -Если кто-нибудь позвонит, соединять?
     "Пока не нужно", - ответил Вадим, закрывая за собой дверь кабинета. Он успел заметить, как вытянулось Олино лицо. Бог знает, о чём она в этот момент подумала.
     -Присаживайся, - сказал он Насте.
     Она села на стул возле "ножки" буквы "т" (директорский стол всё ещё был т-образный). "Бледненькая", - подумал Вадим.
     -Мне сон приснился, - начала она очень серьёзно и с долей тревожности в голосе. – Ты будешь смеяться?
     -Не знаю. Сначала расскажи, о чём был твой сон, - предложил Вадим.
     Он садиться не стал. Кому-кому, а Насте не нужно объяснять почему.
     -Мне приснился старик с белыми волосами. Он сидел на единороге. Это удивительно, согласись - как-то не вяжется старик с единорогом. Если бы на нём сидела юная красотка, всё было бы куда логичней.      
     -Это чем же? – искренне удивился Вадим.
     -Символ целомудрия, который посвящён Артемиде, богине-девственнице… Ну и потом, единорог это же один из персонажей в твоей любимой книжке Мураками, потому-то я и обратилась к тебе за разъяснениями.
     -И всё?
     Настя кивнула.
     -Ну, слава Богу, - с облегчением выдохнул Вадим.
     -Это ты о чём? Как обычно, подумал о сексе? - Настя рассмеялась.
     -В частности, я подумал о твоём визите на остров Лесбос, - подтвердил Вадим, кивнув. – А с чего ещё тебе мечтать увидеть во сне юную красотку?
     -Ты – дурак! – смеялась Настя. – Твои эротические фантазии всегда выходят за рамки здравого смысла! Как ты вообще мог такое подумать?
   -Сама виновата, - попенял ей Вадим, и стал серьёзен. – Богиня-девственница на единороге, без седла – это в греческой мифологии, Нась. В средневековой Европе про этого зверя немного по-другому говорили. Более того – вставляли в сказки и легенды. Ездили на твоём Единороге исключительно волшебники, и он был свиреп – убивал всех подряд, стоило только попасться ему на пути. Укротить эту зверюгу могла лишь девственница – он тут же становился белым, пушистым и шёлковым, а потом ложился на землю и засыпал. Кстати, ты не обратила внимание на уздечку? Она должна быть золотой, исключительно. 
     -Не помню, - всерьёз задумалась Настя.
     -А слон или лев не присутствовали в твоём сне?
     -Ну, ты же прикалываешься надо мной! – поняла она. – А я серьёзно!
     -Я тоже серьёзно. У Льва и Слона с Единорогом серьёзные контры. Со Слоном он патологически начинал драться и, как утверждает легенда, в результате вспарывал рогом слоновье брюхо. А вот Лев заманивал его в ловушку – в результате Единорог врезался рогом в дерево и Лев коварно его загрызал.
     -Ффу, зачем ты мне это рассказал?
     -Ты просила.
     -Да ничего я не просила!
     -Как это? А кто мне тут начал рассказывать сон про Единорога и старика-всадника?
     -Я рассказывала тебе сон!
     -Рассказывай, - разрешил Вадим.
     -Ну так вот, - оживилась Настя. – Старик вытащил из своей котомки свиток, развернул и прочитал: "Новогоднее предсказание для Насти. Жди сына. Будет тебе скоро сынок!" А потом тронул удила, единорога пришпорил, и ускакал. Я даже ничего не успела спросить! Я в шоке, Дима!
     -Ну, а Максу-то ты рассказала?
     -Мы поругались вчера…
     -Помирить?
     Настя водила пальчиком по полировке. Вадим не стал дожидаться, когда она снова заговорит.
     -Новый год на носу, - сказал он, - ссориться перед Новогодней ночью не принято. Так ты хочешь помириться с ним или нет?
     -А ты действительно можешь нас помирить?
     -Не надо меня недооценивать. Ты разве до сих пор не знаешь этого? Конечно знаешь – не для того ли, чтоб я вас помирил, ты принялась вдруг пересказывать мне сны?
     -А почему ты опять иронизируешь?
     -Я не иронизирую, я рассуждаю.
     -Думаешь, я такая тупая и не врубилась в твою реакцию на "юную красотку"?
     -Нась…
     -Иди к чёрту! – выпалила Настя, решительно встала из-за стола и вышла из кабинета, хлопнув дверью.
     Позвонил Максу тут же (англичанка, наверное, ещё не вышла из секретарской).
     -Поругались? – поинтересовался Вадим у Макса.
     -Поругались, - неохотно буркнул тот.
     -По причине?
     -Она дура.
     -А поточнее?
     -Я потерял носок. Вернее, один из носков, которые она купила мне накануне. Ну вот хрен знает, куда он подевался! Быть может изначально в упаковке лежал только один носок! Вывод – я её в грош не ставлю, и пошло-поехало.
     -А она рассказывала тебе, что за сон ей приснился?
     -Нет.
     -Ничего странного не замечаешь?
     -Замечаю. Обычно, если ей что-то приснилось, она сразу же рассказывает, прямо утром. Ты хочешь сказать, что она поругалась со мной и рассказала свой сон не мне, а тебе?
     -Ты вообще понял, о чём меня только что спросил?
     Макс помолчал.
     -Ну да, чего-то я не того, - кашлянув, сказал он.
     -Проехали, - кивнул Вадим, посмотрев на часы. – Ты, надеюсь, заметил, что с ней что-то не так?
     -А с ней что-то не так?
     -Хотя бы исходя из того, что она не рассказала тебе свой сон, - напомнил Вадим и подумал: "А вот любопытно, я кажусь окружающим точно таким же тупым влюблённым идиотом, когда речь заходит о Маше, или выгляжу чуть-чуть умнее?"
     -Но она тебе всё-таки рассказала этот сон, выходит?
     -Успокойся, Отелло! Тупой и ещё тупее.
     -Чего-чего?
     -Мысли вслух. Догнать, дать ей трубку?
     -Ну, догони и дай…
     Результат? Конечно же, помирил. Настасья Юрьевна (очень предусмотрительно) стояла возле окна в холле, неподалёку от кабинета директора (всё-таки очень даже неплохо изучил свою бывшую) и бессмысленно смотрела на бесснежный пейзаж конца декабря. Минут пять Настя высказывала Максу свои претензии, а потом отдала Вадиму телефон и утёрла скупую слезу.
     -Не дотерпела до "тридцадчика"? – спросил Вадим, улыбаясь.
     -Что? – не поняла Настя.
     -Ты говорила, что всё случится не раньше, чем в тридцать лет, - напомнил он. - Сколько недель?
     -Пять, - шепнула она и огляделась испуганно. – Как ты понял?
     -Догадался по приметам.
     И шепнул:
     -Поздравляю. На свадьбу меня пригласИте?
     -А ты придёшь? – не поверила Настя.
     -Подумаю. Быть может и приду… Сон действительно был, Нась?
     -Полгода назад.
     -Рад за тебя. Серьёзно, - он провёл ладонью по её руке – от плеча к локтю, слегка, по-дружески и сочувственно сжал. Улыбнулся.
     А потом отправился обратно, работать в кабинет, совсем (честно-честно) не думая о том, что англичанка задумчиво смотрит ему в спину… Он тут же и позабыл об этом маленьком происшествии, едва только повернулся к кабинету… Вадим думал о своей тайной зависти тем, кто регулярно видит (вещие) сны и, главное, может их запомнить. Ну вот, как Настя, например. Любопытно, а что нужно иметь для этого? Особый склад психики? Необычайную фантазию? Дрессированных тараканов в голове? Маша тоже не может похвастаться своими снами. Ей, например, чаще всего снятся кошмары, а увы не вещие сны. Она или просыпается в слезах или начинает стонать во сне... Вадим уже знает – если стонет, срочно нужно её будить. Раньше такого не происходило… Он даже начал настаивать, чтобы на ночь она что-нибудь принимала… Почему он никогда не помнит своих снов? Странно как-то…
    
ГЛАВА 3
ЧТО ТАКОЕ "НОВЫЙ ГОД ПО-ВЗРОСЛОМУ"
      Вчера вечером позвонила Евгения и поинтересовалась, не передумала ли Маша и не хочет ли подзаработать, вместо того чтобы 31 декабря торчать весь день в кухне. Виделись неделю назад, когда Маша забежала чтобы отдать куртку. Евгения искренне поздравила свою подругу (ещё бы, у той светились глаза, она буквально взлетала над землёй – грех не заметить метаморфозу и грех не поздравить!). Они обнялись от избытка чувств, и Маша даже попыталась сформулировать, насколько благодарна, хотя это было бессмысленно – никаких слов всё равно не хватит, как не старайся. На приглашение прийти в гости Евгения, быстро подумав, ответила отказом и Маша, в общем-то, не совсем поняла почему. С некоторых пор она отучала себя "сканировать" близких людей. Ей казалось, что роясь в чужом сознании, поступаешь непорядочно… Напрасно. Вышло так, что всего-то лишь на коротенький промежуток времени Маша погрузилась в абсолютное семейное счастье, в эйфорию, и тут же перестала видеть детали окружающей её действительности. А между тем, она была прекрасно осведомлена, чем живёт Евгения (работой), знала о полном её одиночестве и быстро догадалась бы, чуть поразмыслив, что не стоит так уж явно расплёскивать вокруг себя ауру счастья и безмятежности. Чужая безоблачная жизнь может больно резануть человека, который такой жизни лишён, даже если человек этот испытывает к тебе самые искренние чувства и желает только добра. Понимание того, насколько болезненнен был для Евгении период Машиного возвращения к прежней жизни, пришло лишь через несколько месяцев…
     Тогда, тридцатого декабря, Маша твёрдо ответила Евгении, что домашнее хозяйство (сюда причислялся и муж) её заждалось, а Новый год – тем более ждать не будет. Подруге осталось вздохнуть и сказать: "Ну, как знаешь"… Маше почудилось, что она ещё не всё сказала, но Евгения, как ни в чём не бывало, заговорила о погоде, о том, кому и что она собирается подарить… Эмму, например, ожидала чудесная кукла с золотыми волосами…

* * *
     У Маши уже давно имелась одна, откровенно граничащая с суеверием, традиция – 31 декабря необходимо посмотреть фильм "Ирония судьбы или с лёгким паром". Хотя бы малюсенький его фрагмент – иначе будущий год пойдёт наперекосяк (проверено). Фильм, конечно, старый, и выученный наизусть ещё в детстве (когда сидела под ёлкой, думала, что конца "этому" никогда не будет и мама прилипла к экрану уже навечно!). Теперь всё по-другому. Теперь ей нравилась первая серия – вот её-то и старалась всегда смотреть. Об этом поставила в известность Вадима (обрекла на муки), и принялась готовиться к празднику (фильм начнётся в пять часов вечера). Маша задумала испечь какой-нибудь красивый и вкусный торт, который (как не странно), не входит в кулинарную книгу Иды Александровны, этого кладезя рецептов и рецептиков. Такой отыскался, после нескольких дней рысканья по просторам интернета! А ещё - хотелось сварганить что-нибудь нетрадиционное. Естественно, не гуся с яблоками, а "ханум" какой-нибудь или запечь картофель "Дофин" с сыром… Маша задалась целью доказать Вадиму, что в кулинарии можно запросто обходиться без майонеза (она ненавидела майонез) и кетчупов. А, между прочим, салат без майонеза можно приготовить такой, что слопаешь за один присест и сразу станешь по нему скучать. Вадим не то чтобы не поверил –  улыбнулся, мол давай-давай, флаг тебе в руки. Но, на самом-то деле, он с удовольствием признавал Машино первенство на кухне, даже притом, что Данька по-прежнему обожал ("самую любую") кашу из "мульти-пульти"…
     Вадим и Богдан в это время поехали по магазинам, "за покупками". Ну, фрукты, сок для Даньки, минералка для Маши, её любимый сыр Brie Castello с белой плесенью - это само собой. Ингредиенты салатов и всего подобного. Так же к цели поездки автоматически добавились новогодние подарки. Наверняка Данька выпросит у папы очередную "клёвую" модельку автомобиля или вертолёт (летающий!), родители получат что-нибудь практичное, вроде сломавшейся накануне овощечистки или яйцерезку! Что касается Маши, то она скромно ничего не попросила… Стало быть, отсутствовать мальчишки будут часа два как минимум (а если Богдан затащит Вадима в кафе, поесть мороженого, то и вовсе...).
     Встретила горничную в дверях и, в кое-то веки, дала добро на уборку второго этажа дома. Оставила за собой только кухню… Генрих вёл себя смирно, он увлечённо грыз любимую "косточку", лёжа на коврике в уголке. Так хотелось его чем-нибудь угостить! Но сладкое для него под запретом, всякие собачьи вкусняшки тоже строго лимитированы… Пёсик и не претендовал – привычка (папа у нас строгий, его девиз "Не раскармливать" распространяется не только на собаку и сына, но и, в большей степени, на себя самого). А на Машу вообще ничего не распространяется, ей дозволено ВСЁ! Чёрт возьми, не муж, а мечта, особенно если закрыть глаза на некоторые особенности его характера...
     Маша разбиралась в рецептах (они скачаны из интернета и распечатаны на принтере), слушая фоном телевизор и временами поглядывая в экран. Кое-что она отложила на время, когда вернётся Вадим с покупками, что-то уже подготовила "к процессу" (мальчишки обещали, вернувшись, помогать)… По старой привычке она загодя (вчера с утра, после визита к Евгении) съездила в супермаркет, и выбрала много нужных, съедобных вещей… Ей действительно нравится эта домашняя суета (зря Женька сомневается!). Ничто ещё не успело стать рутиной, муж не утыкается носом в газету (интересно, насколько его может хватить?)… А ничего странного – они же, если как следует разобраться, до сих пор молодожёны!...

* * *
     Год вместе (пусть и с переменным успехом) – но всё ещё молодожёны! Оба не вспоминали вслух о недавних передрягах. Зачем вновь и вновь переливать из пустого в порожнее? Никому это не нужно... При всём при этом, оба знали совершенно точно – они боятся повторения кошмара так, как ничего ещё не боялись в этой жизни. Оттого, наверное, проводили порой по целому вечеру (Данька как раз был в отъезде), не сказав ни слова. Сидели на диване в гостиной, накрывшись одним пледом, и (возможно) смотрели какой-то (совсем не важно какой) фильм… О любви не говорили вовсе. Вадим не переносил (как он это называл) "розовых соплей", а потому предпочитал молчать или говорить очень мало, как бы мимоходом, с изрядной долей иронии. Маша не имела ничего против. Уже заметила – начиная разговаривать о чувствах, они ударялись в глупейшие мелодраматические сентенции (в точности как в мексиканских телесериалах). Становилось так противно – сил нет! "О любви не говори – о ней всё сказано"… Маша уже знала: если он замолчал на полуслове, значит их опять "понесло в розовые дебри". Но… ежедневно оба только и мечтали о том, чтобы снова оказаться рядом хотя бы для того, чтобы просто взяться за руки. Да уж. Как можно было расстаться так надолго при том, что скучаешь ну просто до каких-то клинических проявлений и навязчивых идей, которые часто упоминает Вадим?!... Ну, допустим, от "навязчивых идей" чаще всего помогает процесс, который Вадим (зная, как Маша ненавидит это словосочетание) называет "динь-динь". Маше "процесс" особенно помогал по вечерам (несмотря на все её рассуждения о том, что день обязательно должен начинаться с любви), а Вадиму – по утрам, хотя… Какая разница? На время суток, будучи вместе, они смотрели редко, но утренние часы, конечно, были "the best". Всегда. И уж тем более, если Вадиму некуда торопиться, как сегодня, например. А вчера (Данька ночевал у бабушки и дедушки – бабушка уж очень ждала возвращения внука с "экзекуции", специально для него испекла красивый тортик) произошёл потрясающий, романтический и красивый секс в ванной, при свечах. Предновогодняя атмосфера брала своё: Маша забралась в ванну, зажгла несколько свечей и аромолампу. Минут десять с удовольствием релаксировала в полумраке и запахе лаванды, жалея о том, что не позвала Вадима из гостиной (завис там с какими-то серьёзными бумажками). Но он, словно расслышав через стену, вдруг заглянул и, конечно же, присоединился. Всё было как в сказке (даже последующее совместное затирание озёр, разлившихся на полу ванной, впечатления не испортили)! Маша, к большому её сожалению, не могла назвать себя "горячей штучкой" (а хорошо бы с этим парнем, чёрт возьми, быть ей!). В любом случае, старалась подстраиваться и "голова" у неё никогда не "болела", тут уж Вадиму, видимо, могут позавидовать многие мужчины… Ломала ли себя? Да, в общем-то, нет. Положа руку на сердце. Он умудрялся в любой ситуации (какое бы ни было у Маши настроение или самочувствие) настроить её на нужную волну, причём делал это совершенно ненавязчиво (с полным правом можно сказать, что делал он это виртуозно). Так что у Маши совсем не возникало подозрений в том, что её к чему-то принуждают. При её искреннем отвращении к сексу, ей нравилось всё, что происходило между ней и Вадимом! Парадокс, но это так. Да, конечно, Вадим себя контролировал (постоянно!), и да, он ни на секунду не забывал о том, что его "Маруся – стеклянная и её слишком легко разбить". Чем больше Маша размышляла на эту тему, тем лучше понимала – их союз на редкость гармоничен. Видимо и вправду – половинки! 
     А сегодня они проведут вместе всю свою первую Новогоднюю ночь, как полноценная семья... При мысли об этом становилось щёкотно в животе (снова бабочки?). Маша старалась не зацикливаться на злободневном вопросе - удастся ли осуществить предложение Вадима о потешной встрече праздника в голом виде. Старалась не зацикливаться, но продумала технические детали: нужно застелить диван (который, естественно, будет собран, а не разложен) чистой простынёй, а возле выхода из гостиной положить или повесить махровые халаты (вдруг Данька проснётся)… Но, скорее всего, это лишь проекты из разряда "неосуществимые", потому что Данька изъявил желание встречать Новый год с папой и Малусей - никому не известно, сколько этот упорный ребёнок выдержит не засыпая!

* * *
     Почти все деньги, заработанные на совместных с Евгенией "трудовых десантах" и в ЦТЮ, Маша потратила на подарок Богдану. Такой подарок оценил бы любой подлинный художник: пастель, сангина, уголь, акварельные краски (настоящие, а не те, смешные, которыми обычно рисуют детишки), карандаши, беличьи кисточки и акварельная бумага... Маша, ещё до своего отъезда, начала учить Даньку писать акварелью, пастелью, пользоваться всеми этими мудрёными "художественными штуками" и Мальчик сразу стал делать успехи. Малыш рос настоящим художником! В кого бы?...
     Долго размышляла, что подарить Вадиму (любимому мужчине!). Всё, что приходило ей на ум, вызывало, в лучшем случае, улыбку. Дарить банальщину, сделанную в Китае? Ха! Ну, разве что в шутку. Но хорошую шутку нужно бы как следует обдумать, а на раздумья времени уже не осталось… После долгих мучений - придумала! На большущем листе ватмана изобразила лежащую на песке, в полосе морского прибоя, обнажённую девушку (на ней только мокрая мужская рубашка, которая, можно сказать, уже с неё сползла). Девушка изящно выгнулась и волна яростно разбивается в пену о её бёдра – мы видим героиню со стороны моря и чуть справа… Лёгкая, нежная картинка получилась (пастель и сангина) – Маша не ожидала, что у неё может так хорошо получиться откровенно эротическая вещица! Её первый серьёзный опыт в таком жанре... Рисовала практически с натуры (только моря и прибоя не хватало) – естественно, с себя, когда никого не было дома. Намучилась с зеркалами. Самое большое из них висело в прихожей, но не таскать же его на себе по лестнице?! То, которое находилось в спальне – выше, но уже… Ладно, на безрыбье потянет. Снимала его, тяжеленное, со стены и ставила на бок! Сделала штук двадцать набросков (от манипуляций с альбомными листами в руках, а главное – от тех акробатических номеров, которые пришлось проделывать, разболелись шея и плечи), но мучения стоили того. Она убедилась, что не зря страдала (весь процесс занял трое суток), когда собрала наброски воедино. Лист ватмана пришпиливала кнопками к стене (очень осторожно, чтоб не испортить обои), а заканчивая работу с ним, брызгала лаком для волос (так положено делать, чтоб сохранить рисунок) и аккуратно раскладывала под кроватью в спальне. Была идея поместить эту красоту в цивилизованную рамку. Но. Во-первых, рамку нужно делать на заказ, в специальной мастерской, а средств на это у Маши нет (дорого!), да и не решилась бы: девушка с эротической картинки пришла заказать для себя рамку со стеклом… Бред! Пусть уж лучше Вадим сам закажет, если посчитает нужным (посчитает!). Куда ЭТО вешать – тоже пусть сам решает. Наше дело – подарить! Сегодня пришлось временно свернуть рисунок рулоном (чтоб не напугать горничную) и засунуть в шкаф в спальне (одежду Маша так там и оставила - удобно!). Дождалась, когда сделают уборку, а после снова расстелила ватман под кроватью…
     В гостиной стояла ёлка. Ненастоящая, искусственная (Вадим был ярым противником вырубки деревьев, особенно хвойных пород), но очень-очень похожая на живую. Такой подарок к празднику сделали Богдану дедушка и бабушка, а мальчик, уже сам, попросил разрешения поставить ель "домой к папе, в ту комнату, где он лррработает". Ёлка вся в золотых (пластиковых) шарах, красных и золотых бантиках (Маша и Богдан наряжали деревце ровно полтора часа накануне отъезда мальчика в Москву). Очень красивая ёлочка получилась! Первого января ждали Деда Мороза ("Утром и трезвого" - так распорядился Ефим Львович) и Богдан даже выучил "специальное стихотволрррение". Маша попыталась возмутиться, что бедного-несчастного "Деда Мороза" лишат праздника только потому, что внук мэра, видите ли, хочет получить из его рук подарок именно первого января. Вадим успокоил: это фирма такая, они на своей трезвости в праздники деньги зарабатывают (и немалые), так что… Пришлось лишь, в который раз, вздохнуть и припомнить, чья ты жена.

* * *
     Когда Вадим и Богдан вернулись, квартира была вычищена, большинство ингредиентов салатов подготовлены. После уборки пахло вокруг точно так же, как в день возвращения Маши, в сентябре, но, чтобы не погружаться в неприятные воспоминания, хозяйка оперативно приняла меры и зажгла аромалампу. Шампанское, без которого и Вадим, и Маша не представляли себе этого праздника, стояло в холодильнике, а по дому растекался теперь уже запах пихты и мандаринов (из аромалампы). Генрих радостно приветствовал прибывших – особенно ему приглянулась гроздь разноцветных воздушных шариков, которую обеими руками держал за ниточки Богдан. Мальчик ревностно охранял свои шарики от любых посягательств. Маша вышла на порог кухни с деревянной лопаткой в руке и с улыбкой наблюдала за вознёй (она заметила, как Вадим задвинул что-то, стоявшее на полу, ногой в тень и догадалась: подарочек ей!).
     -Голодные? – спросила Маша.
     -Как волки! – отрапортовал мальчик, самостоятельно (не выносил когда его, как маленького, раздевают или одевают) снимая курточку и пытаясь при этом удержать нитки от добрых двух десятков гелиевых шариков.
     Курточка упала на пол (не успел подхватить), её поднял Вадим и повесил на вешалку.
     -Да никуда они не денутся, Дань, - сказал Вадим. – Отпусти и разденься по-человечески, я всех поймаю.
     А Данька, тем временем, сопя и воюя с упрямыми шариками, уже расстёгивал молнии на сапожках. Маша и Вадим, с улыбкой, переглянулись. "Ну что ты хочешь, - так и говорили Машины глаза, - пожинай плоды, папочка!"
     -Данька, три часа, - сказал Вадим и наклонился, чтоб хотя бы подставить Богдану тапочки.
     -Ну и что? – скривился Богдан, влезая в тапочки.
     -Кому-то спать пора. Не догадываешься, кому?
     -Ну, паап…
     -А кто полчаса назад заявил мне, что не будет спать сегодня всю ночь?
     -Да, я буду встлррречать Новый год вместе с тобой и Малусей!
     -Тогда тебе полагается сейчас немного отдохнуть. Я верно говорю, Малуся?
     -Конечно! – подтвердила Маша. – Давай, ты и папа сейчас вымоете руки, я накормлю вас обедом (на первое, между прочим, интересный суп - с лапшой и фрикадельками). А потом ты поспишь, совсем недолго. Обещаю.
     -А лапша в твоём супе толстая?
     -Толстая, Дань, домашняя, как ты любишь.
     -Клёво! – одобрил Богдан и направился мыть руки.
     -Не халтурь! – напутствовал Вадим, - и тихо, Маше, поманив её пальцем:
     -Иди сюда.
     -А ты чего тут стоишь, не раздеваешься и не моешь руки? – подошла Маша, с улыбкой.
     -С Генрихом нужно погулять. Он тебе ничего не говорит, потому что джентльмен. Я стараюсь выводить его почаще, при каждом удобном случае…
     Целовались до тех пор, пока в "запасной ванной" старательно шумела вода.
     -Чёрт возьми, - сказал Вадим, проведя по Машиной щеке тыльной стороной пальцев, - я же думаю только о тебе. Всегда. И мне это нравится.
     Через каждую точку в своей фразе он целовал её.
     -А я, между прочим, только что сидела и размышляла о том, что ты терпеть не можешь "розовых соплей"! – улыбнулась Маша, отставляя подальше в сторону деревянную лопатку.
     -Розовых – да, именно. В данный момент они ещё не совсем порозовели…
     -Кто из вас будет плррроверрять мои чистые лррруки? – по-деловому осведомился Богдан, выходя из ванной. – Они даже моклрррые и пахнут вкусным мылом!
     -Мы тебе верим, - Вадим поднял с пола Генриха.
     -Пойдём, вытрем твои чистые руки, - сказала Маша, потрепав за ушко Генриха на руках у Вадима.
     Отреагировали почти одинаково – пёсик ловко лизнул её руку, а Вадим улыбнулся. Маша тоже улыбнулась обоим.
     -Мы недолго, - пообещал Вадим.
     -Ты мне, после обеда, поможешь?
     -Куда денусь? – пожал плечами Вадим, открывая дверь.
     -А я тоже хочу помогать Малусе! – заявил Богдан, уходя в кухню вместе с Машей.
     -Ну конечно, Дань. Только сначала ты немного поспишь, - согласилась Маша.
 
* * *
     И обязательно, непременно – фартук с цветочками! Маша всегда вешала в кухне, на деревянный крючок, этот миленький фартук (сама-то она фартуками не пользовалась – как правило, испачкав домашнюю одежду, сразу отправляла её в стирку). Исключительно для Вадима! Конечно, надевал он его очень и очень редко, потому что не часто участвовал в "кухонных делах", только по большим праздникам. Первый совместный Новый год, конечно же, вписывался в этот ряд – "большие праздники". Едва ли не самым ответственным делом в любой подготовке маленьких и больших торжеств Маша считала процесс предварительного мытья всей посуды – от бокалов для шампанского до керамических вазочек для салатов. Она болезненно относилась к пыли и отпечаткам пальцев на стеклянной посуде, а потому, постоянно её перемывала в соответствии со своей личной эксклюзивной технологией. Вадим давно уже был проинструктирован относительно этой технологии, а потому Маша допустила его сегодня в святая святых. Муж прилежно мыл (чистую) посуду, сама же Маша продолжила следить за духовкой, где подсыхали сухарики для "Цезаря"…
     -А коньяк? Почему ты не купил свой любимый коньяк? – она только что разобрала сумки и пакеты, с которыми вернулись из магазинов "её мальчишки".
     Вадим дважды возвращался к машине, чтобы всё перенести. Пакетики с шоколадными конфетами (три) и бананы (килограмма четыре) – это целиком Данькины предпочтения. Ну, ещё яблоки, апельсины-мандарины (лучше всё-таки самим делать сок для ребёнка, не травить его всякими "нектарами"), груши, овощи для салатов, кое-что ещё… Глазам не поверила, когда не увидела коньяк! Это где-то нужно записать!
     -Я забыл, - ответил Вадим. – Сам в шоке.
     -Ты брал с собой список…
     -Правильно. Коньяка в списке не было, ведь никто не думал, что Вадима Ефимыча обуяет склероз, и он забудет про основную покупку, за которой, собственно, и поехал.
     Маша засмеялась:
     -Я бы, на твоём месте, поправила положение прямо сейчас.
     -Предлагаешь съездить за коньяком? – переспросил Вадим. – А я считал, что ты скажешь: ну и хорошо, что забыл, пора вести трезвый образ жизни.
     -А как же шампанское? Оно в холодильнике, - напомнила Маша.
     -Игристое вино, чтоб ты знала – это безалкогольный напиток.
     -Правда? – Маша округлила глаза.
     -Да чтоб мне лопнуть, - заверил Вадим.
     -Трезвый Новый год? У тебя такое часто случается?
     -Второй раз в жизни. С тех пор, как сговорился с тобой.
     -Надеюсь, это радует?
     -В известной степени.
     -"Сговорился", - повторила Маша. – Ну ты и сказал…
     -Скажи лучше, - предложил Вадим.
     -Даже и пытаться не буду.
     -Принимай работу, - он продемонстрировал ей аккуратные ряды из стеклянной посуды, выстроенные на двух полотенцах.
     -Принято, - сказала Маша, заглянув. – Нужно сварить яйца для салатов, потереть их на тёрке, и открыть несколько банок (в том числе и консервным ножом). Готов к подвигу?
     -Готов, босс, - ответил Вадим и, по дороге к холодильнику за яйцами, мимоходом поцеловал её…
    
* * *
     Голову он себе поломал – это точно! Нужно было думать как можно быстрее, ведь времени на то, чтобы выбрать для Маши Новогодний подарок, в обрез – чуть больше недели. Ещё полторы недели назад он был совершенно уверен – первое января застанет его (в лучшем случае) в гостях у родителей. Не думал и не ждал этой внезапной радости – возвращения Маши, а вместе с ней – забытых семейных хлопот. Но - свершилось! Всё вернулось, и параллельно возникла (приятная) проблема – что подарить жене на Новый год. Когда совсем уж было сдался, ненароком припомнил, что когда-то она сильно печалилась из-за отсутствия у неё этюдника и, главное, собиралась его приобрести... Вздыхала горестно, говорила что-то вроде: "Чудесный сад вокруг, так хочется его запечатлеть в акварели, но никаких приспособлений, облегчающих труд художника, под рукой не наблюдается (только не говорите мне про фотоаппарат!). Не пойдёшь же в сад с альбомом для рисования! Для карандашных набросков сойдёт, а вот для акварельных этюдов – не очень"... Она никогда впрямую не просила подарить ей этюдник и потому ставила Вадима в тупик. Он не совсем понимал в чём проблема и, собственно, не воспринимал "коробку с красками" достойным подарком. Лишь позже, постепенно, путём пристального наблюдения за художествами Даньки, понял – для художника этюдник реально необходим! Мокрая бумага идёт пузырями, а после высыхания деформируется, что сильно портит впечатление от рисунка. Листок следует пришпиливать на кнопки или натягивать на рамку - тогда, высохнув, поверхность рисунка останется гладкой! Этюдник всё это предусматривает... Вот в какие тонкости пришлось вникнуть (к тонкостям тут относится и труд художника, и, между прочим, женская психология).
     В специальный художественный салон (по совету преподавателей изостудии при ЦТЮ) сходил загодя, в среду. Посоветовался, выбрал… Мольберт или этюдник? Мольберт слишком уж громоздкий, пожалуй. Этюдник – дороже, но компактней и, в сложенном виде, представляет собой деревянную коробку 56х42х17 (с ремнём для того, чтобы таскать её с места на место), у которой на брюшке - складные ножки. Внутри такой коробочки можно уместить всё, чего душа художника пожелает: краски, кисти, бумагу… вплоть до банки (останется только сбегать к садовому шлангу и налить воды)… Этюдник запросто раскладывается, устанавливается на ножки (их высота регулируется, можно за этюдником стоять, можно сидеть) – с внутренней стороны "крышки" нашей коробки прикрепляется холст или бумага. Конструкция увесистая, ничего не скажешь (этюдник, который выбрал Вадим, весит шесть с половиной кг!). Но Маша не станет его далеко таскать, только в сад. И всё всегда будет у неё под рукой. Богдан, обследовав сегодня в магазине Машин подарок, сразу же заявил, что когда ему исполнится десять, папа купит ему точно такой же. Папа, естественно, пообещал (подумав, впрочем, что, возможно, в десять лет, Данька потеряет интерес к рисованию, ведь он уже теперь разрывается между кисточкой и бассейном!).
     Чтобы Маша не обрадовалась раньше времени, Вадим, вернувшись с Генрихом с прогулки, задвинул сложенный этюдник за спинку одного из кресел в библиотеке. Это кресло повёрнуто спинкой к книжной полке и помещается возле самого окна, в относительном отдалении. Нипочём не разглядишь, что там за ним стоит (таиться сюрпризу нужно всего-то несколько часов). Понятное дело, оставлять его в прихожей незачем…
     Вадиму тоже нравились семейные хлопоты. Нравилось, как смотрели на него продавщицы художественного салона, когда говорил, что покупает новогодний подарок для жены. С некоторыми продавщицами он сегодня даже поздоровался, ведь в среду провёл тут минут сорок, выбирая. А ещё ему нравилось, как он, из рядового "симпатичного парня", в глазах этих продавщиц преобразился в заботливого супруга. Жёны-художницы они ведь (будем смотреть правде в глаза) не подарки. Извиняйте за каламбурчик конечно… Продавщицы наперебой интересовались, профессиональная ли художница его жена и в каком жанре предпочитает работать… Вадим немало удивился, когда неожиданно выяснилось, что его Маша предпочитает портретный жанр и рисунки с натуры!… Да уж, портреты Богдана, сделанные её рукой, чудесны! В них нет нарочитости, стремления придать изображаемой мордашке как можно больше детского очарования (с тех пор как она к ним вернулась, не выпускает из рук карандаш – уже почти неделю!).
     Вадим смотрел на эти портреты, понимал, насколько Маша любит Богдана, и сердце болезненно сжималось в груди. Свою любовь она могла показать лишь в рисунке… Вадим был бы совсем не против, начни мальчик называть её мамой и даже подумывал о разговоре на эту тему, но вовремя дал задний ход. Допустим, малыш согласится, но где гарантия, что в самый неподходящий момент он не скорчит непонимающую мину или не начнёт хихикать? Для него всё - игра, по малости своих лет он не скоро начнёт что-либо смыслить в Машиных чувствах, и запросто сморозит чушь про то, что у него уже есть мама, а двух мам не бывает! Он ещё слишком мал для того, чтобы понять, когда и что уместно говорить…
     Маша предложила так же и Вадиму чуть-чуть ей попозировать, когда он работает. Отметила: лучше всего при этом быть по пояс голым и босиком ("Я тебе не помешаю"). Вадиму ничего не оставалось, как ответить ей, что "Нужно выбрать день"… Сказал так, а потом понял, что стесняется, смущается - потому увиливает! Но в голове его любимой художницы уже готов образ и здесь никто не собирается интересоваться мнением модели! Придёт Маша в гостиную, притащит за собой по полу новый этюдник, методично отрегулирует ножки на нужную высоту, стянет с мужа майку или рубашку (что там на нём будет надето), и начнёт превращать его (на бумаге) в романтического героя, который, лёжа в подушках на диване, босиком и полуголый, чего-то там "сочиняет"! Тут очень не помешала бы "львиная грива" а-ля герой "Десяти причин моей ненависти"… Машино вдохновение непредсказуемо. Помнится, впервые разглядывая её рисунки (миллион лет назад, на следующий день после похорон Зойки) он понял, что художница она незаурядная и, при желании, запросто могла бы работать ничуть не хуже чем, скажем, Сораяма или Джеральд Бром… А что если предложить Косте провести в ЦТЮ персональную выставку работ Маши? Или с папой поговорить…

* * *
     Она непредсказуема и загадочна! Даже сейчас загадочна, в коротеньком домашнем халатике на молнии вместо застёжки, непричёсанная и ненакрашенная… Поставила "Цезарь" в холодильник – сухарики пока отдельно, чтоб они не отмокли раньше времени и хрустели. Потом - придирчиво осмотрела, как Вадим натирает на тёрке варёные яйца (ему уж очень понравилось это делать) и принялась собирать всевозможные очистки в ведро – черенки от китайской капусты, скорлупу от яиц и орехов…
     -Где ты раздобыла столько рецептов? – поинтересовался Вадим, заглянув в её толстенькую тетрадку.
     -Везде понемногу, - Маша пожала плечами. – Здесь у меня тоже есть и свои убеждения, и табу, и обязательная программа…
     Ополоснула руки и очистила мандарин, на котором поблёскивали капли воды (только что тщательно вымыла все фрукты - Данька  обязательно полезет за ними, как только проснётся). Вадим сидел на стуле, возле миски с натёртыми яйцами, и смотрел на стоявшую у кухонного стола Машу. На столе, возле стены, помещалось великое множество всякой всячины – от приправ в герметично закрытых баночках, до набора ножей… А выше – висела та самая антресоль с мукой… Вадим вспомнил и улыбнулся. Запахло мандарином.
     -Где у нас зверюга-собачуга? – Маша даже заглянула под кухонный стол, внезапно вспомнив о Генрихе.
     -Вообще-то он отправился в детскую вместе с Данькой. Соскучилась, позвать?
     -Не-а, не соскучилась, - Маша улыбнулась. - Хочешь цитрус?
     -Хочу, - честно ответил Вадим, глядя снизу вверх.

* * *
     -Мы – безответственные родители, - выдохнула запыхавшаяся Маша, обнимая Вадима.
     -Что? – переспросил он, вдыхая запах её кожи, на изгибе шеи, там где начинается плечо. Её кожа пахла чем-то тёплым, похожим на молоко. Маша вся пахла так. Выпускать её не хотелось…
     -Ребёнок дома, а мы с тобой… на кухонном столе…
     -Этот ребёнок дисциплинированно проспит ещё часа полтора, в обнимку с плюшевым мишкой, - отозвался он, переводя дух и по-прежнему не выпуская её бёдра. – Я его знаю.
     -Но когда-нибудь он нас непременно застукает, - сказала Маша, отвечая на его поцелуи и понимая что, чего доброго, Вадим сейчас подхватит её и унесёт в спальню. Такое уже бывало не раз. Он обычно комментировал такие марафоны фразами вроде: "У "Скорпиона" имеются десять (а то и все двадцать) пальцев и язык". Маша считала его "реплики на тему" несусветной пошлостью, но не согласиться с доводами не могла – доказательства своей правоты муж приводил ей регулярно. Она не понимала, зачем ему это нужно, ведь по идее мужик, получивший желаемое, должен повернуться на другой бок и захрапеть, а этот… Рискнула однажды поинтересоваться. Знаете что ответил? Сказал: "После близости с тобой всё только начинается - ты как глина в эти минуты. Даже пахнуть начинаешь по-другому. Мне нравится звук твоего дыхания, когда я прикасаюсь, мне нравится твой вкус… Везде". Не просто сказал. Прошептал. И чуть не свёл этим с ума! Но сегодня расслабляться – ну никак нельзя!
     -Всё, Димка, всё, остановись, отпусти меня, - проговорила Маша. - Я действительно очень боюсь, что Данька проснётся…
     -Не каркай, Марусь.
     Вадим поддержал её за локоть, когда она спрыгивала со стола. Натянула на плечи съехавший халатик и застёгнула "молнию".
     -Кошмар, наш медовый месяц сводит меня с ума! – засмеялась Маша. – Ты скоро превратишь меня в нимфоманку. Я уже, кажется, становлюсь фанаткой нашего секс-марафона!
     -Тсс, никому не рассказывай, - он приложил палец к её губам. – Это не марафон, Солнце, это, всего лишь, его light-версия. А мандаринка, кстати, была ничего себе такая, - убрав палец, Вадим наклонился…
      И снова целовались минут десять, до тех пор, пока Маша не заметила краем глаза циферблат часов на стене.
     -Двойка за поведение, Вадим Ефимович! – сказала она, уворачиваясь. – Димка, ну перестань, в конце концов… Скорпионище моё, не нужно излишеств, не до них. Давай продолжим ближе к утру…
     -Перестал, - Вадим финально поцеловал Машу, а потом чинно сделал шаг в сторону.
     Маша взяла с обеденного стола мандарин (не влез в вазочку с фруктами) и вручила Вадиму:
     -Держи. Быть может, он скрасит твоё воздержание, горячий парень.
     -Грустно, - оценил Вадим. – Там, кстати, кино начинается.
     На экране кухонного телевизора действительно уже шёл забавный мультик про однотипные дома, предваряющий титры "Иронии судьбы".
     -Я тебе здесь ещё нужен?
     -Пока – нет.
     -Тогда пойду, поговорю с Кэт по "Скайпу", - он целомудренно (но при этом его рука всё же скользнула по её бедру) поцеловал Машу в щёку и ушёл, сдирая с мандарина корочку.

* * *
     …Маша села за обеденный стол и, подперев щёку, стала смотреть в экран. Говорят в тот год, когда снимали "Иронию судьбы", со снегом случилась какая-то напряжёнка… Поразительно – уж чего-чего, а снегу в фильме полно! Снег заменяли, кажется, нафталином. Искусство это или ремесленничество?... Ну, а что тогда театр? Там же кругом декорации, вся сцена в декорациях: столы, стулья, вазы (даже пистолеты) - бутафория. Но кто сомневается в том, что театр – искусство? Никто… Машу всегда притягивал театр. Как магнитом. Возможно поэтому она никогда не стояла в стороне от сумасбродных проектов сумасшедшего гения Станиславского, о чём бы тот не попросил, и какой бы дикой не была его очередная идея. Буквально - не могла устоять. К счастью, Костя не злоупотреблял… Вчера, например, он поделился с ней своими тайными планами. Оказывается, Станиславский вот уже много лет мечтает поставить мюзикл по рассказам Куприна. У него даже имеются серьёзные наработки и название готово: "Синяя Звезда" (этот рассказ он хочет сделать основой мюзикла). Вот только побаивается (он сказал "я очкую"). Считает, что любые поползновения на русскую классику караются самым страшным образом. Кем караются? Да публикой. Публикой, критикой, культурной общественностью… Костя не то чтобы всерьёз боится – он испытывает трепет. Наиграл на гитаре некоторые фрагменты, и даже напел кое-что. Маша была тронута. Костя с ней советовался… И это после того, как она доставила ему столько волнений! Маша считала, что серьёзно виновата перед всеми (пусть Вадим выводит себе какие угодно теории на тему синдрома заложника!). В ЦТЮ, например, она старалась делать всё возможное, чтобы свою вину загладить – пусть это просто покупка в буфете сдобных булочек с маком для руководительницы театра моды… М-да, так можно и в лепёшку расшибиться (буквально)… Вадим несколько раз за прошедшую неделю повторял ей: ни перед кем она ни в чём не виновата, но Маша-то лучше знала. Знала, что струсила! Испугалась (лишних, как тогда казалось) воспоминаний, головных болей… Если бы не была такой эгоисткой и вернула свою чёртову память в первые же дни или недели – не случилось бы этой мучительной истории, растянувшейся чуть ли не на полгода! Столько времени прошло впустую! Стыдно. Как же стыдно…
     Она смотрела на кружащиеся в кадре снежинки, красиво переливающуюся повсюду мишуру, на пушистую шапку Гали… Мама рассказывала, что в те времена тотального дефицита довольно популярны были вот такие шапочки из лебяжьего пуха. У мамы этой шапки не имелось (она только с завистью смотрела на обладательниц), а потому, не известно, насколько птичий пух вообще защищал от зимней стужи… Временами Маша отвлекалась от своих тяжёлых мыслей и начинала с удовольствием следить за сюжетом и актёрской игрой, но мысли всё равно оказывались сильнее...
     Слабая, испуганная, глупая – вот такие эпитеты приходили в голову, когда пыталась найти себе хотя бы крошечное оправдание (поглядите на неё – вернулась такая, облагоденствовала!). Всю неделю ловила себя на том, что смотрит на мужа, как на икону. Его это раздражало, но у Маши действительно не укладывалось в голове, каким образом он смог ВЫДЕРЖАТЬ несколько месяцев абсолютной неизвестности! Мало того что его крыша никуда не поехала - он ни единым словом, ни разу не упрекнул ни в чём. Вадим предпочитает вообще не вспоминать. Будто и не было ничего… Потому хотелось бесконечно угождать, кормить его чем-нибудь вкусненьким (как же это глупо и мелко!). И каждый раз убеждалась – недостаточно она делает! Всё, что происходит – лишь логическое возвращение к нормальной семейной жизни. Она в любом случае делала бы то, что делает, даже если бы ей категорически не нравилось это делать. А ЛУЧШЕ БЫ НЕ НРАВИЛОСЬ! Было бы куда ценнее и жертвеннее, ненавидь она готовить, заниматься с Вадимом любовью… Ну, готовить-то она любит в принципе, а вот насчёт секса… Это действительно срабатывает только с Вадимом. Только с ним не подступает к горлу мерзостный спазм! За доказательствами далеко ходить не нужно: в момент, когда Костя по-братски чмокнул в щёчку и крепко обнял при встрече, она почувствовала острое неприятие (запах табака, чужого лосьона после бритья или какой-то там ещё парфюмерии), отвращение и желание оттолкнуть… Это Костю-то! Милого, беззлобного, искреннего человека, который никогда, ни за что не обидел бы даже мухи и который, в известной степени, ей нравился!... Сидя за обеденным столом Маша твёрдо решила, что раз уж ни от кого нет никаких наказаний, значит нужно их себе придумать. Например, устроить большую стирку (а стирать-то ей как раз не особо нравится!). Например, выстирать (на руках!) большущее покрывало с дивана в гостиной, шторы из спальни (а шторы там – от стены до стены и от потолка до пола!), отутюжить все дорогущие рубашки (Маша терпеть не может гладить рубашки и всегда старается переложить это дело на горничную)… Теперь рубашек значительно прибавилось, и все они с такими серьёзными лейблами, что в священную дрожь кидает…
     Думала она так, думала, и внезапно припомнила, как совсем недавно муж обмолвился о том, что, с некоторых пор, начал наведываться в церковь и беседовать с отцом Алексием, тем самым батюшкой, который его когда-то крестил. О постах речи нет, о вегетарианстве, в общем-то, тоже, но говорили подолгу. На счету Вадима было уже четыре службы, которые он честно отстоял от начала и до конца… По сей день отмаливает грехи?... А быть может, это… как там называется? Послушание?... Вообще-то очень похоже на то, что Маша права в своём прозрении, хотя бы потому, что вдруг – рраз, и совершенно успокоилась. Спокойствие пришло так же внезапно, как мысль насчёт церкви. И тревожные думы куда-то подевались. Выходит, нашла ответ?
     …Додумать мысли и досмотреть первую серию "Иронии Судьбы" не успела. Точнее – не стала досматривать. Появились более важные дела: проснулся Богдан, пришёл, заспанный, на кухню в пижаме, и заявил, что хочет "золитОе" яблоко…

* * *
     Стрелки подбирались к двенадцати. Примерно час назад Вадим, Маша, Богдан и Генрих вернулись с прогулки по праздничному городу. Точнее – сначала они действительно гуляли ("Выгуливали Генриха и фотоаппарат"), смотрели на весёлый народ, на фейерверки, которые уже начали устраивать заждавшиеся граждане. Даньку с трудом уговорили не напяливать плащ Бэтмена на зимнюю курточку и оставить костюм дома. Трудно представить, во что превратился бы красивый, расшитый блёстками плащ, ведь мальчик без устали участвовал во всевозможных мероприятиях – бегал, прыгал, скакал с ребятнёй на детской площадке вокруг ёлки, украшенной серебряными звёздами, пел песни, рискуя наглотаться холодного воздуха. А ещё Богдан познакомился с пьяным Дедом Морозом и получил от него шоколадку… Действительно, жаль, что в округе не было ни одной настоящей горки! Маша ловила себя на том, что ей очень хотелось бы сейчас съехать с ледяной верхотуры, как в детстве, на "фанерке"!... В довершении ребёнок покатался в повозке, которую вёз настоящий северный олень - это уже апофеоз! В повозку, рядом с Богданом, пришлось сесть Маше, потому что Вадим, который участвовал сегодня во всех мероприятиях наравне с сыном, буквально в приказном порядке затолкал её туда. Он-то прекрасно понимал, почему Маша скромничает, хотя тоже с удовольствием подурачилась бы с компанией детей и родителей. Она считает себя не вправе вмешиваться… Вадима, надо сказать, её настрой (опять же) слегка раздражал. Он всегда старался доказать ей самой, насколько она важна для этого ребёнка, как мальчик нуждается… в маме. У неё неплохо получалось быть мамой для Даньки, но она сводила всё на нет, вела себя иногда до такой степени скованно, что хотелось на неё прикрикнуть, чтоб прекратила заниматься глупостями. Чего доброго, Богдан мог опять подумать, будто Малуся его больше не любит! Если такое случится, Вадим готов был на серьёзный разговор с Машей. И ладно, пусть после этого разговора она немного поревёт (иногда Маша ревёт лишь ради разрядки). Вадим не драматизировал лишний раз, хотя, чего уж там, всем было трудно. Но всё к лучшему… Стоял, смотрел, слушал, как счастливо хохочет Богдан. За пазухой Вадима, под пальто, сидел озябший Генрих и с интересом вертел мордашкой влево-вправо. Запустили два небесных фонарика (один – Данькин, а второй – совместный Вадима и Маши). Когда взлетал их с Машей фонарик, Вадим не удержался, поцеловал её, а вездесущий Данька это увидел и серьёзно так сказал: "Низя целоваться зимой на улице. Вскочит неклрррасивая болячка!" И… все дружно пошли к дедушке с бабушкой.
     Родители надарили кучу всяких штуковин Богдану (ребёнок плясал от счастья, хотя его многочисленные игрушки уже нигде не помещаются - впору открывать магазин игрушек) и, между прочим, анонсировали завтрашний визит Деда Мороза. Данька, в ответ, заявил, что знает об этом, ведь сегодня лично договорился с ним (Дедом Морозом) и тот пообещал обязательно его навестить. Родители, конечно, тут же решили, что малыш фантазирует. Пришлось их разубедить и заверить – да, он действительно виделся с Дедом Морозом. В доказательство включили фотоаппарат и показали фотографии (дедушка и бабушка сразу же перенесли снимки на компьютер, на память)… Кстати, Маша совершенно потрясающе получилась рядом с северным оленем! На ней была куртка молочного цвета, а на голове – капюшон, отороченный каким-то белым, переливающимся в разноцветных огнях гирлянд на деревьях, "чебурашкой" – северная принцесса, не иначе! Вадим, глядя на снимок, подумал, что если бы он до сих пор ещё не влюбился в неё, то непременно сделал бы это сегодня…
     От души хохотали, разглядывая на мониторе сегодняшние фотографии… Ефим Львович всё-таки уговорил их "проводить Старый год" – виски и "Baileys" (на ликёр, естественно, уговорились только Маша и Ида Александровна). А Данька в этот момент смотрел мультик про Умку…
     Когда в начале двенадцатого вернулись домой, малыш, который обычно ложился спать не позже десяти вечера, откровенно зевал, но героически помогал перенести кой-какие угощения из холодильника в гостиную. Он сразу, как только пришли, нарядился в костюм Бэтмена (к счастью, вместо шлема, прилагалась просто чёрная маскарадная полумаска) и растеребил разноцветную гроздь воздушных шаров, висевших у потолка, так что потолок гостиной стал похож на праздничный торт. Генрих носился по квартире (за всеми по очереди), весело тявкал и даже плясал на задних лапках. Домочадцы (периодически) его отгоняли, потому что опасались чего-нибудь отдавить "этой малявочке". И, в конце концов, все уселись возле телевизора, когда начали бить куранты…

* * *
     Выпили по бокалу шампанского, а Данька слопал свою любимую желейную конфету (он называл эти конфеты "жалейные", ведь они такие вкусные, что их жалко есть) и заел её долькой апельсина. Хором прокричали "Ура!" и, буквально тут же ожил сотовый у Маши. Мама и папа. Компьютер выключен, потому они звонили по телефону.
     Родителей интересовало буквально всё (несмотря на то, что Маша уже разговаривала с ними утром). Они расспрашивали о здоровье, о том, как прошёл день… А потом Маша передала трубку Вадиму (тот попросил) и он о чём-то довольно долго говорил с её папой...
     Налопавшийся конфет Богдан (Маша позволила ему есть их столько, сколько хочет, ведь праздник!) забрался к Маше на колени с большущим яблоком в руке (выбрал самое большое). Они нашли в телевизоре какой-то канал, где шло караоке и дружно пели песни, не обращая внимания на Вадима, который пытался им сказать, что ничего не слышит в трубке… А ещё минут через десять Маша обнаружила, что поёт одна. Данька крепко заснул, сжимая в руках яблоко. На лице у него, полускрытом чёрной, съехавшей на бок маской, сияла улыбка…

* * *
     Вадим распростился с Машиным отцом (зацепились за воспитание детей), как только за Машей с Богданом на руках закрылась дверь гостиной. Вытащил из-за шторы на окне сложенный этюдник, легко отрегулировал ножки, размышляя о том, что неплохая всё-таки была мысль – поставить на дверь доводчик. Маша, унося на руках малыша, конечно, оставила бы дверь открытой, а это нарушило бы некоторые планы – доводчик всё сделал за неё.
     К рамке этюдника Вадим заранее прикрепил листок бумаги с надписью (распечатал на принтере сегодня утром): "С Новым Годом!", осталось лишь открыть "сундучок" и развернуть в нужную сторону. На всё про всё ушло около минуты. Налил два бокала шампанского, поставил их возле кисточек в открытый этюдник, ухватил за ниточку воздушный шарик (попался синий) - и ещё около минуты…
    
* * *
     Генрих, который уже давно задрёмывал, сидя возле Даньки на диване, очень воодушевился тем, что мальчика, наконец, транспортируют в детскую. Пёс заскочил туда раньше Маши, едва не попав ей под ноги, и радостно забрался в свой зелёненький домик. Покрутился там, укладываясь, и затих. С гораздо большим удовольствием он, наверное, пристроился бы сейчас к Даньке под бочок, но ПАПА запрещает такие вещи (отчасти потому, что опасался - как бы Данька не придавил во сне крошку-собачку)...
     Маша поправила на спящем мальчике одеяло и, потушив ночник, вышла на цыпочках из детской. Но в гостиную сразу не пошла. В спальне сняла с себя праздничный, новогодний нарядец (ничего особенного – джинсы и трикотажная кофточка), вытащила из-под кровати лист ватмана с новогодним подарком для Вадима и отправилась в ванную. Там разоблачилась до конца, перед зеркалом аккуратно завернулась в бумагу. Получилось довольно смешно – бумажный рулон, из которого торчат ноги, руки и голова (голова, увы, не с новогодней причёской, а с попыткой соорудить укладку самостоятельно). Похихикала, глядя на себя в зеркальном отражении – вот ничего себе праздник справляем! И неторопливо отправилась в гостиную, слегка шелестя бумагой, которую бережно придерживала, чтоб та не свалилась. Старалась не надорвать листок неосторожными движениями…
     Зрелище, поджидавшее Машу в гостиной, заставило её поначалу оторопеть. Итак, войдя в комнату, и неся на себе красивую картину (на которой непонятно что изображено по причине свёрнутости), как девушка из рекламного агентства, она увидела первым делом (напротив двери) четыре острые ножки этюдника (сразу же распознала!) и бокал шампанского. Бокал стоял на фоне разноцветной надписи, прикреплённой изнутри к раскрытому этюднику. Надпись гласила: "С Новым Годом!". А за этюдником, что-то пряча за спиной, помещался воплощённый Аполлон, чьи чресла прикрывал, собственно, лишь этюдник (больше на Аполлоне ничего не было). Дверь за Машиной спиной мягко закрылась, а "Аполлон", сделав почти неуловимое движение рукой из-за спины к губам и обратно, другой рукой поднял с этюдника бокал и сказал мультяшным голосом:
     -Дорогая и любимая моя Маша! Поздравляю тебя с Новым Годом! – и снова движение из-за спины к губам (теперь-то рассмотрела, что в руке у него синий шарик с гелием). - Пусть в этом году исполняются мечты и не будет расставаний. Я просто уверен, что всё будет именно так!
     Вадим отпустил шарик (тот улетел, весьма ошалело, в сторону), взял с этюдника второй бокал и протянул его Маше. Та, понемногу приходя в себя, начала хохотать, всё ещё придерживая на себе лист ватмана. Боялась подавиться шампанским, но всё же сделала глоток и еле выговорила сквозь смех:
     -Разматывай!
     Вадим, сохраняя абсолютно серьёзное выражение лица, поставил свой бокал на этюдник и вышагнул из-за коробки, вызвав у Маши новый приступ смеха. Она показала, как нужно взяться за бумагу, чтобы аккуратно всё размотать. Вышло, что Вадим лишь придерживал ватман, а Маша повернулась вокруг своей оси. Раз – и картина осталась в его руках, а Маша – рядом, и совсем без одежды. Вадим, наконец-то улыбнулся. Прокашлялся.
     -Это что? – поинтересовался он своим обычным голосом, бережно придерживая кончики закручивающегося листа плотной бумаги. Ему никак не удавалось рассмотреть рисунок полностью.
     -Сейчас, подожди! - Маша, с бокалом в руке, подошла к двери и повернула дверную ручку, чтобы снаружи нельзя было открыть. 
     Потом она выдвинула из-за спинки дивана кухонную табуреточку, на которой, аккуратно свёрнутые, лежали два махровых халата и простыня. Простынёй закинула диван, а халаты так и оставила на табуретке.
     -Стратегия и тактика – на высшем уровне, - оценил Вадим, допивая вино и с видимым удовольствием наблюдая за Машей. – Я примерно в том же направлении мыслил, но потом увидел твою табуретку и понял, что ты меня опередила.
     Маша взяла у него ватман, развернула и отошла подальше.
     -Ну, в общем – это тебе от меня, - сказала она. – Денег на подарок не было, так что не обессудь.
     Вадим внимательно рассмотрел, причём сильно выворачивая голову и улыбаясь при этом.
     -Красиво, - сказал он. – Девушку из брандспойта поливают? И ей это нравится!
     -Чтоо? – не поняла Маша.
     Тут до неё дошло – она взглянула на рисунок… Ну точно – вверх ногами! Перевернула и они, теперь уже вместе, стали хохотать.
     -Это - ты, хотя лица почти не видно, - кивнул Вадим. – Неужели с натуры?
     -С натуры. Лучше не спрашивай, как я это сделала, - смеялась Маша.
     Она осторожно поставила рулон ватмана на пол.
     -Не спрашиваю, - согласился Вадим. – И уже прикидываю, куда бы эту красоту поместить…
     -Вопросик – ещё тот, - заметила Маша. – Думай. У меня нет никаких предложений.
     -Я всегда говорил, что ты – коварная… - Вадим развёл руками. - Слушай, а ведь это "оголённое состояние" – вещь сродни откровению. Всё воспринимается совершенно по-другому…
     -И – никаких тебе тайн, - подтвердила Маша.
     -Absolutely, - кивнул Вадим.
     -Ты держишься молодцом, - одобрила Маша, не переставая улыбаться. – Я опасалась, что моё присутствие рядом, в "новогоднем костюме", приведёт к клиническим последствиям.
     -А это – как себя настроишь, Маш. Надеюсь, тебя не обижает такой мой настрой?
     -Нет, Дим. Я ценю твою силу воли, конечно же, - Маша приложила максимум усилий, чтобы вложить в свои слова побольше убедительности. Она-то с грустью ожидала, что оригинальная затея, с тотальной обнажёнкой, выльется в самый банальный финал и останется лишь разочарованно вздохнуть, но… Пока её предчувствия почему-то не оправдывались. Такое (ничем не подпорченное) начало очень даже нравилось ей, но, признаться, одновременно сильно удивляло...
     А всё объясняется просто - Вадим, в самом деле, заранее настроил себя на эту ночь. Сплошной "Новогодний" секс (с утра до утра) Маше вряд ли понравится – аксиома (хотя он-то как раз не отказался бы продолжить уже начатое утром и днём). Очень даже хорошо мог вообразить себе лицо Маши, которая говорит с лёгким разочарованием: "Мы же не об этом договаривались!" Конечно, ни в чём не упрекнёт, но будет разочарована. Стало быть – нужно, во что бы то ни стало, оправдать её ожидания. И чего бы это не стоило!
     -Ты как? Нормально? – спросил Вадим, уловив её напряжение, когда она размышляла над фразой о ценности его силы воли.
     -Вполне. Особенно – в тёплой компании с тобой, - сказала Маша.
     -Да уж, твоя поддержка моей идеи, моральная и физическая, дорого стоит. Кроме шуток.
     -Красота – страшная сила, - она хихикнула, медленно смерив его взглядом.
     -И не говори, - подтвердил Вадим и даже повернулся вокруг.
     Маша засмеялась:
     -Хорош! Слов нет!
     И добавила:
     -Так же кроме шуток: а Барбара-то была права – у тебя действительно охренительная фигура.
     -Спасибо, - скромно ответил Вадим. – Фигуру я, с самого детства, старательно строил.
     -Ужасно хочу тебя нарисовать.
     -Ты меня разочаровываешь – я-то думал, что ты скажешь "Ужасно хочу тебя". Без "нарисовать".
     -Без пошлостей! – поучительно погрозила пальцем Маша.
     -Шучу, Солнце. Я же знаю, что голые мужики вызывают у тебя если не отвращение, то смех.
     -Верно, - согласилась она. – Но я всё равно сниму с тебя как можно больше одежды, когда уговорю позировать. И это – будет первая работа на новом этюднике.
     -Угодил?
     -А я не сказала? – спохватилась Маша. – Прости! Ещё как угодил: этюдник - моя мечта!
     -Поцелуешь?
     -Поцелую!
     Маша подошла и повисла у него на шее.
     -К слову, - сказал Вадим, проскользив ладонями вниз, справа и слева, от Машиных плеч к бёдрам, - когда комплименты тебе делает девушка, в которой вообще нет изъянов, это звучит музыкой.
     Маша прикрыла глаза и постаралась справиться с мурашками.
     -Я люблю тебя, - шепнула она еле слышно. – Димка, я так рада, что мы вместе… Только не говори ничего про стокгольмский синдром, пожалуйста.
     -Не буду.

* * *
     А дальше… Нет, не то, что вы подумали. Сели на диван и продолжили праздновать! Домашний телефон предусмотрительно был отключен, так что все звонили на сотовый. Конечно же – на сотовый Вадима. И Вадим звонил сам – кому-то из управления образованием, из мэрии, Жанне Семёновне… Причём вёл он разговоры очень серьёзно, почти по-деловому. Маша, глядя на него, в это время просто умирала от смеха. Голый человек рассуждает о чём-то с жутко серьёзным видом. Картинка, достойная классической комедии положений! В телевизор тоже невозможно было смотреть без смеха – все эти звёзды эстрады (одинаковые на всех программах) выглядели ещё более напыщенными и пустыми, чем бывало обычно.
     -Знаешь, что является лучшим украшением обнажённой женщины? – спросил Вадим у Маши, в очередной раз закончив поздравительный звонок. – Улыбка.
     -Верно, - согласилась Маша и снова засмеялась (от смеха уже болел живот, если честно). – А лучшее украшение обнажённого мужчины? Есть такое?
     -Есть. Плавки.
     -Иди к чёрту! - расхохоталась Маша и уже просто схватилась за живот.
     А он, преспокойно, продолжил свои звонки. Позвонил человекам пятнадцати, никак не меньше.
     Открыли ещё одну бутылку шампанского, стоявшую на окне, за шторой (Маша не знала о её существовании, боялась, что нагрелась и выстрелит – не выстрелила, видимо потому что почти весь день провела на балконе). Позвонили ученики из класса, в котором училась Лиза. Позвонивших ребят было пять человек (две девочки и три мальчика), они встречали Новый год в компании, у кого-то дома ("Не волнуйтесь, Вадим Ефимович, у нас тут есть взрослые – мама и папа"). Говорили по громкой связи, перебивая друг друга. Даже родителей потом позвали (родители – сами педагоги, люди надёжные). Хотя некоторым из позвонивших уже исполнилось по 18 (двоим, мальчику и девочке), они охотно играли роли несовершеннолетних болванов. Им эта игра, судя по всему, очень нравилась, и они активно дурачились… до тех пор пока Вадим открытым текстом не призвал их завязывать ломать комедию. Все расхохотались и окончательно расслабились. Принялись рассказывать, что собираются провести несколько дней на Алтае, в Салаирской тайге, жить в настоящей "избе", посетить пещеры и кататься на лыжах… Никого из них не удивляло слегка странное (как казалось Маше) настроение и поведение Вадима Ефимовича – должно быть он всегда именно так общался с учениками! Особо Машу поразило большое количество сленговых выражений и даже словечек на албанском. Дети воспринимали такой стиль общения очень естественно, так что Маша, в конце концов, перестала удивляться… Вадим пообещал весной провести у них консультации перед сдачей ЕГЭ, чем вызвал радостное улюлюканье и дружные вопли: "Спасибо, Вадим Ефимович!"… Не нужно было пристально вглядываться, чтобы заметить: разговаривать с детьми ему гораздо приятней, чем со всеми остальными – улыбается искренне и искренне заинтересован в разговоре… В который уже раз Маша риторически подумала о том, что Вадим – очень хороший отец… И едва удержалась, чтобы не расплакаться.

* * *
     Стрелки показывали начало третьего. Давно уже были выключены каналы IP-телевидения и включен интернет. Сначала смотрели ролики на YouTube с участием животных, и снова хохотали до слёз, а потом перешли к видеоклипам… Наконец, решили сделать паузу. Надели халаты, собрали посуду, спустились вниз и дружно мыли тарелки…
     -Маш, - спросил между делом Вадим, - а ты не собираешься снова отрастить волосы?
     Маша опустила глаза.
     -Плохая идея? - понял он.
     -Понимаешь, я не просто так подстриглась… Они же не очень короткие… Тебе не нравится?
     Маша спросила и поняла, что он долго тянул с этим вопросом, старательно обходил его всё время, начиная с момента её возвращения сюда из родного города…
     -Хотя бы до плеч, - сказал Вадим мягко. – Но я не настаиваю. Просто тебе очень шла коса… Нет так нет…
     -Я подумаю. Обещаю.
     -Спасибо, - улыбнулся Вадим, и поцеловал её в макушку. – Кстати, я забыл сказать: той злополучной страницы в интернете теперь не существует. Ваня звонил утром. Давай проверим, когда домоем посуду?
     Маша, не говоря ни слова, закрыла кран, обняла Вадима и спрятала лицо в воротнике его халата.
     -Ты сам проверь. Потом. Хорошо? Я не буду, - сказала она еле слышно.
     -Договорились, - он погладил её по спине.
     В подоконник мерно барабанил Новогодний дождь. Стояли обнявшись, и молчали.
     -У нас же всё хорошо, Дим, ведь правда? – вдруг спросила Маша.
     -По-моему, да… У тебя какие-то сомнения?
     -Эта моя амнезия… Моё дурацкое поведение… та ночь…
     -What of it? //Что из этого?//
     -Мы отдалились…
     -Маша, ты ерунду городишь.
     -Я не хочу тебя потерять…
     -Я тоже не хочу тебя потерять. Больше – не хочу. Мне уже достаточно. Я нажился без тебя до тошноты и готов на всё, лишь бы ты теперь была рядом.
     -И я, - эхом откликнулась Маша.
     -Вот видишь – у нас одинаковые цели. Даже после того, как мы сверили наши курсы, ты всё равно считаешь, что мы отдалились?
     Маша подняла голову и посмотрела на Вадима. Он улыбнулся, бережно, указательным пальцем, чуть нажал на её нос снизу:
     -Прекращай кукситься. Хорошо? Ты до сих пор ведёшь себя как гостья и никак не можешь избавиться от чувства вины, которое сама же себе придумала.
     -Здесь не только вина… Ещё и стыд…
     -Час от часу не легче, - вздохнул Вадим.
     Отвернулся и снова повернулся:
     -Маш, ну бред же! Я думал, что мы с тобой уже обсудили ту легендарную ночь и забыли о ней. Вчера был очень хороший день и мы, мы все, чувствовали себя семьёй. Скажешь – нет? Мы – СЕМЬЯ, Маш. Скоро обвенчаемся и никаких сомнений в этом вообще не останется. Я воспринимаю Даньку твоим сыном, как бы то ни было. Он - твой, только твой. You can take it from me. //Можешь мне поверить.//
     -Нет, он Зойкин, - шепнула Маша и заплакала. – Зойкин, не мой. И никогда моим не будет. У меня с тобой вообще никогда не будет маленького, потому, что… потому, что… Я так хочу его, Дима, но я, видимо, не заслужила этого счастья – иметь ребёнка… иметь ребёнка от любимого человека… А Зойка… Она заслужила…
     Вадим подхватил её за бёдра, посадил на столик между кухонной мойкой и плитой. Легко так, словно она ничего не весила. Он подцепил ногой деревянную табуретку, подвинул к себе и сел, лицом к всхлипывающей Маше. Взял её руки.
     -А теперь послушай меня, великая греховодница, - сказал он вкрадчиво, глядя ей в глаза. - Ты на пустом месте слёзы льёшь и голову пеплом посыпаешь – если что-то в твоей жизни когда-то и было, так это, by the way //между прочим//, полностью на совести того извращенца. А то, что было со мной… то, чем занимались мы с Зойкой, которую ты упорно причисляешь к лику святых – вот это реально стыдно, не достойно цивилизованных людей. Заметь, нас никто не заставлял, нам это нравилось. Теперь, с тобой, пытаясь залечить твою замученную душу, я отмываюсь от грязи, отмаливаю собственные грехи. Давай не будем больше спорить о том, кто из нас двоих больше нагрешил в своей жизни. It's waste of time //Это трата времени//. Мы не будем до бесконечности обсуждать, кто "перегнул" ТОЙ НОЧЬЮ палку – ты, принуждая меня выполнять чужую роль, или я, полностью подчиняясь твоей тогдашней истерике, хотя понимал, что ты не в себе. Let's clear it up. Once and for all, Sun. //Давай разберёмся. Раз и навсегда, Солнце// Я сейчас перескажу тебе мой "тёмный период", и let's drop the subject //давай оставим эту тему//, похороним её, в конце концов. Ты должна понять, что грехов у твоего мужа, к несчастью, хватит на пару десятков таких как ты. We have agreed? //Мы договорились?//
     Маша, всхлипнув, кивнула и тихо попросила:
     -Только говори со мной по-русски, хорошо, Дима?
     -Извини. Я очень постараюсь сконцентрироваться, Маш…

* * *
     В тот тёмный период были женщины. ОЧЕНЬ много женщин. Ты в курсе, что я избегаю вспоминать об этом, но… Чего уж там – изучал их, как атлас, читал, как учебник, делал заметки на полях и оставлял закладки среди страниц… Исходя из своего опыта, хочу сказать вот что: когда женщин слишком много, когда одна сменяет другую, ты понимаешь, что ничего не меняется. Они все одинаковые – на одно лицо, с одним и тем же писклявым голосом, царапучими ноготками, круглыми коленками, и даже духи у всех одни и те же! Тупо говоришь им какие-то слова, словно читаешь с листа написанное под копирку, повторяешь ту же незатейливую схему, совершаешь те же действия и телодвижения – они реагируют по стандарту…
     Зойка задалась целью слепить из меня нечто, что соответствовало бы её мечтам и эротическим фантазиям. Должно быть, вдохновил её мой гороскоп. С восторгом узнала, что я "Скорпион" и сразу побежала к какому-то астрологу, чтобы составить мой персональный гороскоп. Первым же нашим утром сначала торжественно зачитывала выдержки из этого гороскопа, а потом неожиданно поинтересовалась моим отношением к пирсингу на гениталиях. Сказала, что на обрезанных парнях  очень красиво смотрятся золотые колечки, вдетые "прямо туда" (ничто не заслоняет обзора!), а ощущения, говорят, просто незабываемые (для обоих участников процесса)! Я подумал: "А почему бы нет?" И… Когда, наконец, пришёл в себя после того как мне "пробили самое сокровенное", Зойка  привела меня в свою большую, разномастную компанию. И раскрыла этим "двери нового мира". Там все отдыхали так, как считали нужным – просто пьяницы, тихие наркоманы, а в основном - сплошь тусовщики (точь-в-точь как я). Тусовщики приходили только лишь для того, чтобы пообщаться, отдохнуть от рутины и догм. Мне тогда с трудом давался каждодневный обязательный костюм на работе, и я появлялся в нашей компании в линялой майке и драных, застиранных джинсах – вылитый герой порнофильма… Зойка сразу же забиралась ко мне на колени – это был почти ритуал. Нимфоманка, эксгибицинистка, фетишистка и, как я теперь понимаю, латентная бисексуалка. Трусики она носила только на улице и на работе, а лифчик – вообще никогда. Если юбка - то едва прикрывающая бельё, если бриджи или джинсы - то с самой низкой посадкой из возможных. Запросто могла, при всех, сидя у меня на коленях, запустить руку мне в брюки, себе в бриджи или под юбку, и в два счёта повергнуть всех в свальный грех. Люди не могли отвести от неё глаза, а мужики - фигЕли оттого, что она вытворяла. Не меньше (а то и больше) ей нравилось СМОТРЕТЬ со стороны, как ЭТО ДЕЛАЮ я. Спальня её квартиры представляла собой зеркальную комнату, где всё состояло из зеркал и даже пол был максимально блестящим (не знаю, как там сейчас – не ходил туда и не пойду). Она вечно смотрела в зеркало, постоянно. Когда ей наскучили зеркала, появилась видеокамера… Сейчас-то я сразу, не размышляя, скажу, что если девушка так нетипично себя ведёт, то её, по всей видимости, нужно подлечить в психушке, но… В то время я не делал никаких выводов и не рассуждал. Так влюбился, что вознёс мою богиню на пьедестал и больше ничего вокруг не видел-не слышал. Не без причины влюбился – она действительно была умной, задорной, весёлой, энергичной, смелой, бесшабашной, милой, доброй, упорной. Занималась конным спортом и даже участвовала в скачках, танцевала, прыгала на батуте – делала тройное сальто... Согласись, встретив такую девушку, которая ко всему прочему очень красива, любой двадцатипятилетний парень в два счёта потеряет голову! Я свою окончательно потерял. Тогда-то и произошло то, к чему она меня так грамотно, с самого начала, подводила. Задала вопрос: "Ты меня любишь?" Потом, естественно: "Если любишь, докажи! Пообещай всегда делать то, что нравится мне!" Теперь я, знаешь ли, в курсе, как появляются зомбированные террористы-смертники, которые взрывают бомбы в троллейбусах и на вокзалах. Конечно же, пообещал сделать всё, что она попросит, конечно! К счастью, к террористам Зойка не имела отношения…
     Она сразу заметила волну из женского либидо, поднимающуюся вокруг меня. Гораздо раньше, чем я сам начал отдавать себе в этом отчёт и понял, что мне лестно быть центром внимания. Девушки в нашей компании воспринимали меня ни много ни мало, как доминантного самца с безграничными возможностями. Они сочиняли легенды о моём пирсинге (теперь-то я знаю, кто и зачем сообщал им "по секрету" о моих заслугах!). Томно закатывали глаза, когда я появлялся в их поле зрения, твердили, что я неотразим, сексуален, как бог, и так далее... Началось-то всё вполне невинно, с петтинга, и выглядело милой забавой взрослых детишек. Секс без проникновения, почти тантрический акт со "спёкшейся" девушкой, на которую указала Зойка. Мне ж не трудно, скорее наоборот - приятно, ведь девчонки разрешают трогать все свои места! Я возвёл петтинг в ранг искусства, гордился этим и испытывал невыразимый кайф от сознания того, что любую могу повергнуть в транс одними лишь прикосновениями через одежду. Это действительно было. Иногда даже на спор, чисто технически. Зойка впадала в восторг от таких штучек!
     А потом ей, конечно, поднадоело и захотелось большего. Зойка опять выбирала девушку в соответствии со своим вкусом (бывало, что и двух). Мы вместе ехали в сауну или к Зойке домой. Совсем не обязательно Я должен был что-то с ними всеми делать: иногда мне самому сильно доставалось от них, особенно если девушки чего-нибудь нанюхались. Не могу сказать, что мне не понравилась очередная Зойкина затея. Понравилась. Очень понравилась. Это было весело. Особенно в самом начале... Чуть позже я налетел на неприличную болезнь, уколы и таблетки целый месяц - рвения у меня значительно поубавилось. С тех пор – только латекс!
     Во время моей "отлучки по болезни" произошла та история с Барбарой. После всего, Зойка чувствовала себя провинившейся, просила прощения, предлагала надеть на неё "пояс верности", хотя до Барбары маниакально хранила мне верность (это, пожалуй, её единственный плюс)… Латексу я изменял только с ней, и тогда же она забеременела в первый раз... Я хотел ребёнка, но она от него избавилась, сказала, что ещё слишком молода и не хочет впрягаться в кабалу. Попытался объявить ей бойкот, но, конечно, не смог долго сопротивляться. Она умоляла, она плакала… А ты знаешь, что это такое, когда любимая девушка плачет? Это… самая большая мука и самая сильная боль. В итоге, конечно, уступил, и продолжил её любимую игру – я с "плохими", обдолбанными, девочками. Зойке завидовали из-за того, что "ЭТО" в её постели постоянно, а не по выходным, и занимали на меня очередь. Но теперь-то я уже ненавидел "наше хобби". "Секс втроём" и "секс в присутствии" перестал быть забавным, я понял, что мне нужна только Зойка, без примесей и извращений. Пришлось устраивать показательные "дни непослушания". Иногда мы начинали перепалки в самые пикантные моменты, если ей, допустим, казалось, что я чересчур усердствую над очередной девчонкой. Мне было откровенно плевать на этих несчастных - "усердствовал" я над ними назло Зойке. А мог, например, на самой высокой точке оборвать её лейк, который она боготворила, отойти в сторону, чтоб спокойно там покурить. Зойка, конечно, начинала обзывать меня хамом, истерить и уговаривать довершить начатое. А я - незаметно надевал резинку и, не выпуская сигареты изо рта, сходу устраивал жёсткое порно-шоу, но не с ней, а с присутствовавшей тут едва знакомой девчонкой, которая от нашего с Зойкой лейка уже распалилась до предела. Девчонка моментально начинала дико орать что-нибудь идиотское вроде: "Да! Вот так! Быстрее! Да! Да! Да!" Зойка в бешенстве вцеплялась нам в волосы, старалась оттащить меня, но я, с адским смехом, грубо доделывал начатое, и не с ней, а - в девчонке. По заранее составленному сценарию, Зойка оставалась ни с чем. Я, быть может, и пытался ей мстить, но… Это всё равно был спектакль, он повторялся многократно, претерпевал изменения, усовершенствования, все роли в нём распределялись заранее… - Вадим вздохнул, помолчал. – Это моё прошлое, никуда не денешься. Пепел с сигареты попадал на кожу – мы не чувствовали тогда, но следы от ожогов до сих пор наверное украшают шесть или семь девушек – их грудь, животы или спины. Те, у кого есть эти шрамчики, я слыхал, хранят их, как реликвию, представляешь? Красивый шрамчик был и у Зойки. У меня тоже несколько имеются, - он раздвинул воротник своего халата и показал крошечные, едва-едва заметные рубцы на груди. – Есть ещё несколько, на плечах и предплечьях. Никто никогда не догадается что это, да и не разглядит их... Я совершенно случайно узнал - Зойка за наше творчество брала с девчонок хорошие деньги. По-сути, сдавала меня в наём… После того, как порвал с ней, я со многими из этих девчонок спал. Без причины, бесплатно, без извращений... Не знаю зачем, думаю, опять же назло Зойке (непременно расскажут, красочно распишут)… Сталкиваюсь со многими девушками и сейчас – в супермаркете, на улице, все они уже с детьми… Всегда узнаЮт. Редко подходят или машут издали рукой, но узнаЮт – всегда. Разве что автографы не просят. При этом я чувствую себя не больше и не меньше – rock-star…

* * *
     Маша, сидя на столе, уже перестала плакать и смотрела, широко раскрыв заплаканные глаза. Когда Вадим закончил свой странный рассказ, несколько минут длилось молчание.
     -Как же страшно, Дима… Это одержимость бесами, однозначно… Твин-Пикс какой-то, - проговорила Маша, вздрагивая. – Тобой владел демон, мефисто, но ты вырвался, сам... Это почти невозможно. Только через нечеловеческую работу над собой... Ты порвал с ней ещё и потому, что она деньги брала?
     -Да, и поэтому тоже.
     -А если б не брала?
     -Групповухи ненавижу, Маш. Это – род бездуховности. Когда они входят в систему, пора кричать караул - затягивает. Знал, что мне не выбраться, если ничего не изменю. Мечтал вытащить нас обоих, не понимал, что она – центр воронки, в которую меня затянуло. Просил её взяться за голову, расписаться со мной, родить ребёнка (она снова забеременела, на этот раз Данькой), оставить в прошлом приключения… Она сказала, что ничего этого ей не нужно. Сделает аборт и заживёт прежней жизнью, не отягощённой бытом и всякими задротами. Мне пришлось по живому резать. Я даже не разрЕзал, я разорвал. Чтоб уж наверняка. Оттого и болит до сих пор. Знаю, сам во всём виноват, мне нужно было изначально быть покрепче духом. Прогнулся, влюбился и морально ослеп. Допустил то, за что мне теперь стыдно. Но в Зойкиной гибели я себя не виню. Она имела две страсти – секс и смерть. Первое всеми правдами и неправдами получала при жизни, а теперь и смерть тоже поимела…
     Маша опять долго смотрела на него, постигая услышанное и понимая, что ровным счётом ничем он её не потряс. Давно чувствовала, давно знала… Давно простила… А потом взяла его руку и прижалась к ней губами. Вадим почти испугался.
     -Перестань, ты чего, Маш… - он отобрал у неё свою руку.
     -Спасибо, - сказала Маша.
     -За что?
     -За то, что не соврал. За то, что не смягчил ничего, чтобы казаться лучше в моих глазах… Спасибо.
     Вадим ничего не ответил. Просто встал и обнял её, сидящую на столе. Дождь по-прежнему монотонно стучал в подоконник… Стучал, стучал… Стучал…
     -Пойдём, посмотрим чего-нибудь по ящику, - сказал, наконец, Вадим. – Или спать хочешь?
     -Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, - шепнула Маша. – Да, пожалуй, пойдём, включим телек…
    
* * *
     А потом – сидели в гостиной на диване. На этот раз оделись по-человечески, во всё то, в чём встретили этот новый год. Очень мило так сидели, в обнимку, целовались… Все страхи возможного недопонимания постепенно сошли на нет. Ни "голая Новогодняя ночь", ни вскрытые, как нарыв, подробности жизни Вадима, откровением не стали. Всё нормально, всё, как прежде – не изменилось ровным счётом ничего. Просто – веселая, бесшабашная ночь, просто – искренний, без купюр, предутренний разговор…
     Телевизор, как выяснилось, можно было и не включать снова – после возвращения из кухни, фальшь и наигранность ощущались наиболее остро, а телепередачи находились уже за гранью добра и зла. Пошёл четвёртый час утра… Отчаявшись найти что-то удобоваримое, Вадим предложил посмотреть "самый новогодний из неновогодних концертов" – а именно "HAARP" группы "Muse". Маша, которая, в принципе, очень любила английские рок-группы, с радостью согласилась, хотя слушать "Muse" на приглушённом звуке – кощунство конечно… Но видеоряд с лихвой компенсировал… Вадим переводил все песни и фразы, произнесённые музыкантами во время концерта и потому было вдвойне интересно...
     Когда досмотрели, выключили плазму и (вместе!) отправились в душ, Маша (по секрету) заявила, что влюбилась в басиста "Muse". "Убью обоих" – пообещал на это Вадим.
    
ГЛАВА 4
MERRY CHRISTMAS!
     …Жизнь (как не упиралась, а...) всё-таки входила в положенную ей колею. Вадим и Маша вытаскивали из загашников то, что запрятано "по законам военного времени" до лучших времён. Чего там проповедовал раввин Шмулей? Обязательное воздержание супругов с целью гарантированно заполучить новый медовый месяц? А ведь прав был старик! Вели себя как одержимые друг другом. До такой степени, что иногда приходилось, в срочном порядке, под всевозможными предлогами, отправлять к бабушке с дедушкой и Богдана, и Генриха... Сумасбродная встреча Нового года оказалась лишь цветочками.
     Традиционно (с Богданом, конечно) объездили все "иолки" (жаль, что снега в этом году так и нет), возили мальчика в Краснодар. Были в цирке, в театрах (обычных и кукольном), на выставках детского творчества (везде – новогодняя тематика!), на концерте в ЦТЮ и… даже аквапарк посетили (три раза)! Маша аквапарков очень боялась (наслушалась, насмотрелась и начиталась в таблоидах "красочных" ужасов про то, как детишки там гибнут), а потому, в аквапарке Богдану приходилось по-настоящему туго. Малуся его буквально за ручку водила и не разрешала участвовать в аттракционах (на неё не действовали доводы, в том числе и самый из них значительный: "Мне уже сколррро будет пять!"). На аттракционы - исключительно в сопровождении папы, если тот посчитает нужным (к счастью, папа практически все аттракционы "считал нужными"). Дружно, дуэтом (Вадим и Богдан) учили Машу плавать, хохотали и… наконец-то (ура!) реально чувствовали себя семьёй. Данька обожал, когда родители (да именно так: ро-ди-те-ли) целовались. Иногда – ну никак не могли удержаться! Мальчишка обязательно хлопал в ладоши, а Маша краснела, видя, как он радуется, озиралась по сторонам – видел ли кто-то ещё. Иногда видели. А ну и что? Вадим улыбался своей фирменной улыбкой, традиционно советовал не париться…
     Самое потрясающее событие этих дней: Вадим официально (с цветами и в присутствии Кости) предложил Маше повенчаться до Великого поста. Опасался что снова, ни с того ни с сего, она начнёт выдумывать проблемы и предложение повиснет в воздухе, но… Сразу согласилась. И с восторгом (ошибся!). Значит, нужно успеть до 18 марта, чтоб не передумала.

* * *
     Женщины – такой народец… Вадим давно уже усвоил, что если дело касается прекрасного пола, то, несмотря на любые твои достоинства (тем более, самые очевидные), себя не стоит слишком переоценивать. Нужно всегда предоставлять им выбор (ну или грамотно убедить в том, что это ИХ выбор). Если же проблема выбора становится глобальной и история затягивается, то необходимо брать измором! На девушку, которую не тронула твоя преданность (читай: назойливость), не стоит тратить время – она либо упёрто ждёт принца на белом коне, либо уже его дождалась… Устраивать поединки с "принцем" тоже не следует. Лучше всего благородно отойти в сторону и красиво страдать. Чуткая натура оценит, а нечуткие не в нашем вкусе. Тоньше нужно быть, гибче!...
     Да нет же, нет, Вадим не практиковался в цинизме, как в науке обольщения или промывки девичьих мозгов – это уже в прошлом. Все новогодние праздники лёжа ночью в одиночестве гостиной, он лишь размышлял о женской психологии. Отстранённо и очень спокойно… Было время – натыкался на всякие странности, нелогичность, иррациональность, придумывал как подипломатичней поступить, но... Снова и снова выходил виноватым. Такое часто случалось, например, во времена, когда был женат на Ире. Редко уступал, редко прогибался или признавал свои ошибки, не понимал чего от него хотят, откуда это недовольство, эти слёзы, ведь он весь твой (уже поэтому можно быть счастливой всю жизнь!)… Теперь не то чтобы образумился – понял с течением лет о чём можно говорить, а что лучше бы оставить при себе. Например, на самый простой вопрос женщина может дать парадоксальный ответ. Вадим уже никогда не спросит: "Что ты будешь, чай, кофе или газировку?" (девушка вполне может ответить "Не знаю"). Старался не давать им много размышлять, и - либо сразу ставил перед фактом, либо (опять же) формулировал свои вопросы таким образом, чтобы в них уже заранее был запрятан ответ ("Хочешь чаю?"). Вот потому-то сразу внёс правки в собственное предложение повенчаться. Сказал без предисловий: "Давай повенчаемся после Рождества?" Сначала обрадовалась, а уже потом – подумала, когда всё было обговорено, и день назначен. Отступать некуда. Скажете - холодный расчёт? Цинизм? Нет, господа, это – опыт.
     Короче говоря, медовый месяц у них (так, вроде бы, хорошо начавшийся), снова прервался на самом интересном месте (точнее, был перенесён на пару недель). Третьего января Вадим в очередной раз перебрался в гостиную. Теперь уж – по собственному желанию и с благой целью повенчаться ПРАВИЛЬНО. В одиночестве хорошенько пораскинул мозгами также и на тему дальнейшей деятельности директора тридцатой школы. Несколько раз заезжал на работу во время праздников – посидел в кресле, подумал… Решил, что в следующем учебном году обязан взять учебные часы, преподавать историю и естествознание в старших классах. По всему выходило – ему по силам. Заседания школьного киноклуба наглядно доказывали – Вадим справится даже без напряга. К тому же, порядком поднадоело заниматься лишь административной и хозяйственной работой… С Машей не советовался. Не известно, чего она накрутит со своим стокгольмским синдромом. Да и вообще ни с кем не советовался. Зачем? 

* * *
     …Она увидела его во сне в ночь на Рождество. Крошечное существо с малюсенькими ручками и розовыми пяточками. Макушку украшали золотистые локоны – пушок закручивался прозрачными, невесомыми прядями. На существо был прозаично надет подгузник, потому Маша не разобрала кто это, девочка или мальчик, но почему-то решила, что это – девочка. Малявка болтала в воздухе тонкими ножками, беспорядочно шевеля ручками, улыбалась абсолютно беззубым ротиком и агукала. Маша проснулась от этого агуканья и некоторое время не могла очухаться – сидела в темноте на кровати и бессмысленно смотрела перед собой.
     …Вчера вечером Вадим разговаривал по телефону с Ирой и заочно познакомил с ней Машу. Тот самый "удивительный доктор" готов принять Машу после праздников, в числе самых первых пациенток. Маше не хотелось задумываться над вопросом за что ей такая честь, ведь наверняка после новогодних праздников в больницах столпотворение (интересно – а вот почему так бывает?). Главное ощущение – захватило дух, словно сиганула с парашютом. А вдруг? Вдруг не всё так ужасно и эта малявка в подгузнике скоро-скоро осчастливит мир своим появлением?... Маша поняла, что ей уже не уснуть – сердце колотилось как сумасшедшее. Стало необходимо увидеть сейчас Вадима – до такой степени необходимо, что, казалось, можно и умереть, чего доброго... Нащупала босыми ногами тапочки на полу, накинула халатик, завязала пояс и вышла из двери спальни. Когда Маша ушла спать, Вадим смотрел телевизор. По одному из центральных каналов шла церковная служба – хотел посмотреть. Маша не последовала его примеру потому, что у неё слипались глаза – накануне сильно засиделась в интернете, писала маме письмо, а потом слушала музыку в наушниках. Утром Данька поднял её ни свет, ни заря – какой-то детский праздник в парке аттракционов, а Маша, на свою голову, пообещала с ним пойти…
     Вадим уже второй день подряд ездил рано утром в школу. У него там какие-то дела, а так как грядёт свадьба, жених-директор будет отсутствовать на работе. Нужно сделать так, чтобы никто не заметил его отсутствия. Да, муж опять ушёл на работу совершенно беззвучно (теперь это не так сложно, ведь они спят в разных комнатах)… Маша проснулась оттого, что кто-то, тихонько так, тянул её за нос. Не поняла сначала и спросила спросонок: "Лапин, ты совсем в детство впал?", но открыла глаза и увидела Даньку в пижаме. Мальчик стоял на кровати на корячках и, совершенно по-хулигански закусив губу, тянул Машу за нос, хихикая при этом.
     -Да, Лапин в детство впал! – сказал он. – Я – Богдан Лапин!
     И бросился наутёк, потому, что Маша издала грозное "Рррррр!" Данька уже знал, что это значит – Малуся сейчас сделает вид, что хочет его отшлёпать. Но Маше, которая совершенно не выспалась сегодня, вовсе не хотелось гоняться за мальчиком, ловить его, щекотать, как обычно...
     -Дань, - сказала Маша, - можно, я ещё маленько полежу?
     -Ты болеешь? – он тут же выглянул из-за дверного косяка.
     -Нет, я просто не выспалась.
     Богдан зашёл в комнату и прыгнул на кровать, как гигантский котёнок. Маша засмеялась, потому что её, чувствительно так, подбросило.
     -Но ты ведь пойдёшь со мной на плррраздник?
     -Конечно.
     -Тогда мы сейчас с Генлрррихом, немного полрррисуем.
     -Ага, - сказала Маша, потягиваясь. – Полчасика…
     Данька почти справился с буквой "р" (говорил он как иностранец, но был уже очень близок к полному исправлению дикции). Событие это - целиком и полностью заслуга Иды Александровны, ведь мама Вадима - врач-логопед. Теперь она, правда, не практикует (и Богдану достаётся по полной программе), но до сих пор не переносит любых "фифектов фикции"…

* * *
     …Маша, продвигаясь на ощупь в темноте, вспомнила свои утренние приключения и улыбнулась…
     В гостиной, очень тихо, работал телевизор. Шёл какой-то фильм. Вадим, естественно, спал на диване, в своих подушках, а между ним и спинкой дивана (сегодня диван был сложен), пристроился Генрих. Маша подумала, что за последние сутки почти не видела своего Диму. Прилегла рядом, положила голову ему на плечо. Странно, но по телевизору, оказывается, шёл фильм "Неспящие в Сиэтле". В телепрограмме она его почему-то не заметила… Маша любила этот фильм и готова была смотреть в любом настроении и с любой минуты… Смотрела, думала… Скоро приедут мама и папа. Рядом будут все её любимые и дорогие!... Она снова улыбнулась и продолжила следить за сюжетом фильма.
     -Ты чего не спишь? – спросил Вадим сонно.
     -Пришла спросить тебя о том же.
     -Я скучал, Солнце, - сказал он, ткнувшись лицом ей в волосы.
     Маша обняла его.
     -Люблю этот фильм. Откуда он?
     -Да вот, нашёл в интернете…
     -Так это интернет! Понятно.
     Некоторое время она смотрела в экран, а потом всё-таки сказала:
     -Димка, я только что видела сон…
     -Вещий? Впервые в жизни?
     -Надеюсь, что он вещий.
     -Расскажи?
     -Я видела нашего маленького. Он действительно был совсем маленький, месяца три или четыре…
     -Маш…
     -Дим, это только сон. Больше ничего.
     -Не нужно себя мучить. Это не правильно. Не думай о том, чего не можешь изменить, на что не можешь повлиять. Тут не тот случай, когда от нас с тобой что-то зависит.
     -Ты уже потерял надежду?
     -Я плыву по течению. По воле волн.
     -А я – надеюсь на этого доктора. Очень.
     -Ира подробно рассказала мне о том, что тебе придётся пережить в больнице. Это будут не самые приятные дни. Ты в курсе?
     -Догадываюсь. Ещё, говорят, что если не поможет узи, то нужно будет делать рентгенографию. Если и тогда они не будут уверены, то сделают диагностическую лапароскопию. Лапароскопия – это полный наркоз…
     -Надеюсь, до неё не дойдёт…
     -А если дойдёт?
     -Марусь, всегда есть альтернативные методы. Сделают тебе местный наркоз.
     -Я читала в интернете, что нельзя…
     -Давай, ты уже успокоишься, да? Прекрати себя накручивать.
     -Да, я знаю… Говори мне это почаще.
     -Разве ж за тобой уследишь? – вздохнул Вадим.
     Они так и уснули в ту Рождественскую ночь, обнявшись, на диване. Фильм закончился, экран погас, а потом сработал таймер и выключился телевизор… Когда забрезжил рассвет, даже Данька не проснулся раньше родителей, и Генрих не попросился гулять, сунув холодный нос подмышку хозяину... 

* * *
    Как же радовалась Маша приезду родителей! Она таскала их по городу, показывала всякие интересные и памятные места ("Вот тут мы с Димкой познакомились", "В этом супермаркете я работала", "Вот тут я жила"…). Конечно же, не забыла про родной ЦТЮ, и даже договорилась с Костей, чтобы гостей пустили на репетицию спектакля театра моды. Жили Машины родители на половине родителей Вадима – те предложили, а Машины мама и папа посчитали такой вариант очень удобным (действительно – у Вадима Маша, Данька, Генрих – перенаселение – а тут только двое, один из которых всегда на работе). Конечно же, посидели (немного) за праздничным столом, традиционно посмотрели фотографии из семейного альбома, поумилялись изумительному сходству детских фотографий Вадима и Богдана. Богдан не слазил с колен "новой бабуски", с которой был уже немного знаком и по которой скучал (по его заверениям). Папа Маши, после операции, чувствовал себя неплохо – тут уже она, взрослая дочь, не отходила от него. Глядя на них, Вадим понял, что очень хотел бы ещё одну дочку…
     Венчаться собирались (конечно же) в той самой церкви, где Вадим несколько лет назад принял крещение. Обряд проведёт отец Алексий, с которым Маша уже познакомилась. Надо сказать, невеста ни в какую не хотела свадебного платья! Когда Вадим предложил съездить в дорогой свадебный салон, замахала на него руками. После долгих уговоров (подключилась Ида Александровна) согласилась только на практичную обновку – простенькое платье серо-стального цвета, в котором вполне можно выйти на улицу или прийти в ЦТЮ, без риска, что на тебя начнут оглядываться, принимая за городскую сумасшедшую… Платье ей невероятно шло! Даже Богдан оценил, он сказал, что Маша, в этом платье, похожа на Золушку, а значит ей теперь обязательно нужны хрустальные башмачки. Маша послушалась и… моментально добавила к своему наряду балетки с серебряной нитью. Единственное, ради чего пришлось сделать некоторые уступки традициям – широкий серебристый шарф из органзы. В шарф завернулась с головой, вместо фаты, и один конец перебросила через плечо. Эффект был, судя по реакции Вадима, сногсшибательный. Увидев Машу в таком облачении, он взял её за плечи, да так и замер. Похоже, просто не мог говорить в тот момент… Костюм для Вадима Маша подобрала сама – запросто нашла в стенном шкафу. У него имелось несколько костюмов (с некоторых пор они только множились), и три из них он ещё ни разу не надевал. Тёмно-серый итальянский костюм подошёл к Машиному платью идеально! Прибавили итальянский галстук и белую рубашку – вуаля! Как дополнение - аккуратная стрижка, улыбка (нефирменная, но под названием: "СлЕпните нафиг!")… Когда он собрал воедино все детали и примерил, Маша тоже замерла! В ту минуту только и поняла, что за чувства выражал долгий взгляд Вадима, когда она примеряла свадебный наряд. Обнаружила, что готова всю жизнь вот так стоять и будто идиотка смотреть, как он поправляет галстук… Привыкла и почти перестала замечать то, что когда-то восхищало в нём: эти плечи, эта прямая спина, профиль Пушкинского Евгения Онегина… Всё теперь воспринимается как должное. Не рано ли притупились чувства?... Да нет же, нет, не притупились! Просто… Успокоилась она что ли? Восстановила свою память, трезво взглянула вокруг… Изменилась? Изменилась. Но у неё по-прежнему ёкает под ложечкой, когда их глаза встречаются, а вот Вадим… всё-таки он стал немного иначе смотреть. Раньше, до того, как с ними приключилось… приключилось то, что приключилось, он смотрел на Машу словно на гостью, которой восхищён, но которая вот-вот покинет его дом. Неужели не был уверен в том, что она надолго задержится рядом, неужели каждую минуту ждал от неё прощальных слов?... Маша прочувствовала всё это вот только теперь, при виде Вадима в красивом новом костюме. Прочувствовала и поняла по его взгляду, по жестам, даже по умопомрачительной улыбке – он не верит, что происходящее реально. Возможно, его эмоции сродни священному трепету, и именно поэтому он, на полном серьёзе, не слушая возражений вот уже неделю опять живёт в гостиной…
     Порой Маше так хотелось расспросить Вадима о том, что за мысли посещали его в ТЕ ПОЛГОДА, что он чувствовал тогда, что думал о ней, такой чужой, самой себе непонятной, чего ожидал, а чего – уже нет!… Очень хотела, но понимала – она никогда и ничего у него не спросит о том времени. Подозревала: Вадим такого понарассказывает, что очухаешься нескоро… И снова Маша страдала от чувства вины, вскакивала раным-рано, чтобы приготовить завтрак, что-то постоянно придумывала, шинковала, взбивала блендером, протирала пыль, чистила стекло и керамику в кухне… Хоть что-то, хоть как-то…
     А Вадим… Скажу по секрету: он ничего бы не "понарассказывал"! И даже не потому, что старался беречь Машу. Искренне считал, что рассказать-то ему о том полубредовом полугодии, как раз и нечего. Они пережили совершенно равноценные испытания. О чём можно "понарассказывать" человеку, который знает, чувствует то же самое, что и ты? Поделиться с ним впечатлениями? Ну уж нет, увольте. Хватит воспоминаний. Что бы ни было тогда, оно миновало, сожжено и развеяно по ветру. Пора теперь уже без всяких условностей поставить, наконец, крест на том, что когда-то с ними было, прекратить испуганно оглядываться, ждать от пресловутого прошлого пинков и затрещин. Вместо этого – просто жить, как все нормальные люди. Он не считал нужным замечать "параноидальное рвение" Маши и не придавал значения её кротким, преданным взглядам (тем более, они его откровенно раздражали). Выходя утром в кухню, Вадим вполне искренне удивлялся, почему Маша не спит в такую рань. Ждал, что, наконец, придёт долгожданный момент, когда острые углы затупятся, жизнь утрясётся, выстроится и уложится в аккуратные стопки. Довольно с них разборок, выяснений отношений (кто из нас больше виноват – "я! нет – я!"), раскаяний и битья себя кулаком в грудь или головой о стену. Хватит уже: выяснили, покаялись, пора переключаться на другое.
    
ГЛАВА 5
НЕВЕСТА
     За два дня до венчания – исповедовались (в кое-то веки не друг другу, а священнику)… Конечно же, Маша выложила всё накопившееся. Рассказала, что ни разу в жизни на исповеди не была, что очень хочет ребёнка, что невольно, совсем недавно, причинила любимому человеку сильную боль… После беседы с отцом Алексием чуть успокоилась и как будто посмотрела на проблемы сверху, с высоты птичьего полёта… Батюшка выслушал и посоветовал читать Акафист иконе "Нечаянная радость". Делать это нужно по воскресеньям, в половине девятого вечера. Маша обещала всё хорошенько обдумать, а пока только подолгу смотрела на маленькую иконку-репродукцию. Акафист был просто огромный и написан на старославянском…
     Не сказать, что Вадим, в отличие от своей жены, в это время пребывал в нирване. Его тревожила Маша со своим "синдромом", отцовский диабет, мамино давление, больное ухо Генриха, Данькина простуда, Лиза, которой вот-вот уже стукнет восемнадцать, она сдаст ЕГЭ и уедет в Москву… Ну, то есть да, верно, с тех пор как Маша к нему вернулась (теперь уже не частями, а полностью, вся!), жизнь снова заиграла всевозможными красками, даже несмотря на промозглую зиму, ледяные ветра и обветренные руки. А руки-то, между прочим, болели так, что пришлось таскать с собой на работу крем для них, умиляя секретаршу. Но ничто, нет, ничто не могло поколебать прекрасного настроения Вадима. Он даже позволил себе строить планы, чего, в принципе, никогда не делал… 

* * *
     А теперь давайте начистоту. В ночь после исповеди Вадим долго не мог заснуть. С отцом Алексием разговаривали, вроде бы, всё о том же - о Маше, о преданности, о любви человека к человеку, о совести… Но эта исповедь повлияла на него как-то по-особенному и он взглянул на свою внутреннюю суть под совершенно иным углом, гораздо пристальней чем обычно...
     Первое. Со спокойной душой всегда принимал для себя за аксиому то обстоятельство, что готов "на всё" ради сохранения имиджа, а никак не ради женщины, пусть даже такой красивой. Действительно, у него отродясь не было более сильной мотивации, чем имидж. Правда, ещё был секс, но секс Вадим не воспринимал как нечто значительное, глобальное. Это – лишь спорт. По крайней мере был спортом, до Маши.
     Второе. В полном согласии с собой-любимым Вадим преспокойно, со знанием дела, называл и называет себя кобелём (услышав такую крамолу, Маша не то что не согласится - она скорее всего разобидится за то, что посмел бросить тень на её идеал мужчины)... Но от себя-то не сбежишь…
     Третье. Вопрос: так что же всё-таки помешало Вадиму без зазрения совести переспать, скажем, с той же Русланой Вахидовой в тот злополучный вечер, когда готов был позавидовать чёрной завистью всем обладателям заветной "эректильной дисфункции" из рекламы?… Имидж? Или всё-таки любовь? Противно и мерзко сознавать, что можешь молниеносно перестроится, пойти на попятную попирая собственные установки и чувства, едва на горизонте замаячили нешуточные испытания, а перед носом – необъятные сисьманы!
     Чиорт, но ведь не изменил же, чего ты как баба ёрничаешь?... Бесспорно, стокгольмский синдром - прекрасный отвлекающий манёвр для того, чтобы полностью подчинить себе несчастную девушку, но довольно! Завязывай! Быстро убеди её в том, что у неё неверный взгляд на происходящее, не то она себя доконает до психушки! Хватит уже зажимать Машу по укромным уголкам в любой удобный момент – это не лечит от синдрома заложника, это ещё сильнее подчиняет её волю! Будь реально её рыцарем, а не её ё… Спокойно. Почаще дари цветы, покупай мороженое, читай стихи, целуй в щёчку (а Скорпион вообще способен на такое?)... Попробуй доказать СЕБЕ, а не фигуристой тёте с сисьманами (чёрт тебя дери, Лапин!), что ты взаправду любишь Машу, что не просто добился её, влюбил в себя всеми правдами и неправдами. Поверь до конца, что она незаменима и одна-единственная. Избранная…
     Неслабые, однако, мысли в ночь после исповеди! Но это хорошо, что Вадим не тешится иллюзиями, и всё же… зря он так. Излишне строг к себе, по-моему. С другой стороны, "душа обязана трудиться". Пусть его? Не такой уж он ужасный и бездуховный – ведь не сорвался, не плюнул в душу ей, ТОЙ, ЕДИНСТВЕННОЙ, не уронил планку… Победителей не судят. Одному только Господу и Вадиму известно, чего стоила грандиозная победа духа над плотью. Победа всё равно за нами. Всё равно. И утритесь, недоброжелатели. Герой изранен, но он водружает знамя. Он понял свои ошибки, теперь он научился…

* * *
     Бывает такое в жизни - если тебя занимает какая-либо тема, то о ней и только о ней вдруг начинают усердно твердить таблоиды. Этот странный эффект Вадим, в который раз, проверил на себе, начиная с Рождества. Всё и все вокруг только и говорили на тему венчания, словно враз решили связать себя священными узами! Более того – даже песня злободневная нашлась и преследовала везде, на улице, в супермаркете…  Вадим слабовато разбирался в нашей эстраде, а потому даже не понял, кто это поёт - "он" или "она". Гендерная принадлежность исполнителя полностью размыта – песня пелась таким, слегка андрогинным голосом, от мужского лица, но пела, судя по всему, женщина (нет, не ШурА, а именно женщина)…
     Раздумывая над злободневностью, Вадим, вернувшийся из супермаркета, раскладывал по полкам в холодильнике продукты (из списка, составленного женой) и услышал, что Маша наверху поёт. Кажется, что-то из "Морального кодекса", но не факт. Первым делом обрадовался - Маруся опять поёт! Это хороший знак. Пока поднимался по лестнице, песня закончилась, но началась другая. Расслышав, Вадим безотчётно замедлил шаги. Вот это да! Снова у них с Машей сошлись мысли – она запела ту самую песню, о которой он только что думал. Музыкальная исповедь, созвучная его судьбе, настроению… Слов не выкинешь, как говорят…

Жизнь – веретено, колыбель – исток.
Вот я и дошёл до тех трёх дорог.
И стою, словно у дверей, а за ними
Меня ждёт та, что всех милей.

Молодость, как плен - я прийти не мог.
Для тебя одной сердце я берёг.
И у трёх дорог я упал на колени.
Я нашёл тебя, чуть не потерял...

     Дверь в гостиную была приоткрыта (чтобы доводчик её не прикрыл, возле косяка на полу лежала толстая папка с Машиными рисунками). Судя по всему, Генрих, по своему обыкновению, настойчиво просился то выйти, то войти. Что поделаешь, такой вот он зануда (Маша утверждала, что "в хозяина"). Пёс всегда так поступал, когда скучал и ждал возвращения Вадима – боялся прокараулить. А вот прокараулил, выходит – не встретил!... Вадим поставил на пол сумку с ноутбуком и прислонился спиной к стене, возле приоткрытой двери, слушая песню. Едва только замолчала гитара, из-за косяка выглянул Генрих и радостно кинулся к хозяину. Вадим не сразу его заметил, потому что задумался, глядя перед собой, но шебуршение и повизгивание снизу быстро привлекли его внимание. Опустился на корточки, потрепать пса за ухом. Тут же дверь открылась, выглянули Маша и Богдан.
     -Папа! – сказал Богдан, растопырив ладошки.
     -Дима! – вторила ему Маша.
     Вадим, сидя на корточках, обнял сына, глядя при этом на Машу.
     -Что это за песня? – спросил он. – Ты потрясающе пела, я заслушался.
     -Так это же Ваенга, "Невеста", - смущённо ответила Маша. – Тебе понравилось, как я ей подражала?
     -Ну, да, - он пожал плечами, как будто она требовала от него подтверждения непреложной истины. – Станиславский ни в коем случае не должен слышать, как ты поёшь. Иначе, дома мы тебя больше не увидим, - Вадим поднялся на ноги, подхватив на одну руку Даньку. Тот цепко прицепился к нему, обняв за шею.
     -Пап, а почему мы не увидим дома Малусю?
     -А потому что она у нас слишком хорошо поёт. Дядя Костя, узнав об этом, обязательно захочет сделать из неё артистку. - Вадим поцеловал Машу в щёку, - Привет, Солнце.
     -Плавда што ли? – изумился мальчик. – Малуся, а я тоже хочу быть алтисткой. Ты меня с собой возьмёшь?
     Как обычно, Богдан напрочь забывал о букве "р", если его очень уж интересовал предмет разговора.
     -Ты не можешь быть артисткой, Дань. Ты можешь стать только артистом, - сказал ему Вадим.
     -Аррртистом? – задумался он. – А почему?
     -Потому что "артистка" – это тётенька. Дяденька или мальчик может стать только артистом. В крайнем случае, актёром, - улыбнулась Маша.
     -Да? – поглядел на Вадима Данька.
     -Absolutely, - подтвердил Вадим.
     Богдан снова задумался. Он уже начал перенимать у отца эту оригинальную манеру – иногда вставлять в свою речь английские фразы и делал это без напряга, с удовольствием. Маша до сих пор этому удивлялась. Ведь мало того, что ребёнок, ни с того ни с сего мог перейти на английский (говорил чисто, так же как Вадим – ещё бы, ему есть у кого учиться!), он уже вполне прилично мог рассказать по-английски про погоду, про свою семью, про то, что его собаку зовут Henry, и всё такое прочее. А когда Богдан разговаривал по Скайпу, с тётей Кэтрин, их беседа всегда велась исключительно по-английски. Он понимал и его понимали! Невероятно!...
     -Ты голодный? – спросила Маша. – Мы как раз собирались пить чай.
     -Не голодный, но от чая не откажусь.
     -Тогда спускайся к нам. Мы пошли ставить чайник.
     Вадим опустил Даньку на пол. Тот сразу же припустил к лестнице.
     -Я только пиджак и галстук сниму, - сказал Вадим, развязывая галстук. – Маш, а почему именно эта песня? Она преследует меня всю неделю, и тут, вдруг, ты её поёшь.
     -Она и меня преследует, - глядя ему прямо в глаза, откликнулась Маша. – Прямо наваждение.
     -Но это не отрицательная эмоция? – уточнил Вадим.
     -Нет, не отрицательная.
     -Правда-правда?
     Маша, улыбнулась и, прикоснувшись самыми кончиками пальцев, нежно погладила по щеке.
   
* * *
     Бабушки в церкви наговорили Маше огромную кучу комплиментов. Она и без того уже "плыла" – её никак не покидало ощущение ирреальности происходящего. Спасало, пожалуй, только то, что Вадим поддерживал за локоть. Как ни странно, от родственников Лапиных в церкви присутствовало несколько человек. Маша подумала, что тут два варианта - это либо те, кто не относит себя к иудейской ветви, либо те, кто себя вообще никуда не относит (такие вот упёртые атеисты и агностики!). Какая-то древняя старушка без умолку рассказывала, как выходила замуж в тридцать девятом году и целовала виновников торжества в лоб (для этого "виновникам" приходилось сгибаться в три погибели – старушка была крохотная).
     -Кто это? – шепнула Маша.
     -Моя прабабка. Какая-то троюродная. Я всё время путаюсь в родственных связях.
     -Она что, православная? – Маша рассмотрела платок на голове у бабули. Красивый.
     -Не думаю. Картину гонит. Все наши, кто здесь есть – ни разу не православные. Лояльные – только и всего. Было время, когда никто из них не желал с нами общаться. Папу не считали и не считают евреем, брак не признавали, говорили, что я – незаконнорожденный. Сейчас, судя по всему, поменяли мнение. В любом случае – раз пришли, выходит, стали терпимее.
     -Сам-то ты не пожалел, что окрестился?
     -Ни минуты. Я, как ты знаешь, совсем не ортодокс, но батюшка мне куда больше симпатичен чем раввин – хотя бы тем, что не требует чего-то от себя отрезАть. Тем более что отрезАть-то больше уже и нечего. Надеюсь, тебе хватает того что осталось?
     -Разве что тебе ещё язык отрезать! – Маша очень старалась не смеяться, и тайком показала Вадиму кулак. – О чём ты болтаешь в церкви?!
     Он смиренно приложил к губам палец… Из тех, кого ожидали на венчании, не смогла приехать только Кэтрин, та самая легендарная английская кузина. Причина? Банальна. Ей не дали визу. Вот не дали и всё! Ефим Борисович мог бы, конечно, применить какие-то свои связи, но все были уверены, что визу дадут – вот и затянули. Не имело смысла заполошно бежать за поездом. "Поздняк метаться" – вздохнул Вадим, в который раз подтвердив необъятность своего словарного запаса…
     Венцы никто не держал – их просто надели Вадиму и Маше на головы. Правда, тяжеловато… Батюшка Алексий – молодой, худой, с хорошим лицом и голосом, читал что положено. Маша стояла, слушала, смотрела на пламя свечи и ни о чём не думала. Чувствовала себя так, будто находилась где-то далеко и это не у неё на голове тяжёлый венец – она словно смотрела на происходящее со стороны... Когда Вадим надевал ей кольцо (то же самое, вторично – впервые это произошло в загсе Машиного родного города), она почувствовала насколько холодны его пальцы и поняла, что совсем не одна находится в полуобморочном состоянии. Когда же ей самой пришлось взять кольцо, которое надлежало надеть на руку Вадиму, она больше всего боялась уронить этот маленький, сверкающий символ семейного счастья. Не хватало ещё дурных примет! Весь организм вибрировал, как параличный… Но и Маша тоже благополучно окольцевала Вадима. Прислушалась к новым ощущениям. Их было много и все они такие стремительные, галопирующие, кубарем…
      На венчании, помимо родственников, присутствовали Лиза, Костя с женой и Фёдор с женой... Барбара наверняка тоже пришла бы ("притащилась бы" – высказался Вадим), но к счастью находилась далеко, в Москве. К разочарованию Маши, Евгения так же не появилась, хотя Маша очень её уговаривала. Сослалась на неотложную работу. Что за работа может быть, когда подруга (задушевная подруга!) выходит замуж?! Очень хотелось обидеться, но не стала. Венчание это великое таинство, сердиться на кого-то или что-то против кого-то таить - пожалуй, смертный грех…
     Мама Маши  всплакнула, а её отец обнял и расцеловал "детей". Богдан, который терпеливо по-взрослому, выстоял службу, неожиданно заявил, что тоже хочет такой крестик!... Вадим переглянулся со своими родителями и пожал плечами…

* * *
     Отметили скромно, в кафе (сняли банкетный зал до 22:00). Приехала Ира, отпросившаяся с дежурства, несколько музыкантов из группы Кости. Как раз в тот момент, когда гости задушевно пели караоке, позвонила Барбара. Сказала, что присутствует незримо, посылает всем собравшимся воздушные поцелуи пополам с самыми лучшими пожеланиями и завопила: "Гооорько!!!" (собравшиеся подхватили конечно, но, к счастью, счёт вести не стали). Около трёх часов дня начался концерт Кости и его группы. Музыкантов вызывали на бис раз пять. Станиславский перепел весь свой репертуар и даже немного охрип – два часа пел! А потом - родственники Вадима, разогретые напитками, азартно травили анекдоты про евреев  (представляли эти анекдоты в лицах) и хохотали громче всех. В шесть Вадим объявил Маше, что "Набрался как чёрт знает что", но она не поверила - на пьяного он был совсем не похож (разве что наотрез отказывался вставать из-за стола и что-то увлечённо обсуждал с Фёдором и его женой). Маша понятия не имела, с чего это Вадим сделал вывод о собственном "переборе" – а он, всего-то, увидев на сцене в глубине зала белый рояль, вспомнил Рэя Пэлтинга. Чуть было не рванул к этому роялю! К сожалению, сыграть смог бы в лучшем случае "Чижика-Пыжика", да и то фальшиво…
     Закончив перемирием свой спор с Фёдором и его женой (те тут же ушли за столик к музыкантам), Вадим огляделся. Маша сидела в сторонке со своей мамой (её папа беседовал с Ефимом Львовичем), о чём-то с ней шепталась…

* * *
     Он ещё не успел возмутиться тому, что жениха все позабросили, как за столик неожиданно подсела Ира.
     -А по-моему, вы зря не захотели сделать свадьбу, как полагается, - сказала она, - с выкупом и тому подобным.
     -И как бы мы выглядели? – тут же парировал Вадим. - Мои родственники такого издевательства не переживут! Немедленно наложат на меня епитимью. Пусть уж не будет никаких приоритетов. Ни я, ни Маша не относимся к поборникам свадебных традиций. Да и не свадьба это, а венчание.
     -Нет уж, именно свадьба, Лапин, не увиливай, - Ира погрозила пальчиком. – Если ты собьёшься со счёта, я мигом напомню – ты женился в третий раз.
     -Сегодня я повенчался. Впервые, - веско и серьёзно вставил Вадим.
     -Не имеет значения, - Ира передёрнула плечами. - На нашей с тобой свадьбе ты тоже не следовал каким-то традициям. Был случайный набор увеселительных фишек, - напомнила Ира. – Единственная дань традициям – поездка по достопримечательностям и возложение цветов.
     -Восемнадцать лет назад традициям не придавали такого, почти сакрального, значения как это происходит теперь. Представь, например, как мы с тобой выглядели бы, прицепляя свой замочек к перилам единственного в городе моста!
     -А что? Нам самим было по восемнадцать – прекрасно выглядели бы. Особенно ты со своей тогдашней шевелюрой… Я иногда жалею, что мы с тобой поженились так по-советски…
     -Тебе хотелось еврейскую свадьбу, по всем правилам?
     -А тебе?
     -Я первый спросил.
     -Да, хотелось. Любую – еврейскую или не еврейскую, безразлично.
     -Тогда тебе пришлось бы принять иудейскую веру.
     -Ну и что?
     -Серьёзно? – удивился Вадим.
     -Очень.
     -Почему же, в таком случае ты промолчала?
     -Просто промолчала.
     -Промолчала потому, что знала – я буду против.
     -Да.
     -Ты слишком многое делала так, как хотел я.
     -А тебе было нужно другое?
     -Чаще всего мне было наплевать. На меня всегда стоит немного давить, Ир.
     -Спасибо за совет. Жаль, что поздно.
     -Это мы с тобой так скандалим?
     -Нет. Просто… Просто я рада, что ты, наконец, нашёл своё счастье.
     -Я тоже за себя рад. Спасибо. Ты впервые видишь моих родственников – как они тебе?
     -Ты на них мало похож. Вы оба с Ефимом Львовичем на них мало похожи.
     -К счастью.
     -Почему "к счастью"? – почти возмутилась Ира. – Нормальные, среднестатистические такие родственники, с юморком. Немного перебрали – всё как положено.
     Она вздохнула. Вадим пожал плечами.
     -Лиза говорит, что в церкви было очень красиво, - сказала Ира. - Она снимала на айфон. Я потом посмотрю.
     -Папа ещё и фотографировал… А эта Лиза… - Вадим покачал головой. – Ты в курсе, что эта наша Лиза вчера снова поругалась с учительницей химии? Никак не могу понять, чего они не поделили! Разговаривал с каждой конфиденциально. Обе несут какой-то бред. Ничего не понял и отпустил с миром.
     -Они же почти ровесницы?
     -Пять неполных лет разницы.
     -Девчонкам вечно не живётся в мире. Вот окончит школу Лиза – они ещё подружатся!
     -Да кто их знает, Ир…

* * *
     Мама, почти шёпотом, сказала Маше о том, что телефонные звонки всё ещё продолжаются. Она попыталась поговорить с молчащим абонентом, назвала его "Андрей", но тут же раздались короткие гудки. Не звонил после этого недели две. Теперь снова началось… Нездоровый он человек. Должно быть, так и не понял до сих пор, что совершил преступление… Подумав так, Маша почувствовала, что ей снова становится страшно. Это что ж, выходит он действительно может её найти и убить? Причём не просто убить, а реально замучить? И ничего при этом не поймёт? А быть может, у него и соответствующая справка от психиатра имеется?... Жуть! Пожалуй, тут нужно посоветоваться с Фёдором. Он способен найти выход из любой запутанной ситуации… Маша решила обязательно поговорить с Федей, при случае…
     Как выяснилось, мама, несмотря на то, что сидели в уголочке, всё вокруг видит и слышит. То, что Ира подсела за столик к Вадиму, тут же было замечено.
     -Это Ира, - пояснила Маша, - Димина первая жена.
     -Ты знакома с ней?
     -Недавно познакомились. Очень милая женщина.
     -Так значит, Лиза – это её дочь?
     -Ну да, а что?
     -Ничего, - мама пожала плечами – Ни за что не скажешь, что они – мама с дочкой, пока не приглядишься, как следует. Лиза – красивая девочка, а её мама… ну, просто приятная. Некрасивая, простоватая, но приятная. И немного пышечка… Кем работает?
     -Медсестра. В больнице познакомились, когда Вадим там лежал с переломом позвоночника. До сих пор дружат. По-родственному дружат, как брат с сестрой.
     -Она замужем?
     -Мам…
     -Вполне резонный вопрос на свадьбе, когда к жениху внезапно подсаживается его бывшая, с которой у него, ко всему прочему, общий ребёнок.
     -А никто не ревнует.
     -В самом деле не ревнуешь или только пытаешься всем показать, как доверяешь ему?
     -А ты? Неужели ты ему уже не доверяешь? Несколько месяцев назад ты уверяла меня в том, что он – кладезь всех добродетелей, - Маша изо всех сил скрывала улыбку.
     -Морально – да. А вот физически…
     -Ну вот, началось! – Маша не переставала улыбаться.
     -Что смешного?
     -Мам…
     -Обстоятельства были другими. Теперь у меня есть возможность посмотреть непредвзято.
     -Я не обсуждаю Вадима.
     -Это почему?
     -Не обсуждаю. И всё.
     -Со мной?
     -Со всеми.
     -А простишь ему тоже что угодно?
     -Я не пойму – эти вопросы оттого, что он тебе слишком нравится или оттого, что категорически разонравился?
     Мама повернула голову в сторону Вадима и критически осмотрела, будто до того момента ей ни разу не предоставлялось такой возможности.
     -Сегодня я посмотрела на него со стороны. Да, он хорош. Чересчур.
     -Для меня не новость, что мой Дима – голливудский красавчик. Говорят, я тоже далеко не страшнА и из нас получается неплохая пара... У тебя другое мнение?
     -Тебе же с ним жить, - мама пожала плечами. – Какая вы пара – это не главное. Главное в том, достаточно ли он тебя любит, чтобы принять такой как есть. С твоими головными болями и ночными кошмарами…
     -Мама, ты думаешь после всего что было, он ничего не знает о моих проблемах с нервами? Уверяю тебя – он знает обо мне буквально всё. А если я вдруг начинаю стонать во сне, он меня будит. К счастью, это происходит всё реже и реже.
      -Он хорош, знает это, держится особняком, слегка высокомерен… Странно, как же я раньше ничего такого в нём не замечала? Всегда полезно взглянуть на человека попристальней… Ты хорошо пригляделась?
     -Если смотришь слишком долго, взгляд "замыливается". А если постоянно ищешь что-нибудь подозрительное, оно обязательно находится. У Димки есть такая особенность – когда он напряжён, взволнован или смущён, то со стороны обязательно производит впечатление высокомерного сноба. Я уже привыкла. У него немного тяжеловатый характер, но мне не в тягость. Мы прекрасно ладим. Даже подстраиваться друг под друга не понадобилось.
     Мама хмыкнула и замолчала, раздумывая. Маше это понравилось. Её и без того не слишком задевал разговор, а теперь и вовсе – стало даже весело. Она слегка обиделась за Вадима. В него не очень-то верят? И кто? Её мама, которая, как всегда казалось, души в нём не чает!

* * *
     -Твоя тёща говорит что-то не очень приятное твоей жене, - сказала Ира.
     Вадим посмотрел в их сторону.
     -Мне кажется, ей не нравится, что мы с тобой уединились. Милая женщина, но клинически недоверчивая, - сказал он. – У неё есть веские причины не доверять мужикам, в которых влюбляется её дочь. Я смирился, Маруся - тоже.
     -Ты сейчас пойдёшь к ним и потащишь меня знакомиться со своей тёщей?
     Вадим засмеялся.
     -Был такой вариант, но я уже передумал.
     -Спасибо.
     -Маша не поведётся на домыслы.
     -Ты это так называешь?
     -Я это так называю, - подтвердил Вадим.
     -Ты меня извини, но…
     -Что?
     -Твоё право, конечно, доверять или не доверять человеку, с которым живёшь…
     -Так. Продолжай.
     -Ты уверен, что она искренна с тобой? Если разобраться, ты знаешь её без году неделя. Ты прожил с ней несколько месяцев, не имея никакого представления о том, что она за человек, зная только киношную историю о том, что она побывала в сексуальном рабстве и потому теперь не может иметь детей. Ты влюбился, полностью обеспечил её, а теперь – женился и замкнул круг. Дима, она похожа на супермодель из журнала! Тебя это не настораживает? Ты никогда не задумывался над тем, что чего-то о ней не знаешь? Я не говорю, что она тебе врёт, но она может не всё говорить. Мне нравится твоя жена, и я рада за тебя, но она вызывающе красива. Посмотри на неё, её даже фотошопить не нужно, она идеальна, словно выточена из мрамора! Это сулит кой-какие проблемы… Теряла ли она память? Или наоборот – действительно ли вспомнила тебя? А может лишь подстроилась потому, что ей некуда деваться?
     Вадим слушал Иру и думал о том, что люди, на самом деле, чересчур нелогичны. В кино все положительные герои выглядят "положительно", их играют красотки и красавцы. Отрицательные герои в тех же фильмах если не полные уроды, то обязательно имеют какой-то физический изъян, странность или бородавку на носу, в конце концов. Нас пичкают этими стереотипами с самого раннего детства, однако мы отчего-то рано или поздно начинаем видеть в красоте подвох. Мало того – некоторые ушлёпки идут в музей и из желания "испортить что-нибудь красивое" выплёскивают на полотно Рембрандта банку кислоты! Это что, зависть? Почему мы укореняемся во мнении, что красивый человек заведомо не может быть "белым и пушистым"? Почему "обычным" и среднестатистическим больше доверяют? Разве же это справедливо? Ну да, да, все знают: красотки рано или поздно "будут замечены" (чаще всего – "рано") и употреблены по назначению. Кино, подиум… дом терпимости… Да кто же первый высказал такую убеждённость? Почему "красоткам" заказан путь в… докторА философии или… в старые девы, скажем? Почему они не могут сидеть в четырёх стенах и читать книжки по философии? (а ничего смешного!) Почему красавиц обязательно должны интересовать мужики в неограниченных количествах и удачное замужество? А послать подальше условности никто не может? Отвернуться от стереотипов мы не в состоянии?... "Мне нравится твоя жена, и я рада за тебя, но она вызывающе красива". Ну, давай её изуродуем что ли! Тоже сломаем что-нибудь красивое (так ведь её уже ломали! – не потому ли?). И все сразу успокоятся, начнут, прости Господи,  соболезновать... Совестно, что сам ещё недавно придерживался аналогичной точки зрения! Вспомнила она на самом деле или подстроилась… Да какая, к чертям собачим, вам всем разница?...
     В этот самый момент заиграла песня "Garbage" - "Cup of Coffee".
     -Прости, - сказал Вадим Ире, и, тронув её за руку, поднялся из-за стола.

* * *
     Ира не поняла и проводила его взглядом. Он подошёл к Маше и её маме (мама смотрела удивлённо, Маша улыбалась ему – она всё поняла) и пригласил Машу на медленный танец.

You told me you don't love me
Over a cup of coffee
And I just have to look away
A million miles between us
Planets crash into dust
I just let it fade away
I'm walking empty streets
Hoping we might meet
I see your car parked on the road
The light on at your window
I know for sure that you're home
And I just have to pass on by…

     Задумчиво пела Ширли Мэнсон.
     -Переведи мне эту песню, - шепнула Маша, мягко обняв его за шею.
     -Не буду, - ответил Вадим так же шёпотом, в ухо Маше.
     -Почему?
     -Слишком грустная песня, про расставание.
     -Ну, хотя бы несколько фраз. Она мне очень нравится.
     Вадим, неохотно перевёл:

Ты говоришь мне, за чашкой кофе, что не любишь меня,
И я просто отвожу взгляд.
Миллион миль между нами,
Планеты разбиваются в пыль.
Я просто позволяю этому стереться.
Иду по пустым улицам, надеясь на нашу встречу.
Вижу твою машину, припаркованную на дороге.
Свет в твоём окне -
Я знаю наверняка, что ты дома
Но просто тупо прохожу мимо...

     -Сначала я подумала, что это ты попросил её поставить, но теперь понимаю – вряд ли, - сказала Маша помолчав.
     -Она уже меньше нравится тебе?
     -Нет, ничуть. Она мне не разонравилась.
     -Я, всего лишь, дал им имена исполнителей, которых мы были бы рады услышать. Песни они подбирали сами.
     -И не ошиблись. Терпеть не могу женский вокал, но вот Ширли… Не знаю, почему она мне так нравится. Наверное потому, что личность… Послушай, а "7:40" будет?
     Вадим засмеялся и не ответил. Ефим Львович тоже пригласил Иду Александровну, Машин папа – Машину маму, дедушки и бабушки из родни Вадима последовали примеру… Танцевали лирично, медленно, красиво. Фёдор и его жена крепились до последнего (Фёдор считал, что не умеет танцевать), но всё же присоединились. Никакой культурной программы, кроме выступления Кости, в общем-то, не предполагалось, планировали только тихо посидеть, пообщаться. Это было как нельзя более актуально – по сути, родные друг другу люди уже довольно давно не имели возможности встретиться и поговорить. Их не так уж много осталось здесь и сейчас – две семьи разъехались, раскатились, как бисер - уже не собрать. БОльшая часть осела в Израиле, остальные – кто где…
     -Объявить бы им, что текст в песне – бяка… – сказала Маша.
     -Не порти людям кайфа. Смотри, как им хорошо. Проецировать на других людей свои негативные эмоции – последнее дело, Солнце, - он поцеловал её в щёку.
     -Ты прав. Мне уже стыдно… - согласилась Маша, оглядев танцующих.
     -Не бери в голову. Всё нормально.

* * *
     "Cup of Coffee" сменила "Milk" всё тех же "Garbage". Пока звучали песни, к Ире подсела Лиза (до того момента девочка сидела с Костей – размахивали руками и смеялись).
     -Мам, я тебя люблю, - сказала она, вздохнув.
     -Это ты опять к чему?
     -Но ты же грустишь…
     -Музыка грустная.
     -А, ну да, ну да, - согласилась Лиза. – Кто их только включил на свадьбе, эти песни. Руки бы ему оторвать. Наверняка, папа сильно рассержен.
     -А что в этих песнях?
     -В одной из них, например, девушка поёт о том, что у неё депрессняк после расставания с любимым. Бродит по улицам и грустит… Как ты.
     Ира ничего не сказала в ответ. Она уже жалела о том, что наговорила Вадиму какой-то чепухи. Его теперешняя жена – просто очень красивая девушка. Непосредственная, милая, умная… И Дима её по-настоящему любит, это видно. И всё у них слаженно, дружно! Эти двое хорошо друг друга понимают и чувствуют… Нет-нет да шевельнётся в душе зависть, ведь у Иры-то с Вадимом никогда не было особого взаимопонимания. И "душа в душу" они не жили. Её - раздражала его извечная педантичность и неискоренимый перфекционизм, он – вечно был недоволен тем, что Ира обожает залезать в его тарелку, отпивать его кофе, например… Судя по всему, Маша такого себе не позволяет… М-да, зависть… Хорошо, если Дим отнёсся к Ириным словам так, как хочет показать – равнодушно. А если нет? Тогда Ира первая кинется убеждать его в обратном. Непременно! Она огляделась и увидела, как молодожёны целуются, стоя посреди танцпола… Лиза сидела рядом с Ирой за столом, подперев подбородок кулаком. Она тоже смотрела на Вадима с Машей и улыбалась…

* * *
     В восемь часов Богдан, который лишился сегодня дневного сна (бегал, прыгал, играл в салочки со взрослыми, обнимался и целовался со всеми – детей почему-то никто не привёл - знакомился с официантками и даже рисовал их портреты, на память), заснул на руках у Маши. Забрался к ней на колени, и тут же уснул. Ида Александровна, слегка задетая тем, что заснул он не у неё, а у Маши, увезла внука к себе домой ("Нечего ему сегодня у вас с Димой делать!"). К тому времени уже вовсю танцевали. Кто-то из родственников даже кружился в вальсе (это была реакция на "Венский вальс" Франсуа Фельдмана – песню повторяли трижды).
     Маша и Вадим теперь уже сидели рядом. Их стулья стояли впритык, и Маша сидела бочком, поперёк сидения, опираясь спиной о плечо Вадима, как о спинку кресла. Он же, обняв её талию, прижался щекой к волосам… Так спокойно и умиротворённо… Такие они красивые… Лиза сфотографировала их без вспышки (никто не заметил) – сюрприз будет! А Маша в этот момент как раз размышляла о причинах - почему Богдан забрался именно к ней на колени. Получалось всё предельно просто: ведь тут же был и его папа. Это между Машей и бабушкой мальчик будет долго и взвешенно выбирать, к папе такое не относится...

* * *
     Полночь. Из музыкальных колонок ("Microlab" – они присоединены к ноутбуку и висят напротив друг дружки, в противоположных углах комнаты) доносилось что-то тихое, почти неразличимое (кажется это Gary Moore). Раз уж задействован компьютер Вадима, следовательно, звучит рок, тут уж без вариантов. Новый пиджак от того самого костюма мирно пристроен на спинке кресла, а поверх пиджака шёлково струится галстук... В кресле - серебристый шарф из органзы и белые мелкие цветы, которые весь день провели в волосах Маши (стилиста, делавшего укладку, порекомендовала Евгения). Цветы теперь уже подзавяли, но не осыпались. Под слоем лака для волос они стали похожи на искусные имитации самих себя и переливались… Евгения всё-таки позвонила, поздравила… Маша не обиделась на неё и снова позвала в гости…
     Дом был пуст и тих. Они чуть двигались под музыку, обнявшись, словно  медленно танцевали посреди гостиной, и снова молчали.
     -Мы же всё правильно сделали? – вдруг спросила Маша.
     -Когда?
     -Когда повенчались. Теперь навечно вместе… Ты не жалеешь?
     -Дурацкий вопрос, Марусь. Ты редко задаёшь дурацкие вопросы, но бывает. С чего бы такое пришло тебе сегодня в голову?
     -Моя мама считает тебя не очень удачным вариантом для замужества. Я, кстати, тоже.
     -По причине? Твои аргументы я знаю – тебе всегда нравились простые парни вроде Кости, в джинсах, с гитарами, а не плейбои, в костюмах, с папками, в которых лежит хренова туча разнообразных деловых бумаг. Твой вариант - парни с папами – слесарями, а не мэрами и с мамами – поварами, а не врачами-логопедами… От таких тошнотворных красавчиков, как я, от их "банок" и "кубиков" тебя воротит. Но вот вопрос: чем же я твой маме не угодил?
     -По-моему, она тебя впервые хорошо рассмотрела только сегодня. Мама вообще плоховато видит… - засмеялась Маша. – А когда рассмотрела – наши мнения автоматически совпали.
     -И что ты ей ответила?
     -Точно не помню. Но победила в споре - я…
     -Заметь, моя мама – тут вообще молчала, by the way //между прочим//, - отметил Вадим, и даже поднял вверх палец. – Хотя, ей было что сказать в тот неловкий момент, когда папа во всеуслышание заявил, что влюблён в тебя.
     -Зато Ира с лихвой перекрыла интеллигентное молчание твоей мамы. Она наверняка сказала тебе, что я – ненадёжный тыл или что-то вроде того.
     Он улыбнулся.
     -Я не слушал её.
     -Но нервничал. Я видела.
     -Как тут не занервничать, Солнце, когда человек, мнение которого всегда ценил, вдруг, без причин, начинает возводить баррикады из умозрительных заключений?
     -Она действительно сказала, что я тебе не подхожу? - поинтересовалась Маша.
     -Считает тебя слишком идеальной, слишком красивой… Даже не для меня, а в целом. Меня обычно злят подобные поверхностные суждения – это верно, но, если покопаться… - он вздохнул. – Извини, если жестоко прозвучит, но будь ты другой, я никогда не заметил бы тебя, и уж тем более, не влюбился бы с первого взгляда. И даже при условии, что нас свели бы на Бродвее, всё наверняка пошло бы не совсем так, как пошло. Я, наверное, старательно попытался бы тебя обаять (как было велено Костей), а ты, со своей проницательностью, быстро раскусила бы меня и послала к чертям собачьим... На этом всё и закончилось бы… Мой диагноз самому себе: пагубная страсть к красоткам. Это грустно признавать, но никуда не деться… Не обиделась?
     -Не обиделась, - вздохнула Маша, обнимая его. – Это действительно твой диагноз. У тебя комплекс: ты, как огня, боишься красивых женщин, считаешь их вестницами бед и несчастий. А ещё – до смерти боишься влюбиться в кого-то из них.
     -Да, - просто согласился Вадим и пожал плечами. – Вот, не уберёгся, как видишь.
     -Бедный мой, - Маша погладила его по плечу и улыбнулась. – Всё ещё ждёшь несчастий?
     -Периодически посылаю все мои несчастья на китайскую гору. Помогает.
     -Что ещё за гора такая? – не поняла Маша.
     Вадим наклонился и тихо пояснил ей, очень серьёзно, на ухо:
     -Та гора в Китае называется Кху Ям. Только никому об этом не говори.
     Маша зажала себе нос, чтобы в голос не расхохотаться.
     -Ты – настоящий кладезь метких выражений, - проговорила она, сквозь смех. – Я запомню и возьму на вооружение. Не возражаешь?
     -Конечно нет… А если говорить серьёзно… - он вздохнул. – Если серьёзно, Марусь, то я иногда размышляю об этом. Ну, о том, как всё могло у нас сложиться, не впишись ты в рамки "моей пагубной страсти к красоткам".
     -Твой вариант?
     Он пожал плечами:
     -Ты так и работала бы в своём молочном отделе, а я жил бы с Настей, преподавал историю и оставался бы завучем… Всегда считал себя реалистом – теперь вижу, что я махровый пессимист!
     -Эй, не делай преждевременных выводов, - Маша погрозила пальцем. - Если уж говорить о том, что всему виной внешность, то давай тогда начнём с того, что я не попалась бы в лапы чокнутого фотографа. Ведь он приглядел меня именно из эстетических соображений, с учётом того как я буду выглядеть в его фотосессиях, в роли порнодивы. Во всём ДЕЙСТВИТЕЛЬНО виновата внешность. Но если бы не она-проклятая, то мы не встретились бы с тобой вообще никогда. Я бы так и жила на Урале, вышла замуж за какого-нибудь менеджера среднего звена или за скромного труженика нашего модельного агентства… или вообще никуда не вышла бы. Совершенно точно одно: мы с тобой не знали бы о существовании друг друга. Возможно, пересеклись бы (что маловероятно) в Крыму, ОАЭ, Египте, Вьетнаме (если бы мне вдруг пришло в голову поехать туда отдыхать) и прошли бы мимо, даже не оглянувшись…
     -Неприятная картинка, - сказал Вадим, задумчиво. – Чур меня, чур…
     -И не говори… - согласилась Маша. – Такая неприятная, что больше не хочется думать об этом, и вообще развивать мысль. Чёрт знает до чего можно додуматься, даже до того, что издевался надо мной не маньяк, а благодетель…
     Помолчали. Стало слышно, как в колонках звучит брутальный блюз "I put a spell on you" от "Credence Clearwater Reviaval".
     -Маруся, а можно спрошу? – сказал Вадим. – Сегодня такая ночь, что любые глупости простятся, надеюсь…
     -Ну, спроси, - разрешила Маша. – Хочу услышать от тебя хотя бы одну потенциальную глупость.
     -Твой ответ на неё не изменит ровным счётом ничего.
     -Это вдвойне радостно.
     -Ты же действительно вспомнила меня? – вкрадчиво произнёс он.
     Маша остановилась. Чуть отстранясь, посмотрела на него. Вадим держал её за плечи, спокойно глядя ей в глаза.
     -Тебе нужны доказательства? – спросила, наконец, Маша рассеянно.
     -Мне не нужны доказательства, Солнце. Мне нужна лишь твоя откровенность. Я не умею сканировать, но умею чувствовать человека.
     -И что же ты чувствуешь?
     -Ты испугалась сейчас. Я это чувствую.
     -Ты не чувствуешь. Ты – именно сканируешь. Мужчины не умеют чувствовать так, как женщины.
     -Ты ошибаешься. Ты ненавидишь мужчин, Маруся. Ненавидишь и не доверяешь. Лишь один неверный шаг с моей стороны – и всё полетит в тартарары. Я прав?... Я прав. Ты вспомнила меня? Ответь пожалуйста. Больше ничего не попрошу. Только "да" или "нет". Я должен знать. Прости меня за эту слабость, но мне не будет покоя до тех пор, пока не услышу твой ответ.
     Первый порыв, который возник у Маши в душе – отхлестать его по лицу. И Вадим это, похоже, действительно почувствовал. Вторым желанием было бессильно разреветься. А в-третьих… внезапно вспомнила, как они столкнулись на стылом кладбище, после похорон Зойки, посреди надгробий и замерзающих цветов на Зойкиной могиле… Хотела напомнить ему этот эпизод в качестве доказательства, но почему-то заговорила про другое. Сама не поняла почему…
     -Ты вдруг позвонил как-то поздно вечером, и сказал: "Случайно набрал. Сам не ожидал. Не разбудил?", - медленно и тихо проговорила Маша. – Мне было очень интересно, как же это у тебя получилось – "случайно" набрать мой номер. Ты его наизусть помнил? Или просто сидел и смотрел на цифры в телефонной книге? Очень хотела спросить, но промолчала… Пожаловалась тебе, что мой телефон редко звонит, потому что в этом городе у меня нет друзей или знакомых, кроме Барбары, а ты в ответ пообещал слать мне иногда СМС… Это было так… трогательно… Мне показалось, что тебе отчего-то очень плохо и грустно… Как раз тогда я начала понемногу понимать, что влюбляюсь в тебя. Но бороться с чувством не стала. Пустила на самотёк. Наверное, просто захотела влюбиться, потому что поняла: ты – мой человек, это тебя я искала и тебя видела во сне… Думай, что хочешь, я не собираюсь оправдываться.
     Вадим подумал, что сейчас Маша начнёт обиженно стряхивать его руки со своих плеч и потому почти разжал пальцы, чтоб ненароком не сделать ей больно. Но она не начала вырываться. Повернула голову в сторону и постаралась не реветь.
     -Прости, пожалуйста, - сказал он. – Ну идиот я, это не лечится. Распустил уши, наслушался дамских бредней… Никогда не прислушивался к женским пересудам, а тут как нашло что-то… Марусь, ты только не плачь, хорошо?
     И прижал к себе. Маша хотела мстительно оттолкнуть, но, вместо этого, обняла его голову.
     -Ты - не идиот. Ты – просто дурак, - сказала она и всхлипнула.
     -Согласен.
     -Заткнись и помолчи. Вечно ты всё портишь своей болтовнёй…

Я знаю: там написали ми - всi мої пiснi,
Я знаю: там засинали ми - пiд чужi CD.
Я знаю: там загубили ми i знайшли новее…
Вiзьми собi написане - нехай собi...

     В колонках теперь звучали странные, волнующие песни Океана Эльзы, и Вакарчук во всей красе демонстрировал свою фирменную, грассирующую "р". Опять молчали, стоя обнявшись посреди комнаты…
     -Никогда не научусь разбирать украинский, - вздохнул Вадим.
     -А я тебе переведу, - сказала Маша.
     -Ты знаешь язык? – удивился Вадим. – Неожиданно…
     -Наверное, генетическая память – моя бабушка с Украины. Но сама я никогда не изучала украинский. Вот просто понимаю, и всё:

Я знаю: там написали мы все мои песни,
Я знаю: там засыпали мы под чужие CD.
Я знаю: там потеряли мы и нашли новое...
Возьми себе написанное - пусть себе живёт...

ГЛАВА 6
ЖЁСТКИЕ БУДНИ
     Доктор назначил рентгенографию. Не самая ужасная в мире процедура конечно, не требовавшая наркоза и в больницу ложиться ради неё не пришлось. Маша вела себя очень смело. Сдала все необходимые анализы, по возможности сохраняла спокойствие… Когда специалистами были изучены результаты обследований и сделаны надлежащие выводы, Вадим ездил с Машей в больницу, на приём. Говорили с доктором. Предельно откровенно говорили. Как оказалось, рентгенография - только начало. Об этом и предупредил доктор. Показал рентгеновские снимки, подробно объяснил… Ну, объяснил-то он, конечно, подробно (честь и хвала), только Вадим мало что разобрал в его объяснениях. "Обе маточные трубы полностью непроходимы, плюс – возможно, что в полости матки сращения, так называемые синехии. Необходим более точный осмотр с помощью лапароскопии". Вадим, как только услышал слово "лапароскопия", взглянул на Машу и испугался - подумал, что ей сейчас станет плохо. Она сидела бледная, с каменным лицом - явно полностью разобралась в словах доктора. Но даже не заплакала. А когда ехали домой, сказала, что готова на всё… И её стали готовить к лапароскопии… На какой-то момент показалось, что мир сузился до размеров овчинки.
     -И это пройдёт, – сказал Вадим утром, перед тем, как ехать в больницу, на решающее обследование.
     Маша изо всех сил постаралась при этом не расплакаться…
 
* * *   
     И опять наркоз… На этот раз прощались так, словно расставались навечно. Медперсонал уже начал переглядываться… Маша отдала Вадиму свой сотовый – как она выразилась: "На удачу". Стало быть, чтобы узнать о результатах, нужно звонить в справочную больницы или на пост медсестры. Конечно, перестраховывались, но, как известно, обжёгшись на молоке, дуют на воду. Вот и дули. Невыносимо было вспоминать о том, как Маша, проснувшись в больнице, слышать ничего не хотела ни о Вадиме, ни о телефонных разговорах с ним… В момент расставания Машин вариант с заведомым отказом от связи ("На удачу") показался вполне приемлемым. Это потом Вадим удивлялся, как вообще мог допустить такое, повестись на суеверие и добровольно лишить себя возможности "услышаться". Судя по всему, перед лицом предстоящего испытания все смотрели на вещи как-то иначе... К счастью операция прошла гладко. И, главное, быстро. Вадим, пока сидел в холле больницы, припомнил, что Маша сегодня даже не завтракала (тут питание для неё не предусматривалось), и быстро съездил в ближайший супермаркет. Уже через несколько часов Машу разрешили навестить, а назавтра пообещали выписать…
     …Её поместили одну в двухместный бокс с огромным, во всю стену, окном в больничный коридор. Тут же, в смежной комнате бокса, ванна, туалет, холодильник… Бокс называли люксом. Что ж, может быть, может быть… Вадим уже посещал сегодня эту палату - заглянул, когда только приехали и разместились. Слегка освоился, разглядел удобства и холодильник… Перед операцией Маша была сама не своя – пока он обследовал бокс, безучастно сидела на кровати, сложив руки на коленях…
     Теперь она и вовсе лежала, отвернувшись к стене. Никак не отреагировала на то, что кто-то вошёл.
     -Привет, - сказал Вадим, – Как самочувствие?
     -Догадайся с трёх раз, – глухо, в подушку, сказала Маша.
     -Я позвонил, мне сказали, что у нас порядок и к тебе можно зайти. Зашёл вот. Вижу, что настроение и самочувствие хреновые. Принёс яблоки. У тебя, мне сказали, анемия. Вот и лопай, там железо. Остальное – сейчас поставлю в холодильник.
    Он пошёл к холодильнику, убрал туда нарезанный батон, сыр, три баночки несладкого йогурта, паштет... Сухой паёк...
     -Димка, - сказала Маша, по-прежнему не поворачиваясь.
     -Да? - Вадим уже вернулся в комнату и поставил пакетик с яблоками на стол.
     -Забери меня отсюда.
     -Обязательно. Завтра. Подожди немного, Маруся. Лапароскопия – не полостная операция, но это – операция…
     Маша обернулась, и он увидел, что глаза у неё красные.
     -Я хочу уйти отсюда. Забери меня сейчас?
     Она протянула к нему руки, он наклонился, и Маша крепко-крепко обняла его.
     -Нельзя, Солнце, - шепнул Вадим, - потерпи ещё немного. Я бы забрал тебя, даже прямо сейчас, но боюсь за твоё здоровье. Не достаточно ли тебе проблем?
     -Их так много, этих проблем, что дополнительные меня уже не пугают… Ты поговорил с доктором?
     -Да, только-только из его кабинета.
     -Что думаешь? – она заглянула в лицо.
     -Что думаю… Я опять мало что понял, если честно.
     -Но ты понял главное. Я вижу это по глазам.
     И Маша снова прижалась к нему, спрятав лицо в складки белого халата.
     -Ты же не будешь меня такую меньше любить? Ведь не будешь? – пробормотала она.
     Доктор и вправду - умница. До того, как не провёл детальное обследование, в том числе и лапароскопию, он не говорил ни "да", ни "нет". Зато сегодня Вадим узнал от него ВСЁ. Если сначала слегка смущал тот факт, что приходится рассказывать о своей интимной жизни без утайки, какому-то чужому (и довольно молодому кстати) мужику, выложить субъективные ощущения во время близости, то теперь он был благодарен доктору за внимательность и серьёзный подход к делу. Благодарен даже за то, что тот не давал призрачных надежд… Доктор говорил, сосредоточенно сдвинув брови: "Повреждение шеечного канала, спайки и рубцы, множественные сращения-синехии в полости матки и полная непроходимость фаллопиевых труб… Даже внематочная беременность с таким диагнозом невозможна. Это – последствия многократных чисток, произведённых вне специализированных клиник, а так же – последствия воспалений, залеченных неизвестно как. Над этой девушкой сильно поглумились. Я бы сказал, что её изорвали изнутри. Я против смертной казни, но, извините меня, лично вспорол бы брюхо ироду, который такое с ней сотворил". Сказанного, в общем-то, было достаточно, но доктор, извинился и рискнул дать совет. "Не позволяйте ей, так сказать, лечиться. Не позволяйте, - сказал он. - Она и без того много перенесла, ей не выносить ребёнка по объективной причине". Слушая доктора, Вадим понял, что им с Машей читают приговор. Для того чтобы заиметь хотя бы крошечный шанс стать матерью, Маша должна пройти все круги ада, вынести несколько операций, долго лечиться – но и тогда никто не даст никаких гарантий. В конце концов, на всё нужно время, а с возрастом, как известно, уменьшается шанс забеременеть… Вполне возможно было бы удалить спайки в маточных трубах при лапароскопии, но это значительно увеличит риск внематочной беременности. Следовательно, сначала необходимо... А потом ещё… И, возможно, ещё… До того, как доктор договорил, Вадим уже принял решение: он никогда не позволит Маше столько страдать (хватит ей страдать! нельзя человеку столько страдать!). Значит, все возможности для них закрыты.
     И… счастливо завершилось, наконец, "подвешенное", неопределённое состояние. Да уж, если это – счастье, то что у нас – несчастье?

* * *
     После возвращения из больницы Маша три дня молчала, не выходила из дома и из комнаты. Вадим, в который уже раз, переселился в гостиную – "на две недели, минимум", по предписанию врачей. Приносил ей фрукты, минеральную воду, мамин бульон… хризантемы… Она только кивала благодарно. А на четвёртый день, утром в воскресенье, сама пришла к нему в гостиную и попросила включить какой-нибудь романтический фильм. Вадим не придумал ничего более подходящего, чем "Некоторые любят погорячее". Он был просто счастлив, когда Маша улыбалась, глядя в экран, и подпевала Мерилин:

I wanna be loved by you,
Just you and nobody else but you.
I wanna be loved by you
Alone.
Poo poo pi doo!

     …Потом – полдня разговаривали. Тем было много. Например, что сготовим сегодня на обед, погода, ЦТЮ, который уже (опять!) заждался… Обходили только одно… И – не сказать, что с трудом обходили. Наоборот, самым сложным для них, пожалуй, был бы сейчас разговор на тему обследования и подтверждения неутешительного диагноза… К удивлению Вадима, Маша предложила привести Богдана, который почти две недели (пока Машу обследовали) жил на родительской половине дома. Вадиму казалось, что она ещё не очень готова, но Маша настояла. И даже не заплакала, когда прибежал Данька, и повис у неё на шее… Слёзы у неё всегда были очень близко. Зареветь она могла по любой маломальской причине, а то и вовсе, казалось бы, без причин (Вадим очень скоро разобрался и перестал слишком уж драматизировать, как делал раньше). Кто-то из знаменитых актрис, говорят, был точно такой же плаксой. Друзья этой актрисы даже подтрунивали: "Послушай, а когда пионеры идут строем, ты тоже плачешь?" Вот-вот! И у нас так!

* * *
     Так и хочется написать: потянулись трудовые будни в ЦТЮ… Потянулись? Трудовые будни? Для Маши время в ЦТЮ тикало по-особенному. Часы, проведённые там, просто мелькали. Иногда она забывала про то, что возможно не выспалась сегодня или плохо себя чувствует… Да нет же, никто не пытался бежать от пресловутой "прозы жизни". Маша была там, где хотела быть, занималась тем, чем хотела заниматься. Вадима, возможно, встревожила бы такая преданность Дому Пионеров, но началось-то всё не сейчас. Очень даже буднично это происходило, как обычно. Точно так же, как было ещё до Машиного отъезда к родителям. Пожалуй, если бы она жила одна, как раньше, то непременно проводила бы там всё своё время (ха! а вот интересно, как бы вообще узнала о существовании ЦТЮ без Вадима? на афише прочитала об их новом спектакле и заявилась?)…
     Вечерами, кроме ползанья с Богданом по полу в детской и собирания пазлов, у Маши появилось совсем новое увлечение – оригами. В ЦТЮ давно существовал кружок. Маша всегда говорила, что тоже хотела бы собирать из бумаги райских птиц и цветы, но, до поры до времени, её слова оставались лишь словами. Теперь же она начала ощущать потребность в этом! Лиза очень обрадовалась, когда Маша обратилась к ней за советом. Девочка обожала оригами, но её не хватало на всё, чем бы хотелось себя занять. Она азартно принялась инструктировать Машу, свела её с преподавательницей из ЦТЮ (лицо у преподавательницы знакомое, но напрямую до сей поры они не сталкивались)… Многое из того, что теперь знала об оригами Маша, прежде показала ей Лиза!…
     Лиза… Обнаруживая недюжинное упорство к достижению целей (есть в кого), девочка всё ближе и ближе продвигалась к своей мечте - МГИМО. Она уже ездила в Москву на день открытых дверей - "совершила деловую поездку в качестве абитуриентки". Без родителей и без дедушки. Ей же уже восемнадцать (исполнилось в марте)! Ну конечно, папа неусыпно следил за каждым шагом дочери через "Скайп", сотовую связь и социальные сети, а жила она у старого друга дедушки, в Замоскворечье… "Предки" если и участвовали в её поездке, то лишь косвенно - Лиза вела себя подчёркнуто самостоятельно. Вернувшись, привезла гору фотографий. Когда показывала их Маше на экране ноутбука, на просмотр ушло часа два! Не поленилась – возила с собой тяжеленную "зеркалку" ("У меня был лёгкий чемодан. К тому же – он на колёсиках" – тот самый чемодан, с которым Маша ездила к родителям), но зато качество снимков говорило теперь само за себя. Плюс ко всему, Лиза неплохо фотографировала, всегда находила в обыденных вещах и унылых пейзажах изюминку. Да, именно у-ны-лых. Москва теперешняя, какой она стала в последние годы, потеряла за дорогим гламурным макияжем что-то, что было действительно НАСТОЯЩИМ. А Лиза умудрялась отыскивать нетронутые гламуятиной уголочки и снимать их "вкусно", сочно, свежо… Удивительно, как у неё это получалось?! Про свои дела с институтом она предпочитала скромно отмалчиваться, но Маша и без того знала – там всё хорошо…
     ...Сидела в гримёрке, складывала из бумажных модулей розово-бело-зелёно-оранжевую жар-птицу, думала о Лизе и улыбалась. Ей нравились ЕГО дети, определённо нравились… С некоторых пор Маша начала любую свободную минутку превращать в оригами (таскала поделки туда-сюда, с работы домой, из дома на работу). Уже сложила смешного тигрёнка, аппетитный тортик с ягодами клубники, букет подснежников… Вадим никак не комментировал новое увлечение жены. Маша подозревала, что он считает будто она немного не в себе. В то же время, вероятно, уверен во "временности" и быстротечности этого увлечения, которое необходимо ей сейчас, чтобы справиться со стрессом… Когда Маша показывала Вадиму свои поделки (законченные и не очень), он с искренним интересом разглядывал их и задавал вопросы. Но слишком уж обстоятельно вёл себя при этом, в голосе появлялись менторские нотки, да и сам этот голос вдруг становился явно поставленным, немного металлическим каким-то… Непроизвольно накатывали подозрения, что выглядит Дима сейчас естественно и не наигранно лишь по привычке, за много лет выработанной в школе. Слишком часто, из педагогических целей, ему приходится поступать не совсем так, как хотелось бы поступить на самом деле. Порой педагог просто не имеет права сказать, как ДЕЙСТВИТЕЛЬНО относится к тому или иному вопросу!... Когда Маша так думала, ей становилось тоскливо и грустно. Но она не пыталась вызывать мужа на откровения – в конце концов, как бы там ни было, он поступает так во имя её же спокойствия… А ещё – он неминуемо восхищался, завидев, как Маша и Богдан ползают по полу, складывая очередную мозаику из пазлов. На стене в детской уже висел очень красивый парусник, а теперь "в работе" находился пейзажик с изображением прибрежного маяка на фоне восхода или заката. Убивали двух зайцев: "А" – разрабатывали мелкую моторику (Ида Александровна настойчиво рекомендовала собирать пазлы, чтобы Данька, наконец, окончательно победил свой "фифект фикции") и "Б" - ползая по ковру, Маша помогала себе забыться…
     Пазлы и оригами видимо в самом деле успокаивали. Вскоре она совсем прекратила анализировать и прислушиваться к интонациям голоса Вадима. Её теперь всё устраивало. Да и вообще - стала мягче, лояльней, терпимей. И виной всему, наверняка, венчание в церкви. Ей очень нравилось это ощущение, такое новое, такое… возвышенное! Они теперь навсегда вместе! Потрясающе! Когда Маша думала об этом, ей становилось необыкновенно хорошо и спокойно. На неё "накатывало", она немедленно хватала телефон, набирала номер Вадима – просто для того, чтобы сказать, как его любит. Вот сумасшедшая! К счастью, он предусмотрительно отключал звук у своего смартфона, когда был занят. Никто ни на кого не обижался и не устраивал сцен – Маша клала трубку, Вадим перезванивал… Идиллия, наконец-то? Быть может. Так хотелось, чтобы продолжалось это блаженное состояние как можно дольше!...
     А однажды, проснувшись поутру и обнаружив, что на часах одиннадцать, муж уже ушёл на работу (значит - сделал себе кофе, выгулял собаку, накормил ребёнка завтраком и увёл его к бабушке), Маша не почувствовала за собой никакой вины. Подумаешь, не вскочила спозаранок, чтобы переделать необходимые домашние дела!... Неужели стокгольмский синдром тоже победился? Неужели ура?

ГЛАВА 7
ONE VISION
     Обычный день. Март. Весна. Сырость. Ветер. Солнце! Весна ощущалась уже во всём – небо голубело, ветви деревьев выглядели очень подозрительно – того и гляди раскроют почки. А ещё - скоро в саду должен зацвести абрикос! Маша каждый день бегала к деревцу и проверяла. С удовольствием мечтала, как отошлёт фотографии удивительных розовых цветов родителям! Ведь на Урале всё снег и снег - зима, как всегда, не торопится уступать своё место… В самый раз им будет увидеть частичку весны и, возможно, станет повеселее.
     Кто-то постучал в дверь гримёрки.
     -Да! – откликнулась Маша, раскладывая свежесложенные разноцветные бумажные модули по стопкам.
     Заглянула Евгения.
     -Привет, - сказала она. – Я всё-таки тебя нашла – мне вахтёрша очень путано объяснила, как добраться до гримёрки!
     -О, привет! – обрадовалась Маша. – Мы так давно не виделись. Ты будто бы нарочно от меня прячешься.
     -Да нет, - слегка стушевалась Евгения, - я работала в поте лица. Беспросветные праздники – Валентинов день, двадцать третье, восьмое…
     -Молодец, что всё-таки зашла! Но почему сюда, почему не в гости к нам? Димка был бы рад, он считает, что у меня нет нормальных подруг. Доказали бы ему обратное…
     -Ну, я же ни разу у тебя здесь не была, а ты так заразительно рассказывала мне о ЦТЮ... – она сощурилась, всмотрелась в бумажные модули на машинном столе. - Ты занялась оригами?
     Маша принялась воодушевлённо рассказывать ей о своём увлечении и даже предложила изучить эту премудрость – Эмме тоже необходимо разрабатывать мелкую моторику, и оригами может сильно пригодиться! Евгения внимательно слушала её минут пятнадцать, перебирала модули, аккуратно разложенные кучками на столе… И Маше внезапно показалось, что подруга тянет время, что пришла она всё-таки не просто так, а с какой-то целью… Просканировала. А ведь точно, у Евгении что-то на уме. Так крепко засело, что ни в какую не отпускает. И что же там?...
     О насущном подруга заговорила внезапно, без переходов.
     -Как ты отнесёшься к моему предложению выносить и родить твоего ребёнка, в качестве суррогатной матери? – вдруг спросила она.
     Последовала длинная пауза. Не потому, что Маша тут же оказалась в шоке, а потому, что никак не могла понять, верно ли услышала.
      -Извини, что ты сейчас сказала? – спросила, наконец, она. – А то я что-то…
      -Я хочу стать суррогатной мамой для твоего малыша, - сказала Евгения, волнуясь.
     На этот раз Маша вздрогнула, уронила бумажные треугольнички, которые держала в руках, и некоторое время смотрела на Евгению. Больше месяца она борется с собой, пытаясь выбросить из головы лишнее. И вот уже, казалось бы, пришла в норму, привыкла к новому состоянию, похоронила робкие надежды на чудо… Уже трава на могилке выросла, и цветочки зацвели… Но… Как же быстро всё вернулось! Будто и не уходило! Малюсенькие пальчики, кучеряшки на макушке… Маша даже прикрыла глаза, потому что ей было слишком сложно справиться с собой.
     -Ты… хочешь выносить нам с Димой малыша? – Маша не узнала своего голоса. Он был какой-то… жалобный и тонкий…
     -Да, - кивнула Евгения. – Очень хочу. Я недавно была на одном сайте. Случайно набрела. Хотела уже закрыть, но увлеклась, прониклась… На свете очень много людей, которые, как и ты, когда-то поставили на себе крест, но теперь они по-настоящему счастливы! Некоторым людям детишек вынашивают их сёстры… Я, как только это прочитала, сразу о тебе подумала. Ты же моя подруга. Мы с тобой так хорошо поладили, о многом говорили. Мне не нужны ваши деньги, ты не думай, Маш. Я просто хочу помочь людям, которые мне симпатичны… Оба… Как тебе идея?
     Маша, наконец, высмотрела, насколько Евгения взволнована. Будто со стороны всё увидела, словно в кино. А ведь очень похоже на мыльную оперу! Ну, в самом деле! Маша терпеть не могла то, что на телевидении презрительно называется "мылом", хотя когда-то с детским интересом заглядывала в "Санта-Барбару". Сюжет мылится, мылится, пока не превратится в противный скользкий обмылок, который так и норовит убежать куда-нибудь в самое труднодоступное место ванной комнаты. Ну, в общем, да, ситуация действительно напомнила сцену из сериала, а потому пришлось уговаривать себя не относится к происходящему как к фарсу. Нельзя сказать, что Маша не поверила Евгении – с этим как раз было всё в порядке - искренна и полна решимости. Задело только одно – подруга будто бы не договаривала чего-то… Маша списала свой странный вывод на общее волнение и постаралась поскорей взять себя в руки, потому что вариант, когда обе они ревут на плече друг у дружки, ей категорически не нравился. Глаза, между тем, уже защипало и к горлу предательски подступил комок. Суррогатное материнство – вещь сложная психологически, плюс – очень дорогая материально, а потому она никогда не принимала его, как возможный для себя вариант…   
     -Я… я не могу так сразу… - проговорила, наконец, Маша потерянно. – Мне нужно… подумать, как следует…
     -Что тут думать? На мой взгляд, это – шанс для тебя, для вас обоих. Вам нужен ребёнок. Обязательно. Я помню, что ты мне говорила о его сыне, о своих чувствах… Ты готова стать матерью, Маш, а я - готова прямо сейчас бежать и делать тесты, чтобы узнать сгожусь вам или нет!
     -Н-нет, я не готова, - покрутила головой Маша и зажмурилась. - Не готова... Можешь подождать? Я должна привыкнуть... Нам нужно поговорить с Димой, обсудить… Слишком неожиданно. Только пойми меня правильно…
     Маше никак не удавалось унять дрожь в пальцах. Ей сейчас хотелось только одного – прореветься как следует. Как же она ошиблась! Ничего никуда не делось. Вот оно, осталось, живёт и здравствует! Евгения вернула ей сумасшедшую надежду, и мир сразу преобразился... Она знала, что умеет управлять ситуацией. Может не позволять себе расслабиться, может держать что-то важное на расстоянии… Вот и сейчас – отошла подальше. Руками не трогать. Ни в коем случае не хвататься за телефон и не вопить в ухо Вадиму о том, что нашла выход… В висках стучало, щёки горели… Нет, она ничего не скажет ЕМУ. Пока не скажет… Маша стала рассеянной, убрала в стол перепутанные разноцветные модули, потянулась к спасительным фотографиям со спектаклей театра моды, чтобы увести разговор как можно дальше…
     Попрощались с Евгенией, так ничего в тот день и не решив. Нужно всё взвесить, прийти в себя от ошеломительной возможности, а к Вадиму обратиться, как к самой последней инстанции – решающей, финальной… Маше очень не понравилось выражение "последняя инстанция" и она решила "задвинуть" эту тему как можно дальше. Уж очень болезненно и ново. Для Вадима тема прозвучит точно так же, как для неё и отзовётся столь же болезненно...

* * *
     Всего-то навсего – середина марта и близится конец учебного года. Всего-навсего - традиционный цейтнот, на который теперь смотришь с немного другой точки. Документы, документы, документы… Плюс – малышню записывают в первый класс – это опять бумажки, встречи с родителями… Кто-то скажет: "А интернет на что? Сейчас по интернету всех записывают!" Интернет интернетом, уважаемые, но некоторые въедливые мамочки "первышей" хотят непременно повидаться с директором. К счастью, директор тридцатой школы всегда удовлетворял просьбы родителей об аудиенциях. После личной встречи с ним, мамы надолго прекращали свои недовольства и ворчания. В Управлении Образованием уже начали многозначительно мычать по этому поводу (вот так: "Ммм") и говорить, что Вадиму Ефимовичу ничего не стоит собрать преданную армию, готовую выступить под знамёнами его улыбки... К тому же, Вадим всерьёз начал цеплять на нос очки (и в Управлении Образованием, и мамы будущих первоклашек этот нюанс сразу оценили по достоинству), которые когда-то завёл, чтобы глаза не перенапрягались. В общем-то у него всегда было хорошее зрение, которое, как ни странно, не портилось от бесконечной писанины, от компьютера… Но теперь нагрузки на глаза увеличились во много раз. Да и возраст, чёрт его возьми, 36! Столько просто не живут… Мелочи жизни, правда? Главное - радовать окружающих и украшать этот мир!

* * *         
     Когда Вадима окликнули в школьном дворе по имени, он сначала не отнёс этот оклик к себе. Однако женский голос повторил: "Вадим!" – и Вадим философски подумал, что слишком уж привык к официальному сочетанию имя-отчество, пора с этим что-то делать. Только после таких ментальных манипуляций, повернулся на голос. М-да, действительно, пора что-то делать…
     Возле зацветающего абрикосового деревца стояла… Евгения. В коротком драповом пальто фиолетового цвета.
     -Здравствуй, - сказала она, улыбаясь. – Давно не виделись.
     -Здравствуй, - удивлённо ответил Вадим. – Действительно – давно… Ты что здесь делаешь? Насколько я знаю, твоей дочке недавно исполнилось два года. Рановато отдавать её в первый класс, даже если она только об этом мечтает.
     -Мне просто нужно с тобой поговорить, - сказала Евгения.
     -Так ты менЯ ждёшь? – снова удивился Вадим. – И давно?
     -Часа два. Ничего страшного – сегодня в моём распоряжении куча свободного времени, а в машине - термос с кофе и бутерброды, как у американских полицейских, которые в засаде.
     -Я вполне мог бы и до ночи просидеть - такое иногда случается. Почему бы тебе было не попросить номер моего сотового у Маши? Насколько я знаю, вы общаетесь. Ты не хочешь, чтобы она знала о нашем с тобой разговоре, не иначе.
     -Да, - ответила Евгения и, разведя руками, пожала плечиками. – Я уже начинала этот разговор с Машей, но она такая нерешительная… Говорит, что нужно хорошенько с тобой обсудить и так далее. А чего тут обсуждать?... Ты торопишься?
     Вадим посмотрел на часы:
     -У меня есть около часа. В семь тренировка.
     -Здесь неподалёку кондитерская. Можно посидеть, чаю или кофе выпить. Они варят хороший кофе…
     За несколько месяцев упорного сидения в кабинете Вадим так возненавидел своё супер-удобное директорское кресло, что слегка ломало, когда приходилось вновь и вновь в него погружаться. И ладно бы только на работе! Кресло в Импрезе всего чуть менее удобное, оно - мечта! Но ведь сидеть-то нужно как можно меньше – это первая причина. Вторая – как бы не заплыть благополучным жирком, при такой-то мирной семейной жизни! Он и раньше не сидел сиднем, а уж теперь и подавно…
     Евгения немного удивилась предложению пройтись пешком, но безропотно пошла, предварительно закрыв на сигнализацию свою симпатичную Мазду.
     Сели за столик в кондитерской. Вадим взял только кофе, Евгения – чай и пирожное-безе. Пауза затянулась…
     -Слыхал, что руководители кастинга "Академии Вампиров" наплевали на мнение американских фанов и взяли на роль Беликова русского парня, который, помимо прочего, очень хороший наш актёр. Ты довольна?
     Евгения немного встряхнулась и даже улыбнулась, взглянув на Вадима. Он увидел, что сегодня она без контактных линз – глаза у неё кофейного цвета…
     -"А на восьмой день Бог создал Дмитрия Беликова", - сказала Евгения, вздохнув.
     -И? What's the trouble? //В чём проблема?// Чего ты куксишься? – спросил Вадим.
     -Ты выслушай меня, - попросила Евгения. – Все эмоции – потом. Я и сама волнуюсь. Боюсь, что у меня смелости не хватит.
     -Так, - сказал Вадим. – Я тоже сразу начал волноваться… Ну давай же, не тяни кота за хвост.
     Она откусила кусочек безе и снова посмотрела на Вадима. Спросила:
     -Что ты думаешь о суррогатном материнстве?
     -В смысле чего?
     -В смысле того, чтобы у вас в семье появился маленький. Машин и твой.
     -Я не могу сказать, что я об этом думаю. Потому что никогда об этом не думал.
     -А ты подумай теперь. Допусти такой вариант. Мы много разговаривали с Машей, я знаю насколько глубоко её желание иметь ребёнка и как она страдает оттого, что врачи поставили на ней крест. Ей нужно помочь.
     -Женя, к чему эти разговоры? У тебя есть для нас кандидатура? Даже если есть – это бешеные деньги. Маруся, как бы ни хотела ребёнка, никогда твою инициативу не поддержит – она ещё та экономистка, и не позволит мне столько тратить. Желание – это одно, его практическое осуществление – совсем другое. К тому же – церковь против суррогатного материнства.
     -А мы церкви ничего не скажем.
     -Мы?
     -Я предлагаю на роль суррогатной матери для вашего малыша себя. Мне денег от вас никаких не нужно.
     Вадим собирался что-то сказать, но Евгения остановила его жестом:
     -Я со всех сторон обдумала, сотню раз, и всё-таки решилась. Уже месяц не курю! Вам нужен ребёнок. Обязательно. Маша будет чудесной матерью.
     -Ты вообще соображаешь, что несёшь?
     -Я в здравом уме и твёрдой памяти, - тряхнула головой Евгения.
     -Она ничего не сказала, даже не намекнула мне, что у вас был такой разговор… Давно вы говорили?
     -В пятницу. Я думаю, у неё не хватило духа сказать тебе.
     -Ты действительно всё хорошо обдумала?
     -Я обдумала. Не сверну.
     Снова помолчали.
     -Расписку напишу: беру у вас на время, верну в целости и сохранности. Возьмёте в крёстные, с радостью пойду, - сказала Евгения. - Дело за малым – определиться с клиникой. Я готова обзванивать всё подряд, хоть сейчас! Только скажи.
     -Ответь мне, пожалуйста, на один-единственный вопрос, - попросил Вадим, ещё немного помолчав.
     -Да. Задавай.
     -ПОЧЕМУ?
     -Почему мне пришла в голову эта идея? Так я уже сказала… - начала Евгения, но замолчала.
     Она смотрела на безе. Вкусное и воздушное… А вопрос так и висел в воздухе. Он висел совсем по-другому, не так, как висела ещё недавно пауза. Он висел, как топор, как гильотина… Или Евгении это только казалось?
     -Перестань, - попросила она, наконец, не выдержав. – Очень тебя прошу, перестань.
     -Что перестать?
     -Перестань так смотреть.
     -Ты говоришь о вещах, значения которых даже не представляешь. Что тебя подтолкнуло к таким мыслям? Весна? Книжка? Фильм? Или какой-то дополнительный романтический бред? Хочешь добровольно отдать себя на заклание? Зачем такой юной и красивой девчонке статус мученицы? Ради чего? Поддержать подругу? It's out of place //Это неуместно//. Женечка, дорогая моя, да Маруся сама готова сделать всё, чтобы никто-никто на этой планете не страдал, не мучился и не плакал. И она непременно стала бы новой матерью Терезой, если бы я её не сдерживал. С неё – уже довольно, а тебе – незачем. Ты меня понимаешь?
     -А ты? Ты понимаешь? Я тебя люблю. Понимаешь?
     Вадим чуть не выронил чашку с кофе.
     -Мы же с тобой едва знакомы… - глупо вырвалось у него.
     -Ну да, и что с того? – усмехнулась Евгения. – Ты засел в моих мыслях, как заноза! Тебе никогда не доводилось влюбляться  в человека стремительно, с одной только встречи? Не поверю. Помню твою реакцию в клубе "Флэш", когда я сказала, что готова по уши в тебя влюбиться. Ты тут же поверил и проникся. Вижу, тебе тоже такое знакомо – втрескаться сразу и надолго.
     -Да, но я не стремился наследить в её жизни… Прости, вырвалось.
     -У меня тоже вырвалось. Я не хотела ни в чём тебе признаваться. Мои чувства – это только моя проблема. Тебя она не касалась и не касается.
     -Не касается? Ты только что предложила выносить моего ребёнка.
     -Что в этом такого? Я могу быть тебе полезной. Я ХОЧУ быть тебе полезной. Тебе и Маше. Можешь считать то, что я сказала, романтическим бредом. Можешь уйти и забыть о нашем разговоре.
     -Пожалуй, я именно так и поступлю, - он отставил пустую чашку с блюдцем и поднялся. 
     -Маша тебе не простит, - сказала Евгения вкрадчиво.
     -Она не простит мне только одного - вранья.
     -Ты собираешься ей врать?
     -What for? //Зачем?// Я собираюсь вообще закрыть тему.
     -Только, прежде чем ты уйдёшь, я повторю ещё раз: подумай. О Маше подумай, о том, что она чувствует. Ты уверен, что она говорит тебе всё, что у неё накопилось? Самовлюблённый, циничный, хамоватый сноб, неуправляемый, непробиваемый… - гордо вскинув голову, Евгения отвернулась, добавив про себя:
     -Чёрт тебя побери. Глаза б мои тебя не видели и уши не слышали…
     Вадим, не ответив ей, ушёл. Прозвонил колокольчик над входом, дверь закрылась…

* * *
     Вечером, когда вернулся домой после тренировки, всё только и ждал каких-нибудь намёков с Машиной стороны. Думал: раз уж она с прошлой недели не может найти повода, чтобы заговорить с ним на тему разговора с Евгенией, нужно найти для неё этот повод. И, видимо, смотрел при этом каким-то особенным "говорящим" взглядом. Доэкспериментировался до того, что Маша немного не так прочитала "говорящий взгляд"… Данька, чаще всего, быстро засыпает – только начнёшь ему рассказывать любимую сказку, как он уже спит (папа укладывал ребёнка только в самых "тяжёлых" случаях, когда тот ни в какую не хотел ложиться). Так что Маша быстренько уложила Богдана и потащила Вадима в спальню…
     И ни единого намёка на то, что у неё был серьёзный разговор с Евгенией!
    
* * *
     Секретарша пыталась что-то передать по громкой связи. Вадим услышал только щелчок, и шум. Сразу не разобрался, что это – голоса, был слишком поглощён своей, как он говорил "писаниной". Но долго вникать в суть происходящего не пришлось – дверь кабинета распахнулась, и он увидел Машу. Сердитая, красивая – как обычно. Собрался обрадоваться – не успел.
     -Почему ты так себя ведёшь? – крикнула она с порога.
     За её спиной стояла напуганная и ничего не понимающая секретарша – Оля в глаза не видела Машу. Семейными фотографиями на рабочем столе её шеф не увлекался...
     -Как я себя веду? – спросил Вадим, вставая из-за стола и успокаивая секретаршу жестами.
     -Почему ты отказался? Зачем так со мной поступаешь?
     -Спокойно, Оля, всё в порядке. Это – моя жена, - сказал он и закрыл дверь прямо перед носом секретарши.
     -Слушай… Я ни черта не понимаю, - повернулся он к Маше. - Успокойся и сядь. Маша, сядь, пожалуйста.
     Он поймал её за плечи и насильно усадил на обтянутый дерматином стул возле стола. Сам сел рядом, на точно такой же стул.
     -Воды хочешь?
     -Я хочу только одного – чтобы ты мне ответил на вопросы.
     -Так. Уже понятней.
     -Почему ты не стал разговаривать с Женей? Почему нахамил ей? Вадим! Это же шанс! Ты не понимаешь?
     "Чёрт, - подумал Вадим. – У нас очередная раздача слонов?"
     -Я ей не хамил.
     -Но ты по-хамски себя вёл! Скажешь, нет?
     -Я вёл себя вполне адекватно.
     -Она предложила выносить нашего ребёнка, а ты обозвал её порыв романтическим бредом и гордо ушёл, сказав, что разговор исчерпан – это по-твоему адекватно? Ты оскорбил её в самых лучших чувствах, в самых благих намерениях, самодур! Ты и меня оскорбил! Ты вообще соображаешь, что несёшь и что делаешь? Она снова приходила ко мне в ЦТЮ, она плакала! Как ты мог, Дима?
     -Так, - он взял со стола пластиковую бутылочку с водой без газа, открыл крышку и поставил перед Машей. – Всё-таки держи, выпей воды и успокойся. Тебя трясёт.
     -Ещё бы меня не трясло, - Маша приложилась к бутылочке. – Мой муж – эгоист и самодур, а я-то считала его идеальным! Ты можешь внятно объяснить, почему так себя повёл, и что за вожжа тебе попала под хвост?
     -Могу, - кивнул Вадим. – Но – не могу.
     -Это как?
     -Ну, вот так.
     Замолчали. Маша напряжённо думала.
     -Есть что-то, о чём я не знаю? – спросила она, наконец. – Вы оба чего-то недоговариваете?
     Вадим не ответил.
     -После той легендарной встречи в ночном клубе, о которой я наслышана, когда ты её провожал… Вы что, переспали?
     -Если я скажу "да" – ты поверишь? Ну же. Я говорю: "Да, мы тогда переспали".
     Маша нахмурилась.
     -Врёшь, - сказала она. – По-твоему, это смешно? Тебе проще сказать, что изменил, наговорить на себя… Дима, в чём дело? Ты… Зачем всё это?
     Вадим молчал, глядя поверх её плеча.
     -Она сказала, что влюблена в тебя. Да? – почти прошептала Маша. – Да? Дима?
     Вадим опустил голову.
     -Маш, я как-то не очень представляю себе картину, когда глажу её по животику и лепечу что-то вроде "Приветик, малыш, ты пошевелился!"…
     -Ты можешь не гладить… Ты можешь вообще не общаться с ней!
     -Шутишь? Когда должна была родиться моя дочь, я постоянно с ней говорил. Не проходило дня, чтобы не состоялся очередной диалог. А потом-то уж мы встретились, как давние знакомые. Клянусь – Лизка сразу узнала меня!
     -Но Богдан? Ты впервые увидел его чуть больше года назад… - растерянно сказала Маша.
     -Богдан, на минуточку, не продукт экстракорпорального оплодотворения. К тому же, когда Зоя уже была беременна, мы продолжали… Извини.
     Вадим помолчал и добавил:
     -Ребёнок из стеклянной колбы, которого подсадили чужой женщине… Не знаю, чем они это делают? Какой-нибудь медицинской железякой? Как мне не общаться с ним, Маш? У человека жизнь и без того грустно началась - что же тогда дальше будет?
     Некоторое время Маша сидела нахохлившись. Проходили минуты, "журчали" кварцевые часы на стене… Никто не произносил ни слова. Наконец, Маша резко поднялась со стула, шагнула к Вадиму, прижала к себе его голову. Он обнял её колени, и вздохнул.
     -Ты такой хороший парень, Димка… - сказала Маша. – Барбара опять права...
     -Барбара?
     -На Бродвее, когда нас познакомили, Барби сказала, что я должна обратить на тебя внимание, что ты – хороший парень… Неужели это кто-то сверху подарил мне тебя взамен тех трёх лет? Неужели счастье всегда нужно заслужить горем и слезами? А просто так его что, не дают?..
     -Я не смогу ей заплатить, Маш. Лиза поступит в университет, придётся снимать квартиру в Москве, а если она не потянет "бюджет", мне придётся платить за обучение… Раз уж твоя подруга так хочет родить нашего ребёнка, пусть берёт свою дочку и переезжает к нам на девять месяцев. Обеспечим всем необходимым…
     -Ты серьёзно?
     -Ну да. Похоже на то, что я шучу?..
     И добавил мысленно: "Итицкая сила, ну и поклонницы у меня – сначала Люда, а, теперь вот, эта DJ Женя… по каждой из них давно психушка плачет…"

* * *
     В клубе "Химера" шла шумная вечеринка. Должно быть, кто-то что-то отмечал, так как обстановка вокруг подозрительно смахивала на корпоратив. Молодые люди с внешностью банковских клерков (особенно подташнивало от их "зализанных" стрижек), девушки с гладкими причёсками… И это всё (с чувством собственной значимости, в недешёвых шмотках) танцевало и сидело за столиками под классические рок-баллады. Вадим терпеть не мог и рОковые баллады, и глэм рок, но они несравнимо лучше, чем нынешний репертуар "Русского Радио". В "Химеру" его пропускать не хотели, а потому пришлось сказать ЧОПовцам, что пришёл по личному и неотложному делу к диджею. Вадима смерили взглядом (фейс-контроль!), и впустили. Должно быть кабинет директора, педсоветы, совещания и общение с "вышестоящими" наложили на его личность печать, которая вызывает доверие у ЧОПовцев.
      Пройдя в полутёмный зал, он снял куртку и перекинул её через руку. Некоторое время просто стоял недалеко от диджейского пульта, прислонившись к стене и сунув руки в карманы. Кто-то с ним даже поздоровался, очевидно приняв за своего. Вадим слегка озаботился этим приветствием – неужели профессия таки делает своё дело, а костюм к нему "приклеился"? Ведь нарочно же надел футболку и джинсы… Правда футболка эта от Calvin Klein, а джинсы Diesel… Но Вадим-то об этом не знал!
     Евгения вскоре заметила его, помахала рукой. Она объявила какой-то длинный сет, и спустилась на танцпол. Прежде всего показала жестом: "Давай уйдём подальше от колонок".
     -Не ожидала твоего явления, - сказала она удивлённо, когда отошли в дальний уголок зала, где рок-баллады звучали значительно тише. – Мимо проходил, и услышал чарующую музыку?
     -Не угадала.
     -Тогда что?
     -Ты считаешь, что я совсем не знаком с чувством вины, и, соответственно, даже не допускаешь такого варианта как "пришёл просить прощения"?
     -А неужели знаком?
     -Бывает. Маша сказала, что ты сегодня будешь тут, и я пришёл, чтобы не усугублять свою вину тупым молчанием, - он пожал плечами и склонил голову на бок:
     -Извини, вёл себя по-хамски. Такое со мной тоже бывает, к сожалению. Иногда слишком преувеличиваю собственную значимость, а потому не совсем правильно реагирую на события.
     -Выходит, ты поменял своё мнение?
     -Я бы так не сказал. Просто - виноват. И знаю это.
     -Тебя Маша просила прийти?
     -Нет, она не просила. Мой визит – целиком моя инициатива, не знаю, как она отнеслась бы… Мы с ней обсудили только то, что ты предлагаешь нам, и…
     -И что же вы решили? – перебила Евгения.
     Она нервничала, тут и "сканировать" не нужно.
     -Не решили. Мы ничего не можем решать, если дело касается твоей жизни. Здесь решаешь только ты.
     -Я поняла. Ты пришёл потому, что смирился. Заставил себя смириться, - кивнула Евгения. – Маша очень хочет ребёнка. Ради неё ты готов на всё.
     -Да, - просто ответил Вадим. – И я тоже хочу этого ребёнка. Её ребёнка. Ты попала в десятку. В самое больное и сокровенное. А потому – теперь Маше не будет покоя... И мне его не будет.
     "С чем тебя и поздравляю" – добавил он мысленно, потому что хамить было нельзя, но очень хотелось.
     -Ты всё хорошо обдумала? Не свернёшь? – добавил он вслух.
     -Не сверну, - сказала Евгения уверенно, - всё понимаю и отвечаю за свои слова.
     -Тогда – звони и приходи в гости. Нужно многое обсудить. Надеюсь, ты понимаешь ещё и то, что я…
     Она решительно поднялась на цыпочки и, притянув к себе его голову (дотянулась только потому, что стояла на огромных шпильках), поцеловала. Слишком быстро и неожиданно – Вадим не успел ничего предпринять. Точнее она не просто его поцеловала – это был долгий и выразительный поцелуй… который пропал зря. Вадим на него не ответил. Когда Евгения отстранилась, расцепив руки, она обнаружила, что Вадим опять смотрит ей в глаза этим своим особенным взглядом. Сегодня её глаза были зелёными, кошачьего цвета – разглядел потому, что стояли рядом с затейливым светильником, который светил прямо в лицо.
     -Прости, - Вадим прервал молчание. Казалось, что музыка стала ещё тише. – Я не могу.
     Он просто сделал шаг назад, повернулся и пошёл к выходу. Евгения помедлила секунду, а потом, опомнившись, поглядела на часы и, вслед за Вадимом, побежала к своему рабочему месту. С пультом поравнялись почти одновременно, но Вадим пошёл дальше, не остановившись, а Евгения заскочила на ступеньки. Как раз вовремя – сет закончился.
     -А теперь будет песня, - сказала диджей в микрофон, надев наушники, - которая сегодня посвящается парню, у которого самая клёвая улыбка на свете, но, к несчастью, он очень на ней экономит!
     И в след Вадиму зазвучала песня "If you go away" в исполнении Дасти Спрингфилд. Он хорошо расслышал слова в микрофон, а услышав песню, приостановился…

Если ты уйдёшь в этот летний день,
Тогда можешь забрать с собой солнце
И всех птиц, летящих в летнем небе.
Когда наша любовь только началась, и наши сердца воспаряли,
Когда день был юн, и ночь длинна,
Луна останавливалась послушать песнь ночной птицы.
     Если ты уйдёшь, если ты уйдёшь, если ты уйдёшь...

     Песня бежала вслед за ним, и даже выходя из дверей клуба, он всё ещё слышал:

Just an empty room, full of empty space
Like the empty look I see on your face
Oh, I'd have been the shadow of your shadow
If it might have kept me by your side
If you go away, if you go away, if you go away
Please don't go away! 

     "Пожалуйста, не уходи!..."  Вадим споткнулся о решётку водостока возле входа. Сказал: "Shit!", но…  нет, конечно, не вернулся… 

ГЛАВА 8
ВЕСНА ЖЖОТ!
     Ну, в общем, как обычно – на расстоянии всё просто, а едва доходит до сути, мгновенно объявляются проблемы. Едва Евгения появилась на пороге их дома (как и договаривались, утром субботы), сразу начались настойчивые звонки на сотовый Вадима. Звонила завуч по воспитательной работе, после неё - ещё какой-то зам, и из гимназии звонили, и из родительского комитета… Оказалось, заведующая школьной столовой находится в панике: один из холодильников сломался! Вадиму приходилось постоянно извиняться и выходить.
     -Это что, всегда так? – удивилась Евгения, в который раз оглядываясь на закрывшуюся за ним дверь.
     Маша только пожала плечами:
     -Ему часто звонят, но сегодня как-то чересчур.
     Собирались обсудить множество вопросов, и все опять волновались. До такой степени волновались, что и Богдана, и Генриха ещё с вечера откомандировали к родителям Вадима в приказном порядке (командированные возмущались и упирались!). Вот не до них, честное слово – нескончаемые "погулять", "попить", "поесть", "пописать", "поиграть", "побегать", "попрыгать", "поплясать", "почитать"… Каждодневная рутина, которая и Вадимом и Машей воспринималась необременительной частью жизни, вдруг выросла в грандиозную помеху, едва они вчера начали обдумывать, что да как будет, когда приедет Евгения. Вадиму, правда, казалось, что при желании можно совместить "каждодневную рутину" с обсуждением серьёзных проблем - он сопротивлялся до последнего, но всё-таки сдался, как следует обмозговав. Маша очень обрадовалась, что муж всё-таки не стал пытаться играть на двух досках: Димка наверняка сможет, но вот скольких сил это будет ему стоить?!...
     Вадим и Маша уже проконсультировалась в нескольких клиниках и даже выбрали вариант. Оставалось только поговорить с Евгенией и, если разногласий не возникнет, поехать всем вместе, целенаправленно… Нужно сказать, что Маша после того как узнала о влюблённости Евгении в своего мужа, стала смотреть на подругу слегка… настороженно. Она уже сто раз сказала себе, что Вадим – не маленький, он вполне здравомыслящий человек, которому 36, которого не тянет на подвиги и у которого нет времени для любовниц. Он - отец двоих детей и очень даже хорошо понимает что к чему, не питает иллюзий ни по одному вопросу, касающемуся нынешней ситуации… Но кошки на душе скребли изо всех подвластных им сил и никак не желали брать во внимание логические выводы. По мере накручивания Машей собственных нервов, ей стал казаться вполне возможным вариант под условным названием: "А вдруг как он решит, что игра не стоит свеч и ему не нужна жена, которая не может родить ребёнка?" Маша задвинула такой вариант насколько возможно подальше. Это, в конце концов, не хорошо и не честно, Вадим совершенно не заслужил такого отношения! Она злилась на себя за подлые предположения, но… мысли упрямо возвращались, как убийца на место преступления. Поначалу она не хотела говорить Евгении о том, что Вадим, по сути, выдал её тайну, но вскоре поняла – нет, промолчать не выйдет. Нужно сказать. Обязательно расставить обстоятельства по местам. В таких непростых вопросах недомолвки могут сыграть очень нехорошую роль… В конце концов Маша, стараясь придать своему голосу побольше внушительности, всё же произнесла это:
     -Жень, а я знаю.
     Вадим только что, в очередной раз, вышел из гостиной с телефоном. Евгения стояла у окна и рассматривала пробуждающийся сад с высоты второго этажа. Вышло, что Маша встряла в её рассказ о том, как однажды она была на какой-то красивейшей выставке цветов. Евгения тут же обернулась.
     -Что? – переспросила она. – Что ты знаешь, я не расслышала?
     -Он тебе очень нравится – я знаю это, - сказала Маша, отведя глаза.
     По-видимому, Евгения  сразу сообразила, что это за "он". Такого поворота она явно не ожидала. На лице её нарисовалось смятение вперемешку с удивлением, но с этой мешаниной она довольно быстро справилась. Судя по всему, тут сказалась специфика её работы - так сказать, привычка к фактору внезапности…
     -Пожаловался? Сказал, наверно, что я его преследую? – усмехнулась Евгения.   
     -А ты его преследуешь?
     -По-моему, да.
     -Вообще-то он молчит, как партизан. Я устроила ему разборки, пыталась доказать, что он – хам, потому что оскорбил тебя в твоём самом искреннем порыве. Он так странно себя вёл при этом, что я, в конце концов, сама догадалась, в чём тут дело. Скажи честно: а ты призналась бы мне?
     -Не знаю, - подруга задумалась. – Мне стыдно было признаваться тебе в том, что я, как школьница, втюрилась в твоего мужа. Возможно, так ничего и не сказала бы…
     -Почему же "стыдно"?  - улыбнулась Маша. – Вот я, например, тоже его люблю. Его есть за что любить, он - хороший человек…
     -Да, но… чёрт возьми, он не просто нравится мне – я хочу его. Очень хочу. Как никогда и никого!
    -Подумаешь, - Маша развела руками, чуть покосившись, тем не менее, на Евгению, - за такое не судят. Это нормально: ты - женщина, он - мужчина…
    -Я даже целоваться к нему лезла, - Евгения виновато улыбнулась. – Он меня проигнорировал. И правильно сделал… Прости? Обещаю – больше не буду!
     -Ты обещаешь больше не хотеть моего мужа? – уточнила Маша, вновь улыбнувшись.
     -Обещаю не лезть к твоему мужу с поцелуйчиками, - опустила глаза подруга…
     Дверь открылась, вошёл Вадим. Девушки отреагировали одинаково – обе приняли совершенно безучастный вид.
     -Я выключил его к чертям, - сказал Вадим, показав тёмный экран смартфона.
     -Ну, наконец-то, - обрадовалась Маша. - Садись, - она подвинулась. – Жень, ты тоже садись.

* * *
     Вадим сел рядом с Машей, а Евгения, помедлив, также устроилась рядом с Машей, но по левую руку. Пронаблюдав, Маша отметила – Вадим никак не продемонстрировал своё отношение к ситуации, не подчеркнул, кто здесь на самом деле его любимая женщина, и не стал разыгрывать из себя доминирующую личность, петуха в этом… хм, курятнике. Он не пристроил руку на диванную спинку за спиной Маши, не положил ногу на ногу и не сцепил руки на груди, отгородившись. Просто сел, развернувшись при этом к жене и облокотившись о спинку. Открыт, не принуждает присутствующую здесь чужую девушку помнить своё место… Маша подумала, что попади она в ситуацию Евгении (когда окружающие в курсе твоих чувств и так далее), то, скорее всего, просто сбежала бы сейчас с позором. Стоп. Неужели так уж и сбежала бы? Струсила, смалодушничала и обрекла на страдания людей, которым сама же подарила безумную надежду?... Ох, какой нелёгкий выбор!... Наверное, сидела бы и кляла себя последними словами за то, что проболталась о своих чувствах. Если бы удержала язык за зубами, всё сейчас было бы куда проще… В любом случае ясно, как нелегко Евгении! Она нервничает, дёргается, ломает пальцы, крутит оба свои колечка, кулончик на шее… В очередной раз Маша прониклась благодарностью к подруге. Даже попыталась продемонстрировать ей свою поддержку и сочувствие – погладила Евгению по руке. Та посмотрела при этом почти испуганно а Маша, закусив губу, чуть кивнула, надеясь, что подруга правильно расшифрует такой язык жестов.
     -Девчонки, давайте, прежде всего, решим, - сказал Вадим, - если у нас всё получится, будем ли мы рассказывать ОБ ЭТОМ окружающим или Маша ест пончики в жутких количествах, а Женя – никому не показывается месяца четыре. Я так понимаю, до пяти месяцев ты продержишься в лёгкую? – он наклонился, чтобы, через Машу взглянуть на Евгению.
     -Дима, - покачала головой Маша.
     -Маш, всё нормально, - успокоила Евгения. – Кто-то должен был это сказать. Да, я думаю, что смогу работать, как и в прошлую беременность. Надеюсь, буду так же легко ходить, как ходила с Эм. Гораздо сложнее, по-моему, притворяться беременной. Но ты будешь копировать меня, я помогу.
     -Предлагаю жить у нас, - быстро предложил Вадим.
     -Это будет… хм... странно, - сказала Евгения.
     -Послушайте, давайте потом обговорим детали. По факту.
     -Не согласен, Маруся. Лучше бы сразу взвесить все за и против, чтоб потом не метаться.
     -Я просто боюсь сглазить, Дим, - вздохнула Маша.
     -Ничего не бойся. Я с тобой, - сказал Вадим.
     Маша грустно улыбнулась.
     -Ещё я предлагаю обсудить материальное, - он говорил спокойно, но Машу не обманешь – тоже волнуется. Ох, он дико волнуется! Более того - Вадим видно теряется в догадках, как вообще должен себя вести с Евгенией в присутствии Маши! Нужно ли ему при ней демонстрировать свою любовь к жене? Уместно ли это?... Вот бедняга! Всё правильно делает, но сомневается! Он даже одет сегодня не так как обычно: из-под домашней клетчатой рубашки подчёркнуто-скромно видна серая футболка! Кому как не Маше знать, что Вадим терпеть не может многослойность в одежде, которая надоела ему на работе! Дома он всегда носит что-то одно – или футболку, или майку, или рубашку! Рубашка на футболку – это значит, что с нервами у него просто караул, он почти в панике! А вот если бы на нём сегодня была надета лишь майка, то... Мда... К сожалению, это означало бы, что верный, ослепительный муж решил задвинуть "верного" и быть просто ослепительным… Судя по всему, без арбитра тут не обойтись – все, того и гляди, превратятся в неуправляемые клубки эмоций! Маша ещё раз обдумала, как следует оценила ситуацию, а потом успокаивающе погладила по плечу и Вадима тоже. В отличие от Евгении, он не посмотрел испуганно, а перехватил Машину руку и сжал в пальцах. Так что теперь сидели, взявшись за руки…
     Тем временем Вадим продолжал:
     -Вы можете дружить с Машей, делать друг другу различные подарки, но, согласись – то, что ты собираешься совершить, не просто услуга по дружбе, это очень серьёзный шаг, который чреват для тебя определёнными трудностями. И физическими, и психологическими. Как выясняется, с помощью того же интернета, ЭКО, которое тебе сделают, может стать элементарно опасным для жизни. Давай-ка сейчас не будем рассуждать о том, что ты готова помочь подруге безвозмездно. До поры, до времени все мы не очень хорошо представляем себе то, о чём так много читали. Теория имеет, мягко говоря, некоторые расхождения с практикой. Отказываться от содействия, каким бы оно ни было, в твоём случае неразумно. Я предлагаю посильную помощь: скажем, определённая сумма в месяц. По-сути, зарплата.
     -Почему ты называешь эти деньги "посильной помощью"? – поинтересовалась Евгения.
     -Потому что это буквально – сколько смогу вытянуть. Предстоит множество трат, а потому, 300-400 тысяч для меня, в данный момент, проблема. Цена вопроса, как я слышал, около миллиона, в общей сложности. Нам придётся экономить, и экономить, судя по всему, на тебе.
     -Ты серьёзно? – спросила Евгения и посмотрела на Машу. – Маш, и ты? Вы что, действительно думаете, что я потребую с вас такие деньги?
     -Только давай обойдёмся без истерик, очень прошу, - сказал Вадим всё так же спокойно. – Мы, в любом случае, будем тебе обязаны. Это красиво и благородно, не спорю: выносить чужого ребёнка, а взамен попросить лишь возможность стать его крёстной. Но, Женя, это не вопрос благородства, это вопрос существования для нового человека. Ты, по сути, выступаешь в роли Господа Бога, и только ты одна решаешь – будет ли жить этот человек. Отсюда следует, что всем нужны гарантии – и нам, и тебе. Для нас проще всего – заплатить тебе. Ты можешь сколько угодно сейчас рассуждать и о взаимовыручке, и о современных нравах, и о моём цинизме… Но ни к чему это, Жень. Или формулируй свои реальные желания и запросы, или соглашайся на моё предложение.
     -Ужас, какой ты жестокий и хладнокровный, - пробормотала Евгения. – Тебе нужно было стать врачом-травматологом, а не учителем!...
     -Я не прав?
     -Ты – более чем прав, и потому мне жутковато…
     Вадим действительно верно говорил, но нужно ли резать правду-матку прямо сейчас? Маша вдруг испугалась, что из-за его поведения Евгения разобидится и пошлёт всё подальше… Уж не этого ли добивается Вадим? Слишком прямолинеен… Да нет же, абсурд! Он, всего-навсего, как обычно, расставляет положенные точки над буквами. Неужели проверяет девушку на "вшивость"?... А ведь верно – он её проверяет! Поняв это, Маша ещё сильнее испугалась. С перепугу опять "просканировала" Евгению на предмет реальности своих опасений и… Ничего не получилось. Впервые в жизни не смогла сделать ни одного внятного вывода и потому уже не просто испугалась – запаниковала! Она заполошно оглянулась на Вадима, ища точку опоры или хотя бы подтверждения своих последних выводов. Очевидно, на лице у неё во всей красе отразилось всё, что она в данный момент ощущала. А Вадим-то, как оказалось, в это время смотрел на Машу. Тревожно, чуть сдвинув брови. Возможно, он смотрел на неё даже в тот момент, когда Евгения говорила о жестокости и прямолинейности. Вадим по-прежнему держал руку Маши и теперь опять сжал её пальцы в ладони. "Если хрустальные замки рассыплются в сияющий прах не здесь и не сейчас, а в момент, когда бОльшая часть пути будет уже пройдена, нам будет во много раз труднее смириться, - прочитала Маша в его глазах. - Лучше уж теперь, сразу. Согласна?" Она подумала, что сейчас задохнётся – ринулась к нему, обхватила руками, прижалась. Не очень ловко получилось – слегка запуталась в его расстёгнутой рубашке, ткнулась лбом в плечо, будто хотела забодать... По киношным правилам красивых мизансцен полагалось грациозно подвинуться поближе, красиво обнять и пустить хрустальную слезу… А получилось, что Маша почти завалилась на Вадима. Он обнял её одной рукой и чуть улыбнулся – видимо оценил порыв. Евгения уставилась на них (а точнее, на Машину спину), не понимая, что тут происходит.
     -Эй, - сказала она. – Люди, с вами вообще что творится? Кто-то умер?
     -Ты не приукрашивал. Ты правда меня ЧУВСТВУЕШЬ, - шепнула Маша так тихо, чтобы услышал её лишь Вадим.
     Теперь, когда отпала необходимость выглядывать через Машу, Вадиму стала хорошо видна и Евгения, и всё её замешательство. Он улыбнулся гостье:
     -Мы тут о своём, о девичьем.
     -Ааа, - понятливо протянула Евгения, хотя наверняка ничего не поняла.
     -С чего там всё начинается, ты в курсе? – бодро спросил у неё Вадим.
     Маша, понимая, что не ко времени на неё нахлынули эмоции, попыталась отодвинуться на своё прежнее место, но Вадим обнял её за талию, притянув к себе. Сопротивляться не стала (не хотела). Села, развернувшись к Евгении, но опершись о Вадима. А всё верно он рассудил – так им обоим будет спокойней. Распределились, понимаешь, как на каком-то вече, взяли на себя странные роли, боясь сделать лишнее движение… Кого стесняться? Тут все свои. По крайней мере, вот-вот ими станут…
     -В курсе, - сказала Евгения всё ещё озадаченно. - Я просмотрела много материалов в нашем любимом интернете - всё начинается с того, что мы с вами звоним и записываемся, узнаём, какие анализы можно у них в клинике сдать, а что – пройти дома. Потом, естественно, все трое туда поедем… - она сделала паузу и ядовито поинтересовалась у Вадима:
     -Ты вообще не против того, что я буду сейчас много умничать? 
     -Мне нравится, когда женщины долго говорят о том, чего я не знаю, - невозмутимо сказал Вадим, и Маша, пожалуй, засмеялась бы, будь ситуация иной.
     -Я учту, - сказала Евгения. – Что до меня, то будет много всего: кровь на всякие вирусы, биохимия, общие анализы – традиционные, как при простуде в школе, плюс флюорография, мазки на флору, терапевт, гинеколог, психиатр. Маша, скорее всего, обойдётся тем, что у неё в карточке написано – зимой всё прошла. Вадим тоже в обиде не останется, обещаю – с него потребуется уйма весёлых анализов, а так же спермограмма. Когда всё начнётся, Маше и мне будут регулярно давать гормоны и несколько месяцев синхронизировать наши циклы. А уж после, в урочный час – пункция у неё: забор клеток, у Вадима тоже заберут всё, что требуется, и, через какое-то время (дней пять, если правильно помню), перенесут эмбрионы мне. Дальше – мелочи, по сравнению с тем, через что мы с вами пройдём.
     Маша и Вадим переглянулись.
     -Никто не передумал? – спросил Вадим.
     -Я – точно не передумаю, - сказала Маша.
     -Я тоже не передумаю, - веско вставила своё слово Евгения. – А сам?
     -Что? Не проснулся ли во мне какой-нибудь комплекс неполноценности? Или, не опасаюсь ли я, что результаты спермограммы сына мэра опубликуют в местной газете?
     Маша небольно стукнула его по макушке ладонью – ну просто не очень дотянулась, а то дала бы подзатыльник.
     -Кстати, что такое спермограмма? Я ни сном, ни духом… - Вадим перехватил руки Маши и, сложив их у неё же на талии, придержал своими. Получилось, что надел на жену некое подобие смирительной рубашки.
     -Да кто ж его разберёт, что такое спермограмма?! - независимо передёрнула плечами Евгения. – Я думала, ты знаешь хотя бы это.
     -Эх, не мой день сегодня, - вздохнул он.
     Вот явно хамит и явно нарывается! Но Маша сдержала эмоции и даже не стала отнимать у него свои руки.
     -А о своей ненаглядной работе ты подумал? Сможешь вписаться? – спросила она, задрав подбородок.
     -Маш, дело к лету. Отпуск.
     -Ах, ну да, - вспомнила Маша. – Я так привыкла, что ты всё время на работе…
     -Кстати, а вы знаете свою группу крови? – спохватилась Евгения.
     -Вторая положительная - сказал Вадим.
     -Первая положительная, - сказала Маша.
     -Поздравляю, у меня – третья.
     -Это что значит? – спросил Вадим.
     -Думаю, что могут быть проблемы, - развела руками Евгения. – Но хорошо, что резус-фактор у всех присутствующих присутствует.
     -Да ерунда это, давайте не будем зацикливаться, - сказала Маша.
     -Давайте не будем, - согласилась Евгения и спросила у Вадима:
     -Когда начнётся твой отпуск?
     -В первых числах июля.
     Маша прищурилась на Евгению:
     -Хочешь забеременеть этим летом?
     -Если от него, - Евгения показала на Вадима, - то хоть завтра, блин. Несмотря на его отвратительный характер.
     Девушки засмеялись, а Вадим только сдержанно улыбнулся.
     Позвонили в клинику и даже записались на что-то. Первый шаг сделан, но ещё вполне возможно отступить. В клинике сказали, что им повезло – в данный момент наблюдается какой-то необъяснимый спад на Эко и "Суррогатную программу". Ну, то есть, очередь-то есть, но она не такая длинная. Все ждут, как правило, по полгода, но им можно будет начать примерно через месяц...
     -Дима, а если там какая-то ошибка, они напутали, никакого спада нет и нам придётся стоять в очереди целых полгода? Как всё-таки ты будешь разруливаться с работой? – озаботилась Маша. Было видно, что к длинной очереди она совсем не подготовилась.
     -Солнце, - с укором сказал Вадим, - забей ты на мою работу. Не парься, не накручивай себя. Это – мои проблемы, я вполне способен разобраться с ними. Думай только о том, что касается лично тебя. Меня, например, больше волнует очередной наркоз, который тебе дадут. Пусть на пару минут, но…
     Евгения опять смотрела на них, но теперь с восхищением. Такая её эмоция была одновременно приятна и… немного действовала на нервы. Вадим, например, терпеть не мог, когда на него вот так вот "пялятся". Маша тоже испытывала двойственные чувства - она только теперь окончательно осознала, насколько длительным может оказаться отрезок времени – от сегодняшних посиделок, до, хотя бы, того момента, как клетка начнёт делиться (как же неприятно звучит!). И уж тем более, до беременности Евгении! Начать с того, что с первого раза может ничего не получиться (вполне возможно). А к тому же, если у кого-нибудь из них найдут что-то, от чего нужно будет избавляться (элементарно – чепуха вроде высокого РОЭ, СОЭ и т.д.), или наоборот – чего-то не хватит… 
     -Нет, ну согласись, - не сдавалась Маша, - твоя работа, на данный момент, едва ли не самая важная деталь (если не считать наших репродуктивных органов), так что ты уж держись за неё.
     -Я знаю, Маш, знаю, - кивнул Вадим. – И про Лизу не забываю.
     -А кстати, да, - Маша подняла бы вверх палец, не держи её Вадим за руки. - Я знаю, что ты склонен пренебрегать своей должностью, потому и говорю всё это.
     -Уже не пренебрегаю, я понял, что заблуждался.
     -Ну, наконец-то, - Маша обрадованно заулыбалась, и таки вытянув из плена свои руки, зааплодировала.
     -Лиза – это… - начала Евгения.
     -Моя дочь. Та, которая не равнодушна к вампирской теме.
     -А, та самая взрослая дочь молодого человека, которая приказывала тебе смотреть "Сумерки"!
     -Не напоминай, - вздохнул Вадим.
     -Она будет поступать этим летом в МГИМО, и обязательно поступит туда! – объявила Маша.
     -В МГИМО? – поразилась Евгения. – Вот ничего себе наш Вадим дебютировал! Воображаю, что за ребёнок появится на свет теперь!
     -Ох, - вздохнула Маша и покосилась на Вадима, - ты поосторожней с его самолюбием, это ж наша любимая мозоль!
     -Ну да, а что? – невинно спросил Вадим. – Самолюбие, чтоб вы знали, девушки, это моя движущая сила. На спермограмму, чего бы она не означала, я отправлюсь с гордо поднятым забралом и дам интервью местной газете, если, вдруг попросят…
     В тот же день съездили втроём к юристу, который специализируется на семейном праве (этого юриста присоветовал Вадиму тот самый Ваня, который в прошлом году помогал убрать из интернета "Машину историю"). Обговорили, написали, подписали… Стало даже как-то немного спокойнее. Главное решение всё-таки будет принимать Евгения, ведь ей предстоит отказаться от ребёнка, которого она будет вынашивать девять месяцев. И не просто отказаться, а сказать типа: "Дарю, забирайте", юридически стать "отказницей"…

* * *
     Маша приглашала пообедать у них, но Евгения сказала, что соскучилась по дочке, и убежала. Все тут же (а особенно Маша) поняли, что дело не совсем в Эмме. Чисто психологически, для всех присутствующих два часа, проведённые в обсуждении таких серьёзных вопросов, показались невероятно длинными. Так и тянуло на какое-то время отгородиться ото всех, чтобы как следует подумать.
     За обедом Маша и Вадим молчали. Ну, не просто молчали конечно, а как всегда заменяли диалог (который не обязательно проговаривать вслух, потому что оба думают об одном) молчанием. Когда сообща мыли посуду, позвонила Ида Александровна с известием - проснулся Богдан. Уговор был, что "после кефира" папа пойдёт с ним гулять. Папа, естественно, не возражал, а Маша милостиво напутствовала: "Иди, я сама домою". Она не нуждалась в объяснениях, отчего Вадим так быстро ретировался. Ей и самой свободней вдохнулось наедине с мыслями. Точнее, Маша осталась дома не совсем одна, с Генрихом, которого на прогулку не взяли (не до него) – Богдан привёл его собственноручно, когда Вадим забрал сына от родителей…
     Гуляли Машины мальчишки обычно пешком и, чаще всего, до детской площадки, которая находилась отсюда в двух кварталах, в парке. Богдана на детской площадке всегда ждали друзья и даже одна подружка (с которой решено, в скором времени, пожениться). Обычно он бывал там с бабушкой или Машей. С Вадимом – в основном в выходные. На площадке вечно дежурили мамы малышни, которая прыгала, лазила по разноцветным лестницам, играла в догонялки и в человека-паука… Мамы (все как на подбор) были красотками-казачками, а потому Маша терпеть не могла, когда Вадим уходил туда вдвоём с сыном. Она знала, что все два-три часа прогулки Богдан носится с малышнёй, а Вадим – ведёт беседы "за жизнь" с мамашами, которые, судя по их бесконечным вопросам в его отсутствие ("Папа Данечки опять занят сегодня? Как жаль!"), все от него без ума. Маша не нервничала и не ревновала, просто… Ну ладно - да, слегка ревновала, да. Но только потому, что на несколько часов в неделю с какими-то чужими девицами ему интересно просто болтать… С кем-то, а не с ней… Кстати, сегодня-то он вряд ли расположен "поболтать" – вот кто-то обломается! Хе-хе...

* * *
     Когда-то (ещё до того, как расстались в первый раз) Вадим сказал Маше слова, которые её убедили в том, что он никогда не изменит. Сказал он следующее: "ТАМ нет ничего нового для меня, Маруся – всё как обычно, одинаково, по одной и той же схеме, до обидного. Затейливое бельё, парочка тату, разноцветные камешки в пупке, кольца сосках, железка в языке, депиляция полная, частичная или её отсутствие. Шире, уже – в конце концов, ничего не имеет значения. Секс ради секса – это априори адски скучно, а если мне при этом ещё забивают уши гламурным щЕбетом, я просто злюсь, посылаю к чёрту и ухожу. Точнее "злился, посылал, уходил" - всё в прошедшем времени…" Она уже и не помнила, по какому поводу это было сказано, но убедило. Теперь, после откровенного "новогоднего" рассказа в кухне, те его слова приобрели под собой реальную почву. Скорее всего, он сказал это в ответ на её очередное ворчание по какой-то незначительной (для него) причине. Возможно, пилила после такой же, как сегодня, прогулки на детскую площадку. Вот и отрЕзал (с плеча) правду-матку (как обычно). Слегка насмешливо отрЕзал, как бы не всерьёз, но Маша уже знала: если злиться и обижаться на ужасного Димку Лапина, то толку никакого не будет. Мелодраматично просить прощения он не станет, любовные "сюси-пуси" ("розовые сопли"), как все в курсе, не про него. Маше приходилось домысливать, додумывать, привычно вычитать из его слов обязательную долю цинизма…
     Чаще всего ей удавалось "вычесть" ненужное непосредственно при произнесении фразы (иначе, давно разругались бы), и эта самая фраза тут же преображалась, зачастую даже приобретала противоположный смысл. Вадим, например, никогда не назвал бы её "Детка", "Малышка" или, того хуже, "Милая", "Дорогая" (ни при каких обстоятельствах!), но вот это его "Солнце" Машу всегда пробирало до мурашек! Возможно потому, что она чувствовала, знала, несколько это слово, на самом деле, ёмкое, как много оно вмещает, как дорого стоит… Вот если муж приходит с работы и, почти с самого порога, говорит тебе: "Солнце, помолчи, пожалуйста" – что делать? Ты ждала, скучала, Даньку уложила и сорок минут читала ему сказку про какого-то индийского колдуна, а малыш всё никак не засыпал и задал тебе (по ходу сказки) три десятка каверзных детских вопросов. Потом испекла пирог с черникой (яблоками, клубничным джемом и т.д.)... На часах первый час ночи, а муж только что вошёл, отказался от ужина, потому что поужинал где-то, дежурно поцеловал в щёку (если поцеловал), и, выйдя из душа, заснул, едва коснувшись головой подушки… Обидеться? Устроить скандал завтра утром?... Бывало - ревела, сидя одна в кухне. Вспоминала Иру, и теперь уже понимала, что имела в виду Лиза, говоря: "Мама, в своё время наревелась". Ну и зачем, спрашивается, реветь? Завтра он подарит тебе чудесное утро, а если снова уйдёт беззвучно на работу, то обязательно (теперь уж обязательно!!!) позвонит, поздравит с новым днём и, возможно, извинится за вчерашнее ("Прости меня, Солнце, за вчера. Я дико устал. Старый, наверное, становлюсь. Сегодня буду дома в семь!"). Вернётся в девять, расскажет, что семиклашки с шестиклашками готовят "фанерную войну" под руководством трудовика и даже пригласит посмотреть… Будешь и дальше дуться? Да ты и не дулась вовсе. Не-а, не дулась!... Тем более, если взять в расчёт большой рисунок, помещённый в изящную рамочку, под стекло – тот самый рисунок, что подарен на Новый год. Рисунок этот теперь "живёт" на стене шкафа-купе в гостиной и выглядывает из-за плечиков с костюмами и рубашками. Неплохо вписался туда, между прочим, и выглядит как дорогие фотообои… Да уж, единственное, чего тебе сейчас по-настоящему хочется – прижаться к своему Димке и вместе с ним посмотреть какой-нибудь фильм. И, может быть, фильм будет с участием того самого актёра, который вправду чем-то похож, и вы вместе посмеётесь над тем, что семья Лапиных вполне может участвовать в конкурсе двойников голливудских "звёзд" целой командой!.. Семейная жизнь…
     Маша не представляла себе, что такое настоящая семейная жизнь (мама с папой не в счёт, они - совершенно отдельная история). Точнее, никогда не могла представить рядом с собой какого-то человека (ведь идеалом мужчины для неё долгое время был её папа, а таких людей, как он, больше нет на свете)... У неё неуживчивый (по жизни) характер, болезненная тяга к свободе и воздуху (как у всех художников)… Ей всегда хотелось, чтобы человек, который рядом… нет, не смотрел бы с немым обожанием (только не это!), но уважал, понимал, слышал, давал дельные мужские советы… Где ж такого отыскать? Потому-то мама часто вздыхала и говорила что-нибудь вроде: "Трудно тебе будет, Маша, очень трудно…" Мама, к огромному счастью, ошиблась! Нашёлся этот человек. Невероятнейшее событие! Уважает, понимает, слышит, даёт советы… Сбылась мечта? Ну да, сбылась. Особенно, если закрыть глаза на периодически повторяющееся "Солнце, помолчи, пожалуйста", ведь это лишь для тебя он столько работает. Для тебя одной…

* * *
     Даньке только что стукнуло пять, и он вот-вот пойдёт в детский сад... Кто бы мог подумать, что Маша станет так волноваться из-за этого! Она уже и с заведующей поговорила, и подсмотрела через щёлку тамошние занятия – физкультуру, пение… Детсад называется "Рябинка". Все считают Машу мамой, причём не просто мамой, а слегка повёрнутой на своём чаде МАМАШЕЙ. И это приятно (главное – Данька не делает больших глаз, когда Машу при нём называют мамой)!
     А пока – они готовятся, чтобы прийти в группу во всеоружии! Ненадолго отвлекаясь от оригами и пазлов, лепят из пластилина мультяшных персонажей – усердно разрабатывают моторику и, с помощью бабушкиных методик, тренируют противную букву "р"! Маша поинтересовалась, позволят ли Даньке в садике занимался любимыми делами, рисовать, лепить? Её заверили, что он непременно всё это получит. Садик-то непростой, и принимают туда не всех – а Богдана приняли сразу! Мало того, что мальчик ответил на все вопросы, нарисовал и написал всё, что требовалось (и даже не требовалось), он всех безоговорочно очаровал. Пока то да сё, пока бегали по врачам и собирали справки, заведующая лично звонила (ах, да, они же знают, чей это внук!), спрашивала, как дела и когда их ждать… Маша закрывала глаза на такую неприятную вещь как подобострастные улыбки и восторженные похвалы. Более того – объявила подобным инцидентам непримиримую войну, о чём и сообщила работникам детсада в один из своих визитов. Ей пообещали, что фанатства не будет. А вот хорошо бы сдержали слово!

* * *
     Вадим очень смеялся, когда узнал, что, собственно, представляет из себя легендарная "Спермограмма". Маша, с умным видом, зачитала ему чего нельзя делать в предшествующие этой штуке дни (ничего нельзя) и он немедленно обозвал тест "Грустным тестом на фертильность". Но главное, что заметно не понравилось Вадиму – отказ от сильных физических нагрузок в течение, примерно, недели. Ему сложно представить тренировки вполсилы, не выкладываясь, но – надо, значит надо. Пять дней без горячего душа (хорошо, что душ не запретили вовсе!), без сауны и без бани (вот уж чему не поклоняемся, так это пару и кипятку! прохладный душ – forever!) – легко. Не пить, не курить – да запросто! Но, при всём при этом – с женой ни-ни и (как выразилась теперь уже Маша) "Руки на одеяло, чтоб все их видели!" – вот это действительно немного грустно… Но есть и весёлое – стерильная баночка с крышкой и делениями, которую выдадут в клинике. Никогда ещё не приходилось этого делать в больнице, в отдельной комнатке!…
     -"Обои полетим!" – решительно тряхнула головой Маша, процитировав старый фильм "Служили два товарища".
     Вадим сразу понял, что именно она задумала.
     -Заодно и отрепетируем наш ГЛАВНЫЙ ДЕНЬ, - беспечно сказала Маша.
     -И ты не шутишь, - утвердительно спросил Вадим.
     -Ни капельки, - всё так же беспечно отозвалась Маша. – Ты думаешь, у меня не получится?
     -Нет, напротив, я тоже думал об этом. Но предложение тебе поучаствовать в странном процессе, мне показалось сверхнаглостью, и я не стал начинать разговор.
     -Перестань городить чушь! – сказала Маша и даже нахмурилась. – Дима, это же наш ребёнок! Ты сам говорил мне о том, что он должен изначально чувствовать нашу любовь. Ведь это главное?
     -Более чем, - сказал Вадим и улыбнулся. – Однозначно не хотелось бы В ТОТ ДЕНЬ листать засаленные журнальчики с чужими голыми тётками!
     Маша рассмеялась:
     -Ну, ты и пошляк! С кем я связалась, о, боги!
     -Я не пошляк, я – реалист, Марусь. Будет просто гениально, если ты решишь хотя бы поприсутствовать, пока я буду… мучиться с этой баночкой.
     -Ты не будешь с ней мучиться. Всё сделаю я. Обещай мне только, что не станешь поминутно спрашивать, как поживает моя травмированная психика. Обещай.
     -Поминутно – не буду. Обещаю.
     Маша фыркнула и обняла его… До проведения теста у них оставалось чуть больше недели, значит "ещё можно"…

* * *
     Через четыре дня (как раз перед началом майских праздников) позвонила Ида Александровна, и сообщила, что "Ефим притащил домой какой-то отвратительный вирус", и они оба, мама и папа свалились с температурой под сорок. Выходит, теперь Богдан безвылазно сидит с Машей. Вадиму, перед тестом, тоже нужно поберечься от инфекций и, следовательно, родителей навещала лишь медсестра. Те пока не были в курсе планов сына и снохи. Их решили не посвящать, ведь вполне возможно, что после "грустного теста", от планов придётся отказаться. Кто ж его знает, что там произошло за пять лет? Вдруг как эскулапов не удовлетворят результаты и теперь уже не Евгения, а врачи "зарубят" мечты на корню. Зачем расстраивать пожилых людей?... Родители не возражали осторожности Вадима (обычно-то он не боялся инфекций, никогда не делал прививок от гриппа и, как не странно, болел очень-очень редко). То обстоятельство, что он ни разу не навестил больных, а лишь звонил им по телефону, списали на конец учебного года...
     Кстати, да! Конец учебного года! Совершенно некстати. Не до него. Маша просила не переутомляться и, по возможности, высыпаться (хотя бы пять дней). Снова жили в разных комнатах, к неудовольствию Богдана. Мальчик вдруг сильно заскучал по бабушке и дедушке, а тут ещё родители что-то непонятное затеяли… Сплошное расстройство! Он даже реветь принимался несколько раз, несмотря на день рождения, торт, свечи и даже (впервые!) двоих закадычных друзей с детской площадки (привели мам, принесли подарки!). К счастью, как раз тогда мальчика приняли в садик, и он пошёл туда гордо и торжественно, с килограммом "жалейных" конфет. Прощаясь с Машей, серьёзно сказал: "Прриходи за мной вполпятого, Малуся! И не рраньше!"
     А в половине пятого за ним приехал папа (Маша сидела в машине), и они все вместе, втроём, отправились в кафе-мороженое. Данька взахлёб рассказывал о садике, о новых друзьях и воспитательницах. Теперь ребёнок был совершенно счастлив! Отмечали два события – ну, конечно, первый детсадовский день, и… результаты того самого грустного теста из-за которого Маша не спала вот уже неделю! Но ура! Тягостные ожидания позади. Сегодня вдвоём ездили в клинику, и там их, ни больше, ни меньше – поздравили. А Вадиму сказали примерно следующее: "В вашем возрасте, батенька, иметь такие показатели достойно восхищения. Берегите себя – вы ценный экземпляр". На тест "экземпляр" ездил, конечно же, без Маши, которая сидела с капризулей-Данькой. Через два часа после теста он уже был на работе и (по возможности тише, чтоб не услышала секретарша за дверью) отвечал на дотошные вопросы позвонившей жены (ну да, всё про "засаленные" фотки). Но фотки и видео ему не понадобились. После пяти дней и ночей в гостиной (и с руками на одеяле) нужно было лишь закрыть глаза, вспомнить Машу…
     Очередь в клинике продвигалась понемногу. Евгения мужественно не курила, прилежно проходила необходимый медосмотр (ездила сама, на своей машине) и не давала ни малейшего повода для волнений. Вот-вот уже придёт день, когда всё начнётся! У Маши захватывало дух, когда она думала об этом. Изо всех сил не загадывала и не зацикливалась. Часами сидела на новостной ленте своей любимой социальной сети, переписывала кулинарные рецепты, читала всякие интересные разности, слова мудрецов, интересные мысли знаменитостей, смотрела новые сериалы… Нервы успокаивала уборкой и стиркой (кто бы мог подумать!), часам к трём шла в ЦТЮ…
     А вот Лиза готовилась к ЕГЭ. С ней Маша не виделась уже довольно давно – девочка заперла себя в четырёх стенах. В общем-то все её жалели, но единственным человеком, кто полностью разделял точку зрения Маши, была Ира. Ира, как и Маша, ругала "этот проклятый МГИМО" на чём свет стоит. Действительно, почему бы не пойти в какой-нибудь Краснодарский ВУЗ? Выучилась бы на... того же учителя истории… Но "женских причитаний" (Лиза Лапина©) никто попросту не слышал. Вадим принципиально помалкивал на эту злободневную тему. Его дочь уверенно шла на золотую медаль (в 2013-м их ещё не отменили) и, скорее всего, она попадёт в МГИМО на бюджет. Факультет? Елизавета Вадимовна махнула не глядя: "Международные отношения". Её не пугало ровным счётом ничего! Маша, пробежавшись как-то по "Программе вступительного экзамена по истории" в МГИМО, почувствовала себя дура-дурой. Другими экзаменами (Иностранный язык! Письменно! "Поставьте глаголы в скобках в нужную форму, написав правильный ответ в отведённом месте") интересоваться не стала, чтобы немного поберечь собственную самооценку, тем более что Вадим читал тот же самый текст совершенно спокойно и воспринял, как само собой разумеющееся. Маша слышала его разговор с Лизой по телефону, он говорил, что всё вполне стандартно, главное собраться и не нервничать. "Ты всё знаешь, и всё умеешь". А вот интересно, сам-то он сдал бы эти экзамены?... Глупый вопрос! Конечно сдал бы, - обречённо подумала Маша и вздохнула. Лучше уж и дальше ползать по полу в детской, собирать новую "клёвую" картину из пазлов…

* * * 
     Маша сама, лично, объявила (временный) мораторий на всякие там сумасбродные подарки к её дню рождения. Она знала: с Вадима вполне станется свозить её, например, в Столицу, часов на пять - в Третьяковку, на Красную площадь... Просто побродить, пообедать в охрененно дорогом ресторане, где порции с гулькин нос… Снова забьёт на работу в ближайшие выходные и похитит её у мира. Нет уж! Только не этой весной! Эта весна не Маше посвящается, она посвящается семье и семейным хлопотам!
     А Вадим и не возражал. Рано-рано утром её дня рождения тихо-тихо уехал на работу. Маша не проснулась, когда он уходил. Проснулась лишь оттого, что кто-то позвонил в дверь. Подхватилась, как безумная, поняв, что проспала всё на свете, и, на ходу завязывая поясок халата, сбежала по ступенькам… На пороге улыбался посыльный в бейсболке, а в руках у него – большущий букет белых тюльпанов! Чуть не разревелась! Сразу схватилась за телефон… Аппарат абонента выключен или находится вне действия се… От избытка чувств набрала SMS: "Приезжай домой обедать. Очень жду!" и побежала в душ. Часы показывали четверть одиннадцатого. Обед у Вадима примерно в час дня… Успела приготовить любимый её мальчишками суп с фрикадельками и домашней лапшой, картофельную запеканку с сыром и куриным фаршем, и себя в порядок привести… Опасалась только одного – не приедет. При-е-хал!!! С коробкой Машиных любимых конфет… Уезжая (через полтора часа) поинтересовался: "Солнце, это у кого из нас двоих сегодня день рождения?" Счастливо засмеялась, с сожалением расцепляя руки…
     К родителям пришли официально, вечером, с Богданом и бутылкой игристого вина. Рассказали о своих планах на братика или сестричку для Даньки. Мама всплакнула, обняла обоих по очереди, отец пожал руку Вадиму и поцеловал Машу в лоб (а потом ещё раз пожал руку Вадиму, когда узнал о результатах грустного теста). Уф, кажется пронесло. Накануне Вадим сказал Маше, что всерьёз опасается реакции своих родителей. Они – люди религиозные, даже чересчур, пожалуй. Ему будет трудно пойти поперёк их мнения… К счастью, родители отнеслись с пониманием и даже поинтересовались, можно ли будет выбрать пол ребёнка (огорчились, что нельзя). Своим маме и папе Маша решила пока ничего не говорить. Папу незачем лишний раз волновать, но если сказать только маме, она всё равно проговорится папе… Ефим Львович предложил финансовую помощь. Хотя бы на первых порах, ведь для поездок в клинику нужен бензин, а ещё - хорошо бы что-то сделать для Евгении… Родители попросили познакомить их с ней. Никто не возражал… Через какое-то время Вадим всё-таки согласился принять помощь от родителей (Маша уговорила) – те были очень горды тем, что, наконец, всерьёз пригодились сыну…
    
* * *
     Как раз накануне дня рождения Маши девушки ездили в клинику. Вернулись окрылённые ("Мы  совпадаем, Вадим! Совпадаем! Нам сказали, что у подруг это часто бывает – совпадают циклы") и полные решимости. Их очень вдохновило, что группа крови не имеет никакого значения – резус-фактор гораздо важнее, а с ним-то как раз всё в порядке. С той поры Вадим видел Машу исключительно с календарями в руках. На какой-то период календари стали её фетишем. Карманные, перекидные, настенные – все до единого с пометками маркером. Маша и Евгения дружно лопали рекомендованные препараты, регулярно наведывались в клинику, где им делали УЗИ, ставили какие-то уколы, что-то проверяли… Вопреки ожиданиям, в июне синхронизация почему-то не удалась. Скорее всего, врачи перестраховывались, а потому не спешили. Маша немного куксилась. Вадим, наблюдая за ней, уже начал было опасаться, что вся эта затея превратится в очередную навязчивую идею. В идеале, пожалуй, ему нужно было бы сопровождать девушек всегда и во всём, но он не мог себе такого позволить. Работа, экзаменационные комиссии… Он и без того уже начал таскать бумаги на дом, в папках, только бы подольше быть рядом с нервничающей Машей. Пожалуй, Вадим был единственным, кто радовался проволОчкам со днём "Ч". Он не мог бы гарантировать собственного восьмичасового сна и отсутствия стрессов, но, естественно, ничего не говорил жене. Ему же элементарно некогда! Маша этого не поймёт и не оценит (а зря он так думал - вы же всё знаете)…
    
ГЛАВА 9
ВЫПУСКНОЙ
     Как же сопротивлялась Лиза попыткам мамы, дедушки и бабушки нарядить её на выпускной словно гламурную диву! Она привела несколько десятков доводов, доказала всем, что гламур – это пошло и уже не модно. "Сейчас даже на Рублёвке одеваются в casual!" – главный её аргумент, с которым и мама, и дедушка с бабушкой долго не хотели мириться. Поддерживал её только отец – он, так же как она, ратовал за "маленькое платье" (Лиза мечтала о таком платье, непременно шоколадного цвета!) и… балетки (к удивлению Лизы – уж она-то знала, как ему нравятся агрессивные высокие каблуки!). Дело грозило вылиться в грандиозный семейный скандал, которого никому не хотелось. Закончилось тем, что, никого не слушая, Вадим и Лиза потихоньку поехали вдвоём в Краснодар. Купили они там дорогущее платье от Vivienne Westwood Anglomania, не шоколадного цвета, но белое с цветочным принтом (огромные цветы, похожие на цветы шиповника!). И не "маленькое", а лёгкое, хлопковое, приталенное, расклешённое к низу, длиной по колено. Лиза была от него в полном восторге (с первого взгляда влюбилась, и думать забыла про шоколадный наряд, о котором мечтала). Ни мама, ни дедушка (а потом ещё и бабушка) восторгов не поняли (главное, они не поняли, почему это платьице, чем-то похожее на модели 60-х годов, такое дорогое). Зато Маша – оценила. Она долго поворачивала Лизу, ходила вокруг, разглядывая модель, а потом даже примерила. "Полное очарование!" – сказала Маша, и они обе, одна слева, другая справа, приложились к щекам Вадима. Лиза – за платье, Маша – за то, что он позволил дочери быть креативной. Красные замшевые балетки довершали образ и были целиком на совести Вадима – это он настоял на их покупке (а Маша, узнав о том, что балетки – его выбор, приятно удивилась)…
     Тайны в их небольшом семейном кругу редко выходили за периметр. К разряду семейных тайн, например, относилось полное равнодушие Вадима к тому, во что он одет (ну, разве что кроме домашней одежды, в которой необходимо чувствовать себя предельно комфортно). Да, да, именно! В то время как многие считали его чуть ли не метросексуалом (единственное, что тут было заслугой Вадима - душ), он совершенно не разбирался в трендах и не стремился к этому. Весь его гардероб уже много лет (задолго до встречи с Машей) контролировала… Лиза. Ей нравилось, как выглядит её отец, нравилось, как сидят на нём стандартные трендовые вещицы – любой женщине это важно для вдохновения! К тому же, самым непостижимым образом, он умел ВСЁ ЭТО носить. Можно сказать, что Вадим вдохновлял собственную дочь. Порой, сидя в интернете и просматривая каталоги дорогих интернет-магазинов по всему миру, Лиза придирчиво прикидывала, насколько хорошо сложен манекенщик и эффектно ли он смотрится в предлагаемой clothing. Девочка могла гневно отринуть приглянувшуюся модель только потому, что у менекенщика узкие плечи и вообще фигура, "как бревно", ведь "На папе это будет совсем по-другому сидеть" – значит натянется в плечах и повиснет на бёдрах! "Фу, какой кошмар! Не годится, поищем более подходящий нам образец"… Нужно было видеть, как гордо она всё это говорила! Должно быть, Лиза права в своей требовательности, ведь сейчас, когда Вадим превратился в ещё более публичного человека, проблема престижа и "встреч по-одёжке" встала, как говорится, ребром. С приобретением дело обстояло куда проще, чем с выбором – заказ делался либо на "ebay" (забирать доставленное ездили в Столицу), либо Вадим и Лиза сами ехали туда-то и туда-то, чтоб купить конкретное то то и то то. Чаще всего летали в Москву (на день, а то и меньше). Происходило совместное паломничество примерно раз в год. Теперь вот, выходит, Вадиму предстоит одному летать в столицу, к дочери...

* * *
     На вручение аттестатов Маша идти не хотела. Очень боялась разреветься по своему обыкновению и омрачить Лизе праздник. Её уговаривали все, даже Богдан. Вадим, до определённого момента, отмалчивался и никак не комментировал происходящее. Точнее, он так ничего и не сказал (ни в "определённый момент", ни в какое-то другое время) – сначала только молчал, а потом всего лишь пожал плечами, предоставляя Маше всё решить самой… Настраивалась долго. Ещё бы – она и не помнила уже, когда в последний раз присутствовала на публичном и столь значимом мероприятии (с Вадимом – ещё ни разу!). Должно быть, решающим фактором всё же стали слова Вадима о том, что его жену никто из коллег до сих пор толком не видел. Сплошные пересуды (женский коллектив, чтоб его) и додумывание-домысливание рассказа секретарши о том, как однажды жена Вадима Ефимовича (по непонятным причинам) очень рассердилась на мужа и взяла штурмом его кабинет. "У нас в школе, скажу без преувеличения, считают тебя мегерой, - проинформировал Вадим, - думают, что ты меня поколачиваешь". Вот потому-то и решилась идти – хотела восстановить справедливость и даже, если потребуется, объявить во всеуслышание, что Вадима дома не бьют. Смешно, но это так – положение обязывает, Маша теперь тоже публичная личность, потенциальная героиня школьной "жёлтой прессы"… Пришлось соображать, как принарядиться. Раздумывала, теперь уже, недолго. Вытащила из стенного шкафа в спальне (её одежду так и оставили там) своё простенькое платье, в котором венчалась. Правда, на этот раз, она снизошла до туфель на высоком каблуке (Вадим остался очень доволен), а с волосами опять доверила повозиться специалисту – тому самому, который делал ей свадебную причёску…

* * *
     На торжественном вечере присутствовали Ида Александровна и, конечно, Ира (одинаково утирали слёзы и носы). Ефим Львович на праздник не пошёл принципиально, хотя был свободен и очень хотел пойти. "Незачем создавать лишний шум", - сказал он. Действительно, зачем устраивать шоу из обычного вручения аттестатов? Между прочим, со стороны городской прессы, были поползновения "запечатлеть" и "рассказать в новостях", но директор тридцатой школы вежливо (и этого у него не отнять) предложил рассказать в новостях про то, как вручали аттестаты гимназистам…
     Посмотреть Лизин выход стоило хотя бы ради того, чтобы оценить реакцию школьных модниц на наряд золотой медалистки! (Лиза, пересказывая события дедушке, от души хохотала) На сцене актового зала присутствовали оба завуча и, конечно же, директор. Завучи с умным и серьёзным видом, преисполненные собственной значимости, поправляли на столе бумажки и цветы. Аттестаты вручал Вадим и поздравлял выпускников тоже он. Маша придирчиво изучила, как директор смотрится со сцены (всё-таки этот его серый костюм просто великолепен!), пришла к выводу, что вполне себе ничего – не сутулится, не суетится, держится уверенно… Покосилась по сторонам – на лицах окружающих дам читалось такое моральное удовлетворение зрелищем, что волей-неволей Маша почувствовала гордость. А ещё директор вручал каждой девочке по розочке, и на широкие улыбки (ух ты, Вадим Ефимыч!) не скупился. Наверняка несведущие гости решили, что директор тридцатой школы – "няша" и "пуся"! Маша грешным делом подозревала, что аттестат Лизе вручит замдиректора (как правило, Вадим вечно чуть отходил в сторону, если дело вплотную касалось Лизы), но ничего подобного! Директор всё сделал сам. Начал поздравлять стандартно, но под конец таки не стал сдерживаться и приобнял дочь под аплодисменты собравшихся. Нет, Вадим Ефимович, вы - уникум! А Лизе (Маша это видела) так хотелось, как в детстве, счастливо повиснуть на нём! Удержало только одно (Лиза потом поделилась) – в зале сидели "официальные лица". Позорить директора? Ну, нет! "А зря, - подумала Маша, - это же праздник! Собравшиеся восприняли бы нормально". Оказалось, что и Вадим так же ждал от дочери какого-нибудь "коленца", и точно так же слегка разочаровался… Повзрослела?... Домой Лиза вернулась только на следующее утро. Тихая, задумчивая…
     А вечером следующего дня Вадим, Маша и Богдан пришли к Лизе в гости. Несмотря на то, что муж Иры, суровый капитан дальнего плавания, был не в рейсе, пообщались очень даже мило. Данька сразу отправился играть с братишкой своей сводной сестры – увлечённо собирали какого-то супергероя из "Лего". "Муж Иры" вёл себя любезно и позволил жене посекретничать с гостями на неизвестную ему тему. Да, Маша и Вадим всё-таки решили рассказать Ире и Лизе о том, что задумали... Ира только головой качала, а Лиза смотрела на них удивлёнными глазами. Девочка была не в курсе…

* * *
     …Итак, отшумели выпускные вечера, дела и заботы у директора школы постепенно сходили на нет, папки с документами, которые он продолжал таскать подмышкой, становились всё тоньше… Лиза собиралась в Москву. Золотая медалистка! Она уже прошла электронную регистрацию на сайте МГИМО… У Маши, когда она смотрела на дочь Вадима, никак в голове не укладывалось – это же всего лишь Лиза. Золотая медаль? МГИМО? Непостижимо… А Вадим снова только улыбался и помалкивал…
     В клинике, наконец-то, подбодрили – наверняка через несколько недель можно будет провести первый опыт! Организмы девушек идеально подстроились друг под друга. Но ещё рановато для поздравлений… Всё равно наелись мороженого!
     С той поры, как Ире стало известно о поездках в клинику, она часто звонила Маше, и они подолгу сидели на телефоне. Обсуждали, помимо прочего и необходимость какое-то время обманывать окружающих, изображая из себя беременную. Ни Маше, ни Ире это не нравилось, но казалось наилучшим вариантом. Ведь ещё того хуже каждому встречному-поперечному рассказывать про суррогатную мать, про все эти тесты и УЗИ (а если ещё учесть, что ты – сноха мэра, то вообще ужас)! Непременно люди станут праздно интересоваться о цене вопроса, о технологиях ЭКО и тому подобном… Договорились, что непременно, сообща, разработают план действий. А ещё, Ира пообещала поискать для Маши какое-нибудь приспособление, которое будет имитировать животик – не подушку же ей подкладывать, в конце концов! Пожалуй, с целью приобретения "искусственного животика" стоит наведаться в онлайновский секс-шоп… Но разговоры и приготовления отложили на неопределённый срок, "чтоб не сглазить" (говорила суеверная Маша)…

ЧАСТЬ ТЕРТЬЯ
ГЛАВА 1
КАКИЕ ПРОБЛЕМЫ?
     …Барбара чувствовала себя так, будто ни одной целой косточки в её организме нет, но при этом, как ни странно, она явно всё ещё жива. В голове – шум и муть, мир перед глазами дрожит и перекашивался, словно в кривом зеркале… Такого, как сегодня, ни разу не случалось. Обычно она знала, что как и отчего… Чем же её накачали вчера? Вот уже четыре года как завязала с "дурью" и, по идее, вроде бы, должна была отказаться от всего, чего бы не подсунули… За окном светло. Утро? День? Вечер? Руки, как ватные, ноги не слушаются вообще. Она подняла вверх руки, чтобы убедиться, что они всё ещё на месте и… увидела следы от уколов. Барбара вздрогнула. Это героин? Или теперь кое-что покруче?... Когда-то ей хватило неполного месяца знакомства с "дурью", чтобы потом пару лет не вылезать из лечебницы для наркозависимых… На ней чёрное кружевное боди (на причинном месте не кнопки, а лямки…), корсет со шнуровкой и розовыми атласными бантиками, чулки и туфли. Ну и где всё остальное? Она поправила на плечах бретельки и села. Комната удлинилась, преломилась, уплыла вбок… Пощупала голову и обнаружила шишку на затылке. Ого! Супер-пупер шишак! Дом стилизован под охотничий домик, стены из брёвен, и повсюду развешаны всякие охотничьи трофеи: головы кабанов, рога оленей, медвежьи шкуры… Барбара сидела на измятой постели, пытаясь заставить голову работать. В кресле спал солидный мужик. Мужик был без штанов, но в дорогом галстуке и с карикатурной фигурой – всё большущее (руки, размер ноги, нос, нависающий живот), а вот "причиндальчик" – малюсенький, детский... Барбара хмыкнула. С трудом опустив на пол ноги, осторожно поднялась и, охая, принялась искать свою одежду. Поминутно спотыкалась о пустые бутылки, яблоки, апельсины, киви, манго… даже виноград попадался то здесь, то там, и бананы хаотично желтели... Господи боже, почему это всё на полу? Что здесь произошло и отчего она – единственная, кто пришёл в себя, судя по странному храпу в соседней комнате? Храп действительно странный – неровный, нездоровый… Барбара сняла туфли и босиком пробралась вглубь дома. Там обнаружилось человек пять, спящих вповалку. Откуда-то из-под них виднелись две полуголые девицы "из фирмы". Барбара похлопала одну из них по щекам.Та что-то промычала, блаженно заулыбалась, но не проснулась. Разбудить вторую так же не удалось. Тогда Барбара направилась дальше. Кругом пусто, только в прихожей, точно так же вповалку, дрыхнет охрана. Чужая охрана, не из фирмы. Почему они спят здесь, а не снаружи?... И сон ли это у них? Своей одежды она так и не нашла, подхватила со стола бутылку "Evian" – пить хотелось до безумия. Напилась, немного полегчало…
     Тут стало слышно, как к дому подъехал автомобиль. Барбара швырнула на пол незакрытую бутылку и подбежала к окну. Ворота открыты и в них въезжает иномарка. Большая, красивая, тёмно-синяя – внедорожник. Останавливается, двери открываются и… из автомобиля выходят два амбала с… этими... как их там... длинными, изогнутыми японскими саблями... Не иначе, она внутри очередного шедевра Тарантино с Родригесом? Или у неё галлюцинации?... В самом деле, очень похоже на разудалое кино про бандитов, типа "Мачете". Типы с саблями направились к дому. А зачем им эти штуки?
     -Уж наверное не для того, чтобы поупражняться тут в фехтовании, - сама себе ответила Барбара.
     Странная ситуация. Такая "невсамделишная", что Барбара чуть не вышла навстречу типам, чтоб спросить, "в чём, собссно, дело"…
     Неожиданно её осенило: вчера здесь появлялся какой-то жирный до неприличия (ещё жирней, чем особь с детским причиндальчиком, дрыхнущая сейчас в кресле) тип, чей-то приятель. Тип усиленно делал вид, что Барбара – так же его хорошая знакомая, но Барбара видела его впервые! Сегодня "жирдяя" нет среди "присутствующих". У него имелась с собой некая бурда, в адрес которой он всё время повторял фразу: "Это фантастика! Вы только попробуйте!". Все мужики здесь, судя по хорошей обуви и шмоткам, какие-то "воротилы". Неужели им мало дорогого бухла? Вот на кой ляд нужно было вбухивать ещё и что-то неизвестное? Барбара никогда не трогала того, чего не знала (тем более, если после приёма незнакомого препарата обещан "нереальный кайф"). Она прекрасно помнила, что вчера сразу отказалась пробовать "бурду"… Тогда откуда уколы? Или "бурда" была продемонстрирована только для проформы? Например, она – это снотворное, которое подмешали в напитки, а уж потом, когда все уснули… Теперь понятно, что за шишка на затылке! Ей банально врезали, а укололи пока валялась без сознания… Где сейчас та жирная сволочь? Ужас. Так глупо влипнуть в историю! Обычно Барбара не участвовала в таких сборищах. Её коньком был "приват"… Но теперь, с учётом обстоятельств, необходимо стало слегка перестроиться. Теперь она не "чокнутый парень с сиськами", теперь она – "е…нутая девка" с простатой и набором "игрушек последней модели", которой нечего терять. Когда она объявила "в фирме", что снова начинает работать и продемонстрировала стратегический набор "приспособлений", привезённый из Столицы, хозяева долго не могли уравновеситься от восхищения. Ещё бы – у них появился "робокоп", живой андроид, который, при желании, может всё отстегнуть и превратиться в обычную (будем теперь считать её обычной) девушку. Пусть кто-то попробует доказать, что она и есть тот самый "полуробот"! Мечта эротомана! Её гонорары и раньше зашкаливали, а теперь стали и вовсе заоблачными. Над образом "девушки" Барбара потрудилась на славу. Бёдра стали женственней, талия тоньше, грудь чуть больше, "острые углы" округлились… А ведь, помимо всего прочего, Барби обожает свою работу! Замечу: про обожание ею своей работы думали хозяева, купленные широкой улыбкой и голым дефиле перед их носами. Ну и пусть думают, ведь она добивалась именно этого… А теперь, выходит, с клиентами их фирмы кто-то решил расправиться. И, как назло, именно тогда, когда она этими самыми клиентами занялась!
     …Не было времени проверять свою теорию и заглядывать на руки окружающих – странные звуки в доме не дали додумать. Барбара стояла возле окна как парализованная. Мозги отказывались идентифицировать услышанные звуки. Одно точно - она никогда ничего подобного не слышала. Никогда, но… Смертельный ужас заслонил собой даже инстинкт самосохранения. Лишь услышав шаги и… ЗВУКИ в соседней комнате, она вздрогнула и бросилась в окно рыбкой. Скатилась кубарем с клумбы (удачно попала между розовых кустов, только чуть поцарапалась!) и, интуитивно выбрав направление, скрылась за сиренью у забора…
     Барбара с трудом переводила дыхание и прислушивалась к тому, что доносилось из дома. Через гул в ушах толком ничего не слышала, но видела, что в раме открытого окна мелькали тени… Потом кто-то спросил: "Все?" Другой голос ответил: "Вроде все". "ПузАн сказал, что должно быть три девки. Мы сделали двоих. Где третья?" "Быть может, уехала раньше?" "Какое "Раньше", ты чё? Никто не смог бы проснуться раньше – они получили по две дозы!" "Но её нет. Пойду, сортир проверю. Говорю тебе: она уехала отсюда раньше – точняк, а как – хрен знает. Не наше дело. Она нас не видела – и мы её не видели". Барбара услышала тихий металлический звук – если верить кино, должно быть, сунули оружие в ножны. Она упала на землю, прижалась к траве, не замечая острых сучков, раздирающих руки, ноги и лицо. Не хватало ещё попасться! Воображение живо нарисовало, как её, одновременно с кустом, рубят японскими салями, острыми, как бритва... Интересно, будет больно или сразу ничего?...
     Тишина… "Линяем отсюда. Мы задержались на три минуты". "Х... с ней. Наше дело маленькое. Линяем". Они линяют – хлопнули дверцы, шум мотора, и всё стихло. Чёртовы птицы поют, как очумелые! Беспечное такое щебетание, которое на фоне произошедшего выглядит дико и зловеще… Барбара не могла бы определить, сколько пролежала в кустах без движения, слушая это пение и спрашивая себя – жива или нет. Быть может, прошло пять минут, быть может час или больше… Наконец, она поднялась, отряхиваясь от земли и листьев. Ноги и руки окровавлены, щёки (она провела ладонями по лицу) тоже. Грудь, вроде бы, цела, бёдра тоже – дыр нет, лишь царапины. Это хорошо, значит имплантаты не повреждены… Ладно, живая и почти целая. Что же делать живой и целой девушке, выжившей в запредельной, киношной мясорубке? Одна, в лесу, с горой мертвяков под боком, в рваной одежонке, грязная… Медленно ступая изодранными ногами в порванных чулках, Барбара подобралась к окну, поминутно озираясь. Прижалась к стене и ещё раз прислушалась. Хотя бы какой-нибудь звук или стон. Ничего. Только птицы. Чёртовы птицы... Подоконник расположен низко, она села на него, перекинула ноги в комнату и зажмурилась. Постояла немного возле окна, прислушиваясь и принюхиваясь. Птицы пели так громко, что хотелось высунуться и крикнуть, чтоб заткнулись уже наконец…
     Мужик, который сидел в кресле без штанов, теперь лежит на полу ничком, в тёмно-красной луже. Его голова валяется за креслом. Как же его звали? Юра? Кажется… Что за бред? Казнь? Словно разорили логово вампиров в Машином любимом телесериале… Навязчивая тошнота и головокружение. Ещё не хватало свалиться без чувств!.. Найти бы ключи от чьей-нибудь машины… В кресле она увидела штаны бедолаги Юры, вывернула карманы. Бумажник и… йес, ключи от машины! Бумажник забрала, конечно – там банковские карты, много налички (мало ли что, вдруг ГИБДД повстречается)… Содрогаясь от страха, Барбара подняла валявшиеся у окна туфли, прижала их к груди. Нужно что-нибудь надеть, а значит необходимо добраться до прихожей. До прихожей? Через весь этот кошмар с тошнотворным запахом крови? Ну уж нет! Барбара решительно стянула с себя лохмотья чулок, вытащила из-за кровати свою "профессиональную", сделанную на заказ, сумку (она называла её "чемоданчик слесаря" за некоторое сходство) и сбросала туда все, какие нашла, "штучки и штуковины" (похоже, вечер только начинался и практически весь "инструментарий" лежал на своих местах). Надев туфли, снова вылезла из окна, обошла дом снаружи, и через парадный вход пробралась в прихожую. Нахлынул безумный порыв содрать с вешалки первое попавшееся и удрать отсюда как можно скорее, но… А вдруг кто-то выжил? Каким-то чудом, а? Пересилив себя, Барбара поразглядывала сначала покромсанную охрану, потом в комнате замерла и прислушалась, сощурившись от напряжения. Пыталась уловить движение среди окровавленной плоти… Ничего. Только запах. Чудовищный запах свежей крови! Она, наконец, "отмерла", бросилась в прихожую, схватила что-то с вешалки (вроде бы тренчкот, вроде бы мужской) и выбежала вон. У крыльца её мучительно вытошнило в траву…
     Возле дома стояли, как минимум, пять автомобилей разных цветов. Пальцы дрожали, и она с трудом попала на кнопку. С ненавистью давила на неё, указывая брелоком в направлении стоянки, то левее, то правее, пока не откликнулся один из автомобилей. Серый "форд". Ладно, пусть будет серый "форд"! Вчера их везли сюда на… каком-то лимузине. Белый и длинный… Сейчас его тут нет. А вот интересно, её-то машина где?... Неужели про "Зелёную Няку", любимого "Жука", теперь придётся забыть?… По пути к форду умылась у фонтанчика с питьевой водой, который включался кнопкой. Смыла кровь с расцарапанных щёк. Влезла в машину, захлопнула дверцу и заглянула в зеркало. Увидела своё бледное, мокрое лицо, по щеке тянулась глубокая царапина, от виска до подбородка. Глаза странного цвета – они не карие, а какие-то… бежевые? Вроде бы, такое может быть от наркотиков… Чёрт, что же ей вкололи?... Возможно, ей "вкололи", а остальные то ли напились чего-то, то ли нанюхались – вот и получилось, что она проснулась, а они нет. С дозой просчитались? Разлохматила волосы, по возможности, прикрыв царапину. Порылась в бардачке и нашла то, что искала – очки от солнца. Ray Ben и… Неожиданный подарок судьбы – блондинистый парик! Теперь тренчкот… Светло-серый (вполне подходящий к цвету машины), от Marc'o polo. Надела. Точно, мужской, пахнет какой-то пряной туалетной водой. Наплевать. Жарковато для плаща, но куда деваться-то… К тому же, её бил озноб. Негнущимися пальцами вставила ключи и осмотрелась. Автомат, к счастью. Если бы была механическая коробка, пришлось бы возвращаться в дом и рыться во всех карманах, собирать у трупов ключи от машин – в таком состоянии она вряд ли куда-то уехала бы на механике… Барбара ни секунды не сомневалась только в одном – куда ехать, чтоб укрыться и подумать…

* * *
     -В двери звонят.
     -Разве? – Вадим прислушался. – Ты кого-нибудь ждёшь?
     -Нет. А ты?
     -И я.
     Было утро воскресенья. А именно – десять часов. Вчера Маша нашла в социальной сети какой-то необычный рецепт и решила опробовать его утром. Хачапури по-аджарски! На картинке – очень красиво! К процессу привлекла Вадима. "НЕчего бездельничать, господин директор! Если у вас выходной, это совсем не значит, что весь день вы будете релаксировать на диване у телевизора!" Доводы звучали смешно, потому что Вадим никогда не проводил выходные у телевизора. Даже тогда, когда Богдан был у дедушки с бабушкой (сегодня, например, мальчик раным-рано опять укатил с дедушкой и бабушкой в Краснодар, в гости, а заодно в парк аттракционов, и это позволило поспать чуть дольше, чем обычно). Воплощение рецепта удалось неплохо – красиво, как на картинке и, плюс ко всему, ещё и вкусно! Понравилось даже Маше, с учётом того, что она терпеть не могла жирную пищу. В данный момент как раз допивали кофе и целовались. Ну да, опять целовались. А что? Не сказать, что в дверь позвонили совсем не вовремя, но… хотелось побыть вдвоём, в тишине, раз уж выдался совершенно свободный выходной…
     Звонок в дверь повторился.
     -И опять - кому-то мы позарез нужны, - сказала Маша.
     -Ну, с одной стороны, это радостно, согласись.
     -Хватит болтать, - засмеялась Маша. – Сходи и открой.
     -Иду, мой командир, - по-военному откланялся Вадим.
     -Иди уже, - хохотала Маша, наблюдая за манёврами.
     Финально поцеловав Машу в щёку, он пошёл открывать. В прихожей заглянул в зеркало, одёрнул футболку – мало ли кто пришёл. В дверной глазок Вадим обычно заглядывал исключительно в тёмное время суток (за это Маша вечно на него ворчала: если у тебя есть глазок в сейф-двери, нужно в него постоянно смотреть!). Ну не понимал он, зачем глядеть в глазок, если над входом висят камеры, снимают оба периметра – и на родительской половине, и здесь. Родители уехали, а это значит, что камеры благополучно включены…
     На пороге обнаружилась взлохмаченная блондинка в сером мужском плаще, который ей велик размера на три-пять, и она придерживала его на груди. Вадим так удивился, что даже не сразу идентифицировал пришелицу.
     -Барбара? – ошарашенно спросил он. – Это что за маскарад?
     -Как же я рада тебя видеть, Лапин, - проговорила Барбара, и повалилась на руки Вадиму…

* * *
     Потолок бежевый. Натяжной, но это не пластик. Сатин? Наверняка сатин. Он чуть колышется. На потолке пляшут блики солнца, заглядывающего в окно сквозь листву… Пахнет морем. Должно быть, из открытого окна затягивает… Барбара попробовала пошевелиться. Израненное тело ответило тупой болью. Кто-то, по-видимому, облокотился о кровать, на которой она лежала – Барбара поняла это потому, что её характЕрно качнуло. С трудом перевела взгляд от потолка ниже. Глаза тоже болели.
     -Дима, - улыбнулась она.
     -Тебе лучше? – Вадим сидел на полу, подперев рукой подбородок и действительно облокотясь о кровать.
     -Видимо, да. Где это я?
     -В спальне.
     -Всю жизнь мечтала побывать в твоей спальне! Ладно, не хмурься, я шучу. Почему не видно Маши?
     -В аптеку побежала. Ты вся чем-то изрезана, а у нас, как назло, нет ни бинта, ни ваты, даже йод закончился - один лейкопластырь. Маруся очень любит чьи-нибудь раны лечить – она уже Богдана лечила, меня, папу, когда он в саду порезался секатором...
     -Почему онА в аптеку, почему не ты? Тебе же проще, в машине.
     -Она трусит. Вдруг ты начнёшь умирать - а рядом никого.
     -Умирать? – улыбка получилось измученной. – От царапин?
     -Ну, знаешь, от царапин в обморок тоже, вроде бы, не падают, однако ты упала у нас на пороге, и валяешься уже почти два часа.
     -Два часа? – не поверила Барбара.
     Вадим пересел с пола на кровать, в изголовье Барбары.
     -Куда вляпалась, подруга? – вздохнув, спросил он.
     Барбара посмотрела на него снизу. Какое-то время молчала, а потом тихо сказала:
     -Ресницы могли быть и покороче…
     -Что? – не понял Вадим.
     -Зачем мужчине такие длинные, мохнатые ресницы? Если бы ты уродился брюнетом, они были бы более заметными, чёрными, ты бы мило хлопал ими и походил бы на грустную зверушку из мультика…
     -Ты совсем идиотка, да?
     -С тех пор, как жру прогестерон и эстроген. Извини, не нарочно. Просто никогда раньше не замечала твоих ресниц, а теперь, вернувшись из клиники… Ты спросил, что со мной случилось?
     -Да, спросил, - сдержанно ответил Вадим.
     -Раз уж валяюсь тут целых два часа, то, выходит, часа три назад, в доме, где я работала, изрубили на куски восемь человек, включая двух девочек из нашей фирмы.
     Вадим помолчал и произнёс медленно:
     -Ещё раз можешь повторить то же самое?
     -Я работала в частном доме, за городом. На большой тачке приехали два парня с японскими саблями и порубили всех присутствовавших в капусту, - вкрадчиво повторила Барбара.
     Пауза.
     -Ты опять чего-то нанюхалась?
     -Мне сделали какие-то уколы. Понятия не имею, какие. Теперь почти уже в норме… Думаешь, это галюны?
     -Парни с японскими саблями? Фанаты Тарантино с катанами? В нашем лесу, за городом?
     -Ты мне не веришь…
     -Не верю. Это даже бредом не назовёшь.
     -Дима…
     -Погоди. Давай по порядку. Они ворвались в дом и начали рубить людей? Убежать от них никто не пытался? Или ты бегаешь быстрее всех?
     -Все спали. Нас по-разному отрубили. Мне дали по башке и что-то вкололи, а они - то ли выпили, то ли нанюхались… Я так думаю.
     -Но как тебе удалось выбраться?
     -Видимо, кто-то просчитался с дозой, когда делал мне укол. Другие отрубились буквально намертво, а я пришла в себя. Вылезла из окна и спряталась в кустах… Дима, поверь мне, пожалуйста, я очень тебя прошу.
     -Ты видела убитых?
     -Да. Мне пришлось вернуться за вещами, когда "фанаты Тарантино" свалили.
     -Твоя реакция?
     -Дима…
     -Твоя реакция? – повторил, повысив голос Вадим.
     -Меня вырвало. У кого-то голова отрублена, кто-то разрублен, - она показала - от плеча до пояса. - Ты всерьёз думаешь, что я сошла с ума?
     -Не знаю, что и думать… В целом, звучит как-то… действительно по-киношному. Опоили тёплую компашку, чтобы потом посетить эту же компашку утром и торжественно превратить её в кровавое месиво… Патрик Бейтмен нервно курит в сторонке. Какого, спрашивается, лешего вас сразу не отправить к праотцам, устроив массовый передоз?
     -Сложно… - снова попыталась думать Барбара. – Может быть они садюги-душегубы? А может - художники ножа и сабли, передоз для них – бездарная посредственность? Или они дали себе время подумать, как будет эффектней народ замочить?
     -Хорошо, ладно - если всё произошло так, как ты говоришь, у тебя есть какие-нибудь версии? Кто мог такое сделать? Какие-нибудь психи, повёрнутые на холодном оружии? А кем кстати были те, кого порубили?
     -Насколько я знаю, они - какие-то дельцы. Возможно, наделённые некоторой властью. Обычно я никогда не сую нос в дела своих клиентов. Меня интересует у них совсем другое. Меньше знаю – лучше сплю… Дима, я никаких психов с катанами знать не знаю и мечи эти видела только в фильмах.…
     Барбара, наконец-то поняла, что лежит на кровати, прикрытая по пояс углом старенькой, потрёпанной, но плотной ткани, вроде гобелена. Этой тканью закинута вся кровать.
     -Не беспокойся, - сказал Вадим, заметив, что она разглядывает укрывавший её кусок материи, - старое покрывало с дивана, чистое, стиранное. Настя на пляж с ним ходила, а теперь оно валяется в шкафу.
     -Я не беспокоюсь. Наоборот - подумала, что вы меня, такую чумазую, на кровать положили… Можно мне пока у вас побыть? Я боюсь ехать к себе…
     -А сюда как ты добралась? Неужели пешком?
     -Машину угнала у одного из убитых. Пешком не дошла бы, - она усмехнулась.
     Вадим задумчиво потёр ладонью лоб. Вообще-то, выражение лица Барбары и её горящие глаза внушали мало доверия. С другой стороны, возможно, она действительно в шоке (не каждый день видишь гору порубленных людей), но, с той же долей вероятности, причиной её шока могут быть и галлюцинации, вызванные наркотиками. Ему захотелось немедленно поехать туда и… Что "и"? Убедиться в том, что Барбара не врёт?... Трудно сказать, чего он больше ждал – доказательств того, что "кукушку" у девушки окончательно сорвало или наоборот – доказательств полной её вменяемости и картины кровавой расправы в окрестностях города. Девяностые возвращаются! Правда, в девяностые братва расправлялась с неугодными далеко не так утончённо… Если народ действительно порубили – при чём тут Барбара? Попала случайно под раздачу или… Чёрт!    
     -Насколько я разбираюсь в триллерах, ты теперь можешь только сидеть и выжидать, - сказал он, наконец. - Либо через сутки вас хватятся, начнут искать, либо кто-то случайно в лесу наткнётся. Как скоро тебя с… коллегами потеряют на… работе?
     -Никак не могу вспомнить, надолго ли мы уезжали. Иногда случалось и по неделе гостить, если клиенты хорошие, душевные попались. Я взяла с собой весь свой "арсенал" – скорее сего, надолго ехали…
     -Где твой "арсенал" сейчас? Не то чтобы мне интересно, но тебя по нему в два счёта вычислят знающие люди.
     -В машине. Она тут рядом стоит, возле ограды.
     -Ну, ты даёшь, - покачал головой Вадим. – Ключи где?
     -Нне знаю… Они, кажется, в машине остались… Или…
     -Понял. Прогестерон и эстроген делают своё дело, - кивнул он.
     -Нужно проверить в кармане. Вообще-то у меня на автомате – брелок всегда в кармане…
     -Хорошо, проверю, - он поднялся на ноги.

* * *
     -Привет, - это в комнату заглянула, а потом вошла Маша. – Ура, уже моргает! Ну и напугала ты нас…
     В руках у неё был полиэтиленовый пакетик с эмблемой и названием аптеки.
     -Я пойду, выпущу Генриха из детской, он давно скулит, бедняга, - Вадим, молча, переглянулся с Машей, и вышел из комнаты, вскользь тронув её руку, когда проходил мимо.
     -Ни о чём не спрашиваю, - сказала Маша. – Наверняка Вадим уже допросил тебя…
     -Да уж, допросил. Он мне не верит. Думает, что у меня что-то вроде белой горячки и я чертей по углам гоняю. Потому расскажу тебе.
     Не интересуясь, хочет ли Маша её слушать, Барбара снова пересказала своё приключение. Маша выслушала, странно посмотрела.
     -Действительно сильно смахивает на новый шедевр Тарантино, - сказала она задумчиво.
     -Я в своём уме и у меня нет шизофрении.
     -Но тебе наркотик вкололи. Вдруг это галлюциноген? Белладонна какая-нибудь…
     -В вену белладонну? Вряд ли.
     -Ну, не конкретно белладонна, а её аналог, например. Грибной экстракт… Я не разбираюсь в тонкостях.
     -Не знаю, - задумалась Барбара. – Не думаю.
     -Проверить бы, что там на самом деле. Просто проехать мимо, как бы между прочим…
     -Мне и самой уже чертовски любопытно, что это вообще такое было, - тряхнула головой Барбара. – Но, думаю, всё же не глюки… Знаешь, проехать мимо, как бы между прочим, не выйдет, там…
     Дверь открылась, и вошёл Вадим в сопровождении Генриха. Показал Барбаре брелок.
     -Супер, -  казала она. – Нам не придётся бить стёкла табуреткой.
     -Девчонки, я вот что подумал: туда нужно съездить. Просто тупо проехать по дороге, рядом с домом.
     -Светлые умы мыслят одинаково, - сказала Барбара. – Маша только что предложила то же самое.
     -Вопрос в том, Барби, хватит ли у тебя духу вернуться, - сказала Маша.
     -Думаю, хватит. Вы же не собираетесь заходить туда?
     Маша и Вадим переглянулись.
     -А почему бы нет? – выразил общую мысль Вадим. – Ну, просто заглянуть. Кстати, вызвать милицейских, если что. Ты расскажешь, как всё было, поможешь следствию...
     -Я? В полицию? Весело!
     -Быть может, это и вправду лучше, чем сидеть и бояться неизвестности, - сказала Маша.
     -Лапины, дорогие мои! Я же выдам себя, целиком и полностью! Они тут же поймут, что не добили свидетеля.
     -Они в любом случае это поймут, - сказал Вадим. – Никакой разницы – явишься ты в участок или забьёшься в тёмный угол.
     -Пусть поймут, но ведь не найдут! Твоя мысль, как всегда, идёт по прямой, Дима. У тебя не российский менталитет.
     -Да, я знаю. Это плохо?
     -Порой – раздражает.
     -Но ты просишь у нас укрытия, а тут, между прочим, ребёнок, - сказал Вадим.
     -И кругом понатыкано видеокамер. Да это – самое безопасное место в городе!
     Вадим и Маша снова переглянулись.
     -Я понимаю, что подставляю вас, но… Мне некуда деваться, - Барбара с усилием села.
     Все замолчали, думая каждый о своём.
     -Дорога от дома далеко? – прервал Вадим общее молчание.
     -Она рядом с воротами. Но туда нужно специально пилить – возле указателя "Домишко Лесника" сворачиваешь с трассы и - по лесной дороге. Хорошая, прямая дорога к воротам.
     -Домишко? Лесника? – переспросил Вадим. – Затасканная пошлость. Будто название порнухи...
     -Ты туда не поедешь, - вдруг сказала Маша, глядя на Вадима. – Ни за что.
     -Марусь, ты же сама только что…
     -Ты слышишь – ни! за! что! В один прекрасный день эти отморозки с катанами явятся к вам в школу и снесут тебе голову. Ты ещё не понял? Если всё, что рассказывает Барби, правда - это не люди, а больные уроды. Дима, даже не думай туда ехать, заниматься самодеятельностью. Давай лучше Феде позвоним.
     -Какому ещё Феде? – удивилась Барбара.
     -Мой одноклассник. Бывший спецназовец… Пожалуй, это мысль, Марусь... Я ему прямо сейчас и позвоню.
     -Привлекать ещё кого-то? – вставила Барбара. – Чем меньше людей знают…
     -Помолчи, пожалуйста, - посмотрел в её сторону Вадим. – Спасибо.
     И Маше:
     -Отведёшь её в душ? Боюсь, она сама не дойдёт.
     -Отведу, конечно. А потом – обработаем раны, - Маша подошла к Барбаре.
     Вадим вышел из комнаты. Генрих всё это время безуспешно пытался залезть на кровать. Маша погрозила ему пальцем:
     -Будешь путаться под ногами, снова запру в детской.
     -Хренов альфа-самец, - проворчала Барбара, поднимаясь с кровати. Её пошатывало.
     -Ты о ком? – не поняла Маша. Она чуть поддерживала её, чтоб не упала чего доброго.
     Девушки медленно двигались в направлении ванной.
     -Да о мужике твоём.
     Маша засмеялась:
     -Если у него и есть какие-то замашки альфа-самца, то он их очень успешно гасит. Стал бы альфа-самец прислушиваться к мнению женщины?
     -Уверена, что у Димки в тот момент была тьма мыслей в голове, и одна из них совпадала с твоим предложением. У него сошлось, вот он так быстро и согласился.
     -Очень может быть, - кивнула Маша. – Но меня это совсем не задевает. Он всегда подчёркивает, что моё мнение в этом доме – решающее.
     -Использует для этого любой способ, - проворчала Барбара. – Не слушай меня. Я, в последнее время, ревную тебя к нему. Гормоны, наверное.
     -Меня к нему? – прищурилась Маша, взглянув сбоку.
     -Ну, или его к тебе. Какая, к чёрту, разница? Все бабы действительно стервы, я это уже поняла.
     -И я - стерва?
     -Нет, ты другая. Правил без исключения не бывает…
     -Спасибо, - Маша пожала плечами.
     Они уже добрались до ванной комнаты. Маша закрыла жалюзи на окне (окно давно заросло диким виноградом, но мало ли что – с улицы всё равно прекрасный обзор), а Барбара разглядывала шахматную клетку (белый - голубой, белый - голубой) кафеля у себя под босыми ногами. 
     -Натоптала, - сказала она.
     -Не страшно. Я потом затру.
     -Ты моешь пол? – не поверила Барбара. – У вас же домработница.
     -Два этажа я, конечно, не осилю, но этот, второй, чаще всего мою сама.
     -Вау! А я-то думаю: почему это он так яростно сражается за свою моногамность, за то, чтобы вам быть вместе! Лапин журавля поймал! Да он счастливчик!
     Маша только грустно улыбнулась, услышав этот возглас.
     -Ты сама справишься с душем? - спросила она.
     -А что, ты меня стесняешься? – засмеялась Барбара. – Не бойся, я теперь как девушка выгляжу, ничего инородного не присутствует, если ты до сих пор не заметила.
     -И тем не менее…
     -Шучу, расслабься, Маруня. Я шторку закину, и все дела. На это ты согласна?
     -Да, конечно.
     -Только не уходи далеко!
     -Я здесь. Принесу сейчас халат для тебя.

* * *
     Маша вышла из ванной и столкнулась с Вадимом. Он только что загнал серый "Форд" в гараж.
     -Ты куда-то уходишь? – спросила она.
     -Позвонил Фёдору. Наговорил какой-то чуши про то, как неэстетично у меня что-то хрустнуло в спине, и я должен срочно с ним переговорить по такому важному вопросу. У него через полчаса как раз закончатся занятия.
     -А почему не по телефону?
     -Догадайся с трёх раз.
     Она вздохнула:
     -Ненавижу фразу "нетелефонный разговор"… Дима, пообещай, что ты только лишь передашь ему рассказ Барбары, и немедленно вернёшься домой.
     Он улыбнулся. Маша посмотрела на него очень пристально и строго сказала:
     -Я тебе запрещаю. Ты меня понял? И не нужно меня тут обезоруживать улыбкой. Не поддамся.
     -Маш, я достаточно видел наркоманов, чтобы не верить сейчас Барби. Она – наркоманка, и у меня есть веские основания не верить ей. Ну и что, что завязала? Бывших наркоманов не бывает. Ей всадили дозу, и она сразу "поплыла". Уверен – там, в этой пошлой хижине, никаких отморозков с катанами отродясь не наблюдалось. Есть только сборище упоротых, богатеньких господ, которые передознулись, и валяются сейчас кто где – все целёхонькие.
     -Ты это нарочно сейчас? Я, вообще-то, верю ей…
     -Но она же под кайфом.
     -И что? Возможно, не будь она под кайфом, у неё была бы истерика. Ты бы хотел, чтобы она бегала по дому и вопила: "спасите-помогите, сейчас придут парни с большими ножиками и порежут меня"?
     -Я уверен: кроме того, что она под кайфом, единственная причина, по которой у неё может быть истерика – это передозировка женских гормонов. Она злоупотребляет ими. Разговариваешь с ней, и понимаешь, что скоро эта девушка перекрасится в блондинку. Всё к этому идёт.
     -Ты нарочно, - обречённо вздохнула Маша. – При чём тут вообще блондинки?
     -При том, что это обидно – был нормальный человек, а теперь он в душЕ – блондинка…
     -Нормальный парень, - уточнила Маша.
     -Почти нормальный, - согласился Вадим. – Если хорошо подумать, он всегда был лишь относительно нормальным...
     Они остановились возле двери в детскую.
     -Смешно, - сказала Маша серьёзно, через паузу.
     -Не то слово, - подтвердил Вадим.
     -Попробуй только поехать туда… Вот только попробуй…
     У них почти не бывало такого. Оба они, будучи интровертами, никогда не стали бы бить посуду, швырять друг в друга разными предметами и орать при этом проклятия. Итальянские страсти в их семье не кипели, но порой что-то такое случалось… Словно настройки перескакивали на другую волну! Щёлкнуло и сейчас - как иначе объяснить то, что случилось у стены возле детской, когда оба прекрасно знали и о Барбаре в душе, и о Генрихе, который с интересом глядел на них, сидя совсем рядом, на полу? Более того, пёс искренне сопереживал, и подхватывал все звуки, которые слышал (особенно псу понравилось это первоначальное Машино "ах", которое он встретил радостным подвыванием), улыбаясь при этом от уха до уха и, как самый последний извращенец, виляя хвостиком! Всё закончилось почти одновременно, неожиданно быстро и так бурно, как ещё ни разу не заканчивалось – словно в романах. Этого более чем хватило, чтобы обоим, враз, повалиться на колени, а Маше – ободрать свои колени о ковролин. Во всех комнатах лежит ламинат, но тут в коридоре - мягкое покрытие. Это удобно, потому что топота никогда не слышно, ведь кругом спальни... Если бы Вадим не опёрся, падая, руками о стену, он просто рухнул бы на Машу (да ещё Генриху хорошо досталось бы), а так – падение слегка замедлилось, и никто никого не зашиб. Сидели теперь на полу и хохотали, поджав ноги, напротив друг друга, рядом с радостной собакой, которая тут же подскочила лизать им руки.
     -Чёрт, вот это экстрим, - сказал Вадим, сквозь смех, осматривая Машу, цела ли.
     -Да уж. Я думала, что в реальности такого не бывает – только в кино и книжках, - сказала Маша.
     Приподняв подол длинного платья, она заглянула на свои ободранные колени. Чтобы рассмотреть, как следует, согнула ноги в коленях, упершись босыми ступнями в ковролин.
     -Ого, - оценил Вадим. Он тоже разглядел.
     Склонившись к её коленям, добавил:
     -К вечеру очень красиво будет. С детства помню. А ещё помню как мама дула на коленки и целовала прямо в ссадину – сразу не больно становилось.
     И повторил то же самое, что делала ему мама в детстве, но повторил он это уже с Машиными коленями. Маша улыбнулась, глядя на макушку Вадима, и запустила пальцы ему в волосы.
     -Вечно нас с тобой заводит то банка с мукой, то какие-то мифические уроды с катанами… Интересно – у всех так? - произнесла она, прикрыв глаза. – Новогодней ночью, в голом виде, продержались в лёгкую, а тут, вдруг, когда вроде бы не время и не место… От чего это зависит?
     -От девушки, Маш.
     -Правда что ли? – удивилась Маша.
     -Можешь мне поверить, - Вадим поднял голову от её коленей. – Если бы мужики осуществляли все свои… душевные порывы, ты удивилась бы, сколько на свете отличных поводов для секса.
     -Так значит, это именно меня всё время тянет на экстрим? Меня?
     -Ну, если бы "всё время", - улыбнулся он.
     Маша подумала… и не стала ничего парировать. Только опустила глаза и осторожно прикоснулась к ссадинам на коленях.
     -Удивительно – не болит больше…
     -Обращайся, если что, - сказал Вадим и поцеловал её в нос.
     -Как ты думаешь, тебя воодушевит экстрим в розовом саду, прямо на скамейке? - поинтересовалась она, посмотрев на него. - Давно уже мечтаю. Когда твоих родителей опять не будет дома…
     -Я обдумаю твоё предложение, - серьёзно сказал он и они снова рассмеялись.
     Вадим помог Маше подняться, и вручил лиловые трусики, которые её ещё больше развеселили. Маша быстро свернула их в маленький, незаметный узелок (этим узелком так же быстро и ненавязчиво прошлась по своим ногам). Одёрнула юбку, поправила тесёмки, затягивающие вырез платья на груди и осмотрела – не порвалась ли где тонкая марлёвка… Нет, не порвалась.
     -Ужас, - оценила она, улыбнувшись Вадиму и спрятала узелок за спину. – Мне перед Генрихом стыдно.
     -Генрих всё правильно понял, я тебя уверяю, - сказал Вадим. – Смотри, какой счастливый! А вот с Барби будут проблемы – она это дело за версту чует, и сразу поймёт, с чего ты внезапно стала ещё красивей, чем обычно. Это клиника, Марусь – человек считает, что чем лучше выглядит женщина, тем больше в её жизни секса.
     -А ну и пускай, - отмахнулась Маша. – Пусть завидует, мне будет приятно.
     Она, в свою очередь, осмотрела Вадима:
     -У тебя только глаза сильно блестят, а так – ничего подозрительного. Но ведь ты сейчас уедешь… Вадим, мы договорились? Ты не станешь искать острых ощущений?
     -Не стану. Я их уже получил, - Вадим поцеловал Машу в щёку.
     Взявшись за руки, спускались по лестнице на первый этаж.
     -Ох, надеюсь, что ты мне не врёшь… Дим, куда мы её поселим? В гостиной она тебе помешает… Не в детскую же?
     -А если в библиотеку, - он показал рукой. – Плохая идея?
     -По-моему, здесь не очень комфортно, - Маша осмотрелась.
     -Это чем же?
     -Всё время на виду…
     Он засмеялся:
     -Ты о Барбаре? Всерьёз думаешь, что её смутит публичность в нашем доме?
     -Ну какой же ты сноб! – Маша покачала головой. – Она в беде. Кажется, в беде. Обратилась за помощью…
     -Ну, давай ей ширму поставим что ли, - пожал плечами Вадим. - На чердаке давно валяется большая ширма. Ещё бабушкина.
     -Ширма? – Маша обрадовалась. – Большая и красивая? Или несуразная, грязная и вылинявшая?
     -Обижаешь. Её только чуть пропылесосить.
     -Я всегда говорила, что ты – находчивый, - Маша обняла его руку.
     -Как же приятно, когда твои скромные заслуги, наконец, оценивает жена!..
     -Поостри мне ещё, - погрозила жена.

* * *
     Через несколько минут Маша вернулась в ванную с чистым банным халатом, повесила его на крючок, а на крючок рядом – чистое полотенце. За задёрнутой шторкой шумела вода.
     -Барби, тут на крючках – халат и полотенце, а возле ванны – сланцы. У Вадима были запасные. Ты как? Порядок?
     -Порядок. Смыла с себя полкило грязи.
     -Выходи, намажу тебя настойкой календулы и йодом, а потом пойдём, покормлю. Мы уже позавтракали – к кофе у нас сегодня были хачапури по-аджарски. Очень вкусно получилось. Одно как раз осталось, будто нарочно для тебя… Вадим уже загнал твой "Форд" в гараж и сейчас поедет к Феде…
     Барбара выключила воду и вытянула руку за полотенцем. Когда её рука с полотенцем снова пропала за шторкой, гостья спросила:
     -Маруня, ты можешь на меня посмотреть?
     -В смысле?
     -На меня новую. Я ездила на коррекцию в клинике, мне сказали, что теперь у меня чисто-женская фигура… Я уже всю себя переглядела перед зеркалом, и всё равно мне кажется, что я – костлявая. Посмотришь? Я доверяю твоему мнению… Хотела Лапину показаться, но вовремя передумала – он таких "комплиментов" наговорит, что не скоро оклемаюсь… А?
     -Ну, открывай, - Маша пожала плечами.
     -Спасибо, - сказала Барбара. – Я сейчас полотенце на бёдра повяжу…
     Через пару секунд она откинула шторку и вышагнула из ванны.
     -Акрил такой тёплый – обожаю ванны из акрила! – сказала Барбара, спустившись на пол, прямо в тапочки.
     То, что увидела Маша, было не то чтобы неожиданно… Просто как-то странно, что когда-то это был мужчина. Идеальное модельное тело. Идеальное! Небольшая грудь (наверное А), тонкая талия, красивые бёдра, а ноги – вообще "умотаться", как говорится.
     -У меня грудь выросла, представляешь? – сказала Барбара смущённо. – Раньше не дотягивала до "единички", даже с имплантами…
     -Да ты – красавица, - удивлённо сказала Маша. – Барбара, ты... - она только головой покачала. – Слов нет – ты так похорошела… Ты что, и лицо тоже подправила? Я только сейчас поняла, с мокрыми волосами.
     -Верно, у них есть методики по превращению мужского лица в женское… Я ещё два ребра удалила, чтоб талия была тоньше… Тебе правда нравится? Без скидок на дружбу?
     -Какие скидки, ты что? – возмутилась Маша. – И совсем ты не костлявая. Просто – тоненькая, как тростинка и очень женственная.
     -Вот спасибо тебе, - заулыбалась Барбара.
     Она отвернулась, сняла с бёдер полотенце и надела халат. Заглянула в зеркало, поправила волосы.
      -Я сейчас принесу тебе расчёску. Вымоем – и твоя будет, пока ты у нас гостишь, - Маша скрылась за дверью спальни.
     Через минуту она вернулась и принялась мыть под краном массажную щётку. Барбара некоторое время наблюдала за тем, как она движется, рассматривала и приглядывалась, а потом всё-таки спросила улыбаясь:
     -И часто вы с Димкой так?
     -Ты о чём?
     -Ты вдруг не в меру хорошеешь (при том, что ты и так красотка), начинаешь порхать… Меня не обманешь, - Барбара подмигнула.
     Маша засмеялась:
     -А он меня предупредил, что ты сразу всё поймёшь. Ничего не было бы, не вскочи я сегодня раньше Вадима, чтоб сготовить завтрак…
     -Кофе в постель?
     -Нет. Димка мне иногда приносит, когда у него выходной – ему нравится как я при этом удивляюсь. Но сам он никогда не дожидается – встаёт и идёт в кухню, если я уже там.
     -Так я вам, выходит, помешала, когда заявилась? – поняла Барбара.
     -Ну, видимо да. Слегка…
     -Извини, я учту!
     -Нет, просто…
     -Маруня, прекрати оправдываться – я всегда за хороший секс, а он у вас сегодня был, судя по тебе, на пять с плюсом. Рада, если мой кровавый рассказ тебя так вдохновил.
     Маша снова засмеялась, поняв, что Вадим кругом прав…

* * *
     Вадим вернулся примерно через час. Отчитался - Фёдор поехал в "Домишко Лесника"… А ещё через полчаса позвонил сам Фёдор, и сразу попросил передать трубку Барбаре. Вадим передал… Он и Маша внимательно наблюдали за тем, как Барби говорит по телефону. На лице её отразилась целая гамма чувств – сильный испуг, но, в то же время, радость. Она даже не сразу смогла внятно изъясняться.
     -Окно. Да, подоконник… За раму я, кажется, не хваталась… Всё верно, в комнате, где мужик без штанов… Точнее, остатки мужика…
     Наконец, она отдала Вадиму чёрно-бирюзовый смартфон и сказала:
     -Это – не галлюцинации. А я-то надеялась… Он сейчас приедет.
     И замолчала надолго.
     Её молчания хватило Вадиму на то, чтобы позвонить родителям, справиться, как проходит поездка. Родители рассчитывали остаться в Краснодаре с ночёвкой, так что никаких проблем, связанных с сегодняшним происшествием, пока вроде бы быть не должно. Мама, тем не менее, расслышала непривычные нотки в голосе сына и даже поинтересовалась, всё ли в порядке, но Вадим нашёл какие-то объяснения. Ида Александровна вполне удовлетворилась ими. Маша тоже сидела и размышляла о чём-то…

* * *
     Фёдор приехал часа через полтора. Несмотря на своё полушоковое состояние, Барбара, при виде его, почти потеряла дар речи. Примерно так же отреагировала и Маша, впервые увидев ЭТОГО ОДНОКЛАССНИКА ВАДИМА… Нужно, наверное, пояснить, наконец: Фёдор - мулат, но, скажем так, не в "белую" сторону, а в сторону "чёрную". Когда-то, служа в спецназе, он стригся "под бритву", а теперь вот, "на гражданке", носит дреды длиной примерно до подбородка. Если сказать, что в "качалке" Фёдор пользуется бешеным успехом, как инструктор по фитнессу, значит ничего не сказать. Он терпеть не может работать с мужиками (делает исключение лишь для Вадима), и предпочитает "дамочек". Дамочки влюбляются в него с ужасающей скоростью, и ему это нравится (притом, что он абсолютно верен своей единственной и неповторимой жене)... Когда-то сюда его привезли родители-москвичи. Точнее, не совсем "родители"… Папа Фёдора (будем называть его папой) женился на маме Фёдора, когда папе было 65, а маме – 19. Ну, вот так бывает (а Маша-то считала, что это у её родителей слишком большая разница в возрасте!). Большая любовь, к сожалению, никак не помогла им обзавестись малышом, и пришлось прибегнуть к помощи врачей. Но в клинике чего-то напутали, и малыш родился "нестандартный" (так называл себя сам Фёдор). Его папа, естественно, очень переживал и даже наскрёб денег (подключил друзей и родственников), чтобы проверить, насколько процентов, собственно, этот чёрненький мальчик является их с женой ребёнком. Проверили. Оказалось, что мама – это и в самом деле мама, а вот папа… Второй пункт, в общем-то, не удивлял (так и должно было быть, ведь папой, в любом случае, являлся донор) и вызвал разногласия только в одном – в цвете кожи. Вот с ним-то и напутали! Но молодая мама так полюбила сыночка, что вскоре заявила: "Да им всем завидно! Ни у кого больше нет такого чуда, такой шоколадной красотули!". Мальчишка и вправду рос статным красавцем, не по годам рассудительным. Когда Фёдору исполнилось восемь, родители, как обычно, привезли его на лето к дедушке с бабушкой, купаться в Чёрном море, а сами отправились на Волгу, к отцовским друзьям, "своим ходом". Так вышло, что семидесятипятилетнему отцу стало плохо за рулём, и родители погибли в автокатастрофе где-то под Саратовом. Фёдор стал жить здесь, с дедушкой и бабушкой… Вадим знал его уже почти 30 лет. Так привык, что совершенно не воспринимал своего приятеля как "нестандартного" и потому никого из окружающих заранее не предупреждал об этом. Окружающие слегка шокировались поначалу, но очень быстро, покорённые обаянием и стопроцентно русской, широкой душой Фёдора, прекращали замечать цвет его кожи. Ещё со школы ребята были неразлучны. Должно быть, сблизились потому, что оба, в какой-то мере, ощущали себя "не такими, как все" (каждый по своей причине). Оба занимались спортом (разными видами), ходили друг к другу на соревнования, болели, сидя на трибуне… Экстраверта Фёдора всегда любили девочки, а интроверта Вадима они не сразу замечали (зато когда замечали, напрочь лишались покоя), и он немного завидовал своему "загорелому другу". Как следствие – Фёдор завёл себе подружку уже в 14, а Вадим до семнадцати лет с девочками только целовался, не больше. Если б не травма и не больница, где он повстречался с Ирой, то (по-настоящему) девушка у него появилась бы, наверное, ещё не скоро. Он тогда был слишком закрыт, немного высокомерен, чересчур требователен к окружающим и сильно "повёрнут" на собственных спортивных достижениях. В какой-то степени, лишь благодаря той травме он смог взглянуть на действительность под другим углом. К слову сказать, Фёдор женился только в 28, а у Вадима, к тому времени, была уже вполне взрослая дочь…
     Едва войдя в дверь, "нестандартный" приятель Вадима сграбастал в свои мощные ручищи Генриха (пёсик просто исчез в них). Поглаживая собаку одним пальцем, Фёдор запросто рассказал о том, как обнаружил в лесу симпатичный домик с горой мелко нарубленных трупов внутри, как вытер отпечатки Барбары со стеклопакета в комнате:
     -Те, которые ты наоставляла до нынешнего утра, в расчёт не берём. Если это притон (а это притон), стало быть, разных "пальчиков" там до фига. А найдут твои отпечатки на окне – докажи, что не ты порубила людей, неожиданно помутившись рассудком. Если не ты, то с какого перепугу в окно полезла? Никого не дербанит тот факт, что ты испугалась за свою жизнь. Кто в наше время за свою жизнь боится? В два счёта мясорубку повесят на тебя...
     Звонил он, как выяснилось, с мобильного кого-то из покойников (телефон этот только что выбросил в море), а со своего – позвонил в полицию. Сказал, что на заправке услышал краем уха странный диалог каких-то укурков о том, что в "Домишке Лесника" – гора трупов. Было свободное время, решил проверить ("бывших спецназовцев" не существует, как, впрочем, и многих других…). Нарочно, перед тем как звонить в "органы", заехал на заправку, чтобы "свою чёрную рожу там засветить". Народу на заправке в этот час много толпилось – это хорошо. Естественно – подождал, когда в "Домишко" приедут люди в форме, рассказал, "что знал". "Укурков" на стоянке плохо помнит (устал на работе, а "укурки" были стриженные и будто все на одно лицо), но дал "примерные словесные портреты", после чего попросился "домой". Отпустили под подписку о невыезде. Барбара охнула, а Фёдор сказал: "Ничего страшного, я им не нужен. У меня железное алиби на всё утро, да и не станут меня подозревать, я свой, вдоль и поперёк проверенный".
     -Ну, а теперь, - сказал Фёдор с некоторой торжественностью, - исповедуйтесь-ка, друзья мои, качкУ-арапу. Как дошли до такой жизни, и откуда ты, Косточка, в том доме оказалась?
     -Кто? – переспросила Барбара, потому что Фёдор, в этот момент, смотрел на неё.
     -Ты, - он показал, для убедительности, пальцем.
     -У него все худенькие девушки – Косточки, - пояснил Вадим серьёзно.
     И, как бы между прочим, бросил:
     -Она по профессии – девочка по вызову. С клиентами работала и попала под раздачу. А к нам сюда приехала потому, что я с ней сто лет знаком, к тому же посчитала дом мэра самым безопасным местом в городе.
     Барбара, к удивлению, Маши, покраснела. Фёдор невозмутимо принял слова Вадима как простой ответ на вопрос, а Вадим продолжал:
     -Федя, что мне делать с "Фордом"?
     -Пусть пока постоит. Я его потом оприходую.
     И заявил, опередив все возможные доводы Вадима:
     -Чувак, я знаю твою ситуацию, а потому ты можешь на этот счёт не волноваться.
     -Спасибо, - кивнул Вадим.
     Фёдор ещё немного потрепал Генриха за ухом и опустил на пол. Пёс всегда относился к Фёдору с пиететом, если не сказать – с фанатизмом. Целоваться никогда не лез, только энергично вилял хвостом и приседал. "Боится и уважает" – говорил о таком поведении пса Вадим.
     -Да уж, ядрёны пассатижи, - Фёдор почесал макушку, - ситуация как в дрянном триллере. Обещаю держать в курсе.
     И уже совсем уходя, сказал Вадиму в прихожей:
     -Косточке передай, чтоб из дома не выходила пока, а к себе – пусть вообще забудет дорогу.

* * *
     Барбара сидела в кресле, всё в том же банном халате, в гостиной, и приходила в себя.
     -Это что за явление тут сейчас было? – поинтересовалась она у Маши, когда гость и Вадим покинули комнату.
     -Фёдор, - улыбнулась Маша. – Одноклассник Вадима, а теперь - его инструктор. Восточные единоборства, фитнесс… Эффектный молодой человек, правда?
     -Эффектный? – почти возмутилась Барбара. – Да я в жизни не видела таких красивых мужиков! Охренеть!
     Маша смеялась:
     -Он женат на бодибилберше. У бодибилберши "банки" почти как у Вадима, и сынок у них тоже премиленький – шесть лет, а он полколоды карт на раз может разорвать!
     -Это как – полколоды? – не поняла Барбара.
     -Чтобы разорвать пополам колоду карт, нужно иметь очень сильные пальцы – только силачам под силу. Этот пока полколоды рвёт.
     -А чёрный почему?
     -Долго рассказывать.
     -Ясно, - кивнула Барбара, всё поняв не так, но разницы тут никакой.
     -Вот умеете вы с Лапиным обламывать, - продолжила Барбара и покачала головой. – Я всегда говорила, что вы – "две пары в сапоге".
     Маша засмеялась и сказала:
     -Нужно тебя во что-нибудь одеть. Большая проблема в том, что наши с Вадимом размеры тебе категорически не подойдут. Давай пороемся в моих вещах, быть может, что-то отыщется. Хотя я, конечно, всё по своей нестандартной фигуре подгоняю… Всё равно пойдём.
     Порылись. Нашли какую-то джинсовую мниюбочку (покрой а-ля "японская школьница"), которую, по идее, нужно носить на бёдрах. Не беда. Стянули ремнём и пристроили на талию. Получились смешные дополнительные складки, но для домашнего пользования, вполне прилично. А ещё нашли топик, который Маше узок в груди, но Барбаре пришёлся в самый раз.
     Гостью разместили в библиотеке, на канапе, и Вадим действительно притащил с чердака складную шёлковую ширму. Ткань слегка выцвела, но ширма всё равно смотрелась очень даже красиво (эстетка-Барбара оценила по достоинству). Её пропылесосила лично Барбара, после чего ширму поставили так, чтобы канапе почти полностью скрывалось за ширмой и его не мог увидеть спускавшийся по лестнице.
     -Не усердствуй, - заметил Маше Вадим. – Эта мадемуазель ко всему привычна, и не очень расстроится, если кто-то разглядит её искусно смоделированные прелести.
     -Заткнись, Лапин, - скривилась Барбара, - нам твои комменты не нужны.
     Маша засмеялась.
     -Дим, я не хочу, чтобы её Данька увидел. Он же любопытный, - сказала она.
     -Да пусть глядит, - пожал плечами Вадим. – Она теперь с нужными первичными половыми признаками и, уверен, что с очень даже симпатичными вторичными – я не против, чтобы ребёнок начал собирать коллекцию первых сексуальных опытов с созерцания Барби-теперешней.
     -Что-о-о? – одинаково отреагировали Маша и Барбара, стоявшие в этот момент на лестнице и руководившие регулировкой положения ширмы.
     -Шучу, дамы, - обезоруживающе улыбнулся Вадим, - успокойтесь. Не понимаете шуток?
     -Идиот идиотский, - проворчала Барбара. – И вообще - хорош меня рекламировать своим приятелям.
     -Он бы всё равно не отстал, - сказал Вадим. – Так что я тебя не спалил, а освободил от проблем.
    
ГЛАВА 2
В ШАГЕ ОТ МЕЧТЫ
     К счастью, Барбара никогда не расставалась со своей карточкой Visa. Она могла оставить где-нибудь в баре айфон или кошелёк (в кошельке носила не больше тысячи рублей), но карточка всегда была с ней. Теперь "Форд", стоял в гараже, и едва Барбара принесла оттуда свой чемоданчик (Вадим наотрез отказался к нему прикасаться), проверила – да, всё на месте, ничего не пропало, даже айфон (сразу же вытащила из него сим-карту). Буквально тут же принялась рыться в интернете и искать для себя новый гардероб, заказывать доставку до квартиры… Сидела у компьютера дни напролёт. Маша пожертвовала ей свой ноутбук. Барбара торжественно пообещала совсем скоро обзавестись своим ноутом и вернуть собственность хозяйке… А ещё, Вадим предложил ей поплотнее заняться перепиской с Кэтрин. Ведь кто знает, чем дело может обернуться – вполне возможно, что наилучшим вариантом для Барби станет получение гостевой визы, и отбытие на Туманный Альбион… Только вот гостевую визу просто так не дадут, придётся предъявить доказательства знакомства с приглашающим человеком. Письма вполне сгодятся…
     По информации от Фёдора, делу Барбары уже присвоен ярлык "висяк". Никто ничего не видел, никто ничего не знает, сработано чисто и профессионально… "Домишко Лесника", оказывается, давно всем известен, как нормальный такой притон. "Органы" держат его "под прицелом" с момента появления. "Домишко" отстроили 5 лет назад, и все пять лет он доблестно принимал страждущих в своей сауне, в баре, в "удобных комнатках"… Радушных хозяев притона "не привлекали" только потому что те исправно платили налоги и ни в чём не замешаны. В официальных документах "Домишко" значится, как частное строение… Всё схвачено, ни к чему не подкопаешься. Тихо и мирно. Одна интересная деталь: в тот злополучный день, хозяева отсутствовали – находились на отдыхе "за бугром"… Повезло?... Вот с этим-то и разбирались теперь "органы" (хоть за что-то смогли уцепиться!)…
     Каждый жил своей жизнью (Барби – своей, Вадим, Маша и Богдан – своей), но всё крутилось где-то рядом, поблизости… Главная проблема состояла в том, что буквально вчера Маша и Евгения снова ездили в клинику, и им торжественно объявили:  "синхронизация" достигнута. Только-только начался июль, а это значит, что пошёл третий месяц программы и, возможно, уже после десятого числа, в самую жару (ох!) всё произойдёт… Говорить Барбаре или не говорить? Решили не посвящать её, до поры, до времени, а там видно будет. Чем меньше людей в курсе, тем лучше. Пока что о задуманном Вадимом и Машей знали только самые близкие, а Евгения тем более молчала о происходящем. Будущая суррогатная мама, в конце концов, согласилась "пропасть с радаров" на пятом месяце и уже придумывала, куда якобы уедет с Эммой "отдохнуть". Предчувствовала зависть подруг (ведь все будут уверены, что она в какой-то интересной стране вроде Вьетнама). На самом-то деле, жить они будут в доме у Ефима Львовича – там уже вовсю идёт подготовка к приёму дорогих гостей…
     А вот Лиза, например, до сих пор гостит в столице, и каждый день присылает по ошеломительной весточке (а то и по две-три). Новостей от неё ждали болезненно-ревниво и гадали кому же первому она, на этот раз, свою очередную новость сообщит. Получив заветную весточку от медалистки-абитуриентки, немедленно созванивались и обсуждали...
     Да уж, каждый жил своей собственной жизнью. Вадим наблюдал за всеобщей суетой слегка отстранённо, со стороны (или он лишь принимал такой благородно-скучающий "Онегинский вид"? В любом случае надо признать, что эта отстранённость очень даже шла ему). С Евгенией совсем не контактировал (даже когда возил их с Машей в клинику), с Барбарой едва здоровался... Он был в отпуске и все дни напролёт проводил с сыном и Машей. Каких только достопримечательностей в округе не посмотрели! Ехали в машине и распевали песни. Маша хохотала до слёз, слушая, во что эти песни превращаются, если их исполняет Вадим. А Данька не хохотал над папой, он сердился, потому что уверен – тот нарочно его дразнит. Кстати, Богдан в этих поездках, наконец, окончательно выучил и закрепил букву "р"! Ура, победа! Но… Маша для него, судя по всему, на веки вечные останется Малусей…
     И главное: им всё-таки удалось скрыть от Барбары факт того, что за неделю до "дня икс" Вадим переселился в гостиную.

* * *    
     Когда Маша сообщила медикам, что пойдёт вместе с мужем в "ту комнату", ей предложили ещё раз как следует подумать. А о чём тут думать? Она уже всё обдумала сотню раз! Само собой, "традиционные контакты" исключаются, потому что делать ЭТО следует чуть ли не в стерильных перчатках (глупо тут говорить о чём-то другом!), но одно дело - "тесты на фертильность", а совсем другое – ребёнок. В этом деле всегда участвуют двое, как не крути. И пусть муж до бесконечности повторяет тебе, что после пяти дней абсолютного воздержания от всего (и даже от спортзала!), ему достаточно только закрыть глаза, чтобы вообразить свою ненаглядную половину во всём великолепии! Нет уж, дудки - половина должна быть рядом. Обязана! Но пойдёт она с ним не по обязанности… Точнее, по обязанности перед будущим ребёнком. Только так!
     На Машу посмотрели как-то слегка устало (или ей лишь показалось), и кивнули. Конечно, им наплевать, для них это – каждодневная рутина…

* * *
      Легендарная комната оказалась не таким уж маленьким закутком, как ожидала Маша. И уж тем более не стулом за ширмой, с горой порножурналов на тумбочке. Вполне уютная, небольшая комнатка, где находились: кресло (современное, удобное, почти хай-тек), довольно просторная душевая кабина, биде (ну перебор же, ребзя!), большущее махровое полотенце в шкафчике, банный халат там же… Пахло озоном – вот она, ультрафиолетовая лампа под потолком… Тут всё обработано и почти стерильно, а "засаленность" обложек дисков, судя по всему, регулируют специальные люди... Да, не журналы тут, да, теперь это - оказывается, видео. По-сути, заходить-то нужно в спецодежде! Вадиму явно не до веселья было, а потому Маша изо всех сил сдерживала свой неуместный (нервный) смех, когда всё тут оглядывала (она даже порассматривала обложки дисков "по теме").
     -Ты такой деревянный потому что нервничаешь, или попросту комплексуешь? – спросила она, обернувшись на Вадима, и показала ему обложку диска с шикарной голой блондинкой.
     Он слегка болезненно поморщился, взглянув на блондинку.
     -Пытаюсь расслабиться. Пока не выходит, - ответил со вздохом.
     -Без меня тебе тут было проще? – Маша, лукаво улыбаясь, вытащила из подборки диск с новым снимком, по прежнему демонстрируя изображение Вадиму.
     -В какой-то степени… Маш, прекрати издеваться – эти швабры на картинках производят обратный эффект.
     -Тогда давай всё упростим, - сказала Маша.
     Она отложила диск и подошла к Вадиму. Обняла за шею и боднула лбом в подбородок.
     -Не нервничай, хорошо?
     -Я спокоен.
     -Правда?
     -Относительно, - признался Вадим.
     -А безотносительно? – Маша подняла голову и посмотрела на него.
     -Чувствую себя как-то странно – знаю, что от меня требуется, ты рядом, но ничего нельзя…
     -Я рядом, и полностью вменяемая, - продолжила Маша тем же тоном. - Вычти из своей реплики слова "ничего" и "нельзя".
     -Тем не менее, ситуация противоестественная…
     -Не соглашусь, - она покрутила головой, возражая.
     Потом улыбнулась лукаво и сказала:
     -Следи за моими руками, Пушкин.
     Чуть отошла, не переставая улыбаться.
     -Ты собираешься станцевать мне стриптиз? – поинтересовался Вадим и тоже улыбнулся.
     -А это как получится. Я вообще-то не умею танцевать стриптиз.
     -Seriously? – не поверил он, склонив голову к плечу.
     Маша вскинула руки, поправила волосы, провела кончиками пальцев по очертаниям своего лица – слева и справа, к подбородку. Тонкие металлические браслеты на руке нежно позвякивали при этом. Её пальцы встретились и скользнули к шее, к малюсенькому изящному кулончику из латуни – ласточка, несущая в клюве небольшую продолговатую жемчужную бусину, олицетворяющую светильник. Маша привезла эту вещицу из своей прошлогодней поездки на Урал. Кажется, это ручная и едва ли не штучная работа… Латунная ласточка висела на короткой серебряной цепочке и находилась прямо на уровне ярёмной впадины. Кулончик хорошо был виден в вырезе летней полупрозрачной, невесомой туники. Вадим поймал себя на том, что ему очень хочется Машу туда поцеловать. А она продолжала. Кончики её пальцев проскользили по груди, а потом спустились ниже, к талии и, бережно ухватив тонкую ткань (Маше очень нравилась эта туника), приподняли и сняли кофточку через голову, разлохматив волосы. Так вот почему Маша не стала их укладывать сегодня утром! Скорее всего, отрепетировала дома, до мелочей, перед зеркалом. Вадим снова улыбнулся. Она встряхнула головой и бросила тунику в Вадима. Тот поймал и отложил на спинку кресла.
     -Чувствую себя директором ночного клуба, который лично тестирует стриптизёрш, - сказал он.
     А Маша, тем временем, тихонько расстегнула на себе тугие джинсовые бриджи, перемежая свои действия всё с теми же лукавыми взглядами и улыбками. Она ни секунды не была статичной – должно быть, то, что происходило, с полным правом можно назвать танцем. Придерживая рукой расстегнутые бриджи, Маша шагнула к Вадиму, погладила по щеке. Одно движение бёдрами и бриджи спустились до щиколоток. Маша поймала их у самого пола, склонилась и, вышагнув из денима, отдала Вадиму в руки. Не глядя, он положил трофей всё на ту же спинку кресла, а Маша снова отступила. Теперь она осталась только в комплекте из серо-коричневого бюстгальтера, который почему-то навевал мысли о Диком Западе (тут же в голове всплыло лассо в руках Джессики Альбы из "Города Грехов"), и кружевных шортиков на бёдрах. Образ дополняли босоножки, состоящие из нескольких узких, серо-коричневых ремешков, на высоких, тонких каблуках (буквально только что понял, зачем она сегодня надела именно эти туфли – обычно-то Маша носила или балетки, или совсем невысокий каблук – ей нравилось казаться как можно меньше ростом рядом с Вадимом…). На каблуках высотой сантиметров десять, она была сейчас всего-то на чуть-чуть пониже мужа… Танцуя под слышимую только ею мелодию, Маша заломила руку за голову, подняла подбородок, браслеты снова мелодично зазвенели.
     Вадим опёрся о спинку кресла и сказал:    
     -Здешних дисков не смотрел, но там вряд ли такое увидишь.
     Маша улыбнулась, подошла. Несмотря на огромные каблуки, она двигалась грациозно и естественно, словно на этих каблуках родилась. Взяла ладонями его голову, чуть склонила к себе (не пришлось вставать на цыпочки, как это обычно бывало) – остальное Вадим доделал сам. Он обнял её за талию, и нужный поцелуй получился сразу же – глубокий, долгий, горячий.
     -Ты делаешь успехи, - сказала Маша.
     -Это ты делаешь успехи, - поправил Вадим. – Неужели брала уроки у Марины, руководительницы театра моды?
     -Ну, я подготовилась, - улыбнулась она и повернулась спиной. – Расстегни пожалуйста.
     Он расстегнул на ней два крючочка, а Маша тут же, развернувшись и легко взмахнув руками, повесила свой бюстгальтер ему на шею. Вадим взял ладонями её лицо. Он видел сейчас только её глаза – серые, с ярким синим ободком. Вокруг зрачка были едва заметные изумрудные вкрапления. Он подумал почему-то: "У нашей дочки будут изумрудные глаза. Обязательно". Целовались долго и на одном единственном вдохе, так что Маша, в конце концов, почти задохнувшись, начала судорожно хватать губами воздух.
     -Прости, - шепнул ей Вадим, - я забыл, что у меня лёгкие пловца…
     Маша ничего ему не ответила и, стараясь не отрываться от его губ, расстегнула на нём сначала рубашку, потом ремень…
     -Мы славно репетировали дома, в душе, - проговорила она, - давай сегодня сыграем премьеру.
     -В смысле чего?
     -В смысле, я тебя сейчас буду мыть, Пушкин.
     -That?
     -Я внимательно читала инструкции – ты должен быть очнь-очень чистым!
     -Ты забыла снять босоножки…
     -Пусть они расклеятся, я их ненавижу!

* * *
     …Из душа вышли мокрыми, непрерывно целовались, и с них потоками текла вода. Маша протянула руку, на ощупь стащила с крючка в стенном шкафчике банный халат и кое-как, не глядя, накинула его на одно плечо Вадиму. Он, не отрываясь от неё, на ощупь, сунул руки в рукава. Получилось комично – халат на мокрую кожу сел косо и застрял - одно плечо Вадима кокетливо выглядывало из ворота. Разбираться с такими мелочами и хихикать над тем, что в таком виде он похож то ли на патриция то ли на гея, уже не было времени, а, между тем, он был точно похож на кого-то из них...
     -Я так тебя люблю, Солнце, - сказал Вадим, обнимая ладонями её голову и целуя всё, до чего мог сейчас дотянуться, - ты – моё всё. Я готов расшибиться в лепёшку, лишь бы ты улыбалась так, как сейчас, и никогда не плакала. Как же я раньше без тебя обходился? Невероятно…
     -Но я же всё равно люблю тебя сильнее, мой плейбой. Ты никак не можешь это усвоить!
     -И это - повод для дискуссий. А сейчас - у нас с тобой обязательно будет дочка…
     -Да, я знаю. У нас с тобой будет именно дочка – я давно знаю это и несколько раз уже видела её во сне.
     Маша толкнула его в кресло, а потом медленно опустилась на колени и, как можно незаметней, открыла пресловутую "баночку с делениями"…
     Глаза в глаза. Она нарочно состригла ногти, "под корешок", чтобы не поранить его. И им больше ничего не нужно было говорить сейчас. Это был тот самый момент истины, тот самый миг, когда двое сливаются в одно существо и понимают друг друга по вздоху, по взгляду, по мимолётному жесту…
     Едва защёлкнулась крышка "баночки с делениями", Маша попыталась было подняться на ноги, сжав эту драгоценность в кулачке. Вадим тут же потянул её за руку.
     -Стой, - сказал он. – Куда? А поцеловать?
     Она улыбнулась, села к нему на колени (как пришлось, с размаху, немного неловко, как-то бочком, почти верхом – потому что он довольно резко потянул к себе). Вадим разжал её кулак и, мельком взглянув на "драгоценность" в баночке, отставил в сторону.
     -Ты - девушка из мечты. Мисс "мой июль"!
     -Миссис! – поправила Маша, отвечая на поцелуи и одновременно чувствуя его тёплые пальцы между своих бёдер. – Я – миссис! Твоя миссис июль!... Ты что это делаешь, Димка?
     -Вычитаю из своей реплики не одно, а два слова: "ничего" и "нельзя", - сказал Вадим, продолжая её целовать.
     -Не сходи с ума… Ой, боже мой!

* * *
     Сначала – сильно тревожило, как Маша перенесёт очередной наркоз. Когда расставались перед новым испытанием, очень старались не привлекать к себе чужого внимания. Зимой-то, помнится, заслужили перешёптывания и странные взгляды персонала, который наверняка решил, что Лапины опасаются "врачей-вредителей" и подвесили "недоверчивым пациентам" не очень лестный ярлык. Сегодня – лишь сжали друг другу руки, и Маша, уходя, постаралась не оглядываться. Хотя… наверное, сложно остаться одними из многих после россыпи извинений перед персоналом за то, что "немного намочили на полу". Маша уж очень хотела затереть за собой лужи, но так как не нашла того, чем это можно сделать, обратилась с просьбой выдать ей хоть что-то подходящее. Работники клиники только поулыбались (у обоих были мокрые волосы), сказали: "Ничего страшного" и вызвали уборщицу…
     Мини-операция носила зловещее название (или это только казалось Вадиму) – "Пункция фолликулов и получение ооцитов", но длилась неубедительно коротко – меньше получаса. Он просидел в холле, недалеко от поста медсестры, всю операцию. Когда уже начал понемногу нервничать, сообщили, что всё в порядке, Маша "пришла в себя, полностью ориентируется в пространстве и ведёт себя адекватно". Теперь полагалось ждать ещё два часа. Съездил в ближайшее кафе, выпил… нет, не коньяка и не кофе - зелёного чая с лимоном. Потребности в кофе совсем не ощущалось – адреналин и без того зашкаливал. Официантки в облегающих блузках и мини-юбках красиво прогуливались между столиков походкой "от бедра"... Возникла мысль пообедать тут, но хорошо бы, между прочим, дождаться Машу…
     Когда вышел из кафе, часы показывали почти пять часов дня. Свежее утро незаметно обернулось тёплым, приятным и не таким уж жарким солнечным деньком. Сел на скамейку в парке, недалеко от клиники, и риторически подумал: "Когда ещё зачинать детей, как не в такой день?". Включил телефон, увидел множество пропущенных вызовов. Перезванивать никому не стал. Решил ждать, когда кто-нибудь сам позвонит. Первой позвонила Евгения. Маша посчитала нужным посвятить её в суть своей задумки, суть которой в том, чтоб заняться любовью "на расстоянии руки", да ещё и зачать, в результате, наследника. Евгения задала Вадиму уйму вопросов, в том числе и "самый злободневный" – удачно ли прошло "это"? Вадим сдержанно ответил, что прошло "это" удачно, а теперь Маша "ещё там", она сама расскажет то, что посчитает нужным. Евгения с облегчением вздохнула и поздравила. Позвонила мама. "Дети, вы где пропадаете всё утро и полдня?" Ответил, что-то типа "стараемся походить на отпускников"… Звонок "Бывшей №2" проигнорировал. Недавно виделись, на выпускном, за это время вряд ли произошло что-то не терпящее отлагательств. Ну, разве что она желает рассказать о том, как "малыш шевелится" или... почувствовала грядущие перемены в жизни Вадима... Всегда, когда он виделся с Настей, не мог избавиться от неприятного ощущения – хронически казалось, что она о чём-то помалкивает. Неужели в тайне надеется на то, что всё вернётся?... Даже сейчас, когда носит ребёнка… Да вряд ли – решил он, наконец – она же не идиотка… Кстати, нужно прозондировать почву насчёт свадьбы – собирается Настя когда-нибудь узаконить отношения со своим испанцем или как?... Странно, но Барбара ни разу за весь день не позвонила… Мысли прервал очередной звонок. На этот раз, наконец-то, Маша.
     -Привет, - сказала она весело и доложила:
     –Дико хочу пить после наркоза. И ещё – слона бы съела, хотя немного тошнит! Исходя из всего, чувствую себя беременной!
    
* * *
     Пообедали в том самом кафе. Сидели молча, как парочка влюблённых. Постоянно встречались глазами и Маша, кажется, каждый раз краснела. Чудеса! Это после того, как она, самолично, аккуратно собрала в баночку с делениями то, что полагалось?
     -Я тебя люблю, - сказал Вадим и улыбнулся ей.
     Маша тоже улыбнулась и спрятала глаза, когда он, бережно притянув её к себе, поцеловал в висок.
     -У меня так руки тряслись, - сказала она тихо. – Глупо, да?
     -Зато у нас тобой всё получилось правильно. Благодаря тебе, Солнце… Как тебе после операции?
     -Немного неприятные ощущения, не больше… Ты всё время о чём-то напряжённо думаешь. О чём?
     -Да ерунда какая-то. Паранойя, как ты любишь говорить.
     -А всё-таки?
     Вадим опустил голову.
     -Дим, ну давай, колись, - подбодрила Маша.
     -Мне всё время кажется, - начал он и запнулся. – Всё время кажется, что я тебя изнасиловал. Морально. Ради этой баночки заставил чёрте чем заниматься… Прости, я дурак, конечно, но… Чувств у меня сейчас вагон, а это – из них, пожалуй, самое неприятное.
     Маша улыбнулась, протянула руку и сплела свои пальцы с пальцами Вадима.
     -Выходит, лишь из-за чувства вины ты впервые, в полной мере, продемонстрировал мне своё секретное оружие? Творишь чудеса только лишь пальцами, не прибегая к дополнительной помощи! - она покачала головой. - Высший пилотаж, Дим... Я тобой горжусь.
     -Гордишься? - переспросил Вадим. - Я-то опасался, что станешь злиться и ревновать...
     -Злиться? Ревновать? Ревновать к тем, которые когда-то тебя научили таким штукам? - Маша засмеялась. - Нет уж. Теперь все твои чудеса - только мои!
     -Мне хотелось, чтобы засыпая на операционном столе, ты всё ещё чувствовала меня. Потому я сделал это.
     -И я тебя чувствовала… - шепнула Маша. – Правда чувствовала. Каждое твоё прикосновение.
     -Я рад, - улыбнулся он. – И рад, что у нас с тобой, у обоих, есть руки.
     Они засмеялись.
     -А знаешь, что я хочу сказать про твою паранойю? – спросила Маша.
     -Нет. Давай, говори.
     Она взлохматила ему короткую, вьющуюся чёлку:
     -Не забивай свою светлую голову, глупый мой, любимый Димка!
     -Спасибо за глупого, - сказал Вадим. – И за любимого, конечно, тоже.
     -За что ты благодарен больше?
     -За любимого. Но "глупый" меня сильно задевает, знаешь…
     -Тогда закажи мне кофе глиссе, любимый! - засмеялась Маша.

* * *
     Погуляли по городу (Маша, как оказалось, выбросила ненавистные босоножки в урну, ещё перед операцией - теперь на ней были балетки). Оба то и дело ловили себя на том, что хотят ухватить и запомнить каждое мгновение сегодняшнего дня. В клинике повторили, что с первого раза редко кому везёт. Всего-то процентов двадцать "везунчиков"… Ещё накануне Маша шепнула Вадиму, что это, возможно, их первая и единственная попытка. Вадим, конечно, сразу стал возражать и менять её "упаднический" настрой, но тут же понял – всё верно. Для человека отчаявшегося, потерявшего надежду это верно и правильно. Потому – промолчал. Если встанет вопрос о повторении сегодняшней свистопляски, он, не задумываясь, повторит её. И Машу убедит. Непременно. Ей только, как и всегда, нужно немного времени…
     …Как бы там ни было, некая торжественность всё равно присутствовала. Домой отправились в двенадцатом часу вечера, когда сумерки уже готовились спуститься на землю. Вадим и Маша никак не могли расстаться с этим днём…
     -Чудесный день, - озвучила общую мысль Маша, когда сели в машину. – Ноги гудят! Давно я так содержательно не гуляла по экскурсиям…
     -А хочешь? – поинтересовался Вадим.
     -Хочу ли я повторить поездку в Питер?
     -Ну, например.
     -Хочу. В Питере было отлично. Есть много красивых мест на Урале – Аркаим, например. Средняя полоса, Байкал...
     -Намёки понял. Но мечтать нужно ещё смелее, Маша. На то они и мечты.
     -Что ты имеешь в виду?
     -Ну, хотя бы Чехию. Но я, на твоём месте, помечтал бы о Париже, о Ханое… Хочешь на Кубу? Говорят, это сказка.
     -А можно? – подскочила Маша.
     -Обижаешь!
     -Я тоже поняла намёки!!! Когда?
     -Выбирай.
    -Ладно, я не загадываю, потому что через девять месяцев всё у нас может кардинально измениться. Не загадываю, но обдумаю.
     -Согласен, - кивнул Вадим.

* * *
     Через час почти стемнело. В южных широтах темнеет очень быстро. Маша задумалась, глядя на огоньки за окном. Негромко играло радио с какой-то старой музыкой. Вадим уже довольно долго молчал. Маше всегда очень нравилось молчать с ним. Никакой неловкости она при этом не испытывала. Наоборот – ей обычно казалось, что они говорят, говорят и говорят…
     -Снова обдумываешь свой диагноз? – поинтересовалась Маша.
     -Мой диагноз?
     -Я паранойю имею в виду.
     -И это тоже, - кивнул Вадим. Он притормозил.
     Свернули к обочине и даже, слегка, в рощицу.
     -Нам домой пора, Дим, - заметила Маша.
     -Чуть позже. По романтике не скучаешь?
     -Смотря о чём ты.
     -Ночь, лес, тишина… влюблённые…
     -Это мы?
     -Это мы, - кивнул Вадим.
     -Так. Мне нравится. Дальше.
     А дальше – спинки кресел были опущены, радио тихонько мурчало про Chattanooga Choo Choo, Confessa, The World Is Not Enough… Нет, окна не запотели, потому что жарко не было. Наоборот, оказывается утреннее ощущение лёгкости и свежести до сих пор осталось с ними. Быть может потому, что из открытого окна так хорошо задувало вечерней прохладой и запахом каких-то луговых цветов, которые не сдались палящему южному солнцу, цветут и цветут себе... А возможно, не цветы то были, просто дыхание леса, земли, жизни… Как бы то ни было, на смену удивительному, щемяще-искреннему дню, пришла ночь. Ночь, растворяющая любую паранойю, ночь-колдунья, ворожея, нашёптывающая о том, что исполнятся любые, даже самые сумасбродные мечты. Потому что двое человек вместе. Они нашлись в людском океане, они так долго и трудно шли друг к другу, но невзгоды теперь уже позади. Дальше у них – только хорошее. Ведь они вместе. Навсегда…

ГЛАВА 3
КОГДА ГРЯНЕТ ГРОМ
     В отпуске, конечно, хорошо, это - старая аксиома. Отдыхать – не работать, и так далее. Но, само собой, готовься к столкновению с коварными подводными камнями. Что я имею в виду? Ну, допустим, человек не смог (по объективной причине) выехать в ОАЭ или Египет, чтобы азартно полазить по пещерам и тому подобным музеям. Что, если отдыхать-то всё-таки надо (даже если не очень расположен)? И главное, как настроить себя на отдых? Директор школы, например, обязательно должен вытрясти из мозгов всё своё "беспокойное школьное хозяйство" и, желательно, протереть там, не побоюсь этого слова, влажной тряпкой. Ну, протёр, и что? С утра Вадим заглянул в Интернет. Пообщаться было решительно не с кем, потому как ни сестра Кэтрин, ни друзья-испанцы ещё не проснулись. Маша сегодня убежала в ЦТЮ ни свет, ни заря (в Центре уже вовсю шли каникулы, но музыкальный театр функционирует, дел у них по горло). Пора, пожалуй, всерьёз ревновать жену к Станиславскому – иногда создаётся впечатление, что с ним она видится чаще, чем с законным супругом… Назавтра собирались отметить отпуск, свозить Даньку в дельфинарий. Скромная перспектива, но, если покопаться в причинах, следствиях, а главное – в результатах, то всё выходило очень даже ничего себе и симпатично. В основном, конечно, ждали звонка из клиники. Евгения уже не первый день была как на иголках, и все её прекрасно понимали. Ещё бы – уколы тех "иголок" ощущают, по меньшей мере, два человека, кроме неё самой…
     Вадим старался не вспоминать о том, что в библиотеке сидит Барбара (по всей вероятности, сочиняет очередное письмо для Кэтрин). Он и раньше считал, что слишком часто видеться с Барби вредно для нервной системы, а уж теперь-то совершенно точно в этом уверился. Чрезмерная доза грозит передозом (передозом, пардон за каламбурчик, БАРБИтурата). Хорошо ещё, Барбара не отличается назойливостью и настырностью – если замечает, что ей не очень рады, уходит в тень. За это Вадим ей по-настоящему признателен... От скуки почитал новостную ленту социальной сети через Машин аккаунт. Как раз в тот момент, когда там отыскалось что-то об особенностях секса с различными спортсменками и балеринами, на сотовый позвонила Ира. Взволнованно сообщила о том, что едва прилетев из Москвы, Лиза запропала. Не ночевала дома! Это как? Он не поверил ушам. Свершилось? Только вот радоваться или грустить – не понятно. Ире Лиза не звонила, телефон девочки отключен… Постарался успокоить бывшую жену – ещё и полудня нет, дочь, скорее всего, боится звонить. По правде сказать, Лиза убедила родителей в том, что мальчик у неё появится ещё очень не скоро. Вообще-то такое заявленьице показалось немного странным, и никто ей особо не поверил, но… кто знает? Лиза – большая оригиналка. Да и, в конце концов, ей восемнадцать, она взрослый человек…
     Иру-то Вадим успокоил, а вот сам – не на шутку встревожился. После звонка Иры напрочь пропало желание бесцельно и тупо зависать в интернете. Тут же набрал номер сотового Маши. Спросил, насколько успешно проходит эпохальная разработка вариантов грима для новой сказки самодеятельного театра.
     -Что-то случилось? – сразу спросила Маша. – У тебя такой голос…
     -Лиза не ночевала дома. Только что звонила Ира. Она ещё не в панике, но уже где-то очень близко. Ты когда домой?
     -Вечером. Тут полно работы… Какие у тебя мысли о Лизе?
     -Теряюсь в предположениях... Звони, когда начнёшь собираться домой, я заеду.
     -Хорошо. Держи меня в курсе событий.
    На часах - что-то около часа дня. Сидел и перебирал в голове, кому бы из друзей Лизы позвонить. А главное – что, собственно, могло произойти? Навязчиво копошилась мысль о том, что произошедшее как-то связано с Барбарой. Связано? С Барбарой? Это чем же?! Гораздо более приемлемой тут казалась версия о таинственном приятеле, о котором никому ничего не известно. Возможно, скрывала, молчала (она всего два дня назад приехала!)… Материализуется к вечеру, со склонённой головой, скажет что-нибудь вроде: "Мама, папа, я выхожу замуж"… Возможно, Вадим обрадовался бы такому повороту. Ира, конечно, обрадуется вряд ли, но из возможных вариантов развития событий этот – самый безобидный. Да, именно безобидный! Ведь должно же "это" когда-то произойти...
     -Тебе случайно не звонила Лиза? – спросил Вадим, свесившись с перил.
     Барбара выглянула из-за своей ширмы.
     -Нет, - ответила она. – Сто лет её не видела и не слышала. Только с твоих слов знаю, что она поступила в МГИМО… Случилось что-то?
     -Она дома не ночевала. Только что Ира звонила.
     Барбара заулыбалась:
     -Наконец-то твой взрослый ребёнок повзрослел по-настоящему!
     -Я бы только рад был, - сказал Вадим. – Пойду, проветрюсь.
     -Купи, пожалуйста, минералки!
     Кивнул согласно, и вышел в сад.

* * *
     Прошло уже больше месяца с тех пор, как Барбара скрывалась у них. Она старалась не показывать вида, но её буквально ломало оттого, что нет никакой возможности выйти на улицу (хотя бы в сад). Вадим и Маша (да и Данька тоже) делали всё возможное, чтобы немного скрасить её заточение. Маша хронически таскала ей различные глянцевые журналы, Вадим разрешил курить в гараже (в гараже неплохая вентиляция) и временами, допоздна, засиживался с ней в кухне. А иногда они даже выпивали вдвоём… Маша смотрела на всё это слегка удивлённо. Всё-таки она знала Барбару исключительно как девушку. Воля ваша - автомобильные темы и яростные споры о политике (да-да, такое тоже случалось!) как-то не вписывались в девичью жизнь. Ну, разумеется, нет ничего странного в том, что давние друзья время от времени дискутируют, смотрят футбол по телеку (вот это - ужас так ужас!)… Не спорю, всё выглядит вполне банально, пока своими глазами не увидишь эту пару: нежная тоненькая девушка и не стесняющийся (при ней) в выражениях плейбой. Посиживают тугейзером где-нибудь (к примеру, в гостиной, библиотеке или кухне), за коньяком или вином, и чуть не до драки спорят, скажем, о выборах московского мэра! Причём там у них в кучу и непарламентарные выражения, и типичные мужские словечки, направо-налево склоняющие физиологию обоих полов (если Данька опять у дедушки с бабушкой, они не заморачиваются, ничего не "фильтруют" и не понижают голос – рубят напропалую!). Маша чаще всего слышала "дружеские беседы" издалека, будучи в кухне, в гостиной или в библиотеке (зависело оттого, где сегодня обосновались "приятели"). Сидела в кресле, с ноутбуком на коленях, и умирала от смеха. Иногда при этом она говорила сама себе: "Кошмар! Как же я их обожаю!" Или просто шла туда, где они сидели, чмокала Барбару в щёку, а Вадима в губы, говорила: "Мальчики, вы супер!" и снова удалялась, отказавшись от призывов присоединиться. Узнав, что же на самом деле представляют из себя отношения её мужа и его старого приятеля, Маша часто вспоминала фильм "Switch" ("Подмена"). Это тот самый фильм с Элен Баркин, где покойный мужик неожиданно перевоплощается в отчаянную блондинку, которая ведёт себя абсолютно неженственно, с удовольствием ощупывает собственный бюст и надирается в баре… Маша поделилась своей ассоциацией с Вадимом – вместе посмеялись, но Барбаре ничего не сказали, чтоб не обижать…

* * *
     Сад цвёл и благоухал. Почти удушающе. Лето выдалось дождливым, а июльское солнце, которому несмотря ни на что всё равно положено припекать, устраивало ни с чем не сравнимую душегубку. Временами дышать было совершенно нечем, словно торчишь в облаке пара... Сыро, жарко. Полное отсутствие ветра (что удивительно в этих широтах). Бабочки-боярышницы тучками вьются над садом (отец с ними борется, но бабочки пока побеждают)… Через неделю-полторы (независимо оттого, как станут развиваться события в клинике) собирались всей семьёй (Вадим, Маша, Богдан и Генрих) поехать дней на пять к друзьям отца, на побережье, в сторону Сочи. Нечто невыразимо-приятное присутствовало в этих мыслях... Не сегодня-завтра они узнают, смог ли закрепиться эмбрион, а совсем скоро уже будет окончательно ясно, каковы результаты. В случае благоприятного стечения обстоятельств останется только ждать...
     Вадим отогнал все мысли и пошёл в направлении того самого гастронома, где когда-то работала Маша. Метров через сто его нагнал шелест шин. Автомобиль остановился.
     -Эй, - позвал, через короткий промежуток, мужской голос. А потом повторил:
     -Лапа, я же к тебе обращаюсь, ты чё, оглох?
     Что он сказал? "Лапа"? Лапа… Так называли Вадима в те времена, когда… Он обернулся. Верно, знакомое лицо. Правда, лицо уже порядком подзаплыло – такие бывают у пьющих людей… Имя прочно выпало из памяти за ненадобностью. "Знакомое лицо" поманил к себе, изображая любезную улыбку.
     -Кое-кто очень хочет с тобой повидаться, - сообщил "Лицо" разморенно (из-за духоты?). – Если поторопишься – это пойдёт на пользу одной милой куколке.
     Вадим невольно дёрнулся, ощутив, как в диафрагме что-то стремительно сжалось. Тут же пол-организма стянуло стальными жгутами. Он кашлянул, поперхнувшись от неожиданности. Разговаривать не хотелось, задавать тупые вопросы – тем более. Потому молчал, выжидая.
     -Прошу! – "Лицо" пригласил его жестом в машину (светлый, новенький Nissan Patrol – даже противно)…
     Вадим сел, бегло оценив обстановку. Водителя он не знал – молодой парень, очки от солнца пристроены на темечке, сигарета в зубах отсутствует (не курит?). Повезли куда-то загород. Всю дорогу "Лицо" пытался завязать разговор, но Вадим отделывался молчанием или односложными фразами. "Старого знакомого" ничто не смущало. Он напропалую без умолку говорил, балагурил, вспоминал былое, веселился сам с собой, махал руками, топал ногами, что-то изображал… Всё, что ощущал в тот момент Вадим – сильнейшая, парализующая тревога. Он был в состоянии лишь худо-бедно оценивать обстановку. К сожалению, до профессионализма Фёдора ему далеко – получив под дых от обстоятельств, тут же растерялся. Вот и приехали. А где же твоя хвалёная выдержка, легендарное хладнокровие, Вадим Ефимыч? Как ты будешь спасать Лизу, находясь в таком состоянии?... Вадим сжал руки в кулаки и зажмурился. Так. Спокойно. Без суеты и истерик (ещё чего не хватало!). Морду бить никому не будем. Не будем брать заложников, не будем угрожать, демонстрировать приёмчики и восточные мудрости. Сидеть! Сидеть тихо, не высовываться… Понемногу успокоив дыхание, открыл глаза. Автомобиль как раз прибыл на место - подъехали к большому частному дому.

* * *
     Просторный двор, по двору разгуливают куры… Кууры? И большой (гигантский!) рыжий петух. Вадим решил, что на заднем дворе тут обязательно должны быть клетки с кроликами (полуферма или средневековый замок – что ближе по определению?). В остальном – типичный домишко типичного денежного мешка. Три этажа, стилизация под готику – всё стремится вверх, изящное утончённое, витражи на окнах. Не иначе – спецзаказ и, скорее всего, это женская идея – уж очень стильно... Забора нет, но наверняка ведётся видеонаблюдение – камер понатыкано, и все они… верно, отовсюду глядят красные лампочки... Прошли веранду, миновали высокие, узкие двери. Далее следовал коридор - узкий, высокий, длинный (именно такой, какого и следовало тут ожидать). Прохладно, несмотря на июльскую духоту. Наверняка, помимо видеокамер, дом напичкан кондиционерами. Под потолком сияют целые грозди галогеновых ламп, оттого свет тут достаточно яркий. Даже не так – свет в этом коридоре ОТВРАТИТЕЛЬНО яркий … "Лицо" остановился возле входа в боковую комнату и лакейским жестом показал: "Прошу". Вадим шагнул в темноту, сразу почувствовав густой запах табачного дыма. Разглядеть смог только стол, покрытый сукном. Наверняка на досуге хозяин режется с гостями в покер…
     -А-а-а, кто к нам пожаловал!
     Постарался присмотреться к обстановке. После солнца на улице и слишком светлого коридора, довольно сложно ориентироваться в полумраке…
     -Ашот, включи папе бра, - обратился к кому-то всё тот же голос.
     Вадим обернулся. На стенах зажглись несколько светильников, имитирующих канделябры со свечами, озарив комнату мягким светом. Увидел Ашота – детину с шерстяными руками, который в данный момент как раз снимал мощный палец с клавиши выключателя. По другую сторону двери стоял ещё один, раза в полтора больше и выше Ашота, русский, судя по (сто процентов сломанному) курносому, носу.
     -Как доехал? Не трясло? – поинтересовался "папа".
     Вадим повернулся, теперь уже, на голос. Очень полный, с большой проплешиной человек сидел в кресле, аристократично держа в пальцах тонкую сигарету, из которой струился голубой дымок. Человек одет в майку-алкоголичку и шорты по колено. На его груди кучерявилась растительность, а из шорт смешно выглядывали волосатые, толстые, корявые ноги. Завершали картину розовые "сланцы". Вадим мысленно прозвал человека "Толстяк". Перед Толстяком красовался сервировочный столик, ломившийся от фруктов – огромный виноград, разрезанные дыни, бананы, манго, персики, груши. Посредине стола – ведёрко со льдом, и в нём графин с водкой! Это в такую-то жару? Вадима передёрнуло от омерзения.
     -Я вас знаю? – спросил он.
     Тот расхохотался:
     -Поиграем в "Что? Где? Когда?" Неужто я так изменился? Ну да, погрузнел, но так ли уж невозможно меня признать, Лапа?
     Вадим всмотрелся. Нет, ничего. Никаких ассоциаций или догадок.
     -Пара десятков шахматных партий, несколько ящиков водки… Ничего не напоминает?
     -Вольдемар? – сказал Вадим, потрясённо постигая невозможное. – Серьёзно?
     -Ну, наконец-то, - заулыбался Толстяк. – Быстро ты забыл старых друзей. Сколько лет прошло? Семь? Девять?
     -Да мы, вроде, и не дружили никогда, - он пожал плечами.
     -Ну, для кого как. Присаживайся. Сигарету?
     Вадиму пришлось сесть в предложенное кресло напротив Вольдемара. От сигареты он отказался. Ашот смирно стоял возле входа, но наверняка сверлил глазами затылок гостя. Судя по знаниям, полученным на уроках восточных единоборств, совершать резкие телодвижения сейчас небезопасно, можно, пожалуй, чувствительно по чайнику схлопотать. Необходимо двигаться плавно, не торопясь, по возможности не лазить по карманам... Вадим считал, что он очень далёк от всякого рода военных и оборонительных тактик, никогда не принимал всерьёз свои занятия с Фёдором. Судя по всему, зря, ведь кто может знать, что за сюрпризы кроются "за поворотом", если ты имеешь в своём арсенале темноватое прошлое? За примерами далеко ходить не нужно: Вольдемар откуда-то вырулил со своими амбалами – кто бы мог подумать…
     На самом деле Вольдемара зовут Вова. Примерно за год до того, как повесилась та девчонка в ванной, а Вадим порвал с Зойкиной компанией, этого самого Вову посадили на три года за какие-то махинации с чем-то там… А ещё чуть раньше, на протяжении двух лет, Вадим и Вольдемар играли в шахматы. На них делали денежные ставки. Неплохо играли кстати. Тогда Вова-Вольдемар был довольно худеньким смазливым украинцем, с начинающей редеть макушкой и высшим экономическим образованием… Украинцем он, конечно, остался и по сей день, но опуститься до похищения людей?.. "Трансцендентно" – подумал Вадим (иногда, если ситуация зашкаливала в плане своей драматичности или опасности, он начинал изъясняться не столько по-английски, сколько в мудрёных терминах). Прежде Вольдемар, вроде бы, относился к разряду безобидных дельцов, а раз уж дошёл до крайностей… Если Лиза действительно у них… Конечно, у них – иначе к чему намёк, сделанный "Лицом" в машине? Намёк-то сделан далеко не прозрачный. Даже сам Вадим узнал об исчезновении дочери всего-то минут пятьдесят назад! Короче говоря, если Лиза вправду у них, то ставки в нынешней игре слишком высоки. Значит, родной, засовывай-ка свою гордость в одно не слишком отдалённое место. Перед тёплой компашкой наверняка придётся поунижаться. Ты готов?
     -Только не говори мне сейчас, что заскучал по былому увлечению шахматами, - сказал Вадим холодно. – Аберрация чистой воды…
     -А неплохо было бы, - хохотнул Вольдемар. – Девочек это сильно заводило. Помнишь?
     Вадим промолчал, а Толстяк безмятежно продолжал:
     -В жару я предпочитаю заниматься делами и игрищами дома, без выездов, знаешь ли…
     -Ты милую хату себе отстроил, - заметил Вадим.
     -Да, хороший дом. Моя жена руководила проектом. Я тебя потом с ней познакомлю – бой-баба.
     -Не испытываю особого желания.
     -Ах, да, да, я и забыл - желания у тебя теперь совсем другие. Ты опять женился, как я слышал? И жёнушка твоя, говорят, ничего, а? И фасадец не подкачал. Девчонки у тебя всегда были красивые и фигуристые, что точно, то точно.
     Вадим спокойно проглотил и "фасадец", и всё остальное, а Вольдемар катил дальше:
     -Ну, ещё бы – ты ж и тогда и теперь - наш супер-мупер мачо. Я б даже больше сказал, что с возрастом ты, как хорошее вино, только лучше становишься. Осанка, плечи - правильно, что не качаешься, не надуваешься воздушным шариком, всё натуральное у тебя.
     -Откуда такая осведомлённость? Нарочно справки наводил?
     -Слухами земля полнится, дорогуша. А что до твоей жены, так видел я её не далее, чем вчера, с мальчиком. Это, видимо, твой сын от Зойки?
     Вадим молчал.
     -Соска – вот такая! – он показал большой палец. – Одобряю. И титюны неплохие. У моей, правда, побОлее, но твоя – такая длинноногая! С ней я б тоже сыграл в маму и папу.
     -Я не понял – твои орлы притащили меня сюда только для того, чтобы мы с тобой мило побеседовали на тему прелестей моей жены?
     -И об этом тоже, - загоготал Вольдемар и толстое его брюхо при этом задёргалось.
     -Где моя дочь? – Вадим повысил голос, чтобы заглушить хохот.
     -А вот это – уже вопрос по существу, - сказал "папа", перестав смеяться. - Я тоже задам тебе вопрос по существу. Идёт?
     -Валяй.
     -Барбару давно видел?
     -А какая тут связь?
     -Дурачка-то не строй из себя. Повторяю вопрос: Барбару ты давно видел?
     -С месяц назад. Она куда-то уезжать собиралась.
     -Куда? – оживился Вольдемар.
     -Не помню. За границу кажется. Спешно визу оформляла или что-то типа того.
     -А почему же до меня дошли слухи, что три дня назад она ошивалась возле твоего дома?
     Вадим пожал плечами:
     -Три дня назад? Может и ошивалась. В среду нас весь день дома не было. Я не в курсе её перемещений по городу и по стране. В отпуске обычно отключаю телефон, а потому не имею ни малейшего понятия, где она. Сотовый оператор не слишком любезен и не сообщает мне о пропущенных вызовах при выключенном телефоне.
     (А какая разница, соврал или нет? Ну, соврал. Ну, сообщает оператор о вызовах… По-вашему, надлежало выложить всю правду?)
     -Быть может, тебе неизвестно, почему мы её ищем? – снова полюбопытствовал бывший Вова.
     -Представь себе, нет. Мне вообще не интересно, какого чёрта тебя вдруг заинтересовал этот транс.
     -Ой ли? – Вольдемар прищурился и прикрыл один глаз, будто прицелился.
     -У меня только одна версия – тебе захотелось экзотики. Попал?
     -Ну, скажем, попал, - согласился тот. – Не дай пропасть, скажи, где найти?
     -Я же сказал – не имею понятия. С тех пор, как она сделала операцию, и начала жрать гормоны, я с ней не общаюсь.
     -Брезгуешь, не иначе?
     -А какой теперь с неё толк, кроме секса? К тому же – дура-дурой.
     -Зря ты так презрительно. Много теряешь - ходят слухи, что она хороша всеми своими тремя сладкими дырочками, - хохотнул Вольдемар. – Раньше было две, теперь вот - три.
     -Где моя дочь, сволочь? – повторил Вадим тихо.
     Вольдемар криво ухмыльнулся, отправил в рот несколько виноградин и зачавкал.
     -Она же девственница, твоя дочурка, если не ошибаюсь? Сохранил в неприкосновенности? Молодец! Товар очень дорогой. Что мне мешает накормить её амфетамином и сдать за кругленькую сумму? Желающих – море разливанное!
     Вадим еле удержался, чтобы не перевернуть, к чёртовой матери, сервировочный столик со всем его содержимым, и не дать Вольдемару в жирную морду. Остановило только одно – если сделать подобное, то его, в лучшем случае, изуродуют. Ашот с шерстяными руками, например, только и ждёт, когда у "гостя" сдадут нервишки.
     -Адресок Барбары мне нацарапай всё-таки, - продолжал между тем Вольдемар, - а я, несмотря на то, что сволочь, и куколку-дочку отпущу, и тебя в покое оставлю. По рукам?
     Вадим взглянул на подвинутый ему листок бумаги.
     -Ну, не убедил ты меня, - задушевно посетовал толстяк.
     Прошло около минуты. Вадим посмотрел толстяку в самые глаза, заплывшие, но острые, как иголки. Тот терял терпение - беседа ему, по всей видимости, наскучила. Он стал перебирать короткими, толстыми пальцами, раздражённо царапать себе локоть (сигарету задавил в пепельнице)…
     -Что-то я не разберу, - сказал, наконец, Вольдемар, - ты в самом деле стал таким правильным или прикидываешься? Помилуй, мне ли забыть тот пикничок в Геленджике? А Кабардинка? Та неделя – помнишь? Это было нечто! Золотые деньки! Наши бабы подолгу обсуждали, как виртуозно ты их трахал, наперебой опытом делились. Даже дрались друг с дружкой из ревности! Раньше, помнится, ты был более сговорчивым и компанейским. А может быть… Нет, я не верю! Неужели тебе теперь хватает только одной бабы, а? Обмельчал, дорогуша Лапа, обмельчал. Зарывать в землю такой талант – преступление. Твоим "идеальным размерам" бабы тоже дифирамбы пели, недвусмысленно при этом облизывались. До сих пор эти циферки записаны в моей записной книжке (тебя штангенциркулем измеряли, не иначе!), как бабский эталон: "18,1Х4,3". Ты мог бы стать очень богатым человеком – с твоей внешностью и незаурядными способностями в постели. Кстати, как у тебя с последствиями французской болезни, не беспокоят?
     -Меня, в данный момент, беспокоит только одна вещь, - сказал Вадим (остановиться он уже не мог). – Вопрос - что нужно есть, чтобы нажрать себе такие, как у тебя, рожу и брюхо. Дай рецептик? Подарю злейшему врагу.
     -Издеваешься, пархатый? – улыбочка, как по волшебству, исчезла с обрюзгшей физиономии, – Думаешь, я шуточки шучу? Барбару ты мне достанешь. Хоть из-под земли. Сроку даю – трое суток. По идее, нужно бы до завтрашнего утра, или, к примеру, сегодня до полуночи, но я не жадный. Славяне любят размах и широту (тебе не понять). А через трое суток мы с тобой снова повидаемся. В зависимости от того, насколько ты будешь разговорчив при нашей повторной встрече, я либо отпущу тебя на все четыре стороны, либо мои "орлы" увезут твою куколку-дочку к заказчику, а потом, прям перед носом у тебя, займутся красоткой-женой (и не говори мне ничего о полиции, не смеши). А вот тебя я - оскоплю. Лично. Не откажу себе в удовольствии. "Идеальные размеры" помещу в формалин, чтоб гостям демонстрировать и задушевно рассказывать о том, сколько баб на своём веку повидали эти размеры! Получи, для наглядности, задаточек.
     Далее всё произошло так быстро (судя по всему, было распланировано заранее), что Вадим ничего не успел (да и не смог бы, ведь против лома нет приёма) ни сообразить, ни предпринять. Чьи-то железные руки мгновенно и легко, как пушинку, выдернули его из кресла, заломили назад локти (наверняка это сделал курносый симпатяга – весовая категория у него и Вадима не совпадает килограмм на тридцать!). А Ашот с меховыми руками вырос, словно из-под земли, и коротко, но мастерски-точно рассчитав силу (чтоб не изувечить, но нагнать неслабое "бо-бо"), припечатал коленом в пах. МастерА своего дела, что тут скажешь! Горло мгновенно перехватило, в глазах всё подёрнулось траурной пеленой, а в ушах начался истошный звон. Железные руки тут же отпустили, и Вадим обрушился обратно в кресло. От удара о сидение он ощутил новый приступ боли, и невольно согнулся пополам. К счастью, выдержки хватило чтобы не проронить ни звука… Постепенно из колючего, гудящего мрака выплыло лицо Толстяка и посмотрело с состраданием.
     -Что, доходчиво объясняют ребятки? Неслышно движутся, быстрые, как хищники, и силища непомерная – два года с Японским инструктором обучались премудростям якудза! Гордость моя!
     Вадим с трудом, но вник в его слова. Так вот вы какие, ушлёпки с катанами!
     -Пижоны, - неожиданно для себя, хрипло и насмешливо произнёс Вадим. Терять было нечего. – Катаны-то хорошо припрятали?
     Очевидно, это была не совсем та реакция, которую ожидал Вольдемар, а потому смысл сказанного от него ускользнул (а "ниндзя" отошли уже достаточно далеко, чтобы расслышать).
     -Что-что? – переспросил Толстяк недоумённо.
     -Мысли вслух.
     Боль отступала очень медленно (да и не отступала она вовсе, вот зараза!), заставляя внутренне содрогаться с каждым новым её возвращением при малейшем движении. Но, несмотря ни на что, Вадим понимал: они не победили. Им не удалось даже втоптать его в грязь перед самим собой. Может быть и у Барбары ещё есть шанс остаться в России? Фёдор говорил что-то про программу защиты свидетелей… Мысли пролетели в голове хороводом, мгновенно, дружно, с присвистом.
     -Хм, а ты ничего, - проговорил Вольдемар несколько озадаченно. – Я-то, грешным делом, думал, что ты силён только с бабами… - сказал он и как бы спохватился:
     -А захочешь - иди ко мне евнухом, жену мою сторожить. Ведь, после второго нашего с тобой свидания, ты ни на что, кроме должности евнуха, годен уже не будешь. Чего я тебе искренне не желаю при такой жене.
     -Благодарю за заботу, - ответил Вадим и с усилием демонстративно выпрямился. – Отличная перспектива, только мне куда больше нравится по-старинке…
     Сказал так и сообразил: это что ж, выходит, уважает Вольдемар его "былые заслуги", ведь мог бы прямо здесь и сейчас, с помощью своих "якудза", навсегда изуродовать… Или ещё вариант - опасается мэрского гнева... Вадим никогда не впутывает отца в свои дела, но тут у нас, на минуточку, похищение любимой внучки мэра!… Нужно было глаза мэрскому сынку завязать что ли, чтоб не понял, куда возили… Ха! Трындец вам всем, Вова!
     -За это нужно выпить! – весело (и в тему) воскликнул очухавшийся от удивления Вольдемар.
     Похахатывая, из того самого графина он налил себе стопку водки, а Вадиму – стакан.
     –Ей богу, мне всегда нравился этот жид, чтоб я пропал! Выпьем же за то, что ты, Лапа, ещё не окончательно превратился в дерьмо!
     Он вручил Вадиму хрустальный стакан и звякнул об этот стакан своей стопкой. Вадим выпил предложенное одним махом, почти с благодарностью, не почувствовав ни вкуса, ни запаха.
     -А пьёшь ты до сих пор как русский, - заметил Вольдемар - теперь уж точно с долей уважения. – До дома доставить не смогу, уж извини, Лапа.
     -I excuse //Извиняю//, - сказал Вадим и поднялся.

* * *
     Выйдя из комнаты в светлый, длинный коридор, Вадим сконцентрировался, чтобы удержать вертикаль. Прихрамывая сильнее обычного, он направился к выходу, который призывно маячил перед глазами ещё более белым квадратом, чем галогеновое освещение. По сторонам опять не смотрел, хотя видел боковым зрением: тут много чего интересного – и подлинники картин, и антиквариат, и какие-то редчайшие штуковины вроде бейсбольных бит… Бейсбольные биты? Нелогично, при Вольдемаровской-то славянофилии… А что бы это могло быть в нашем "славянском" случае? Биты для лапты или "городков"?... Отвлечённые мысли помогали чуть абстрагироваться и от мыслей о Лизе, и от боли. Да уж, если б не анестезия в виде водки, ему сейчас пришлось бы значительно труднее…
     Едва добравшись до дверного проёма, он столкнулся с какой-то женщиной. Она что-то воскликнула, должно быть, возмутилась тем, что её чуть не сбили с ног. Извинения просто застряли бы у Вадима в горле. Ну не желал он просить прощения ни у одной здешней особы, даже если эта особа женского пола! Потому, ничего не сказав, прошёл мимо. Мельком взглянул и не замедлил шага. Только несколькими секундами позже, словно зафиксированное на фотоплёнке, её лицо вновь вспыхнуло перед глазами. Реальность? Галлюцинация? Он оглянулся. Женщина стояла в дверях и смотрела ему вслед. А вот это – уже слишком!... Тем не менее, не ошибся – Руслана Вахидова стоит и смотрит на него. Вадим отвернулся и тяжело пошёл дальше.

* * *
     Руслана догнала Вадима, когда он прошёл уже порядочное расстояние по асфальтовой дороге, ведущей к автостраде. Большущий дом и все его красноглазые видеокамеры остались далеко за деревьями.
     -Вадим Ефимович!
     Не остановился. Руслана продолжала говорить набегу, размахивая в воздухе пачкой сигарет, которую держала в руке:
     -Я не шпионка, честное слово! Я слишком уважаю вас, чтобы сделать какую-нибудь гадость, вы можете мне доверять! Ну поверьте мне, пожалуйста, Вадим Ефимович!
     Должно быть сложно, с пятым номером бюста, на шпильках, догонять человека! Вероятнее всего - то, что Руслана проделывает сейчас, из области героических поступков… Ей, наконец-то, удалось поймать его за руку. Вадим вынужденно остановился. Руку тут же выдернул из её пальцев - глупо, по-детски, но плевать он хотел на условности!
     -Я понимаю, что вы чувствуете, - говорила она, запыхавшись и тщетно стараясь словить теперь хотя бы его взгляд. – Это не нарочно вышло на самом деле. Мой первый визит в ваш кабинет – действительно случай. Потом уж, когда ОНИ узнали, что я начала с вами общаться, стали расспрашивать и науськивать. Вы очень их интересуете, Вадим Ефимович! Но я ничего им не рассказывала, я, большей частью, врала и сочиняла. У меня – богатая фантазия!
     -Не сомневаюсь, - хмыкнул Вадим.
     -Я не задала вам ни одного вопроса из тех, что они просили задать и не сделала ничего из того, на что они меня подбивали.
     -Ты – смелая девушка, - насмешливо сказал Вадим.
     -Зачем вы скрываете от них, где прячется эта проститутка? У вас из-за неё теперь столько проблем! Она – свидетель того, чего не должна была видеть. Скажите им, где она, и вам сразу вернут дочь, я прослежу. Да они и не замышляют ничего дурного в отношении вашей девочки, они лишь решили вас попугать немного! У них есть ручные головорезы, которые, если их держать на поводке…
     -Я одного не понимаю, - перебил он, - как же мне в голову не пришло, что ты – подсадная утка? Я даже… испытывал к тебе определённые чувства – ты образованный человек, наизусть читаешь Цветаеву, с тобой было интересно просто общаться! За всю жизнь так и не научился бегло идентифицировать б…дей, мне это, видимо, не дано – столько раз уже покупался, как болван! Но ты, Руслана, это действительно нечто. Тут можно только склонить голову.
     -Зачем вы так? – подбородок у неё начал дрожать, но она справилась с собой и слёзы не появились.
     Вадим резко развернулся и пошёл дальше по дороге. Руслана снова последовала за ним, как хвостик. Он остановился, пройдя метров двадцать.
     -Прости меня. Выпускаю пар, - сказал он, виновато взглянув.
     -Прощаю. Ещё не такое слыхала в свой адрес. Тут дело в том, кто говорит. От вас слышать подобные слова – однозначно больно.
     -Как же ты попала в эту помойку, бедняжка?
     Руслана понурилась:
     -К несчастью, в своё время мне не встретился такой человек, как вы. Мне встретился Вольдемар… А у меня – сын, которого нужно растить и учить, больная мама, которая месяцами лежит в больнице. Меня купили… Судя по всему, я ничуть не лучше той вашей проститутки…
     -А я уже было подумал, что сын – часть твоей шпионской легенды.
     -Я не шпионка и у меня действительно есть сын, который мечтает о Бауманке… Вот тут адрес дома, где они прячут вашу дочь.
     И она вытянула из своего красивого декольте маленький листочек бумаги, протянула Вадиму.
     -Там меня встретят ваши "ручные головорезы" с катанами наголо… – он принял свёрнутый вдвое листочек.
     -Насколько мне известно, там почти нет охраны, а которая есть - совсем не головорезы. Девочка просто сидит под замком, её кормят – я сама только что отправила очередного посыльного... Но если кто-то узнает о том, что я передала вам этот адрес, меня уничтожат и уничтожат всю мою семью, а потому, пожалуйста, никому ничего не говорите. Лучше всего будет, если вы запомните адрес прямо сейчас, и я тут же сожгу бумажку.
     Вадим развернул листок и прочитал. Чуть не проорал трёхэтажную нецензурщину, которую я не рискну тут воспроизводить даже в "запИканом" виде. К счастью (к счастью? какая разница?), проорал он это мысленно.
     -Что такое? – встревожилась Руслана, от которой не укрылась его реакция.
     Вадим качнул головой отрицательно и ничего не сказал.
     -Выдайте им эту проститутку, и избавитесь от проблем, - настойчиво повторила Руслана.
     -Жизнь самых близких мне людей зависит от того, совершу ли я подлость. Какой я, к шуту, педагог, после того, как предам своего старого друга?
     -Так она ваш друг?
     -Друзей не выбирают, - риторически заметил Вадим.
     -Тоже верно. Но дочь-то всё равно ближе… Что они с вами сделали?
     -It's beside the point… //Это не относится к вопросу…//
     -Вы же с трудом на ногах стоите… Вас что, били?... Сигарету хотите?
     -Да, пожалуй…
     Она вытащила сигарету из пачки, которую держала в руке и протянула её Вадиму вместе с зажигалкой, невесть откуда появившейся (неужели тоже прятала в декольте? Удобно, ничего не скажешь).
     Вадим затянулся, отдал ей зажигалку и листок. Руслана тут же щёлкнула зажигалкой, сжигая листок. Не прощаясь, пошёл дальше, к шоссе. Его телефон был выключен уже примерно час. Ира звонила практически беспрерывно, а ему нечего было ей сказать. Он уже пытался её успокаивать – тщетно… А вот интересно, что будет, если сообщить ей о том, что дочь не просто пропала, её похитили?...
      На шоссе выбросил недокуренную сигарету на асфальт, наступил... Чёрт, какая же всё-таки мерзотина! И не помогло совсем… Тормознуть машину не составило никакого труда. Теперь проблема состояла в том, чтобы найти хоть какой-нибудь телефон. Проще позвонить со своего сотового, но, несмотря на заверения Русланы в безобидности тёплой компашки (которая запросто порубила несколько человек, но сердобольно напоила его водкой), рисковать он не стал. Решение пришло само – попросил остановить машину возле городской администрации. Вадим знал там едва ли не всех вахтёров. Ему запросто разрешили сделать несколько звонков… Фёдор не стал задавать лишних вопросов. Он только спросил: "У тебя новости?", после утвердительного ответа, заинтриговал: "У меня тоже", и пообещал приехать через полчаса. Вот только куда?
     -В ЦТЮ, - сказал Вадим. – На вахте спросишь, где меня найти.
     -Что такое ЦТЮ?
     -Дворец пионеров.
     На этот раз дальнейших пояснений не понадобилось.
     Хотел набрать номер Иры, но раздумал. Когда в последний раз с ней говорил, сказал: "Как только что-то узнаю – позвоню". После этого отключил телефон. Вывалишь на неё всю инфу, которая есть и Ира, скорее всего, хлопнется в обморок (есть от чего). Так что лучше уж пока помолчать…
         
* * *
     -Ты рано, - Маша едва взглянула на него, изучая какие-то записи в тетрадке. – Я ждала тебя через часик.
     Вадим вошёл, закрыл за собой дверь, подвинул стул и сел, слегка поморщившись.
     -Почему молчим? – улыбнулась Маша, по-прежнему глядя в тетрадь.
     -Размышляю, с чего бы начать.
     Она повернула голову, настороженно посмотрела и тут же отложила свои записи.
     -Случилось что-то? На тебе лица нет… Что-то с Лизой?
     -Если скажу, что её похитили, прозвучит театрально?
     -Если честно, это звучит как продолжение триллера о мужиках с катанами.
     -You are perceptive. I've always said it. //Ты проницательна. Я всегда это говорил.//
    Несколько секунд Маша смотрела на него, потому что ровным счётом ничего не шло ей в голову. Она слишком ушла в творчество и мысли о насущном находились теперь очень далеко. Приходилось ловить эти мысли налету складывать и утрамбовывать... Так или иначе, полупонятная фраза на английском вызвала нешуточную тревогу. Если он говорит на английском, то неспроста – это означает, что контроль почти потерян! Это означает, что Вадим не в себе…
     -Ты пил? И… курил? – Маша даже отшатнулась, когда поняла это. – Не молчи! Дима! Что за беда случилась???
     -В среду, пока нас тобой не было дома, мадемуазель выходила, за каким-то дьяволом, в народ. На ловца и зверь бежит - её срисовали именно те, кто очень хотел с ней повидаться. Естественно, люди сделали верные выводы (нужно отдать им должное), и, недолго раздумывая, продолжили наш расписной триллер гангстерскими выкрутасами с похищением людей. А теперь вот - пошли на шантаж.
     -Так это не шутки?
     -Какие шутки, Маша? Я был в гостях у общих наших с Барбарой знакомых. Оказалось, что шапито в "Домишке Лесника" – дело рук наших старых приятелей, чтоб их… Мне популярно объяснили, что шутить никто не собирается. Но зато я теперь знаю, где искать Елизавету, и воочию видел тех, кто порубил народ катанами.
     -Мы по-прежнему внутри триллера? Бред какой-то. Они что, тут же и сказали, где она?
     -Твой муж, Sun, настоящий кладезь. У него везде полезные знакомства. Даже в логове бандюганов. Там нашлись доброжелатели, которые сказали.
     -А дома ты был? Барбара в курсе того, что натворила своей безалаберностью?
     -Если я её увижу, я её убью. Потому, от греха, тормознул на шоссе тачку и приехал сюда, к тебе.
     -Так, - Маша поднялась со стула. Поднялась не потому, что хотела что-то сделать, а потому, что не могла больше сидеть. – А Ире позвонил?
     -"Ты только не волнуйся, нашу дочь украли потому, что её отец – идиот идиотский?" – усмехнулся Вадим. – Не звонил. I am looking for words. //Ищу слова.//
     Маша, склонившись, обняла его.
     -Спокойно. Дим, спокойно, - пробормотала она, почувствовав, как он сжался от её прикосновения. Ему же больно! – Тебя что, били?
     Маша отстранилась и взглянула чуть сбоку.
     -Ребро сломали? Что?
     -Врезали по фаберже, и влили стакан водки. Если бы не водка, то я, наверное, позорно выл от боли…
     -Дима… - она присела перед его стулом, взяла за руки и с состраданием заглянула в глаза.
     -Да всё уже лучше гораздо, не драматизируй…
     -Да уж, я вижу насколько тебе лучше. Нужно Феде позвонить.
     -Я звонил, сообщил о похищении Лизы. Он скоро заедет. Маша, она же совсем рядом, на нашей улице, через дорогу. Дом кому-то продали и теперь там ремонт. Никогда бы в голову не пришло!
     -Ремонт? Это тот самый фиолетовый домик, над которым мы с тобой недавно потешались?
     -Тот самый, - кивнул Вадим, снова едва заметно поморщившись.
     Маша это увидела.
     -Вот что, - сказала она решительно, - я сейчас сбегаю в магазин за пивом. Держи ключ, закроешь дверь изнутри и посиди тут. Может Костя постучать, но вряд ли – он со студийцами. Сегодня последний день репетиций перед каникулами, у него много чего есть сказать, так что… Больше тут никого нет, кроме сторожа. Все в отпусках…
     -А зачем нам пиво? – не понял Вадим.
     -Я очень внимательно смотрю сериалы, и очень хорошо помню рецепт от твоей проблемы.
     -Нужно пить пиво? Я не пью пиво, ты же знаешь.
     -Ты и правда идиот, - вздохнула Маша безнадёжно, погладила его по голове, а потом поцеловала в макушку. – Пиво всегда холодное - холодная бутылка должна помочь – Винчестеры в этом деле разбираются.
     И уже уходя, повернулась от двери:
     -Думаешь, Федя поможет?
     -Не сомневаюсь.

* * *
     Вадим не стал запирать дверь на ключ. И правильно сделал – не прошло  пятнадцати минут, как в гримёрку заглянул Фёдор.
     -Привет, чувак. Ты выглядишь побитым, как моя жизнь, -  он уселся на Машин стул. – А напился с какой радости?
     -Не сам напился. Старые приятели напоили.
     -Как обычно – всё успеваешь. Давай, рассказывай, что узнал.
     Вадим выложил ему, что знал. Точнее, как мог, обрисовал ситуацию. Про охрану, приставленную к Лизе, не забыл, а про то, каким пинком его наградили в финале, Фёдор буквально клещами вытянул. Вадим, как мог, сопротивлялся, но куда уж ему устоять перед профессиональной хваткой?
     -Ого, - сказал Фёдор, выслушав до конца, - рисковые мужики, да? Прям у мэра под носом! А ты – слишком буквально воспринимаешь правило не применять на практике профессиональных приёмов. Главное в самообороне – не переборщить.
     -Ну, допустим, в данной ситуации, мне не помог бы даже чёрный пояс по карате.
     -Могу поспорить. Давай, на досуге, разберём твою ситуацию, а сейчас я съезжу, разведаю обстановку, и доложу. Припаять им похищение людей – и вся недолга!
     Далее он, с удовольствием, поведал о том, что "органы" теперь уже всерьёз заинтересовались "рубиловом в лесу". Ясно как день – пацаны не поделили большие бабки, кто-то кого-то обставил в бизнесе не совсем честным путём, и "оскорблённый элемент" начал жестоко мстить обидчикам. Плюс ко всему – примешалась чья-то неверная жена, которая буквально вчера, размазывая тушь, пришла "в участок" и заявила, что-де из-за неё зверски убили чудесного человека. Стали копать – быстро поняли, что речь идёт о том самом "тарантиновском" рубилове.
     -Твоей Косточке нужно как можно скорее валить. Скоро тут такое начнётся! – добавил Фёдор. – Передай.
     -Передам, – кивнул Вадим.
     И Фёдор уехал "на объект", оставив Вадима размышлять над вопросом: а если "такое начнётся", не отскочит ли оно рикошетом в его семью? "Косточка"-то смотается, что с неё взять, а вот Маша, Богдан и, возможно, совсем крошечный человечек, окажутся в эпицентре... Ну, спасибо, Барби, удружила!

* * *
     Почти сразу после ухода Фёдора вернулась Маша (а Вадим подумал: "Ух ты, да у нас тут штаб!"). Оказывается, помимо всего, она съездила на такси до дома и велела Барбаре сидеть тихо, не показываться Вадиму на глаза.
     -Мадемуазель чем-то объяснила, зачем, в очередной раз, нас подставила? – поинтересовался Вадим.
     -Говорит, что не сдержалась, прошлась по улице. И я её понимаю, Дима – сидя в четырёх стенах ошалеть можно, - Маша протянула ему бутылку пива.
     -Она её понимает, - проворчал Вадим, принимая запотевшую стекляшку.
     -Из холодильника.
     -И что мне с ним прикажешь делать? – он рассматривал зелёную бутылку.
     -Догадайся, - она показала направление, в котором нужно догадываться.
     Вадим покачал головой.
     -Давай, давай, - подбодрила Маша, - а то вечером буду компрессы ставить. Только сделай всё сам, смотри по ощущениям, тут я тебе не помощник, это уже не моя компетенция.
     Он посмотрел на неё снизу, а потом взял за руку, слегка потянул к себе и, привстав, поцеловал.
     -Спасибо, - сказал Вадим, - что бы я без тебя делал, Солнце… Вот ни черта себе! – последний возглас относился к бутылке пива, которую он таки пристроил к чему требовалось, сев обратно на свой стул. – Ощущеньице на все двести, однако…
     Маша стояла рядом, опершись ладонями о стол.
     -Действительно помогает? – спросила она.
     -Судя по всему, да… Значительно легче…
     -Пообещай, что обязательно навестишь врача. Обязательно, слышишь, Дима?
     -Слышу. Я схожу, Маш, схожу… Только что тут был Фёдор. Ты его не встретила?
     -Не встретила. Вижу, он тебя чем-то порадовал.
     -Относительно. По крайней мере, не всё так глухо, - кивнул Вадим. - Теперь на разведку поехал. Скоро, надеюсь, будет что сказать Ире…
     -Я когда сейчас домой заезжала, изо всех сил старалась не пялиться на тот дом… Её не могут там убить?
     -Типун тебе на язык. Надеюсь, всё закончится уже очень скоро.
     -Хорошо бы…
     Нужно было ехать домой, потому что Фёдор, после своей разведывательной операции, придёт именно туда… Маша проследила, чтобы Вадим подержал бутылку ещё минут пятнадцать (пока не нагрелась), и только после этого разрешила вызвать такси. Вадиму нравилось, что она командует. Какого дьявола всё время опасаться того, что окажешься под каблуком? Мужское самоутверждение за женский счёт? Что за бред!…

* * *
     -Это не охрана, - запротестовал Фёдор. – Я имею в виду – не боевики. Просто какие-то лохи. Двое, в дальней половине дома, в глубине сада. Данная часть строения пока что не отремонтирована и её не видно от дороги. Кроме двух лохов никого там нет. Сидят за столом, режутся в видеоигры, жрут чипсы и запивают их соком из пакета. Типичные ботаны. Лизу не видел, скорее всего, она за дверью, которая хорошо видна с той точки, откуда я смотрел. Мысленно прикинул, где должно быть окно комнаты, в которую дверь выходит, подобрался. Там рольставни. Задраены наглухо. Так что идти придётся вслепую, ориентируясь только на моё пространственное мышление. Проделать всё нужно как можно скорее  – есть у меня опасение, что "ботанов" скоро должны сменить, но это не предчувствие, а именно опасение. Вокруг там фруктовые деревья разрослись, неухоженный сад, так что подобраться и сховаться легко.
     -У тебя есть план? – спросил Вадим.
     -Есть ли у меня план, есть ли у меня план! – по-киношному воскликнул Фёдор. – Есть. До предела простой: ввалиться, и накостылять ботанам. Я там полтора часа просидел, птичек слушал. Им изредка звонят на сотовые, но, судя по-всему, не хозяева, потому что разговаривают ботаны лениво и нехотя. О чём – конечно не слыхал. Сидят там не по своей воле, потому что поиграть в компьютерные игры можно и в более подходящей обстановке – у них даже кондишна нет, а на улице жара. Лизке, если она действительно за той дверью, нелегко, судя по всему. Пойдёшь со мной, надеюсь?
     -Чтобы ботанам накостылять? Разумеется, - просто сказал Вадим.
     -Эти наглые хари даже не позаботились об обычной безопасности. Они совершенно не сомневаются в том, что мы уже упали кверху лапками и не барахтаемся. Сиди там профессионалы, я позвал бы кого-то из своих знакомых ребят, а так – ты нормально сгодишься. Заодно проверю твои умения.
     -Ты уверен, что Лиза за той дверью? – спросила Маша. Она сидела на диване в гостиной, поджав ноги и обняв бамбуковую подушку.
     -Если Диме не соврал его информатор, то больше ей быть негде… Маш, я всё время говорю "если" только потому, что лично не могу туда заглянуть. Мои выводы основаны на логических умозаключениях.
     -Ну, а вдруг за дверью ничего не обнаружится и вы только навредите делу, когда десантируетесь туда? Обнаружите себя, а девочку не найдёте.
     -Не боись, в этом случае я придумаю что-нибудь, не первый раз замужем. Если там сидят просто два придурка, которые совсем не при делах, то…
     -Не продолжай, - не дал ему договорить Вадим. – Твои "если" больше не принимаются.
     -Да, ты прав, - энергично кивнул Фёдор. – Она там, ребята, я чувствую… Бедная малышка!
     С этими словами он снова отправился на разведку. Забор в этом доме тоже был несерьёзный – низкий и не сплошной. Судя по всему, кто-то понадеялся даже не на русский авось, а на известную поговорку, которая утверждает, что если хочешь что-то спрятать, то прятать нужно на самом видном месте, тогда уж точно не найдут. Действительно, никогда не пришло бы в голову, что Лизу могут запереть в доме по соседству! Другой вопрос – насколько искренна была Руслана… Вадим гнал от себя всякие сомнения. Не могла она соврать. Зачем ей врать? Чтоб время выиграть? Для чего?... Чёрт, лучше не забираться в дебри, иначе в голову полезет тааакая жесть, что можно запросто ринуться к "весёленькому домику" с монтировкой наперевес…
     Идти "на штурм" собрались, как только стемнеет. Фёдор велел одеться во всё тёмное и не сковывающее движений (уж точно не в джинсы). Вадим принёс из багажника сумку, с которой ходил на тренировки. В ней лежал, аккуратно свёрнутый, спортивный костюм, чёрный, без лампасов и эмблем – подготовлен к сегодняшнему походу в спортивный зал, который не состоялся по объективной причине. Таких костюмов у Вадима было три – один всегда чистый, другой сох после стирки, а третий (с тренировки), как правило, вот-вот должен был отправиться в стирку. Обычно спортивные костюмы, которые Вадим приносил с тренировок, были в виде (по Машиному определению) "хоть выжимай"… Маша относилась к этим костюмам с уважением. Она почему-то была уверена, что именно в таких снимался в кино Брэндон Ли, хотя не видела ни одного фильма с ним (кроме "Ворона", где Ли, вроде бы, одет в рваную футболку и кожаные брюки). 
     Время ожидания возвращения Фёдора с очередной разведки тянулось томительно медленно. Вадим снова поднялся на второй этаж и включил телевизор, потому что не мог думать ни о чём, кроме как о Лизе. Лежать на диване, медитируя для того, чтоб успокоиться, он тоже не мог. Без конца ходил по гостиной, взад и вперёд, постоянно поглядывая на мобильный телефон, который лежал на журнальном столике. Необходимо позвонить Ире… Вадим ни слова не слышал из того, о чём говорил телевизор со стены – Маша это сразу же поняла - бесполезно пытаться отвлечь его хотя бы обсуждениями теленовостей… Она, вздохнув, отправилась в кухню - сказала, что возня там хорошо успокаивает нервы. На самом деле она не могла видеть, как Вадим мечется и не хотела заражать его своей нервозностью сверх того, что и так уже имеется. Все молчали… Снова думали об одном и том же, а потому не было необходимости разговаривать, переливать из пустого в порожнее. Барбара сидела за ширмой, тише воды, ниже травы (в наушниках слушала музыку из своего ноутбука)… Да уж, вокруг повисло тягостное молчание… Богдана и Генриха Вадим отправил на половину родителей. Пришлось рассказать о том, что похитили Лизу, и виной здесь Барбара. Мама, которая жалела "гостью" с самого начала этой истории, теперь рассердилась так (пригрели змею!), что Вадиму и Ефиму Львовичу пришлось её успокаивать. Ида Александровна души не чаяла во внучке. Непременно хотела прийти и "посмотреть в глаза неблагонадёжной попирательнице мужской дружбы"… Вот и мама тоже путалась в определениях – кто же гостит у Вадима, его друг или подруга?...

* * *
     Когда вернулся Фёдор, было уже почти одиннадцать вечера. Маша молча показала ему, где искать Вадима. Фёдор поднялся в гостиную. Вадим разговаривал по сотовому с Ирой.
     -Через полтора часа выдвигаемся, - сказал Фёдор. – Дим, хорош трепаться, сейчас будет военный совет.
     -Минуту, - показал ему жестом Вадим. И добавил, уже на словах:
     -Это Ира. Потерпи.
     Пришлось сказать бывшей жене о причинах похищения их дочери. Он не видел повода кого-то выгораживать, так что все шишки посыпались в основном на него, ведь это он пускает в свой дом абы кого, а потом, из-за его безалаберности, страдают неповинные люди… Вадим очень старался убедить Иру в том, что Лиза в безопасности, и что она очень скоро будет дома. Да уж, чтобы кого-то успокоить, нужно, как минимум, быть спокойным самому, а для того, чтоб успокоиться, хорошо бы, прежде всего, простить виновника заварухи… Поднимаясь по лестнице в гостиную, Вадим, с высоты второго этажа, случайно заметил Барбару – она сидела на диванчике, втянув голову в плечи, и… Чёрт знает что, но ему стало её жаль. Никогда не испытывал жалости к Барбаре, никогда, а тут… Быть может, дело всё в том, что она теперь девушка?...
     Вадим, наконец, положил трубку и Фёдор отчитался. Он подвёл итоги своих разведок: караул у двери всё тот же, с тем же неиссякаемым азартом режется в компьютерные игры. Заперли дверь на ночь (это хорошо, значит смены не будет). Занавески на окнах есть, но, к счастью, нашим ботанам на них начхать, и вся комната теперь, когда включили освещение (не яркое, но тоже ничего), как на ладони. Вполне идиллическая картинка для непосвящённых - на заднем дворе пустого дома два "точилки" мирно бьются в какую-нибудь "Angry Birds" или "World of Warcraft" – кому может прийти в голову подозревать их в чём-то? Приезжал некий человек, по-видимому, тот самый посыльный, о котором говорила Руслана, привёз контейнеры с едой, бутылки с питьевой водой и сразу уехал. "Ботаны" контейнеры отсортировали – один из них поставили в микроволновку (её не видно с той точки, откуда наблюдал Фёдор, но догадаться, куда ставили на пару минут еду, несложно). Контейнер потом унес в соседнюю комнату один из "ботанов". Выйдя оттуда он снова закрыл дверь на ключ. Свои порции "охрана" тут же, не разогревая, с аппетитом, сожрала. Воду в соседнюю комнату не носили, все бутылки остались при ботанах…
     -Ты не думаешь, что всё слишком просто? – спросил Вадим, выслушав.
     -Не думаю, - покрутил головой Фёдор. - А ты – смотришь слишком много американских боевиков. Это не засада, я проверил. За домом не следят – сто пудов. Это я тоже проверил. Спокуха, не нервничай. Выводы следующие - за дверью точно есть кто-то живой, это не пустая комната. Всё сходится. Твои "приятели" не хотят портить отношения с городскими властями. Лизку похитили с целью психологического давления на тебя, только и всего. Они хотят выйти сухими из воды. Наверняка считают, что вы так обрадуетесь возвращению девочки, живой и невредимой, что в узкое горлышко не полезете. Действительно не полезете? – он прищурился на Вадима.
     -Я бы не полез.
    
* * *
     Пели сверчки, где-то лаяла собака… Наблюдательный пункт, который облюбовал себе Фёдор, оказался старым сараем на заднем дворе. Точнее, он облюбовал крышу этого сарая - она крыта древним толем. "Толь - не железо – не грохочет, и обзор отсюда хороший", – объяснил свой выбор Фёдор. На наблюдательный пункт легко попасть, перемахнув через невысокий забор (ремонт дома, к счастью, начали не с ограды и не возвели вокруг неприступную железобетонную стену). Фёдор, ещё засветло, обошёл "объект", заглянул во все окна. Наглухо задраено только одно – из комнаты, в которую носили контейнер. Остальные рольставни раскрыты… Тут уж надежда исключительно на опыт Фёдора, потому что фактов - кот наплакал. Кто ж его знает, вдруг в той комнате сидит жёстко упоротый геймер, отключённый от внешнего мира, которому бабуля регулярно посылает оладышки? Подобные мысли, конечно, приходили в голову Вадима, но он их отгонял, и не вёлся на провокации…   
     С уютной крыши сарая Фёдор наблюдал за домом и окнами в бинокль. Вадим, лёжа там же на спине, смотрел на звёзды, насыпанные в тёмно-синем южном небе. Крупные, разноцветные, пульсирующие, ясные…

Лети, Лиза! Лети...
Выше 23-х этажей, выше проживающих семей...
Прыгаю на метр в высоту, в город, отделяющий от неба…

     Он всегда считал, что звёздное небо – всего лишь метафора. На самом деле этого самого неба как будто и не существует вовсе. Нет, ну имеются конечно на свете космонавты, астрономы, которым звёзды и небо необходимы для работы.… Вполне себе рациональное применение ресурса с точки зрения современного, прагматичного человека. Но ведь никуда не денешь тех странных людей, которые смотрят вверх не по обязанности, и в голове у них при этом, между прочим, стихи, мечты, музыка… Писатели, поэты… влюблённые… К последней группе людей Вадим безнадёжно принадлежит уже не первый год. А сколько ж это лет конкретно? Задумался, подсчитывая. Неужели три года? Да, точно, три года! Когда-то он считал эту дату, "Три года", роковой. Ни одни чувства в его жизни не выдержали дольше трёх лет. Через три года неминуемо привыкал, начинал скучать, раздражаться... Никогда в жизни не ударил ни одной женщины, но, ЧЕРЕЗ ТРИ ГОДА, порой так хотелось вытянуть из шлевок ремень и отхлестать, как следует, по мягкому месту! Причина проста: каждый раз, едва истекал "критический срок", начинались назойливые женские капризы, претензии и упрёки. "Ты озабочен только своей работой, своим здоровьем, экстерьером, сексом и едой! А я???"… От него ждали небывалых, удивительных свершений и почему-то не верили в то, что он – обычный человек. Все, как одна, хотели видеть в нём рыцаря на белом коне, но мало кто действительно готов был до блеска чистить рыцарские доспехи и кормить белого коня банальным овсом… Сказочная красавица, которую когда-то (три года назад!) принял за ничего не значащее мимолётное увлечение, оказалась той, которая первым делом начистила доспехи, накормила коня, а теперь, иногда, поёт красивые песни, услаждая слух. И, при всём, она же - спорит изо всех сил, даже если не права, сводит с ума своим ворчанием, злится, устраивает сцены, плачет "по причине" и без… Но он уверен – только она его поймёт, примет, подстроится, простит... Остаётся делать всё возможное для того, чтобы ей не за что было его прощать. И главное – он хочет делать это для неё! Сам!...
     …Пели цикады, лаяла собака, было жарко, ни ветерка… Пока Вадим думал о Маше, ему удалось немного восстановить душевное равновесие. Лёжа на тёплой крыше, покрытой жухлыми, шуршащими листьями, оставшимися тут, должно быть, ещё с прошлой осени, он снова и снова вызывал из памяти картину – Маша обнимает его, уходящего с Фёдором, и целует в щёку. Необыкновенно спокойно становилось… Не думать о предстоящем, не рисовать в голове жутких картинок, держать себя в руках…
     -Да, вот ещё что, - Фёдор подал ему чёрную балаклаву (опять из кино!). – Не снимай, что бы не случилось. Засветишься – подведёшь под монастырь тайную доброжелательницу.
     -Я в курсе, - кивнул Вадим и натянул свою балаклаву.

* * *
     В помещение ворвались… точь-в-точь как в той самой девчоночьей книжке про вампиров. Красиво, громко, стремительно – две гибкие тени в чёрном. Фёдор выбил ногой дверь, и, пока "ботаны" пребывали в шоке от грохота, надавали им зуботычин (один вопил: "Мужики, вы чё, дайте доиграть, я на сороковом уровне!"). "Подопечный" Вадима отключился сразу же – должно быть, в свой удар директор тридцатой школы вложил очень много чего (надеюсь, челюсть у ботана цела). Фёдор заметил это и только пожал плечами, как бы говоря: "Жёстко, но справедливо". Своего он тоже отрубил (но чуть бережнее). Отрубить их понадобилось для того, чтобы ботаны не орали посреди ночной тиши. Когда от помех избавились, Вадим, наконец, открыл дверь (ключ торчал в замке), о которой так много слышал в течение нескольких последних часов…

* * *
     Войдя, увидел совершенно пустую, полутёмную комнату, на полу которой помещался матрац, а на матраце, съёжившись в комок, лежала… Лиза. Он не сразу её узнал, потому что никогда ещё не видел дочь с потёкшей тушью и взлохмаченную. Свет давала настольная лампа, которая помещалась… на полу. Тут же, на полу, стояли несколько контейнеров, в которых, видимо, доставляли сюда еду. Все контейнеры закрыты, к ним, судя по всему, даже не прикоснулись… Вадим быстро огляделся – голые стены, очень душно. И не просто "очень", а АДСКИ ЖАРКО И ДУШНО.
     -Лиза, это я, не бойся, - торопливо сказал он.
     Не снимая маски, подошёл к дочери, упал на колени, бегло осмотрел. Она ответила что-то неразборчивое. Даже скорее не ответила, а отозвалась, промычала, и чуть подалась на родной голос. Одежда не порвана, бельё на месте - белая резиночка трусиков "танга" выглядывает из-под пояса короткой летней юбочки "на бёдрах"… Юбочка выглядела жутко измятой, несмотря на свою тошнотворную "трендовость" (Вадим, совершенно не ко времени, вспомнил, как покупали эту юбочку в Москве, прошлым летом). Он безотчётно поправил на дочери одежду, чтобы ничего ниоткуда не выглядывало. Кожа очень горячая и липкая – странно, непривычно… Лиза, по-видимому, хотела обнять отца, но у неё не получилось, руки не послушались. Дышала она часто и неглубоко словно умирающая. Пульс… О, чёрт, пульс у неё зашкаливал.
     -Что с тобой? Лиза, что с тобой? – повторял Вадим в полной растерянности.
     Так и не добившись ответа, подхватил девочку на руки и вынес из комнаты. Едва вышел, почувствовал, насколько спёртый воздух был в клетушке. Фёдор, который наблюдал за ботанами (валяющимися кто где) и следил за "периметром", быстро спросил:
     -Жива?
     Вадим кивнул.
     -Валим. Как можно скорее! – сказал Фёдор, открывая покосившуюся входную дверь с вырванным замком. – Она без сознания?
     -В сознании, но только-только, - ответил Вадим на ходу. – Я не очень разбираюсь, но по-моему у неё тепловой удар, как ты предсказывал.
     Он мимоходом взял со столика одну из неоткрытых бутылок с водой. Бутылка была пластиковая, маленькая (в кабинете директора тридцатой школы такого добра обычно завались), сунул в карман.
     -На плечо себе как бы повесь Лизку, - быстро сказал Фёдор и показал, как именно. – Так положено. Если её вытошнит, то не захлебнётся.
     Девочка весила совсем немного. Бережно передавая её из рук в руки, преодолели забор, предварительно забрав бинокль с гостеприимной крыши сарая. Вышли на улицу, придерживаясь тени, отбрасываемой пышными кронами деревьев. К счастью, улица уже спала и пустовала. Вадим постоянно проверял – дышит ли Лиза. Дышит. Метров за двадцать до места, хорошенько осмотрелись. Припаркованных машин, где могут сидеть соглядатаи, нигде нет. Судя по всему, домишкой и в самом деле никто не интересовался. На всякий случай Фёдор ещё раз как следует "осмотрел периметр". Вадим всё это время стоял в тени. Он снял Лизу с плеча и, к его радости, она слегка оживилась, даже мелодраматично прошептала "Папа". Он, по чуть-чуть, давал ей пить, держал её, прислонив к стволу старой липы. Лиза почти не стояла на ногах. Более того, её всё-таки стошнило, чего и следовало ожидать… Наконец, появился Фёдор, который поманил их, и Вадим, как мог быстро, с Лизой на плече, преодолел освещённую часть улицы. К дому подбирались снова в тени деревьев, но уже по другой стороне улицы. В темноте же вошли в ворота. Точнее – Вадим внёс Лизу во двор, а Фёдор остался по другую сторону, чтобы проверить "не вели" ли их.

* * *
     Тут же подбежала взволнованная Маша.
     -Скорую! - крикнул ей Вадим, срывая с себя балаклаву. - Ну, быстрее соображай, Маруся! Её держали без воды в крошечной комнате флигеля. Никакой вентиляции, кровля из листового железа – наверняка днём там была душегубка. Мы думаем, что у неё обезвоживание и тепловой удар. 
     Маша охнула, бросилась к дому со всех ног. Телефон она как-то не додумалась взять с собой…
     -Маш, и мой сотовый захвати, пожалуйста, - крикнул Вадим ей вслед. – Он на зеркале, в прихожей.
     Вадим осторожно посадил Лизу на скамейку. Поддерживая голову дочери, осторожно поднёс к её губам бутылочку с водой. Девочка сделала несколько глотков и закашлялась. Вадим медленно вылил Лизе на голову всё, что оставалось в бутылке. Садовый шланг находился совсем рядом, но отойти за ним сейчас означало оставить Лизу. Решил дождаться возвращения Маши.
     -Ты слышишь меня? – спросил он с надеждой. – Лиза…
     -Папа, мне так плохо, - пробормотала девочка.
     -Тебя никто не трогал?
     -Не сходи с ума, - перебила она прерывающимся полушёпотом. – Там, всего-то, было очень жарко… Папа, кто эти люди, которые посадили меня под замок?
     -Бандиты, Лиза. К сожалению, бывшие друзья – мои и Барбары.
     -Я так и подумала, что это связано с тем случаем, с Барби… Ты маме позвонил? Сказал ей, что я жива?
     -Сейчас позвоним, малышка. Главное сейчас – помочь тебе.
     -Малышка, - улыбнулась Лиза и, откинувшись на спинку скамьи, потеряла сознание.
     Вадим подхватил дочь и наклонил вперёд. Прибежала Маша.
     -Вызвала скорую, - сказала она, протянув Вадиму его сотовый. – Что нужно делать?
     -Побудь с ней, - он сунул телефон в задний карман.
     -Ты куда?
     -Садовый шланг включу. Придерживай её вот так, она без сознания.
     -Уроды, - сказала Маша, быстро опускаясь на скамейку и придерживая Лизу.
     Вадим отмотал шланг, включил воду и, вернувшись, направил струю на голову Лизе. Точнее, прохладная вода из шланга полилась и на Лизу, и на Машу. Маша только слегка ойкнула, а Лиза почти сразу зашевелилась.
     -Ура, - сказала Маша, придерживая девочку и отфыркиваясь. – Привет!
     -Привет, - замученно улыбнулась Лиза. – Так рада вас обоих видеть… Пап, ты очень сексапильно выглядишь в чёрном и облегающем, - она снова улыбнулась.
     -Ну, спасибо, - Вадим пожал плечами и переглянулся с Машей.
     -Ты обещал позвонить маме…
     Не дав Вадиму ответить, с улицы зашёл Фёдор.
     -Всё чисто, – отрапортовал он. – Ого, поливаешь свой цветочек! Молодца! Очень неплохой манёвр. Вызвали "скорую"? Щас поглядим, как скоро приедут – в дом мэра вызвали всё-таки, не шухры-мухры… Одно плохо - мы прозвоним у входа, обозначим себя по всем статьям…
     -Хозяева наших ботанов в любом случае догадаются, куда унесли Лизу. Ты сам сказал, что главное теперь – не засветить информатора, - сказал Вадим.
     -Да, теперь именно это – главное, - согласился Фёдор.
     Он склонился к Лизе:
     -Ну, как ты, ребёнок?
     -Немного лучше, дядя Федя… Вы такие с папой молодцы!
     Как раз в тот момент подъехала скорая.
     -Это с какой скоростью они мчались? Сотка, никак не меньше! – присвистнул Фёдор. – За пять минут обернулись...
     -Слушай, Федя, заткнись, а? – устало откликнулся Вадим, продолжая направлять струю из шланга на голову дочери.
     Он выключил воду только тогда, когда врачи вошли во двор…
     Медики сразу одобрили "полив пострадавшей", осмотрели девочку, измерили ей давление, посветили в глаза фонариком, ощупали… Поставили капельницу и увезли в реанимацию, не выключая мигалок. Диагноз оказался верным – тепловой удар. К счастью, лёгкая степень…
     Вадим поцеловал мокрую Машу в висок, и поехал вслед за скорой. Из машины, по громкой связи, позвонил Ире (его сотовый, принесённый Машей, очень кстати был в кожаном футляре, оттого и не вымок). Ира, конечно же, сразу решила ехать за дочерью в больницу. Вадиму стоило большого труда уговорить её подождать, пока он заедет. Заодно, довёз Фёдора почти до его дома… Вылезая из машины, Фёдор, как бы между делом, заметил: "Маруся твоя в сыром сарафанчике – прям победительница в конкурсе мокрых футболок!" И пошёл себе по ночной улице.

* * *
     С Маши потоками текла вода. Не присутствуй тут Барбара, сразу сняла бы с себя липнущий к телу мокрый сарафан. Но под ним, кроме трусиков, ничего не было, а потому пришлось, отжав подол на крыльце, лишь снять у порога мокрые шлёпки и подыматься на второй этаж, чтоб переодеться.
     -Маруня, ну что? Как? - вопрошала Барбара, выглядывая из-за ширмы.
     -Забейся куда-нибудь за плинтус, подруга, - сказала ей Маша, стараясь отлепить от себя мокрую тонкую ткань сарафана, которая, тем не менее, приятно холодила в ночной духоте. – Я понятия не имею, каков Вадим в гневе, но тебе, лучше всего, спрятаться как следует. Это однозначно. Лизу увезли в реанимацию. Тепловой удар.
     -Ой! – горестно воскликнула Барбара и спряталась за ширму.
      Уже оттуда послышался её голос:
     -У вас был конкурс мокрой одежды? Ты победила, наверняка – смотришься супер. Димка тоже промок? Хотела бы я взглянуть…
     -Что? – переспросила Маша. По её тону было ясно, что шуток она сейчас не понимает.
     -Нет-нет, ничего, - торопливо проговорила Барбара. – Я забилась в щель.
     Маша забрала свой сотовый из гостиной, повесила сарафан в сушилку, аккуратно расправила его. Потом вытерла голову полотенцем и отправилась в спальню. Надела домашний халатик, с удовольствием ощущая прохладу – сырые волосы, влажная кожа… Она и не догадывалась, что поливаться из садового шланга так приятно в жару! А ещё – было очень радостно потому, что всё закончилось… На дворе – глубокая ночь, скоро уже начнёт светать... Даже спать захотелось! Она блаженно растянулась на кровати, растрепала мокрые волосы и набрала номер родителей Вадима. Они уже всё знали – Вадим позвонил из машины. Ида Александровна тоже не сомкнула глаз всю эту ночь, а уж Ефим Львович – тем паче рвал и метал молнии. Он заявил, что "тёплой компании" в лесу – каюк, остаётся только выбрать способ. Завтра же (сегодня) будет написано заявление в прокуратуру о похищении ни в чём не повинной девочки… К немалому удивлению мэра, Вадим попросил его совсем о другом. Он просил оставить всё как есть. Никуда не писать и никому не мстить… Ефим Львович очень возмущался, он не хотел слышать о попустительстве! Правда, немного погодя, всё-таки согласился не торопиться. Вадим умел уговаривать...

* * *
     Он вернулся домой только около шести часов утра, усталый, но вполне довольный развитием событий. С Лизой – порядок. Мозги у неё не вскипели (температура была 41 градус). Врачи скорой сказали, что родители (это значит - Вадим и Маша) поспели вовремя и правильно оказали первую помощь, иначе…
     Ира сразу же отправилась на дежурство, так что из больницы Вадим возвращался один и его даже никто не пилил. Стало быть – пока доехал, совсем почти успокоился и не стал убивать Барбару (отложил назавтра?). Вместо этого, постояв под холодным душем, пошёл спать. Снова молча. Не обратил внимания на Машу, которая сидела топлес на кровати, обхватив колени… Точнее – это Маше показалось, что он не обратил на неё ни малейшего внимания… Лёг, обнял подушку, отвернулся. А Маша сидела и смотрела на его спину несколько минут. Ни о чём не думала. Точнее нет – думала о том, как хочет его сейчас обнять, но боялась, что он как-нибудь неправильно истолкует её порыв…
     -Солнце, - вдруг сказал Вадим, - ты бы потушила свет – за окном уже давно рассвело.
     Действительно – там утро, а она не заметила! Маша выключила лампу и осторожно придвинулась к Вадиму. Обняла его сзади, поцеловала в спину и уткнулась туда лицом. И… он положил свою руку на её. Ладонь у него была горячей и твёрдой, как всегда впрочем.
     -Как же я за тебя волновалась, - тихо сказала Маша.
     -Я знаю, Солнце, спасибо... Прости, что наорал…
     -Когда?...
     Он промолчал и только шевельнул пальцами, погладив её руку.
     -Сам-то как? – снова спросила Маша. - Болит?
     -Не болит, - она почувствовала, что он улыбается. Почему – не совсем поняла. Быть может, по всем поводам сразу…
     -А на самом деле?
     -И на самом деле.
     -Ладно, допустим, верю. Хотя знаю, что ты врёшь.
     -Не драматизируй зря… Давай спать – сегодня вполне может позвонить Женя, нужно подготовиться к новостям, хотя бы морально. На сейчасный момент я ощущаю себя трухлявым пнём, а никак не будущим молодым папашей.

* * *
     -Эй! Тут вам звонят! Просыпайтесь! Говорят, что срочно! – это Барбара барабанила в дверь.
     Дверь не заперта, но Барбара даже не дёргала ручку. Маша подхватилась, ничего не понимая спросонок. Попыталась натянуть на себя простынь (вдруг дверь всё же откроется) и, не нащупав, села, сонно моргая, пыталась сообразить, что происходит. Из открытого окна задувало влажным утренним теплом, листья девичьего винограда просвечивали зелёно-янтарным цветом… Это смешно – в такую жару укрываться простынёй!... Так они же ничем и не укрывались – это просто жара, потому и кажется, что спишь под пуховым одеялом… Нужно обязательно включать на ночь кондиционер… Этой ночью не до кондишна было, хотя звук сотовых отключить не позабыли, и даже привычно оставили оба телефона в гостиной, на столике…
     -Кто бы это мог быть? - сказал Вадим. И крикнул Барбаре:
     -Это не вибро-звонок из гостиной? Звонят на домашний?
     -На домашний! Девушка. Очень взволнована.
     Вадим дёрнулся.
     -Лежи, я сбегаю, - сказала Маша, спуская ноги на пол и нашаривая тапочки. – Тебе сегодня полагается отдых.
     Он поманил её пальцем. Маша улыбнулась и поцеловала его.
     -Wow, - оценил Вадим. – Для утреннего женского поцелуя как-то даже чересчур…
     -Заслужил, - сказала Маша, погладила его по щеке и убежала, на ходу накидывая халатик.
     Вернулась минут через десять, в течение которых Вадим лежал и думал о том, что, весь путь, пройденный в клинике, нужно повторить как можно быстрее. Ещё не факт, что второй опыт окажется удачным… Что ж, будем повторять, повторять и повторять…
     Она вернулась, закрыла за собой дверь, встала у дверного косяка, упершись в него спиной и глядя на Вадима.
     -Ну давай уже, говори, - не выдержал Вадим. – Кто звонил? Ира о Лизе?
     Маша покрутила головой отрицательно.
     -Из больницы? Мама? Данька?
     Снова и снова она отрицательно крутила головой.
     -Всё-таки Женя, - сказал, наконец, Вадим.
     На этот раз Маша кивнула.
     -Да, это Женя звонила, - сказала она чужим голосом.
     -И?
     -И… - перешла на шёпот, - она сказала, что лежит на койке, в клинике, ногами вверх, и не собирается их опускать.
     -По причине? – не совсем понял Вадим.
     -Ей врачи посоветовали. Говорят, что это не лишнее. Во избежание любого риска. Спросили, сможет ли она пролежать так хотя бы сутки. Сказала, что выдержит. Даже неделю согласна лежать, подняв ноги… И… У нас с тобой будет маленький. Радоваться рано – пока это лишь эмбрион, который только-только укрепился… Их вообще-то три, Димка. Представляешь? У нас с тобой может быть трое детей! Давай не двоих вычтем, когда нужно будет выбирать, а хотя бы одного?
     Вадим несколько секунд смотрел на Машу, ничего не говоря, и она никак не могла разобрать, что же его взгляд выражает. В душе у неё роилась, жужжала и клубилась паника, очень хотелось лишиться чувств. Несколько раз, борясь с собой, Маша судорожно перевела дух, чувствуя как дрожат колени. Вадим молча встал с кровати, быстро подошёл, притянул за плечи и прижал к себе. Вот тут-то Маша расплакалась.
     -All is well, Sun, everything is fine… Everything will be okay now. You'll see //Всё хорошо, Солнце, всё отлично… У нас всё будет хорошо теперь. Вот увидишь//, - говорил он, гладя её по голове, по разлохматившимся волосам.
    Костяшки пальцев, да и сами пальцы правой руки Вадима припухли и превратились в сплошной синяк. Не каждый день директор школы раздаёт зуботычины!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ (again)

2013-2014 г.г.