Иван да Марья. Глава первая. Часть третья

   С этого дня я, почти каждый день провожал Машу до дома и, оттуда, бежал к себе домой. Как же я хотел, чтобы между нами не было этого препятствия, но, с другой стороны, в этом тоже были свои прелести.
   Мне очень было приятно когда она, выходя из своего дома, махала в нашу сторону обеими руками, подпрыгивая от радости.
   Видеть она меня не видела, но знала, что я сижу в своём шалаше и смотрю на неё через призму своего бинокля. Она, по-прежнему, каждое утро провожала своего отца на работу, а потом, показав мне всякие смешные гримасы, убегала в дом. Один раз, а это было уже в конце ноября месяце, она упросила своего отца подвезти её к моему шалашу. Перемахнув через речку, он причалил возле моего мостка и Маша, с его помощью, вышла из лодки. Я вышел из своего укрытия и, покраснев, поздоровался с её отцом и с ней.
   - Ну что, жених! - спросил он у меня. - Я смотрю ты уже свой первый дом построил? Принимай хозяйку, с милой рай и в шалаше! - добавил он и засмеялся.
   - Да ну тебя, папа! - воскликнула Маша, но в шалаш всё-таки вошла и, осмотрев моё убежище, произнесла - А что! Мне нравится! И вид отсюда шикарный! Молодец! - добавила она и, улыбнувшись мне, снова забралась в лодку к отцу.
   Тот, в свою очередь, улыбнулся мне и, махнув на прощание рукой, быстро доставил Машу на свою пристань. После этого, описав дугу на воде, он удалился в сторону моста.
   Хотя уже был конец ноября, но на улице ещё было довольно тепло для этого времени. Днём ещё доходило до двадцати градусов тепла, но по ночам уже было прохладно.
   В конце декабря произошёл случай, который очень многое изменил в моей жизни. Уже подмораживало по утрам, иногда доходило до минус трёх-пяти градусов, но река была открыта и, папа Маши, всё так же, каждое утро отправлялся в своё плавание, а Маша, также, его провожала на пристани.
   Выбежав из дома в лёгкой курточке и вязанной шапочке, Маша шла за ним до самой пристани. На ногах были надеты красивые, мохнатые, белые сапожки. Папа, как обычно, поцеловал дочь и, хотя был выходной день, улетел на своей лодке в сторону моста. Маша подпрыгнула на пирсе, в этот момент её ноги скользнули по обледеневшим доскам и она оказалась в воде.
   Произошло это в одно мгновение. Кузя стал громко лаять, а я, опустив бинокль, тупо смотрел на происходящее. Маша почти не умела плавать и её, течением, хоть оно и было небольшое, стало относить тоже в сторону моста. Маша не кричала, шапочка у неё слетела с головы и она, периодически пропадая в воде и снова выныривая, пыталась прибиться к берегу, неуклюже барахтаясь в воде. Силы явно её покидали.
   Именно в этот момент меня подхватила какая-то сила и я, сбросив с себя куртку и сапоги, которые я надел на один носок, бросился в ледяную воду ни о чём не думая. Плавал я уже неплохо, но на такую дистанцию ещё не решался плавать.
   Когда я уже был на середине реки, от моста показалась моторная лодка с отцом Маши. Он что-то забыл дома и вернулся назад. Это нас и спасло! Меня тоже стали покидать силы, тело сковало диким холодом, но я продолжал плыть к тонущей Маше.
   Отец Маши увидел меня в реке, он тут же подлетел ко мне и, одним махом, вырвал меня из воды, но я барахтался и онемевшим ртом, пытался ему сказать о Маше. У меня ничего не получалось и тогда я показал ему на тонущую Машу. Через несколько секунд Маша тоже была в лодке, а отец быстро пристыковался у пирса.
   Через минуту мы уже были у них в доме и, раздев нас догола, отец Маши стал растирать нас водкой. После этого укрыл каждого тёплым одеялом и вызвал скорую помощь, благо что в доме у них был телефон.
   Только в этот день я узнал, что отца Маши зовут Виктор Станиславович, так его назвала фельдшер скорой помощи. С её помощью и отца Маши, мы перекочевали в машину и, уже через несколько минут, в тех же одеялах, были доставлены в больницу.
   Минут через пятнадцать в больницу прилетели и мои родители. Я боялся, что они будут меня ругать за то, что намочил одежду и бросил в воде свою куртку и сапоги, но мать, расплакавшись до невозможности, накинулась на меня и беспрерывно целовала всё моё, уже раскрасневшееся и жаркое тело. Отец стоял рядом с отцом Маши и о чём-то беседовали.
   Я тоже плакал и обнимал маму, а Маша, как испуганный котёнок, сжалась клубочком и молча наблюдала за нами. Моя мама, отпустив наконец меня, стала тоже обнимать и целовать Машу, которая тоже заплакала от нежности, хоть и не своей, но матери. За всю свою коротенькую жизнь она ещё ни разу не познала материнской ласки.
   Узнав всю историю нашего купания от Виктора, отец подошёл ко мне и, как взрослому, пожал руку.
   - Это поступок настоящего мужчины! - сказал он и замигал ресницами.
   В уголках его глаз появились капельки слёз, которые он тут же смахнул рукой.
   Отец Маши тоже поблагодарил меня рукопожатием, а потом обнял моего отца и произнёс. -Владимир Иванович! Я ваш должник навеки и огромное Вам спасибо с Ксенией Ивановной за сына! От Маши тоже вам спасибо! Наш дом - ваш дом!
   Самое интересное, но мы даже не заболели, а это было бы не ко времени. Через неделю наступал Новый Год и каникулы, заболев бы, мы все каникулы провалялись в больнице. А так нас, уже вечером, забрали по домам.
   После этого случая, Маша до такой степени привязалась ко мне, что уже часто пропадала у нас в доме. Дядя Витя подвозил её утром на лодке к моему шалашу и, мы с ней, бежали к нам домой, или играли во дворе. Мама её всегда принимала приветливо и сразу садила за стол пить чай с блинчиками, которые она делала чрезвычайно вкусными.
   Все каникулы мы провели вместе. После Нового Года выпал очень обильный снег, но было не по-зимнему тепло, очень редко температура была минусовой. Река по-прежнему не замерзала и, дядя Витя, всё также каждое утро, выезжал на своей лодке, ну а мы, с соседскими пацанами и девчатами, носились на санках с бугра до камышей. Место было идеальное для катания и безопасное. Возле камыша образовался огромный откос, который не давал пробиться до реки, а там ещё стоял стеной камыш.
   Каникулы, как всегда, пролетают быстро и, появившись в школе, в первый же день после каникул, я был ошарашен ещё одним немаловажным событием. Оказывается дядя Витя написал заявление о спасении Маши и, рассмотрев его, меня решили наградить медалью за спасение утопающих.
   Появившись в школе, нас сразу собрали всех в спортзале и, под громкие аплодисменты, в присутствии прессы, мне вручили медаль, прикрепив её к моему пиджачку. Вручал сам генерал по Гражданской обороне. В тот момент я готов был провалиться от стыда. Зато Маша сияла от счастья за меня.
   После этого у нас с Машей много чего было и хорошего и плохого, но мы всё равно оставались вместе и ничто нас не могло разлучить. У нас в семье, она стала как родная. Дядя Виктор тоже часто к нам заглядывал и всегда благодарил мою маму за свою Машу. Время на месте не стояло и дни сменяли дни, месяцы сменяли месяцы. Зима пролетела очень быстро и, когда наступили летние каникулы, дядя Витя увёз Машу куда-то под Москву к бабушке, про которую иногда слышали, но видеть, никогда не видели.
   Бабушка Маши была матерью её матери. Она постоянно винила Виктора в смерти своей дочери и поэтому ни разу не приезжала к ним после случившегося. Но последний год они часто созванивались и она стала его упрашивать, чтобы он привёз её на месячишко к ней. А для меня наступили чёрные дни. Я не находил себе места. Бегали с пацанами, играли в футбол и купались в речке, но я всё равно думал о ней и скучал без неё. Каждое утро, вместе с Кузей, бегал к себе в шалаш и провожал дядю Витю на работу, а тот приветливо махал мне рукой.
   В начале июля у меня наступал день рождения и я очень ждал Машу к своему дню. И наконец, прямо в канун моего праздника, Дядя Витя утром вышел вместе с Машей из дома. Она радостно стала подпрыгивать и махать мне руками. Заметив их, Кузя стал радостно лаять и носиться вдоль воды. Я тоже вышел на свой мосток и стал им махать рукой. А потом я узнал, что у Маши тоже день рождения сразу после моего. Разница была всего десять дней, у меня 6 июля, а у неё 16 июля. Таким образом мы уже отмечали восьмой наш день рождения.

                07.02.2014 год.


Продолжение! http://www.proza.ru/2014/02/10/1059!