You can

Ты можешь. Я это знаю.

Листья, кружась, опадали с деревьев. Желтые, красные, оранжевые тона заменили уже привычную взгляду зелень.  Из дня в день приходил один и тот же человек – чистил единственную дорожку, проходящую сквозь давно забытую часть небольшого парка. Редко кто заходил сюда. Редко старая скамейка была занята. Редко.
Он шел словно в тумане: пытался непослушными руками проверять пространство перед собой. А взгляд был чистый. Непослушные ноги не давали идти ровно вперед, время от времени его заносило то влево, то вправо. А он упорно возвращался обратно, ровно в центр старой уже давно потрескавшейся дорожки. Старая с облупившейся краской скамейка пустовала.
Дорожка была короткой по сравнению с аллеями в новых парках. Он не любил шума. Он раздражал его. В этом маленьком, живущем по своим законам мирке, живых, кроме него, не было.
Деревья стояли, слегка покачивая верхушками от ветра, которые напоминали головы смеющихся людей, вперед-назад. Вперед. Назад. Они смеялись над ним. Над слабым, мало живущим человеком. Он молчал. Только шел вперед.
Беспорядок внутри него.
Светлые волосы причудливо топорщились в разные стороны, из-за редкого света, пробивающегося через еще не полностью голые ветви, они казались серебряными. Белое лицо, сжатые скулы, морщины на лбу – результат напряжения.
До заветной скамейки оставалось несколько метров. Глаза блеснули. Еще немного. Вечером будет прохладно.
Заветные пол метра – последнее усилие. Стон полный боли заставил деревья замереть. Он сидел, упираясь ладонями в колени, голова, словно у куклы на ниточках, безвольно свисала. Дрожащей рукой он залез в карман, выудив онемевшими пальцами лист бумаги. Мятый, сложенный в несколько раз. Чистый. Что бы развернуть его, пришлось убрать и вторую ладонь с колена.
Новый стон. Деревья зашевелились, они тоже были живые. Не как он. По-своему.

Пальцы слушались плохо, он сидел, раз за разом пытаясь превратить мятую бумажку в нормальный листок. Чистый листок.
Деревья затихли. Они невольно стали свидетелями. Он не хотел обременять их, но иначе было не могло. Ветер слегка поворошил кроны, теперь казалось, что они шепчут друг другу о странном, не похожем на других человеке. Они отвлеклись, а он смог развернуть бумагу. Непослушными, неловкими пальцами он сжимал чистый листок. Просто смотрел на это бело пятно среди других красок этого мирка.
Убрав одну руку, он чуть не выронил то, что так крепко держал. Осторожно глянув по сторонам, снова полез в карман. Ему пришлось потратить больше времени на то, что бы вытянуть белыми пальцами старенький, плохо заточенный карандаш. Зубы сжались еще сильнее – волна дрожи прошла по телу. Рука, кисть, пальцы, карандаш – они стали целым, немного резко чиркнули по белому листу, оставляя первый след.
Первую грязь.
Он пытался говорить через плотно сжатые зубы – выходило плохо. Деревья прислушивались к каждому звуку, который он издавал.
Сильный порыв ветра сорвал с деревьев и без того уже не многочисленные листки. Если бы они умели кричать, то непременно сделали это, но могли только плакать. Он не умел. Скрип многочисленных стволов эхом прокатился по дорожке, зацепив и его.
Когда они успокоились, смогли смотреть на него, увидели – ему тоже больно. Тонкая алая струйка ползла по губе и подбородку. Ни одна капля не упала на бумагу. Рука дрогнула и нанесла еще один штрих. Деревья вздрогнули, он тоже. Шепот ветра был тише скрипа грифеля по бумаге. Рука, пальцы, сжимающие обломок щепки с угольком внутри, стали отдельными. Живыми. В них появилась жизнь, а остальное тело напряглось еще сильнее. Его била мелкая дрожь, но руки – одна каменная, другая живая – не шевелились.
Ветер игриво срывал листья, солнце подкатывалось к горизонту, даря нежный, теплый оранжевый свет. Трава, которой было еще много, тоже слегка изменила цвет. От этого места, возле скамейки, сквозь стволы старых деревьев был виден алый диск заходящего солнца.
Время шло, деревья молчали, ветер затих, солнце ушло светить в другие места, уступая место молодой луне.
Деревья знали – несколько раз он откладывал бумагу, зажимал карандаш зубами и подходил к одному из них. Каждый раз кдругому, словно они его чем-то успевали обидеть. Несколько раз он сидел, запустив пальцы в волосы, держал голову. В один раз, перекусил карандаш, сделав два маленьких огрызка. Долго он поднимал его с разбитого асфальта. 
Поскрипев друг другу деревья уснули. Он сидел и просто смотрел на наполовину разрисованный лист. Теперь он дрожал, не прекращая. Красная дорожка засохшей крови украшала подбородок. Скулы сжаты, только глаза горели ярче.
На место деревьев пришли звезды. Они игриво звенели, переговаривались, хотели узнать, что же это за странный человек. Другие уже сидели в бетонных коробках, построенных подобными им. Чтобы их не видели. А он не боялся.
Рука двигалась все быстрее, понимая, что время подходит к концу. Штрихи и тело, которое дрожало, достигли общего ритма, и звездам казалось, что его дрожь вызывает эти странные движения. Движение, не известные им.
Им быстро наскучило следить за ним, у них были более интересные дела. Он замерз. Звезды молчали, а в конце дорожки раздались тихие, не человеческие шаги. В тишине он был подобен грому. Ногой, он ощутил что-то мягкое, теплое. Источник тепла перебрался выше, к боку и замурчал. Он попытался повернуть голову, но мышцы не слушались, пришлось только перевести взгляд, и увидел кончик рыжего хвоста. Губы, тоже непослушные, растянулись в небольшой улыбке, но зубы были плотно сжаты. Стараясь не отвлекаться, он взял другой, все еще годный обломок карандаша и продолжил.
Молодая тонкая луна уже была на краю небосвода, звезды тускнели, уступая место просыпающимся деревьям.
Поднималось солнце. Край розоватого круга нес за собой новый день.
Лист лежал на коленях, все также сжатый пальцами одной руки. Другая рука лежала на кошке. Глаза закрыты, а уголки губ приподняты в улыбке.
Его тело больше не дрожало.

Эпилог.

Утром, как всегда, один и тот же человек придет чистить дорожку и увидит сидящего его. С листком бумаги в сжатой, холодной ладони. Быстро подойдет, увидит и рыжую кошку, его с погруженными в шерсть пальцами, не заметит дыхания у обоих. Испуганно вытянет лист из немых пальцев, развернет и увидит её - картинку. Произведение. Будет стоять и смотреть, открыв рот, а деревья посмеются уже над ним, все также раскачиваясь вперед-назад.
Дрожащими пальцами он перевернет листок и увидит красивую, написанную ровным почерком надпись: «как я вижу свою жизнь».
А ниже - стрелочка и продолжение: «когда пришла ты».