4. Прямое действие

И ещё через полчаса, когда брёл по улице в сторону дома, глубина несчастья лишь прирастала. А по краям моего несчастья клубился праведный гнев.

«Вот, значит, как, олигарх – «магистр» хренов! Мало жены тебе, красавицы Бэмс! Отправил свою законную в командировку и сразу - по девушкам. На мой звонок Коврижкина не ответила, так и ежу понятно теперь – чем она занималась. С этим… тьфу!!»

Казалось, черней того не бывает, что мне на душу налипло.

Хорошо, что от многих душевных ран мне известно надёжное средство. Нет, не какой-нибудь эксклюзив от индийских браминов или пророков; любой младший школьник имеет в своём словаре это слово. Другое – что к телодвижению от слова к поступку способны не все, а точнее немногие; но я среди них, так как действие для меня по всей жизни срослось с этим мудрым словом «дорога».

Я быстро собрал свой рюкзак. Запоздалые, настойчивые теперь звонки от Коврижкиной игнорировал. И её эсэмэска банального содержания «Миша, ответь мне, пожалуйста!!!» не убавила моего нежелания с ней разговаривать. Я просто выключил телефон.

Мне край нужно было вновь попасть на Веснянку. Дознаться – что вызвало феерическое свечение? Должно ведь найтись разумное объяснение, не просто же так? Они – «масоны» ползучие, хитроголовые – ясно, психологи: предлагали мне самому назначить место иллюминации и смотрели специально в другую сторону – на восток, в направлении пика Станислава Лема; а я-то на это повёлся – дёрнулся в противоположную, проявил «самостоятельность», ха! А на западе что? Пик Адель виден с башни неважно, его закрывают Три Брата, и получается, ничего нет лучше Веснянки… тем более, Лена и я столь недавно там побывали. А устроено всё представление блудодеем «магистром» ради запугивания и подавления своей жены, Лены, и совращения Татьяны…

«Мразь, сука «магистр»!»

Вариант: я попал под гипноз Лёвки. Конечно, с его чернущими глазами… А может, и сам «магистр» – магнетист. Точно, я подвергся гипнозу - иначе как мог забыть, что Клуб не работает ночью? Да, именно под гипнозом я указал на нужный "масонам" объект, заблаговременно подготовленный к произведению эффекта…

«Но как?!»

Это и хотелось теперь разузнать. И, конечно, нельзя было медлить - мне надлежало выступить двадцать часов назад.

«Надеюсь, не всё потеряно: на месте найдутся какие-нибудь улики».

Собрался целенаправленно: тёплые одежда и обувь для ожидания в засаде, спиртное для информативного общения со свидетелями… Бутылкой дорогущего коньяка меня одарили как-то французы, которых я несколько дней водил по горам; а при моём равнодушии к алкоголю флакон сохранился нераспечатанным даже во время развода с женой прошлой осенью.

От автовокзала маршруткой добрался до сорок первого километра западного шоссе. С транспортом, можно сказать, повезло – обычно в позднее время не то что до посёлка Подкаменный, но и до ближайшего Добролёта ничего не бывает. А тут подарок судьбы – маршрутка в Подкаменный. На сорок первом я расплатился и высадился среди тайги, под причитания бабушки-пассажирки, которая посчитала меня за геолога, отбившегося от экспедиции.

С этого места идёт тропа – короткий путь до подножия пика, под северным склоном Веснянки. При другом варианте маршрута из города – через рассоху Красной Дилинды, бывший базовый лагерь альпиниады и далее, я потерял бы сил и времени много больше, чем предстоит затратить теперь.

Тропка несла следы недавнего снега, а в целом была вполне хороша. Всю ночь я бежал по ней или быстро шёл - лишь на час-полтора придремал в охотничьей зимовьюшке, до меня пустовавшей. Проснувшись, включил телефон – взглянуть на время – и обнаружил множество эсэмэс от Коврижкиной.

- Удалить, удалить, удалить!.. – так я с ними расправился, не читая. И с новыми силами быстро пошёл по тропе. Становилось светлее, а там и вершины проснувшихся гор зарумянились солнцем.

Спасибо тебе, о дорога! Утешительница без фальши, без корысти. Приоткрывая свой переменчивый лик, ты легко растворяешь людские обиды, чтобы сменяло их зрелое, мудрое понимание. Жить в любви с тобой, в искренней дружбе с тобой – это трансцивилизационная вечная ценность. Ты возвращаешь нам горнее – кроманьонское – чувство меры, которое отличается от калькулирующей расчётливости домоседов, как вода из чистых глубин Байкала от условно очищенных стоков целлюлозно-бумажного производства.

Энергия переполняет меня. Я - познающая самоё себя подвижная солнечная батарея, теперь поспешающая на встречу со своим благодетелем. Я не просто бегу – я лечу вверх по гребню, а мой бенефактор, солнце, уже поднимается над восточными пиками, чтобы – вот-вот – на короткий миг ослепить моё зрение и по-отечески глубоко согреть моё сердце.

Этим гребнем ещё недавно я спускался с Леной и Поросёнком после первопрохода по южной стене. Но следов наших нет и в помине, всё скрыл свежий вчерашний снег. Выше – снега особенно много: мягкие белые массы сметались в барханы и козырьками налипли над обрывами. Я обхожу эти новые заграждения по восточным и юго-восточным закраинам.

Ещё два часа – и я на вершине. Отсюда и Небочерпалка как на ладони.

«Ух ты, да там настоящий стартовый комплекс для запуска аномальных явлений!»

Среди заповедного озера на плавучей платформе установлена вышка. Платформа зафиксирована тросами в центре чаши Небочерпалки. У дальнего края озера к берегу причален резиновый катамаран. Ещё дальше – палатка; за ней, в глубоком снегу, какие-то грузы: ящики, бочки. Чуть дальше – расчищенная от снега вертолётная площадка. Людей не видно.

Я иду на заснеженный край «ковша», которым ещё недавно мы выходили сюда с Поросёнком и Бэмс. И вот уже полный атас - фанерный щит с объявлением: «Частная собственность, посторонним проход запрещён».

«…!! Они что, совсем охренели?! Кто им дал такие права?!..»

Я и мои товарищи приходили сюда с группами альпинистов и горных туристов. Иногда спускались в Небочерпалку и возвращались после тем же путём. Строго следили за тем, чтобы кто-то бумажку, окурок здесь не оставил - в красивейшем, уникальном месте, названном многократно Великим Памятником Природы Стогорского края. Такой объект по определению принадлежит народу.

«Какого же лешего кто-то смеет писать здесь «частная собственность» и объявлять альпинистов – перед Небочерпалкой ничем не проштрафившихся – посторонними?!»

Подобного ещё не бывало. Впрочем, до этого года у нас в губернаторском кресле сидели приличные люди. А вот теперь – Поросёнков папаша.

Я свернул щит пинком и узкой кромкой мегалитического ковша начал спуск к озеру. Из-за свежего снега этот участок маршрута был очень даже небезопасным. Тем не менее, через час я почти добрался до вертолётной площадки и ящиков.

Двое вооружённых пистолетами мужчин выбрались из палатки и пошли мне навстречу. Один из них недвусмысленно замаячил стволом: мол, давай, убирайся обратно. Разумным было бы подчиниться, но накопившаяся в избытке злость на «масонов» и всех их приспешников требовала не уступать. Правда, я понимал, что в сложившихся обстоятельствах надо уже проявить некоторую изобретательность.

- Свои!! – заорал я так, что с дальней кромки «ковша» кое-где посыпался снег.

Два охранника среднего возраста, в куртках с эмблемами, на которых гроза мезозойской эры тираннозавр загрызал своего травоядного современника, остановились и даже чуть опустили оружие.

- Мужики, Владилен Артемьевич доволен вашей работой! – начал я бодро импровизировать.

- Артемьевич? Мы такого не знаем, - возразил тот из двух, что мусолил во рту окурок.

Другой, в мешковатых жёлтых штанах – в отличие от сослуживца, одетого всё же в приличные чёрные брюки, - раскрыл было рот, но говорить передумал, а принялся энергично чесать небритую щёку рукояткой табельного оружия.

«Этот – придурок», - определил я навскидку.

- Да вы разве не в курсе – кто распорядился устроить иллюминацию над этой горой? Он, магистр Ложи ИКС – ИКС С ЧЕРТОЙ, Владилен Артемьевич!

Охранники многозначительно переглянулись. «Окурок» что-то пробормотал и сунул ствол в кобуру, а «придурок» заливисто расхохотался:

- Мы… думали… качун светильника наступает!

Я почувствовал их неосведомлённость и слабину. Потому, с удвоенной убеждённостью, продолжал:

- Владилен Артемьевич обязал меня передать вам личную благодарность и коллекционный коньяк из своего погребка!

Я полез в рюкзак, и «окурок» снова схватился за пистолет. Но когда на свет действительно появилась бутылка, охранники зримо расслабились и наконец-то убрали оружие. Правда, недалеко – каждый в свою кобуру поверх куртки, слева под мышкой. «Окурок» всё же пытался, сохраняя суровость, меня расспрашивать: кто такой и откуда? Я представился именем Алексей и перехватил инициативу – соврал, что служу инструктором и проводником в иностранной турфирме, а теперь вот протоптал дорожку для группы начинающих альпинистов, которая, якобы, подойдёт часов через пять.

«Окурок» явно занервничал:

- У нас, вообще-то, инструкция – всех отстреливать, посторонних, кто полезет дальше щита; так что, Алёша, дуй к своим иностранцам и сюда их не приводи. Ты понял?

- Могу и не приводить, а могу как раз привести, - начал я упираться.

- Ладно, пузырь-то чего опять спрятал? Давай доставай, выпьем вместе, - весьма своевременно разрядил обстановку «придурок».

Однако прежде чем отлучиться к палатке за кружками и закуской эти двое меня обыскали: вытряхнули на снег содержимое рюкзака, заставили поднять руки и обстоятельно прощупали всю одежду. «Окурок» забрал мой нож со словами: «Будешь уходить - вернём».

После этого я на пару минут остался один. Складывая обратно в рюкзак свои вещи, я – чисто интуитивно – собрал стремечком кусок репшнура и затянул у себя на запястье, а концы глубоко запрятал в рукав пуховки. Второй, такой же, положил в карман брюк.

Охранники вернулись с конфетами и лимоном. Держались рядом, подстраховывая друг друга от моего возможного нападения. Выпивать уселись на нераспакованных ящиках груза. «Придурок» открыл бутылку и сноровисто разлил всем по первой. Я пытался было ограничиться символической дозой, показал рукой на заснеженный гребень:

- Мужики, мне там нужно быть трезвым, как стёклышко, иначе – лететь долго...

- Выпьешь! – отрезал «окурок».

«Что ж, понятная предосторожность».

Стражи пристально проследили за тем, чтобы я своё выпил и закусил не каким-нибудь заначенным противоядием, а долькой лимона. Только потом приложились сами. «Придурок» влёт заценил благородные свойства алкоизделия и скоро сделался словоохотлив. Другой основательно закусил коньяк холодной тушёнкой из банки, после чего опять закурил.

- Нас чуть, на х…р, снегом не завалило вчера, - поделился «придурок». - Вертолётную расчищать замотались, а на буровую, вон, на копёр прямо, так сыпануло, думали – опрокинется, на х…р!

- Так это что – буровая?!

Сразу вспомнилась фраза из разговора «магистра» по телефону: «Нет, бурение обязательно». Наихудшие предположения закрутились в моей голове.

Когда выпили по второй (теперь мне налили самую малость), «придурок» проговорился:

- Эти акционеры какой-то чуйкой сообразили, что там, - он притопнул носком ботинка несколько раз, - алмазы во-о такого размера, - он обхватил свою кружку всеми десятью грязнущими пальцами. – Южная Африка, с ихними сверхглубокими шахтами, будет в глубокой жопе, - он зашёлся в припадке дикарского хохота. – Надо только скважину прох…ярить, озеро слить, и - того…

Меня словно ломом по лбу огрели:

«Уничтожить Небочерпалку!! А ведь это технически просто: вон, на сборной плавучей платформе, уже установлен копёр; большой груз в обрешётке неподалёку от ящиков, на которых мы тут расселись, – это, ясно, станок для бурения; а вон буровые штанги, за ними бочки с дизельным топливом для станка, надо думать. Скважина метит в центр водной чаши, в самую глубокую её часть. Достаточно пробурить несколько сотен метров, и несравненное озеро превратится в пустую глубокую яму: оно всё вытечет, без остатка, на южную стену горы. И вслед за этим убита будет окружающая красота – взорвана, разворочена, вывернута карьером… Веснянку перемелют на щебень!»

Я заставил себя сделать вид, что ничуть не встревожен. Даже вспомнил строчки из шутовской эпопеи геолога и поэта Синицкого:

- Если нету кимберлита,
значит, нет научной базы –
на х…я ж искать алмазы?

«Придурок» снова радостно захохотал, но второй охранник нахмурился и смотрел на меня с нескрываемой настороженностью.

- Нам не надо вопросы тут задавать: «Кем бурлит?» Не твоё дело! Скоро сюда вертолёт прилетит, пора тебе сваливать.

«Нужно что-то всё-таки делать… Я физически много сильней их обоих, но у них пистолеты. Опасны только стволы…».

Я взял в руку пустую кружку.

- Ага, флакон-то допьём, отозвался «придурок».

В один миг ко мне пришло понимание того, к чему я готовился исподволь: «Эти люди - правши. Пистолет у каждого слева под мышкой. Кружки в правых руках…»

- За здоровье Природы!

Не думаю, что тост им понравился, но все кружки сошлись в одной точке. И тогда я проворно, прямо через посуду, перекинул шнур со своего запястья на оба правых запястья охранников. Они всё ещё продолжали держать свою выпивку, а я в миг стянул «стремечком» их руки вместе и обкрутил на несколько оборотов сдвоенным репшнуром. Одновременно, не давая своим «оппонентам» подняться, прижал их к ящикам и отобрал пистолет у «окурка». Оставалось - «придурка» разоружить.

В притороченной к напарнику правой руке мужичок продолжал держать налитую кружку и даже, кажется, не расплескал. Это было занятно. Левую руку он послушно держал внизу и к стволу не тянулся. Но, нагнувшись к его кобуре, я вдруг засёк, что рука уже не пуста и, от складок ковбойских жёлтых штанов, летит мне в лицо… Я успел отклониться настолько, чтобы заточка хотя бы не вонзилась в глаз. «Пика», уже на излёте, ткнулась мне в правую щёку, жало остановилось в корнях зубов. В следующую секунду я выбил нож из руки «придурка» и так вломил этой мрази в челюсть, что тот отключился.

Быстро связал гадам и левые руки. Глядя на получившийся из них «бутерброд», трудно было не улыбнуться, но взгляд упал на уткнувшуюся ручкой в снег заточку. С тонкого жала ещё стекала капелька крови. Меня передёрнуло электрической дрожью.

С этим «пёрышком» и пистолетами спустился к озеру. Распорол гондолы катамарана да там и бросил бандитскую пиковину. Расстрелял две обоймы по плавающей платформе, выцеливая линию её погружения. Потом подобрал у входа в палатку свой нож в чехле. Его и оба трофейных ствола уложил в рюкзак.

Теперь главное…

Но прежде отбуксировал комичную связку охранников подальше от груза. «Придурок» отчаянно матерился и норовил пнуть меня ногой - за что получил ещё раз в бандюганскую злобную хрюшку.

- Послушай, Алёша, - открыл рот «окурок», - если не прекратишь разбойничать, пожалеешь… Наши вот-вот прилетят. Положи здесь оружие и чеши, как можешь - иначе ты точно покойник!

- Это если вас, сволочей, живыми оставлю.

«Окурок» скромно умолк. А я вернулся к буровому оборудованию, подкатил бочки с топливом, отвинтил пробки и вылил основную часть содержимого на ящики, особо старательно - на станок. Одну открытую бочку откатил в центр вертолётной площадки и там наплескал обширную лужу. Оттуда уже и поджёг всё это хозяйство, к технократической грёбаной матери.

Загорелось знатно. Я поправил рюкзак за плечами и поспешил к хорошо мне знакомой заснеженной кромке «ковша». Своим же утренним следом я уходил теперь в противоположную сторону. Буровой станок и другие орудия покушения на Небочерпалку обгорали внизу.

Оглядываясь, я вскоре заметил, что охранники освободились уже от моих репшнуров и пытаются принять какие-то меры. Сверху я хорошо различал их по цвету штанов. «Окурок» широкой лопатой бросал снег в огонь. «Придурок» помогал, но недолго, потом кинулся к палатке. Первый выстрел из длинноствольного нарезного оружия я безалаберно прозевал - пуля проделала дырку в снежном надуве рядом со мной. Выстрелы звучали один за другим, а укрываться за скалами и одновременно продвигаться вперёд было очень непросто - из-за узости гребня, крутизны обрыва справа по ходу да из-за снега, конечно. Альпинистские навыки пригодились мне здесь по полной.

Очень скоро стрелку разонравилась пальба на удачу, в надежде на случайное попадание, и тогда он полез на гребень, чтобы прицельно достать меня выстрелом в спину. Как только мститель занял позицию на узкой кромке обода Небочерпалки, я укрылся за скальным выступом, а в качестве ложной цели выставил верх рюкзака. «Придурок» смазал несколько раз и по этой мишени.

Звук подлетающего вертолёта мы услышали одновременно. Мой возбуждённый преследователь с удвоенным рвением кинулся по моим следам, пренебрегая техникой безопасности. Перегрузив, вероятно, снежный надув, он сорвался с ним вместе в пропасть к востоку от гребня. Я видел, как тело катилось и кувыркалось уже в километре от точки срыва и застыло, в конце концов, жёлтым пятнышком между чёрных камней.

Выйдя к вершине горы, я оставил чужое оружие на столике триангулятора. Дальше - бегом, безопасным пологим ребром Веснянки, на север, к очень желанному, но увы, столь неблизкому лесу.

Хорошо бы теперь связаться с природозащитными организациями, сообщить о готовящемся экологическом преступлении, однако вертолётная тень уже поймала меня в свой контур. Я не замедлил бега, но, изображая беспечность, несколько раз помахал руками над головой. Лицо упрятал в воротник свитера. Тень сместилась вперёд, и в накрытый ею снег саданула очередь крупнокалиберного пулемёта.

- Спускайся вниз, ты арестован! – прорычали мне в мегафон.

Я остановился. С вертолёта повторили команду. Я заторможенно, как бы устало, принял её к исполнению. Винтокрылая гарпия заскользила вниз и дальше на север – в долинку ручья Снегири.

«Значит, они собираются повязать меня под горой. Это представляется им логичным, поскольку для новичков в альпинизме здесь путь спуска один, однозначно один…»

Полчаса я бежал, но, когда хорошо различимыми стали вооружённые люди, поднимающиеся навстречу, резко свернул влево. Бухту облегчённой верёвки заложил серединой за камень и, держась за сдвоенный шнур, перелез через снежный надув. Я ориентировочно представлял себе это место – ветераны рассказывали про него. Лет тридцать назад столпы стогорского альпинизма искали тут новый, короткий путь на Веснянку и, судя по их словам, оставили в скалах много «железа». А в целом маршрут представлял собой близкую к вертикали каменную трубу с выпиленной из неё четвертинкой. На момент, когда я в «трубе» оказался, над ней нависли десятки тонн свежего снега. Я спустился метров на тридцать и встал на скальную полку. Справа от меня обнаружился старый, но основательно вбитый крюк, к тому же с петлёй из толстой верёвки.

«Классно! Шансы мои повышаются».

Дюльфер за дюльфером по всё ещё крепко сидящим крючьям я резво съезжал к основанию «трубы». Ещё две «верёвки», и весь крутяк будет пройден, а там метров триста заснеженных крупных скальных обломков, и вот он – густой, спасительный лес.

Со стороны долинки послышалось стрекотание, оно нарастало гадостно быстро. А в спину мне било щедрое майское солнце. «Противно, противоестественно умирать в такой чудный солнечный день. Может быть, я успею добраться до донца – похоже, там есть где спрятаться… Нет, уже не успею».

Я замер на весу и не подавал вида, что жив. Вертолёт ворочал винтами отвратительно близко, но всё же в «трубу» залетать не стал. Потом я услышал, как он удаляется, поднимаясь. Минута – и громыхнула пулемётная очередь. Не составляло труда догадаться, что стреляет он не по мне, а по снегу - там, наверху.
«Логично – тогда меня зашибёт лавиной и спрашивать будет не с кого…»

Лихорадочно я продолжал спускаться. Снег сыпался на меня и рядом длинными, но пока ещё тонкими струйками. Однако после следующей серии выстрелов послышался характерный хруст и огромный белый «карниз» повалился в «трубу», обещая мне финиш жизненного пути на сто два процента.