13

- Ты обратил внимание на то, как сух твой язык? – сплошные: потому что, например, словно, если…
- А ты не обратил внимание, что это не слова вовсе, а части речи, управляющие словами? Я вообще мечтал бы написать (пробовал – не получилось так именно, как мечталось) такой текст, чтобы уловить им движение самой мысли, ее неуловимую траекторию, а не движение того, о чем она, ибо слова как таковые вытесняют самое мысль, проталкивая себя на ее место: вот так же и первоначальный текст Канона Перемен вообще не имел слов – сплошные "черты и резы". Кто-то же понимал этот текст как именно текст без того, чтобы залепливать свое непонимание его гумусом словознаков, дабы уже на этом гумусе, а не на том самом тексте, взрастить утонченнейшую культуру.
___

Козырной аргумент иконопочитателей рассчитан на поверхностный эффект и потому бьет мимо цели: кто отвергает икону – упрямо твердят те – тот отвергает и Б-г’овоплощение, и самого Б-г’а. Но, пардон, Б-г воплотился в человеке Иисусе (и, оставаясь последовательными, почитайте тогда сами себя и друг друга, ибо как раз вы и есть икона – образ – Божий), а не в бревне безмолвном, и воплотился в нём как Христос, а не Буратино вовсе! Так что сначала вам надо доказать, что Он – как нам – явился так же и чурбанам бездуховным, а потом уж выкручиваться как получится, предоставив слово тем самым с их "богословием иконы".
___

Миросозерцание Флоренского со всеми его млениями вокруг и по поводу культа – языческое до мозга костей. Он велик вовсе не двоящейся мыслью своей, а именно своим подвигом: мученической жизнью и смертью, которыми нес в себе самом Христа вопреки, а не благодаря всей этой высокомудрой магии культа (по терминологии Игоря Калинаускаса – он приобрел в христианстве всего лишь «убежище» для своих сугубо языческих томлений, а вовсе не его трансформационную мощь).
___

Ну, что здесь скажешь? – кроме разве что вот этого, уже никакой логикой вообще  неопровержимое:
- Сам дурак!
___

Приснилась моя невеста – я смотрел на нее и не мог поверить: неужели это она и есть? – не может быть, она ведь совсем другая! – но тут же смотрю на фотографии и вижу: ну да, ведь вот же, она и тогда была точно такая как сейчас, так значит это именно я видел ее тогда совсем другой как сейчас увидел той же самой, а она вот, оказывается, какая – и не та, и не другая, но другая та же самая; и тут я проснулся с ощущением щемящей тоски и растерянности: что-то утеряно раз и навсегда. Все говорят: любовь слепа (в том смысле, что влюбленные всегда видят именно и только то, что желают увидеть, а не то, что есть «на самом деле» и в "действительности"). А что если действительно она – слепая – что если и в самом деле именно она одна как всегда и воистину зряча, а все мы, такие зрячие, давно и окончательно ослепли?!
___

Разложение жизни: душа жаждет своего, а жизнь души требует иного – не это ли и есть грех: душа живет не жизнью души, а пытается сидеть на двух стульях одновременно: жить тем, чего она желает, желая вместе с тем и того, что есть в ее жизни, в которой оказывается не только то, чего она желает, но и то, чего она совсем не желает. Никак не уловить эту скользкую гадину. Жизнь наваливается всей своей непроницаемой тушей на эту, такую хрупкую, кроху и пытается подменить (подмяв, извернувшись) собою – ее собственную жизнь. Наверное, так чувствует себя младенец в тисках семьи: его мнут, ломают и формируют изломанное, образовывая собою. Господи, я так еще мал и неопытен в своем отпоре!
___

Теология невозможна (даже в лукавой попытке уравновесить ее антроподицеей) ни как догмат, ни как теория тем более, ибо она бесконечно разомкнута на каждого конкретно-возможного индивида, то есть именно на меня-имярек, и здесь не может быть никакой "научной" анонимности (несмотря на то, что закон "общезначим", он общезначим именно и только тем, что понят, и держится он как именно закон этой самой стихией вменяемого мне и мной понимания – это разумел, в отличии от своих оппонентов, Декарт). В любой теодицеи Б-г – пока и если он именно живой Б-г живых – упрямо  будет уклоняться от всевозможных своих «определений». Потому что.
___

Всем эзотерикам (особенно тем, кто настаивает на том, что у духа, в отличии от души, нет желаний и единственный его атрибут тот, что он – дух – просто "есть", бытийствует, будучи по природе своей этаким незаинтересованным наблюдателем) пора наконец самим перечитать Благую Весть, а не пользоваться понахватанными там и сям цитатками, дабы убедиться, что так называемым "субъектом" совершенствования здесь является именно и только дух, а душа – это лишь «тело» духа, его инструмент, а вовсе не субъект спасения как таковой, и потому спасение самой души хотя и возможно, однако только в духе и духом, чья эволюция предуказана Иисусом Христом от Рождения до Вознесения.
___

Кафка: высказанная вслух мысль сразу же теряет свое значение, будучи же записанной, она, правда, тоже его теряет, но зато приобретает иной раз новый смысл.
___

- Тебе ведь тоже до боли знакома вот эта раздирающая все его существо мука: не могу спать! – одни сновидения и никакого сна.
___

Вы возвеличиваете святоотеческое Предание, подводя под него даже феноменологический фундамент, но ведь оно – всего лишь сокровищница (что да – то да) опыта и никогда поэтому не заменит собою Писания, не изменив прежде всего соответственным образом тебя-самого, к чему, собственно, и ведет суть дела. Ну смотри же: ты, конечно, можешь пойти к другу за советом по поводу твоих проблем с женой (если у тебя действительно есть проблемы и есть жена, с которой эти самые проблемы – иначе весь твой интерес к его опыту всуе), но, во-первых: тебе нужен его опыт, а не его жена, а, во-вторых: никакой его опыт сам по себе не заменит собою самого факта наличия у тебя твоих проблем, потому что его опыт и его жена – это его опыт и его жена, да и ты-сам не он вовсе. Аминь. Б-г Один и Един. Но Он прежде всего Один-Единый-мой: Б-г Авраама, Б-г Исаака, Б-г Иакова и Б-г Имярек. Вы опять, в который раз, пытаетесь подменить Личного и Живого – (все)общим и препарированным, а эта песня стара как этот старый-новый мир даже и в таком «современном» и феноменологическом исполнении.
___

Кино: знойная женщина целует его, доводя до экстаза, но на самом деле это не стройная красавица вовсе, а мерзкая и склизкая жаба. Так что же здесь "на самом деле"? – то, что видит он (красавица), или то, чего он не видит, но видим мы – зрители (тварь), или то, что увидел бы ученый со своей наукой (которая ведь тоже, при всей своей претензии на "объективность", является всего лишь одним из возможных взглядов)? Наверное, ни то, ни другое, ни третье, поскольку само это понятие – "на самом деле" – тоже один из возможных подходов: к чему? – вот к этому.
___

Они все никак не поймут, что смысл его жизни вовсе не в ней самой со всем ее содержанием (включая их тоже), а в том, что вся она – всего лишь повод для, может статься, одного единственного Слова.
___

Вот предложение – любое – оно состоит из трех слов, и ты выделяешь одно, тот другое, а этот – третье слово, и мы (возможно, вся закавыка здесь вот в этом самом, не иначе контрабандой пронесенного, "мы"?) уже имеем три разных предложения (возможно, "мы" здесь то же, что и сторонний наблюдатель в случае с веревкой, принятой за змею?). Затем приходит (как поручик Ржевский) ученый и говорит: а можно еще и так – первое и третье, второе и первое, первое и второе – и тут же выводит формулу, по которой возможно именно столько-то сочетаний при наличии таких-то исходных данных и алгоритма их сочетания – эта формула и этот алгоритм есть нечто "новое" в отношении предыдущих взглядов на это, но все же это тоже «взгляд» и тоже на "это", а не что-то новое, не "то". Но он гундит далее: вы идиоты и вся ваша путаница из-за прихотливой неоднозначности; давайте сведем все к "общему" – но здесь я уже повторяюсь, утеряв завившуюся нить мысли. А нить эта вела вот куда: один видит содержание, другой видит форму, кто-то умудряется узреть их единство, но никто из них не видит (и я в том числе) само: оно – "предмет" веры; то, чем видят, когда смотрят на то, что видят; и эта "формула" не лучше, но и не хуже ученых формул, она просто другая формула, каковая у каждого своя,  и это уже лишь дело Госпожи-Случая (по имени «договоренность»), что эта, а не та формула заимела статус общезначимости и законности. То, что так и не удалось выудить из того, что маячило соблазнительно перед глазами – пожалуй даже не изъян, а преимущество: оно не объективировалось и, значит – осталось живым, сопротивляясь.
___

Будь осторожен со всеми этими бельмами на глазах: значит, потому что, следовательно, именно это, в силу того и так далее и тому подобное…
___

Меня не наука вовсе (всему свое время и, главное, место: ученый "чист" пока и если занят "чистой" наукой, а не контрабандой) бесит, а то (во-первых натура, способная взбесить и уж во-вторых:) что они со своей наукой лезут мало того что куда ни попадя, так еще и последнее слово всегда оставляют неизменно и только за собой (что, впрочем, не так уж и странно, если вспомнить, из какого яичка – а именно теологического – вылупился этот птенчик). Вот мне, необразованному, глубокомысленно "объясняют" например: обрезание делали не потому вовсе, что так какой-то там бог повелел, а потому именно, что это само по себе гигиенично для кочевых племен в их жарких климатических условиях, понятно!? – но, удивляюсь – пардон, а сколько кочевых племен в таких же точно условиях не ввели у себя никакого обрезания? – а это потому, что они не додумались… так вот – эта самая "гигиена" и есть та контрабанда, которую вы протащили к ним, а теперь с чистотой душевной ясности из такого понятного вам «этого» объясняете совершенно непонятное вами «то», хотя именно «там» и «этого» – днем с огнем не сыщешь).
___

- Но разве не этим же самым  ты занимаешься все время?
- Нет. Я пытаюсь по мере сил и объяснять (себе в первую очередь), и оставлять место для необъяснимого – а значит: для живого – только это у меня, убогого, плохо получается. И я вовсе не хочу, чтобы последнее слово обязательно осталось за мной (в том смысле, что я прав, а вот вы – нет), я просто-напросто хочу остаться с каким ни каким, но своим словом (дерзну даже так: Словом).
___

Будь у меня его дарование, я бы написал свое и не менее трагическое, но уже "Письмо к сыну", вся комичность которого была бы в том, что ему – сыну – всего лет пять.
___

Обсуждали с женой эзотерический смысл "Пиковой дамы" (Лизавета Ивановна – тело социума и так далее), и мне подумалось: а что, если рассмотреть этот текст в свете Канона Перемен (пусть и притягивая за уши последний к смыслу первого), что тогда можно увидеть с первого и, да, поверхностного взгляда? Тройка, семерка, туз дадут триграмму Цянь-Небо (творческая напряженность потенции); тройка, семерка, дама дадут триграмму Дуй-Водоем (радость проникновения), таким образом, сам расклад весьма благоприятен, поскольку потенция творческой напряженности разряжается проникновением в тайный смысл ситуации, что венчается радостью. Поэтому безумие Германа можно объяснить только так: его переход из знака в знак произошел не гармонично, не следуя потенциям самой ситуации (возможно, это произошло тогда, когда герой вместо того, чтобы пойти к Лизавете Ивановне, пошел к старухе), а за счет нарушения ее – ситуации – законов (ведь старуха не сама, не по своей воле пришла к нему, а, так сказать, по велению свыше – или сниже, как это тебе будет угодно – что указывает на заинтересованность этого самого "верха" – или "низа" – в определенном исходе дела: пойди-таки он к Лизе, ему пришлось бы как честному человеку на ней жениться и, значит, исполнить наказ, переданный через старуху), нарушения законов самого Неба (верхняя, изменившаяся, черта как раз и есть символ Неба-Божества), в результате чего Германа буквально снесло потоком вновь устанавливающейся (начатой им самим) ситуации. Кстати сказать, здесь забавно и такое вот совпадение: внешне его сумасшествие проявлялось в том, что он беспрерывно проговаривал одну и ту же фразу, но ведь и знак "Дуй" – это то место (Шогуа чжуань, 5) , где "ведут разговор".
___

Надеюсь, теперь ты уже осознал, что все это было всего лишь домино (Бугаева-Лефевра), лукавые цацки: Domino specialiter..?
___

Заскок мысли (Кафка): 18.11.1910 – письмо, которое лежит перед ним на столе, все время предлагая себя, но которое он, тем не менее, так и не берет в руки и, значит, все время продолжает и продолжает его получать – это самое письмо превращается здесь в летящую стрелу Зенона (17.11.1910), которая покоится.
___

Вы связали меня – это шутка.
Я и сам не дурак пошутить.
Но развяжите – вспыхну так жутко,
что попробуй – поди – потушить.
___

Я часто читаю какую-нибудь его фразу как свою – и окончательно ее присваиваю (усвоив), добавляя или исправляя слово-другое, и тем наслаждаюсь. Что это? – кощунство, надругательство или что еще похуже? Не знаю этого, но вот что знаю точно – совесть моя при этом умиротворенно мурлычет, а не тревожно вздыхает.
___

- Память, конечно же, памятью, но не находишь ли ты, что вспоминать – означает не иное что, как: воображать?
- Если в том только смысле, что облекать в образы то, что само по себе без-образно, тогда, пожалуй, соглашусь.
- А если не в том?
- Ну, тогда я вообще не понимаю, о чем ты здесь толкуешь.
- Наверное, именно об этом: о толковании, поскольку мне не дает покоя страдание Кафки (забавно, да?) по поводу того, что он уже не видит слов, а просто их выдумывает.
- Но ведь я как раз и сказал уже именно в том смысле, что воображение не выдумка, а наделение образом того, что не имеет его без самого этого надела.
- А выдумка, значит, лишена образности?
- Спроси об этом у своего Кафки.
- Вот я и расспрашиваю своего.
___

Я не верю этому не потому, что вы меня, как ни старались, не переубедили (то есть не потому, что я туп как последний идиот), а потому, что я не хочу в это поверить (то есть потому, что я упрям как последний осёл).
___

Я не вижу «вот этого вот» потому, что подспудно думаю сейчас о «другом» – это формула невидения, его форма.
Я не вижу потому, что вообще нечего видеть несмотря на мое пристальное всматривание – во что? – в это: такова материя невидения.
___

«Совесть» откалывает иногда такие номера! – прочел у Толстого в его дневнике (22.05.1891) о том, как он сетует, что, мол, совестно, нельзя работать (писать) и предаваться радостям досуга тогда, когда к тебе приходят все эти бесконечные погорельцы, бездомные, сироты, вдовы, и тут же, в унисон своей "совести" лает: ну что их нелегкая носит! – ходят тут и мешают!
___

Феникс «случая» нет-нет, да и притащит весточку из огня:

У середины нет конца,
и нет начала – все едино.
Смотри: вот сын старей отца,
а вот отец моложе сына.

Без середины нет начала,
и нет конца. Теперь сначала.
Отец и сын там друг за другом
как заводные мчат по кругу.

Из середины внемлет принц
речам царя, склонившись ниц.
Многострадальная Гертруда
не слышит голоса оттуда.

И вот смотри: там смерть, здесь тоже
такая – аж мороз по коже.
Но здесь конец. А там – кончина:
итог совсем иного чина.

Когда в крови кричат отцы,
и крик их сковывает душу,
замкни начала и концы,
одним рывком, как пальцем уши.
___

Странно, но здесь так гармонично перемешались Делез, Аристотель, Будда, Конфуций, "Гамлет" и моя сердечная боль, что просто диву даешься, когда читаешь все это другим, а они воспринимают это как интеллектуальную шутку, или же вежливо пожимают плечами, когда их другими словами спрашиваешь о том же, словно пытаются этим жестом бессознательно стряхнуть с себя весь тот груз, который ты им так навязчиво взваливаешь на плечи, предназначенные для пальто, а не для креста вовсе.
___

Возможно, все мои предыдущие обращения к Оракулу не имеют никакого смысла, поскольку случилось так, что, обращаясь к расположению Фу Си, я воспользовался, однако, расположением Вэнь Вана и, значит, рассматривал совсем иные знаки? Но ведь почему-то я именно так поступил, задумавшись об этом? Значит, все-таки, в том есть свой смысл. Кстати, я не рассмотрел гексаграмму, получившуюся из двух триграмм "Пиковой дамы", а это будет №43 Гуай-Прорыв, который таки "закончится наличием несчастья".
___

А вот это действительно шутка, и было написано в двухтысячном году, во время затянувшейся новогодней попойки, с посвящением товарищу и с упоминанием присутствующих, даже того – неуважаемого теперь, но когда-то высокочтимого за его неудержимый и воистину творческий пыл – чью фамилию (Вовси) так нагло обыграл в самом начале:

Я не поэт. Ты не художник.
А этот вовсе – не пророк.
Великим мистиком сапожник
когда-то быть, однако, мог.

Ты не поэт. Я не художник.
Был кто-то третий: пьяным слег.
Ругался пятый как сапожник.
Четвертый слов связать не смог.

И я готов уже. Быть может
созрел и ты как спелый плод.
Кого-то вдохновенье гложет,
а нас грызет похмелья крот.

Тьмы истин нам тогда дороже
глоток джин-тоника с утра,
когда пузырь блаженства кожу
ежом пронзит вдруг изнутра,

и вспыхнет красками такими
весь мир вокруг, что лишь поэт
о них поведать сможет, или
художник выразить. Их нет.

Они смеются на скамейке,
ворону жирную дразня.
Набухших почек запах клейкий
щекочет нос им. Их друзья

в спиртном чаду как в бане преют
и видят сны – всяк о своем.
А те в саду весеннем млеют,
где ворон реет журавлем.
___

Я мечусь в своих записях туда-сюда как обезумевшая муха, присаживаясь на миг то там, то сям; но и в моем безумии, надо полагать, есть своя логика (не забудь написать оду мухе).
___

Соловьев начинает свое "Оправдание добра" смещением курсива, что автоматически смещает и саму суть дела; вместо: собственный предмет нравственной философии есть понятие добра – он пишет: собственный предмет нравственной философии есть понятие добра.
___

Суд, основывающийся на понятии права, а не на понятии нравственности (то есть исходящий не из "идеализма"), не имеет юридического права осудить человека, который формально (с точки зрения "материализма") не является убийцей, поскольку все его жертвы – а они таки были мертвы – убивались не "натурально", а, скажем так, ритуально – путем манипуляций с изображением (например) убиваемого.
___

Как ни объясняй химеру (воображением, расстройством функций мозга или иначе как), она все равно останется фактом и, пусть фактически «вымышленной», но все же данностью (хотя бы и для одного только того, кто ее наблюдает).
___

Скажем, физик разработал некую теорию, а именно: зрелище – в которую закралась «ошибка» (точно так же объясняют и привидевшуюся «химеру» ошибками механизмов восприятия), и вот эту самую ошибку обнаружили, а обнаружив устранили, исправив тем самым и теорию – скажи мне теперь: ошибка как таковая – по поводу которой и с которой столько манипуляций – она есть, или же это мираж, химера, иллюзия, то есть то, чего нет? – ведь увидевшего химеру лечат самого, а вовсе и совсем не его «иллюзию», которой нет – а если ее нет, тогда откуда вся эта нетость ошибки черпает свою мощь быть таковой?
___

- Это иллюзия, это искажение реальности – то есть того, что есть на самом деле, а не мнится только, не кажется.
- Ну, вот убей меня на месте – но я никак не могу взять в толк, как это то, чего нет, может наделать столько суеты и шума? Вот уж воистину: «Полноте, батенька! – дрем продолжается: мир виртуальный реален вполне…»
___

Гностики – мир их праху – те так вот и заявили совершенно прямо, откровенно и без всяких обиняков: мир произошел из-за ошибки.
___

И не надо меня каждый раз ловить на слове – ты лучше в саму суть вникни: она ведь не безопасна!
___

Если представить себе некое существо с иной временной и пространственной соразмерностью, тогда я смогу как-то понять и смоделировать тип его видения, но я все же никак не смогу видеть именно так, как он (ведь это две разные совершенно вещи), для которого, скажем, не буду существовать ни я со всеми моими моделями его восприятия, ни даже все человечество, сама жизнь которого для него только миг – моргнул и сгинуло; точно так же и его "нет" для нас, поскольку его психофизическая соразмерность не вписывается в параметры нашего восприятия (впрочем, некие такие химеры все же наблюдаются – скажем, эгрегоры). Именно в этом смысле я говорю о виртуальности науки и того пути, по которому пошло человечество, породившее эту самую науку, перерождающую весь мир, включая само человечество: осознать что-либо, понять – еще не значит воплотить собою и в себе осознанное и понятое (я уже приводил пример о "понимании" восьми высвобождений буддизма, которое – понимание – не приводит к Нирване, хотя именно к ней ведет практика этих самые высвобождений) – пойди человечество по этому пути, и мы бы не имели то, что имеем, а спорадические индивидуальные попытки такого пути не только не поддерживаются так установившимся Целым, но еще и беспощадно отлавливаются (буквально, всем миром), отвергаются и извергаются вместе с пытающимися.
___

Ты конечно же помнишь вот это: наша земля – эта вера, в которую мы пустили корни; вода – это надежда, которой мы питаемся; воздух – это любовь, благодаря которой мы растем; свет – это знание, благодаря которому мы созреваем. Обрати теперь внимание на то, что именно с описания этих стихий начинается Книга Екклесиаста, уразуметь которую, однако, я никак не могу – уж больно лихо закрученные ветры пустил здесь Мудрейший и так, что все не только не стоит на месте, но еще и двоится, струится, ускользает от фиксирования взглядом до того, как ты лишь еще только начал улавливать ускользающее. С одной стороны недвусмысленно сказано, что умершему нет возврата, дабы насладиться делами рук своих, а с другой – совершенно прозрачно указывается, что надо не только трудиться, но и воплощать результаты своих трудов именно так, чтобы, вернувшись, можно было воспользоваться ими. И так далее.
___

И ты знаешь, даже эта его фраза: «суета сует, все суета» – при всей условности своего перевода – кажется мне наделенной каким-то особым, никак не улавливаемым пока что и всё ещё не дающимся в руки, смыслом. То, как он начинает с нее и ею заканчивает каждое свое суждение-поучение, во всем этом есть какой-то для меня лично едва уловимый намек на что-то совсем, совсем другое всему им сказанному. Что это?