Бледная немощь

     Бледная немощь               
               
Наша соседка Елизавета Ивановна вызывала у местной детворы постоянное любопытство. Жила она одна, ничего не сажала в огороде, часами одиноко сидела на своём крыльце и курила. Однажды я услышала, как она назвала кого-то из своих соседей бледной немощью, и подумала: «Вот сама-то и есть бледная немощь». А потом мы, дети, только так её между собой и называли. Откуда была в нас эта жестокость? Когда Бледная немощь уходила по своим делам, мы, пробравшись по огороду к её дому, припадали к окнам в надежде разгадать какую-то невероятную тайну её существования, но через мутное стекло видели только край стола, изогнутый венский стул и металлическую с шариками спинку кровати. Ещё я с интересом рассматривала старый, наверно, дореволюционный саквояж в её жилистой руке, с которым она шла, как говорила наша бабушка, «по вызовам». Почему тётя Надя и дядя Коля, родители моей подружки Эли,  каждый раз, когда Бледная немощь проходила мимо их дома, как-то радостно - благодарно с ней здоровались?      
          «Тайну» Елизаветы Ивановны я узнала через много лет поле её смерти. Оказывается, Колю, не имеющего после войны никакой специальности, устроили знакомые охранником в Волголаг. В политике деревенский парень не разбирался и считал, как ему и было положено, политзаключённых врагами народа, но ненависти к ним не испытывал. Имея небольшой, но постоянный заработок, он женился. С женой Надеждой жили хорошо, и через год родилась у них дочь Лида, а ещё через год – вторая дочь Эля. Погодки. На зарплату охранника жить стало трудно. Надежде приходилось кормить грудью обеих дочерей. На себе в питании экономила. Стала часто болеть, а потом и совсем слегла. Николай испугался. Вдруг умрёт жена? Куда он с двумя крохами? И посоветовали ему охранники поговорить с заключённой Лизой. Она врач, хоть и жена врага народа.   
 Лиза Крылова, оказавшись в лагере в тридцать с небольшим лет, сначала «выла на луну», потом жила, как в пословице, «привыкнешь -  и в аду не мыкнешь», но со временем начала понимать, что счастливое прошлое давно прошло, и жить этим прошлым, мучиться воспоминаниями, как это делает большинство лагерных женщин, она устала. Оно, это далёкое и такое милое её сердцу прошлое, в лагерном бараке жить не может. Нет ему здесь места. А будущее? Может, оно и будет главным  временем её жизни? Только настанет ли оно когда – нибудь? И после долгих ночных раздумий ответила себе: главное время её жизни здесь и сейчас. Какая – то неведомая прежде сила заставила Лизу иначе посмотреть на это, казалось бы,  бессмысленное лагерное существование. Сильный тот, кто помог слабому, поэтому она, выслушав сбивчивые слова охранника, сразу откликнулась на его беду. И вот Коля привёл из зоны врача. Осматривая Надежду, Лиза поняла, что в её однообразно – тяжёлой жизни появились главные люди, они сейчас перед ней и нуждаются в помощи. И добро она будет делать семье охранника, его жене и его детям. Людям, которые перед ней, врачом Лизой. А вслух сказала: «Твоя жена измучена детьми. Нужно хорошее питание. Постарайся достать килограмм сливочного масла, мёду. И ещё: между родами должен быть перерыв. Женщина молодая, но слабая. Если снова забеременеет и  родит, умрёт точно. Останешься с детками один».   
             «  А мне–то как же?- переминаясь с ноги на ногу, спросил Коля. –
Или я не мужчина?»  И Лиза в жёстких лагерных выражениях объяснила ему, что такое презерватив. Даже в войну в аптеках продавались презервативы, только большая часть населения понятия об этом не имела. «Спроси в аптеке изделие №1 или №2, или №3, сам решишь, какой у тебя размер», -  наставляла охранника Лиза. Коля не знал, куда деваться от этих советов, но запомнил всё, что говорила докторша -  детей у них с Надей больше не было.   
Елизавета Ивановна пообещала тихому охраннику не оставлять его семью в беде и ещё раз прийти к больной, только бы не узнал  начальник лагеря, что она нарушает режим. В следующий раз Лиза пришла к выздоравливающей Надежде как врач и подруга, а Коля с таинственным выражением лица поставил на стол вещевой мешок. В нём было «приданое» для девчонок. Да какое! Из головных лагерных платков были нашиты удивительно нежные детские  рубашечки, из новых мягких хлопчатобумажных портянок – кофточки и шапочки, из брезентовых грубых рукавиц –  тапочки - пинетки. Всё это богатство сшили заключённые женщины, у которых даже в лагере не исчезло чувство жалости и сострадания. А может, просто невмоготу затосковали по своим детям.