Путевые заметки. 1950-1954гг. Тюмень. Киев. Курск

Хорошо там, где нас нет!

Тюмень сегодня: это нефть, газ, олигархи, бандиты, брокеры, дилеры, киллеры и прочие прелести цивилизованного мира !

Тюмень 46-го — провинциальный, тихий городок, лишь понемногу привыкающий к статусу областного центра, самой большой области СССР!

Что для меня Тюмень? Родина! Формально, да! А на самом деле, лишь отрывки воспоминаний четырёхлетнего пацана... Наш деревянный дом, огород, заросли конопли вдоль изгороди, самая сладкая ягода детства — паслён! Похороны крёстного, мамины парусиновые туфли, весенние ручейки, колонна танков, идущая по соседней улице и надрывно гудящий в голубом небе детства, самолёт!

В далёком 41-м, Тюмень из всех провинциальных, неожиданно превратился в город особого назначения! В Тюмень пришёл железнодорожный состав, каких в то время тысячами шло на восток. Всё как обычно: брезент, охрана, разгрузка... И несмотря на жестоко-сталинские времена, по городу поползли слухи: «В городе Ленин!» Об этом, значительно позже узнала вся страна, я это знал с самого детства!

Тюмень — столица деревень! Ну это я так, в шутку. Вы слышали такое слово, «Чалдон»? Нет, это не из «Кин-Дза-Дза»! Если бы мои родители были коренными жителями Тюмени, то я точно был бы чалдон! Это прозвище наверное? Со слов, мамы, местные жители очень вредные люди, увы!

Сейчас конечно на нефть и газ как мухи навозные послетались, все кому не лень! Ну, а уж криминал в первую очередь. Так, что приезжих здесь, как собак нерезаных!

Год когда я родился был голодным. В столовых варили супы из крапивы. И не из-за выпендрежа. У кого был огород, тот ещё как-то жил. А остальные!? У нас долго хранились серебряные чайные ложки и монеты, обмененные на редьку, репу, капусту, картошку и пр.

Первые игрушки были со свалки. В Тюмени была фабрика игрушек и всякий брак вывозился на свалку. До 70-х годов у меня был целлулоидный солдатик типа кукол — голышек, только как бы одет по форме. Кто-то в общежитии позарился, лишив меня этой памяти детства!

Район где мы жили состоял из частного сектора и в памяти осталось всё это, как большая деревня!

Вокзал, прощание, и мы поехали... Куда? От отца, которого помню лишь по фотографии, семейных неурядиц, в поиски счастья... Кто бы мог предположить, что такая банальная поездка, превратится в путешествие, длиною в
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ЛЕТ!

Почему мы поехали именно в Киев, теперь уже никто не скажет! Приютили нас в каком-то монастыре... Эти бесконечные службы, свечи, просвиры, Киевские лавры, люди в чёрном, мощи! Это всё, что я помню о Киеве, хотя есть одно светлое, это чудесный вид на Днепр с какого-то холма! Киевляне возвращались в родной город после войны, и вопрос жилья и работы стоял остро, а тут ещё мы припёрлись со своим счастьем!

Помыкавшись с месяц, мы уехали в Курск. Если с Киевом есть хоть какое-то предположение, то c Курском, вообще непонятно? В Курске у нас никогда, никого не было, ни родных, ни знакомых! Поселились мы у одной бабули, в оставшейся с войны полуземлянке. Это находилось на краю города и кажется называлось «Цыгановка»? Недалеко находился военный аэродром, как бы заминированный, и все боялись туда ходить! Мама работала уборщицей в ФЗУ (ПТУ) и мысли уехать на Кавказ всё время уводили её на вокзал. Память о Курске осталась не более чем о Тюмени: холодная зима, ледяные фигуры, на темы сказок Пушкина, у городского парка, ёлка, Новый год! Весна, март, выборы, тарахтящий в небе «ПО-2», разбрасывающий листовки. Солнечная погода, блестящий снег, и много частных домов. Везде и всюду курочки и петушки! На заборах, воротах, окнах, крыше, трубах. Курск однако! Это сейчас выборы — грязная борьба за власть, а тогда всего лишь небольшой праздник! Мама по случаю купила пряник и пирожок с ливером — «райское наслаждение»! Наверное только блокадники Ленинграда поймут моё восхищение! А на день рождения подарила мне «восьмое чудо света» — переводные картинки!

В июле мы уехали в Пермь, точнее посёлок Гайву. Встречали немногочисленные родственники, совершенно незнакомые для меня (Пермская область — родина мамы).

 Остановились мы у тёти Нюры в деревне Нижняя Курья. Деревенский бревенчатый дом, огород, банька... Окна выходили на восток и утром солнечный свет заполнял всю избу, разбрасывая солнечные зайчики по стенам и деревенским половикам. На стене висела чёрная «шляпа» из которой в шесть утра, били куранты и гремело: «Союз нерушимый...»

Что есть Гайва? Некогда обычное поселение, а в 51-м рабочий посёлок, строителей Камской ГЭС (КамГЭС). Как и всё в те, не такие уж далёкие времена, Гайву строили, как и ГЭС, «комсомольцы» в телогрейках, охраняемые конвоирами. Посёлок построили, дома, улицы, но люди по-прежнему жили в ЗОНАХ! Мы жили на улице Бирской или Бийской, но по-прежнему это была ЗОНА, или 3-я или 5-я! Как бы сказали архитекторы, на Гайве преобладала эклектика! Бараки, юрты, щитовые домики на две семьи, и для знати, кирпичные дома! Казалось бы, наконец-то мы бросили якорь! Какое ни есть жильё, работа и надежда на лучшее будущее...

Жизнь в посёлке так или иначе была связана со строительством Камской ГЭС. Разговоры про какую-то перемычку... Грузовая машина (наверное МАЗ, с медведем?), в кузове женщины в телогрейках, солдат — конвоир стоит в кузове, винтовка со штыком... Рёв машин везущих неизвестно, что и куда?! Фамилия Наймушин, что называется на слуху... Иван Иванович Наймушин, начальник строительства Камской ГЭС, Герой Социалистического Труда. С 1954 года руководил стройкой Братской ГЭС. Именем Наймушина названа одна из улиц Орджоникидзевского района Перми.

Детский сад стоял на пригорке, из окон была видна Кама и противоположный берег. Мама работала сутками, в ночную, и в понедельник отводила меня в садик, на неделю! Так, что противоположный берег я видел и днём и ночью. По ночам тревожно гудели пароходы. По весне взрывы оглушали всё окрест, взрывали лёд на реке. На стенах спален были изображены сцены из сказок Пушкина. А как нас любили первых, послевоенных... Воспитательница, кажется Галина Николаевна, пела нам песни из популярных тогда фильмов. Первый и как оказалось последний раз был в летнем, детском лагере. Какая-то речка с прозрачной, холодной водой. На другом берегу был пионерский лагерь...

Март 53-го. Было солнечно, снег слепил глаза. Тревожно гудели на заводах гудки, сирены... Воспитательницы обливались слезами... Сегодня хоронили Сталина!

31 августа 53-го, мама повела меня в женскую баню (завтра в школу)! Для тех у кого глаза медленно начали округляться, скажу, что тогда время было другое, нежели сейчас! Всего два месяца прошло как я из детского сада, а там всё общее и туалет тоже! Девчонка была постарше меня и мы долго таращились друг на друга, сейчас ей уже к 80-ти!

Первый класс пролетел как-то незаметно. Первая учительница со сладкой фамилией – Малинина! Только фотография освежает прошлое, никого не помню, никого! В бараке жили не сказать, что дружно, всякое было. Жили в основном строители. В одной комнате две семьи, я с мамой и тётя Маша с девчонкой, Томкой. Томка была более менее взрослой (по моим понятиям), ходила на танцы. Комната была одновременно и гостиной и спальней и кухней и ночью, извините, туалетом! Праздники встречали бурно, заранее ставили брагу и прочее, пили до умопомрачения, орали во всю глотку: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина!» Мужики с остервенением избивали друг друга в пьяной драке! Интересно, а что бы мы сейчас орали, идя в бой, случись такая война?! «За СНГ, за Олигархов!» Маразм! Даже подумать противно!

Было и то, что тогда называлось вредительством, диверсией или по теперешнему — терактом! Я имею в виду многочисленные поджоги, всего что может гореть! Бараки, склады, сараи... Со слов взрослых, только за один год в посёлке произошло 17 пожаров! Были организованы дружины, дежурившие по ночам! Два эпизода. Ночь, часа 3, дежурные сидят на крыльце барака, вдруг столб пламени, загорелся сарай, совсем рядом с бараком! Горит барак. Пожарные отстаивают соседние. Приходит сообщение:«В соседней зоне загорелся ещё барак!» Часть пожарных направляются туда, вода на исходе! Приезжают, разворачиваются, подключаются к пожарному крану. Воды нет! Кто-то предусмотрительно перекрыл её! Были и жертвы!

На противоположном берегу Камы был Кислотный... Однажды мама меня взяла с собой в гости к знакомым в этот самый Кислотный... Деревья без листвы и ни одной травинки... В город ездили зимой на поезде, а летом на трамвае. На речном конечно, был такой «Москвич». Сейчас если и увидишь, и то лишь его потомков! На Дзержинского (по разговорам) делали орудия для армии и с целью испытания, что ли, стреляли со стороны города на правый берег. «Москвич» вздрагивал при каждом выстреле!

Пригородный поезд тащился на юг от Курска, до станции Полевая. Было это уже по весне. Снежно и солнечно. Недалеко от остановки, в небольшой хатке, жила какая-то старуха — предсказательница. С десяток человек, в том числе и мы, ждали на улице своей очереди. Старуха предсказала маме встречу с моим отцом, и что жизнь наладится, и дальше всё будет хорошо! Вот только сбылась первая часть... Отец действительно приезжал на Гайву (на Гайву, а не в Гайву!). Только помню я что-то большое, тёмное и безликое. «Оно» сунуло мне в руки коробку шоколадных конфет, и это, в то-то время? Конфеты помню, даже цвет коробки. «Оно» больше никогда не появлялось! Если бы не фото, глухой номер! Кто это был? И зачем?

В году 52-53-м в посёлке и естественно в бараке, пошли разговоры... Смысл которых в том, что как бы вербовали людей на строительство секретного города или завода! Условия очень хорошие. Но одно «но»! Оттуда выхода не было. Общения с остальным миром никакого. Писать и звонить кому либо на волю невозможно! Человек как бы умирал (пропадал без вести) для всех остальных! Была в бараке одна «сумасшедшая» семья, они-то и собирались туда, в никуда! Теперь по прошествии более 50 лет понимаешь что это за город и завод! Они всё таки уехали. Вот только попали или нет, вопрос? Будучи уже в Моздоке 54-55 гг., я переписывался с пацаном (из той семьи). Адрес был в городе Миасс. Или они не попали куда хотели и осели в Миассе (Челябинская область), или всё таки попали в пресловутый «Челябинск-70» и Миасс лишь прикрытие настоящего места пребывания! Кто знает?

Последний раз (наверное действительно в последний раз) я видел Гайву и то издалека, со стороны шлюза, в 60-м. В поисках счастья ездили в Чермоз. Колёсный пароход «Тарас Шевченко», кажется, похожий на большую баржу шлёпая плицами, всё выше и выше поднимался по камерам шлюза. Была видна Гайва, но по прошествию семи лет трудно было, что-то разглядеть и узнать посёлок. Наконец-то вышли в водохранилище, и пароход двинулся на север. Уже совсем вечерело как вдруг всё вокруг накрыла дымовая мгла, как обычно в это время горели леса... Справа показались огоньки и в наступивших сумерках на дебаркадере с трудом прочитали — «Добрянка»! Только утром, когда взошло солнце, прибыли в Чёрмоз. Перед нами вместо ожидаемого города, была большая деревня... От завода, на котором мама работала в 20-х годах, остался лишь пляж из угольного шлака! В 56-м водохранилище проглотило всё, что как-то напоминало завод и не только!

Как долго продлилась бы Гайвинская идиллия, если бы не одно «НО»! Каждую весну маму в тяжёлом состоянии, увозили в больницу... Молодой врач из Кисловодска сказал, что маме нужно сменить климат на более сухой!

Сборы были недолги. И в июле 54-го мы поехали в Грозный! Мама до войны жила в Чечне, но заболев малярией, вынуждена была уехать в Тюмень! Остались довоенные знакомые, переписки! Что нас ждало в Грозном?!