Антра - наследница неба Т. III, Ч. I, Гл. XI и XII

                Глава XI. Дело отравителей

  Гастон не верил собственному счастью – Антра, любимая, конец
разлуке! Целых шесть месяцев! Как они оба вынесли, уму
непостижимо. Он вспомнил: Антра просила его найти материалы
об отравителях, а он из-за пребывания в Париже Петра I до сих
пор не выполнил её просьбы – разыскать в старых годовых выпусках
La Ga-zette эти материалы. Антуан сказал, что вряд ли эти
материалы сохранились – с тех пор прошло 28 лет. Делом этим
занимался кардинал Боссюэ, но он умер тринадцать лет назад
в 1704 году.  Если что-то и могло сохраниться, то лишь в архивах
Боссюэ.  Где они теперь хранятся? Пылятся в его особняке или
переданы в королевский архив?
    Антуан стал перебирать в памяти старых знакомых времён
своей юности. В те дни ему самому едва минуло 17 лет.
   – Вот что, – сказал Антуан Гастону, – маркиза де Севинье,
оставившая после себя несколько томов переписки, побывала
на всех громких процессах своего времени. Я припоминаю,
что она писала о процессе отравительниц. Поскольку большая
часть писем была адресована её дочери графине де Гриньян,
думаю, нужно попытать счастья в библиотеке её имения. Сама
мадам Севинье умерла в имении дочери. Если никто из издателей и
историков ещё не опорожнил архивы Гриньяна, то мы там что-нибудь
будь найдём. Графине, если она жива, должно быть лет семьдесят,
или около того. Если она уже последовала за своей матерью,
то живы её наследники. Правда, путь не близкий – на 15–20 лье
дальше, чем Сен-Мало от Парижа.
   – Ну что же, – сказал Гастон, – нужно ехать. Мы потеряем
6–7 дней, но слишком большая опасность может грозить Мигелю,
и не только ему.
   Оставив Пьера в Париже – он должен был выполнить кое-какие
какие поручения Антуана, – Антуан и Гастон, наняв лошадей на
постоялом дворе, тронулись в путь. Их сопровождали несколько
моряков Антуана. Меняя лошадей, они прибыли в Гриньян только
на исходе третьего дня. Следует сказать, что замок Гриньян,
сильно перестроенный в эпоху Ренессанса, представлял собой
мрачную серого цвета громадину на вершине холма. Сама марки-
за де Севинье при жизни не любила этот замок, хотя и гостила


                288

в нём подолгу у дочери. Самой страшной карой она считала уме-
реть в нём, что по иронии судьбы с ней и случилось.
   Антуану и Гастону повезло, графиня была ещё жива. она была
тронута визитом двух кавалеров прямо из Парижа, тем более, что
они с восторгом вспоминали её знаменитую мать, оставившую такой
яркий след в истории французской литературы прошлого века. Увы,
на вопрос о письмах, связанных с процессом отравительниц, графи-
ня, обратившись к своему дневнику и долго в нём копаясь, нашла
запись, что письма о процессе попросил для копирования с
обязательным возвратом маркиз де Спада. Антуан с Гастоном
переглянулись – значит аббат Жером Куаньяр прав, между «Мата бэла»
и процессом отравительниц существует какая-то связь.
И связь давняя. Как всё-таки неожиданно пересекаются события
тридцатилетней давности.
  – Когда же это было, в каком году маркиз одолжил эти письма?
– Ах, месье, – вздохнула графиня, – если верить записи, это
было ровно через год после смерти моей матушки, маркизы
де Севинье.
   – Значит в 1697 году? – уточнил Антуан.
   – Да, граф.
«Вот номер! – подумал Антуан. – Что за цепь совпадений! Это
же год рождения Антры и Мигеля. Значит, де Спада следил за
беременной Дианой и ждал своего часа? Мистика какая-то».
Наступила пауза.
   – Он их, конечно, не вернул? – спросил Гастон.
   – Да, чистовой экземпляр пропал.
   – Как? были черновики?
   – Месье, – старушка смущенно покачала головой. – В те годы
я помогала своей матери и делала для себя кое-какие выписки.
но мой почерк так неразборчив, эти записи в таком неряшливом
виде. Боюсь, вам в них не разобраться, а моё зрение настолько
ослабело, что я даже книги с крупным шрифтом читаю с трудом.
   – И всё же, графиня, – сказал Антуан, – есть ещё одна
причина нашего визита к вам. Дело в том, что маркиз де Спада
арестован, предан суду и осуждён королевским трибуналом. За ним
числятся такие преступления, что его приговорили к пожизненному
заключению в каменном мешке. Даже там он содержится прикованным
к стене. Среди многих его злодеяний есть одно недоказанное.

                289

Это организация опасной секты. На шабашах этой изуверской секты
приносят в жертву младенцев и невинных
девушек. Если ваши черновики помогут распутать это дело, то его
ждёт костёр. Кровь невинных жертв взывает к отмщению, графия!
  – О боже! – только и смогла сказать престарелая графиня де
Гриньян и несколько раз осенила себя крестным знамением.
Затем она позвонила в колокольчик, вошла её экономка, почти
такая же старая, как хозяйка имения.
   – Мадам, – несколько чопорно обратилась к ней графиня,-
прикажите Гримо принести плетёную корзину с моими рукописями,
он знает, где они лежат – на чердаке старого флигеля у самого
въезда в усадьбу. И принесите нам чай и мою настойку.
   Пока Гримо где-то разыскивал архив хозяйки имения, графиня
потчевала их чаем и крепкой ягодной настойкой собственного
изготовления.
  Не более чем через два часа Антуан и Гастон в сопровождении
моряков-телохранителей гнали лошадей галопом. В подсумке,
притороченном к седлу Гастона, лежал перевязанный лентой
пухлый пакет старых пожелтевших бумаг. Что-то там они
найдут?
   Обратный путь до Парижа они преодолели за четверо суток.
Отдохнув пару дней и получив от регента последние инструкции,
Антуан в сопровождении Гастона и Пьера в наёмном экипаже отбыл
в родную Бретань. Когда до замка Этуаль оставалос не более
полутора лье, Гастон не выдержал. Взяв на ближайшем
постоялом дворе молодую резвую кобылу он вихрем полетел к
замку...
  – Микеле, Микеле! Посмотри, кто вернулся к нам! – закричала
Антра и, подобрав на бегу подол длинного платья, бросилась в
 объятия Гастона. Он только соскочил с седла, пропахший
лошадиным потом, в пыли с ног до головы, но сияющий ослепительной
улыбкой.
   – А где Антуан и Пьер?
   – Они едут в карете, а я не смог ждать, гнал галопом бедную
кобылу, наверное, загнал. Но я так спешил, я умирал от страха,
что в самый последний день с тобой что-нибудь случится.
Герцогиня, как же вы прекрасны! А кто этот красивый юноша, что так
застенчиво улыбается? неужели это наш Мигель? Иди, иди в мои
               
                290

объятия малыш. Как вы оба хороши, совсем не изменились. Учитель,
вот радость, и вы совсем не изменились. Как вас не хватало нам эти
долгие месяцы!
   Никогда ещё Гастон не был столь красноречив, он весь светился
Наконец, он дома, среди своих. И Антра, в простом домашнем
платье она выглядела ещё более женственной и такой желанной.
  - Любимая, неужели это не сон?
  Антра молчала, прижавшись к мужу. Мигель странной походкой,
раскачиваясь, как неуклюжий ребёнок лет шести-семи, застенчиво
улыбаясь, приблизился к ним. У Гастона сжалось сердце, неужели
эта психическая травма навсегда разрушила личность бесстрашного
го и безжалостного мачо, каким он был до рокового дня, когда
гарцуя на горячем скакуне под стенами замка рвался к Антре,
чтобы убить их обоих?
   А Мигель взял Гастона за руку и молча потянул за собой.
   – Он хочет показать тебе свои игрушки. Микеле, дядя Гастон
должен умыться и переодеться с дороги.
   Но Мигель упрямо тащил Гастона в нижний зал. Там целый угол
был завален игрушками, оставшимися ещё со времён, когда Антре
и Пьеру самим было лет шесть-семь. Мигель поднял с пола
деревянную лошадку и улыбаясь протянул её Гастону.
   – Видишь, – сказала Антра, – какой он у нас добрый мальчик.
Гастон внимательно посмотрел в глаза жены и прочёл в них то,
чего боялся все эти месяцы разлуки. Во всём, что произошло с
Мигелем, она винила только себя.
   – Любимая, не терзай себя. Доктор Леблан прав, чем дальше
прошлое Мигеля, тем больше надежды.
   – Боже мой, иногда мне кажется, что он навсегда останется в
своём детстве.
   – Может, это лучший исход для него, любимая, мы же не знаем
какие фобии обрушатся на Мигеля, если он вспомнит всё, что
они творили с Лукасом на службе у этого оборотня де Спады.
Да, а что с ним?
   – Спада до сих пор в тюремном замке сен-Мало.
   – Ну что ж, это хорошо, что он рядом. Надеюсь, Лобиньер не
допустит побега этого оборотня. Да, представь, мы с Антуаном
выполнили твою просьбу.
   – Как?! Вы достали письма маркизы де Севинье?

                291

   – К сожалению, не письма, а часть черновиков, написанных
рукой её дочери, престарелой графиней де Гриньян. А где
Мигель? Он убежал?
   – Не волнуйся за него, мы с Учителем по очереди гуляем с
ним на стенах крепости. Они так привязались друг к другу, я
восхищаюсь выдержкой деда. Трудно представить, каких усилий
ему стоит сдерживать себя. Ну, а где эти черновики?
Гастон оглянулся:
   – А где моя лошадь?
   – Наверное, её увели на коновязь и расседлали.
   – Господи, там в подсумке эти бумаги.
   Он бросился к коновязи. Конюх, расседлавший лошадь,
повесил седло и потник на перекладину перед денником, не
обратив внимание на подсумок. Оказывается, Мигель отстал от
Учителя и пошёл за лошадью. Когда Гастон подбежал к коновязи,
он увидел, что Мигель открыл ременную застёжку, вытащил пакет
и стал разбрасывать черновики графини де Гриньян. Их тут же
подхватил налетевший ветер. Вихрь закрутил пожелтевшие от
старости листки, а Мигель смеялся, кружился на месте и пытался
ловить листки, пролетавшие мимо. Гастон рванулся к Мигелю,
но его остановил окрик Молчальника:
   – Гастон, не надо! Следом бежала Антра.
Но Мигель продолжал самозабвенно кружить, размахивая руками
и заливаясь счастливым смехом. У Гастона подкосилис ноги
и он опустился на землю. Десять дней! Десять дней разлуки
с Антрой были посвящены тому, чтобы привезти ей эти бумаги.
Он сидел, закрыв лицо руками. Что он скажет Антуану,
своему командору?
   Вихрь утих также неожиданно, как и налетел, и листки
черновиков осели в разных концах небольшой площади перед замком,
а некоторые залетели на деревья, на крышу замка и на стены
крепости. Их собирали все, кто в это время находился в замке.
Но когда их собрали, пакет оказался чуть не вдвое тоньше.
   Молчальник послал слуг за стены замка и на берег, в конце
концов было найдено ещё шесть или семь листов. А на тех, что
плавали в крепостном рву, остались тёмные разводы.

                292

   Антра, увидев отчаяние мужа, передала Мигеля с рук на руки
Учителю и молча отвела Гастона в помещение, где стояла кадка с
горячей водой. Пока Гастон смывал с себя дорожную грязь, она
принесла чистую одежду. Потом, закатав по локти рукава,
накинула на мужа полотенце и стала растирать его плечи и грудь.
Вдруг прильнула к спине и начала осыпать её поцелуями...
Гастон унёс Антру, и они пришли в себя поздно вечером.
Кто-то тихо постучался.
   – Антра, ты здесь?
Это был голос Пьера. В этот вечер будто все сговорились – никто
не обмолвился ни словом о злополучных бумагах. Но утром, после
завтрака, все собрались у камина и занялись разборкой перемешанных
листков. Потом Антра начала вслух зачитывать отдельные эпизоды,
но они обрывались на этом же листке, на другом листке со средины
начинался ещё какой-то эпизод. Уже по этим отрывкам становилось
ясно, что процесс над отравителями был настолько серьёзен и
охватывал такой обширный круг лиц, имеющих отношение к двору
Людовика XIV, что оставалось удивляться его смелости и решимости
– предать гласности эти зловещие события. Но полную картину, судя
по сохранившимся фрагментам, они уже не узнают никогда...
   Вдруг из угла зала, где Мигель возился с игрушками, раздался
его спокойный негромкий голос, но это не был голос семилетнего
мальчика, который они слышали ещё час назад:
   – Я помню эти письма.
   Он начал читать их наизусть, слово в слово, одно за другим.
Потрясённые слушатели боялись смотреть в его сторону, а он
говорил и говорил. Когда Мигель умолк, первым нарушил молчание
хозяин замка:
   – Где ты читал эти письма, мой мальчик?
   – Я не ваш мальчик, герцог, – ответил Мигель. – Моя жизнь,
моя кровь, мой мозг много лет принадлежали Мата бэла, теперь
они тоже принадлежат ей, но её имя – Антра де ла Фош. Это моя
божественная сестра и моя повелительница, больше я вам ничего
не скажу, даже под пыткой.
   Слух Антры резанул конец фразы: «даже под пыткой». Она
подошла к Мигелю и наложила руку на его лоб:
   – Микеле, родной мой, усни и забудь о письмах.
                293

   Следуя указаниям Леблана, Антра, как только проявлялся
рецидив прошлой памяти, старалась отвлечь Мигеля. Так и на
этот раз, опасаясь развития фобии, она постаралась усыпить
Мигеля. И он тотчас уснул в своём углу среди разбросанных
игрушек.
Все, как по сигналу, покинули зал. Только Молчальник остался
в своём кресле стеречь сон внука. Он размышлял. Состояние
сознания Мигеля его настораживало. Проблески той, прошлой,
памяти вдруг проявлялись в самый непредсказуемый момент.
Однажды поздно вечером Молчальник, как некогда маленьким
Антре и Пьеру, показывал Мигелю лунные кратеры через свой
примитивный телескоп. Вдруг Мигель голосом совершенно
взрослого человека сказал:
  – Удивительно, со времени Галилея они совсем не изменились.
Молчальник вздрогнул. Но тут же, увидев в окуляр телескопа
мелькнувшие тени, Мигель голосом маленького мальчика
закричал:
  – Ой, птички полетели!
С Галилеем было понятно – Антра знакомила брата с основами
естественных наук и, конечно же, с началами астрономии, но
как возможен такой мгновенный переход от вполне осмысленной
реплики к детской рефлексии?
   Ещё две странности проявились в его личности и в его
поведении. Вскоре после отъезда в Париж Антуана, Пьера и Гастона
скончался Чёрный Дюк. Его похоронили во дворе замка. над могилой
своего любимца Антра посадила можжевеловый куст и иногда, проходя
мимо, ласкала его ветви рукой, будто гладила самого Дюка.
Мигель стал непроизвольно повторять за ней этот жест, а потом
пристрастился спать на ковре перед камином на том самом месте,
где много лет лежал старый пёс.
   И вторая странность – или гениальность? – у Мигеля была
абсолютная память. Он не любил писать. Но на слух мог запомнить
десятки страниц текста с одного раза. Прочтение вслух писем
маркизы де Севинье было тому доказательством.
  Что-то ждёт обитателей замка впереди?

                294


                Глава XII. Хроника дела отравителей
   
   Оставим в стороне подробности этого знаменитого дела –
на его полное описание пришлась бы добрая половина романа.
Но главные события и участники нас весьма интересуют, так
как  это напрямую связано с судьбой наших героев.
   Вот с чего началась история с отравительницами. Во время
весёлого ужина, данного мадам Лавигуаре, женой модного
дамского портного, одна из приглашённых дам по имени Мари
Боссе, вдова торговца лошадьми, знахарка и гадалка, выпила сверх
меры. О, женский пьяный язык, каких только жертв не взыскуешь ты!
  – Что за жизнь! – восклицала она. – Какие прекрасные кавалеры!
Какие клиенты! Графы, маркизы, принцессы и вельможи! Ещё три
отравления, и я покину это блестящее общество с хорошеньким
состоянием.
   Слышащий да услышит. Адвокат мэтр Перрен, присутствовавший
на этой развесёлой вечеринке, передал странное признание
знахарки своему другу, капитану полиции Дезгрэ. тот подослал
осведомительницу с жалобой на своего якобы злого старого мужа.
Мари Боссе без обиняков предложила этой женщине избавиться от
мужа с помощью флакона с ядом. Мадам Боссе была немедленно
арестована и заключена в тюрьму. Заодно арестовали и мадам
Лавигуаре, промышлявшую тем же. И потянулась ниточка. Всего
по этому делу с 1679 по 1681 годы было арестовано и осуждено
в специально созданной королём «огненной палате» 367
преступников, 36 из них были приговорены к смерти и казнены.
Особо опасных с наиболее впечатляющим перечнем преступлений
сожгли на костре.
   И это не была «охота на ведьм», как в раннее и позднее
средневековье. Эпидемия отравлений поразила воображение
королевского двора – в эту вакханалию были втянуты весьма
влиятельные лица, входившие в окружение самого Людовика XIV.
Одной из самых одиозных фигур была знаменитая фаворитка короля,
та самая маркиза Франсуаза-Атенаис де Монтеспан, родившая
королю шестерых детей. Пышнотелая, голубоглазая, острая на язычок
– это её качество отмечал даже герцог Сен-Симон, биограф эпохи
правления Луи XIV, – де Монтеспан, сместив с "трона" свою


                295

предшественницу Луизу де Лавальер, очень ревниво относилась к
своим  соперницам, и некоторые из них неожиданно умирали совсем
молодыми.
   Правда о маркизе де Монтеспан всплыла после позорной казни
на Гревской площади мадам Лавигуаре. Перед сожжением ей был
устроен допрос «с пристрастием», она много рассказала, но как
только речь заходила о дворе, она замолкала. Заговорила её дочь,
Маргарита Мовуазен. 20 августа 1680 года она сказала: «Моя мать
казнена, мне некого больше щадить и я хочу, чтобы узнали правду"
Маргарита призналась, что присутствовала на чёрных мессах
в доме матери. Мессы проводил аббат Гиббур, ему помогал молодой
монах Клод Доменик. Чёрные мессы всегда сопровождались убийством
младенца. Младенцев покупали у проституток, нищенок, иногда
«доброхоты» приносили подкидышей.
 «Несколько лет назад, – вспоминала Маргарита, – я видела
обнажённую женщину, лежащую на тюфяке. На животе у неё лежала
салфетка, а на ней крест и чаша». Лейтенант Лорейни,
проводивший дознание по личному повелению короля, покрылся
холодным потом, услышав имя женщины. Это была фаворитка
Людовика XIV Франсуаза-Атенаис Монтеспан. Она панически
боялась утратить влияние на монарха и прибегала к помощи
колдуний  чёрных месс. Хорошо известно, что король иногда
болел, и медики не в силах были распознать причину заболевания.
Перед казнью аббат Гиббур признался, что по приказу мадам
Лавуазен принёс однажды на мессу ребёнка, а наутро она отнесла
к Дюмеснель склянку с кровью и просфору для маркизы де Монтеспан.
«Священник-расстрига купил для этой мессы младенца всего лишь
за один экю, – писал Лорейни в своём дневнике. –
   Трудно представить состав гнусного зелья, приготовленного
Гиббуром. Это приворотное зелье король выпил вместо микстуры
против кашля, благодаря пособничеству одного из офицеров охраны".
Следует добавить, что помощник Гиббура молодой монах Клод
Доменик как сквозь землю провалился, полицейским ищейкам было
невдомёк, что в те годы под этим именем скрывался маркиз де
Спада.
   Как только дело дошло до изобличения его фаворитки, король
вынужден был прекратить расследование и секретным письмом
распустил «огненную палату». После этого при дворе циркулировали

                296

сплетни, что Монтеспан замыслила убийство самого короля, отца
шестерых её детей, с помощью отравленного послания.
   Эра Монтеспан закатилась, освободив место третьей фаворитке,
ставшей на закате лет Людовика его гражданской женой.
Это была вдова поэта Скаррона. А в тюрьмах ещё оставались до
140 изобличенных по этому делу преступников. Тех, кто слишком
много знал, по приказу военного министра приковали цепями к
стенам камер. Иные так просидели по 40 лет, наблюдая смерть
своих сотоварищей. Перед судом предстали некоторые виднейшие
дамы, среди них были две племянницы покойного кардинала
Мазарини, герцогиня де Буйон, графиня де Суассон – мать принца
Евгения Савойского. Самый первый громкий процесс ещё до
утверждения «огненной палаты» был по делу маркизы де Бренвийе.
Преступные действия этой отравительницы были раскрыты после
скоропостижной смерти её любовника, капитана Сен-Круа. Она
бежала, но была поймана. Ей отрубили голову и сожгли.
    В своих письмах к дочери маркиза де Севинье писала: «Луи
стал груб с де Монтеспан, но как мать своих детей вынужден
терпеть её во дворце». В 1691 году бывшая фаворитка удалилась в
общину Сен-Жозеф. О её дальнейшей судьбе известно, что она много
путешествовала, стала заниматься благотворительностью и раздала
почти всё своё состояние. Король пережил её на целых восемь лет.
   Во всей этой истории с отравительницами удивляет одно.
Семнадцатый век был веком великой науки, великого искусства
и великой литературы. Он был веком духовного раскрепощения
и подготовил век великого французского Просвещения. Но это
раскрепощение сознания, как оказалось, выпустило на свободу
и монстров вседозволенности, садизма и отрицания
нравственности.
   Антра, раздумывая над этим феноменом сознания, пришла к
неутешительному выводу: Ренессанс как бы размежевал в человеке
высокое и низкое. Стремление к гармонии, с одной стороны,
и погружение в тёмные глубины мистики и животных побуждений –
с другой. Именно в последней четверти XVII века возникли верования в
«неумирающих». К ним причисляли сожжённых на костре за колдовство.

                297

    Для тайного общества «Мата бэла» это была удобная легенда.
Действительно, образ Мата бэлы – белой матери, возрождающейся из
пепла, – это, согласитесь, сильный ход. «Не исключено, – думала
Антра, – что именно Клода Доменика сектанты считают восставшим
из пепла аббатом Гиббуром.
   Став в их глазах "неумирающим", он обрёл над ними безграничную
власть». Вот так, спустя без малого сорок лет, выполз из небытия
зловещий монах Клод Доменик, он же маркиз де Спада, он же
руководитель тайного общества «Мата бэла», он же похититель и
совратитель Мигеля. И даже находясь в тюрьме, он оставался
смертельно опасным человеком для близнецов принцессы Дианы.
Тот отряд конных рейтар, входивший в испанскую экспедицию под
руководством капитана Альварадо, состоял в основном из людей
де Спады. На свободе до сих пор оставались фанатики секты,
готовые на всё по велению  своего вождя. Его влияние на членов
секты, включая лиц из окружения короля, Молчальник и Антуан были
теперь в этом уверены, де Спада усиливал, прибегая к различным
снадобьям. Привыкнув к ним, "солдаты Мата бэлы» попадали от
него в рабскую зависимость. Вот поче-му с таким фанатизмом
и бесстрашием они пытались прямо в замкеосвободить Лукаса,
захватив для этого в заложницы Антру. А позже, как мы помним,
попались в ловушку уже за стенами замка ипогибли все до одного
вместе с Лукасом. И только два всадника, наблюдавшие на опушке
леса за истреблением отряда фанатиков, остались живы. Это и были,
теперь мы прекрасно знаем, в одежде монаха – маркиз Спада,
а всадник с красным платком на лице – Мигель Сантис, внук
Молчальника и родной брат Антры. Он же командовал бригом
«Посейдон» во время охоты за «Принцессой Дианой».
  На совете, состоявшемся на следующий день после того, как
Мигель процитировал по памяти полные тексты писем маркизы де
Севинье, обсуждались два вопроса – как обнаружить и уничтожить
логово зверя без участия Мигеля и что делать с де Спадой?
   По общему мнению, оставлять в живых этого оборотня даже в
тюрьме слишком опасно. Молчальник и Антуан, запершись в
кабинете, обсуждали в тайне от близких варианты уничтожения
де Спады. они не хотели вовлекать в это дело ни Гастона, ни Пьера.

                298

                Конец первой части третьего тома

В колонтитуле прообраз Сатаны.