Философия и Научный Коммунизм

Во время моей учебы в институте, я часто задавал себе  вопрос: зачем нам приходится учить науки, которые к техническому образованию не имеют никакого отношения?
Не найдя ответа внутри себя, я стал интересоваться у преподавателей, но и это ни к чему не привело.
В принципе, по поводу философии можно было плеваться и острить сколько угодно. Касаемо же научного коммунизма…
Впрочем, все по порядку.

Философию, в течение двух семестров, нам читал Александр Иванович Толстов. У него были тонкие черты лица, рост ниже среднего и какая - то странная походка вразвалку. Он часто носил обычный серый кoстюм с черным свитером, чем наглядно подчеркивал аскетизм мировой философии и свой личный
Лекции Толстова напоминали сеансы гипноза. На них всегда было тихо,  скорее всего,  потому, что говорил он каким- то особым нудным голосом без интонаций. В результате многие начинали откровенно зевать, превращая свои конспекты в диаграммы сна. Исходя из этого, лекции Толстова я не очень любил. Два часа гипноза действовали на меня удручающе, и после его «пары» я  уже физически не мог продолжать усвоение любого материала. После этих лекций лучше всего было «свалить» домой, чтобы окончательно не уснуть среди бела дня.
Однако, несмотря на это, практические занятия были куда интереснее. То ли вблизи гипноз Александра Ивановича не действовал, то ли ещё по какой причине, но на занятиях с группой он был  другим. Толстов отвечал на провокационные вопросы. Мог легко ввязаться в дискуссию, после которой,  его оппонент  обычно признавал свое поражение.
Впрочем, дискуссии эти были краткими и происходили не столь часто, а то вы ещё подумаете, что у нас в группе были сплошные философы.
Наоборот,  вся эта институтская философия  была нам  «до лампочки»
Никто серьезно не относился к ней, все тупо переписывали конспекты, зубрили основные формулировки и на этом все заканчивалось.
Вначале я тоже плыл в русле со всеми, но мало по малу, меня стал затягивать этот предмет.  Первое, что меня обрадовало, это отсутствие  четких границ и правил. В философии было множество теорий, которые по разному объясняли одни и те же вещи. Это сразу понравилось мне, и я частенько чувствовал себя  в своей стихии. Все это было похоже на  путешествие в страну чудес вслед за белым кроликом.
.
Мне нравилось читать о Гераклите и Бэконе,  потом я заинтересоваться древнеиндийской философией, средневековым Блаженным Августином и Фомой Аквинским, ещё немного и я замахнулся бы на Канта, но на горизонте замаячила сессия,  нужно было сворачивать познание мира.
Вначале, как обычно, были зачеты, перед которыми я развлекался следующим образом.
Я брал краткий философский словарь, вычитывал оттуда  мудреный термин, например  – «дуалистические концепции психофизического параллелизма» и, «между прочим», спрашивал у наших отличниц, как они его понимают. Они начинали судорожно искать в своих конспектах ответ.  Но там ничего не было. Это повергало их в отчаяние. Они спрашивали меня, что бы это могло быть, удивленно слушали и понимали только то, что я, махровый троечник знаю какие- то  концепции, а они – нет. От этого им становилось ещё хуже, а я, почему то, получал  «садистское» наслаждение.
Перед экзаменом я попытался проделать тоже самое, но меня разоблачили.
Я не сдавался, говорил, что «тенденции парадоксальных эмоций» это азы и их нужно знать как отче наш. Но, мне в тот раз никто не поверил.
Экзамен я сдал хорошо. Родители даже удивились, впрочем, мама сказала, что лучше бы я так  сдал мaтематику. Я мысленно представил Степана Фомича, пишущего мне в зачетке – «хорошо», и решил, что не буду объяснять маме, почему это невозможно.

Таким образом, философии пролетела в моем институте как приятный сон, в котором я знал  направление, в котором бежал белый кролик, понимал язык, курящей кальян, гусеницы и был в курсе, что улыбка чеширского  кота, на самом деле, просто улыбка. Сейчас, я немного жалею, что не стал тогда интересоваться тем, что мне было действительно интересно. Мало ли как могла бы повернуться тогда моя жизнь. Впрочем, теперь, все это уже не имеет никакого значения.

Следующим предметом, который оставил о себе след, был научный коммунизм.
Если бы меня сейчас спросили,  что это такое, я  бы сразу ответил, что это лженаука.
Но тогда и в мыслях нельзя было представить, что  в «настольной книге строителя коммунизма», можно было  усомниться.
Тем не менее, эта наука на полном серьезе рассказывала о неизбежности падения капитализма во всем мире и перехода к социализму.
Я вам даю честное слово,  в это  мало кто верил. Но идеологическая составляющая того времени была настолько серьезной вещью, что официально усомниться в НК, было равносильно измене родине, а родина  была очень ревнивой и измен не прощала.

Это была уникальная страна. Каким- то образом нашим праотцам удалось построить то, что никогда не существовало, и вряд ли будет существовать.
Основной идеей нашего строительства был  образ светлого будущего, не раз воспетый различными философами утопистами. Все они мечтали о каком то иллюзорном обществе всеобщего равенства. Размышляли они над ним,  как правило, в уютных комнатушках у растопленного камина. Языки пламени отбрасывали на стены причудливые образы, которые трансформировались мыслителями в неведомые города, где все принадлежало всем.  Дома,  имущество, oдежда, дети, жены…
По поводу жен, я так понял,  ничто человеческое мыслителям  чуждо не было, и право обосновано отыметь жену соседа,  было на всякий случай сохранено. Оно было органически вплетено в образ светлого будущего и я так думаю, ссылаться на него можно было при любом случае.
Тем не менее, этот интересный момент , в будущем почему то исчез из доктрины строителей коммунизма. Я не знаю, что там у них случилось, но факт остается фактом, жен решили оставить в частное пользование.

Но все это была мелочь по сравнению с другим обстоятельством. Население одной отдельно взятой части суши, предполагалось «железной рукой загнать в счастье». Лозунг, сами понимаете,  глупый, скорее похожий на оксюморон: счастье как то не сильно вяжется с образом железной руки, а тем более с загоном. Тем не менее, не смотря на все эти нестыковки, людям вдалбливалось в голову то, что  мы самые лучшие, что живем в стране, которая строит светлое будущее и ради этого строительства, нужно было делать только то, что говорили вожди.
Получалось, что люди не  должны были думать ни о чем кроме строительства. Ничто не имело в жизни большего значения, чем этот процесс. НИЧТО. Ни дом, ни семья, ни родители, ни дети, ни вы сами. Все это по первому свистку должно было быть принесенным в жертву ради великой цели, построения коммунизма.
Идеологическая машина в СССР была отлажена идеально, все работали словно винтики в огромном механизме.  Особенно это проявлялось в ранние года существования СССР.
Однако постепенно, когда тирания пошла на убыль, в людях стали просыпаться обычные человеческие желания.
Хотелось одеваться не только в робы и спецовки, хотелось ездить на машинах, смотреть кино не только про «Ленина в Октябре», хотелось есть, что то ещё, кроме колбасы по два двадцать. Вобщем жить как остальной  мир, и я так думаю, что вот тут и случился основной обвал системы. Дав людям волю думать и видеть,  система подписала себе смертный приговор.       

Но, как бы там ни было, у нас потянулись лекции и семинары. Лекции я помню плохо. А семинары начинались с того, что Александр Яковлевич здоровался с нами и предлагал поднять руки тем, кто не был готов к занятиям.
Идиотский подход – согласен, учитывая,  что нашего брата- студента на мякине не проведешь. Лично я, в любом случае, не поднимал руки. Но были такие, у кого  сдавали нервы. Так, например, случилось с моим Сашкой Егоровым, который не выдерживал этой психологической атаки и вcе время поднимал руку. Я ему постоянно говорил, что не стоит впадать в панику. Все равно Шекшуев не сможет опросить всех за один час.  Спрашивать же  Сашку каждый семинар он тоже вряд ли будет.
Но, что- то случилось с Егоровым и: каждый раз при вопросе  «кто не готов», он неизменно тянул руку вверх. Дело приняло нешуточный оборот. Шекшуев начал посылать Сашку в деканат. Там он писал объяснительные, пробовал пересдавать семинары, но, в конце концов, этих «пересдач» накопилось столько, что его подали на отчисление и отчислили!
Невероятно, скажете вы и будете правы, Тем не менее, студента, без пяти минут специалиста с высшим образованием, выгнали из института, из за лженауки, которая через несколько лет после Сашкиного фиаско, перестала существовать. 
Многие из нас были напуганы таким поворотом и стали учить, вернее, зубрить, НК так, что наша группа подтянулась до нереальных результатов на потоке. Где –то среди прочих был и я, правда зубрил я не так усердно , да и с конспектами у меня была вечная проблема.
Ладно уж сидеть и что то писать на лекции, но время от времени, нужно было ещё ходить в библиотеку, брать работы Ленина и конспектировать их. Это было самое неприятное. Часто нужная работа была на руках, да и сам процесс конспектирования  был для меня, титаническим трудом.
Однако человеческая лень, зачастую подсказывает  весьма оригинальные выходы из жизненных ситуаций. Моя лень сделала подсказку и мне.
Учитывая тот факт, что наш преподаватель  весьма поверхностно проверял конспекты, я стал ограничиваться тем, что под заголовком нужной работы просто  переписывал то, что  уже было в моей тетради. Для разнообразия я добавлял, какую- то отсебятину, все это перемешивал и показывал Шекшуеву. Как ни странно,  он не углублялся в чтение моего конспекта, так что хотите, верьте, хотите – нет,   в юности я  писал под псевдонимом - Ленин.

Экзамен по НК, я не помню, точно могу сказать, что я его не пересдавал, возможно, Шекшуеву  хватило Сашкиной головы, и он не хотел больше крови.
Естественно, что этот предмет забылся сразу же после того как я вышел из института. Я на сто процентов был уверен, что никогда больше  о нем не вспомню, но я ошибся.

Это случилось лет через шесть после окончания учебы. Я возвращался домой из командировки в каком- то грязном, пригородном поезде. Я сидел на своем месте и  старался не шевелиться, чтобы не испачкаться.
Вагон был полупустым. Всего несколько пассажиров, молча изучали  унылый пейзаж за окном.
На каком - то полустанке в вагон  зашла группа из двадцати человек. Они расселись по свободным местам и начали оживленно беседовать друг с другом.  До меня долетали обрывки их фраз, и вскоре я понял, что это  верующие.
Чуть позже выяснилось, что это Свидетели Иеговы. Тема их разговора была - жизнь после апокалипсиса.
Я сейчас уже не перескажу вам  их дискуссию полностью. Помню только, что один момент произвел на меня впечатление, и я пережил легкое де жавю.
Смысл этого момента был в том, что после конца света, после страшного суда, правильные люди продолжат жизнь в правильном мире. Там все будут равны между собой. Мало того, люди и животные будут жить вместе. Никто никого не будет есть. Тигр и человек будут гулять вместе по райским кущам,  питаться исключительно растениями, травой и прочими листьями.
Как  только я услышал о всеобщем равенстве, тут же вспомнил Анатолия Яковлевича и его семинары о коммунизме. В принципе, у свидетелей была та же теория,  только доработанная.  В их светлом будущем присутствовали ещё и звери.
А потом я ещё подумал, что Северная Корея, каким то образом  умудрилась соединить веру «свидетелей иеговых» с научным коммунизмом.
Во – первых, то, что там происходит, это уж очень близко к коммунизму.
А во- вторых с питанием там точно как у свидетелей – скоро все будут есть только траву.