Зайка

"Равнодушна судьба к прегрешениям,
Не прощает только оплошности"…

Первая "взрослая" производственная практика в море - это не шутка! Стремно слегка и волнительно. Но волнение скорее всего толкмо от азарта. Ничего более. Тебе целых двадцать лет и ты уже настолько взрослый, что можешь выходить в рейс на пол-года настоящим матросом... Не получилось попасть на один корабль со своими лучшими друзьями - эх... Специально, видать, ротный раскидал так всех нас, чтобы "чего не вышло"... Угу... Плавали, знаем... Дисциплина у него всегда на первом месте, а нам еще так "хочется пошалить"... Принимаем философски сей факт и горюем слегка за кружкой пива в рижском "пабе" Зем Мозоло (Под дубом)... Утром разъезжаемся по своим "пароходам", на судовые собрания, на тренировки по БЗЖ (борьба за живучесть), потом бегаем по докторам, делаем нужные прививки. Их целая куча... Как никак собираемся в Африку, а там "одна зараза кругом" (судовой доктор)...

Будучи курсантами четвертого курса высшей мореходки, я и три моих товарища после окончания летней сессии отправились на очередную плавательную практику. Так мы оказались на старом рыболовном траулере "Яхонт" и в составе экипажа из 110 человек ушли на полгода в рейс. Работали в ЮВА (Юго-Восточная Атлантика). Работали матросами на полной ставке, по взрослому - восемь часов через восемь. Никаких праздников, никаких выходных. 165 дней. Ловили рыбу. Ловили все — от кальмара и хека до скумбрии, ставриды, тунца и морского окуня.
Рейс был довольно трудным и долгим. Однако есть такое свойство у памяти: она оставляет себе только самое лучшее. Все остальное выбрасывает за борт пролетающим глупым бакланам.

Матросы на большом траулере живут в каютах по 4 человека. Экипаж разделен на две смены. Как и говорилось выше: одна смена работает восемь часов, затем другая смена работает восемь часов, а предыдущая в это самое время отдыхает. И так весь рейс. Эти две смены обычно не очень дружат меж собой и называют друг друга врагами. В шутку, естественно, но иногда бывали и обиды. Например, когда случались выгрузки на рыболовную базу готовой замороженной продукции. Представьте: нужно выгрузить 600 тонн рыбы. Наша смена начинает работу, мы выгружаем 200 тонн за смену, «враги» тоже за свою примерно столько же… Третья смена снова наша и мы опять выдаем «на гора» 200 тонн. А «врагам» уже ничего не остается, только «курить» во время суточного перехода в район промысла. То есть, мы выгрузили 400 тонн, а они — всего 200… Вот и были такие, можно сказать, «детские» обиды, ибо в следующий раз обычно бывало так, что «враги» больше работали и так далее…

Капитан распределил нас — четверых курсантов, по двое в каждую смену. Он категорически был против того, чтобы мы работали в одной смене. В общем, он был прав. Хотя нам тогда, наверное, было обидно и странно, что друзьям не дают вместе поработать. Да, и еще маленький нюанс. Все смены живут на разных бортах. Наши каюты были по левому борту, а каюты «врагов» — по правому.

Мы с Мишкой поселились в каюту к двум матросам.

Один матрос был в возрасте, для нас почти старик — ему было за сорок. Был он несколько грузен, неповоротлив и уже слегка лысоват. Но все его звали Толиком. Нрава он был довольно панибратского, поэтому и отношение к нему было соответствующим. Он страстно любил писать стихи. По любому поводу. На любую тему. Лишь бы рифма была. Таким же образом он любил эти стихи и читать —  вслух и с выражением, и обязательно на публике. Качество этих стихов было довольно невысоким, ну, может, чуть выше плинтуса, но нам с Мишкой они казались безумно смешными из-за кажущейся несусветной глупости этих самых стихов. И мы ржали как кони (не в лицо, естественно, в лицо — только неумелая и неуклюжая похвальба поэтическому гению), и веселились от души.

Обычному человеку трудно себе представить, как тяжело бывает работать в море. Не только физически, но и морально, в вечной болтанке, в вечных штормах, с бесконечным конвейером, на котором разделывается рыба… Замкнутое пространство - это как пытка порой...Когда надо, а некуда деться... Хочется убежать, просто пройтись - а некуда... Металл в переборках, "металл" в перебранках... Металл в цвете низких облаков и свинец в бескрайних волнах океана... ну и так далее — не будем об этом. Поэтому любое явление, которое носило позитивный или смешной оттенок, на корабле возводилось чуть ли не в положение культа и удовольствие от шутки или хорошей книги в тяжелом рейсе гораздо выше и острее, нежели на берегу в теплой бетонной норке.

Привычное пространство вокруг нас ученые лбы называют изотропным. Согласно их "измышлениям", изотропность пространства означает, что в пространстве нет какого-то обособленного или выделенного направления, относительно которого существует «особая» симметрия,  - все направления равноправны. И все свойства пространства и материи тоже "примерно" одинаковы в любой точке этого самого пространства. Так и в жизни повсеместно наблюдается нечто очень похожее. Примерное соотношение плохого и хорошего везде одинаково. Если кто-то не зацикливается на чем-то одном. Это касается и природы...

Второй матрос был тоже в своем роде выдающейся личностью, о нем и речь в нашем рассказе, хотя Толик также вполне себе достоин отдельного и своего рассказа. Так вот, был этот второй матрос чуть постарше нас с Мишкой, родом из глухой деревни. Звали его Лёхой. Круглолицый, кучерявый, светлый и пушистый, как зайчик. Глаза голубые, с огромными ресницами, взгляд — наивный и доверчивый. Что самое интересное, фамилия у него была — Заика! Мало того, он на самом деле заикался. От заикания у Заики, видимо, были какие-то комплексы, так как он слыл скромным, немногословным и трудолюбивым матросом, готовым покраснеть по любому поводу. Это смущение было ему, тем не менее к лицу и не вызывало неприятия, какое бывает у нас, когда взрослый человек начинает вести себя как ребенок.
Лёха в составе данной команды был уже не первый рейс и матросы, как мы успели с Мишкой заметить, относились к нему с уважением. Вполне естественно, что мы тоже быстро подружились с Лёхой. Он умел поддержать и шутку, и обычный нормальный разговор, но только у нас в каюте, например. Если случались разговоры или дружеские «перепалки» на палубе или в рыбцехе, где больше народу, Лёха обычно скромно молчал. Тушевался. Проклятое заикание, должно быть, давало себя знать.

К большому неудовольствию капитана, не обошлось в рейсе без женщин. Плохая примета, все-таки. Но нас Нептун миловал в тот раз. В команде матросов женского полу было трое. Работали буфетчицами и поварами.

Одна из них — Наташка, молодая черноволосая и стройная симпатичная девушка была как раз буфетчицей. И нам, молодым и зеленым курсантам, было видно невооруженным глазом, что она с первых дней очень неровно дышит к Лёхе. Лёха очень сильно обижался и смущался, когда обращали на это его внимание. Может быть именно поэтому он и дичился Наташки, хотя она постоянно оказывала ему как скрытые, так и открытые знаки внимания. Порции еды для Лёхи разительно отличались от наших порций. Почти в два раза — Наталья не жалела для него ничего и постоянно предлагала добавку. Стоило кому-нибудь из нас попросить добавочки, нас ждал неминуемы отлуп! Вот, так то… Но Лёха, не смотря на то, что откровенно игнорировал Наталью, принимал еду как должное. Вероятно, виной всему была его врожденная деревенская жадность к еде и к «халяве». Это был его недостаток. Нас с Мишкой, впрочем, это не особо касалось и не мешало хорошо относиться к Лехе.

У всех есть недостатки. Некоторые, правда, бывают весьма неожиданными и неприятными. Как например, когда внезапно тебя царапает милый и добрый котенок и ты осознаешь, что натура у него все таки своя, дикая, и тебе не стоит обманываться его симпатичным внешним видом. Вот так и Лёха — принимал благосклонность вздыхающей Натахи, а близко к себе не подпускал. Честное слово, даже мне было обидно за девушку. И так Лёха »промурыжил» бедную буфетчицу до конца рейса, не оставив ей никаких надежд.

Был еще у Лёшки один недостаток, который слегка портил его светлый образ — он был немножко неряшлив и весь рейс ходил (не на работе, естественно) в видавших лучшие виды и когда-то синих, линялых спортивных штанах с сильно вытянутыми коленками. На корабль он приехал в своих единственных джинсах и берег их как зеницу ока. Это важная деталь для дальнейшего нашего повествования.

Итак, Есть главный герой — симпатяшка-матрос, обаятельный даже для своих товарищей, но имеющий пару-тройку изъянов. И есть бедная наивная девушка, добивающаяся расположения этого парнишки, но в ответ не услышавшая за пол-года даже слова «Спасибо». Как судьба должна наказать нашего персонажа за такое откровенное хамство и неблагодарность?! И все ли на свете остается безнаказанным?! Если ты принимаешь бесплатный сыр, посмотри, пошарь вокруг в поисках мышеловки?! Не все так просто. И все — просто. Одновременно.

Фортуна обычно смотрит сквозь пальцы на ваши моральные качества, но не упускает случая воспользоваться вашей неосторожностью. Так вышло и с Лёхой Заикой.

Рейс закончился, мы пришли в порт Луанда (Ангола), чтобы назавтра сесть на самолет и вылететь в Россию. Праздник. Отпуск. Счастье. Все лица — радостные, веселые. И только Наталья — грустная и с опущенными глазами. Многим было ее жаль. Искренне жаль… А Лёха, … Лёха уже совершенно забыл её, то есть, её «добавочки» - как и все, он погрузился в веселую суматоху перед вылетом, бегал искал марлю, потом утюг, чтобы отгладить свои драгоценные и единственные джинсы, которые пролежали в чемодане целый рейс. Бегали и мы с Мишкой, доставали свои, ставшие непривычными куртки, так как за бортом было вечно жаркое африканское лето, а месяц был тем не менее — декабрь, и в России нас ждал весьма «морозный» прием…

Примерно в этот самый момент мы с Мишкой и услышали вопль, полный обиды, разочарования и ужаса, который вдруг вырвался из нашей каюты, пролетел по палубе и растаял в туманной от жары гавани Луанды. Мы быстро переглянулись и опрометью бросились вниз, перелетая каждый трап за один прыжок. Мы узнали Лёхин неподражаемый и нежный баритон. Боже, что случилось?! Его укусил какой-нибудь морской гад?! Или муха Цеце?! Нет. Его настигла карма, как сейчас модно выражаться. Его настигла судьба. Фортуна. Провидение….

Картина, которую мы застали, была достойна пера лучшего живописца: Перед зеркалом стоял красный как рак Заика в натянутых до половины задницы, своих любимых джинсах. Живот его, отросший за время рейса благодаря «Наташкиным регулярным знакам внимания» в виде лишних «добавок», отказывался пускать джинсы далее вверх. В талии джинсам тоже не хватало примерно 20 сантиметров, чтобы хоть как-то сойтись в районе пуговицы над ширинкой… Не могло быть и речи о том, что эту несчастную пуговицу когда-нибудь удастся застегнуть! Лёха стоял и плакал. И сыпал недобрыми словами в Наташкин адрес. Весь экипаж валялся от хохота по всем закоулкам верхней и нижней палубы! Даже Наталья выглядела уже не такой грустной….

Когда мы с Мишкой немного отошли от смеха, то принялись чесать репу, чтобы хоть как-то помочь Лёшке, своему товарищу, и не придумали ничего лучшего, как распороть джинсы по бокам и вставить туда треугольные клинья из синего хэбэшного материала от матросской робы. Что могли «сшить» два курсанта и разгневанный и плачущий матрос?! — Ничего путного, естественно. Все было даже хуже, нежели в выражении «шито белыми нитками». Заика был похож на обаятельного, но очень злого БОМЖА, в собственноручно и от того — косо сшитых штанах, из сомнительной ткани, и в черной коротенькой курточке до пупа, которая никак не хотела прикрывать дешевые Лехины «клинья» и туго натянутую, и поэтому вывернутую наружу ширинку, которая, как выразился его тезка из палубной команды: «Более похожа на манду, чем на ширинку»… Вот так был наказан за свое деревенское хамство Лёха по фамили Заика или Зайка, я точно не помню — добрый и обаятельный матрос с рыболовного траулера «Яхонт»