Ночные прогулки в Гарлеме

Нора Гайдукова
НОЧНЫЕ ПРОГУЛКИ  В ГАРЛЕМЕ
Ее телефон дала мне моя берлинская подруга , которая всех и везде знает, чудесная девушка. В Нью Йорке все пригодится - город большой и незнакомый.
По телефону ответил муж Натальи - сразу чувствуется - милейший человек. И мы с дочкой наметили: обязательно эту Наталью посетить, она и художница, и писательница, и актриса, и красавица судя по фотографии в фейсбуке.
Времени в Нью Йорке  было маловато, поэтому мы старались совместить разные визиты по принцыпу расположения. В этот день пошли мы в знаменитый Метрополитен Музеум. Погода в конце мая была сказочная, мы поднялись на крышу музея, откуда открывалась панорама Нью Йорка, все эти криво и кое-как поставленные спичечные коробки и кубики, какое-то фантастическое лего гигантских размеров. Кто-то бросил эти части игры как попало и по странной случайности все это как-то стоит, да еще живет, дышит, функционирует как огромный механизм, который кто-то завел и сейчас за ним присматривает, чтобы не сломался. 
Музей уже должны были закрыть, но это был четверг, день долгой работы музеев, некоторые залы уже закрыли, но на крыше разноязыкие и разноцветные посетители ели, пили и общались ,радуясь солнцу и весеннему свежему воздуху. Панорама открывалась и на Центральный Парк, на краю которого стоит знаменитый музей, такой огромный,с большим озером, возможно искусственными, с какими-то холмами и горками, казалось, ему нет конца.
С крыши я позвонила Натальи, она собиралась довести нас до своего дома, на другой конец парка, не так уж далеко по ньюйоркским меркам, километров пять. Наталья нам сообщила, что плохо себя чевствует и встретить не сможет и предложила прогуляться по парку, иначе добраться было невозможно.
Очень усталые, но решительные, мы спустились с крыши и вошли в парк, где как раз занимались джоггингом после работы жизнерадостные горожане. Мостики, холмы, дорожки и скамейки были очень похожи и вскоре мы поняли, что заблудились. Тут я вспомнила великого авантюриста и талантливого писателя Эдика Лимонова с его описанием ужасов ночного Центрального Парка.  А уже начинало темнеть. Потихоньку переругиваяь, в какую сторону идти и спросив совета у нескольких бегунов, мы через два с половиной часа наконец вышли к небольшому водоему, на искуственном островке стоял невзрачный китайский домик.
Это был наконец выход к Гарлему.  Подошли к дому Натальи и она открыла нам сверху дверь. Это уродливое бесформенное серое строение не оставляло сомнений в том, для кого оно построено.  По длинному серому коридору мы дошли до лифта. Пестрая публика из разных мест Земного Шара ожидала его прихода. Народ выглядел вполне жизнерадостным, никаких комплексов по поводу своей бедности никто не демонстрировал. Как раз наоборот – это были счастливчики, получившие социальное жилье и платившие за него сущие копейки. Трехкомнатная квартира в этом доме стоила около 400 долларов в месяц. На свободном рынке это было бы минимум три тысячи.
 Наконец  двери  лифта открылись и жильцы стали туда заходить. Мы тоже вошли, но вдруг чуть не выскочили обратно. На полу в лифте лежала аккуратная горка дерьма. Остальные пассажиры не обращали на нее ни малейшего внимания, вероятно, это было в замечательном социальном доме обычное явление. 
На одиннадцатом этаже дверь нам открыла сама Наташа. Не берусь описывать ее внешность – ей хорошо было бы пойти в шпионки, ничего запоминающегося ни красивого, ни уродливого в ней не было. Обычная русая русская женщина, бледная и слегка опухшая, что наводило на мысль о нездоровьи, курении и возможно о некотором пристрастии к алкоголю. Оказалось, она действительно курит, но алкоголичкой в обычном понимании она не была.
Нам навстречу вышла также пестрая кошка, но после короткого ознакомительного взгляда, она скрылась в глубине квартиры и больше не показывалась.
Запомнилась очень яркая и пестрая шаль и такие же аляповатые картины на стенах – Наталья считала себя художницей и писательницей, в ценности ее литературного творчества мне убедиться не удалось – хватило знакомства с самим автором.
Мы подарили хозяйке коробку дорогих невкусных немецких конфет знаменитой фирмы «Линдл» и традиционного нелепого Берлинского Медведя.
Нас провели в небольшую гостиную, всю уставленную какими-то диванами, креслами, обложенную пестрыми и яркими подушками, с низким столиком, на который хозяйка уже любезно ставила тарелки, оценив нашу длинную прогулку по музею и парку и спеша накормить нас русскими пельменями, чему мы были искренне рады.
Осмотрев довольно большую и какую-то по-американски нелепую квартиру, с проходными комнатами и окнами, выходящими на галерею, что делало ее полутемной. Но это было правильное решение, иначе жить на шумном перекрестке было просто невозможно.
Наконец мы уселись с дочкой на диван, Наташа села напротив нас. Мы внимательно поглядели друг на друга и тут я поняла, почему мы никак не могли найти дорогу в этот дом и вообще почему я шла сюда с такой неохотой. Глаза у нее были страшные, это были глаза явно душевно тяжело больного человека. Посмотрев на нас с дочкой, Наталья спросила: «Где Вы с Вашей дочкой познакомились?»  Полина действительно на меня не похожа, но такого вопроса мне еще никто не задавал. Я все еще пыталась превратить все происходящее в шутку. «Мы познакомились в роддоме «Аист» в Питере» - сказала я, натянуто улыбаясь. При этом Полина поперхнулась пельменем и закашлялась. Наталья либо не поняла шутку, либо ей нравилось издеваться над людьми. «Так я и думала» - изрекла она. У меня хватило ума сменить тему и мы перешли на разговоры о жизни наших людей в Нью Йорке и о семье Наташи.
Она рассказала, что никогда днем не выходит на улицу, а если надо в магазин, то ходит только с кем-нибудь. Зато ночью она любит одна гулять по парку и все местные хулиганы знают ее и боятся. Ее сын живет с ней и пока ничем не занят, хотя ему уже тридцать пять лет. Тут я совсем не удивилась. В сумасшедшем сегодняшнем мире все сместилось и перемешалось, все больше молодых людей не находят ни семьи, ни места в жизни. Кормильцем этой милой парочки был муж Натальи, которого я никогда не видела, но слышала по телефону его преувеличенно вежливую речь. Такой стиль общения всегда вызывает у меня странное чувство, как будто я навязываюсь людям и они стесняются мне сказать, поэтому так противно любезничают.
Муж Натальи – еврей, художник, закончивший в Питере Академию, души в ней не чаял, кормил и поил ее и неродного сынка. А зарабатывал он своей собственной профессией  - он был художник по металлу. Только ковал он не чугунные решетки и не странные фигуры в стиле концептуального искусства. Он ковал совершенно конкретные вещи – орудия пыток, образцы которых были позаимствованы из фолиантов мрачного европейского средневековья,  когда инквизиция очень изобретательно все это дело развивала и использовала.
Это высокое искусство было очень прагматично и конкретно применено к современным вкусам и потребностям  - их используют для садомазохистских фильмов, выкладываемых в Интернете.
Фильмы эти пользуются большим успехом и люди, занимающиеся  их производством, весьма состоятельны. Также и этот Миша (или Гриша, не важно) получал за свой профессиональный труд довольно заметную зарплату, достаточную для безбедного житья и регулярных путешествий в экзотические страны. О чем Наталья выкладывала фото в фейсбуке, где она показалась мне очень красивой. Возможно, она и была красивой. Во всяком случае, она вскользь заметила, что тоже снимается в этих фильмах.
Тут я поняла, что сейчас нам предложат, в качестве десерта, эти фильмы посмотреть и быстро шепнула дочке, что пора раскланиваться. Наталья нас никак отпускать не хотела – видимо ей было скучно одной, а муж возвращался с работы поздно ночью.
Потом она начала развивать идею, отвезти наш в наш Северный  Бруклин на машине. Но перспектива прокатиться двадцать пять километров с сумасшедшей водительницей  за рулем как-то не радовала. Тут я уже начала впадать в панику, был уже двенадцатый час и транспорт запросто мог оставить нас на другом конце улицы без всякой надежды добраться дешево до нашего уютного домика, который стал мне казаться почти недостижимой мечтой. Я стала пробираться к двери, потому что возникло чувство, что дверь сейчас запрут и нас никуда не отпустят. Наталья и вправду стала предлагать остаться у нее ночевать.
Тут я судорожно схватила куртку одной рукой ,  дочку другой и выскочила на лестницу. Жизнерадостные гарлемцы толпились на автобусной остановке, громко переговариваясь.
Было уже темно, но тепло, кругом светили не по-немецки яркие фонари и я очень обрадывалась, когда через час мы вышли из метро на наш заплеванный угол, где вечно толпились обкуренные и обколотые афроамериканцы, впрочем, весьма дружелюбные и ничего плохого нам не сделавшие. За неделю мы уже привыкли друг к другу и перестали обращать друг на друга внимание.
Прибыв домой, я убрала эту Наталью из друзей в фейсбуке, не то обидевшись на ее сомнение в подлинности дочки, не то напугавшись так и не просмотренных фильмов с пытками.
Не знаю, чем она меня так достала, обычно я не злопамятна и абсолютно не принципиальна.
Месяц назад я получила печальное известие – Наталья умерла. Легла спать и не проснулась. Я  совершенно уверена, что это было самоубийство, может, какая-то смесь наркотиков и лекарств. Муж и сын, по словам нашей общей  знакомой, остались безутешны.
06.02.2014
Берлин