Убежавший рассказ

                Посвящается Б. Виану и Э. Хемингуэю 
 
   Алексей хотел взять ручку, чтобы написать новый рассказ, но она куда-то спряталась от него. Она жутко не любила, когда кто-либо брал ее вымазанными кремом руками. После этого оставались следы  разводы, и она чувствовала себя не ручкой, а куском сала. Алексей считал это блажью. Ему было глубоко наплевать на мнение какой-то там ручки. Он пошарил рукой под столом, подул с ручной свисток, но она не захотела вылезать из своего угла. В итоге это ему надоело, и он решил обойтись без нее, как уже делал не раз.
   Он взял гусиное перо (лежащее тут же, на столе),  и стал писать своей кровью (для этого имелась выемка на запястье, любезно вырезанная его другом хирургом) на писчей бумаге. Он предпочел бы писать ручкой, так как кровь, впитываясь в бумагу, делала ее малиновой. Он любил малиновый аромат, но читать красный текст на малиновом фоне было трудно. Но он, за неимением выбора, писал кровью.
   Рассказ был о том, как один человек попав на войну, лишился обеих ног, а вернувшись на родину (так как воевал в экспедиционных войсках), неожиданной для себя обнаружил, что все на него наплевать, и никому он не нужен. В итоге он спивался. Этот сюжет приснился и понравился Алексею. Только он навряд ли понравиться Алене, - она не любит фэнтези.
Раньше Алексей писал только зрелую, серьезную прозу о вампирах и зомби, об инопланетянах и проходящих сквозь стены кузяпликах, но такой экспериментальный сюжет привлекал его давно. Он спал и видел как у редактора от удивления и восторга, глаза вылезут из орбит и, выпав из глазниц, с металлическим скрежетом закатятся под большой шкаф. Да, он точно напишет эту вещь, пусть даже и не уверен в ее качестве.
   В это время в комнате стало душно, и он подумал, что неплохо было бы закрыть окно, облака так и шпарят, но был погружен в работу и  к тому же, слишком хорошо знаком с коварной бумагой. Эта податливая смесь была вовсе не миленькой девочкой, а редкостной стервой. Однажды, стоило ему лишь на минуту отвернуться, как лист, на котором он только что писал, стал абсолютно белым, и стихи для Алены, которые он малевал, были потеряны навсегда.
   Он писал:
   «Солнце, проникая сквозь просветы между деревьями, ложилась пятнами на влажную от росы траву, и было слышно, как звонят к обедне вдалеке. А он лежал, на скользкой, устланной листьями мокрой траве, поверх фланелевой рубашки, которую постелил вместо постели….»
   Он писал так.
   Он дошел до того момента, когда персонаж стал вливать в себя вредную для организма жидкость, которая мелено разъедала его организм, превращая органы в жиле, когда зазвонил телефон.
   «Подойти? Не подойти?» - думал он.
   Телефон продолжал звонить, подпрыгивая на столе, как если бы он был раскален добела, и подавая всем видом, что ему плохо.
   Алексей наскоро завершил историю, убив персонажа на два абзаца раньше запланированного, затем, быстрым отточенным движением, отложил перо на место, схватил степлер и пропечатал им бумагу. Она немного подергалась в судорогах на столе и умерла. Теперь можно было спокойно подойти к телефону.
   - Алло!
   - Кто это?
   - Алексей.
   - Почему так долго не подходил?
   - Работал.
   - А в два часа у редактора будешь? Или тебя не записывать?
   - Буду.
   - Тогда пока.
   - Пока.
   Алексей повесил трубку, и тот час же забыв о разговоре с незнакомцем, вернулся к письменному столу и его охватил ужас. Написанный им только что собственной кровью рассказ, по-видимому, устыдившись своей формы выражения и неоднозначности структуры, дал стрекача.  На полу еще не просохли красные пятнышки от его шагов. Алексей расплакался, и слезы, падая на поверхность стола, оставляли на нем несмываемые жирные пятна. Тот, поняв что хозяин этого не замечает, медленно сдвинулся в сторону. так что теперь слезы падали на защищенный специальным слоем паркет, и стукнувшись о него с глухим звуком, разбивались на мелкие осколки, почти что пыль.