История непосвящённого

Будучи составителем, редактором и автором многих статей четвёртого тома избранных сочинений Тимура Пулатова, не раз и не два писал я об этом уникальном предсказателе будущего средствами художественной выразительности, об этом феноменально одарённом духовидце, футурологе, пророке… Неслучайно столь символично даже само название одного из моих о нём литературоведческих очерков: «Вселенные Тимура Пулатова -- триумфы и трагедии мятущегося духа…»

Признаюсь, мне всегда было волнующе интересно знакомиться с каждым очередным произведением этого автора, и не в последнюю очередь из-за того, что все они различались особой новизной стиля и сюжета, характеристиками героев, местом и временем действия. Разительно непохожи в этом плане, например, роман «Плавающая Евразия», органично сочетающий в себе реальность, современность, мифологичность и библейскую древность, и феномен новой прозы Пулатова -- роман «Гафил», в котором имевшие место быть исторические события, взорвавшие в своё время один из уголков планеты, искусно вплетены в сюжет, провидчески живописуя и предсказывая их последствия.

Слово «Гафил» переводится на русский язык как Несведущий, Непосвящённый. Этим арабским именем наградили братья по оружию советского инженера Мухсина Мукумова из Узбекистана, приехавшего в дружественный Йемен, чтобы помочь стране в обводнении пустыни.

Начальство строго повелело Мукумову и его товарищам-мелиорато-рам во всём придерживаться «кодекса чести» советского специалиста , всегда и во всём демонстрировать передовые социалистические взгляды, подходы и идеи, прогрессивные навыки труда перед живущими в средневековье арабами, но, главное, остерегаться ответного влияния ислама на атеистические умы командированных. Недаром любимой присказкой начальника Мукумова -- полковника Карабаева, по совместительству «оружейного барона», тайком сбывающего тем же повстанцам-арабам советскую военную технику, был слоган «Никакого ислама!»

С первых же прочитанных страниц меня буквально пленила атмосфера «Гафила» не только зкспрессивной энергией слова, но и необычностью места действия, самого пейзажа, на фоне которого действуют, страдают, надеются, мечтают о свободе герои романа.

Корни такого пристрастного моего отношения к антуражу романа имеют, по-видимому, автобиографический характер -- дело в том, что, обучаясь в университете по специальности «ядерная физика», я при этом уделял ненасытное внимание и искусству, литературе, филологии. В числе приоритетов обретались ориенталистика, арабская культура и язык. Может быть, и потому, что в числе желанных друзей СССР были арабские страны и их лидеры -- Герои Советского Союза Гамаль Насер, Хосне Мубарак, Саддам Хуссейн, Муаммар Каддафи, Ясир Арафат, Хафез Асад, Хабиб Бургибап и Али Насер Мухаммад, строящий социализм в разделённой северной части Йемена не без помощи советского оружия и специалистов, одним из которых волею судеб и оказался Мухсин Мукумов -- Гафил. Многих из них смела с трона так называемая «арабская весна», но думаю, что предтечей, провозвестником её были именно описанные в романе Пулатова события. Не знаю, насколько стимулировало моё творческое воображение мелькание этих исторических лиц в парадных залах Кремля, но полагаю, что побудительной причиной моего пристрастного интереса к арабской культуре была и есть близость -- по восточному вектору (фамилия моей матери Пахлавуни) с моей родной, армянской.

Изучив худо-бедно арабский по словарю и попутно знакомясь не только с исламской культурой, но и с её традиционной религией,

я дерзнул даже взяться за перевод Священного Корана на мои родные армянский и грузинский языки, но на первых же сурах -- главах Книги почувствовал некое сопротивление материала и опустил руки. Наверное потому, что пророк Мухаммад в своё время объяснил верующим: Коран читается семью способами, только так возможно полностью раскрыть сокровенный смысл божественного откровения, а каждая сура – это верх поэтического озарения!

Мне же, сколько бы я снова и снова ни садился за перевод, никак не хотелось прозаическими словами перелагать лишь смысл, пересказ Священной книги, как это сделала в своё время В. Порохова при переводе Корана на русский, из-за чего современные переводчики справедливо считают её работу лишь «таф-сиром» -- очередным толкованием Священного текста для широкого русского читателя.

Но возвратимся к роману и к Гафилу -- несведущему, непосвящён—ному, который в силу своей натуры всегда вольно или невольно переступал через запреты и рамки несвободы. Работая вместе с нанятыми на строительство обводного канала арабами, наблюдая за их бытом и нравами, старший по званию -- инженер Мукумов нарушает табу , проникается симпатией к местным за их трудолюбие, неприхотливость -- однако тут же, как убеждённый атеист-безбожник, вмешивается в теологический спор с ними. И что же? По просьбе наёмных арабов Мукумов разрешает незначительно отодвинуть магис—тральную линию канала от места, почитаемого святыней туземным населением. Это в глазах хозяев -- полковника Карабаева и арабского заказчика доктора Аймана окончательно дискредитирует Мукумова: после неоднократных предупреждений «Никакого ислама!» Гафил отстраняется от работы и слоняется без дела по берегу Красного моря в ожидании прилёта самолёта, который должен доставить провинивше—гося на родину для обсуждения его персонального дела на партийной комиссии.

В знак корпоративной солидарности с инженером из безбожной страны, на поверку оказавшимся более человечным, чем их местные начальники, наёмные арабы решают покинуть стройку, а один из них -- Салех, обучавшийся ранее в СССР и хорошо понимающий, что ждёт Мукумова на родине, предлагает Гафилу погостить в его родном селе Эль Риш

.Импульсивному, авантюрному по складу характера любителю острых ощущений Мукумову уже мерещится вольный дух свободы на верблюжьих тропах, на терракотовых полях на пути к горной деревушке

Мерно раскачиваясь на верблюде, ведомый всё выше по горной тропе Салехом, сносно знающим русский язык после учёбы в харьковском институте, Мукумов убеждается в том, что и там, в долине, арабы, под—чиняясь социалистическим догмам, ведут такую же двойную жизнь, как и Мукумов у себя на родине. Но у йеменцев, только недавно присягнувших ленинским идеалам ( вместе с оружием, навязанным «старшим братом») , чем выше в горы, тем ощутимей сохранились свои обычаи, верования, лучшие черты характера, на затронутые чуждой идеологией. Здесь свободная от назойливых правительственных пропагандистов территория у подножья горы Хамрамаут, с которой связана кораническая легенда о конце света, поэтому сюда боятся добираться военные патрули в поисках тех, кого называют террористами или контрабандистами.

Попутно замечу как констатацию факта, что современная литература в сюрреалистических, фрейдистских переживаниях персонажей оказалась фатально замкнута в собственном жилище, в пределах отношений в сугубо местном регионе… Она растеряла традиции великой литературы Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Льва Толстого, обращавших свой духовный взор к иным племенам и народам, пытаясь понять и осмыслить их жизнь, верования, идеалы, чтобы протянуть всем нам незримую нить сочувствия и родства, чтобы художественно убедительно показать глобальную всемирность связей человека мыслящего.

Автор «Гафила», перенося действие романа в инонациональную среду, делает это не в первый раз, не гонясь при этом за экзотикой в попытке любыми средствами привлечь внимание искушённого читателя.

В богатом творческом ряду автора и каракалпак Каип, житель гибнущего Аральского моря из повести «Второе путешествие Каипа», и героический хорезмский султан Джалалиддин, скрывающийся от монгольских преследователей среди курдов в иракском предгорье -- список можно было бы продолжить…

В йеменском предгорье Хамрамаута, в местечке Эль-Риш в гостях у Салеха и его родичей Мукумов сталкивается с подлинной, неприкра—шенной жизнью тех, кто казались такими робкими, бесправными наёмными рабочими на канале. Это их старший Абдалла по долгу службы и по велению сердца нещадно бил палкой, запрещая творить по утрам молитву , отвечая возмущённому произволом Мукумову: «Так велит партия!»

Здесь, в Эль-Рише, Мукумов случайно застаёт вчерашних наёмных рабочих в наспех сооружённом тренировочном лагере. В спрятанной от посторонних взглядов лощине они усердно обучаются владению оружием, стрельбе, бегу, преодолению препятствий под командо-ванием всё того же палочника старшины Абдаллы.

Но не эта неожиданность более всего поразила гостя: Мукумова, закончившего службу в армии в звании лейтенанта, отличного стрелка, со школьных лет влюблённого в оружие, получившего среди сослуживцев из-за этого прозвище «оружейных дел мастер», сильнее всего задело неумелое, небрежное обращение эль-ришских бойцов с советскими винтовками, автоматом Калашникова в процессе полевой тренировки. Не думая о последствиях, лейтенант бросается к незадачливым ополченцам, страстно втолковывая им, как следует разбирать и собирать автомат, как целиться и в какой момент осыпать противника градом пуль, чтобы стать идеальным бойцом.

Этот, казалось бы, обычный инструктаж, в котором Мукумов щедро поделился с бойцами всем, чему обучал солдат в своей части под Хабаровском, оказался тем звеном, которое неразрывно связало воен—ного с эль-ришскими стрелками, посвятившими себя освободительной идее даже ценой собственной жизни.

Эль-ришский тренировочный лагерь оказался лишь одной из многих подобных баз, откуда в назначенный полковником Амром -- бывшим военнослужащим «Белой гвардии» саудовского короля, в назначенный час икс выступят силы сопротивления и объединятся в борьбе за правое дело. При этом, как оказалось, всем необходимым тренировочные пункты снабжал поставленный местной властью следить за строитель--свом канала доктор Айман -- клиент Карабаева, скупщик контра--бандного оружия «для великого дела».

Мукумов, не пожелавший возвращаться на родину для неизбежного судилища над ним, покидает с арабами строительный городок и становится невозвращенцем, добровольным пленником боевого отряда, и отчасти вынужденно, отчасти из-за склонного к авантюрам характера всё больше втягивается в круговорот здешней жизни, участвуя в боевых тренировках, в военных советах и обсуждениях, наставляя и экзаменуя будущих повстанцев, знакомясь с теми, кто должен будет повести их дальше. Куда? Зачем и с какой целью?

И хотя новые друзья Мукумова вручили ему паспорт подданного Народно—Демократической республики Счастья (так шутливо называет страну Мукумов), чтобы правительственные ищейки не заподозрили в нём чужака, всё же в свои планы эль-ришские до конца его не посвятили, отсюда и прозвище -- Гафил, которое так и закрепилось за лейтенантом.

Но вот, наконец, сотни бойцов из разных потаённых мест Йемена, Египта, Туниса и Сирии собираются в одном большом объединённом лагере, и для Мукумова окончательно становится ясной их конечная цель, хотя и раньше по отдельным обрывочным разговорам Абдаллы, Салеха и его боевых товарищей Мукумов о ней догадывался. Вместе с ними он возмущается трагедией палестинцев, изгнанных с родных земель, сопереживает раздроблённости арабов, чему немало способствуют их коррумпированные правители, продающие богатства родины колонизаторам, глумящимся над исламом -- так в итоге суммировал Гафил умонастроения своих товарищей по оружию.

Позиция Мукумова -- это как бы авторский взгляд на происходящие события. Слегка отстранённый, он позволяет и нам, читателям, спорить с героями романа, по-своему оценивать их деяния, нередко странные и порой жестокие, свойственные их мироощущению, устремлениям, вере, на которые накладывает отпечаток их менталитет, мифологичное восприятие мира. Они истово верят в предстоящее явление Того, кто придёт под именем Махди, верят его пророческому дару и готовы пойти за ним, чтобы сразиться с современными тагутами и фараонами -- правителями, ставшими в их представлении каменными языческими идолами, изменившими исламу, счастью и благополучию всех арабов.

В самом большом лагере недалеко от границы саудовского королевства полковник Амр. Проведя последний смотр готовых к самопожертвованию федаинов -- борцов за веру, четырьмя отрядами отправляет их на великое, по их убеждениям, дело.

Как тут не согласиться с утверждением о том, что сама жизнь подчас даёт такие повороты сюжета, которые интереснее и неожиданнее любого писательского вымысла?!

Ближе к середине романа автор делает такое примечание: «Дальнейшее повествование навеяно событиями в Мекке, начавшимися 20 ноября 1979 года, первого числа месяца мухаррам 1400 года по хиджре», т.е. по мусульманскому летоисчислению.

Об этом поистине знаковом событии, заставившем волноваться мусульман и немусульман всего мира, шокировавшем страхом династию саудитов, написано множество статей, книг, выложенных в Интернете, дающих различные оценки, но сходящихся в одном: это был бунт, восстание против королевской династии Садовской Аравии, правителей, предавших идеалы ислама, общеарабской борьбы, ведущих развратный, алчный образ жизни, разбогатевших на нефтедоллдарах и позволивших разместить в «Дар аль-ислам» -- землях ислама -- американские и европейские военные базы, т.е. по мусульманским представлениям оплот новых крестоносцев.

При сопоставлении газетных и журнальных публикаций о событиях 20 ноября 1979 года в Мекке и текста романа «Гафил» отчётливо видно, что Тимур Пулатов использовал захват повстанцами Священной территории лишь как внешнюю канву повествования, чтобы проследить судьбы вымышленных персонажей и главного героя -- чужака, атеиста, непосвящённого -- инженера Мукумова, повторявшего с самого начала восстания: «Это не моя война. Это не мой бунт!», подтверждая тем самым сентенцию о том, что человек всё время воюет или готовится к войне, и часто в такую войну люди вовлекаются обманом, демагогией или просто по недомыслию, особенно такие как Мукумов любители и искатели острых ощущений. В этом Мукумов чем-то напоминает такого же любителя приключений игрока Ахуна из повести Пулатова «Завсегдатай». Ахун как-то незаметно втянулся в опасные дела с наркоторговцами, пережил с ними погоню, кровавый делёж барыша, едва не лишился жизни… Как Ахун перед роковым выбором любуется красотами восточного базара, плодами, запахами, цветами, торговками, так и Мукумов в первые дни захвата паломнического комплекса восторгается красками и линиями орнаментов, башнями и голубыми куполами мечетей в то время, как его товарищи, озабоченные обороной «свободной территории революции», внимают страстным обличительным речам бывшего лейтенанта королевской гвардии Джухаймина, которого ихваны (братья) объявили вестником Судного дня -- Махди.

Федаины—палестинцы верят, что сражённая в самое сердце динас—тия, погрязшая в стольких преступлениях против мусульман, не сегодня -- завтра падёт, и вместе с ней рухнет преграда на пути к освобождению Палестины. Египтяне—паломники, поначалу застигнутые врасплох восставшими, слушая обличительные речи Махди, его политические требования, уже видят в мечтах грядущие изменения в своей стране и бегство фараона, коим для них является правитель, так же предавший веру отцов в угоду врагам ислама. Такие же надежды у сирийцев, йеменцев, тунисцев -- поначалу мирных паломников, пожелавших теперь присоединиться к восставшим.

Мукумова, воспитанного в советских традициях, не трогает ни политика, ни идеи форума. Для него, кадрового офицера, привлекательна лишь военная организация восстания, которая находится в руках полковника Амра. И мало-помалу Гафил втягивается в общую борьбу, помогает обучать федаинов пользоваться всё тем же незнакомым для них советским оружием, закупленным при посред—ничестве Карабаева. К Мукумову обращаются и по минно-взрывному делу, когда становится известно, что династия для защиты трона пригласила французских десантников, совершив тем самым ещё одно богохульство -- пустив в Запретный город немусульман, что по шариату карается смертной казнью.

Этот сторонний взгляд, почти до окончания бунта присутствующий в политических, идеологических, религиозных оценках Мукумова, повторюсь, есть взгляд самого автора, который ни одному явлению, будь то готовность к жертвенности восставших, самоотверженность шахидов-смертников, различные воззрения на те или иные постулаты веры -- не даёт однозначной оценки, тем более когда всё это обостряется до нетерпимой жестокости в условиях «малой войны», бунта, восстания или революции, хотя, замечу в скобках, что тут намного более жестокими показали себя защитники трона и пришедшие к ним на выручку иностранные наёмники.

Главное для Мукумова -- это понять психологическую мотивацию сотен людей, захвативших главную Святыню ислама ради свержения ненавистной династии и почти три недели державших оборону внутри комплекса, готовых сражаться до последнего и с честью умереть…

Главное же и бесспорное для автора истолковано однозначно: свобода, борьба с тиранией удесятеряют силы восставших, ничто не в состоянии сломить высокий боевой дух восставших. Французские коммандос пускают в подземные этажи цитадели отравляющий газ. Друзья Мукумова и все, кто был на нижних этажах, принимают мученическую смерть, и лишь Гафил -- гость, издревле считавшийся для арабов почётнее отца—матери, был насильно вывезен неизвестными людьми из ада и доставлен в Эль-Риш, где и начиналась вся эта история.На то самое место в лощине, где когда-то Гафил увидел Салеха, бегущего с винтовкой с односельчанами, где две сотни молодых саудовцев, потрясённые казнью Махди и жестокой расправой над оставшимися в живых бойцами сопротивления, готовились повторить их беззаветный подвиг. Разве мог наш Гафил спокойно наблюдать, как они, как и Салех когда-то, неумело обращаются с оружием, повторяя в военном обучении типичные ошибки новобранцев? Разумеется, не мог этот до мозга костей «оружейный мастер». Как и в начале истории, он лёг рядом с незадачливым новобранцем и стал объяснять ему все премудрости, секреты и достоинства автомата Калашникова, демонстрируя этим, что смерть проверила Гафила на прочность, уравняв его в вере с погибшими товарищами. Он обращается к наставнику молодых саудовцев Амру, единственному помимо Мукумова спасённому из газового ада повстанцу: куда поведёт теперь полковник новых федаинов? И откуда придёт теперь следующий вестник Судного дня?

Закончу так: чтобы найти ответы на все эти вопросы, читайте новый провидческий роман Пулатова «Гафил»!

ГЛАН ОНАНЯН

Роман "Гафил" опубликован в издательстве "Голос-Пресс". Москва, 2013 год