Пазл 1

Первый раз она украла примерно в пять – пять с половиной лет. Точнее сейчас уже и не вспомнить. Была поздняя осень, а у куклы не было теплой одежды. У всех девочек в группе куклы были одеты тепло, а ее кукла одевалась в легкие наряды. И отчего мама не давала тот лоскут от своего зимнего пальто? Из него получилось бы совершенно замечательное пальто для куклы.
Имени той куклы уже и не вспомнить. Но то была не обычная совдеповская кукла 70-х. Это была иностранка из дружественной ГДР, истинная светловолосая голубоглазая арийка с пушистыми ресничками, резиновой головой и ручками. Такой ни у кого не было. А у нее была.
 Гэдээровскую куклу привез дядя Гриша, старпом-сосед из очередной загранки. И подарил. На день рождения. Ей, четырехлетней девчонке, подарили такую необыкновенную куклу. И глядя на округлившиеся глаза девочки, дядя Гриша засмеялся: «Да, соседка, вот уж не думал, что твои глазища могут быть еще больше». И, смеясь, принес из комнаты каталог  Otto. И тоже подарил, мол, будешь кукле наряды шить вот такие. И она научилась шить. Ради куклы. А каталог… Каталоги было дело привычное для нее. Она знала, что они существуют где-то в мире, ведь их часто привозили соседи-моряки. Но где? Это были окна в сказку. И эти сказки давали пищу фантазиям. Часть фантазий воплощалась, в результате ее кукла была одета гораздо лучше хозяйки, да пожалуй, гораздо лучше многих взрослых.
И у этой модно одетой куклы не было зимней одежды. Это была катастрофа. И катастрофа сопровождалась ежевечерними слезами и выклянчиванием того темно-вишневого лоскута драпа. Мама была непреклонна.
Поэтому кукла каждое утро заворачивалась в одеяльце. А девочки в группе смеялись, если видели. От этого противного смеха кровь приливала к щекам, уши пылали, злость и стыд оглушали. И тогда она украла одежду детсадовской куклы.
О таком пальто можно было только мечтать. Вязаное, зеленое-зеленое, с блестящими черными пуговками и черным пушистым воротником.
Ее всегда забирали самую последнюю, и частенько воспитатель оставляла ее одну и уходила пить чай в младшую группу. И это был самый тоскливый момент – остаться совсем одной. Игрушки, портрет дедушки Ленина на стене и темнота за огромными окнами. А в тот день она не могла дождаться этого чаепития. Надев пальто на куклу, завернула ее в одеяльце и посмотрела на дедушку Ленина. Она понимала, что он бы отругал. И снова злость нахлынула на нее. Ведь она столько одиноких вечеров просила дедушку уговорить маму. Мама бы его обязательно послушала. Ленина все слушали. Так говорила воспитательница. Но Ленин не помог. А больше просить и некого.
На следующее утро кукла осталась дома. Пальто было спрятано на самое дно кукольного сундука из обувной коробки. В группе пропажу не заметили. По выходным кукла могла долго гулять со своей хозяйкой. В таком пальто кукла не мерзла.
Перед новым годом мама делала генеральную уборку и случайно задела кукольный сундук. Он перевернулся. Мама устроила допрос. Наутро в саду все выяснилось. Воспитатели долго выясняли причины проступка. Ведь она такая хорошая, послушная, тихая, скромная девочка. Она молчала. От злости кровь приливала к голове и гудела в ушах. И дедушка Ленин молчал. Никто из детей не узнал. Вечером мама назвала ее воровкой и выпорола. Особенно досталось рукам. Потом было тяжело застегивать пуговицы, рисовать и делать аппликации. А плакать можно было только во время вечерних чаепитий воспитательниц. Она боялась, что пальчики не перестанут болеть и не смогут держать иголку. С дедушкой Лениным она больше никогда не разговаривала. Все равно ведь не поможет.