Встреча

               


     - Комрад, у тебя три часа. В 16-00 мы отправляемся обратно, не опаздывай, - строго напутствовал Генц, - нам не нужны неприятности.
     - Спасибо, комрад, - Алексей крепко пожал ему руку, - я не подведу.

    … Знакомство с Генцем Местаху, ученым-океанологом, удачно совмещающим любовь к морю и собственный бизнес по развитию экологического туризма, для Алексея, работавшего над докторской диссертацией по геоэкологии, было настоящей удачей. Произошло это на конференции в Испании. Генц читал там доклад о перспективах развития туристической зоны на территории полуострова Карабуруни, что ограничивает Влерский залив у берегов Албании и соседствует с островом Сазани. Сейчас для посещения этих мест нужно специальное разрешение для туристов, стремящихся осмотреть руины древнего города Орикум, сохранившего и небольшой амфитеатр, и следы разрушенных стен и улиц, которые ясно видны под водой лагуны.
     Все побережье Албании – копилка древних артефактов, свидетельствующих о событиях, начиная с двух с половиной тысяч лет до нашей эры. Здесь поселения основывались греками и троянцами, разрушались вестготами, включались в состав Византийской империи, позже - Венецианской республики, снова разрушались - турками, отбивались у них греческими и албанскими повстанцами…. Стратегически важное географической положение этой страны не давало ее жителям ни одного столетия мирной жизни. Но побережья хранят не только раскопки древних городов: наряду с античными памятниками Албания усыпана бетонными бункерами, по двадцать с лишним штук на каждый квадратный километр; более семисот тысяч было построено за время правления диктатора Ходжи.
     Есть бункеры и на полуострове Карабуруни, и не только они: в бухте Паша-Лиман располагается бывшая советская военно-морская база, и туристы едут сюда, чтобы посмотреть на настоящие подлодки, когда-то охраняющие эти берега, а сейчас уже десятилетия ржавеющие у причала…. На той конференции Генц Местаху более часа рассказывал о том, как экологически грамотно и экономически выгодно использовать преимущества полуострова, как создать уникальное туристическое пространство, включающее в себя и Национальный морской парк "Карабурун-Сазани", и базу Паша-Лиман, и древний Орикум.
      Именно анонс этого доклада и стал причиной поездки на конференцию Алексея. С Генцем они быстро нашли общий язык; ученый-бизнесмен с интересом отнесся к теме изысканий русского морского эколога, а когда узнал о семейной истории полувековой давности, то почему-то назвал его комрадом и со всей возможной горячностью заверил Алексея в своей помощи и пригласил в гости. И вот…    

     Три дня назад, в 23.50, минута в минуту, по расписанию, шасси аэробуса-320 Австрийских авиалиний, следовавшего из Москвы, коснулись взлетно-посадочной полосы аэродрома Тираны.
     Аэропорт столицы Албании - небольшой, рейсов в такое позднее время вообще мало: только этот, да еще из Рима и Любляны, и потому, от трапа до скромного здания из стекла и бетона с большущими белыми буквами «MOTHER TERESA» наверху, пассажиры проходят пешком.
     Алексей шагнул с трапа самолета и чуть помедлил, вдохнув полной грудью почти осязаемый воздух предгорья. Яркое освещение территории аэродрома не позволяло разглядеть окружающие окрестности, но он знал по фотографиям из интернета, что темнота скрывает совсем близко подступающие, поросшие лесом, с каменистыми прожилками, горы. Вообще, все, что Алексей знал об этой стране, было почерпнуто только из сети: никто из его близко или даже просто знакомых никогда не бывал в Албании. Точнее, из тех, кто был жив.
    
     Поборов в себе желание пройтись по ночной прохладе до отеля пешком, благо, что тот располагался менее, чем в полукилометре от аэропорта, Алексей взял такси и через несколько минут уже получал ключи от номера. Здесь ему предстояло провести всего две ночи: эту и еще одну через неделю, накануне вылета обратно в Москву. Все остальное время было отведено на путешествие по окрестностям города Влёра, протянувшимся вдоль Адриатического побережья.
     В номере Алексей принял душ, аккуратно сложил и убрал на дно дорожной сумки брюки и рубашку, в которых прилетел, достав на утро джинсы и темную футболку: самое то для дороги по побережью и серпантину. Еще из Москвы он сделал заказ на аренду авто и планировал к обеду быть во Влёре. Алексей сел на кровать и достал планшет, чтобы проверить почту и сообщить своему албанскому коллеге о том, что уже прибыл на место.
     Между чехлом и экраном лежала черно-белая, чуть пожелтевшая, но заламинированная фотография. С нее смотрел серьезным взглядом молодой мужчина в форме военно-морского флота: черный китель, черные погоны: светлые полосы и на каждом звезда. Такие же, как у Алексея, довольно коротко подстриженные, но видно, что вьющиеся, темные волосы. Темные же глаза. Точнее, на черно-белой фотографии они кажутся почти черными, а на самом деле были зелеными. Плотно сжатые губы.
     Дед. По маминой линии. Капитан военно-морского флота, прошедший войну, в 1959 году назначенный командиром одной из подводных лодок проекта 613, базировавшихся в бухте Паша-Лиман Влёрского залива. В том же году он и погиб, совершенно бесславно. В скупых источниках из интернета можно найти только следующие слова: «... по неосмотрительности и в нарушения корабельных правил погиб недавно прибывший командир ПЛ «С-242» капитан 3 ранга...». Примерно такие же скупые слова сказали и молодой и беременной жене капитана, Нине. Тела упавшего с плавбазы капитана не нашли, потому, проститься с ним убитой горем вдове не удалось, и через сутки недолгих сборов, она уже возвращалась к родителям мужа в Севастополь. Там и родилась мама Алексея, там же через годы встретила приехавшего в командировку будущего мужа, который и увез ее в Москву.
     Бабушка Нина больше замуж не вышла; до самой смерти жила в Севастополе и каждый день, в любую погоду, ходила к морю и, застыв хрупкой статуэткой, смотрела в сторону Босфорского пролива, откуда начиналась тоненькая ниточка, через несколько стран и морей ведущая к точке на карте у берегов далекой и уже совсем недружественной Албании. Где-то там, в бухте, у острова Сазани, навсегда остался тот, кого она так и не сумела ни забыть, ни разлюбить.
     С этим островом, стоящим у входа во Влерский залив, у Алексея была связана еще одна история. Скорее даже, инцидент. Посещая как-то на мальтийском Гозо с экскурсией пещеру нимфы Калипсо, по легенде когда-то проживающей на острове Огигия и удерживающей в плену Одиссея, он неосторожно упомянул гиду о двух других предполагаемых местах обитания нимфы: Сазани - в Адриатическом море и одном из британских островов. Что тут началось! Экскурсовод покраснел от негодования, громко возмущался на английском, что-то добавляя на родном языке, и хоть и успокоился позже, но до конца поездки демонстративно игнорировал Алексея. Позже юноше пояснили, что мальтийцы очень ревностно относятся к этой легенде, признавая только версию древне-греческого поэта Каллимаха, по которой Огигия — это Гозо. С той поездки Алексей перестал посещать исторические достопримечательности с экскурсиями и гидами.
     Тему гибели деда в семье никогда не поднимали, говорили только о том, что было до назначения в должность командира подлодки, бережно хранили альбомы с фотографиями, а одна, та самая, что Алексей взял с собой в поездку, всегда стояла на книжной полке в его комнате.
     В 1962 году в результате конфликта между двумя странами советский флот покинул бухту Паша-Лиман, оставив, следуя ранним договоренностям, бывшим албанским друзьям четыре подлодки. Среди них была и та, которой пусть недолго, но все же командовал дед Алексея. Ее номер на блестящем от воды боку можно заметить на кадрах короткой киносъемки, запечатлевшей события тех давних дней, когда одна за другой советские субмарины, рассекая воды Адриатики, гордо всплывали во Влерском заливе.
     И вот, по прошествии полувека с тех самых событий, Алексей – здесь.
     Положив фотографию на прикроватную тумбочку, Алексей проверил почту, отправил письмо и погасил лампу. Но темноты не наступило: в окно лился матовый свет близящегося полнолуния. Почти осязаемый луч Луны вязкой дорожкой перекинулся через подоконник к самой кровати. Загадочная ночь… в незнакомой стране… Алексей сомкнул уставшие веки и погрузился в сон.

     Все это было три дня назад.
     А потом события завертелись, словно звезды на ночном почему южном небосклоне после выпитого вина. Встреча с Генцем, посещение раскопок со следами времен античных богов, божественная же ракия (это же водка и 2 же не очень), разлитая по пузатым рюмкам из расписного дуба во время ужина в доме гостеприимных друзей Генца, которые жили в ста метрах от базы Паша-Лиман. Короткий путь в одиночестве по предрассветной тишине до причала. И они - три подводные лодки, ржавые, изъеденные морской солью и временем, без опознавательных номеров, никому не нужные останки героических субмарин. Четвертая уже затонула. Когда Алексей перепрыгнул с пирса на ближайшую, присел на корточки и провел рукой по шершавой поверхности обессилевшего подводного монстра, то представил, что именно по ней ступал пятьдесят с лишним назад его дед. Гоня из головы мысли о сентиментальности, достал из кармана блокнот, вырвал из него лист и сделав подобие кулька, наполнил его сковырнутой ржавчиной.
 
    Вчера утром по горному серпантину они с Генцем добрались до офиса сотрудников морского парка «Карабурун-Сазани», располагающегося на горном плато среди вечнозеленых жестколистных маквисов. В пятистах метрах ниже плескалось море…. А напротив, в нескольких километрах, из изумрудной воды поднимался остров Сазани.
     На закате этого же дня, к сидящему на крыше внедорожника и зарисовывающему в блокнот вид на остров Алексею, подошел Генц и преподнес самый большой за всю поездку сюрприз: сказал, что он договорился с ребятами из береговой охраны, которые утром перевезут ученого и его коллегу из Москвы на второй объект национального парка - на Сазани - и заберут их оттуда ближе к вечеру.

     …И вот теперь, после проведенных нескольких часов за ознакомлением с материалом, наработанным(собранным) исследователями из международной экологической группы, Алексею разрешили самостоятельно побродить по заповеднику, предварительно предупредив о наличии не только змей, но и диких кабанов. Положив в карманы куртки блокнот и карандаш, и пристегнув с одной стороны к поясу фляжку с водой, с другой – рацию, которую ему выдали взамен телефона с камерой, и заверив Генца в своевременном возвращении, Алексей отправился вдоль побережья.
     Он шел на север, все дальше и дальше, даже не сверяясь с распечатанной, вчетверо сложенной и лежащей в кармане картой, на которой еще в Москве, даже не подозревая о такой удаче, как попасть на Сазани, все же отметил два места. Первая точка – маленькая бухточка, образованная скалистым выступом, уходящим на многие метры под воду. Именно о него при выполнении учебной задачи ударилась носовой частью находящаяся в подводном положении одна из подлодок. До этой точки было чуть больше полутора километров.
     Накатанная сотрудниками исследовательского центра дорога проходила много выше, а Алексей шел почти рядом с кромкой воды, здесь было берег был менее каменистым, и уже через полчаса он оказался на месте. Обошел то, что на карте было похоже на маленькую бухту, а на деле больше смахивало на глубокую, но кристально чистую лужу, и осторожно ступая по осыпающимся под ногами камням и песку, вскарабкался на дальше других выдающийся в море выступ.
     Второе место, отмеченное на карте пунктиром - то, где была плавбаза, когда произошел несчастный случай с дедом, было отмечено на карте пунктиром. Стоя сейчас на скалистом выступе, Алексей смотрел прямо на него. Море: глубокое, синее. Спокойное в этот солнечный летний день, лениво набегающее на скальные выступы, полвека назад забравшее деда, и все это время хранившее на дне одетые в черный китель белые кости и занесенные илом и песком золотые звезды на погонах….
      Алексей осмотрелся вокруг: позади него берег круто поднимался вверх, покрытый редкими деревьями, намертво вцепившимися корнями в ненадежную почву, слева продолжение выступа уходило далеко вглубь острова, образуя еще одну небольшую бухту, обрамленную уже скалистым берегом, и которую по дороге сюда заметить было нельзя. Почти по центру крутого склона, закрытую со стороны моря, но видимую с его места, Алексей заметил расщелину. Было бы интересно осмотреть ее. Вниз выступ упирался в обвалившиеся за века, и веками же омываемые до блеска, камни, на которые можно было осторожно спуститься. Что он и сделал. Снова огляделся: даже обойдя бухту, пройти дальше по кромке берега ну никак не получится, остается только попробовать найти другой путь наверх, к дороге, чтобы не возвращаться прежним, а оставшееся время потратить на зарисовки. Осторожно шагая по скользким булыжникам и мокрому песку, прошел пару десятков метров, заранее выглядывая среди уходившего вверх и заросшего кустарником склона, удобное для подъема место. В общем-то подняться было несложно.
     Алексей посмотрел на часы: времени было еще достаточно, и вскарабкавшись по камням, он оказался у входа в узкое пространство между двух скал, чуть дальше плотно смыкающихся друг с другом; расщелина оказалась входом в пещеру. Низко нависающий над головой свод – чуть расширялся в темной глубине. Под ногами захлюпало: из чрева острова к морю сбегал тонкий ручеек. Фонарика с собой Алексей не захватил, а вот зажигалка всегда была при нем, хоть и не курил никогда. Нужно было соорудить подобие пусть и быстро прогорающего, но какого-никакого факела. Алексей вернулся к входу в поиске сухих веток. В траве между камнями что-то блеснуло. Присел на корточки, пригляделся и с удивлением понял, что это женское украшение. Точнее даже, что-то типа крупной заколки-шпильки: блестящей и украшенной каким-то камнем. Алексей взял ее в руки. Стержень бронзовый, а камень – сине-зеленый, похожий на бирюзу. Интересная находка…. На острове не велось археологических раскопок. Алексей осторожно провел по лежащей на ладони заколке пальцем: откуда тебя занесло сюда? Может смытая волнами у древнего города Бутринта, ты добиралась сюда столетия, перемещаемая песками по морскому дну? Или за несколько минут штормовые волны перенесли тебя сюда с Карабуруни?  Размышляя, сумеет ли он пройти с ней таможню, Алексей засунул находку в глубокий карман куртки.
     - Черт!
     Алексей с досадой посмотрел на руку: пытаясь пристроить шпильку получше, он укололся об ее острие. На подушечке безымянного пальца стремительно росла густая бордовая капля. Парень быстро опустил руку в ручей. Не сразу остановившись, кровь разбавила прохладную воду.  Алексея замутило, хотя раньше подобной слабости за собой не замечал, и прислонившись спиной к пещерному входу, он решил немного передохнуть.
     Сердце испуганно екнуло, когда понял, что забывшись, закрыл глаза. В панике, что мог заснуть, посмотрел на часы и выдохнул: прошло всего десять минут. Осмотрел палец, крови не было. Осторожно ощупал с внешней стороны карман: находка была на месте. Подумал, не связаться ли по рации с Генцем: и не стал. Быстро собрал пару десятков сухих веток, связал в два пучка и вошел в пещеру. Сделал на ощупь несколько аккуратных шагов, пока глаза привыкли к темноте, впрочем относительной, потому что свет от входа хоть немного, но проникал, и зажег от зажигалки первый самодельный фонарь. Веник горел быстро, поэтому Алексей торопливо зашагал вдоль ручья, стараясь пройти как можно дальше вглубь. Вдруг резко повеяло холодом, и он бросил догорающий факел вперед на несколько шагов. Впереди было большее, чем проход, по которому он сюда шел, пространство, наверное, собственно, основная часть пещеры.
     Алексей обернулся назад, удостоверившись, что дорога к выходу, так и осталась единственной и он сможет без труда выбраться отсюда, и зажег второй факел. Огонь осветил округлой формы пещеру, высокими сводами уходившую глубоко вверх. Посредине находился источник ручья – какое-то малюсенькое темное озерцо. Алексей наскоро оглядел стены, и когда огонь потух, а глаза вновь привыкли к темноте, пошел по правой стороне, туда, где заметил в стене темное углубление.
     Это был путь наверх. Во всяком случае, выступы в стене об этом прямо говорили. Острый аромат приключения пробился через тяжелый запах мрачной сырости и защекотал ноздри. Сердце забилось чаще, и Алексей решительно полез по кем-то проделанным подобиям ступенек. После двенадцатой, руки нащупали широкую поверхность. Алексей подтянулся и заглянул на… второй этаж? Он поднялся в полный рост. Это была настоящая каменная комната. Потолок, конечно, ниже, чем в пещере, и никаких следов сырости ни на нем, ни на стенах. Здесь было гораздо светлее: источник света находился где-то справа. Алексей пошел на него и вышел в коридор, который слева заканчивался провалом стены во внешний мир, с видом на море… полно, провал ли это? Алексей подошел ближе. Это больше походило на проделанное в стене окно, вот и подобие подоконника: пальцы коснулись холодного и гладкого камня. Алексей осторожно заглянул вниз: безусловно, это та самая бухта, которую он обнаружил с выступа и с которой он увидел вход в пещеру. Это окно в скалистом береге не видно снизу. На что же он набрел? Алексей обернулся. Ответ мог быть в конце каменного коридора, и он, почему-то стараясь ступать неслышно, пошел туда. Метров через семь проход резко свернул направо, еще через семь налево, и стало темно. Алексей в третий раз за сегодня дал привыкнуть своим глазам и осторожно сделал несколько шагов.
     Справа вдруг потянуло сквозняком. Алексей положил руку на стену и провел по ней немного вперед. Пальцы нащупали пустоту. Сделал шаг, разом перекрывая расстояние до  входа куда-то, повернул голову и увидел поворот, заканчивающийся глубокой нишей (комнатой?), в которой горел свет. Судя по тому, как он падал, источником были или свечи, или светильники на стенах. Сердце забилось сильнее. Алексей оглянулся назад, мысленно повторяя в памяти все пройденные повороты, ощупал пояс и карманы на наличие чего-то, что могло бы послужить оружием… от кого? Кто же его знает… он все-таки на официально необитаемом острове, где его вообще не должно быть. Про пещеры эти ни Генц, ни другие ребята ничего не говорили. Может тут контрабандисты нарыли себе тайных переходов, один из которых ведет по дну морскому в один из тысячи заброшенных бункеров? Брр… Алексей остановил поток фантазий и пошел вперед. Дошел до арочного проема. Перешагнул условный порог. И оказался в большой комнате, освещаемой четырьмя связками из нескольких свечей каждая, прикрепленных к стенам на уровне чуть выше головы Алексея. Пятая такая связка стояла на столе. На каменном столе. За которым на, по виду тяжелом, но уже из дерева, стуле, спиной ко входу, сидел человек.
     Поверх высокой спинки этого стула висела форма военно-морского флота: черный китель, черные погоны, светлые полосы и на каждом звезда.

     Ухнуло куда-то вниз сердце. Наверное, его звук услышал тот, кто сидел спиной, потому что вдруг резко встал и обернулся к Алексею.
     Такие же, как у Алексея, достаточно коротко подстриженные, но видно, что вьющиеся, темные волосы. Темные же глаза. Точнее, тут они кажутся почти черными, а на самом деле, наверное, зеленые. Плотно сжатые губы.
     Дед.
     Словно сошедший с фотографии, разве что китель снят и рубашка расстегнута. Одного с Алексеем роста, такой же поджарый и смугло-кожий….
     Ровесник.
     Первая мысль, которая проскочила в голове, была о том, что, наверное, во фляжке, к которой он раза два по дороге прикладывался, была какая-то наркотическая байда, которой балуются ребята с береговой охраны. На мысль эту было отпущено только несколько секунд, потому что через два удара вернувшегося на место сердца (куда уходило?), Алексей увидел, как распахнулись (ворота) у стоящего напротив него глаза, и глухо вскрикнув, тот отшатнулся назад. Ну да, ведь дед (это же дед?!) не носил с собой фотографии, запечатлевшей практически его собственную копию….
     Однако, осознание того, что он встретился не сам с собой, а со своим погибшим предком, никак не проясняло ситуацию для Алексея. Два объяснения нашел его, скрученный за последнюю минуту в спираль, мозг: или это наркотический бред, или реальное доказательство опять же бреда ученых о всяких там временных петлях. Но ни одного из этих объяснений не вызывало такое чувство как страх. И в этом было отличие от того, кто стоял напротив.
     - Ээ…мм, - Алексей осторожно поднял руки, показывая, что в них ничего нет, и помогая себе жестикуляцией, продолжил, - как же мне к тебе обращаться….
     - Окей…
 «Дабожетымой, какое окей???», - мысленно возмутился сам на себя.
     - Послушай… короче…
     И уже буквально ненавидев себя за тупость, выпалил:
     - Ты – это не я!
     Его дед (ну ведь дед же??) продолжать стоять молча, сжав пальцами правой руки спинку стула, и было видно, даже при таком освещении, что костяшки на этих пальцах побелели от напряжения.
     «А ведь у него и кортик, наверное, с собой есть… нормально - быть заколотым собственным дедом… мертвым дедом, да тьфу ты!» - Алексей встряхнул головой.
     Увидев этот жест, тот, кто стоял напротив, вдруг словно скинул все свое напряжение и совершенно ровным голосом спросил:
     - Ты – мой сын?
     Сердце забилось спокойнее.
     - Внук.
     Стоящий напротив удивленно вскинул голову. Все ясно… у них похожи даже обозначающие совсем разное жесты.
     Алексей сделал шаг вперед. Затем еще один. Осторожно достал из внутреннего кармана фотографию. Протянул ее стоящему напротив. Увидел, как тот побледнел, когда взяв в руки, разглядел на ней себя. И как дрожали его руки, когда он перевернул и нашел на обороте надпись, сделанную ими же, этими самыми руками, за два месяца до собственной гибели, пятьдесят четыре года назад.
     - Нина… - прошептали-вопросили побелевшие губы.
     - Родила Надежду, мою маму, - Алексей старался отвечать спокойно, - больше так и не вышла замуж. Каждый день приходила на берег и смотрела на море, – голос все-таки дрогнул, - до самой своей смерти. Четыре года назад.
     - Какой сейчас… год.
     Алексей медленно и отчетливо произнес:
     - Две тысячи. Тринадцатый.
     Не отрывая взгляда от новообретенного внука, тридцатичетырехлетний дед, давно утонувший, но вот тут, здесь и сейчас, живой капитан советской подлодки, сделал пару шагов назад и привалившись спиной к стене, сполз по ней вниз. По щеке скатилась слеза.
     Алексея вдруг накрыло. Да какая разница в результате какого воздействия на мозг, стала возможной эта встреча?! Вот он, тот, чья фотография три десятка лет стояла на полке в его, Алексея, комнате. Тот, в чью честь он назван. Смерть которого привела Алексея в эту страну, на этот остров. Может быть просто пришло время? Не зря же он вслушивался в это, равнодушное к людским вопросам, море, не зря бродил на рассвете возле причала в Паша-Лиман….
     Алексей решительно подошел к деду и сел перед ним на каменный пол. Молча достал из кармана куртки свернутый кулечек. Осторожно сначала коснулся руки капитана, а потом развернул ее ладонью вверх и отсыпал половину ржавой трухи.
    - Это с твоей лодки, дед… черт, как-то не звучит это «дед», не так ли? – Алексей попытался разрядить обстановку, - впрочем, не знаю, как было в ваше время, но сейчас в армии, дедами называют тех, кому осталось служить совсем немного… короче говоря, пусть ты будешь Дед, типа, с большой буквы.
Алексей отпустил его руку и сел, обняв колени.
    - Я вчера был в Паша-Лиман, - при этих его словах дед вздрогнул и снова поднял взгляд на Алексея, - те четыре подлодки, что остались албанцам по договору, они так и стоят у причала. Ну, то есть три, одна потонула.
    - Расскажи! Расскажи про все…, - глаза у деда вдруг загорелись, он подобрался, словно боясь пропустить хоть что-то из сказанного таким необычным гостем.
    - Конечно расскажу, - Алексея отпустило, он словно забыл о невозможности возникновения такой ситуации, в которой сейчас находился. Он улыбался и жадно всматривался в ожившие черты с пожелтевшей фотографии.
    - Но сначала ты мне скажи, что случилось? Ты не погиб?? Почему ты здесь?? Как???
    Дед вдруг словно застыл. Повернул голову чуть в сторону и сквозь зубы произнес:
     - Калипсо…
     - Прости, что? – переспросил Алексей.
     Спины вдруг коснулась холодная волна. В комнате-пещере стало до жути тихо. И в этой, какой-то вязкой, тишине вдруг раздался звук нежной мелодии, словно от перебора струн.
     - Калипсо, - повторил дед, и поднявшись с пола, встал так, словно хотел прикрыть Алексея собой.
     Алексей резко вскочил. Дед стоял перед ним и вся его поза: развернутые плечи, чуть расставленные ноги, сжатые кулаки, в одном из которых все еще лежал пепел несбывшегося для него будущего, говорила о том, что впереди – опасность.
     Алексей посмотрел на вход.
     В арочном проеме женщина.
     Женщина была почти обнаженной. Прозрачная туника, перехваченная на поясе золотым витым пояском не скрывала ни наготы белоснежной, словно мраморной кожи, ни темных сосков, ни треугольника волос между ног.
     Женщина была красивой. Бесстыдной, ядовитой красотой, от которой нельзя отвезти глаз. У нее были огромные светящиеся изумрудными гранями глаза, большие рыжие ресницы, рыжие же, словно пожирающий все живое, огонь, вьющиеся и ниспадающие на плечи и грудь волосы.
     Женщина была желанной. Она словно притягивала к себе изгибами точеных и пышных форм, дурманила ароматом вечерней росы, обволакивала льющейся неизвестно откуда мелодией неги и туманила мозг проникающим взглядом.
     Женщина была богиней.
     - Калипсо… - третий раз повторил дед, а Алексей вдруг почувствовал, что, словно в тумане, делает шаг вперед, выходя из-под его защиты, идя навстречу к той, чьим чарам, увы, не может сопротивляться. Взгляд скользнул по воздушной, цвета нежной листвы тунике… и наткнулся на скрепляющую пояс застежку. Богиня сделала шаг навстречу, чуть склоняя набок голову, обнажая белую шею. В огненных волосах синим блеснул тот же камень, что и на поясе… заколка!
     Бирюза. Такой же камень, как и на шпильке, что лежит сейчас в кармане Алексея. Этот маленький факт реальности выхватил Алексея из губительного дурмана. Он отскочил назад, к деду, сунул руку в карман и достал из него свою находку.
     Женщина изогнула в удивлении бровь:
     - А я думала, как к нам попали гости… У тебя моя вещь, - она говорила с Алексеем на незнакомом ему языке, но перевод словно шел в его голове автоматически.
     - Кто это, дед? -  Алексей коснулся его плечом.
     - Калипсо. Морская нимфа. Не знаю, проходят ли у вас это в школах, но если – да, то та самая, что держала семь лет Одиссея в своей пещере. В этой вот самой.
«Точно, что-то подсыпали во фляжку», - сам не веря такому простому объяснению, Алексей все-таки решил попробовать проснуться и вдавил острие шпильки себе в мякоть ладони. Глухо вскрикнул.
     И громко вскрикнула Калипсо.
     Алексей взглянул на нее и оторопел: как же изменилась рыжеволосая богиня!
Перестала звучать музыка, исчез дурманящий аромат и словно чары спали: черты лица нимфы заострились, глаза горели уже не манящим, а сумасшедшим огнем, и обнажая острые, как у русалок из дурных фильмов, зубы, приоткрылись в шипении бледные губы:
     - Крооовь…пролитая кровь…

     Дед вдруг повернулся к Алексею:
     - Уходи!
     - Что?!
     - Уходи, пока ее чары ослабли. Ну, быстрее!
     - Да никуда я не пойду без тебя! – Алексей в возмущении скинул с плеча его руку, - какого черта, пошли вместе от этой змеюки, раз сам говоришь, что ее чары не действуют!
     - Не могу. Я не могу, - дед посмотрел в глаза Алексею, и столько тоски в них отразилось, что тот во взбешенно закричал:
     - Да почему??! Я же пришел сюда! И уйду, и уйду с тобой!
     - Нет, - дед совершенно спокойно встретил его вспышку, и отвел глаза, - думаешь я не пытался?? Ты думаешь, я не пытался, - и голос капитана наконец-то сорвался на крик, - каждый день, каждую ночь, многие годы! Я не могу выйти отсюда, она не пускает меня… - и он в отчаянии закрыл лицо руками.
     Алексей, увидев такую безысходность, решительно схватил деда за руку, рванул к выходу мимо застывшей словно в трансе нимфы, и с силой толкнул его из комнаты в коридор.
     - Нееет, - раздалось сзади шипение, от которого перепонкам захотелось лопнуть, - ты не можешь забрать его у меня!
     - Я уже это сделал, русалка чертова, - Алексей шагнул вслед за Алексеем-старшим за порог.
     - Нееет! – нимфа обхватила Алексея за шею сзади, душа с неизвестно откуда взявшейся в хрупких руках силой. В глазах помутнело. Злость придала сил и резко вывернувшись из смертельной хватки, Алексей левой рукой ударив женщину о каменную стену, правой с размаху вонзил бронзовую заколку в ей в ладонь, чуть провернул, и найдя стык двух камней навалился всем телом, пригвоздив морское божество к стене.
      Оставив визжащее чудовище позади, Алексей помчался по коридорам.
      Деда он догнал уже у проема-окна. Тот стоял, отчего-то тоскливым взглядом смотря на плещущее внизу темное море. А над ним нависало тяжелое, такое же темное небо. Алексей словно натолкнулся на стену.
      - Черт! Уже почти ночь!
      Как такое могло быть возможно, он не знал, ведь общались они в пещере от силы полчаса, но размышлять было некогда: ну не убьют же его за опоздание, в конце концов. Хуже всего, если затеяли поиск…. Но это все – потом, потом! Сейчас убраться отсюда, пока эта рыжая не отцепилась от стены.
     - Дед, - Алексей уверенно развернул Алексея-старшего к себе, - ты сейчас вспоминаешь всю свою бойцовскую молодость и сигаешь вниз, понял?
     - Она не отпустит меня….
     - Очнись! Уже отпустила, давай-ка вниз, пошел!
    Капитан, ведомый словно во сне, шагнул в проем и прыгнул вниз, белым полу-плащом всколыхнулась рубашка. Алексей с досадой отметил, что офицерский китель остался в жилище морской ведьмы.
     Сзади раздался вой.
     Алексей прыгнул вниз. Удачно сгруппировавшись, безболезненно приземлился на крупную береговую гальку, проросшую водяным дерном. Встал и развернулся, вглядываясь наверх. Через мгновенье в проеме появилась Калипсо: волосы развивались словно на ветру, глаза горели так, что было видно снизу, вся она была словно подернута судорогой. Длинными белыми пальцами схватилась за выступ и наклонившись закричала-зашипела:
     - Алешааа, нееет, тебе не уйти отсюда, вернись, не наааадо!
     Алексею вдруг показалось, что в голосе нимфы звучит отчаянье любви…. Но потом он вспомнил бабушку Нину, каждый день уходящую к морю и злость помогла прогнать наваждение. Вот там было отчаянье любви!
     - Ищи себе нового Одиссея, выдра, - проворчал он и пошел к деду, растерянно стоявшему у самой кромки воды. Подошел, приобнял за плечи, в который раз почувствовав тепло от давно уже вроде как умершего человека.
     - Пошли, дед, пошли. Я покажу тебе новый век. Но сначала надо как-то объясниться с Генцем, - он усмехнулся и развернул деда к себе. И увидел, что Алексей-старший плачет. По лицу бывшего капитана советской подводной лодки катились две скупые слезы. Но глаза сияли. Дед был счастлив, потому что наконец-то поверил, что все позади, что он вырвался из полувекового плена. У Алексея вдруг подступил комок к горлу. Он обхватил деда руками и прижал к себе, и прижался к нему, словно восполняя в этом порыве все не-случившиеся объятия маленького мальчика с дедушкой-героем войны.
     В небе громыхнуло.
     Небо словно раскололось.
     Алексей поднял лицо к верху. Огромные черные тучи нависли над этой частью острова и моря. Они были так низко, что казалось до их клубящего морока можно дотянуться руками, если подпрыгнуть повыше. Они с дедом одновременно обернулись к морю. И Алексей понял, что означает слово «оцепенеть». Он оцепенел.
     Море словно по чьему-то мановению откатилось; как скатерть сворачивая темно-зеленые волны, обнажая морское дно, при свете звезд блестящее перламутровыми ракушками. Так далеко, что на несколько мгновений превратилось в мокрую пустыню.
     И воцарилась тишина.
     А потом в этой тишине вдруг послышался нарастающий гул, словно идущий из самих недр планеты. И одновременно с ним, позади, закричала Калипсо:
     - Оставь его, Посейдон, остаааавь, прошу тебя!
     Небо снова громыхнуло, Алексей очнулся и схватив за руку деда, рванул к выступу, с которого увидел эту бухту, и который отгораживал их от нормального мира.
     Песок морского дна накрыла тьма, и море вынесло на берег сложенные в беснующиеся рулоны тонны воды. Соленый вал подхватил и деда, и внука, и последнему, перед тем как захлебнуться в накрывшей его, словно живой, волне, послышался гулкий, словно из недр, голос:
     - Он принадлежит мне. Ты украла его, Калипсо….

     …Пальцы вдруг обрели способность вновь ощущать. Они почувствовали мокрый песок. Потом стало холодно спине. Потом легкие словно разодрало изнутри и в порыве спазма Алексей очнулся, и перевернулся на живот, а потом поднявшись на корточки, зашелся в кашле, изрыгая из себя соленую воду и, кажется, само нутро.
     Отдышался. Осторожно сел. Опустошенным взглядом осмотрелся.
     Безусловно, это – Сазани. Вон там, с полкилометра дальше виднеются постройки береговой охраны. А за ними – и исследовательский центр, откуда он пришел…. Память, словно хлыст, резанула по мозгам. Алексей вскочил.
     Дед! 
     В глазах от резкого движения помутнело. Дед…
     Алексей вспомнил, вспомнил все. И все понял, и принял это с полным осознанием безысходности.
     Море не отпустит то, что принадлежит ему. Белые кости навсегда останутся лежать на морском дне. Белые кости под белой офицерской рубашкой…
     Алексей огляделся. Не зря он чувствовал холод. Он приплыл на Сазани жарким июньским днем. Остров зеленел каштанами и дубами. На белый песок набегало прозрачно темно-синее море. Сейчас же по острову носились ветра, задувая меж голых деревьев; темно-сизое море выносило на берег рваные водоросли и грязно-серую пену.
     Осень, глубокая балканская осень.
     Алексей обессиленно опустился на мокрый песок.
     Осень… но какого года?