Вместо предисловия, или как приходят идеи

– Слушай, Папугай, я тут сайт обнаружила интересный. Представляешь, всех своих подруг нашла, даже Анюту. Оказывается, они с мамой живут в Майами, – сообщила как-то раз дочь в одном из телефонных разговоров.
– Анюту? – удивился, услышав имя её любимой подруги, – Как же ты её отыскала без адреса, да ещё в Америке?
– По фамилии. Запросила поисковик, а он мне сразу нескольких Кримштейнов выдал. Выбрала подходящую Анюту, связалась – она. Теперь переписываемся, как в “ай си кью”... Удивилась, что я в Италии. Она и не знала. Обменялись фотографиями. у Анюты, оказывается, сын. Такой симпатичный, весь в папу. Муж у неё “латинос”, – и Светланка еще долго рассказывала новости о своих школьных подружках, разбросанных не только по огромной Москве, но и, как оказалось, “по странам и континентам”.
– Интересный сайт, – отметил я в конце разговора, – Как, говоришь, называется?
– “Одноклассники”. Набираешь латинскими буквами, потом “точка, ру”, регистрируешься и ищешь, кого хочешь.

Так уж, кого хочешь... Чудес не бывает, и найти своих старых друзей-одноклассников можно лишь среди тех, кто почти через полвека сами захотят быть найденными на этом замечательном сайте. Вот только что связывает меня с ними, кроме детских и юношеских воспоминаний? Ведь огромный отрезок жизни мы прожили, словно на разных планетах. Память хранит их юными, полными планов и надежд, а какими найду их сейчас, через столько лет безвестности? Да и сам я, искалеченный жизнью, уже давно не тот, кого они помнили все эти годы.
Тогда зачем ворошить прошлое, которого уже не вернуть, не изменить? Неужели банальное человеческое любопытство? Эй! А что там – за горизонтом? А как, интересно, сложилась бы моя жизнь, если всё же поступил в тот институт вместе с друзьями? Что они успели сделать за эти годы, а что так и не удалось? Почему у них получилось, а  я так и остался на обочине жизни?
А если всё наоборот? Готов ли бескорыстно, как в детстве, оказать посильную помощь? Готов ли принять её? Наконец, готов ли заполучить в своем окружении откровенных завистников? Ведь известно, что самые лютые враги вожака обезьяньей стаи – старые самки. Они помнят его слабым и беззащитным, а потому никогда не признают в нем лидера. Игнорируя вожака, они доводят его до бешенства. А разве наша жизнь устроена как-то иначе? Мне так не показалось.
И все же. А вдруг. ..

Решительно включив компьютер, зарегистрировался в “Одноклассниках”, и сайт тут же услужливо подбросил в качестве первого кандидата в “друзья” младшего брата, учившегося, как и я, в школе №36 города Харькова. Богатый улов! Впрочем, чему удивляться. “Счастливчиков”, имеющих свободный доступ к компьютеру, в моем возрасте не так уж много, да и часто ли кто-то из них вспоминает друзей-одноклассников?
Вовка Бегун. Мой первый друг детства ещё с дошкольных времен. Первого сентября 1952 года, растолкав конкурентов, мы с ним уселись за первую парту, прямо у учительского стола. Целый год сидели рядом, но я окончил первый класс круглым отличником, а Вовка – твердым троечником, да и то благодаря моей помощи. Без нее, думаю, он непременно остался бы на второй год. Но уже во втором классе нас развели по разным школам. Меня, отличника, не тронули, а Вовку перевели в бывшую женскую школу – начиналась эпоха смешанного обучения.

И я снова оказался палочкой-выручалочкой. По просьбе родителей, ко мне стали подсаживать неуспевающих одноклассников, чтобы я “брал их на буксир”, как Вовку. Но Вовка был моим другом всегда (мы жили в соседних дворах) и оставался им, пока я не уехал из Харькова насовсем.
А вокруг моей парты закружилась чехарда. Для начала ко мне подсадили Вову Сигова. Отец Вовы большая шишка и очень хотел, чтобы сын хорошо учился. У него это не получалось. Как сказала наша учительница, Ольга Дмитриевна, ему не хватало усидчивости, зато у меня ее было на двоих. Вот нас и усадили за одну парту, усидчивость делить. Через месяц Вову было не узнать – он стал твердым “хорошистом”.
И понеслось-поехало. После Вовы  ко мне посадили Женю Шлифера, и опять же по просьбе его родителей. Потом были Алик Гершгорин и Игорь Альтшуллер. И все повторялось, как с Вовой Сиговым. Ребята подтягивались в учебе, Игорь даже выбился в отличники, а вот настоящим другом никто из них так и не стал.   

Уже в третьем классе появился Женька Иоффе:
– Ну, давай, перевоспитывай меня! – выкрикнул он и едва сел рядом, больно ткнул кулаком в бок.
Я лишь стиснул зубы и отвернулся. Выдав еще пару тычков, новый друг успокоился. На перемене отвел его в сторону и двумя точными ударами расквасил ему нос. Мы сцепились. Досталось и мне.
С перемены вернулись с опозданием – Женька с распухшим носом и в окровавленной рубашке, и я в его крови и с оторванным рукавом. Нас тут же послали за родителями. Так началась наша дружба.
Очень скоро мы с Женькой “заболели” морем. В отличие от Женьки, море я видел лишь в кино и на картинках, но очень скоро оно стало сниться чуть ли ни каждую ночь, совсем как наяву. А мой читательский интерес был надолго захвачен книгами о морских путешествиях, моряках, юнгах и нахимовцах.
Несмотря на то, что в четвертом классе Женьку пересадили к Игорю, мы остались друзьями. Ведь теперь нас связывала не только учеба в школе, а нечто гораздо большее – мечта о море. Мы могли говорить об этом не только на переменках, но и у него дома, где пропадали допоздна, готовя уроки и читая морские книги из домашней библиотеки соседа-генерала. И теперь, когда мне не надо было перевоспитывать друга, мы подружились на равных.
"Евгений Владимирович Иоффе" – набрал я в поисковике “Одноклассников”. Увы. Море так и осталось безмолвным.

Долгие годы мне хотелось узнать, как сложилась жизнь у одноклассников, которые сбежали из нашей "передовой" школы сразу после седьмого класса. Ведь ушли самые лучшие, в том числе Юра Елдышев, с которым несколько лет просидел за одной партой.
Надо сказать, подружились мы по его инициативе. Еще в четвертом классе он подкатился к нам с Женькой и целых полгода пытался расколоть нашу дружбу. Тогда, мне показалось, он хотел оттереть меня. Ведь Женька был генеральским сынком и безраздельно верховодил во дворе военного городка, где жили оба.
Но, вскоре семья Женьки переехала в Москву, и образовавшийся вакуум безапелляционно заполнил Юрка. В школе он сразу пересел ко мне, на освободившееся место. Его родители не возражали, и очень скоро мы все же подружились.
В наших отношениях Юрка, несомненно, доминировал. У него было много преимуществ, кроме одного – меня считали способным учеником. Я успевал во всем, за что ни брался, и ни капельки не напрягаясь, ходил в отличниках. С годами понял, что именно эти мои успехи не давали ему покоя.
Иногда я уставал от его опеки, и мы надолго ссорились. Ведь, несмотря на покладистый характер, всегда и во всем предпочитал отношения равных. В лагере военнопленных немцев, где пришлось прожить большую часть детства, я был единственным ребенком – центром всеобщего внимания. Позже, когда мы переехали из зоны, мне приходилось опекать младших братьев. Да и в нашем дворе почти сразу стал неоспоримым лидером. А в деревне, куда нас с братьями отправляли на летние каникулы, и где за много лет стали своими, нередко бывал организатором коллективных игр, командиром или капитаном команды.
А потому я нередко пресекал попытки друга манипулировать мной – это и вызывало наши бурные ссоры. Последняя кончилась тем, что, не выдержав словесной дуэли, он с такой злостью захлопнул крышку парты, что сломал мне пальцы правой руки. Намеренно ли это сделал, не могу сказать. Но я и сейчас, стоило лишь вспомнить, мысленно вижу его торжествующую физиономию, когда вскрикнул от боли, а в глазах потемнело.
С неделю не ходил в школу, да и потом месяца три из-за гипса мог лишь с трудом выводить каракули. В результате в той четверти впервые вылетел из отличников. Не знаю, по чьей инициативе, но, когда вернулся в класс, нас с Юрой рассадили, а наши отношения прекратились.

Еще в седьмом классе нам объявили, что с нового учебного года будем учиться по особой программе. Кроме аттестатов зрелости, по окончании двенадцатого класса мы получим дипломы технологов холодной обработки металлов. Такая перспектива устраивала не всех. Особенно ребят успевающих и целеустремленных. И восьмые классы были сформированы заново – из учащихся близлежащих школ.
Родители не хотели, чтобы я перешел в другую школу. Что-то подсказывало, всё может перемениться. Так и случилось. Эксперимент не удался, и перед новогодними каникулами нам объявили, что возвращаемся к старой программе. И, вплоть до нашего выпуска, школа оставалась единственной в городе школой-десятилеткой. Все, кто ушли, ринулись назад. Но обратного пути не было.

Какое-то время мы поддерживали отношения с бывшими одноклассниками, но прошли три года, мы окончили школу. У нас начиналась "взрослая" жизнь, с другим кругом забот и интересов. Нам предстоял нелегкий выбор будущего, а "беглецам" маячил еще целый год школьной жизни.
Даже связи с одноклассниками своей школы постепенно слабели, а то и полностью прекратились – зачастую, сразу после выпускного вечера. Но, пока я жил в родном городе, или гораздо чаще, чем в последующие годы, приезжал погостить, случайная информация о товарищах доходила.

Так однажды узнал, что Юра Елдышев и наш одноклассник Петя Поляков поступили в МГУ. Петю я всегда считал уникальным человеком. Он нравился своей уверенностью и целеустремленностью. Учился стабильно, на уровне выше среднего, но в отличниках не ходил. Еще в четвертом классе нам зачитали его сочинение, в котором тот заявил, что его мечта – стать профессором математики в МГУ.
Класс лишь дружно рассмеялся, ведь наши мечты были совсем иными – мы хотели стать летчиками, моряками, полярниками.
Доходили слухи, что Петя окончил МГУ, защитил кандидатскую, а затем докторскую диссертацию, и таки стал университетским профессором. Его судьба трагична – добившись всего, он внезапно заболел и скоропостижно умер.
Мне думается, и в школьной, и в университетской жизни Юры именно Петя постепенно занял место друга. 

И вот почти через полвека с момента нашей последней встречи с Юрой, я набрал необходимые данные в поисковой системе сайта “Одноклассники”, и через мгновенье увидел его фото. Я сразу узнал потерянного друга, да и указанные им данные о себе не вызывали сомнений. И все же.
Недолго думая, отправил первое послание:
“Привет из детства!
 Юра, если помнишь военный городок ХВАИВУ, школу №36 города Харькова и, наконец, Толю Зарецкого – отзовись”.

Ответ пришел на следующий день. Это действительно был тот самый Юра. Конечно же, он помнил меня, как школьного друга. И я отправил эту весточку, поскольку он ждал её "с нетерпением":
“Привет, дружище!
Спасибо, что так быстро откликнулся.
Что могу рассказать о себе?
Родной Харьков покинул в 1969 году. С 1973 года живу в Москве.
В 1971 году женился (жена – Татьяна), в 1972 году родилась дочь Светлана, замужем. С 2000 года живет у мужа – в Италии, в районе Венеции.
Об учебе и работе кратко не расскажешь. 
Успел поработать в Харькове, в Сибири, в Средней Азии, в Италии и, разумеется, в Москве. Трудовой стаж с 1962 года.
Если интересно, постепенно опишу свои приклчения.
Часто вспоминаю вас, "бегунков": тебя, Петю Полякова, Алика Гершгорина, Борю Фельдмана, Женю Шлифера, – словом, тех, кто ушел с тобой в 17-ую школу.
Если что о них знаешь, напиши.
Разумеется, интересно узнать, как сложилась твоя жизнь.
Обнимаю, Толик”.

И снова ответ на мое послание не заставил себя ждать. Юра двумя-тремя мазками обрисовал автобиографию, опуская ключевые моменты и не вдаваясь в подробности. Понял только, что личная жизнь не сложилась, да и в науке давно не у дел. А, кроме того, сообщил, что Петя Поляков – профессор математики Университета Вайоминга, последние лет двадцать живет в США.
Последняя новость ошеломила. Человек, которого много лет считал умершим – жив! Я был счастлив. Оказалось, трагедия случилась не с Петей, а с его младшим братом. Он, как и Петя, окончил МГУ, был таким же талантливым, достиг подобных результатов. А слухи о смерти, которые дошли до меня, содержали лишь фамилию и перечень достижений, которые у братьев были одинаковыми.
Мне очень хотелось встретиться с Юрой, как он и  предложил в одном из  посланий, но какое-то шестое чувство и отголоски прошлых обид подсказывали: “Не спеши. Пообщайся на дистанции. Попробуй рассказать о своей жизни, не просто, как о череде событий, а о тех душевных переживаниях, которые делают человека личностью. Друг поймет и ответит искренними сопереживаниями. Недруг порадуется неудачам. Любопытный удовлетворит порок, но останется равнодушным. Ты все почувствуешь по реакции на твои послания другу”.

И я продолжил переписку:
“Привет!
Чем же я смог тебя заинтриговать? У тебя, мне показалось, такая яркая жизнь. Представляю, скольких трудов это стоило.
Предложение свидеться, конечно же, понравилось. Правда, у меня сейчас время радикальных перемен, а это напрягает. Давай, дождемся лучших времен. Главное, мы снова нашлись – почти через полвека!
Немного о себе. Я активный пенсионер. Правда, в дополнение к отдыху на огородных грядках вынужден продолжить работу, которую начал 10 лет назад.
Я учредитель и генеральный директор кучи небольших производств и двух заводов в Подмосковье, созданных мной с нуля и успешно работающих до сих пор, увы, без меня. Каждый раз из-за недобросовестных партнеров приходится все бросать и начинать сначала. Вот и сейчас готовлюсь к очередной попытке. Надеюсь на успех”.

Юра не настаивал на встрече. До лучших времен решили ограничиться контактами в Интернете. И я начал почти ежедневно отправлять короткие письма другу, не представляя, во что это в конечном итоге выльется.
Достаточно скоро понял, что шлю письма равнодушному человеку, который удовлетворил любопытство, а детали моей жизни его не занимают. Но, остановить поток нахлынувших воспоминаний уже не смог. Они целиком захватили мой разум и мои чувства. И я продолжил, теперь уже бесцельно, накапливать в недрах компьютера все новые и новые письма, не отправляя их никому.

Папка “Неотправленные письма другу” пухла и пухла, пока не превратилась в подобие рукописи довольно объемной книги. И тогда переслал содержимое папки моей дочери Светлане и старинному армейскому другу Александру Дудееву – большому любителю литературы и автору стихов “Книги любви”, изданной им в 2003 году.
Мнение столь разных людей было однозначным – это интересно нам и, конечно же, не оставит равнодушными потенциальных читателей, а значит, надо продолжать писать письма-воспоминания. Потому что это рассказ не только о трудной судьбе главного героя, жившего в непростое время, но и повесть о большой любви и настоящей дружбе. Это противовес негативу, который в наше время все настойчивей обрушивается со всех сторон. 

Светлана Старикова, Александр Дудеев и Олеся Лапшина стали первыми читателями моей повести, и очень помогли своими замечаниями и предложениями.
И вот эта повесть перед Вами. Я не изменил имен исторических, общеизвестных и особо колоритных персонажей. Остальные имена вымышлены, хотя, в принципе, в том не было необходимости. События, отраженные в повести, достоверны. Главное, что старался сохранить – это постепенно стирающийся даже в памяти современников особый дух времени, в котором жили мои герои, а также субъективное восприятие грандиозных событий, о которых мало известно, или известно лишь их участникам.