Расплавленные слёзы по Джерри-охотнике на слонов

Вся их жизнь – сплошной символ, они называют себя разными именами, которые сами придумывают, на каждый день – новое имя. Сегодня они – одни люди, завтра – другие. Никогда не были они на Амазонке, не ступали ногой на Марс, но мысленно – они там...
А ты разве не такой, как все, не бредишь снами наяву?.. Ты – Джерри, охотник на слонов, канатный плясун, придворный вельможа в царствование Тутанхамона, ты – Вольтер...
Я хотел окунуться с головою в жизнь, но попал в круг заколдованных вещей, у каждой из них свои глаза, свои взгляды на окружающий мир... Джерри, забери меня отсюда, мне страшно!.. Навязывают мне безумие, а я хочу остаться самим собой! Давай уйдём далеко-далеко, в страну сказок, небылиц, грёз, неосуществлённых мечтаний!..
Это ничего, Джерри, что всё вокруг умерло, это то же самое, как если бы мы вдвоём, оказались в стенах огромного Города, не на нашей планете, среди чудовищ, которые нас ни-когда не поймут, ибо жизнь их имеет свои законы, а для нас эти законы неприемлемы...
Ты, Джерри, и ты, Бекас, и ты, о двуглавый змей, потомок плезиозавра, расскажи этим невежам по ту сторону занавеса, как мы скитались, прежде, чем обрести нас самих...
Блуждали мы между холмами в Стране Забвения, где лишь камни, а между ними чахлые побеги пожелтевшей травы. Вечера наши проходили в отдохновении от тяжкого пути, которому мы посвящали большую часть нашей жизни. Там, за камнями, среди которых мы находили приют, были входы в землю и из них высовывались головы несчастных подземных созданий, они были бледны, глаза их ничего не различали при свете дня, ибо их жизнь проходит во мгле...
Была комната с единственной дверью и в четырёх углах её сидело по существу, все они были не похожи друг на друга, они опасались чего-то, их подозрительность и недоверие выражались во всём, в каждом взгляде и слове. Понимали ли они друг друга, когда говорили на разных языках?..
– Я хочу мяса! – было на устах одного, – я хочу мяса, а мне дают рисовые лепёшки!.. Неужели там, наверху, зарезали весь скот!.. Неужели нет больше мяса!?.
– Это удивительно, что я тут сижу, – говорит другое существо, – тут нет места, чтобы ходить, эта камера не по мне!.. Пусть меня выведут отсюда и покажут путь наверх! Так нельзя жить!..
– Мяса, я хочу мяса! – вторит первый голос.
– Не дамся, – рассуждает третий, – буду защищаться зубами и когтями, а не дамся!.. Позавчера с меня сняли рубашку, завтра поставят лицом к стене! Не дамся!.. Где мой яд, самый хороший яд!?. Лучше я умру или душа моя переселится в иное место!..
– Мясо! Неужели перебили весь скот?..
О, Джерри, как мне это надоело!.. Утром читаю свежий номер газеты, пахнущий кровью и взрезанными бычьими потрохами (вот тебе ответ на вопрос о гуляющем мясе) и нахожу в ней статью о массовом переселении душ в иные области бытия, а рядом – напутствие для тех, кого нет, имеются в виду рыжие болонки, а таковых в продаже не имеется...
Тонны книжной продукции сжигаются, а полученный пепел рассеивают на полях, где сажают картофель и капусту. Снаряжается экспедиция на Сатурн, а потом откладывается в виду того, что некий международный паяц забеременел, ибо оказалось, что он вовсе не муж-чина. Вот так бывает там, где эксперт и театральный критик – одно и то же лицо...
А где Бекас, мой милый Бекас?.. Говорят, он три года скитался по свету, совершил паломничество в Мекку, а потом уехал на необитаемый остров, чтобы добровольно заключить себя в одном из недоступных уголков Земли...
Да, он не может жить с людьми и предпочитает одомашнивать диких коз и доить их, это куда приятнее, чем доить людские умы... Он выпьет кружечку козьего молока и на душе у него так спокойно, такая благодать, точно он никогда и не жил...
Тайнами и секретами наполнено производство современного человека. Проблемы продолжения рода неисчерпаемы. Дети-то рождаются в капустных грядках... Клубничка, помидорчики...
Если нет любви – то это конец, но ведь не может любовь быть неисчерпаемой там, где в ответ бестолковое мычание и взгляд, полный равнодушия и смертельной скуки!..
Ах, Джерри, если бы ты знал, как временами бывает противно, но это ещё ничего. Бывает и похуже, чем это... лезут в голову разные мысли, опасные мысли, страшные мысли... Я вот думаю, что бывают иногда мгновения, когда всё очень хорошо понимаешь – и вот тогда хочется попросту исчезнуть без следа, даже не умереть, а исчезнуть – пшик! и ничего нет... А вот когда чего-то не понимаешь, когда жизнь твоя для тебя – сплошная тайна, вот тогда хочется жить!.. И как хочется!..
Нет, не напрасно люди строили вавилонскую башню, пусть они не довели до конца её постройку и пусть она потом рухнула – это не беда, главное то, что мы помним о вавилонской башне и знаем, что с ней случилось и с теми, кто разгневал Господа...
Когда наступит ночь, такая ночь, что до звёзд будет рукой подать, я ухвачу одну из них и притяну к себе и, может быть, мне удастся стать её вечным спутником... Я и Звезда – в целом мире, мы будем мысленно говорить, и в этом диалоге будет всё, всё счастье и вся мука существования! Ах, Джерри, Джерри, если б ты знал, как мне временами хочется загнать джи-на назад в бутылку и закупорить её теперь уже на вечные времена... Ты ведь знаешь, он жил сначала мыслями о благодарности к тому, кто его освободит, но затем, когда заключение продолжалось слишком долго, он дал себе слово отомстить тому, кто вызволит его из тысячелетнего плена... Ненависть и на этот раз оказалась сильнее любви, благодарность и признательность поблекли перед идеей мщения и злодеяния! Идея искупления властвует в мире над всем!.. Проклятье живёт в нас, Джерри!..
Слишком долго мы ждали своего часа и слишком долго ждали нас, вот почему пальцы убийцы тянутся к незащищённому горлу своей бедной жертвы... Но этого никто не хочет понять, а ведь это так, и если мне мешает выйти на орбиту сила притяжения – это значит, что я должен НЕПРЕМЕННО вырваться, даже ценою какою бы то ни было, и пусть меня судит Все-вышний, и пусть ни один человек не осмелится обо мне сказать, что я был не прав, ибо я ты-сячу раз прав!..
Джерри, седой старик, где твоё ружьё, где твой порох и пули? Не пора ли застрелить ещё одно млекопитающее?.. Когда-то мы охотились на животных, убивали слонов и носорогов, затем стали убивать наши дни – дни, месяцы, годы...
Некролог в газете говорил о кончине Козла, Лося, Медведя и какой-то водоплавающей дичи, чёрная клетка заключала в себе несколько слов соболезнования по поводу мировой утраты, а с фотографии рядом улыбался выхваченный из современной действительности крупным планом добродушный Шимпанзе. Я читаю газету – это приговор, не подлежащий обжалованию, за строчками профессионально написанных статей о животноводах и конструкторах – неприкрытая правда жизни, над которой надо плакать. И я плачу от утра и до сумерек, откладываю сырую от слёз газету в сторону (она ещё не скоро просохнет), и ложусь спать, едва успев бросить взгляд в микроскоп, который я недавно купил себе. И вот я засыпаю с мыслью об ужасных микробах, которые копошатся всюду, невидимые невооружённым глазом, но грозные и представляющие реальную опасность для жизни...
Я знаю, ты меня не можешь простить, да, я виновен, но ведь так долго держать обиду на сердце нельзя. Многие уже умерли и к нам идёт избавление от человеческих ошибок. Всё есть заблуждение, Джерри, решительно всё... И стало быть, вся наша жизнь – детская игра, милые глупости – не так ли?.. Но временами, как, например, вот теперь, я знаю точно, что всё происходящее с нами в высшей степени серьёзно и даже трагично... И этого исправить нельзя, хотя можно исправить сам вывод. Но что толку в утешениях, если мрака всё больше с каждым днём, если ничего иного не остаётся, как быть самим собой и воспринимать окружающее таким, какое оно есть?!. Приходится приспосабливаться, и даже сам мрак, холод бездны, разверзнувшейся под нашими ногами, начинает меня радовать. И кажется мне, что мы, Джерри, и наши слоны, все мы найдём себя однажды в каком-то далёком отсюда месте и так же будем жить и заблуждаться и осуждать себя и других...
Сыктывкар-Пермь, 28 июля 1982 г.