Туманным утром и через тысячу лет...

– ...дождь лил, не прекращаясь ни на минуту, всю ночь... Это было с четверга на пятницу, на прошлой неделе. Сегодня что у нас? Среда, восемь часов вечера…
– Вы думаете, что дождь и это явление как-то связаны?..
– Полностью не уверен, но интуиция подсказывает, что истина где-то рядом, где-то тут – разгадка...
Два человека в комнате, довольно просторной, в которой из вещей – стол, буфет, шкаф для белья, железная кровать с одной стороны, с другой – старенький диван, радиоприёмник на тумбочке и несколько стульев. Один – жилец этой комнаты – Мешков, другой – следователь Лавренев. Мешков – под стать своей фамилии, коренаст, широкоплеч, невысок ростом, лицо квадратное, волосы светлые, глаза голубые, а речь, между тем, выдаёт в нём человека неглупого, искушённого в житейских делах. Лавренев – тот высок, худощав, темноволос, в глазах, из-под нависших бровей, что-то как бы гипнотическое. По лицу видно, что интеллигент и его работа связана большей частью с умственными возможностями...
«Спасите!..» он кричал «спасите!..» этот человек... Личность его до сих пор не установлена, некто Икс! (Это размышления следователя Лавренева). Что ему угрожало?.. Какая опасность?..»
– Вы говорите, что на его лице был написан ужас?..
– Да! Именно ужас, как будто за ним гнались... или ...он уже был поражён каким-то смертельным недугом... Например, так мог бы взывать о помощи человек, укушенный ядовитой змеёй...
– Да?.. Очень интересное сравнение!.. – следователь Лавренев остановился на сере-дине комнаты и стал изучать немигающим взглядом местами потёртый пол, давно уже нуждающийся в покраске. – Кстати, почему бы вам в ближайшее время не покрасить пол? Вон как краска стёрлась местами? Наверно, несколько лет уже не видел кисти и краски?..
– Это вы правильно заметили, – подтвердил Мешков, сидевший на диване, – пол давно не крашен, но вы ведь знаете, я тут живу второй месяц и как-то ещё не было возможности...
– Да, это я знаю, до вас тут жили, Гриневы, муж, жена и ребёнок пяти лет... Это я знаю...
– Соседи говорят, что они не ладили между собой...
– Я говорил с соседями... Узнал много любопытного... Не знаю, поможет ли это делу...
Мешков как-то рассеянно улыбнулся и заметил:
– У вас, следователей, наверно, мелочей не должно быть в таких делах, как это, во-обще, в каждом деле, не так ли?..
– Да, это так... – Лавренев внимательно посмотрел на собеседника. – Мне кажется, вам есть что добавить к тому, что вы уже мне рассказали?..
Он представил себе того человека, бегущего под дождём, в темноте, через грязь и лужи – к единственному освещённому в непроглядной ночи окну... Человек держит в одной руке чёрный, кожаный портфель, в котором совершенно ничего нет, другой машет в воздухе и кричит, кричит что-то невнятное, он подбегает к освещённому окну, начинает барабанить по стеклу и кричать: «Спасите! Спасите!..» Мешков, который в этот час не спит, а читает в посте-ли книгу, вскакивает с кровати, в одних трусах бежит к окну, откидывает в сторону занавеску... и видит искажённое ужасом человеческое лицо и руки, протягивающиеся к нему. «Спасите!» – слышит он и содрогается при мысли о возможном злодеянии...
– За несколько дней до того, как это случилось... дней за четыре или пять... приходили, – наконец промолвил Мешков, помолчав с полминуты, – приходили двое мужчин и спрашивали, не живёт ли здесь, то есть в этой комнате, такой-то и такой-то... Фамилию точно не пом-ню... то ли Торопихин, то ли Тупихин, имя помню, редкое имя – Нестер, оно мне в память врезалось...
– Нестер Тупихин или Нестор Торопихин?.. И-интересно! Продолжайте дальше...
– Они только спросили меня, проживает ли здесь такой. Я сказал, что нет, и впервые слышу о таком человеке... Ну, извините, сказали они, Тогда мы, значит, ошиблись... И ушли...
– И это всё? – следователь Лавренев оживился, рука его полезла в карман, словно что-то ища в нём...
– Это всё... Случай незначительный, поэтому я и не упоминал о нём раньше...
– А напрасно, это ведь тоже какая-то нить... В нашем сыскном деле мелочей не бывает, это вы правильно заметили...
Комната, в ней двое, Мешков, жилец комнаты, и следователь Лавренев, два непохожих внешне человека. Лавренев тут по долгу службы, но и нельзя сказать, чтобы им не руководил чисто человеческий интерес, он и пошёл-то учиться на следователя много лет назад не случайно, профессия следователя всегда окутана была для него в дымку романтики и приключений... Это началось ещё с детства, когда любознательный паренёк Миша Лавренев ночами, при свете настольной лампы читал о похождениях знаменитых сыщиков – Шерлока Холмса, Дюпена, Эркюля Пуаро, инспектора Мегрэ. Мальчишка живёт в нём до сих пор, хотя он раз-менял уже четвёртый десяток...
Идёт неторопливый разговор между Мешковым и Лавреневым, следователь спрашивает, какие приметы были у тех двоих мужчин, интересовавшихся Нестером Торопихиным, и вдруг раскрывает записную книжечку и что-то в неё черкнёт, буквально пару слов. Работа у человека такая, во что бы то ни стало надо ему докопаться до истины, вот он и думает, решает что-то мысленно, строит гипотезы, имеет версии, исправляет, дополняет, затем ломает всю конструкцию: что-то, значит, не сходится, липа... Но верит в возможность узнать правду, раскрыть смысл и мотивы совершившегося преступления, если таковое совершено...
Есть рассказ Мешкова, есть жертва, имя и фамилия которой не установлены: в карманах мёртвого человека не обнаружено ни одного документа, который бы пролил свет на сам таинственный субъект. Нет ни одной существенной зацепки, объяснившей бы, что, собственно, на самом деле произошло в плоскости реальной действительности... На теле мёртвого нет никаких ран, нет даже царапины, а между тем он умирает, хотя за минуту до своей кончины был жив, просил о помощи, стучал руками в оконное стекло и царапал, скрёб его ногтями... Когда Мешков с топором в руках, чтобы не быть застигнутым врасплох неизвестными убийца-ми, выбежал на улицу, едва успев натянуть на себя штаны, он нашёл лежащего под окном, в мокрой траве, человека, уже без признаков жизни, хотя тот, по словам очевидца, производил впечатление временно оглушённого и потерявшего сознание...

Парадоксы одномерного пространства
Нескончаемая, ровная, как стол, каменная поверхность. Сверху – ничто. Кажется, что это небо, что вот скоро выплывут из-за горизонта облака и, увидев тебя, заспешат к тебе навстречу... Нет облаков, и нет солнца, нет ветра, под ногами ни песчинки, поверхность, по которой ты идёшь, ровная, отполированная, но ты не падаешь, нога твоя не скользит. А где тень?.. Тени нет нигде. Может быть, она наверху?.. Смотришь вверх – и взгляду не на чем остановиться...
Надо идти, идти вперёд, не останавливаясь... тут ничего нет, ничего, только Я, один Я на всей поверхности, на всём пространстве ЭТОГО мира... Может быть, и есть какие-то другие миры, плоскости, выпуклости, неровности, шероховатости, но это бесконечно далеко от-сюда, а может быть... может быть, этого вовсе и нет. С чего это Я взял, что есть что-то другое, кроме того, что я вижу перед собой?..
Но должно быть ЧТО-ТО, я помню, смутно помню, что я когда-то, где-то жил, жил среди людей... Или мне это кажется и я придумываю всё это от избытка времени?.. У меня много времени, очень много, и эта равнина никогда не кончится... если Я не проснусь... Я всё буду идти и идти, это будет длиться вечно, всегда... ВСЕГДА, пойми, это будет продолжаться ВСЕГДА, пойми меня...
А с кем это Я разговариваю?.. Ни с кем, тут ведь никого нет, один Я... Наверное, это сон, кошмарный, злобный сон?.. Может, и так... Я должен бояться этой пустоты, окружающей меня, мне должно быть плохо, Я должен мучиться, страдать, жаждать конца ЭТОМУ пути. Но мне всё равно, Я уже не мучаюсь, не страдаю, не призываю небеса и Бога себе в помощники... тут нет небес и нет, наверное, Бога, только Я один. Тут Я сам Бог… Бог и Я – в одном лице. Мне это пришло в голову, и ещё Я знаю, что Я никогда не умру и мне ничего не надо, вечен мой путь... вечен...
Так Я себе сказал: «Вечен мой путь, нет ему конца». И Я иду этим путём, иду куда-то, хотя знаю, что там, куда Я иду, ничего нет, всё будет то же самое, что и здесь – одна бесконечная равнина... Предстоит ли мне КОГДА-НИБУДЬ быть в другом месте, видеть то, что ещё не угасло в моей памяти, увижу ли я другого человека, будут ли какие-нибудь предметы, какая-нибудь иная деятельность, чем ЭТА?.. Тут я только иду, смотрю на расстилающуюся в бесконечность каменную пустыню и говорю сам с собой... говорю и думаю... думаю и говорю, обращаясь к самому себе и к ЭТОЙ бесконечности, в которую я попал и из которой никто меня не освободит. Я уверен, что если бы кто-то ещё был ГДЕ-НИБУДЬ, он бы помог мне... помог... Я не знаю, что я говорю, Боже, разве это возможно – мне помочь?.. и в чём, в чём мне помочь?.. Вот он, Я, тут, иду себе, и мне не нужна ничья помощь, или Я гибну и мне что-то угрожает?.. Самое худшее, самое бесповоротное, необратимое – смерть, – тут её нет, она ко мне не придёт и ничего со мной не случится... А может быть, Я думаю, может быть, Я уже мёртв... и это и есть смерть...
Но так ли это?.. Если Я ощущаю себя, если Я жив, у меня человеческое тело, плоть, Я материален… Может, Я всё-таки уснул и это всего-навсего своеобразный сон, не лишённый достоинств и преимуществ перед породившей его действительностью?..
Что же это за действительность, породившая такой однообразный и такой удивительный сон?.. Это злая, кошмарная действительность, наполненная движения, мучительной борьбы, или... или эта действительность просто скучна до зевоты, посредственна и бездарна?.. Или... Или... А может быть, всё-таки действительности нет и ЭТО – единственно возможная, существующая в реальности действительность, а всё остальное – моя фантазия?..
А сам Я?.. Для чего Я?.. И не фантазия ли Я сам... но чья в таком случае, чья – дикая и необузданная фантазия, кто породил эту фантазию?..
Я иду и думаю, у меня руки – ведь зачем-то они мне даны, для исполнения каких же функций, спрашиваю Я?.. Тишина вокруг, только МОЙ голос звучит, Я его слышу, и больше – ни звука... И некому дать мне ответа!.. КТО скажет мне – зачем мне мои руки, зачем Я должен идти вперёд и почему впереди, там, где Я ещё не был, будет то же самое, что и здесь?.. Не-кому мне сказать... НЕКОМУ МНЕ СКАЗАТЬ... Молчание объяло меня... И Я сам скажу себе обо всём. Я сам должен до всего дойти, своим умом, и так, как я себе скажу – так оно и будет. И ИСТИНА будет заключена в том, что Я скажу, и ИСТИНЕ Я смогу довериться...
Так зачем же мне мои руки, зачем мне нужен Я сам, почему иду, почему не могу остановиться?.. Чего я жду и чего надо мне?.. О, небеса! Небеса, которых нет, о, Бог! Бог, который во мне, – скажите, чем Я обязан вам, почему вы не отпускаете меня на все четыре стороны, чтобы я растворился в вас и стал бы НИЧТО?..
А хочу ли Я стать небом, которого нет, и Богом, который во мне, чтобы забыть о себе и не помнить о себе, о том, что Я был, что жил, думал, шёл, задавал себе вопросы, искал на них ответы, хочу ли Я?.. Я спрашиваю тебя, о, Я?.. О, небеса, или то, что вместо них кажется мне у меня над головою, очень высоко – там бездна пустоты!.. О, Бог мой, о, Бог, живущий во мне, я жду ответа, Я взываю, Я прошу!..
Я один в этой пустыне, нет никого рядом!.. И нигде никого нет – почему так?.. Или на мне лежит заклятье и Я виноват в том, чего я не помню?.. Я совершил злое, забыл, а теперь наказан?.. Но справедливо ли это?..

«Разрешите мне, пожалуйста, умереть?..»
Судья. Подойдите, свидетельница... Ближе... Скажите нам, давно ли вы знаете обвиняемого?..
Свидетельница. Мы знакомы с ним десять лет...
Судья. Что вас связывало с обвиняемым?..
Свидетельница. Дружба... только дружба...
Судья. И больше ничего?..
Свидетельница. Больше ничего...
Судья. И в чём выражалось то, что вы называете дружбой?..
Свидетельница. Мы встречались с обвиняемым и подолгу вели беседы...
Судья. О чём же вы разговаривали?..
Свидетельница. Обо всём... Об искусстве... о жизни, о политике... Мы говорили обо всём...
Судья. И между вами ничего больше не было?..
Свидетельница (после паузы). Что вы имеет в виду?..
Судья. Я имею в виду то, что бывает между мужчиной и женщиной, когда они наедине...
Свидетельница. Мы просто разговаривали...
Судья. Десять лет?.. Это кажется неправдоподобно, но это, кажется, соответствует истине...
Свидетельница. Вы правы, это кажется неправдоподобно, но это так... к сожалению...
Судья (оживлённо). Вы говорите, к сожалению?..
Прокурор. Этот человек (показывает на обвиняемого) – изверг!.. Нет, он не изверг... он гораздо хуже!..
Адвокат. Я протестую против такого обвинения!..
Судья. Протест принят... (Прокурору) Прошу по существу!..
Адвокат. Подсудимый – человек честный, неподкупный... То, что он находится здесь – не что иное, как недоразумение!.. Кто из нас хоть раз не был жертвой злого навета!?.
Судья. Справедливость восторжествует!.. Подсудимый, встаньте, скажите нам всем, как вы относитесь к тому, что вы предстали перед судом и вас судят?..
Подсудимый. Я спокоен... Мне решительно всё равно, какое вы примите решение... Я готов понести самое строгое наказание...
Судья. Считаете ли вы себя виновным?..
Подсудимый. Перед кем же?..
Судья. Перед нашим обществом... я имею в виду всех людей в нашем государстве, за-кон, который держит общество в рамках правопорядка!.. Я имею в виду человеческую цивилизацию, давшую нам всем те блага, которыми мы сегодня пользуемся!..
Подсудимый. Нет, я не считаю себя виновным...
Судья. Но вы обвиняетесь в совершении преступления... Улики против вас очень вес-кие... Правда, мотивы преступления не очень ясны... Итак, вы совершили убийство человека? Вы сознаётесь в этом?..
Подсудимый (молчание, на лице задумчивость). Я не могу ответить на этот вопрос...
Судья. Вы не можете сказать «нет», значит вы не уверены в своей правоте до конца?.. Итак – «да» или «нет»?..
Подсудимый. Ни «да», ни «нет»...
Адвокат. Убийства не было, было желание помочь человеку, стоявшему на грани сумасшествия!..
Прокурор. Не надо из убийцы делать невинность!.. Иначе нам придётся признать величайшим благодеянием тяжелейшее из преступлений!..
Судья. Подсудимый, как было дело в действительности?..
Подсудимый. Несчастный высказал желание умереть самой лёгкой смертью...
Судья (негромко, но внушительно). И что было дальше?..
Подсудимый. Я сказал ему, что он сейчас умрёт самой лёгкой смертью, надо только постараться заснуть. Несчастный заснул... и больше не проснулся...
Прокурор. Обвиняемый умышленно умертвил свою жертву, его слова подействовали усыпляюще на человека – и тот умер!.. Это преступление!.. Жизнь человеческая для обвиняемого – пустой звук, ничто! Я требую сурового наказания убийце!..
Судья. Подсудимый, ответьте мне на один вопрос... Вы любили эту женщину? (показывает на свидетельницу.)
Подсудимый. Это не имеет отношения к процессу...
Судья. Как вы считает, человеческая жизнь чего-нибудь стоит?..
Подсудимый. Каждый сам назначает цену тому, что есть жизнь... Каждый до конца верит только своим ощущениям, своей жизни...
Судья. Вы когда-нибудь любили кого-нибудь?.. Это очень важный вопрос, постарайтесь на него ответить...
Подсудимый. Вы думаете, из любви к человеку – рождают человека? По крайней мере, всегда?.. И из ненависти к человеку – убивают его?.. Всегда?.. Вы так думаете?..

Ропот в зале среди присутствующих. Все удивлённо переглядываются. Слышится чей-то возглас: «Философия!..»

Судья (к подсудимому) Вы считаете себя обиженным природой или людьми?..
Подсудимый (вскидывает голову, глаза загораются странным огнём). А вы?.. Вы полностью довольны?.. Вы можете судить, не так ли?!. Вы можете даровать человеку жизнь, а можете даровать человеку смерть?!. Вы... делаете не то, что хочет человек!.. Вы... (он смотрит и молчит)
Прокурор (подсудимому). Зато вы величайший благодетель в особом смысле!.. А вы подумали, как посмотрит на ваше благодеяние общественность!?.
Подсудимый (сжимает кулаки). Общество, общественность, долг, обязанность!.. Вы дали мне ЭТО (он дёргает себя за рубаху)!.. ЭТО!.. (показывает на брюки). Вы дали мне даже лицо и то, что здесь, в этой голове! Всё, что у меня есть – всё ВАШЕ!.. А позвольте спросить: что-нибудь вы мне оставили?!. что-нибудь, что было бы только моим?.. Свободу решать, делать выбор между тем, что НУЖНО ВАМ и что НУЖНО ЧЕЛОВЕКУ!?.
Голос из зала. Он прав!..
Судья. Прекратите! Если ещё раз повторится, вам придётся покинуть зал!..
Подсудимый. Вот видите!.. Только я сказал о свободе принимать решения, как вы пресекаете свободу высказывать мысли суждения!.. (Садится.) Судите меня, как вам покажется нужным, только я хочу добавить, что насилия было достаточно, пока эта ваша самая цивилизация не пришла к её теперешнему состоянию!.. А вот вы попробуйте человеку дать то, что он хочет!.. Вы об этом никогда не задумывались?..
Судья. Так что же вы хотите?..
Подсудимый. Вы должны удовлетворить были мои желания тогда, когда они ещё были живы!.. В вашем обществе – цивилизация, как вы выразились! – желания человека ещё кого-то интересуют, если он в возрасте и имеет какую-то власть!.. Но всё должно быть вовремя! И желания надо исполнять тогда, когда они есть, а не спрашивать о них у человека, пережившего свои желания!..
Судья. Вам не откажешь в оригинальности взглядов...
Подсудимый. Для того ваше общество породило меня, дало мне самосознание, а теперь судит в вашем лице, вашими руками, что не может мне ничего дать?!. ничего, кроме того человеческого самосознания, которое мне уже дано и которого у меня не отнимешь!.. Я один из вас, который попытался исполнить желание одного из вас – а вы не довольны!.. Да, несчастный готов был свихнуться умом – и это от невозможности исполнить свои желания!.. Если бы он был полностью удовлетворён, у него не появилось бы желание умереть, он был бы спокоен, уравновешен и его мысли были бы далеко не такими трагическими!.. Если попытаться изобразить моё теперешнее душевное состояние, то это будет так: я вишу где-то в промежутке между жизнью и смертью!.. До смерти я не дотянул, у меня нет значительных желаний, поэтому я не разочарован, я не страдаю! Особой привязанности к жизни я также не испытываю, видя абсурдность отдельной человеческой жизни, в частности – моей собственной!.. За успехи нашей цивилизации я, разумеется, рад и горжусь ими, как один из вас, но я понимаю, чем мы обязаны этим успехам!.. Люди желают умирать! В них просыпается жажда к смерти! Не это ли тот тревожный симптом, который должен всех нас сегодня остановить пе-ред деланием полезного – в угоду нашей цивилизации, зачастую оборачивающимся умертвлением в нас человеческого, наших желаний, даже желания, казалось бы самого сильного, желания жить!?. Над этим стоит подумать...

Подсудимый умолкает. В зале воцаряется молчание, нарушаемое шорохом бумаг, поскрипыванием стульев и лёгким покашливанием. Все словно чего-то ждут. На лицах людей растерянность. Адвокат с улыбкой снисхождения смотрит на прокурора, взгляд которого, не останавливаясь ни на чём, обращён к предметам, лежащим за гранью этой действительности...

Подсудимый. Вы ничего не могли дать ЭТОМУ человеку... А я ему дал то, чего он по-желал... Он вправе был сам решать о степени ценности и целесообразности своей жизни... Наверное, он знал что-то такое, что не знаете ВЫ, если его желание разошлось с ВАШИМ... Вы эгоистичны, ВЫ, ОБЩЕСТВО, вы рассуждаете сейчас о нём не как об индивидуальности, о человеке, имевшем целый мир и жившем так, как ведомо было только ему одному!.. Вы рассуждаете о нём как о ВЕЩИ, НАХОДЯЩЕЙСЯ В ВАШЕМ ВЕДЕНИИ, как хозяйственник рассуждает о вверенных ему материалах, на которые у него заведён строгий учёт, толстый гроссбух, распухший от накладных, с графами «приход» и «расход»... Что ж, занесите фамилию умершего в графу «расход» и посетуйте, что вас стало меньше на одного. Но учтите, что ваши крокодиловы слёзы – насмешка, потому что вы потеряли малую часть, которая пройдёт для вас бесследно, а ОН ОТКАЗАЛСЯ ОТ ВСЕГО...

Шея
Жил-был в одном государстве человек. Утром, выпив чашку кофе, он отправлялся на работу, а был это банковский служащий, скромный и тихий, какими и должны быть идеальные банковские служащие. Через его руки проходили большие суммы денег, но это были деньги вкладчиков, не его деньги – и он относился к ним спокойно, довольствуясь своей небольшой зарплатой. Ему и в голову не приходило, что все эти деньги, находящиеся в его ведении, мог-ли бы оказаться его деньгами...
Каждый день он отправлялся на службу в одно и то же время и приходил в свой банк за несколько минут до начала рабочего дня. И вот однажды с ним случилось экстраординарное происшествие. Когда он хотел утром выйти из своей квартиры, то столкнулся лицом к лицу с двумя дюжими людьми в чёрных плащах. Не успел он сообразить, в чём дело, как на руках его оказались наручники. Двое неизвестных проводили банковского служащего к машине, ждавшей их у подъезда дома, и... Словом, это утро было для банковского служащего очень необычным. Двери тюремной камеры раскрылись перед ним, эти железные двери напоминали дверцу сейфа... Банковский служащий сидел на жёсткой кровати и думал о том, что жизнь ещё может доставить ему много неприятных минут...
Да-а!.. Однако, как переменчива человеческая судьба! Никогда не знаешь, что будет с тобою хотя бы через час! Может быть, кто-нибудь перешагнёт хладнокровно через твой ещё тёплый труп и пойдёт дальше, к своей великой цели!.. Банковский служащий попал в трудную ситуацию. В то время, как все его сослуживцы были на своих местах, он находился в мрачной тюремной камере. О! С каким упоением он вспоминал свой скучный рабочий день, незначащие разговоры с коллегами, тусклое небо над городом в час своего возвращения домой!.. «Меня выпустят отсюда! – думал он. – Разберутся и выпустят, ведь я ни в чём не виноват!..» Этими надеждами он жил и дышал, минутами он забывался, закрывал глаза – и ему казалось, что он у себя в комнате, на диване – и стоит ему открыть глаза – и он увидит милые его сердцу предметы домашнего быта...
Адвокат, человек с добрыми глазами и залысиной на лбу, зачастил к банковскому служащему в камеру, он убеждал его, что «дело» будет выиграно и это пребывание в тюрьме скоро приблизится к благополучной развязке... Адвокату надо было платить за услуги и банковский служащий выписывал доверенности на имя адвоката, чтобы тот не чувствовал себя обиженным... Иногда банковского служащего вызывали на допрос к следователю, где пытались его «вывести на чистую воду»... Банковский служащий полностью отрицал свою виновность, утверждая, что никогда в его мыслях не было – воспользоваться деньгами, не принадлежащими ему. Ему показывали документы, говорили: «Вот, видите, тут подделка!.. Тут подделка!.. Что вы на это скажете?.. Это ваша работа?.. Признайтесь, куда вы тратили такие большие суммы денег?..» «Я ничего не брал!.. Это ошибка!.. Это какое-то недоразумение!..» – продолжал стоять на своём банковский служащий...
Наивный, добродушный банковский служащий, – как он заблуждался, когда думал, что правда выяснится и его отпустят домой, предварительно извинившись перед ним!.. Его личное «дело» на столе у следователя росло, к нему приобщали все документы, какие только могли помочь «пролить свет» следствию на загадочные обстоятельства злостного преступления, совершённого с целью обогащения... Преступление, конечно, тут не могло быть никаких сомнений, совершил банковский служащий – так считало следствие, радуясь, что идёт по верному пути...
Вот и адвокат, добрый человек, дни и ночи волнующийся о судьбе банковского служащего, стал приходить с недобрыми вестями и говорить: «Вам лучше чистосердечно признаться во всём этом грязном деле. Так будет лучше для вас, поверьте! Суд учтёт ваше признание и смягчит вашу участь!..» Ах, люди, люди!.. Банковский служащий начал прозревать на то, что было для него под запретом на протяжении всей его прошлой жизни... Что это была за жизнь! Сколько в ней было тихого благополучия, мягкого, лучезарного счастья, невинного, как улыбка ребёнка!.. Он в своих снах по-прежнему являлся на своё рабочее место и выполнял всё, что от него требовали его долг и совесть! Ему выносили благодарности за хорошую службу, устраивали в его честь банкет, рекою лилось шампанское, звучал оркестр, в вихре танца у банковского служащего кружилась голова, под руку с одной прекрасной дамой он мчался через толпу празднично одетых мужчин и женщин!.. Лопались шары, дождём сыпались конфетти, какие-то маски сновали вокруг: медведей, волков!.. вот шутовской костюм арлекина, нос, совершенно красный, охота щёлкнуть по нему!.. вот чей-то длинный пушистый хвост! Неужели это плутовка-лиса?!.
Когда он просыпался после этих снов – сердце его учащённо билось, и он спрашивал себя: «Что же это со мной произошло?.. Где я нахожусь?.. Кто позволил, чтобы я оказался здесь?..» И теперь он думал над этим. И было ему горько, так горько, что хотелось плакать, забившись в угол тюремной камеры, но он не плакал, только подолгу смотрел куда-нибудь в одну точку...
И вот предстал он перед судом, бедный банковский служащий. Недолго длился процесс – и вынесен был ему суровый приговор – многие годы он должен был провести в заключении. Рука летописца бессильна описать то душевное потрясение, которое случилось с несчастным банковским служащим! Но тот факт, что ему удалось, несмотря на двух стражников, стоявших по обе стороны от него, наброситься на судью, зачитавшего приговор, и лишить его жизни ударом кулака в переносицу – этот факт говорит о многом!.. Это было удивительно, между прочим, и потому, что и от более опасных преступников ожидать такого нельзя, по крайней мере высокий суд надеется на их покладистость и всегда покидает свои места в пол-ном составе, не имея при этом убитых и раненых... Но тут был случай редчайший, ибо надо учесть, кто был убийца, – а был он скромный и тихий банковский служащий, который и сам от себя ничего подобного не ожидал, за многие годы он и мухи-то, может быть, не тронул, а тут убийство человека, да ещё какое!.. Совершенно как во сне смотрел он на удивлённое лицо мёртвого судьи – и не мог от этого лица отвести взгляда, пока его под руки не увели...
Газеты много писали об этом, общественность требовала смертной казни, случай был неслыханный, нападение на судью дерзким и вопиющим!.. Были и такие, кто выступали в за-щиту банковского служащего, нашлись такие, которые утверждали, что он был невиновен и поэтому совершил свой дерзкий акт покушения, закончившийся смертью весьма достойного судьи, в состоянии аффекта...
Кстати сказать, дело банковского служащего было пересмотрено и новое следствие установило, что в похищении банковских денег он замешан не был, а там действовал чуть ли не целый подпольный синдикат, преступная группа, которая занималась весьма крупными де-нежными махинациями. В общем, дело получило шумную огласку, вышел настоящий скандал, оказались замешанными в неприятную историю влиятельные лица, какой-то государственный деятель. Поэтому судьба бедного банковского служащего на фоне новых значительных событий как-то поблекла, а между тем новый суд вынес ему за убийство судьи смертельный приговор...
Когда осуждённого вели на казнь, фортуна и тут сыграла нелепую шутку. Банковский служащий как-то ненароком зацепился носком ботинка за выбоину в бетонном покрытии тюремного двора, не удержался на ногах и упал, в результате были поломаны пара рёбер и вы-ведена из строя нога. Разумеется, из гуманных побуждений органы правосудия не могли до-пустить исполнения приговора в отношении человека, временно потерявшего здоровье. Его отправили в тюремную больницу, полагая, что лучше будет вернуть банковскому служащему его первоначальный вид; в этом государстве калек и больных щадили, за ними ухаживали, лечили их, а уже потом ставили их перед лицом правосудия...
Лечение осуждённого на смерть затянулось на недели и месяцы, он лежал в гипсе, молчал и большую часть времени спал, стараясь уйти куда-нибудь от этой действительности. В первые мгновенья пробуждения ему чудилось, что он лежит в какой-нибудь детской колы-бели, так ему было хорошо и спокойно. Потом он начинал осознавать себя и припоминал, где он находится. И снова он прикрывал веки и уходил в сон от реальности, обещавшей ему смерть тотчас после выздоровления. Снилось ему, как он живёт у себя дома, как работает в банке, смотрит в окно с пятнадцатого этажа на транспорт внизу, на фигурки людей, и думает о судьбе тех, кто внизу, и о том, что будет, если, например, случится землетрясение и все высокие дома повалятся, как попало, друг на друга... Думал он много и постоянно вспоминал, своё детство, жизнь в родительском доме, школу, университет. И странно ему было, что он когда-то жил, и вот о чём он ещё думал: разве для того было ВСЁ ЭТО, чтобы он окончил свою жизнь так бесславно, под ножом гильотины, которая должна была отрезать ему голову, голову, в которой столько всяких воспоминаний?..
Как-то пришёл врач и сказал ему, что его нога и рёбра заживают невозможно медлен-но, и спросил его: «Как вы думаете, отчего это?..» Больной долго смотрел на врача и ничего ему не ответил, и врач, помолчав некоторое время, сказал: «Пока вы не будете абсолютно здоровы, я не имею права вас выписать...» Лежащий в постели, в доспехах из гипса, банковский служащий хотел было ответить врачу, но передумал, только подумал: «Гильотина может и подождать...»
Развязка этой истории совершенно абсурдная, впрочем, как множество жизненных примеров... Во-первых, надо сказать, переломанные кости больного так и не срослись, видать – не хотели срастаться, и вдруг (с чего бы это?) бывший банковский служащий занедюжил, у него открылся сильнейший понос, вместе с тем обнаружили, что он болен дизентерией. Что ж, начали его лечить от дизентерии и небезуспешно, как его угораздило подхватить каким-то невероятным образом не то корь, не то желтуху, не то коклюш, а возможно, сплав этих болезней... Его и с этой стороны стали врачевать и только это начало проходить, как его организм подвергся влиянию ещё каких-то, на сей раз абсолютно неведомых болезней, по телу пошли какие-то синие пятна, открылись кровоточащие раны... Надо ли говорить, что больной зале-жался слишком надолго в тюремной больнице!.. К концу первого года такого его лежачего существования, когда его уже перевели в другую больницу, потому что видно было ясно, что с каждым днём состояние его здоровья делается всё хуже и хуже, разнесчастный банковский служащий или то, что ещё от него осталось, а осталось от него не так уж и много, ибо он очень переменился и внешне и внутренне, в общем осуждённый на смерть начал подавать признаки духовного разложения, лепетал какие-то странные фразы, разговаривал сам с собой, не замечая окружающих, не отвечал на вопросы или отвечал невпопад, нёс какую-то чепуху, в которой ничего нельзя было понять. Но бывали и часы просветления, когда он смотрел перед собой ясным взглядом и говорил трезво и рассудительно... И всё же помешательство ума со временем целиком подчинило его себе – и к тому времени все болезни его (а их к тому времени насчитывалось уже с десяток) подводили сей многострадальный организм к печальному финалу, название которому – смерть. Кончина близилась, врачи не то чтобы пытались помешать развязке, но даже, кажется, сами ждали, когда же пациент умрёт. И он недолго заставил их ждать... Однажды утром бывшего банковского служащего нашли в кровати лишённым каких бы то ни было признаков жизни. Нельзя сказать, что его лицо было прекрасным или одухотворённым, или в нём сквозила какая-то трагическая, неугомонная мысль, которая вдруг взяла и выразила себя – и удивила кого-то. Нет, этого совсем не было... Когда пишут, что лицо мертвеца было благородно – это просто пошло...
Итак – он умер... Это тоже довольно странная смерть, но не в ней самое удивительное, а в событиях, не замедливших последовать за вышеупомянутой кончиной бывшего банковского деятеля...
А дело, собственно, вот в чём. Какими-то судьбами мертвец оказался на гильотине; придерживали его или он сам положил голову, привезли его в катафалке, либо он сам при-шёл, или перенёсся духом святым, а всё же гильотина начисто отделила его голову от остальной части тела!.. Факт этот твёрдо установлен, писали о нём в газетах, задавались во-просом: «Не мистификация ли?..» Сейчас, по прошествии многих других событий, заслонив-ших образ бедного банковского служащего, трудно установить всё до точности, но можно вы-сказать несколько напрашивающихся как бы само собою предположений. Предположение первое: осуждённый слишком много потратил средств на своё лечение, принёс обществу од-ни убытки, и в результате этого его решили «наказать», то есть сыграло чьё-то чувство мести. Предположение второе: умерший вызывал подозрения и решили на всякий случай отрезать ему голову. Предположение третье: возможно, были даны вышестоящие секретные указания. Предположение четвёртое: любовь служителей правосудия к порядку, – не всё ли равно, когда приводить в исполнение приговор, до или после смерти, если и в том и в другом случае приговорённый располагает шеей!.. Именно эта последняя версия кажется летописцу наиболее правдоподобной, хотя и другие заслуживают внимания, да и можно насочинять ещё с десяток предположений. И всё же эта последняя версия близка к истине как никакая другая...
Что было дальше с банковским служащим – никто не знает, даже имя его утрачено для истории. Наверное, отправлен для сожжения в крематорий, это само собой. Что же касается банка, в котором он был занят денежными операциями, то тут без изменений. Опытные дельцы, маклеры, представители мира чистогана, если так можно выразиться, знают, что благополучие любого банка, к примеру, или корпорации непостоянно, они чувствуют приближение своего конкурента к банкротству по малейшим признакам... И у каждого предприятия, будь то банк, или трест, или компания, есть своя шея, это так же верно, как и то, что существуют гильотины, такие хитроумные машины с резаками, которым неведомы ни страх, ни омерзение, ни укоры совести. Вот уж где наилучшим образом проявляется дальновидная изобретательность эпохи...

Как восторжествовал скотский образ жизни
Закат догорал. Последние отблески небесного огня догорали в окнах домов, ряды равнодушных окон взирали на одинокого путника, двигавшегося через поля к Городу. Он шёл по пояс в траве, словно плыл в зелёном море, рассекая его своим торсом. В руке он держал портфель, тот самый портфель, где не было ничего, вот почему личность его владельца остаётся инкогнито, это будет потом, а сейчас он шёл, в нём ключом била энергия, он хотел завоевать этот город, чтобы диктовать ему свои условия...
В эту ночь все жители города видели один и тот же сон. К каждому из них явился Учитель или, по-другому, Собеседник. Он садился напротив и начинал говорить – и то, о чём он говорил, было непонятно, загадочно и удивительно. Казалось, он рассказывает о вполне доступных вещах, и всё же человека посещало такое чувство, будто он повествует о явлениях и вещах неведомых и таинственных – и спящий уносился мыслями далеко-далеко, так далеко, что оттуда трудно было вернуться назад. Тем временем Учитель занимал пустующее место и наутро, когда Город проснулся, он был душою каждого человека, от мала до велика, таким образом Город был завоёван...
Он ходил среди них, их повелитель, он жил среди них – и они делали то, что хотел он, что нужно было ему. А он мечтал о звёздах, о человеческом предназначении, о смысле бытия, о неземной любви к братьям по разуму, рассыпанным по мириадам невидимых миров, разбросанных во Вселенной. И люди жили, радовались вместе с ним, удивлялись, задумывались, любили друг друга, как он их любил – и делали одно общее большое дело... Все эти люди в Городе стали ответвлениями от его мозга, они повиновались его разуму и воле, единая цель объединила человечество: оно занялось благородным, неслыханным трудом, оно строило Ракету, мечту многих ушедших в небытие поколений, и она росла над Городом, величавая, олицетворение человеческого единства и могущества, напоминая собою вавилонскую башню...
Заходящее солнце окрашивало Ракету в красный цвет, и в такие минуты она казалась ещё более значительным сооружением, она казалась дышащей и живущей, наподобие живого существа... Она и была такой, более того – она стала мыслящей, строители Ракеты снабдили её Мозгом, в который вместился опыт всего человечества. И с некоторого момента Мозг сам руководил теми, кто создавали Ракету, работа над которой не прекращалась ни на один день, ни на один час. И в тёмные ночи, когда Город был окутан в непроницаемый мрак, Ракета светилась тысячами огней – на ней продолжалась кропотливая работа талантливых инженеров, конструкторов и рабочих. А в небе тысячи звёзд наблюдали за рождением человеческого чуда, в Городе, где всех подчинил себе один неизвестный человек, пришедший неизвестно откуда и неведомо для всех диктующий человечеству свои желания навязывающий ему свои ценности...
И всё было бы хорошо, если бы однажды не случилось того, что человек, завоевавший Город, не ожидал. Откуда ни возьмись на него напали сомнения и угрызения, его решимость и воля начали колебаться и исчезать, он слабел день ото дня и уже не мог Руководить Городом так, как это было до сих пор. И люди, живущие в Городе и строившие Ракету, стали роптать, высказывать недовольство и недоумение. Они говорили друг другу: «Что мы делаем? Зачем ЭТО нам нужно?.. Мы всегда жили спокойно, а теперь заняты постройкой неизвестно чего?.. Мы всегда обходились тем, что у нас было! Так зачем нам эта Ракета, откуда мы взяли, что она нам нужна и мы чего-то хотим такого, чего у нас нет!?. К чему нам неземное?.. Мы прекрасно обходились без него и обойдёмся впредь!..»
Человек, завоевавший Город, напрягал всю имеющуюся у него психическую энергию, видя, как рушится дело его рук, как распадается на множество частей то, что недавно представляло собою единое целое... Люди взбунтовались, какие-то тёмные силы обуяли Город, всё становилось на прежнее место, всякий человек стремился вернуться к своей маленькой задаче: и в Мире воцарился хаос!..
Тёмные силы отринутых в пустынные закоулки материального мира человеческих душ – вернулись, они возвращались упрямо в места своего прошлого обитания – и понемногу вы-теснили из людей то, что диктовал им Учитель и Собеседник. Более того – они объявили вой-ну тому, который принёс в Город Мечту, они наносили по его психике мощные удары, потоки ненависти изливались на того, кто хотел подарить человечеству бездны космических пространств, дать Земле свет!.. Идея, достойная того, чтобы у её основания положить силы всего человечества, была предана забвению, люди предавались буйству и разврату, которого ещё не видел Мир, вся нечистоплотность человеческой природы, порочность разума – показали себя в один день!.. Мозг Ракеты умер медленной смертью и перед своей гибелью пожелал исчезнуть Ракете с лица земли, в результате ли этого, либо каких-то других причин – Ракета самоуничтожилась и огненное зарево полыхало над Городом всю ночь, в одну из тех ночей, когда Город был похож на кишащий муравейник, с той разницей, что муравьями руководит одна цель, а люди, наполняющие Город, жили каждый сам по себе...
Любовь, надежда и вера умерли! Настало время отчаянья и скорби!.. Пришелец метался по Городу, не находя себе места нигде, ни в одном из тех углов, где предавались своим проснувшимся необузданным страстям неразумные люди. Он видел, что должен погибнуть, он чувствовал, как неведомая, злобная и мстительная сила прижимает его к земле и вытравляет из его души последние искорки жизни!..
Его окутал мрак – и не было ничего в целом Мире... Да, так случилось, потому что он хотел исправить этот безумный Мир, хотел, но не смог, – он проиграл!..
Где-то впереди он увидел свет и рванулся ему навстречу: может быть, там спасение!?. Пролетев тысячи стадий, он протянул кому-то руки, он кого-то видел, но перед ним был невидимый барьер... Ужас объял его. Ибо он понял, что это наваждение дано ему в наказание, за то – что посмел он посягнуть на нечеловеческие знания и постигнуть законы запретные...
И вот тогда он проснулся от этого кошмара. Перед ним лежала нескончаемая, ровная, как стол, каменная поверхность...

Одноактная пьеса «Нагнали страху»
Колонна. Многое я повидала на своём веку... Полчища иноземных захватчиков захватывали эту землю, лилась кровь, рушились дворцы, иссыхали реки, вырубались сады... Много страдала земля, и вот я стою здесь, среди развалин храма, куда некогда приходили люди на поклонение своим богам...
Небеса. Ты права... Это так. И всюду было то же самое. Сегодня победители пируют, пленных превращают в рабов. А назавтра сами становятся рабами, кто-то приходит более сильный и отнимает всё, свободу и жизнь... Сколько растоптано человеческих душ, сколько трагедий было поставлено в этом театре, имя которому Земля! Я, Небо, вижу всё, я – единственный зритель этого спектакля, который люди называют жизнью!..
Человек. Я согласен с вами, Колонна и Небеса. Всё так и есть, мы, люди, во многом заблуждаемся, но в этом не наша вина или, по крайней мере, не только наша...
Колонна. Я помню, это было тысячи две лет тому назад... ко мне подошёл старик и, погладив меня рукой, сказал: «Колонна! Когда я родился, ты уже была, и когда меня не будет, когда я умру – ты так же будешь стоять на этом самом месте... У тебя долгая жизнь, Колонна, длиннее человеческой во много раз, но ты никогда не испытаешь и тысячной доли того, что испытает несчастнейший из людей!.. Мне жаль тебя, мраморная Колонна, ибо ты мертва!..»
Человек. Что стало с этим стариком?..
Небеса. Его сбросили в пропасть с высокой скалы, он был неугоден правителю...
Человек. В чём же заключалось его преступление?..
Небеса. Он сказал, что настанет когда-нибудь время, когда не будет правителей и угнетённых, не будет рабства, и все люди будут свободными... Правитель рассмеялся на это и заявил, что у каждого есть свобода выбора между жизнью и смертью и то, что старик считает рабством – есть ярко выраженная форма свободы, в данном случае свободы выбора между тем и другим, когда человек останавливает свой выбор на жизни...
Колонна (вздыхает). Только мёртвые располагают совершенной свободой! Все живущие – рабы, рабы своих прихотей, обязанностей, долга, навязанных им представлений о доб-ре и зле!..
Небеса. И вот правитель спросил старика: «Неужели тебе мало той свободы, которой ты располагаешь, старик?..» И старик ответил: «Не много стоит свобода, если выбирать приходится между жизнью раба и смертью буновщика...» Такой ответ понравился властелину и он приказал своим слугам: «Сбросьте его в пропасть, на острые камни! Он жил рабом, так пусть же умрёт как свободный человек!..» А старику сказал: «Отправляя тебя на верную гибель, я, наверное, поступаю плохо... Но зато я свободен, хоть мне тебя и жалко... Мне нравится быть свободным и не подчиняться голосу моей души, которая говорит мне: «Пожалей, от-пусти бедного старика!..»
Человек. Что же было с этим правителем?.. Он был жестоко наказан провидением за своё злодеяние? Он умер страшной смертью, он раскаялся в своих бесчеловечных поступках?..
Небеса. Этот правитель правил долго, был могущественным и богатым. Он прожил длинную жизнь, имел много детей и кончил своё существование в глубокой старости, и умер он лёгкой смертью и был счастлив сознанием выполненного долга...
Человек. Значит, зло в этом мире не наказывается?..
Небеса. Не всегда наказывается. Да и можно ли сказать, что зло наказывается, а добро вознаграждается? У провидения свои законы, почему эти законы должны совпадать с за-конами человеческого общества, с законами человеческой морали и совести?..
Колонна. Человек, ты слишком восторженно смотришь на вещи, словно до тебя ещё никто не жил!.. Посмотри вокруг себя – и ты увидишь: всюду совершается несправедливое и злобные сердца торжествуют, хотя должны были бы быть низринуты в пучину страданий, а страдают те, кто желают людям добра!..
Человек. Но ведь человеческое общество прогрессирует, а это значит, что зло отмирает...
Колонна. Одно зло отмирает, на смену ему приходит другое. Зло будет всегда, оно будет торжествовать так же, как торжествует добро... Зло и добро – их разделяет всего один шаг! Кто знает: зло приходит на смену добру или добро является на смену злу?..
Человек. Я верю в необходимость добра, в его силу...
Небеса. Ты прав. Зло – бесплодно, сила его кратковременна... Чтобы жертвовать – нужна сила другая, эта сила – длиною в жизнь... Кто-то должен жертвовать – всем, чем можно жертвовать, жизнью наконец, если ничего другого не остаётся...
Человек. Да, Небо, ты видело многое, ты можешь судить беспристрастно... Скажи мне, прав ли я, когда начинаю ненавидеть свою человеческую сущность, свой удел человека и человеческий мир, который не может меня удовлетворить?..
Небеса. Был бы ты животным – не было бы в тебе этого неудовлетворения, ты бы только жаждал насыщать свою плоть пищей!.. Но ты человек! Стыдись того, о чём ты думаешь и говоришь!.. Ты способен познавать себя и усовершенствоваться, и можешь передать свои знания другим...
Человек. Чем больше я живу и вижу, замечаю за собой и окружающим миром, тем страшнее мне становится! Я думаю: имеет ли это хоть какой-нибудь смысл?!.
Небеса. Всё зависит от тебя...
Колонна. А имеет ли смысл строить прекрасный храм, зная, что он когда-нибудь будет разрушен?!.

Ещё одна история
Ночь бесконечная, с бесчисленными оттенками шорохов и отдалённых звуков, составляющих тишину. Следователь Лавренев думает, не спится ему. Тиканье настольных часов кажется его слуху столь громким, что невольно он сосредотачивает на часах своё внимание. Мгла расковывает воображение, фантазии уносят его далеко от реальности, иногда он ловит себя на том, что всё, о чём бы он ни думал, так или иначе связано с таинственной фигурой бегущего человека...
Вот ему кажется, что это он сам, спасается от смертельной опасности, убегая от преследователей. Улица погружена во тьму, лишь где-то вдали маячит спасительный огонёк, там не спят, – и вся надежда мира, вся длинная, беспокойная жизнь найдут убежище там, надо только добежать, постучаться в окошко и посмотреть в глаза ЕМУ... Долго он бежит, а светящееся окно отодвигается всё глубже в пространство и исчезает, словно его и не было, и остаётся только одна трепещущая ДУША со всеми её проблемами... а это так тяжело, уж так жутко! Уж лучше бы что-нибудь ДРУГОЕ...
Душа состоит из бесконечного цикла историй, и всю-то ночь она их выдаёт одну за другой, подменяя ими действительность... А под утро вдруг обнаруживает себя где-то в тес-ном пространстве маленькой комнаты, в кровати, под ватным одеялом, в человеческой оболочке и ещё в массе всяких бестолковых нагромождений... Что такое человек в момент пробуждения ото сна – совершенно неясно, но объяснение скоро придёт, когда невидимая черта, отделяющая рай… от хлопот, повторяющихся изо дня в день, сама собою пройдёт через тебя и разденет тебя догола и покажет тебе твоё истинное лицо, беззащитного, поверженного в смятение, существа...
«Я бежал всю ночь, – думает он вяло, апатично, полуживой, – и вот финиш, я у цели... Может быть, сегодня будет ТОТ САМЫЙ ДЕНЬ...» Он пытается вспомнить сон, но тщетно, последние обрывки его смываются нахлынувшей волной сознания. Он помнит хорошо то, что было десять, пятнадцать лет назад – и не может сказать, что было перед его глазами только что. И чувствует муку бессилия, в который раз за последнюю тысячу ночей! Они как тысяча лет, прожитых и безнадёжно позабытых, а если бы вспомнил он эту тысячу ночей – обрёл бы, возможно, то, чего так долго, упорно, смутно и безрезультатно пытался найти в эту тысячу дней...
Опять будет туманное утро, наполненное всякими неожиданностями. Когда он будет вставать с постели, у него вдруг кольнёт в сердце. Потом он долго будет искать правый носок. На кухне он поставит вариться кофе – и он у него убежит, и он выругается в сердцах. Потом вспомнит о нераскрытом деле с «бегущим человеком» и ему станет грустно и тяжело... Когда он придёт на работу, его спросят: как идёт дело? А он ещё ничего не придумал...
Время идёт. Сознание ищет спасительного повода убежать от самого себя, раствориться в каком угодно, самом нелепейшем соображении, – пусть это будет мысль о том, что я занят каким-нибудь делом, что я в гуще событий, я живу, и мне не надо вставать и долго думать, потому что я уже живу...
26 августа 1982 г.