Егор Морозов.
Гороскоп температур
Посвящается моей любимой музе, человеку,
который вовремя дал правильный
направляющий пинок мне под зад, -
Насте Копыловой (Насте Сокор).
Отдельная благодарность моим
родителям за то, что я существую таким,
какой я есть.
От автора:
Хочется отдельно отметить, что данная книга никоим образом не отображает религиозных, политических или иных воззрений автора, а лишь является плодом его буйного воображения. Как вы могли догадаться, именно поэтому любые совпадения любых деталей действующих в произведении лиц с настоящими людьми являются чистой случайностью.
«Ты мечтаешь о райских кущах, но на твоем компьютере еще 120 гигабайт непросмотренного порно? Тебе неприятен запах серы, но очень нравится изменять своей супруге? Ты совершенно нечаянно регулярно нарушаешь все известные заповеди, но тебя прельщает Вечное благоденствие? «Все возможно!» - ответим мы. «Райская канцелярия»* - это тот рецепт, который тебе нужен. Стоит немало, скажешь ты, но разве это много для следующих пятидесяти-шестидесяти лет, которые ты проживешь с чистой совестью и для целой Вечности счастья, гармонии и равноправия, которые ты получишь после! И все, что тебе для этого нужно — просто позвонить по указанному номеру и узнать секрет прямо сейчас! Спеши, количество мест в Раю может оказаться ограниченным!»
*- предложение распространяется на лиц старше 18 лет, принадлежащих к христианской конфессии. Указанное издание никоим образом не противоречит ни одной статье (стиху) любых духовных догматов и действует в рамках религиозного поля. Подробности и способы оплаты уточняйте у оператора.
Я.
«До встречи на Первом канале! Пока, пока!» - сладко прогремело голосом Малахова изображение Малахова с телеэкрана, плоского и широкого, как просторы нашей необъятной Родины. Затем замелькала реклама нового внедорожника «Хонда». Твой нрав такой же буйный и суровый, как и нрав этого полуторатонного куска жести, пластмассы и технических жидкостей, - вы как братья, вам следует жить вместе. Если оторваться от экрана и посмотреть налево, можно увидеть за окном многоэтажки, серые, голые, с черными окнами. Рукотворный символ осени. Отчего так? Может быть, на них так отражаются свинцовые тучи? Быть может, они кажутся такими серыми, входя в контраст с ярко-желтой листвой, пролетающей мимо них? Да и дворик, сам по себе, неплохой, довольно тихий. На дороге, что прямо под окнами, не такое уж интенсивное движение, пробки бывают только в часы пик в пятницу, — жить можно. Мой взгляд скользнул по часам, без пятнадцати пять, в ближайшие пару часов никаких дел не предвидится. Все же мне чертовски повезло, что я родился в наши просветленные времена. Случись это несколькими веками ранее, я бы мог умереть еще в юности от заражения крови, чумы или от голода, прожить жизнь, так и не получив надлежащего образования, быть сожженным на костре за то, что, не являясь Боттичелли, Микеланджело или Пинтуриккью, некрасиво расписал своды Сикстинской капеллы, мог бы попасть под тройку какого-нибудь изрядно выпившего графа, - верх несправедливости, так как мои родственники и подумать бы не могли об общественном резонансе, всеобщем возмущении и попытке осуществить громкое судебное разбирательство. Теперь совсем другое дело. Люди стали не такими озлобленными (нельзя утверждать обратное, насмотревшись новостей, раньше, при наличии баснословных объемов сенсационных материалов, попросту не существовало организованных СМИ), иногда можно споткнуться о чью-нибудь случайную улыбку, и уж точно всегда можно приятно поговорить практически с любым человеком. О жизни, которая бурлит по ту сторону LCD монитора, жизни, которую все так хорошо и так досконально изучили. Мы теперь единый народ, теперь в сознании каждого другой самоидентификации не происходит. Для этого есть все, - общий враг, что посягает из-за океанов на наши незыблемые святыни, на наши моральные ценности, а иногда даже на территории, участки земли, которые исторически принадлежат нам, находясь при этом на солидном расстоянии от государственной границы, есть даже герои, люди, воплощающие в своих лучших качествах все столпы народного единства...
Монотонный ход моих мыслей был прерван звонком. На экране мобильного телефона под символическим изображением классической трубки, в которую втекало символическое изображение дуг электромагнитных волн, несущих голос из мест, где тебя нет, высветилось не менее символическое, но вызывающее приятные, теплые воспоминания, слово «Леха».
- Да, друг мой? Уж не случилось ли чего?
- Перестань паясничать. Случилось. Свободен сейчас? Приехать можешь? - Нас с Алексеем связывало не только детство в одной песочнице и юность за одной классной партой, но и какая-то общность происходящих в головах процессов. Он не просто был человеком неглупым, он был человеком, в мозгу которого существовал целый мир, стабильный, надежный, мир со своими правилами и законами, причем существовал он совершенно обособленно, независимо от происходящего вокруг. Сын профессора, он с детства питал нежность к точным наукам. Именно поэтому у меня в кармане штанов оказалась дыра с наружной и внутренней стороны. Украденный пузырек с серной кислотой таким образом напомнил о себе, что очень нас удивило — она ведь даже не была концентрированной. Именно поэтому мы воровали натрий на уроках химии и швыряли его в лужи с балкона, пугая тем самым случайных прохожих. Именно поэтому мы, следуя указаниям учебника, пытались сделать тротил. Труднее всего было достать древесную пыль, на это у нас пошла рукоятка маминой пилочки. Мне до сих пор кажется, что рецепт в учебнике был неточным или неполным, так как то, что у нас получилось, оказалось до боли не взрывоопасным. Даже при действии разряда электрического тока. Когда наши родители смогли себе позволить купить нам первые сотовые телефоны, у нас даже появился свой шифр. Он заключался в связи букв и цифр на кнопках. На двойке, например, были «А», «Б», «В» и «Г». Первая цифра шифра означала кнопку, вторая — количество раз, которое ее необходимо нажать, чтоб получить нужную букву. Так, «Е» в шифре отображалось, как 32, а слово «ЖОПА», - первое на котором мы испытали работоспособность криптосистемы, - как 33 53 54 21. Правда, ключом, как правило, могла быть конкретная модель телефона, так как у разных брендов порою расположение букв на кнопках было различным. Получив высшее образование — обычный синий диплом государственного образца, Леха продолжил заниматься научной деятельностью в области электроники. Уж что-что, а как и куда правильно припаять биполярный транзистор в схему усилителя сигнала или электронного ключа — он мог бы рассказать вам даже во сне.
- Смотря с какой целью. А так — пара часов у меня в запасе имеется.
- У тебя же был антивирус какой-то на жестком диске? С базами. У меня истек срок лицензии, скачанной с пиратского ресурса. - Он особо подчеркнул фразу «пиратского ресурса». Я улыбнулся, где, как ни там, качать ЛИЦЕНЗИЮ. Зашел на пару сайтов — по работе надо было, похоже, что-то подцепил. Теперь исчезают файлы, уменьшается общий объем информации на винте. - Голос у него не менее серый, чем жилой массив за окном. Оно и понятно. Исчезновение информации из любимого компьютера — горе не меньшее в современном мире, чем исчезновение девочки, с которой, вроде, были неплохие отношения, из твоей жизни.
- Эх, ты. Как вчера родился. Ковырять интернет без солидного антивируса — все равно, что ходить к путанам без резинки. Сайт, вроде, и называется красиво, и репутация у него хорошая, и интерфейс приятный, а через день приходится звонить товарищу-по-совместительству-семейному-доктору и просить приехать посмотреть.
- Едешь или нет? - электромагнитная волна принесла смех. Приятные, теплые воспоминания. Воспоминания. В голове молнией пронеслась мысль, рожденная параллелью, проведенной мною между подоплекой процессов удаления информации с жесткого диска компьютера и собственной памятью.
- Еду. Что ж ты без меня делать-то будешь. - Я выдержал паузу, пытаясь правильно озвучить то, что пришло мне на ум. - Скажи, ты никогда не думал, что в будущем смогут восстановить личность давно умершего человека? Иными словами, воскресить давно умершего человека, такого же, каким он и был, со всеми чувствами, переживаниями, побуждениями, взглядами, скажем, по мемуарам этого человека. Ведь если смогут понять, какие именно химические, физические или электрические процессы в мозгу сопутствуют... рождают ту или иную эмоцию, мысль...и так далее, ну ты понял, то смогут ведь и смоделировать эти процессы, отталкиваясь от уже известных им по мемуарам или запискам переживаний, смогут ведь «залить» эти процессы, как программу, в новый, абсолютно чистый процессор, допустим, клонированный мозг — пока еще просто орган, не носитель сознания, находящийся в черепной коробке новой старой личности?
- Ты же знаешь, сейчас очень много пишут, раньше писали еще больше, роду человеческому всегда доставало воображения. Поэтому, прежде, чем ответить себе на этот вопрос, - совершенно серьезным тоном, без тени иронии сказал Алексей, - ты должен определиться со следующим, - сможет ли полноценно существовать личность, которой никогда не было. Сможет ли оказаться завершенной... придуманная кем-то модель сознания?
Тебе нечего подарить любимому человеку на праздник? Ты не хочешь быть банальным, но у тебя нет времени и денег на то, чтобы ходить от одного ювелирного магазина к другому? Хочешь сделать такой подарок, чтобы все вокруг завидовали? «Райская канцелярия»* - не может быть подарка лучше, чем прямая путевка в Рай! И все, что тебе для этого нужно — просто позвонить по указанному номеру и сделать заказ прямо сейчас! Спеши, количество мест в Раю может оказаться ограниченным!
*- предложение распространяется на лиц старше 18 лет, принадлежащих к христианской конфессии. Указанное издание никоим образом не противоречит ни одной статье (стиху) любых духовных догматов и действует в рамках религиозного поля. Подробности и способы оплаты уточняйте у оператора.
ОНИ.
Лена закрыла окно. Воздух за ним был горячий, густой и совершенно недвижимый. Казалось, асфальт под домом впитал добрую часть термоядерной энергии Солнца и сам превратился в источник жара. В последние годы летняя жара стала просто невыносимой. Делало ситуацию особо неприятной Постановление Императора об ограничении потребления электроэнергии в летнее и зимнее время. Большая часть бюджетных средств утекает на содержание огромной армии, военной и тайной полиции, а так же отраслей, обеспечивающих их всем необходимым, оттого и выходит, что поддерживать в надлежащем состоянии все инфраструктуры и коммуникации не получается. Лена хорошо помнила двадцатые годы, когда можно было укрыться от летнего зноя под прохладным покрывалом воздуха из сплит-системы, а зимой одним движением пальчика активировать теплые перекрытия. Как работать в такую жару? Понятное дело, если ты канцелярская крыса среднего звена, - таскай себе свои бумажки по этажам министерств, потей, воняй так сильно, как только заблагорассудится. Один хрен, к руководству у тебя доступа нет, их не провоняешь. У них свои, большие и комфортные кабинеты, государство в государстве. Она хорошо знала эту систему. Лучше, чем надо было бы. Несколько лет она бегала по этажам в блузке, которую можно было выжимать — такая была мокрая. Несколько лет укладывала пыльные пакеты никому не нужных документов в специальный лоток в стене, - своеобразный почтовый ящик у двери с надписью «Доступ строго запрещен» на мощном, магнитноимпульсном замке, - единственную, одностороннюю и очень тонкую связь с иерархической верхушкой. В рамках данного Министерства, разумеется. Лена подошла к большому старому зеркалу. Резная лакированная рама обрамляла отражение девушки лет тридцати с сильными каштановыми волосами. Локоны вьются, что с ними не делай. Карие глаза окинули изящный изгиб фигуры, полную грудь, упругие, блестящие бедра, смуглую кожу, - она чуть худее, чем ей хотелось бы. В былые времена она выглядела, как настоящая женщина, не была полной, но и особой худобой не отличалась. Теперь же можно увидеть линии ребер, грудь стала меньше, - так, должно быть, выглядит человек, который, просидев пару лет на хорошем, хлебном месте, вот уже полгода томится в ссылке. Или в лагере, как тот бедняга, что написал «Райскую канцелярию», причем, мошенничал он или нет, проверить до сих пор невозможно. Взгляд скользнул вверх, на лицо. Девушке не на что было жаловаться. Кому б там какие награды не раздавал Император, а ее наградил сам Бог. Большие глаза, аккуратный, слегка вздернутый носик, правда, нижняя губа слегка капризно оттопырена, но она где-то читала, что в далекие, прекрасные (судя по книгам) времена это был отличительный признак отпрысков Австрийского королевского дома, а потому гордилась своими губками так, будто они делали ее племянницей самого Императора.
Ее внешность — ее заработок. Нельзя сказать, чтоб она жила в нужде, деньги были. Не много, но на самое необходимое хватало с лихвой. Перед уходом из Министерства уже два месяца, как задерживали зарплату. До этого пару раз выдавали пособие сельскохозяйственными продуктами. Когда вся картошка будет съедена, можно будет вырезать в мешке три дырки, надеть его и носить. Почему нет? Настроения руководству этим не испортишь, они тебя никогда не видят. Теперь же, жители района только и ждали момента, когда она сломает лодыжку, споткнувшись в темном подъезде. Или шею. Во-первых, она ведь аморальна, во-вторых, тратит гораздо больше денег, чем они.
В кинематографе конца восьмидесятых, начала девяностых годов прошлого века ее профессия показывалась, как красивая, иногда романтичная, иногда опасная жизнь, полная доступного кокаина, симпатичных молодых, сильных клиентов с рельефными мышцами. Может, до ее рождения так и было. Может, это Империя сделала современного человека, как современный человек сделал Империю. Подавляющее большинство ее клиентов были людьми лет сорока, полными, внешне напоминающими жаб, - расплывшиеся на все лицо толстые губы, маслянистые мешки под глазами, лоснящиеся щеки. Должно быть, это как раз и есть долгожданный контакт с бывшим руководством, о котором она и мечтать не могла, когда работала в Министерстве. Однако, приятного было мало. Надо было уметь отстраняться от реальности, - не видеть, как они пыхтят на тебе, не замечать, как желтая струйка пота стекает с намокших, черных волос, прилипших к подмышке, не обращать внимания на такие же черные волосы, прилипшие к желеобразной, розовой груди. Хуже всего, если они желали заняться оральным сексом в позе «69». В таком положении ее голова оказывалась прямо между рыхлых ног клиента. Хотелось этого или нет, а взгляд то и дело цеплял толстую, потрескавшуюся кожу на их пятках. Порою трещины были прямо черного цвета. Впечатление, что начинается некроз. Всегда мерзко выглядели ногти на ногах. В лучшем случае, это была тонкая полоска грязи. Уж не стоит и говорить о запахе. Особенно летом.
Один даже предлагал ей после процесса, который не назовешь иначе, кроме как «трение слизистых», сходить куда-нибудь, посидеть, пообщаться. Лена сослалась на чертовски плотный график работы и, как следствие этого графика, — усталость в те редкие, свободные от работы минуты. «Ну, неделя-то отдыха в месяц у тебя точно имеется?» - спросило жабоподобное существо, вытирая салфеткой член, раболепно болтающийся в дебрях между ног. И тогда девушка тактично и медленно объяснила ему про специальный тампон, который вводится глубоко в вагину, так, что мужчина не чувствует ни его, ни крови. А когда тампон разбухает — он сам выходит. Естественным путем.
Осколки стекла брызнули прямо ей в лицо. Таким образом окно изрыгнуло из себя двух взрослых мужчин, которые теперь лежали на полу в позах эмбрионов, усыпанные Плеядами маленьких стекляшек. В этой ситуации Лена, прежде всего, как и любой другой, психически нормальный человек, подумала: «Черт возьми! Я же только что подмела пол!». Переведя взгляд вглубь отверстия, что раньше было окном, она увидела такое же черное отверстие в доме напротив. Расстояние между домами было достаточным, чтобы такой прыжок мог считаться опасным (даже если не считать факт грубого проникновения сквозь два слоя стекла), а значит, надо иметь достаточно веские причины, чтобы его совершить. Первым вскочил на ноги высокий мужчина довольно крепкого телосложения, лет сорока — сорока пяти, он обладал классической мужской красотой, черные, как смоль, волосы в районе висков были тронуты сединой, форма подбородка почему-то ассоциировалась с картинками золотых монет, на которых были портреты Гая Юлия Цезаря. В профиль. Но главное, - это взгляд. Умный, быстрый, пылающий изнутри, он скользнул по Лене на долю секунды, но девушка за этот короткий промежуток времени успела почувствовать, будто ее просветили рентгеновским лучом. Мужчина тряхнул головой и устремился к товарищу. Тот уже пытался подняться самостоятельно, но незнакомец схватил его за шиворот и резко рванул вверх. Второй посетитель оказался азиатом, совершенно стандартным азиатом с азиатскими чертами лица, азиатским цветом кожи и азиатским ростом, - в нем было не больше 160 сантиметров. Но вот что сразу приковало внимание и поразило Лену, так это цвет его глаз, совсем не как у остальных желтоликих. Они были ясно-голубые... Как зимнее небо, как океан на рассвете. Довершал картину карнавала странностей, что ярко царствовал в комнате на протяжении последних пары секунд, взгляд азиата. Он был чистым, как и оттенок его очей, где-то даже наивным, где-то добродушным. «Должно быть, линзы...» - подумала девушка.
- Простите, что потревожили. Не бойтесь, мы не причиним вам зла... - начал говорить азиат с извиняющимся выражением лица, подчеркнутым искренней улыбкой.
- Нет времени! - Голос мужчины был таким сильным, что, кажется, завибрировали стены. - Бежим! На Лену он больше не обращал внимания.
Незнакомец указал азиату направление к двери, да так, что тот споткнулся и чуть не упал плашмя.
- Да кто вы такие!? Как вы смеете врываться сюда и все тут крушить? А теперь бежать? Ну, нет. Мы посидим тут, дорогие мои, и подождем имперскую полицию. - При этом Лена подняла вверх указательный палец левой руки, вокруг которого была обернута гибкая пластиковая лента, - кодовый магнитный ключ. С такой профессией безопаснее смотреть в глазок закрытой на замок двери прежде, чем открыть ее. Другая ее рука сжала рукоятку пистолета, который всегда лежал в кармане халата. С такой профессией безопаснее всегда иметь оружие под рукой, если вдруг увиденное в глазок закрытой на замок двери по содержанию и намерениям отличается от желаемого положения дел.
- Ты не понимаешь, черт возьми! - Мужчина повернулся к ней, при этом машинально отступив на шаг и выставив вперед правую руку. Рентгеновские лучи проникли ей под кожу и заставили съежиться. Азиат остался недвижим, даже на рефлекторном уровне не показав страха перед возможной смертью или ранением, лицо его было таким же безмятежным и чистым.
- А мне и не надо понимать ничего, я вижу разгромленную комнату. Ж д е м п о л и ц и ю! - сказала Лена, медленно, четко расставляя буквы на свои места. По ее лицу было видно, что она готова выстрелить. «Интересно, много людей она уже пришила? Самообороняясь, конечно. Симпатичная девушка. Аппетитная. Такой опыт вполне допустим.» - Незнакомец не хотел сейчас получить осколок разогнанного полями до околосветовой скорости металла. Не сейчас.
- Я сказала, по...
- Имперская полиция! Стоять на местах! Стреляем на поражение! - Три фразы выстрелили в них из черного окна соседнего дома. Комната была наполнена людьми в облегающей бархатно-синей форме. На плечах бряцали эполеты, - виднелись знаки отличия, пояс был увешан устройствами, предназначенными для уничтожения, либо фиксации любого правонарушителя. В руках — коротенькие автоматические винтовки, вокруг стволов которых, не касаясь металла, вращались цилиндрические стержни. Девушка не сразу поняла, а точнее, совсем не поняла, в чем дело, но, решив воспользоваться такой удобной для себя расстановкой сил, развернулась всем телом в сторону голоса, при этом совершенно забыв об оружии в своей руке. Из черного окна мгновенно прозвучала команда: «Огонь!».
«Ты закончил семинарию и написал не один богословный трактат «о жертвах, на которые позволительно идти, когда стремишься к высшей цели»? Ты на хорошем счету у Бога, но один раз оступился, поддался мирским соблазнам и вступил в порочную связь с проституткой, расплатившись золотым подсвечником, что украл за алтарем? Ты тысячу раз исповедался, на тебя была наложена епитимья, и ты молился уже столько раз, что забыл все в мире слова, кроме тех, что есть в «Отче наш»? Ты переживаешь, простил ли Он тебя? Mea culpa. Мы можем сделать так, чтобы всю оставшуюся плотскую жизнь ты прожил без сомнений, а жизнь духовную продолжил в роли арфиста ангельского хора! И все, что тебе для этого нужно — просто позвонить по указанному номеру и сделать заказ прямо сейчас! Спеши, количество мест в Раю может оказаться ограниченным!»
*- предложение распространяется на лиц старше 18 лет, принадлежащих к христианской конфессии. Указанное издание никоим образом не противоречит ни одной статье (стиху) любых духовных догматов и действует в рамках религиозного поля. Подробности и способы оплаты уточняйте у оператора.
Я.
- Многим из нас не достает смелости умереть правильно, но практическим всем ее не хватает, чтоб правильно жить. - Я обогнал белую «копейку» и снова перестроился в правый ряд.
- Что ты понимаешь под правильной жизнью? Где такие правила жизни написаны? - В Лехиных глазах снова весело блестела искорка ума; компьютер был здоров и обещал долго жить.
- В том-то и дело. Ты, черт возьми, рожден единожды, других шансов не будет. Есть только тут и сейчас. Чтобы прожить жизнь правильно, не нужно соблюдать ничего из предписанного. Не нужно слушать совесть, она опирается на нормы морали и нравственности, признанные большинством, на их правду. Ты знаешь хоть одно достойное дело, которое провернуло большинство? Распяли Иисуса? Поддержали какую-нибудь кровавую революцию? С ликованием и фанфарами встречали серийных убийц вроде Гитлера или Наполеона, помогали собрать дрова для костра под своей освободительницей Жанной Д'Арк. Проживи жизнь по правилам большинства и как большинство сдохни. Серо и вяло.
- Ты знаешь, - Леха поправил под собой полу пальто, на которую случайно сел, - я никогда не верил ни во что абсолютное, пока не столкнулся с твоим абсолютным эгоизмом. Но, главное, он оправдывает себя весьма разумными теориями. Не зря учился. Молодец. - Сквозь стекла очков в тонкой оправе его взгляд метнулся в мою сторону, затем снова лег на текущую под колесами дорогу.
- Брехня. Это не эгоизм. Я просто не вижу цели. Расширяй свои знания хоть до бесконечности, а все равно не найдешь ничего стоящего в известном тебе мире. Тебя-то самого что прельщает? Политика? Религия? Семейная жизнь? Карьера? Чем больше узнаешь, тем больше разочаровываешься. Взгляни на историю человечества от начала времен и не увидишь ничего, кроме разрастающегося со временем муравейника, поймешь, что ни в чем нет смысла, ни в трусости ни в доблести, ни в уме ни в глупости, что люди, периодически совершающие одни и те же ошибки, не могут предложить тебе ничего нового, особенного. - Внутри меня все начинало переворачиваться. Такая точка зрения требует особого жара в душе, чтоб вырываться наружу и жечь слушателя, возмущать его. Тем более, подобные эксперименты было интересно проворачивать с таким человеком, как Леха. В этом что-то есть.
- Я не верю в историю. Ее творят не люди, а субсидированные постоянно меняющейся властью писаки. Хочешь, называй их учеными. У меня куда большее доверие вызывают легенды, мифы, фольклор, что пишется так горячо любимым тобой народом. Да и, если мыслить совсем уж глубоко, нет никакой истории, как и не существует будущего. - Он говорил монотонно, рассудительно, слегка гнусавым голосом, нагоняющим сонливость даже в случаях, когда рассказ был о стрип-баре или драке у подъезда. - Сознание в твоей голове находится вне времени. Во времени находится только стареющий организм. Не учит ничему, говоришь? - Леха поправил очки на носу и помял между пальцев мочку пухлого уха, - Может, это оттого, что учимся мы постоянно не у кого-то призрачного, далекого, а только у себя? Вот и повторяется цикл известных, можно сказать, знаменитых ошибок. – Я отвлекся от дороги и еще раз окинул его взглядом. Приятно-полный молодой человек, в очках, даже постоянная перхоть, или как это называется, - когда кожа на голове вечно шелушится и отпадает слоями, - никак не делала его отвратительным для меня. Это казалось странным. Будучи человеком весьма придирчивым ко всему, я мог отказаться от знакомства с девушкой, увидев, что пальцы на ее ногах слишком крупные или некрасивой формы. Леху же при встрече я всегда приобнимал без страха, что все рукава будут усыпаны снежинками биологического происхождения. По радио жужжал даб-степ ремикс на песню Фрэнка Синатры «My way». Эта современная музыка...техно, даб-степ и им подобные совокупности скрипящих звуков...ее никогда бы не смогли написать, например, в Советском союзе. Серп и молот, какой стороной их не переверни, даже с дополнением других инструментов, никогда не смогут издать подобного звука. Теперь же, когда знамя разорвано пополам, серп давно не используется, а молот используется только специально обученными, зачастую сертифицированными, людьми, такое допустимо. И нужны ль теперь все эти нимфы вдохновения, эти Музы? К примеру, одному малоизвестному немецкому композитору Рихарду В. они были весьма полезны, когда тот писал марш «Гибель Богов», писал, вдохновленный, то, чего не было написано до него — изобретал созвучия. Нынче пытаются развлечь публику изобретением новых звуков. Вскоре «My way», а точнее, современное ее подобие, сменилось рекламой препарата для «мужской силы». Стихотворного жанра.
- Придумают же такое. Ты только послушай и представь, - улыбнулся я, - подходит начальник агентства к молодому копирайтеру и говорит: ««Импаза» приходила. Заказ есть. Ну, сам понимаешь, мол, ты прожил с ним всю жизнь, а теперь он тебя подводит. Ты верил ему, как себе, но в самый неподходящий момент он поник головой и скис. «Импаза» вернет силу и молодость ему и тебе. Что-то в этом роде. Таргет груп – мужчины в возрасте от 45 лет. Время ролика – не более 30 секунд. В стихах. Вперед.» Не там я, черт возьми, работаю. Вон, где все веселье. Ну а если серьезно, кого бы ты хотел увидеть, нет…услышать, если все получится.
- А ты?
- Это не трудно было бы и предсказать. Разумеется, Генриха IV Бурбона, Маркиза де Сада или Сталина.
- Не удивлен. Все в игрушки играешься? Первый был бабник, второй – сумасшедший, третий грабил почтовые дилижансы.
- Ничего более страшного Сталину, конечно, не пришьешь. Зато они все были чертовски харизматичными людьми. Вот и посмотрели бы, можно ли переписать харизму, как свойство личности. – серо-желтый город тек под колеса машины, приближая тем самым заветную цель. А точнее, приближая начало пути к цели. – ты не ответил на мой вопрос.
- На все найдешь объяснение. Мистер логичность. – Леха махнул рукой в мою сторону и снова поправил полу пальто под своими чреслами. – Разумеется, я бы хотел слышать Бора, Теслу или Эйнштейна.
- Это в том случае, если Бор, Тесла или Эйнштейн захотели бы с тобой говорить. – до серого высокого здания, к которому мы ехали, оставалось совсем немного, - ровно столько времени запинающийся школьник потратил бы, чтоб рассказать вслух перед всем классом монолог Чацкого.
- Ты понимаешь, что мы хотим начать? Понимаешь, независимо от того, кто и через сколько лет это закончит, если все получится? - Алексей стал совсем серьезным. Нечасто случалось видеть такое. Может, он просто напуган? Скорее всего, да, он просто напуган. – Ведь точно то, что мы очень глубоко копнем и без того толстенный слой земли, под которым покоится сундук с ответом на извечный вопрос, - что такое душа и как она связана с сознанием? Мы же можем все перевернуть с ног на голову.
- Скорее, мы все перевернем обратно с головы. – моя нога плавно нажала педаль тормоза, машина замедлила ход и вскоре совсем остановилась на парковке. Серое здание без опознавательной вывески стояло обособленно от общих застроек. К нему вела такая же серая, сложенная из плит, аллея. Должно быть, девушки на тонкой шпильке проклинали ее. По обе стороны от аллеи стояли высокие каштаны. Такие жизнеутверждающие и пышные летом, и такие черные и корявые теперь, они возводили свои узловатые ветви в небо, будто обращаясь к нему: «Ну же, сыпь свой снег, не видишь, мы готовы!»
- А нравственная сторона? В свое время даже «Опыты» де Монтеня были осуждены Церковью. И это при том, что опыты он ставил на себе. – Леха открыл дверь и выбрался из машины. Полы его пальто сзади были измяты.
- Так, сомневаешься, - иди отсюда. Пешком. Решили, значит решили, - мы прошли по аллее и подошли к металлической тяжелой двери. Я взялся за ручку. – По мне, так аморальна была настоятельница женского монастыря, которая превратила сие святое место, за стенами которого девушки хотели спрятаться от мирских сует, повторяю, превратила это место в настоящий бордель, который посещала вся округа. Всех, кто отказывался торговать своей святая святых, она заживо замуровывала в стену. А спалили это место к чертям, когда к тамошнему епископу прибежал крестьянин. Он рассказал, что гулял по лугам и обнаружил небольшую пещеру. Решив, что, возможно, нашел чей-то тайник, он сбегал домой за лопатой и инструментом, затем начал пробираться под узкими земляными сводами. В конце пещеры его ждало отвратительное зрелище – круглая комната небольшого размера с отверстием на потолке. Прямо под монастырем. Комната, усеянная трупиками новорожденных. В разной степени разложения. Это я к тому, что при мысли о том, что мы делаем что-то аморальное, всегда вспоминай эту историю. Или Жиля де Рэ. Мы никого не убиваем. Можно сказать, мы пытаемся воскресить! – Я не без усилия открыл дверь. И показал Лехе рукой на образовавшееся отверстие. Ты идешь или нет?
- Иду. – Хмуро пробормотал Леха.
- Нам всем нужна цель в жизни. Всем нужно что-то новое, чего никто и никогда не пробовал. Но не у всех хватает смелости. – Я пропустил Алексея и вошел вслед за ним в темный коридор. Упругая пружина с грохотом захлопнула за нами тяжелую дверь.
На посту охраны сидели трое крепких мужчин в камуфляжной форме без опознавательных знаков. Вооружены они были до зубов. В прямом смысле. Огнестрельное оружие дополняли гранаты, болтающиеся в кармашках на поясе и ножи, закрепленные вертикально на груди и голени. Один из них, с лицом, похожим на купоренный помидор, - по структуре и цвету, сделал шаг вперед, загородив нам дорогу своей широкой грудью.
- Стоять! - Я и не представлял, что человек такого телосложения, на котором бряцает целый арсенал, может говорить иным тоном... и иной текст. - К кому?
- К Соболеву. Он должен был предупредить.
- Документы. - Он взял мои права и Лехин паспорт, внимательно посмотрел на фотографии, внимательно прочитал содержимое, затем пристально уставился на наши лица. - Проходите. Документы заберете на выходе. Мы запишем.
Широкий, пустой коридор привел нас к не менее широкой лестнице. Перила, как и стены, были окрашены в синий цвет, на площадках монотонно гудели люминесцентные лампы, под плафонами которых покоились в братских могилах сотни насекомых. Мы поднялись вверх до третьего этажа, повернули налево и постучали в дверь с блестящей табличкой «Специалист Соболев А. С.»
- Войдите! - Андрей Сергеевич был красивым молодым человеком с черными волосами, высокими скулами, мужественным подбородком и умным, внимательным взглядом. Судьба его была предопределена, стоило ему покинуть материнскую утробу. Отец — прокурор, мать - инспектор налоговой. В примерах для подражания с детства отказано не было. В деньгах тоже. Андрей Сергеевич учился просто великолепно. Говоря так, мы не забываем учесть, что ему были предоставлены лучшие преподаватели. Как результат, - золотая медаль после школы и красный диплом без единой четверки по окончанию ВУЗа. Но какими бы знаками отличия государственного образца его не выделяли, они были стандартными и не могли в полной мере описать уровень развития его нестандартного мозга. Взять двух людей, при совершенно одинаковых красных дипломах, у них могут быть совершенно разные IQ. Один все выучил, молодость положил на это, а другой все понимает, другой более адаптирован к жизни. Таким и был Андрей Сергеевич Соболев. Если систему отличий дополнить, его медаль была бы густо-золотой, а диплом, - темно-красным, практически черным, как переспелая вишня.
Кабинет с нежно-кремовыми обоями отличался от коридоров каким-то особым, рабочим уютом. Даже кипы бумаг, возвышающиеся тут и там на большом дубовом столе, не выглядели пыльной макулатурой. Вдоль стен стояли аккуратные винтажные шкафы, плотно заполненные самыми разнообразными изданиями по психологии, - от основополагающих азов до смелых футуристических теорий.
- Товарищ Соболев! - я улыбнулся, подошел к столу и обнял старого друга. Леха достаточно сухо пожал ему руку. Они встречались всего пару раз в жизни и никогда не пили вместе. - Ну ты как?
- Очень неплохо, надо сказать. - Андрей сел в кресло, жестом предлагая сделать то же самое и нам. - Сейчас, помимо собственной практики психологических исследований, сотрудничаю с ФСБ.
- По вопросам? - меня ни капли не удивил факт, озвученный человеком, восседающим за дверью с надписью «Специалист». Без уточнения сферы деятельности.
- По вопросам использования жалкой части моего потенциала. - Соболев вертел в руках блестящую ручку. Что на ней было написано, я не видел, но похоже, что она была достаточно дорогой. - Автороведческая и почерковедческая экспертиза. Не спорю, доля авантюризма тут присутствует. Обычно, если вам интересно, письменные угрозы либо анонимны, либо подписаны псевдонимом, либо названием организации, которой нет в природе...и обществе. Большая часть таких посланий, которые попадают на мой стол, уже классифицированы, как «терроризм». Чаще всего анонимки пишут на высшее руководство страны или на местных чиновников, в полицию. Интересно то, что около 18 процентов таких писателей страдает психическими расстройствами, примерно 25 процентов – пенсионеры, и где-то каждый третий моложе тридцати лет. - Он поправил зажим на своем галстуке. Рассказывал аккуратно и не спеша, будто читал лекцию студентам ВУЗа. - Бывает и такое, что террорист из бумажного превращается во вполне реального, причем, изначально довольно трудно определить степень угрозы. Сами понимаете, насмотрятся забугорного кинематографа, одевают резиновые перчатки, чтоб не оставлять отпечатков, и давай строчить, не понимая, что почерк — тоже своего рода отпечаток. Только не узора на пальце, а личности. Правда, есть умельцы, натренировавшиеся держать ручку пальцами ног или зубами. Иногда попадаются индивиды, одинаково хорошо пишущие и левой, и правой рукой. Маскируются все. Мужчины имитируют почерк женщин, взрослые, - почерк детей, доктора филологических наук — Андрей с иронией посмотрел на Леху, - под неграмотных. Но, что ни делай с высотой, наклоном и формой букв, лексическая природа письма остается неизменной.
- Я не филолог. - Cпокойно ответил Алексей. - И, слава Богу, не психолог. Поэтому могу нормально читать письма от любимой девушки, не выискивая любовников и мысли о суициде между строк.
- У вас, Алексей, нет любимой девушки. Не надо быть опытным мозговедом, чтобы это утверждать. Распишитесь на вот этом листке бумаги, и я расскажу вам, сколько раз вас повышали по службе, какого вы о себе мнения и даже то, сколько раз в неделю вы этой рукой онанируете. - Лицо Андрея оставалось непроницаемым, однако в глазах отражалась ирония.
- Так, хватит мериться достоинствами. - перебил я их. - Леха тебе тоже много рассказать может. Поэтому я, он и ты находимся сейчас здесь.
- Я весь внимание. Мне, право, тоже интересно, что вы тут делаете в такой хмурый воскресный день. - Как же меня порою раздражала его наглая самоуверенность. И еще больше раздражало то, что она имела под собой вполне обоснованную подоплеку.
- Мы тут по вопросу использования всего твоего потенциала. Может, даже больше. - И я в общих чертах рассказал ему нашу сумасшедшую идею.
- То есть, вам нужно то же, что и...органам? - он поднял указательный палец правой руки к потолку, указывая на положение своих работодателей.
- Нет, ты не понял. Нам не нужен портрет личности, нам нужен алгоритм психологических процессов, формирующих сознание человека. Со всеми втекающими и вытекающими, со всеми причинами и следствиями. Нам нужно сознание, как программа, отображенная на интерфейсе рукописного творения. - Я испытующе посмотрел на Андрея. Он задумался. Положил ручку на стол, затем снова взял ее, начал рисовать на краю какого-то листа овал, обводя его раз за разом.
- Деньги? - Наконец спросил он.
- Пока ничего не предвидится. Даже в перспективе, если честно, не вижу источников финансирования. - Я пожал плечами. Работать с сумасшедшими может каждый. Работать с сумасшедшими бесплатно — только настоящий фанатик.
- Я слышал, что когда за океаном принимают на работу в солидную компанию, скажем, «Гугл», претендентом заполняется стандартная анкета. Так вот, эту анкету потом смотрят специалисты. И смотрят, поверьте, не на то, что там написал товарищ безработный, а смотрят, как он это написал. Слышал, что при этом выявляется около трехста свойств личности. Трехста! Матерь Божья, да у них средний человек по стране не может похвастать тем, что имеет хотя бы двадцать. Я с вами. Клянусь Богом, это будет презабавно.
«Тебе надоело серое однообразие? День за днем не происходит ничего, кроме неприятностей? Никто тебя не любит, все от тебя давно отстранились? Ты давно мечтаешь о том, чтобы свести счеты с жизнью, но помнишь по рассказам мамы, что в таком случае ты уткнешься носом в затворенные наглухо врата Рая? Тогда тебе повезло! У нас есть верный ключик от этих врат, и уже совершенно не важно, каким способом ты до них доберешься! Все, что тебе для этого нужно — просто убрать ноги с подоконника, позвонить по указанному номеру и сделать заказ прямо сейчас! Спеши, количество мест в Раю может оказаться ограниченным!»
*- предложение распространяется на лиц старше 18 лет, принадлежащих к христианской конфессии. Указанное издание никоим образом не противоречит ни одной статье (стиху) любых духовных догматов и действует в рамках религиозного поля. Подробности и способы оплаты уточняйте у оператора.
ОНИ.
Все трое лежали плашмя, не решаясь и на миллиметр оторвать голову от пола, - сверху градом били по стенам металлические сферы, каждая диаметром не больше пяти миллиметров. На спины, на руки сыпалась отлетающая от стен штукатурка и осколки стекол. Стоял страшный шум. Праздничный марш по случаю отправки состава в ад. Незнакомец посмотрел на Лену и жестом приказал ей ползти к двери.
- Скорее! Сейчас полетят парализующие гранаты! Открой дверь! - Он прижимал к полу голову азиата.
«Охрененное, черт возьми, пополнение копилки ощущений» - подумала Лена. Но дверь открыть надо. Все были прекрасно осведомлены о том, как работает Имперская полиция, а уж эти ребята точно натворили что-то серьезное, если им пришлось войти вот так в окно, спасаясь бегством. «Теперь меня считают их соучастницей!» - Страх и смятение девушки сменились бескрайней злостью. «Кому я мешала, черт возьми!? Почему нельзя было и дальше просто жить спокойно? За что все это!?» - Вне себя от злости и жалости к себе, она подползла к двери и вставила палец в специальное отверстие замка. Как раз в этот момент выстрелы прекратились. Незнакомец помнил, что в былые времена причиной тому могла быть пустая обойма, теперь же, когда обойм больше не существует, причина только одна — от пояса четким отработанным движением отцепляется парализующая граната (Господи, а если не парализующая!), чтоб быть брошенной в окно соседнего дома. Действовать нужно предельно быстро. Он вскочил на ноги, одной рукой рванул вверх маленького азиата, другой распахнув настежь дверь, весьма походящую на решето. Лена быстро, как могла, выползла первой и вскочила на ноги, затем был вытолкнут азиат, мужчина же, замыкая тройку, услышал, как несколько металлических цилиндров с характерным звуком стукнулись о пол, покатились по комнате и остановились, встретив на своем пути тонкую перегородку стены. Пригнувшись, незнакомец огромным прыжком преодолел дверной проем, затем ему снова пришлось толкнуть азиата, причем так, что тот снова споткнулся. В тот же момент за его спиной брызнул фонтан щепок, мужчина был отброшен к противоположной стене коридора, острая боль пронзила трехглавую мышцу голени его правой ноги. Он упал навзничь, ощущение от удара плашмя о бетонную стену отсутствовало в его сокровенном списке самых приятных чувств. Голова гудела, казалось, от писка в ушах сейчас лопнут барабанные перепонки. Лена стояла посередине коридора, ошарашенная, держа в опущенных руках пистолет. Азиат же с явным участием подбежал к мужчине и попытался помочь ему встать.
- Вам очень больно? Не переживайте, все пройдет очень скоро.
- Спрячь голову! Уйди от проема! - Нельзя это было назвать дверью. Рваная рама с висящими на ней петлями. Незнакомец бросил взгляд на ногу, - одежда цела, крови нет. Значит, все-таки парализующая. - Ты прав, Джей, это скоро пройдет. А сейчас нам все еще надо бежать. И бежать очень быстро.
Он встал, опираясь на стену, и, сильно хромая, побежал к лестнице. Остальные бежали за ним. Не спустившись, а буквально скатившись по ступеням обшарпанного подъезда с приставучими ароматами содержимого мусоропровода, окурками в жестяных баночках и заплеванными стенами, мужчина плечом открыл дверь. Беглецов тут же поглотила густая жара. Дышать было очень тяжело. Из-за угла старого кирпичного здания, которое они только что покинули, появились полицейские, которые что-то кричали, став на одно колено и приготовившись к тому, чтобы открыть огонь. С другой стороны пыльного, сухого квартала, появились еще три полицейских машины. Вой сирен вряд ли мог нарушить полуденную тишину после того, как комната, в которой жила Лена, превратилась в решето, разрушенное взрывной волной парализующих гранат, но, все же, в окнах появились головы любопытных людей. Бежать больше было некуда, нога у мужчины уже не болела так сильно, но давала о себе знать. Азиат стоял с лицом, характеризующим только лишь отдаленность от происходящего. Будто он не ждал с минуты на минуту пули в селезенку, а работал над научной диссертацией. Лена не двигалась, оцепенела. «Быть может, медленно положить пистолет на землю и поднять руки вверх? Потом ведь все можно будет объяснить, рассказать, как эти преступники ворвались к ней в дом, как она пыталась защитить себя!» Прямо перед ними, если перейти через потрескавшийся от жары асфальт автомобильной дороги, ничком распластался большой пустырь, за которым в восходящих потоках горячего воздуха колыхались жилые дома — многоэтажный, плотно застроенный невыразительный массив со своими пиками и провалами. Медленно, на полуприсядках, приближались синие эполеты из-за угла справа, слева машины Имперской полиции были уже так близко, что можно было четко увидеть комбинации букв и цифр на их номерных знаках.
- Джей, подними руки. - Смиренно сказал мужчина. Лену возмутило, что незнакомец не обращался к ней и говорит только со своим карманным азиатом. Последний, слушая указания, медленно последовал примеру старшего товарища. У Лены не было сомнений по поводу иерархических отношений двух мужчин. Желтоликий малыш постоянно отрешенно молчит, во всем слушается и постоянно оказывается вздернутым за шиворот.
Внезапно слева из-за угла выскочил дребезжащий кусок металла пошлого желтого цвета, в свое время именуемый «Фордом». Должно быть, именно такого оттенка была осмеянная всеми кляча, на которой молодой Д'Артаньян прибыл в Париж. На большой скорости водитель «Форда», видимо, вдохновленный подвигом Гастелло, взял на таран ближайшую полицейскую машину и вмял ее правое крыло. В отличие от раритетной старушки, автомобили Имперской полиции были оснащены магнитно-механической подвеской, вместо пружин или рессор здесь работал очень мощный, экранированный генератор электромагнитного поля направленного действия. Очень удобно, транспорт не едет, а плывет по трассе, какое бы ни было дорожное покрытие. К тому же, механическая развязка вращающихся элементов подвески позволяет разгоняться за предельно короткий срок, повышает максимальную скорость. Однако, при достаточно сильном воздействии извне, сердечник генератора магнитного поля дестабилизируется и выпадает. Многие имперские патрульные очень жаловались на такое нововведение. Мягко, - да; быстро, - великолепно, но в случаях, когда во время преследования приходится идти на столкновение, машина нередко выходит из строя. Так произошло и сейчас. Несмотря на мощный удар, водителю удалось удержать «Форд» на дороге. Издавая жуткий визг, рисуя на асфальте черные дугообразные следы, машина успешно повернула. Теперь она мчалась по направлению к беглецам, оставляя за собой клубы густого голубоватого дыма. Поврежденный полицейский автомобиль на большой скорости упал корпусом на правое колесо, его корму начало заносить и, в подтверждение действия элементарных законов физики, он перевернулся на бок, затем на крышу, так и продолжив катиться по былому направлению своего движения. Все произошло настолько быстро, что второй в колонне патрульный не успел среагировать и на полной скорости въехал во впереди катящийся автомобиль. Подвеска обоих передних колес тут же отключилась, и в асфальте осталась солидная борозда, проделанная «кенгурятником» переднего бампера. Третий патрульный успел отреагировать и резко рванул руль вправо, тут же встретив на своем пути металлическую опору сети освещения. «Форд» к тому моменту под градом пуль уже поглощал собой троих растерянных людей. Отчаянно взвизгнули колеса, и машина, развернувшись на девяносто градусов, рванула к пустырю. Кроме левого заднего, все стекла были разбиты, металлический корпус был декорирован отверстиями диаметром не более пяти миллиметров, в которых свистел ветер. Пахло маслом и бензином, под капотом что-то стучало, салон был хаотично усыпан кусочками пластика и осколками битого стекла. Если бы шальная пуля так талантливо не демонтировала последнее целое зеркало, водитель мог бы в нем увидеть, как полицейские отдаляются от дома, с кем-то переговариваясь по рации. Одни бегут к поврежденным патрульным машинам, другие — вслед за «Фордом». Так же водитель мог бы заметить удаляющиеся глухонемые вспышки, изрыгаемые по направлению к беглецам автоматическими винтовками. Первое время по корпусу что-то стучало. Как камень, отлетевший от колес грузовика на скоростной магистрали.
- Все целы? - водитель окинул взглядом своих гостей. Причем, его взгляд вопросительно остановился на Лене, лежащей на заднем сидении вместе с Джеем и зажимающей руками уши.
- Ты не ученый, ты — десантник, черт тебя возьми! - С соседнего сиденья громко смеялся незнакомец. - Это же надо? Чего не ждал от тебя, того не ждал! Видишь, а ты не хотел ехать нам за обедом! Не верил, что фортуна камня-ножницы-бумаги никогда не ошибается! Но..... - в улыбающихся глазах-рентгенах мужчины появилась тревога, - у тебя кровь!
- Жить буду. Обожгло плечо. Был бы я крутым героем боевиков, я бы изрек: «Это всего лишь царапина!» В своей же шкуре не знаю, что и сказать. - Водителем был полноватый, абсолютно лысый мужчина лет сорока пяти-пятидесяти. На носу крепились очки без дужек. С приличной диоптрией. Поперек лба проходило несколько глубоких морщин, щеки были серыми от трехдневной щетины, под глазами виднелись черные круги, сами же глаза, спокойные и умные, впали от множества бессонных ночей. Видно, что этот человек очень много работал, причем, работал головой.
- Слава Богу! - Незнакомец расслабился и начал разминать рукой правую икру, которая все еще побаливала.
- Вы знаете Создателя? - В глазах азиата загорелся огонек. Он даже привстал с кресла и с интересом уставился на мужчину.
- Знаем, Джей, знаем. Все мы знаем Бога. - Незнакомец повернул голову к заднему сиденью. - А вот о себе ты нам еще расскажешь. - Взгляд-рентген сверлит водителя. - И ты, Белкин, тоже. Мне крайне интересно, чем вы там занимались несколько лет. Если не забыл, мы вместе начинали, нет? Закончить, видимо, нам тоже предстоит вместе, так что давай начистоту.
- Кто вы, черт возьми, такие? Что за хрень тут происходит? И слезь, наконец, с меня! - Лена с силой оттолкнула Джея пыльной босой ногой.
- Я Андрей, это Белкин, - бывший незнакомец кивнул головой на водителя, - иначе его у нас не называют, - очень забавная фамилия. Джея ты уже знаешь. Примерно настолько же, насколько его знаю я.
- Неприятно познакомиться. Лена. И что мне теперь делать?
- Вряд ли ты сможешь найти себе клиентов, оставаясь с нами, Лена. - Горящий рентген лишал дара речи. - Нет, я не следил за тобой. Просто кое-что читал про психологию и прочую бесполезную ерунду. Мы высадим тебя там, где ты скажешь. - До конца пустыря оставалось не более ста оборотов колес. Андрей повернулся к Белкину, - Машина «троит». Не проедем и часа. Предлагаю переместиться в трущобные районы старого города. Туда имперцы не сунутся, там и у нас есть шанс получить нож в почку, любой же полицейский его получит наверняка. А большую чистку будет слышно за три квартала.
- Согласен. Найдем подходящий подвал, там и обсудим, что делать дальше. - Кровь на руке Белкина начала запекаться, превратившись в бордовую густую полоску. Джей протянул руку и пальцем вытер капельку крови с локтя водителя, затем поднес ее к лицу, размазал каплю между пальцами и стал внимательно всматриваться в свое произведение искусства.
- Никто не забыл, что у меня есть пистолет, мальчики? - Лена и сама только что об этом вспомнила. - Поэтому я продолжаю настаивать, чтобы мы сейчас же поехали в ближайшее отделение полиции, где вы методично и правдоподобно расскажете им о моей непричастности!
- Это не важно, будут они жить или нет. Это не имеет значения. Если они умрут от твоей руки, тебе будет тяжелее существовать дальше, если останутся с нами, - всем будет проще. Не спеши, пусть все будет так, как есть. - Глаза Джея изучали Лену, но не так, как это делали глаза Андрея. В отличии от грубо-харизматичного рентгена бывшего незнакомца, глаза азиата смотрели... с участием. Лена бросила пистолет между передними сидениями. И без этого странного желтоликого, последние несколько минут вытянули из нее все силы. Конечно, она не стала бы стрелять. Будь, что будет.
- Не вздумайте от меня теперь избавляться... - опустив голову, только и смогла обронить она.
- Очень хорошо, что наш микроконфликт на почве целостности жилых площадей решен. - Нездоровый оптимизм Андрея не иссякал. «Верно, какой-нибудь сумасшедший.» - Подумала девушка. - Где Гетт? - последняя фраза уже была обращена к увлеченному дорогой Белкину.
- Я не знаю, где Гетт. - На столь спокойном лице водителя мелькнула тень, - я его видел два дня назад. Он должен был бежать с нами, но куда-то исчез. Я с полными на то основаниями могу заявить, что он вел себя крайне странно в последнее время.
- Быть может, он был пойман? Может, его пытали и поэтому на нашу квартиру так быстро вышли? - Тень облака тревоги перенеслась с лица Белкина на лицо Андрея. Машина миновала границу пустыря и ехала по городским кварталам, привлекая внешним видом и издаваемыми звуками максимум внимания. Она и до этого была примечательна возрастом и эксклюзивной расцветкой, теперь же, с новой вентиляцией и рихтованным капотом, - это была самая яркая звезда на небосводе проезжей части.
- Я бы хотел так думать. Видит Бог, хотел бы. - Водитель покачал головой, - у тебя не было доступа, но я-то видел отрицательный ответ из Министерства обороны на запрос Гетта: «начало работ по созданию дополнительной рабочей «болванки» из указанного Вами генетического материала не может быть субсидировано из нашего бюджета. Решение по запросу — отказать.» Этот подозрительный конверт был мною так же аккуратно запечатан, как и вскрыт. После я решил... успокоить себя и пробрался ночью в кабинет Гетта. Знаешь, что я нашел в столе? Заметки. Много отдельных мыслей, записанных на маленьких бумажечках в спешке, по наитию.
- Это значит!? - Андрей чуть не подпрыгнул в кресле.
- Именно. Наш товарищ пишет мемуары. А вот как долго он это делал и успел ли написать достаточно, - вот это хороший вопрос. Мне кажется, он этим занимался с самого начала. В любом случае, в работе над второй «болванкой» ему было отказано. К тому же, он исчез сразу после разговора с тобой, Джей. Что ты ему сказал?
- Только правду. - Ответил азиат. Лена не понимала, обвинялся ли он в чем-то или нет. Так, по тону Белкина было заметно, что да, а по выражению лица Джея, - абсолютно нет. - Мой друг не поверил ни единому моему слову, но стал очень зол. Я не понимаю, отчего. Правда не понимаю.
- Какую правду ты можешь знать, мальчик мой? Какой правдой ты можешь разозлить ученого, который тебя создал. Вся правда в твоей голове — его рук дело. - Белкин говорил все это не без отвращения к себе, но с пониманием, что так надо.
- Остановись, бросим машину тут. - Андрей перебил водителя. - Дальше ехать на ней опасно. Ну что ж, моя пестрая компашка. Прогуляемся?
- Я не одета. - Лена подергала рукой полу халата.
- Ты не гола, - безапелляционно бросил Андрей, - Белкин, дай ей ключи, пусть едет домой переодеваться. Нет? Тогда больше никаких вопросов, возражений или других вербальных признаков твоего присутствия.
Они вышли из машины. Даже если бы эта компания состояла из одного голубоглазого азиата, она бы привлекала к себе непозволительно много внимания. Прибавьте сюда симпатичную девушку в одном халатике и двух странных небритых мужчин. Представьте себе узенькую улочку Хургады. С помоями, босоногими смуглыми детишками, потрескавшимися фасадами саманных домов. Единственное, чем от нее отличался переулок, в который они свернули, было, пожалуй, отсутствие детишек. Жители Старого города были предоставлены сами себе, и потому повсеместно можно было влипнуть в плоды анархии, либо споткнуться о них. Горячий воздух доносил до ноздрей весьма экзотические запахи давно использованных по назначению продуктов. Шли молча. Лена зажимала ладонью нос и рот. Ей было труднее всего идти по раскаленной земле босиком, лавируя между мусором самого разного, порой противоестественного происхождения. Со всех сторон на беглецов смотрели черные окна с пыльными серыми занавесками, и каждое из них таило в себе потенциальную опасность. У всех на виду каждый член нестандартной компании чувствовал себя буквально раздетым до самого мяса. Наблюдатель мог так и оставаться потенциальным, рожденным в голове, но этого было достаточно чтоб дать пищу сытому утренними событиями воображению. Долго искать подходящее помещение не пришлось, - беглецы не успели пройти и квартала. Прямо у крутой бетонной лестницы, ведущей вниз и заваленной пустыми бутылками вкупе с мятыми пачками сигарет, Андрей остановился.
- Слушайте внимательно. При таком пекле много кто захочет укрыться в прохладном подвале. Просто, чтоб поймать отходняк или спать, или...да что угодно. Поэтому, я сейчас обращаюсь к тебе, Джей, и особенно к тебе, Лена, - ни звука, ясно? Что бы ни произошло, даже если ты наступишь на крысу!
- Резонно. - Белкин равнодушно пожал плечами. Так равнодушно, как будто он вырос в таких подвалах. Джей молчал, Лена опустила глаза и кивнула головой.
- Идем. - И Андрей первый начал спуск в пахнущий кислятиной черный подвал. Пройдя несколько шагов и убедившись, что остальные следуют сзади, он выставил руки вперед, - не было никакой разницы, шел он с открытыми глазами или с закрытыми. Пол был влажный и липкий, местами валялись оставленные кем-то картонные коробки, кое где лежали осколки кирпичей. Мужчина с незримым участием представил, каково сейчас проститутке, Лена же в тот момент ясно и безучастно представляла себе, какой мудак Андрей. Снова нахлынула жалость к себе. Из глаз тонкими струйками потекли беззвучные слезы. Каким непростительным теперь, между влажных, незримых, но вполне осязаемых стен, казалось недовольство родной душной комнатой. Отчаяние — авангард эмоций человека в любой непривычной и затруднительной ситуации. Сильные люди могут побороть циркулирующую в голове мысль «как я смог такое допустить?» и начать действовать, слабые — не могут и ждут помощи от сильных, либо гибнут. Конечно, мы можем определенно заявить, что планка шкалы жизненного восприятия Лены была позорно, без претензий на амбиции, занижена. Однако, это утверждение имеет силу в стандартной для девушки ситуации. Сейчас же, наряду с жалостью к себе, под кожу Лены льдом начинало проникать другое сковывающее волю чувство, - страх неминуемой гибели. У нее в жизни было немногое, а точнее, много чего не было, но и тот минимум благ, что выпали на ее долю, она безмерно любила и не желала расставаться с ним ни под каким предлогом. Пусть даже вопреки законам природы. Ей не надо было никакого Рая, когда и в этом мире прибой все еще может ласкать ножки, а легкий свежий бриз, - доносить до взора алое полотно заката на горизонте. Иными словами, земная жизнь Лены была достаточно хороша, чтобы она не жаждала какой-либо ее замены в мире загробном. Белкин держал Джея под руку, шел и думал о своем, ориентируясь на звук шагов впереди идущего Андрея. Шел, пока не уткнулся носом в спину.
- Надо немного привыкнуть к темноте. Иначе мы себе головы разобьем. По крайней мере, я. - шепотом сказал бывший незнакомец, глаза которого после яркого дня застилали большие белые пятна на фоне бархатной тьмы подвала.
- Кто здесь? - откуда-то справа всколыхнул мрачную гладь дряблый голос. Уверенность, что беглецы здесь одни, смешанная с внезапностью произошедшего, заставила всех вздрогнуть.
- Свои! - Не растерялся Андрей.
- Нет у меня своих! Тем более, баб! - голос стал приближаться. - Девка, иди сюда, слышь!
Лена, если и хотела б, не смогла бы в такой темноте никуда пойти. Разве что примерно. Андрей услышал, как Белкин, сопя, отошел немного вправо. В тот же момент о голову бывшего незнакомца разбился кирпич. Будто между мозгом и черепной коробкой образовалась прослойка вакуума, плотно окутавшая основной орган ученого и отключившая всякую реакцию на внешние раздражители; больно не было, скорее возникло непонимание. Мужчина почувствовал, как теплая струйка потекла по шее, ему удалось сохранить равновесие ровно до того момента, пока слева по плечу его не пришиб липкий земляной пол. Андрей еще не успел прийти в себя, когда осознал, что его окружило сверху и колотит всеми своими конечностями какой-то враждебный организм. Растерянность прошла с появлением уверенности в том, что наносимые мужчине удары не отличаются особой силой. Будучи человеком крепкого телосложения, он нащупал грязный ворот агрессора и силой перевернул его на спину, оказавшись сверху. После третьего удара кулаком в лицо, Андрей почувствовал, как между пальцами хлюпает густая кровь, и противник не сопротивляется. Мужчина уже успел расслабиться, как тут же в спине, а потом на затылке возникла резкая боль. Белкин не растерялся, понял, что к чему, особенно, когда услышал, как товарищ упал. Правда, он не мог знать о масштабе причиненного Андрею ущерба, и потому думал, будто злодей сидит на друге и, что есть сил, лупит его. Два удара по телу коллеги были следствием этих умозаключений. В Андрея успели вновь вселиться страх и растерянность, его организм уже впрыснул в кровь дополнительную дозу адреналина, как тут из-за спины послышалось «Ой!» Белкина. Поток матерных излияний со стороны культурного с виду брюнета закончился не скоро. К тому моменту они привыкли к темноте и устроились в углу на лежаке, который до этого служил домом их бессознательному врагу. Они просидели в тишине около часа, прислушиваясь к малейшему шороху, доносящемуся из недр подвала.
- Есть у кого-нибудь закурить? - Наконец спросил силуэт Лены в темноте, которая не уже казалась такой кромешной. Глаза уже видели кирпичные влажные стены, дверной проем, черный коридор, в конце которого из окошка под потолком лился тусклый свет. Так же наблюдался контур тела нежданного агрессора, лежащий посередине небольшой «прихожей».
- Куртизанкам дали слово? - съязвил Андрей. - Мы с Белкиным не курим. Я, правда, не знаю, курит ли Джей. Мало ли... Но сигарет мы ему не покупали, так что, если даже и курит, угостить не сможет.
- Я не курю. - Вмешался в разговор азиат. - Я не могу умышленным действием либо бездействием уменьшать биологический срок существования своего организма. Это противоречит воле Создателя.
- Ты смотри, какой набожный. - Белкин не мог угомониться. Ему не давала покоя мысль о разговоре Джея с Геттом. Он логически не понимал, что могло произойти. Поэтому все сочли его фразу...риторической - Тебя, часом, не с испанского инквизитора срисовали?
Одной рукой Андрей все еще держался за голову, тыльной стороной ладони другой гладил свою щетину. Он, почему-то, вспомнил старинную рекламу бритвы с тремя лезвиями. «Меньше движений бритвой, - меньше раздражение кожи» - гласил основной ее слоган. «Что за бред? По мне, так хоть проведи три раза одним лезвием, хоть один раз тремя, - раздражение будет одинаковым. Это очень просто выразить математическим равенством «(1+1+1) = 1х3».»
- Ну, теперь рассказывай. До вечера времени достаточно. - Бывший незнакомец смотрел прямо перед собой. Ему бы ни о чем не сказало черное очертание товарища на сером фоне подвальных стен. - Тебя когда и за что отстранили от прямого участия и полного доступа?
- Два года назад, как и тебя, когда перешли к активной фазе реализации проекта. - Голос Белкина был таким монотонно-нудным, что Лена поневоле зевнула. Она ничего не понимала, но предпочла пока молчать. - Я и «болванки»-то ни одной в глаза не видел. И этого, - в темноте он кивнул головой в сторону Джея, - не увидел бы, если б Гетт не решил его похитить.
- А принял он такое решение, похоже, после разговора с тобой, наш маленький друг, - Андрей положил руку на плечо азиата. - Рассказывай, о чем была речь?
- Я лишь рассказал ему, в чем его смысл, как ученого, как человека. - Без интонации ответил Джей.
- Повторю вопрос. Откуда тебе знать про это? - Монотонный голос слегка оживился.
- Эти знания пришли ко мне со временем. Будь я человеком, я бы сравнил это с состоянием организма после комы. Сначала вы ничего не помните, но позже мозг открывает вам, кто вы и в чем ваше назначение.
- А ты не человек? - С мрачной усмешкой спросила Лена: «Это ж надо! Очередной сумасшедший. Второй за сегодняшний день. Пока неизвестно, что из себя представляет очкарик. Мало того, что постоянно молчит, еще и бросается на собственного друга».
- Он не человек. - Ответил Белкин. - Нет, физически, конечно, он идентичен любому взрослому мужчине. Но в его голове - всего лишь копия чьего-то сознания. К сожалению, я не знаю, чьего. - Последние слова были обращены к силуэту Андрея. - Сколько психологических программ ты подготовил? Сколько текстов проанализировал?
- Не меньше трех десятков. Причем, я подозреваю, что в этом направлении работали и другие ученые. Лично я ни над чем похожим не трудился. Сомневаюсь, что Джей – Петр I.
- Разве есть разница между Петром I и Джеем? – Голос азиата из темноты выражал крайнее удивление.
- Именно потому, что он копия тела с копией мозга, - Лена поморщилась от кислого запаха, царящего в подвале, - он разговаривает так, будто он с другой планеты?
- Это почти правда, - вмешался Джей, - но…
- Я думаю, это от того, - перебил азиата Белкин, - что для более достоверной передачи сознания личности, «загрузка» происходила на родном языке оригинала. Так, Карла II «залили» бы на английском, а генерала Лафайета – на французском. Родной язык, базовый словарный запас, формирует мировоззрение, определяет ментальность, чтобы «загруженные» в мозг программы генерировали именно исходное сознание автора с его восприятием окружающего мира. Сотри память Наполеона, дай ему родной язык и ментальность простого русского мужика, и никакая харизма великого лидера не поможет ему пробиться дальше поселковой таверны.
- «Загрузка»? «Залить»? В смысле? А почему он тогда говорит по-русски? – Сказав это, Лена перебрала в голове все услышанное ранее и засомневалась, что говорят действительно на ее родном языке.
- Долго объяснять. Давайте дослушаем Джея. – Предложил Андрей, все еще держась за голову. – Итак, друг мой, Гетт…?
- Разозлился, узнав, что все мы лишь сосуды, рожденные, чтобы хранить в себе Создателя, что действуем и думаем только согласно его воле, что живем потому, что так надо ему.
- Религия никогда не трогала Гетта. Уж я-то знаю. В его арсенале было не меньше шуточек в сторону Иисуса, чем всего слов в словарном запасе любого министра. – Прогнусавил черный силуэт Белкина.
- А при чем тут Иисус? – спросил Джей.
- У нас другого нет, - изрек тоном проповедника Андрей. - Кого ты имеешь в виду, говоря о Создателе?
- Того, кто вас всех создал. Из себя. И для себя. Того, кто помогает вам эволюционировать и убивает вас по своей воле... - Джей запнулся, - точнее, не совсем своей. Мне трудно ассоциировать мои родные слова со словами вашего языка. Быть может, я не до конца...как это говорил мой друг, адаптировался?
- Создал по своему образу и подобию, ты это хочешь сказать? - Поинтересовался силуэт Белкина?
- Исходя из того, что я видел, когда существовал...тогда, - голос Джея звучал спокойно и размеренно, - и того, что я вижу сейчас, существуя вновь, - да. Вы жестоки, хотя в этом нет необходимости, насилие и страдания в вашей крови. Вы размножаетесь и заполняете все новые пространства, ваши потребности не ограничены, но вы не обладаете столь широким видением ситуации, как Создатель, вы неразумно расходуете ресурсы. Скоро они подойдут к концу. Чтобы продолжать свое Вечное существование, чтобы сохранить вас, Создателю придется временно сократить вашу популяцию. Сколько людей сейчас живет на этой планете?
- Около двенадцати миллиардов. - Андрея всегда забавляли многочисленные пережитые им «концы света», так сильно раскрученные СМИ. Человек, который это рассказывал, не имел никакого отношения к современной политике, олигархии или заинтересованным в «концах света» отраслям легкой промышленности, а потому мужчине было крайне интересно, что он предскажет.
- Скоро настанет время. То, что приносило вам жизнь, принесет вам смерть. Больше нельзя будет пить воду из источников, в нее войдет Создатель в обличье, невиданном вами до этого. Конечно, первыми жертвами станет домашний скот и птицы...
- Ты Иисус? Или тебя списали с жития какого-нибудь святого? - Белкин не унимался. Если Андрея «концы света» забавляли, то полного лысого мужчину они попросту выводили из себя. Раздражение это накладывалось на злость от непонимания поведения Гетта. - Если, конечно, Иисус вообще когда-то существовал.
- Нет, я не святой. И не Иисус. Да, он действительно существовал. Просто этот человек был использован Создателем, как... - Джей не смог договорить. Горячая ладонь Андрея зажала его рот.
- Тссс, — прошептал он. Снаружи послышался слабый звук чьих-то аккуратных шагов.
« - Расскажите, пожалуйста, о своей работе? Что она из себя представляет?
- Я вам вот что скажу, сути, конечно, я сейчас не раскрою. Подождите, через две недели начнутся продажи, - сами все прочитаете. Разумеется, если приобретете это... небольшое руководство. Все, что могу сказать, - любой закон можно обойти, если ты достаточно грамотный юрист и достаточно смышленый малый. Практически всегда есть лазейка. Ровно, как, в свое время, запрет на звонки с мобильного во время езды за рулем никак не отрицал возможности писать СМС. Это касается не только наших законов, но и законов Божьих. И не смотрите на меня так. Я вот что скажу, уж если мы созданы по образу и подобию Божьему, вполне резонно было бы не только приписывать себе божественные качества, но и Ему - все человеческие.»
Выдержка из интервью с Евгением Кальвиняном, автором ненаучной работы «Райская канцелярия».
Я.
Прогресс. Любой прогресс направлен на то, чтобы вытеснить человека из производственной цепочки. Как пример можно взять автомобилестроительную отрасль. Прогресс в данном случае направлен на то, чтобы минимизировать воздействие человека на процесс управления автомобилем, - мы перешли от механической коробки переключения скоростей к автоматической, теперь у нас встроенная GPS- навигация на местности, датчики парковки, круиз-контроль. Садясь в современный автомобиль, ты ждешь, что он сам тебя отвезет на место назначения, ждешь, что за рулем, в теплом сидении ты будешь отдыхать. Это вытеснение называется комфортом. Причем, к замещению современной личности программой нас готовят с детства. Воспитательные процессы, процедуры обучения в средней и высшей школе готовят среднестатистического человека только к одному – жить по предписанному алгоритму, который некоторые называют графиком. Встать в определенное время, соблюсти правила гигиены, поехать на работу, монотонно исполнять цикл одних и тех же производственных обязанностей, приехать с работы, соблюсти правила гигиены, спать. Отдых тоже по графику. Это простейший алгоритм работы машины. Чем дальше шагает прогресс, тем проще нам представить себе такую машину. Спорить не стану, есть люди, которые не подчиняются общей программе. Их вы называете маргиналами. Как гласит японская поговорка: «Дэру куи-ва утарэру», что в переводе значит: «Торчащий гвоздь забивают». Таких подавляющее меньшинство, и вы в своем алгоритме находите время, чтобы их презирать. Мы предлагали миру не прогресс, мы предлагали сделать огромный шаг в исследовании сути личности вне алгоритма.
Минуло уже пять лет с того момента, как команда молодых людей, движимых тягой к знаниям и энтузиазмом, начала работу в направлении переноса личности. За это время у нас появилась обширная база портретов субъектов на основании графологической психодиагностики, тома исследований направления мыслительного процесса, всевозможные анализы и прогнозы относительно пятнадцати существовавших личностей. Но настоящая работа никогда бы не смогла начаться, не появись на просторах Федерации Империя. Первопричиной ее появления стала война с Китаем, продлившаяся всего два года. Мировое сообщество после относительно недолгого спора, наконец, признало узкоглазых агрессорами. К тому моменту желтым на карте нашей страны уже были залиты Хабаровск, Владивосток, Благовещенск и Чита. Несмотря на яростное сопротивление вторжению частей действующей армии и гражданского населения, за два месяца войска противника уже были на подступах к Байкалу, - напряженные уличные бои шли на улицах Улан-Удэ. В северном направлении к тому моменту враг форсировал воды Алдана восточнее Якутска. В целом, наступление было столь стремительным, что за первые девять месяцев войны линию фронта можно было прочертить, соединив прямой города Салехард и Омск. Разумеется, Китаю пришлось проливать кровь своих солдат сразу на нескольких фронтах. Российскую Федерацию в страхе за свое будущее поддержали как пограничные с агрессором страны, - Киргизия и Казахстан, так и страны, далекие географически и совсем не недалекие политически. В их число входили Япония, США и Евросоюз, поддержавшие нашу страну несмотря на угрозу потери огромных инвестиций в КНР. Перед лицом общей опасности, президент распустил Государственную Думу, взял на себя полномочия по единоличному принятию решений, создал Государственный, Законодательный Совет и…Сенат. После спешных доработок в Конституции, вся исполнительная власть оказалась в руках одного человека, который назывался теперь Императором. Не пришлось долго уговаривать вступить в состав Империи Украину, Беларусь, Латвию и Литву. Уж очень угрожающей была китайская лавина, катившаяся на них с востока. А вот Эстонию пришлось несколько припугнуть вводом Имперских войск. Трудно описать всеобщее удивление, когда желтое цунами наткнулось на волнорез Уральских гор и покатилось обратно с той же скоростью, что и пришло. К моменту капитуляции территория КНР была существенно «надкусана» по краям. К тому же, агенты ЦРУ и Моссада умудрились убрать нескольких видных деятелей Коммунистической партии. Чудом избежал смерти сам Председатель КНР. Думаю, тут необходимо отметить, что за все время военных действий ни одной из противостоящих сторон не было использовано атомное оружие. Помню, тогда меня посетила мысль, что Вторая Мировая хоть чему-то научила человечество, если не учитывать факта свершения Третьей Мировой.
Из двух моих старых друзей воевал только Соболев. Не по политическим или патриотическим убеждениям, а, скорее, от того, что все остальное в жизни он уже успел попробовать. Если судить по его письмам с фронта, Андрей бил «непрошенного врага на просторах земли Русской отчаянно и с азартом». Однако, когда он вернулся домой, мы заметили в нем какую-то перемену. Как будто харизматичный огонек в его глазах стал менее ярким, как будто Соболев стал за эти два года гораздо старше и мудрее нас. Разговаривать про свою жизнь там он не любил, а если и проскальзывало от него короткое предложение о боевых буднях, оно всегда содержало слова «кровь», «вонь», «пот» или «смерть». Это шло в разрез с нашими представлениями о сражении, так как они были основаны на впечатлениях от просмотра разнообразных исторических фильмов. «Это не игра в шахматы, где не жалко деревянной пешки, - сказал нам Андрей. – Это игра отдельной пешки, которой во что бы то ни стало нужно остаться в живых. Зачем? Командиры говорили, чтоб продолжать нещадно давить врага. Вам всегда неприятно смотреть на человека, умершего в результате разрушения его физической оболочки. Вот и представьте себе человека, который так умирает. Со всеми запахами и сопутствующей акустикой. Это лицо войны. Лицо матери этого человека, когда она получает похоронку с фронта – это тоже лицо войны. И давайте больше не будем об этом, я вас умоляю». Иногда Соболев прямо посреди жаркой беседы, подогретой немалым количеством спиртного, умолкал и смотрел в одну точку, думая о чем-то далеком. В таком случае все начинали говорить тише, никто к нему не обращался, никто не пытался прервать его внутренний монолог. Да, мы надеялись, что это именно монолог, а не диалог.
При всей трагичности произошедшего, у меня на губах блуждала легкая улыбка, когда по телевизору упоминали о таких городах Российской Империи, как Хайлар, Якэши или о Лунмыньской губернии. Когда слышал, что русская баржа «Федор Апраскин» пошла ко дну реки Гэньхэ. В целом, Империя, как ответ угрожающей мощи Китая и противовес экономически нестабильному и морально стареющему Евросоюзу, возникла под всеобщие рукоплескания. И вместе с ней для нас возникла очень удобная возможность запросить сканированные копии подлинников практически любых изданий. С такой мощью считались абсолютно все.
Когда наше предложение было на рассмотрении в Министерстве Обороны, только один чиновник из всех задался вопросом, который озвучил нам:
- Господа, у меня в голове не укладывается только одно, - зачем, по вашим словам, восстанавливать историческую личность согласно мемуаров, когда мы можем, изучив эти самые мемуары, перенять весь описанный опыт данной личности? – Явно не дурак. Откуда он взялся в Министерстве?
- При всем уважении, - я зашел на кафедру и наклонился к микрофону под прицелом пятидесяти пар глаз и ушей. Органов, которые должны донести в мозг верный сигнал, - сигнал о необходимости утверждения бюджета в рамках нашей программы. – При всем уважении, нам нужен не столько опыт, скажем, маршала Нея или Суворова (да, фамилии великих военнослужащих всегда громом отражаются от сводов Министерства Обороны), сколько модель поведения таких людей, таких, позвольте, личностей, в условиях современных реалий. Та жизнь ими давно прожита, но мы ведь можем быть уверены на девяносто шесть процентов, что личность с таким характером, такой харизмой, обязательно принесет пользу современному человеку, ровно, как и Империи в целом.
- А внешность? Это ведь важно. Кто такой Наполеон без комплекса Наполеона? Возможно, простой артиллерист? В случае, если психика отклоняется в ту или иную сторону в результате физического недостатка или достоинства, как быть?
- Скажите, как выглядел варвар Бренн? Важно ли нам это? Нам куда интереснее его взаимоотношения с гусями из храма Юноны, - я улыбнулся и окинул зал взглядом. Густая тишина намекнула мне, что шутка моя оказалась непонятой. И правда – кто эти люди на фоне тех гусей. Первым, в отличии от вторых, не дано спасать империи. - Любой комплекс в летописи, в мемуарах, очень легко заметить, так как его сильнее всего стараются скрыть. Жадный, алчный человек всегда окажется экономичным, трус – крайне умным и осторожным, нимфоманка – слегка ветреной натурой, находящейся в вечном поиске того единственного. Возведите «экономичный», «осторожный», «ветреный» в десятую, двадцатую степень, так как, при детальном изучении любых мемуаров, вы наткнетесь на эти слова не раз, так вот – возведите, и получите анализ порока, биографию комплексов. А уж комплексы, выявленные нашими специалистами, я вам обещаю, будут записаны в новую старую личность.
Бюджет утвердили, нам выделили четыре корпуса, где параллельно, независимо друг от друга, работали несколько отделов, - это и психология, и нейрохирургия мозга, и отдел информационных технологий, и генетики человека. Так же была команда «перспективных решений». Залить программу в чистый мозг, - идея на перспективу, и ей тоже необходимо заниматься. Уже сейчас. Признаться, я не углублялся в вопросы внутренней секреции и в то, какой гормон стимулирует ту или иную область мозга. Не вдавался в проблемы и просветы современного клонирования. Но нас троих, что стояли у истоков, назначили непосредственными руководителями проекта, как лиц, которые все организовали, все контролировали и отчитывались перед шишками из министерства о том, куда утекают бюджетные средства.
Разумеется, мы праздновали. Я, Соболев и Леха тем же вечером очутились в небольшом уютном баре «Коньячная бочка». Началось все так, как и должен начаться пышный пир у интеллигентных людей, к коим мы себя, несомненно, причисляли. Остроумные шутки, между которых мы успевали заказывать очередную бутылку сносного виски, не иссякали. Причем, нами было подмечено, что каждая новая бутылка виски была на порядок вкуснее предыдущей. И это при стабильно неизменной этикетке. Затем мы пили стоя за Империю и здравие Императора. Потом потребовали у официанта чистый лист бумаги и ручку. Это Соболеву пришла в голову идея написать на имя главы «Департамента автомобильных дорог и организации дорожного движения» анонимное письмо с угрозой, - если в течение года не начнутся работы по строительству тоннеля от центра города до дома уважаемого ученого Андрея Сергеевича М., проживающего по адресу такому-то, он подкараулит и взорвет памятник Минину и Пожарскому. Или Мавзолей. Надо заметить, наши с Лехой предложения принять непосредственное участие в написании сего документа были встречены вежливым отказом, сопровожденным парой шлепков по нашим рукам. Отказ Соболев мотивировал тем, что когда из ИСГБ (Имперская Служба Государственной Безопасности) придет распечатанный конверт с его письмом и коротенькой припиской: «Проанализировать. Доложить по завершении.», он хотел бы досконально разобраться в себе. Чтобы представить себе все детали процесса написания анонимки с угрозой, достаточно вспомнить известное полотно Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Многих людей можно ассоциировать с чем-то живым. Влюбленные друг у друга зайки, котики и рыбки. В любом коллективе есть ленивцы, амебы. Чья-нибудь дочка пяти-шести лет обязательно будет цветочком. По завершении праздничных мероприятий, между нами и жизнью нельзя было проводить какие-либо параллели. Скорее мы были похожи на элемент мертвого дерева. Бревно. Проснулись у Соболева дома. Причем, на одной кровати. Я обнимал сзади спящего Леху, держась за его полную грудь. Сам Андрей Сергеевич спал с какой-то девушкой. Кто это и откуда она взялась, никто не знал. В том числе, и сам Соболев.
***
На протяжении следующих двух лет работа по фиксации и анализу программ, заложенных в мозге, существенно продвинулась. Мы стояли на грани научного прорыва, который никогда бы не осветила пресса. Казалось, что вся техническая часть уже готова, все алгоритмы доведены до завершенного состояния, но не хватало какого-то ненаучного веяния, какого-то свежего душевного рывка, чтобы запустить настоящую работу. В это время, как мне кажется, мои отношения с друзьями, как и отношения друзей друг с другом, несколько охладели. Стали не такими объемными и всеохватывающими. Быть может, мы просто стали старше, может, к нам прилипли совершенно разные взгляды на окружающий нас мир, на религию, политику. В детстве все проще. Мы растем в одном дворе, учимся у одних и тех же учителей, досуг проводим всегда вместе, верим в одних и тех же мифических существ. Добрых и злых. У нас не просто много общего, у нас общее все. Затем наши пути, как правило, медленно расходятся. Встречи случаются все реже, у каждого появляется своя работа, свои коллеги, с которыми он проводит большую часть сознательной жизни. Мы знакомимся с новыми людьми, чьи взгляды схожи с нашими. Кто, как не коллега, может иметь такие же пристрастия, что и ты сам? Особенно, если у вас есть общий раздражитель, например, босс-идиот. До сорока пяти процентов рабочего времени проходит за обсуждением сотрудниками качеств непосредственного начальника. И где-то там, в другом районе или в другом городе, друзья твоего детства влипают в такую же жизнь. За редким исключением. Ваши нечастые встречи становятся совершенно серыми. Самая яркая их часть, - приятные воспоминания о былом. Собственно, разговор об этих воспоминаниях и есть основной спутник вашего свидания. Это было чертовски весело, когда другой, молодой ты, использовал металлическую линейку, как катапульту, а обслюнявленный комок бумаги был у тебя снарядом. Как цель тобою была выбрана лысина Ивана Петровича, учителя географии. Или когда вы изнутри заперли шваброй дверь в школьном кабинете, а горилла-химичка сорвала эту дверь с петель, пытаясь ее открыть снаружи. Часто разбавляют приятные воспоминания разговоры о мелких, но насущных жизненных проблемах. Например, о шефе-идиоте. Женщины так же являются причиной редкости встреч друзей детства и первоосновой их серости. Если твой давний товарищ влюбляется по уши и попадает под каблук, тебе приходится часами выслушивать, какая она удивительная и единственная в своем роде. Кого это интересует, кроме рассказчика? Его можно понять, мощные чувства просто разрывают его изнутри, тут просто необходим вербальный выплеск, но тебе-то не совсем приятно быть обляпанным этими брызгами. Даже в том случае, когда любви, как таковой, нет, а есть взаимное терпение, к которому принуждает быт, общая жилплощадь или совместные дети, в жизни твоего друга попросту нет времени для чего-то, кроме семьи и работы. И он не особо горит желанием рассказывать об этой рутине. Снова возникает серый фон, на котором пестрят яркие воспоминания, и только.
Сам я за все это время так и не женился. Были в моей жизни приятные в том или ином смысле девушки, но чтоб девушка оказалась приятной комплексно — никогда. Бывает, познакомишься с кем-нибудь, проведешь вместе пару дней, затем пару ночей, и кажется, вот он — идеал. Неглупа, симпатична, хороша в постели, ответственная хозяйка, в меру развратна, грамотна. Но по прошествии какого-то времени, как правило, этот период составлял от двух недель до трех месяцев, я начинал замечать в ней какую-нибудь неприятную мелочь. Хорошо, если только одну. Будь то некрасивые, слишком длинные пальцы на ногах, глупость в бытовых вопросах, оперный, слишком высокий стон во время оргазма, шерсть ее любимой кошки по всему дому или большая родинка под волосами за ухом, - что угодно. Как бы объяснить точнее? Представьте, что вы знакомитесь с молодым человеком. Он красив, опрятен, его темно-русые волосы аккуратно уложены, глаза прозрачно-бирюзового цвета. Одет в дорогой черный костюм, пиджак притален. Посередине белой накрахмаленной рубашечки проходит вертикаль узкого черного галстука. На манжетах красуются золотые запонки. Он уверен в себе и успешен, чтобы понять это, не нужно читать его биографию, - все и так написано на его лице. Молодой человек садится напротив вас и кладет ногу на ногу. И тут вы замечаете, что на подошве его блестящих туфлей красуется говно. Разумеется, он вляпался нечаянно, незаметно для себя. Весной, когда тает снег, это явление встречается повсеместно. Обаятельный парень о чем-то вам говорит, вы дружелюбно улыбаетесь, киваете, поддакиваете, но взгляд то и дело опускается вниз, на подошву его обуви. И как бы ни прошла встреча, какое бы впечатление он не пытался на вас произвести, вы всегда будете вспоминать его, как «парня с говном на ноге». Казалось, нечаянная мелочь, а какой мощный остается после нее отпечаток. Вот так и меня изо дня в день пытала какая-нибудь лишняя деталь в той или иной девушке. Я был бы и рад не замечать мелочей, но не мог. Как язык постоянно лезет в отверстие, образовавшееся после удаления зуба, так и мое внимание постоянно притягивалось к этой бреши в спасательной шлюпке наших отношений, с виду такой крепкой. Далее следовал разрыв. Причиной расставания могла быть и элементарная скука. Часто девушка не обладала неприятными особенностями ровно настолько, насколько не обладала приятными.
Товарищи мои так же остались заядлыми холостяками. У Лехи попросту не было на женщин ни минуты свободного от работы времени, а Соболев с юности пропагандировал философию безбрачия. Нет, женщин он любил. Даже обожествлял. Но абсолютно всех женщин. Слабый пол для него был скорее чистым образом, наделенным идеалами и обязанностями, которые выдумал сам Андрей, а каждая конкретная его представительница – неиссякаемым источником наслаждений. Причем, как телесных, так и духовных. Он говорил, что нет более прекрасного зрелища в известной нам Вселенной, чем обнаженное женское тело с его плавными грациозными линиями, рассказывал, что вид его заставляет наш организм выделять все необходимые для счастья гормоны. С этим постоянно спорил Алексей, в голове которого никак не укладывалось, что девичьи формы, как результат эволюции обезьяны, могли каким-то непостижимым образом оказаться изящнее и восхитительнее отражательной туманности «Ангел» или загадочнее планетарной туманности «Песочные часы». Он просто признавал необходимость хозяйской ручки в практическом аспекте. Подозреваю, что Леха несколько кривил душой, когда так говорил. Просто невозможно, чтобы человек, который часами может перебирать в воображении все детали путешествия сквозь область звездообразования NGC 604, не является при этом романтической натурой.
Прокурор: «Господин Кальвинян, вы хотите сказать, что не признаете своей вины за грандиозное надувательство, возмутившее Церковь и верующих, ознакомившихся с вашей «Райской канцелярией»?»
Кальвинян: «Господин прокурор, попросите пристава направить вам в голову свой табельный пистолет и нажать на курок. Умрите. Затем вернитесь сюда и докажите нам, что моя теория не верна. Тогда я первый поверю и раскаюсь. Иначе все это похоже на методы допроса средневековой инквизиции.»
Из протокола судебного заседания по делу Е. Кальвиняна.
ОНИ.
Антон Сибирский проснулся за минуту до того, как сработал будильник. Режим тек по его жилам вместо крови, не будучи при этом таким же жидким. Его тело автоматически пробуждалось тогда, когда нужно, автоматически делало зарядку, умывалось и завтракало. Привычка так жить прижилась в нем еще до армии. Это от того, что родился он в сельской местности, где необходимо много работать по хозяйству, от того, что отец его прививал детишкам любовь к боксу в секции для школьников, от того, что мать его была глубоко верующей и строго соблюдала все религиозные предписания. Человеку, который вырос в таких условиях, тем более, человеку, отличающемуся силой и обладающему неплохими знаниями и умениями в боксе, армия показалась курортом. За три года службы в Имперской штурмовой роте, его звание сменилось с «рядового» на «младший лейтенант». Антон был образцовым солдатом. Такие изображены на плакатах, развешанных в кабинетах для занятий по БЖД и по коридорам военных кафедр. Он не только быстрее всех бегал, выше всех прыгал, точнее всех стрелял и больше всех подтягивался. Сибирский лидировал и в части восприятия теории. Как-то на занятии полковник попросил его рассказать, что такое Ф-1. Антон, вскочив по стойке «смирно», очередью отстрочил, что это ручная противопехотная оборонительная граната, она же «лимонка». Разработал конструктор Храмеев Ф. И. Предназначена для поражения живой силы в оборонительном бою. Вес — 600 г. Дальность броска 35-40 м., время запала 3,2-4,5 с., количество осколков — до 300 шт, радиус поражения — до 200 м. Рассказал про то, что состоит граната из трех частей: запал, взрывчатое вещество и металлическая оболочка. Запал, в свою очередь, состоит из...
- Я услышал слово «оборонительная». Что это значит? - Перебил его полковник, не любивший людей, считающих, что они умнее, чем полковники.
- Это значит, что радиус разлета осколков гранаты превышает средний радиус ее броска, бросать ее нужно из укрытия, бронетранспортера или танка, - ответил Сибирский. Полковник кивнул головой: «Вольно! Садись.», сделал какую-то запись в своем журнале, а через некоторое время Антона повысили в звании.
Позже Сибирский лично, в реальных боевых условиях, убедился в наивности режиссеров боевиков. Часто случается видеть в кино, как граната подвешена за предохранительное кольцо к бронежилету или поясу бойца. Если человек в своем уме, он не станет так делать. Опять же, при взрыве гранаты не возникает феерического пламени, искр и клубов дыма, люди не разлетаются от нее на несколько метров. Однажды граната, удачно брошенная Андреем в китайцев, укрывшихся за остовом сгоревшего автомобиля, негромко хлопнула, в воздухе появилось реденькое облачко серого дыма. Те, кто был ближе к эпицентру взрыва, просто упали, те, кто чуть дальше, вздрогнули от попадания осколков и попытались разбежаться в разные стороны, но, покинув укрытие, были расстреляны. Ошибка режиссера — человек, в которого попадает пуля, не описывает дугу в несколько шагов над землей. Убитый просто «выключается». Будто поставили на ноги и отпустили тряпичную куклу. Бух, и все. Ноги расслабляются, тело не выставляет вперед руки, чтоб защитить от удара голову, никак не пытается сгруппироваться. Бух. Кое-что, правда, в кино показано верно. Действительно можно спасти людей, между ног которых упала граната, накрыв ее собственным телом, так как взрывная волна «лимонки» не отличается особой силой, а проникающая способность маленьких легких осколков не так уж и высока. Защитить, получив при этом звание героя Российской Империи. Посмертно.
После демобилизации Антон подписал контракт и отправился служить дальше в горячие точки Кавказа. Там он пробыл долгих пять лет, был дважды ранен, - один раз в плечо (несерьезно, пуля просто рассекла кожу), второй раз — в ногу, чуть выше коленной чашечки. Его трижды приставляли к наградам. Иными словами, Сибирский продолжал оставаться серийным образцом плакатного солдата Российской Империи, воплощающим в себе лучшие качества идеального бойца, строгого к себе и снисходительного к окружающим. На шестой год службы умерла его мать. Антон взял отпуск и отправился домой. Вот там, на похоронах, когда его губы коснулись холодного лба, что раньше хранил за собой сознание, жизнь самого любимого человека, в нем что-то переломилось. Он был атеистом, он не верил, что ты где-то еще существуешь после этого мира. Сибирский ясно понимал, что смерть — конец всему, что никогда он больше не обнимет мать, не послушает ее рассказов про молодость в Прибалтике, не поцелует перед уходом и не похвалит то, как вкусно она готовит. Мамина еда всегда умирает вместе с мамой. Такой еды ты не встречаешь больше нигде на протяжении всей своей жизни. Осознание всего этого что-то вытолкнуло из его души, и там образовалась пустота, которую невозможно было заполнить ничем...по крайней мере, вот так сразу.
Ввиду таких обстоятельств, Сибирский разорвал контракт с армией, переехал в родной город, надеясь, что ежедневная суета этого большого муравейника хоть как-то его отвлечет, и начал пить. Больше всего его раздражала здесь расхлябанность окружающих, отсутствие дисциплины, хаотичность происходящего и наличие выбора. В армии выбора нет. Ты делаешь то, что тебе приказано и так, как приказано. Четко и по инструкции, никакой самодеятельности. Тут же невозможно даже просто купить туалетную бумагу или мыло. Полки магазинов пестрят схожей по свойствам продукцией с разными обложками. И вот стоишь ты, вертишь товар в руке, читаешь, что написано, и пытаешься придумать, чем же он лучше другого такого же. Может, не лучше, ведь ты видел рекламу второго, - сухость и комфорт, - и ничего, при этом, не слышал о дарах первого.
Однажды Антона, бредущего по темной улице домой в состоянии доброго подпития, остановил наряд полиции. Документов при себе у него не оказалось, а потому Сибирский был незамедлительно доставлен в отделение. После проверки информации, предоставленной Антоном в устной форме, и установления его личности, дежурный был изумлен. В КПЗ сидел настоящий герой. Протрезвевшего и проспавшегося, мужчину с утра отвели к полковнику, второй, убедившись в отсутствии у первого постоянной работы, предложил ему влиться в доблестные ряды Имперской полиции. Сибирский был идеалистом, а потому с радостью согласился. Для него слово «Закон» всегда писалось с большой буквы. Где нет закона, - нет дисциплины, царит хаос. Тем более, что Имперские законы, имеющие под собой монархическое начало, были гораздо более суровыми, нежели законы Федерации, с началом демократическим. Презрение к последним вгрызлось в него еще с детства. Он никак не мог взять в толк несоразмерность наказания преступлению. Тогда по всем каналам показывали Андерса Брейвика. Этот малый убил семьдесят семь человек, ранил сто пятьдесят одного. Сначала взорвал бомбу в центре Осло, потом расстреливал ребят из карабина в молодежном лагере на острове Утёйа. Его судили. Он получил максимально суровое наказание по законам Норвегии, - двадцать один год тюремного заключения. Двадцать один год! Это чуть больше трех месяцев тюрьмы за каждую отнятую жизнь! Горе, которое он принес в десятки семей, вечно. Оно вообще не может быть заключено во временные рамки. Любимых уже не вернуть. А потому с детства Сибирский задавался вопросом о целесообразности демократических законов, которые работают так, и никак не мог найти на него адекватный ответ.
Вот отчего Антон был маленькой крупицей в куче тех миллионов людей, что встречали суровую Империю с рукоплесканиями, стоя.
Многие коллеги недолюбливали Сибирского. На фоне его блестящего резюме и безупречного профессионализма, они выглядели совсем бесполезными. Новоиспеченный полицейский, со своей стороны, наткнулся «Титаником» своего идеализма на айсберг Имперской бюрократии. Антон, прежде всего, недоумевал из-за плана по количеству дел, переданных в суд в течение месяца. Если этот план не выполнялся, они крепко получали по голове от начальства, а иногда лишались премиальных. «Это что выходит? В месяц мы должны оформлять не меньше нарушителей закона, чем записано у нас на бумажке? И если месяц оказался скудным на грабежи, убийства и мошенничества, мы должны их фабриковать, чтоб иметь возможность купить любимым детишкам подарок к дню рождения!?» - возмущался Сибирский - «Ведь наша работа заключается не только в том, чтоб отлавливать преступников по факту уже совершенного злодеяния, но и, прежде всего, в том, чтоб проводить профилактические мероприятия с целью уменьшения количества таких деяний! Работаем хорошо, если общее количество преступлений пошло на убыль, а нас за это наказывать хотят! Не понимаю, хоть убейте не понимаю!». А кипы документов, которые необходимо оформлять, да так, чтоб понравилось прокурору, а поиск понятых, - никто не хочет ввязываться и убивать полдня личного времени. А работа с подозреваемыми? Тень демократического режима. Даже несмотря на то, что полномочия Имперской полиции многократно расширились с тех пор, как она стала называться Имперской.
В это жаркое утро за минуту до звонка будильника, Антон проснулся, уже год будучи капитаном Сибирским. После всех необходимо-автоматических утренних процедур, он надел выглаженную приталенную штатскую форму с эполетами, покинул квартиру и спустился по убранной аккуратной лесенке подъезда. У металлической входной двери он остановился, внимание привлекло объявление, написанное на обрывке бумажки и приклеенное к стене подъезда. Оно гласило: «Требуется реолизатор для роботы в лорьке. Валера». Далее следовал номер телефона. Кто-то из жильцов, ознакомившись с содержанием объявления, достал ручку, зачеркнул первую букву «А» в слове «ВАЛЕРА» и написал сверху «О» так, что получилось «ВОЛЕРА». Теперь бумага приобрела черты стилистически завершенного документа: «Требуется реолизатор для роботы в лорьке. Волера». Несмотря на всю свою серьезность, Сибирский не смог не усмехнуться. Его наполнило теплое чувство любви к русскому менталитету, к широкой русской душе. «И пусть нет дорог, пусть бьют нас плетью да обворовывают, выпьем, братцы, гони ямщик с ветерком, - и все ни по чем», - так, если быть кратким, можно было бы описать сочувствие Антона. Да, он не раз видел и другие стороны человеческих душ. Не раз был на месте жестокого убийства, когда после нанесения сорока ножевых ранений в область живота, кто-то срезал еще живой жертве щеки, выкалывал глаза или отрезал груди. Не раз ставил к стене педофилов, не доводя дело до суда. Проводил следственные мероприятия на месте самоубийства, когда жертва, потеряв сына и оставшись в этом мире одна, сломленная горем, опустошенная, выгоревшая изнутри духовно, выжгла себя изнутри физически. Для этого она выпила кружку концентрированной серной кислоты, которая медленно начала спускаться вниз, разъедая все внутренности, превратив ротовую полость и глотку в сплошную язву...постепенно. Боль, видимо, была адской настолько, что до того, как испустить дух, за несколько часов, женщина вырвала все волосы на голове, выдрала с мясом ногти, пытаясь залезть на стену, изорвала в клочья кожу на лице. Глаза так же отсутствовали, весь пол был залит рвотой с кровью. По заключению экспертов, смерть наступила от удушья, вызванного отеком гортани.
Поэтому такие «ВОЛЕРЫ» были просто необходимы Антону. Чтобы продолжать верить в человека, так как в Бога он не верил.
В то утро он прибыл на работу и тут же был вызван на планерку у руководства. Полковник, Константин Борисович Пурий, был похож на пятидесятилетнего Владимира Этуша. Седые волосы на голове входили в контраст с черными бровями, углы которых были вздернуты ближе к вискам. Из под бровей смотрели темно-карие глаза, в которых читались железная воля и ум. Нос крючковатый, но не длинный. Слегка обвисшая кожа щек создавала впечатление, что уголки его губ всегда сурово смотрят в низ. Полковник был не выше ста семидесяти сантиметров, плюс к этому еще и сутулился. Руки держал за спиной. Говорил приятным скрипучим, четко поставленным голосом. В комнате присутствовало еще шестеро полицейских, но, как только капитан вошел, начальник повернулся к нему:
- Дело первоочередной важности. Квартира № 115, дом № 49 по улице Ясной. Это у подступов к Старому городу. Кхе-кхе. Антон, бери еще две машины и езжайте на место. Штурмовой отряд уже выехал. - Сибирский выдержал прямой взгляд Константина Борисовича. - Необходимо задержать троих преступников. Похитили какую-то государственную тайну. Два ботаника и хилый азиат. Сейчас в бегах. При малейшем подозрении...кхе-кхе...на то, что может быть оказано сопротивление, стреляйте на поражение. - Еще один взгляд. - Вы правильно меня поняли?
- Так точно, Константин Борисович. - Антон стоял по стойке смирно, как в армии.
- Тогда приступайте. Незамедлительно, сразу после того, как получите табельное. Строгий запрет на приближение к трупам до того, как их обследуют люди из Министерства обороны. - Пурий взмахом руки отпустил Сибирского и продолжил совещание с другими офицерами.
Не прошло и двадцати минут, как капитан ехал за рулем, замыкая тройку мчащихся по городу патрульных машин. Горячий воздух, проникающий в приоткрытое окно, обволакивал гладко выбритые скулы Сибирского, яркий солнечный свет скруглял поверхности объектов и размывал их очертания. Стрелка спидометра коснулась цифры «120» на сине-красной шкале и медленно поползла дальше. Сопровождал кортеж гулкий вой полицейских сирен, сливавшийся в единый поток с амплитудой мыслей Антона о полученном поручении. Они, Имперцы, конечно, имели право судить преступников прямо на месте, только «проанализировав ситуацию, определив, что существует опасность нанесения вреда здоровью и жизни гражданских, а так же непосредственно сотрудника правоохранительных органов, и сделав вывод, что иного решения сложившейся проблемы нет». Ему случалось ловить нарушителей закона с поличным и, если преступление вызывало особое омерзение, Сибирский не задумываясь, стрелял преступнику в голову. Затем разбивал ближайшее стекло и клал самый острый осколок в руку остывающему трупу. Покушение на жизнь офицера полиции, и никто не станет ничего вынюхивать, - тут вам не демократия. Теперь же другой случай. Тут трое ученых, которые как-то поссорились не с тем Министерством. Они, скорее всего, не избивали беременных женщин, не убивали детей, не устраивали террористический акт. Антон очень надеялся на то, что к его приезду штурмовики уже выведут всех ботаников из здания с поднятыми руками. Тихо и мирно. Окончательно успокоившись, он уже начал раздумывать над той кучей бумажек, что придется оформлять вечером, как рация зашипела и изрекла металлическим, прерывающимся голосом: «Всем патрульным! Подозреваемые скрылись через окно! Запрашиваю подкрепление! Улица Ясная, № 49. Зафиксирована перестрелка в квартире № 115. Огонь ведется из окна противоположного дома.». «Вас понял, еду!» - Вздохнув, ответил Сибирский и вдавил педаль акселератора в пол. Вот тебе и ботаники. Неужто и вправду осмелились стрелять в вооруженных представителей власти?
До указанного дома оставалось не больше двух кварталов, в его тени, на тротуаре у подъезда, напряженно прижавшись друг у другу, стояло трое человек. Как и было указано в ориентировке, группа подозреваемых состояла из крепкого высокого мужчины-ботаника, типичного коротышки-азиата и еще одного представителя мужского пола, который по мере приближения патруля, все больше казался стройной женщиной в легком халатике. С противоположной стороны дома из-за угла аккуратно приближались готовые на все штурмовики, ученые к тому времени неуверенно подняли руки вверх. Антон поймал себя на мысли, что начинает испытывать половое влечение к третьему подозреваемому и, сосредоточившись на нем, не сразу заметил, как из переулка справа вылетел и с визгом врезался в первый автомобиль колонны желтый старинный «Форд». Патрульную машину занесло и она, издавая вызывающий слезы скрежет, кубарем покатилась по дороге. Второй автомобиль врезался в первый и сел носом на разбитый асфальт. «Форд» бросило вправо, затем влево, но водитель справился с управлением и стрелою удалялся с места ДТП в сторону подозреваемых. Антон успел молниеносной мыслью обругать подвеску, - сколько раз он писал служебные записки руководству, что от нее больше вреда, чем пользы, но без толку. Пытаясь уйти от столкновения со второй машиной, Сибирский резко выкрутил руль вправо и, что есть силы, нажал на педаль тормоза. Оставив патрульную машину слева, он уже выехал на тротуар, как из ниоткуда перед его капотом вырос металлический столб. Все резко остановилось, ремень безопасности, возможно, сломав офицерские ребра, до боли врезался ему в грудь, осколки лобового стекла, отделившись от корпуса автомобиля, начали свой недолгий путь, конечной точкой которого служил раскаленный асфальт. Мимо пролетели рация и пустые бланки протоколов. Капот промялся и «обнял» покосившуюся опору, после чего видимость стала нулевой. Антон ударился лицом в сработавшую подушку безопасности рулевого колеса и почувствовал на губах влажное тепло брызнувшей из сломанного носа крови.
Сибирский не понял, что произошло, поднял голову с руля, посмотрел вправо, медленно повернул голову, посмотрел влево. Там у перевернутой дымящейся машины сновали туда-сюда люди, кто-то пытался открыть смятую дверь, кто-то — выбить стекло ногой. Голова у Антона кружилась, его слегка тошнило, в глазах все плыло. Дальше, за разбитым автомобилем, несколько штурмовиков завязали непродолжительную одностороннюю перестрелку с молчаливо удалявшимся желтым «Фордом», который достаточно лихо для машины в таком состоянии несся по пустырю в направлении Старого города. Капитан попытался пошевелиться, но резкая боль в груди, а так же онемевшая левая рука, сковали его движения. Из тумана, бушующего в глазах Сибирского, материализовался сержант:
- Товарищ капитан, живы? - Он открыл дверь, отстегнул ремень безопасности и помог покалеченному представителю власти выбраться. Антон поднял голову и попытался сконцентрироваться на уменьшающейся желтой точке. Затем перевел взгляд на место у подъезда, где стояли подозреваемые, - даже в его душе не было так пусто, как там. Стремление понять, куда могли пропасть ботаники, ни к чему не привело, сколько ни старался Сибирский, сосредоточиться у него не получалось.
***
- Что произошло? - Голос Пурия недовольно скрипел. Слышно было, что только железная воля и уважение к правилам переговоров по рации, не давали ему отругать проваливших такое простое поручение офицеров благим матом.
- Четверо раненых в результате ДТП, спровоцированном желтым «Фордом», регистрационные номера уточняем. - Антон не говорил, он рапортовал. - Три разбитых патрульных машины. Снова подкачала подвеска...
- Ты мне не анализируй, ****ь, а докладывай, кхе-кхе. - Перебил Пурий. - Анализировать мы тут уже сами будем. Прием.
- Подозреваемых оказалось четверо, а не трое, как указано в ориентировке. - Сибирский держал себя в руках. Помогало чувство глубокого уважения к Константину Борисовичу и нежелание испытывать хоть какую-нибудь эмоцию в столь помятом состоянии. - С ними была какая-то женщина. Ее личность сейчас так же устанавливается. В итоге, преступники скрылись в Старом городе. Ждем медиков, подкрепление, и продолжаем преследование. Как слышно?
- Кхе-кхе. Отменить масштабное преследование. Повторяю, не начинать чистку. Кхе-кхе. Как понял?
- Вас понял. Жду дальнейших указаний. - Антон любил сухой язык переговоров по рации. Четкие, конкретные, информативные, — ничего лишнего, никаких метафор, без двойного дна, как и сам Сибирский.
- Как себя чувствуешь, Антон? - Еле уловимая отеческая нежность проскрипела из динамика рации.
- Жить буду. Могло быть и хуже. Сломан нос. Уже оказана доврачебная помощь. Тяжеловато дышать, но оперативной работе это не помешает. Прием. - Антон пошевелил выбитой рукой, помассировал плечо ладонью. Дает о себе знать, но все в норме. Не зря ребята ежегодно сдают экзамены по оказанию первой медицинской помощи. С вывихом, по крайней мере, справились.
- Кхе. В таком случае вы сейчас переоденетесь в штатское и проникнете в Старый город. Он скоро будет в плотном кольце. Кхе-кхе. Крыса проскочить не сможет. Три ботаника и женщина в расстрелянной машине не смогут не привлечь к себе внимания. Кхе-кхе. Вы и еще несколько оперативников войдете в район с разных сторон, все прочешете и найдете подозреваемых. Если они еще не съедены местными. В противном случае, найдете и идентифицируете их останки. Вам даны все полномочия. Действовать по обстоятельствам. - Это означало, что можно допрашивать, стрелять, убивать, пытать. - Как понял?
- Вас понял. Приступаю. - Уж со сломанным носом Сибирский точно сойдет там за своего.
- Добро. Кхе-Кхе. И..Аккуратнее там. Документов с собой не берите, только табельное. Гражданский транспорт с необходимой одеждой и локальными GPS-навигаторами уже выехал. - Снова отеческие нотки, искареженные металлическим шумом рации.
- Добро. - Сибирский положил рацию на место и откинулся на сидении разбитой машины. Штурмовики уже отбыли. Ждали эвакуатор. Ждали экспертов для работы на месте перестрелки. Ждали гражданский транспорт. Антон, изнывающий от пекла раскаленного асфальта, бессмысленно вертел в руках пистолет. «Как несправедливо. Раньше воин, орудуя мечом или шпагой, мог полагаться только на свою силу и ловкость. Если не учитывать фактор удачи, конечно. Теперь что? Маленькая, невидимая, как правило, шальная оса пронзит твои внутренние органы, и ты, каким бы благородным и отважным героем ты ни был в жизни, умрешь, так и не поняв, как такое произошло. Годы физической и моральной подготовки коту под хвост. А минометы, а реактивные ракеты? Теперь можно быть внезапно убитым и за две сотни километров от поля боя. Что за существа такие — люди? Покорили сушу, воздух, воду, подводное пространство и космос. И тут же придумали, как лучше, точнее и дешевле убивать друг друга на суше, в воздухе, в воде, под водой и в космосе. Хотя...скорее всего, все было наоборот. Сначала изобрели способы убивать в той или иной плоскости, а потом уж ее покоряли. Да, так было бы правильней».
В раздумьях Сибирский просидел не более часа. Подъехали две машины. Одна из них явно предназначалась для него. Это была убогая «девятка», каким-то чудом пережившая бандитские девяностые годы прошлого века. По кромке дверей, на капоте и крыльях развернула свой пир ржавчина, так четко контрастирующая с черным цветом кузова. Лобовое стекло разделяли на три части поперечные трещины, дворники отсутствовали. Фары тоже. По всей правой стороне — от бампера до бампера — виднелась царапина толщиной в добрый сантиметр. Привезли реквизит четверо мужчин. Несмотря на адское пекло, они были в приталенных костюмах и при галстуках. Лица одинаковые. Выражения этих лиц — тоже. Невооруженным взглядом можно было увидеть, как под плотной тканью одежд играют железные мышцы. В своем отделении Антон их не встречал. Скорее всего, они не полицейские. Какая-нибудь служба при Министерстве Обороны. Не меньше.
- Возьмите. Наденьте вот это. - Незнакомец протянул Сибирскому серую майку с масляными пятнами, потертые серо-голубые джинсы и рваные кеды, которые когда-то были белыми. Майка была достаточно длинной и свободной, чтобы из-за пояса не выглядывала рукоятка пистолета. - GPS-маяк у вас в кармане. В случае крайней опасности нажмите на единственную кнопку. Тут же прилетят вертолеты поддержки со штурмовиками. «Крайним» случаем не считается даже смерть офицера, вы должны понимать. Остальные уже проникают в оцепленный сектор. Удачи.
Антон молча взял экипировку неженатого хиппи. В том числе ключи от разбитой «девятки». Вряд ли старый добрый Джеймс Бонд чувствовал то же самое, когда перед заданием выходил со снаряжением из лаборатории «Q».
Сибирский уже работал в Старом городе до этого. Была большая чистка. В целом, жители этого района представлялись ему чем-то средним между пролами Оруэлла и морлоками Уэллса. Подобие автомобиля довольно лихо перемещало полицейского через пустырь, отделяющий цивилизованную часть города от... остальных. Антон видел перед собой следы протектора «Форда», видел, где он свернул с пустыря. Замедлив скорость у въезда на территорию района, капитан осмотрелся. Засаленные грязные кирпичные постройки. Кое-где стены покрыты копотью. Большинство стекол разбито. Отвратительнее всего было смотреть на целые, пыльные стекла, за которыми даже не горел, - тлел желтый свет от старой изношенной лампы накаливания. Антон живо представлял себе эти липкие желтые коридоры коммунальных квартир, видел у себя перед глазами замаранные санузлы и душевые комнаты с отставшей от стен плиткой и покосившейся ржавой водонапорной трубой. Как можно жить в таких условиях? Ведь можно же взять себя в руки и прогрызть себе путь к элементарному комфорту. Капитан не верил в то, что обстоятельства могут быть сильнее человеческой воли. Обстоятельства имеют внешний характер, воля — внутренний, а значит, искренне поверив в наличие собственной судьбы, мы возводим в голове несокрушимую стену, о которую в течение всей оставшейся жизни без устали разбиваем собственные мечты. Так уж мы устроены, что в процессе развития преобразуем все вокруг себя, а не подстраиваемся, как остальные животные. Сибирский, конечно, и сам вел спартанский образ жизни, но дом его всегда был вылизан до блеска и опрятен. Просто в нем не было ничего лишнего.
Полицейский, следуя отпечатку протектора, повернул направо и выехал на дорогу, идущую вдоль пустыря. Буквально через пару кварталов он остановил машину и вышел. Причиной тому был желтый «Форд», расстрелянный, как решето, без стекол. Под машиной с вмятым от удара капотом виднелась лужица масла. Водительское сидение было запачкано кровью, значит, водитель ранен, но серьезность ранения пока оценить трудно. Очевидно, дальше беглецы могли перемещаться только пешком. Антон дошел до ближайшего переулка, - они не могли идти вдоль дороги. Девушка в халатике слишком приметна. Сибирский прошел около квартала по грязному переулку, время от времени шаркая ногой по земле: иногда для того, чтобы разгрести мусор и найти хоть какой-нибудь след — отпечаток ботинка или каплю крови, иногда, чтобы очистить подошву обуви от прилипших последствий существования жизни в этом крошечном, но впечатляющем уголке планеты. Остановился. Осмотрелся. Между стенами было довольно узкое пространство, в котором умещались полусгоревший пластиковый контейнер для мусора и бетонный спуск в подвал. Может быть, водителю необходима медицинская помощь? Они могли спуститься в прохладный погреб, на такой жаре раненому было бы невыносимо тяжело. Антон запустил руку под майку и положил пальцы на рукоять пистолета. Подошел к лестнице и спустился на три ступеньки вниз. Аккуратно и тихо, придерживаясь рукой за стену, чтобы не потерять равновесие.
- Эй, ты кто такой? Че делаешь? - Голос за спиной застал Сибирского врасплох. Он невольно вздрогнул. Медленно повернувшись, Антон посмотрел на противника, незаметно зашедшего в тыл. Последний был триедин. В обрывках того, что раньше называлось одеждой, с пропитыми лицами, на которых радугой переливались все известные цвета и оттенки — от малинового носа до темно-синих кругов под полузакрытыми, бессмысленно смотрящими глазами.
- Я ищу друзей. - Негромко сказал он. Сейчас неподходящее время для того, чтобы начинать стрельбу, предупреждая о своем присутствии половину Старого города. - Мы бухали вместе, проснулся в переулке, никого нет.
Троица разглядывала Сибирского. С одной стороны, было трудно отнести к себе подобным гладко выбритого мужчину с аккуратной стрижкой и волевым взглядом. Однако, его нос, вкупе с синяками под глазами, был ярким подтверждением того, что он действительно бухал уже несколько недель. Промасленная одежда так же доказывала версию о романтике звездной летней ночи, проведенной в зловонном переулке. Решающую роль сыграло похмелье незнакомцев, так как в таком состоянии практически невозможно раскидывать доводы по чашам тонко организованных весов истины. Поэтому, троица не стала напрягать несколько оставшихся извилин, а просто предположила, что у мужчины при себе должны иметься капиталы, в которых незнакомцы как раз сегодня очень нуждались.
- Там мы живем, никого нет. Иди сюда, не ссы. - Умудрившись слить все слова в единый булькающий хрип, промямлило одно из существ. Сибирский сделал пару шагов вверх по лестнице, вытащив руку из под майки так, что та на секунду задралась, обнажив самую эротичную деталь его гардероба. Изящную черную рукоять скорострельного пистолета. Местные заметили этот жест, не зная при этом, что чужаку не выгодно сейчас стрелять направо и налево. Антон, со своей стороны, хотел пообщаться с коренным контингентом Старого города, так как ему нужно было знать обо всем необычном, что тут могло произойти в последнее время.
- Друзья мои, а нет ли у вас тут неподалеку какого-нибудь бара? Может, я бы угостил вас пойлом, а вы б рассказали мне, что у вас да как? Собутыльничков найти помогли б, а? - Сибирскому удалось изобразить улыбку под распухшим носом.
- Да, да, брат! «Чебурек». Рядом! - В бессмысленных глазах загорелся огонь, осветив своею вспышкою зародившийся живой интерес.
- Все не рядом, когда ***ришь задом! - Между расположенных в шахматном порядке зубов шутника брызнула желтая слюна.
- Так идем же! - Антон даже не побрезговал похлопать одно из существ по бесформенному плечу. - Давайте вперед, я за вами.
Пара кварталов показались капитану полосой препятствий из раскрученного ток-шоу. Все под ногами было грязным, липким и отвратительным. У стен повсеместно громоздился разного рода мусор. Иногда дорогу перебегали босоногие детишки, иногда мимо проплывал человек в лоскутьях. Дикий взгляд его явно говорил: «Чужак? Лучше не становись ко мне спиной!». Наконец, повернув за угол, они остановились перед вросшим в стену «Чебуреком». На земле под баром, обнимая друг друга в позе эмбриона, спали двое существ. Оконца фасада были черными от толстенного слоя пыли, краска на металлической двери шелушилась. Сверху, под опасным для жизни углом, болталась табличка с названием заведения. Один из проводников Антона, приложив немалые усилия, открыл дверь, и все четверо вошли внутрь. Сибирский машинально поднес руку к лицу. Духота была такой плотной, что, казалось, по ней можно поплыть, если чуть оттолкнуться от пола. Материальности духоте добавляли резкие запахи чего-то прокисшего, чего-то вяленого и пота годовалой выдержки. Бар был переполнен. Он казался черно-белым, будто под пылью были похоронены не только треснувшие стены, просевший потолок и барная стойка, но и все посетители. Все, кроме троих, выделявшихся не внешним видом, нет, - одеты они были довольно просто и безвкусно, как и все остальные, - но какой-то свежестью. Казалось, не воняет только от них. Один из непыльных - мужчина с худым сухим лицом, глубоко сидящими серо-голубыми глазами, прямым носом и тонкими губами. Волосы на его голове были абсолютно седыми. «На вид ему можно дать не меньше пятидесяти лет. Неужели он тоже из наших?» - Подумал Антон. Сопровождали мужчину два крепких детины с квадратными лицами, квадратными плечами и квадратными кулаками. Они даже не пытались как-то спрятать от чужого взгляда свое оружие - прямо поверх белой майки с простой черной надписью «Emperor Forever» висела кобура. Разумеется, не полая. «Еще бы эполеты повесили, идиоты! Надо будет отразить их непрофессиональное поведение в рапорте, когда операция провалится!» - Решил капитан.
- Держите деньги, я пойду найду место у стойки. - Антон протянул триединому существу пятьсот рублей с изображением желающей народу добра супруги Императора. Беззубые рты открылись при виде таких неслыханных щедрот. В кого бы они не верили до этого, теперь их Богом был Сибирский.
Когда существа отошли по направлению к бармену, полицейский пробил себе путь в толпе и облокотился на стойку в нескольких шагах от мужчины с ледяными глазами. Надо было послушать, о чем идет речь. Местные, как и следовало ожидать, напрочь забыли о своем Боге. Во-первых, с ним количество собутыльников увеличивалось на одного человека, а, во-вторых, очень не хотелось возвращать ему сдачу. Сибирский заказал себе бокал кислого пива, которое нельзя было пить, - можно было только попробовать делать вид, что пьешь. Бокал был грязным, его содержимое - теплым. Хорошо, что видимости непредвзятой дегустации в данной ситуации было более, чем достаточно. Проведя у стойки полчаса, Антон подслушал достаточно, чтобы искренне удивиться методам работы седого оперативника и понять, откуда в баре столько людей. Дело в том, что за столом в углу происходил настоящий набор наемников по принципу работы капитанов пиратских кораблей в тавернах. Мало того, мужчина с ледяными глазами не был осведомлен о женщине в халатике. Он раздавал ориентировки на трех чужаков, - двух ученых и азиата. Сибирский решил, во что бы то ни стало, разузнать, кто этот седовласый. Из-за него весть о поиске беглецов, прячущихся в Старом городе, разлетится по всему району максимум за сутки. И, конечно, не минует она ушей ботаников. В результате, они могут надолго залечь на дно, оцепление придется оставить на неопределенный срок. Необходимо будет, снимая с основной оперативно-розыскной работы, привлекать дополнительные людские ресурсы для проведения больших чисток.
Так Антон просидел за стойкой около двух часов. При всем мастерстве, с которым он симулировал похмельный синдром, нельзя было все это время мусолить в руках один и тот же бокал пива. Поэтому, чтобы не привлекать изумленные взгляды местного контингента, Сибирскому пришлось выпить два бокала теплого кислого пива и заказать третий. Гастрономические ощущения были сравнимы с рвотным процессом, с той лишь разницей, что жидкость втекала в чрево, а не струилась из него. Мужчина с ледяными глазами, наконец, закончил. Свернул папку с фотографиями и письменными ориентировками. Положил ее в дорогой кожаный дипломат поверх солидного количества денежных банкнот номиналом в пять тысяч рублей. Купюр большего достоинства в стране не существовало, поэтому лицевую и оборотную сторону пятитысячной украшал портрет Императора в профиль. Эти деньги, как понял Сибирский, - обещанная премия за доставку беглецов живыми или мертвыми. Мало того, за все время, что седовласый проводил агитационную работу, он пропустил через свой стол не менее шестидесяти человек, каждому из которых было выдано на руки по двести рублей. Как гарантия того, что денег хозяину действительно не жалко и стимул для более усердной работы. Никогда Министерство внутренних дел не стало бы так раскошеливаться ради трех подозреваемых Министерством обороны в измене. Даже если они действительно являются государственными изменниками, есть гораздо более дешевые способы выявления их местонахождения и уничтожения. К тому моменту, как мужчина с ледяными глазами вышел из бара, Сибирский был уверен, что никакого отношения к полиции или смежным службам он не имеет. Тогда кто этот седовласый? Зачем он ищет тех же людей, которых ищут правоохранительные органы? Был только один шанс приблизиться к ответам на эти вопросы, и Антон решил им воспользоваться. Бросив на стойку мятый полтинник, он вскочил со своего места и подозрительно бодро для человека, страдающего от сокрушительного похмелья, начал пробиваться к выходу.
«- Господин Семеркин, вы знакомы с господином Кальвиняном?
- Да, господин прокурор. Очень близко. Я был его хорошим другом.
- Скажите, он является атеистом? Высказывал ли он когда-нибудь свое негативное отношение к религии?
- Не считая разговоров о его работе, мы беседовали на эту тему всего один раз.
- Вы можете сейчас повторить здесь то, что он вам тогда сказал?
- Разумеется, я это очень хорошо запомнил.
- Прошу вас, господин Семеркин.
- Он сказал, что Бога, кем бы он ни был изначально, все же сотворил человек.
- Иными словами, по мнению господина Кальвиняна, Бог – есть просто человеческая выдумка?
- Нет, вы меня не поняли. Он имел в виду, что кем бы ни был зачат Иисус, какой бы деятельностью он ни занимался в течение всей своей земной жизни, Богом он стал только после того, как его убил человек. Иначе бы у него этого не получилось. Выходит, люди сделали ему огромное одолжение. Со слов Жени, конечно.
Из протокола судебного заседания по делу Е. Кальвиняна.»
Я.
У нас в туалете две кабинки. Отделены друг от друга глухой перегородкой. Я зашел в помещение, подергал за ручку. Одна дверь оказалась заперта. Другая кабинка — свободна. Сел на унитаз. На протяжении всего процесса дефекации из-за стены слышались мощные, влажные отрыжки. Я бы не хотел знать, кто из моих коллег это делает. Омерзительно. Как человека с таким низким моральным уровнем утвердили на должность научного сотрудника нашего проекта? Но, главное, эта свинья сейчас закончит свои дела, не помоет руки и пойдет гулять по корпусу. И ни я, ни кто-либо другой не поймет, откуда в конце рабочего дня, после ряда рукопожатий, за манжетой его рубашки окажется круглый упругий волосок. Чем больше узнаю людей, тем больше люблю свою работу. Вечерами, в одиночестве.
Я уже час брожу по кабинету. Докурил сигарету. Последнюю. Пачка пуста. Значит, все так уж плохо на сегодняшний день. Отвратительный вкус во рту. И нет чего-нибудь под рукой, чем можно было бы его перебить. Разве только откусить кусок от сегодняшнего отчета. Надо думать. Много думать. Что идет не так? Почему не «становится» сознание, что мы не учитываем? Столько лет напряженной работы, и вот провал. С шестью первыми «болванками». Разумеется, к непосредственной работе с «пустыми» клонами были допущены немногие. Самые необходимые, при этом самые подходящие по образу мысли и моральным ориентирам, люди. Другие, в том числе и коллеги, которых я считаю не просто сотрудниками, которых я называю своими друзьями, мои заместители — Андрей Сергеевич Соболев и Алексей Семенович Белкин, - не имеют доступа к крылу, где непосредственно проводятся эксперименты. По моему ходатайству, конечно. Они бы попросту не смогли. Старая закалка честного человека им бы не позволила, совесть бы вгрызлась в их мысли, в их руки, парализовав всякую деятельность. Мало того, учитывая моральный облик моих друзей, с уверенностью могу заявить, что они, напротив, всячески попытались бы помешать нашей дальнейшей работе сразу же после первой неудачи. «Право на жизнь» священно — скажут моралисты. А кто, спросите себя, дал вам это право? Вас родили на свет, голым и беспомощным, не дав никаких инструкций — зачем и как вы тут нужны. Если всем повезет, вы проживете эту жизнь бесцельно, воспользовавшись священным правом, нагадив при этом, как можно меньше. На простой вопрос — смог бы я убить одного ребенка, чтобы спасти все человечество, я бы с уверенностью ответил «нет». Не потому, что мне жалко ребенка, а потому, что мне не жалко человечество. Если бы вопрос стоял так: «Сможете ли вы убить одного ребенка, чтобы спасти двух других?», я бы, пожалуй, ответил «да». Соболев с Белкиным бы на такое никогда не пошли. Они расскажут вам о воле Божьей, спросят вас, кто вы такой, чтоб лишать человеческое существо жизни и в довесок изрекут монолог подобных, общедоступных фраз. Какова была бы их реакция, если б они увидели самый первый результат? Взрослый мужчина (все «болванки» выращиваются искусственно до организма в возрасте тридцати трех лет), абсолютно обнаженный, смотрел на нас взглядом младенца, его глаза пытались впитать хоть какую-нибудь информацию, но в голове не закрепился словарный запас для ее обработки. Он не понимал, что он видел, он вообще не понимал, что смотрит, сознание в нем отсутствовало — не было плацдарма. В итоге, клон открыл рот и громко закричал. Начал размахивать руками и ногами, рискуя нанести травмы себе и окружающим. Движения его были не скоординированы, конечности двигались, как отдельно существующие организмы. Но главное — взгляд, - не тупой и не умный, не бодрый и не сонный, просто поглощающий субъекты и объекты вокруг себя, взгляд, чистый, без программы внутри.
Он был усыплен и отправлен на вскрытие. С тех пор мы решили не клонировать физически сильных людей. Этот случай напомнил нам, что существует опасность. Если неадекватным оказался неудачный образец, что за сюрпризы можно ждать от образца успешного? ДНК подходящего китайца было достать проще, чем купить снег зимой. В северных широтах, разумеется.
Шестой образец так же представлял для нас особый интерес. Впервые открыв глаза, не такие пустые, как у первого, но слегка замутненные, он сказал:
- Сударыня, как ни мало у меня охоты представить вам историю моей жизни, изобилующую разнообразными приключениями, я повинуюсь, однако, вашему приказанию, пусть даже это и повредит моей репутации. Прихоть судьбы определила мне совершить немало ошибок, и, пожалуй, было бы осмотрительней не приподнимать завесы, какою они отчасти сокрыты. И все же я поведаю вам чистосердечно и без уверток малейшие подробности моей жизни с той минуты, как я себя помню, и не утаю от вас ни единого поступка, когда-либо мною совершенного. - На устах его играла легкая улыбка. Новая старая личность скрестила руки. На нас нашло чувство безграничного торжества! Я лично был готов прыгать до потолка от счастья. Вот он — Жан Франсуа Поль де Гонди, кардинал де Рец! У некоторых моих коллег открылись рты, другие обнимались, третьи — смахивали пальцем нечаянную слезинку. Но затем образец начал плакать, неразборчиво и тихо произнося имя госпожи де Комартен, затем со злостью и упорством, зачем-то, рассказывал о Мазарини и Фронде.
Похоже то, что личность «стала» успешно, но сознание под собой она создать не смогла. В теории, мозг сам заполняет программные пустоты при «установке» личности. Автоматически формирует под нее правильное сознание. Шестой же был просто ходячей летописью, с которой его скопировали. Он не высказывал личного мнения, не понимал, чего от него хотят, несмотря на то, что наш язык «ставят» сверху родного языка личности. Эмоции он проявлял. Запрограммированные нами. И только те, что были извлечены из мемуаров. Может быть, дело в том, что сам манускрипт содержал существенные лакуны, может, в том, что первые 258 страниц рукописи были кем-то вырваны. Так или иначе, образец плотно исследовался нами в течение трех месяцев. За это время содержание его непрерывного вербального потока циклически повторялось несколько раз. Позже наблюдение за кардиналом было существенно ослаблено, - основные силы нами были брошены на анализ ошибок и подготовку программы для седьмой «болванки».
Когда-то я сказал Алексею, чтоб при мысли о возможной аморальности наших деяний, он вспоминал настоятельницу монастыря-борделя или Жиля де Рэ, сказал ему, что мы не собираемся никого убивать. Признаться, я до сих пор чист перед собой. Все образцы, получающие смертельную инъекцию не были людьми, это был... бракованный материал, болванка, человеческий организм без личности внутри. Не все выдерживали такой психологической нагрузки. Это были ученые, не военные и даже не политики. Мы не стали похожи на печально известную настоятельницу, но, определенно, приблизились к ней. У нас была своя яма с…биологическими отходами. Разумеется, они попадали туда после досконального исследования.
Теперь некогда об этом думать. Мы почти у цели.
«В этом месте нас всех объединяет общая беда, мы все — курильщики. После того, как особый Указ Императора увидел свет, курение запрещалось практически везде. Даже в собственной машине. Оттого, в этой курилке, мы сейчас так похожи на посетителей кружка анонимных алкоголиков. Оттого стоим с такими лицами, будто являемся членами «Союза благоденствия» или «Союза спасения». Однако, самые интересные разговоры, самые свежие новости из других отделов, рождаются именно тут. И именно тут я познакомился, а впоследствии плотно сдружился с Советником Императора Железным Дмитрием Евгеньевичем».
Из мемуаров И. Е. Гетта.
ОНИ.
- Кажется, ушли. — Шепот Лены можно было спутать с шорохами крыс в темных углах подвала. Она несознательно прижалась к плечу Андрея. Мужчина почувствовал, что девушка дрожит.
- Тут оставаться опасно. - Сказал он. - Выходить, похоже, еще опаснее. Скорее всего, район уже оцепляют. Что делать? Давайте прокопаем тоннель до Воронежа?
- Чего это ты тут расшутился? Скоро нас всех убьют и изнасилуют, если попадемся местным. Или изнасилуют, а потом убьют — если поймают имперцы. - Белкин явно был не в духе. Самообладание покидало его. - К тому же, я терпеть не могу физический труд. Помню, работал я как-то на кабеле. С лопатой. После вуза. На руках уже кровавые мозоли, а в голове застряла только одна мысль: «Труд облагораживает, труд облагораживает, труд облагораживает». Хрен там. Тогда я яснее ясного себе представил, что бред все это. Не видел я в жизни благородных работников конвеера на подшипниковом заводе, слесарей токарного цеха или землепашцев. Это, должно быть, Ленин такую фразу придумал, чтобы как-то оправдать пролетариев в роли правящего класса.
- Не плакать. - Голос Андрея стал строже. Из под завесы внешней скептичности на миг показался решительный человек с железной волей. - Ты предлагаешь сидеть сложа руки и ждать чего-то? Думай. Это сейчас нам всем очень нужно. - Белкин открыл рот, чтобы ответить, но его опередил Джей:
- Очень болит голова. - Робко сказал образец. Лена решила, что он ожидает сочувствия или помощи, однако азиат приложил пальцы к вискам, помассировал их, затем встал и направился к коренному жителю подвального помещения. Последний уже начинал шевелиться и легонько постанывать. Джей приподнял руками его голову и посмотрел в открывшиеся глаза.
- Моим друзьям нужно выбраться отсюда. Ты можешь нам помочь, я знаю. Ты можешь вывести нас отсюда. - голос азиата звучал мягко, по-отечески заботливо.
- С какого хрена я буду вам помогать? - Незнакомец попытался вырваться, но его голова была крепко зажата между ладонями Джея, от которого невозможно было ожидать таких сильных объятий.
- Тебе нужна мотивация? За какие блага ты бы стал помогать людям?
- Да! Сколько бы ты запросил за то, чтоб бескорыстно помочь ближнему, скотина? - Белкин встал со своего места, его грузный серый силуэт угрожающе навис над лежащим. Однако, Джей остановил мужчину жестом. Местный учел тот факт, что ему снова могут хорошенько дать по голове, но спокойная музыка голоса маленького азиата путала все карты. Он решил высказываться аккуратнее. Силы противника в этой комнате гораздо превосходили его собственные.
- Я не знаю, как вам помочь. Знаю, что скоро придут кореша, и вас порешат!
- Тебе плохо, я это знаю. Ты думаешь, что ненавидишь нас. У тебя звенит в голове, болит спина и практически не работает левая нога. Тебе необходима помощь врача, тут я не могу быть полезен. - Джей продолжал говорить заботливо, как со старым другом. - Но если ты хочешь что-то взамен за свои услуги, я могу тебя избавить от моральной боли.
- Ты о чем? Ну? - Незнакомец немного смягчился, но агрессивность в голосе не пропала.
- Ты злишься на судьбу, ты в нее веришь. Ты ведь был инженером, у тебя была семья, ты жил достаточно хорошо и обладал всем, чем необходимо, до той...аварии. - Азиат погладил обитателя подвала по волосам. Последний вытаращил глаза так, что белки стало ясно видно в темноте, приподнялся на локтях и уставился на маленький серый силуэт. Все, кто присутствовал в комнате, казалось, перестали даже дышать, чтоб не пропустить ни слова из тихого монолога Джея. - Ты не хочешь помнить о своей младшей сестре, которой ты в свое время заменил отца, но не можешь о ней забыть.
- Настя? Откуда ты знаешь? Кто ты такой? - Незнакомец схватил азиата за грудки. Белкин дернулся, чтобы разнять их, но увидел, что образец никак не противится захвату. Он был спокоен, как никогда до этого.
- Я еще не знаю, кто я. Я вижу, что ты напуган, но где-то глубоко в тебе начал появляться исцеляющий луч надежды. С моей стороны было бы крайне жестоко и дальше держать тебя в неведении, так как каждая секунда ожидания пытает тебя. Настя не погибла. Ее спасли. Девочку, которая ничего не помнила, отдали на воспитание в достойную семью. Сейчас она в Брянске, замужем за преподавателем «истории русского патриотизма», у нее двое детишек. Я знаю, что Настя счастлива. Тогда ты был в коме, за твою жизнь боролись многие люди, ты ничем не мог помочь ей. Оправдай их усилия, живи достойно. Тебе больше не в чем себя винить. В военное время, в неразберихе рождения Империи, никто не смог рассказать тебе, что сталось с маленькой девочкой. Я знаю, ты много лет искал свою истину.
- Но...как же так...как же так... - Незнакомец разжал пальцы, обмяк всем телом и заплакал. Джей упал рядом и схватился обеими руками за голову, издав сдавленный крик. Заметив это, Андрей первым подбежал к нему и помог сесть удобнее. Лена поспешила за ним. Белкин наклонился и приложил тыльную сторону ладони ко лбу азиата, повернул голову в сторону коренного обитателя подвала. В темноте были слышны тихие всхлипы. Что-то сжало сердце ученого, он не собирался и думать о судьбах местных жителей, по большому счету, он даже за людей их не считал. Теперь же стало как-то не по себе. Взбунтовалась совесть. Могло случиться так, что и его сломили бы внешние обстоятельства, что огромное горе, - плохой проводник, - помогло бы ему перебраться через океаны алкоголя в свое маленькое мрачное подземелье. Но самое страшное, что могло его ожидать, - это помутнение рассудка. Чистый ум, позволяющий видеть все, как есть, и представлять то, чего еще нет, - вот три черепахи, на которых держался мир Белкина.
- Джей? - Лена находилась в смятении от услышанного. Нелепые, незавершенные позы остальных выражали ту же самую эмоцию. - Джей, что нам сделать? - Азиат, казалось, не услышал вопроса. Боль немного отступила, но остатки ее все еще искажали черты лица образца. Он положил руку на плечо незнакомца и сказал:
- Теперь ты действительно в силах помочь. Эти люди чисты и невинны. У них своя вера, и они следовали ей, ни разу не сойдя с пути.
- Миша. - Сказал незнакомец, вытирая рукавом мокрое лицо. - Меня зовут Миша. Это ведь не розыгрыш? Это же правда — все то, что ты сказал? Правда?
- Правда у каждого своя. Она относительна. - Джей не без усилия встал с влажного пола и сел рядом с обитателем подвала. - То, что я тебе сказал, есть истина. - После нескольких минут тишины, в течение которых каждый пытался переварить то, что озвучил азиат, друзья, наконец снова ожили. Пропустив мимо ушей последовавшую за этим процедуру знакомства товарищей с Мишей, Андрей пробормотал:
- Итак? Мы можем на тебя рассчитывать?
- Я не знаю, кто вы и как сюда попали, но понимаю, что сам Бог прислал вас ко мне. Сколько времени я ненавидел его, просил и даже угрожал...Теперь, похоже, я прощен. Я отведу вас из этого подвала в безопасное местечко. Рядом есть катакомбы, им больше ста лет от роду. Говорят, их нет на чертежах, видать, строились они для особых людей.
- Это для вождей партии? Для Сталина, что ли? - Очевидно, Белкин пришел в себя. Или пытался показать остальным, что пришел.
- Я не знаю, сами посмотрите. - Миша встал и помог подняться Джею.
- Значит, пойдемте. У нас нет времени на.... - Андрея снова прервал шум доносившийся с лестницы, ведущей в подвал, - гудело несколько пьяных голосов, постоянно сменяющихся отвратительным хохотом. Чьи-то ноги неуверенно и громко топали по ступеням. Мужчина мигом посмотрел на лицо нового знакомого. «Откроет рот, чтоб позвать дружков, проломлю голову так, что больше не встанет!» - подумал Андрей. Миша и правда открыл рот. Мужчина напрягся, готовый к стремительному броску. Но из уст обитателя подвала вышел только беглый шепот:
- Быстро. Сюда. - Сказал он, подталкивая обеими руками Лену и Джея к черному выходу из комнаты. Андрей кивнул Белкину головой: «Следуй за ними!», и пошел в арьергарде небольшого отряда напуганных гражданских лиц.
Очертания стен были видны достаточно, чтобы не биться головой об углы многочисленных поворотов лабиринта подвала. Однако, довольно часто кто-нибудь из товарищей по несчастью больно цеплялся пальцами ног за какой-нибудь предмет интерьера, оставленный на полу перпендикулярно движению беглецов. Путешествие длилось уже достаточно долго. Тяжелее всего было Лене. Босые ноги прилипали к влажному грунтовому полу, приходилось придерживаться рукой за стены с облупленной штукатуркой. Один раз она наступила на что-то неприятное, отпрыгнула, схватилась рукой за ржавую отопительную трубу и получила удар электрическим током. После этого Андрей, который не называл ее никакими другими словами, кроме «куртизанка», к всеобщему удивлению, отдал ей свою обувь. Так шли до тех пор, пока не уперлись в глухую стену с подтеками ржавчины под потолком. Миша приложил указательный палец к губам, показывая, что нужно соблюдать полнейшую тишину. Затем наклонился, провел рукой по кирпичной кладке у основания перегородки — от одного края до другого. Что-то нащупал. Присел на корточки и начал практически бесшумно разбирать стену. Отверстие получилось достаточно большим, чтобы в него без труда пролез даже Белкин. Пришлось лечь на живот и по-пластунски преодолеть это препятствие, от головы до колен измазавшись в грязи влажного пола. По ту сторону была совершенно другая атмосфера. К запаху сырости добавился аромат горевшего картона с примесью вони залежавшихся фекалий. Помещение, в которое попали беглецы, оказалось темным и просторным.
- Кто? - спросил наглый голос, который мог исходить из любого угла комнаты, - такая была акустика.
- Кислый! Со своими! - Ответил Миша, присевший у стены, чтобы восстановить разобранную кладку.
- Ты тут че забыл? - Голос, как показалось Лене, стал звучать ближе.
- В подземелья идем. Со старшим надо переговорить. А тебе че? - Проводник друзей закончил свою работу, отряхнул ладони о штаны и вышел на шаг вперед.
- Да ниче. Интересуюся. Нельзя?
- Можно. Это ты молодец. Это хорошо делаешь, братан. Нам тут чужих не надо! - Миша начал медленно продвигаться вдоль стены. Остальные, держась друг за друга, пошли за ним. Тут кто-то схватил Андрея за запястье.
- Есть закурить? - Спросил уже знакомый наглый голос незнакомого стража.
- Закончились! - Андрей прорычал, пытаясь имитировать баритон беспробудно пьющего человека. При этом он вырвал свою левую руку из пальцев невидимого курильщика и толкнул его.
- Ты гля, какие борзые у тебя ребята! Ну и хер с вами. Сигаретки жалко! - Звук снова стал отдаляться. «Слава Богу, схватил меня, а не Ленку. Такими ароматными кремами для кожи тут, полагаю, не принято пользоваться!» - подумал Андрей.
Миновав просторную комнату, беглецы снова пустились петлять по зловонным прохладным коридорам подвалов. Местами коридоры сужались, местами напоминали размерами широкие прихожие царских дворцов, но только габаритами, никак не содержанием. Проходили и комнатку с низким потолком, достаточно хорошо освещенную. Густой красный свет заходящего за горизонт Солнца лился из узкого оконца под потолком. Всем без исключения было приятно набрать полные легкие относительно свежего воздуха. Противоположная входу полукруглая стена комнаты ощетинилась ржавыми металлическими штырями. В полумраке казалось, что там свернулся и спит гигантский еж.
- Зачем это? - Спросила Лена, указывая пальчиком на кронштейны.
- Это секретная разработка. Подземные антенны для тайного управления мозговой деятельностью жителей Старого города, - с совершенно серьезным лицом ответил Андрей. Джей улыбнулся. Миша остолбенел, повернул голову и круглыми от удивления глазами посмотрел на мужчину. После того, что он услышал от азиата, когда пришел в сознание, он поверил бы во все, что скажут эти люди. Белкин, не останавливаясь, разбил вдребезги все опасения проводника:
- Это конструкция для поддержания кабельных линий электрических сетей или связи. - Пробормотал он, не замедляя шага. Лена глянула на улыбающихся Андрея и Джея, затем перевела взгляд на ошарашенного Мишу, попыталась сделать серьезное лицо и пожурить шутника, но не вышло. Ее суровость была напрочь стерта ухмылкой, сменившейся откровенным смехом. Андрей подошел ближе и дружески похлопал ее по спине:
- Нам всем надо расслабиться, - сказал он, развернулся, хитро подмигнул Мише и пошел дальше.
Дальнейшее блуждание по темным коридорам было недолгим. Проводник остановился у металлической решетки, прикрывающей отверстие в полу, вытащил кирпич из стены и просунул в очередной тайник руку по самый локоть. Немного помедлив, он достал оттуда плотный кусок картона и зажигалку. Недоверчиво бросил обиженный взгляд на Андрея. Мужчина не нравился Мише и до шутки, - буквально с того момента, как он в первый раз получил от этого здоровяка по лицу:
- Помогите поднять, - проводник схватился пальцами за металлические прутья. Белкин наклонился, и, следуя примеру, вцепился в решетку. Чтобы поднять ее, потребовалось приложить немалые усилия. Наконец, тяжелая преграда поддалась, и взору беглецов открылся вид на маленькую лестницу, состоящую из вбитых в бетонное основание скоб.
- Осторожно. Они могут быть ржавыми, а бетон — сырым. Не сломайте себе шеи.
- Да что ты на меня так смотришь, будто хочешь сказать: «а ты — сломай!». Чем я тебе насолил? - Андрей снова самоуверенно улыбался. - Уж ежели чем обидел, так прости. Если покопаться в нашем совместном прошлом, можно вспомнить, что ты первый сломал о мою голову кирпич.
- Твоя правда. - Миша кивнул в знак согласия, поджег картонный факел и первым начал спуск.
Лестница привела товарищей по несчастью в тоннель с полукруглым сводчатым потолком. Очевидно было, что этому строению уже не одна сотня лет. На то указывали особый, спертый воздух и вымощенные крупным булыжником стены. Проводник не дал особо оглядеться и пошел вперед быстрым шагом. Картонный факел, - недолговечная штука, поэтому на изучение исторической ценности данного объекта, к великому сожалению Белкина, времени не было совсем.
- Иди впереди меня, чтоб я видел. – Андрей легонько, почти ласково подтолкнул Лену вперед. Она не стала сопротивляться:
- А тут могут жить какие-нибудь твари? Ну…змеи или большие крысы? – спросила девушка, на ходу всматриваясь в дрожащее пятно тусклого света у себя под ногами.
- Мутанты подземелий. Слепые, но скользкие и мерзкие. Скорее всего, ядовитые. – Прогнусавил чей-то голос спереди.
- Белкин, извини, мы все не на курорте! Или я что-то перепутал? – Самообладание Андрея на миг пошатнулось. – Надоело нытье.
- Простите. – Лаконично бросил ученый. Проводник, не оборачиваясь, серьезно ответил:
- Вряд ли. По крайней мере, я ничего злее зашуганной крысы не видел. А вот те, кто ходил дальше, толкуют, что там есть целая гора человеческих костей. Брешут поди. Пришли.
Миша бросил горящий картон, пламя от которого уже начинало лизать его пальцы, встал на четвереньки и всмотрелся вглубь одной из стен, кладка которой обвалилась. На полу под ней была большая насыпь, окруженная выпавшими булыжниками. Сверху насыпи – маленькое рукотворное отверстие в земле. Умирающий огонь судорожно швырялся во все стороны тенями. Лена, подумав о том, что сейчас станет абсолютно темно, съежилась, сделала шаг назад и прижалась к Андрею.
- Детка, не здесь. Я, конечно, понимаю, что момент удобный, но нам нельзя отставать от проводника. – Томным полушепотом сказал мужчина, приобняв Лену за плечи. Незамедлительно последовал глухой удар, устно обоснованный субъективной уверенностью девушки в том, что Соболев придурок.
- Полезли. – Промолвил Миша и подал личный пример, скользнув верхней половиной туловища в кроличью дыру. Остальные, стараясь держаться друг за друга, последовали за ним в следующем порядке: Джей, Лена, Белкин, Андрей. Отверстие оказалось уж очень узким, ползти приходилось медленно, так как невозможно было раздвинуть локти, и перемещение вперед обеспечивалось только движением плеч и ступней. Комья земли постоянно забивались под одежду, сыпалась в волосы, иногда попадали в рот и уши. Тут у любого человека начнется паника, поэтому, когда крупногабаритный Белкин начал в спешке пытаться выбраться обратно, аргументируя это тем, что всех сейчас засыплет, и что он задыхается, Андрею пришлось крепко укусить его за икру. Вскоре впереди забрезжил свет. Миша выбрался первым и помог вылезти Джею, а потом Лене. Прежде, чем появиться из отверстия на противоположном конце тоннеля, Андрею пришлось буквально вытолкнуть Белкина головой. Отряхнувшись, он увидел вокруг себя гладкие бетонные стены, окрашенные в бежевый цвет. Краска на удивление хорошо сохранилась, лишь местами потрескавшись. В каждый третий жестяной плафон под потомком были вкручены лампы накаливания. Они добавляли картине катакомб сонной уютной желтизны, разделяя длинный коридор на равномерные сегменты освещенных областей.
- Нам туда. – Миша указал рукой направление. – Не отставайте, тут можно попутаться!
И беглецы пошли дальше. Передвигались молча. Тишина была такой плотной, что давила на уши. Казалось, ее можно услышать. Белкин представлял, как в прошлом тут ходили люди в строгой военной форме, как работали инженеры. Он с интересом глядел по сторонам, чувствуя свою причастность к истории, и заметил, что лицо Джея исказила гримаса боли. Азиат насупил брови, кончики его губ опустились вниз. Очевидно, боль накатывала и отпускала периодически, так как лицо то и дело принимало прежний безмятежный облик. Белкин ничего не сказал. В глубине души он винил Джея и только Джея во всех неприятностях, что приключились с ним за последние сутки. Мимо проплывали остатки загадочных обозначений и указателей на стенах. Например: «Ко та ля при ма ищи» или «Бом у ежище». Рассматривая одну из таких надписей, Лена немного отстала от остальных и не заметила кусок деревянной лестницы, лежавший на очередном перекрестке. Падение было болезненным. Слегка вскрикнув, девушка схватилась за разбитое колено. Чуть дальше, те, кто уже пересек перекресток, остановились и обернулись. Джей хотел подойти и помочь встать, но Лена остановила его жестом. «Сама справлюсь, – пробормотала она себе под нос, медленно вставая. - Без сопливых.» Вдруг девушку передернуло. Справа от нее, в параллельном коридоре стоял мужчина лет пятидесяти, с худощавым лицом, глубоко сидящими ледяными глазами, прямым носом и тонкими губами. Серебряные волосы на его голове были острижены под «бокс». Человек не двигался, стоял и внимательно смотрел на Лену. Девушка, в свою очередь, замерев, смотрела на него, ощущая, как по спине бегут мурашки. Миша решил, что она наткнулась на кого-то из местных, сделал знак остальным оставаться там, где стоят, и выбежал на перекресток. Тут же его обожгло ледяным взглядом.
- Куда идете? – спросил мужчина властным голосом. У проводника не было и мысли сопротивляться воле этого внушительного человека, даже если бы тот приказал ему спрыгнуть в глубокое ущелье.
- К старшему, – промямлил Миша, опустив глаза, как провинившийся школьник.
- Хорошо. Там вам все расскажут, - мужчина, не проявляя больше никакого интереса к этой странной парочке, пошел своей дорогой и через секунду исчез за бетонным углом перекрестка.
- Кто это был? – Спросил взволнованный Джей, когда проводник с Леной подошли к остальной компании.
- Не знаю. Явно не из наших.
- Я думал, сюда не могут проникнуть чужие. – Сказал Андрей, лицо которого омрачила беглая мысль. Он переглянулся с Белкиным.
- Я тоже так подумал. Идемте. – И Миша побрел дальше.
Я.
Мы не учли одной детали. Никому бы и в голову не пришло такое подумать! За точку отсчета мы принимали сознание автора мемуаров в его первозданной чистоте. Следующий удачный образец можно было по всем статьям назвать личностью. Однако, он вел себя крайне неадекватно для столь сильной персоны, перенос которой мы осуществили в данную болванку. Складывалось впечатление, что он постоянно навеселе. Или только что влюбился, вдохновлен и окрылен самыми светлыми эмоциями. Когда кто-то из моих коллег заметил, что эйфория и творческий подъем могут быть симптомами третичного сифилиса, мы не стали брезговать данной теорией и сделали необходимые анализы. Вопреки нашим опасениям, тело клона оказалось абсолютно чистым. Вот тут и наступила довольно долгая пауза в процессе продвижения исследований. Никто из нас не мог объяснить психологическую подоплеку извечной радости образца. Процесс пересадки личности прошел крайне успешно, с учетом всех предыдущих ошибок. Физиология болванки была в полном порядке. Мозг образца так же был абсолютно здоров. Многие предлагали не совсем гуманные, но инновационные методы исследований. Другие спорили с ними, высказываясь о неэтичности данных экспериментов, о том, что они позорят белый халат ученого, превращая его в заляпанный фартук мясника. Когда спрашивали мое мнение, я рассказывал, что в моей душе до сих пор ведется спор об этичности акта открытия ногой крышки унитаза в общественном туалете, а потому там пока нет места для новых философий. И старался отстраниться от дискуссии. Кризис парализовал нашу работу. Я даже начал отчаиваться и сожалеть, что в свое время не набрал кредитов и не открыл небольшой завод по производству пряников. Теперь-то это основной продукт на экспорт. Русские пряники нынче славятся по всему миру. Может быть, был тайный ультиматум главам мировых держав - «Ракета или пряник!». Может, договор о снабжении этой продукцией шел дополнительным соглашением к договору о поставках газа и нефти. Откуда мне было знать. Я сидел в кабинете, пил крепкий черный кофе. Мысли вертелись только вокруг эйфории, вокруг симптомов, схожих с симптомами третичного нейросифилиса. И тут меня как громом ударило! Ведь точно! В начале прошлого века врачи в таких случаях следовали простому правилу: «In dubio suspice luem»*. (* - «В сомнительных случаях ищите сифилис»). Если, действительно, мы ошиблись, полагая, что мемуары есть плод исходно чистого сознания? Если к моменту их написания мозг действительно был поражен каким-нибудь вирусом или бактерией? В данном случае не совсем правильно было бы считать, что сильное влияние способен был оказать, скажем, алкоголь. Невозможно быть пьяным от первой до последней буквы текста, порой такое писалось годами. А вот любовь допустима. Ровно, как и ежедневный хороший секс. Да любой акт, провоцирующий выделение гормонов, способствующих поднятию настроения и окрасу окружающего мира в радужные цвета. Человек, чей мозг химически обработан в настоящем, будет с оптимизмом смотреть в прошлое. Ведь не надо искать тайных и явных подоплек, перипетий судьбы, которые привели к счастью. Напротив, в любом действии, любом бездействии, даже в простых декорациях, что окружали написавшего мемуары, видится только золотое знамение, очередной этап на пути к гормональной идиллии. Причиной мог быть, опять же, нейросифилис. In dubio suspice luem.
Это открытие заставило нас отсеять около восьмидесяти процентов сочинений после дополнительного изучения биографий авторов, исследования малоизвестных фактов из их жизней. Но работа продолжилась. Программы были доделаны. Мы начали готовить следующую болванку.
«Из раздумий о роли Создателя в нашей судьбе никогда не выйдет религии. Нет основного рычага — для него твоя личная гибель не значит ничего.»
Из мемуаров И. Е. Гетта.
ОНИ.
Сибирский вышел из «Чебурека», придерживая дверь, чтобы она, подвластная упругой металлической пружине, нечаянно не издала ненужных звуков при закрытии. Антон прекрасно знал, что лучше всего «вести» объект в паре с коллегой или двумя: нужно поочередно менять непосредственного «ведущего», чтобы он не примелькался. Остальные следят за коллегой, пока не настанет их черед. Но сейчас приходилось идти на риск. Когда седовласый со своими бугаями повернул за угол, Сибирский широкими шагами сократил расстояние до «объекта» и прижался к рыхлой горячей стене. Мельком выглянул: спина мужчины удалялась, находясь всего в нескольких шагах от капитана. Редкие прохожие удивленно косились на эту игру в частного детектива. Не обращая на них внимания, Антон грациозно миновал угол и в два прыжка преодолел расстояние до небольшой замусоренной ниши, таящей в себе одновременно райскую прохладу, надежное укрытие и нестерпимое зловоние. Прямые солнечные лучи сюда не попадали, дул легкий сквозняк. Сибирский снова выглянул: мужчина остановился у оклеенного пестрыми обрывками разнообразных объявлений газетного киоска, открыл дипломат и, сказав несколько сухих слов, передал продавцу листовки и деньги, затем продолжил путь. На свой страх и риск капитан перебежал улицу по диагонали, обтер спиной стену небольшой кирпичной пристройки, продолжил наблюдение. Седовласый переговорил с несколькими случайными прохожими, которые только молча пожимали плечами и отрицательно качали головой. С одной стороны Сибирскому было на руку то, что в такой духоте даже вечером на улицах гуляло совсем немного людей, скорее всего, многие выползут ночью. С другой стороны, ему было труднее не выделяться на местности, полицейский привлекал внимание, как мороженое, брошенное хулиганом в «Черный квадрат» Малевича. «Объект» повернул налево. Антон с видом прогуливающегося туриста-зеваки неспешно миновал перекресток по дальней от Седовласого стороне улицы, бросив быстрый взгляд в сторону незнакомца. Мужчина каким-то образом удалился уже на полтора квартала, потеряв при этом второго телохранителя. Взор Сибирского скользнул по всем нишам, по каждому выступу, каждому острому и тупому углу, за которым можно было спрятаться человеку с такими габаритами. Осложнял наблюдение тот факт, что смотреть приходилось на солнечную сторону, и земля не просто отсвечивала лучами убывающего Солнца, а буквально излучала свет, создавая большой контраст с любой тенью. Глазам было трудно перестроиться, и Антон принял решение бежать в обход по периметру двух кварталов, выйдя навстречу Седовласому. Если второй телохранитель притаился где-то и ждет его, появляется шанс избежать неприятной встречи. Ноги понесли полицейского предельно быстро, дыхание было ровным, по пульсу можно было настраивать метроном, тело слушалось и работало великолепно, крепкие рельефные мышцы переливались под легкой майкой. За несколько метров до выхода на предположительную точку пересечения с маршрутом седовласого, Сибирский остановился, сделал глубокий вдох и отер краем майки пот с лица. Имитируя неуверенную походку пьющего человека, высоко задирая ноги, капитан выбрался за угол и буквально врезался лбом в грудь Седовласого. Тут же его отшвырнули в сторону тяжелые руки одного из телохранителей. От властного взгляда незнакомца леденело внутри. Он брезгливо протянул Сибирскому двести рублей, обернутых в ориентировку с фотографиями троих беглецов. «Увидишь этих — задержи или убей. Если сам не сможешь, срочно беги к своему Старшему, - приказал мужчина, - оттуда со мной свяжутся. Справишься, сорвешь большой куш». Не осведомившись об усвоении Сибирским проведенного инструктажа, Седовласый ушел. «Вот тебе и командировочные за сутки. Теперь мой баланс составляет минус триста рублей», - подумал капитан, глядя на ценные и бесценные бумаги, зажатые в кулаке. Выждал, пока незнакомец скроется из виду за очередным углом, сделал вид, что напряженно всматривается в листовку, оглянулся по сторонам, метнул свежий взгляд по контрастным теням, - ничего. Седовласый пропал за большим красным кирпичным домом. Антон сорвался с места, но горячий след привел его в глухой тупик. Нет никаких дверей, нет лестниц, только высокие кирпичные стены с трех сторон, два дырявых мусорных бака да помои, вылитые из окон. Сибирский ничего не понял. Быть может, незнакомец свернул не сюда. Быть может, орлиное зрение каким-то чудом подвело его. Капитан решил отодвинуть пластмассовый бак. За ним, должно быть, скрывается старая дверь или какое-нибудь отверстие. Иначе Антон просто не мог объяснить себе столь таинственное исчезновение ведомого «объекта». Схватившись обеими руками за угол мусорного бака, Сибирский приложил немалое усилие. В результате, контейнер с трудом, но поддался. Сантиметр за сантиметром. Тут Антон буквально взмыл в воздух и, пролетев несколько метров, плашмя грохнулся на раскаленную землю. В глазах вспыхнула привычная за последние сутки рябь. Напомнили о себе поврежденные ребра, и дышать стало невозможно. Над доблестным капитаном навис силуэт пропавшей гориллы Седовласого. Последнее, что Сибирский услышал перед тем, как потерять сознание, были слова: «Думал прикарманить чемоданчик шефа, крыса паскудная? Твое счастье, что мне на такую падаль жалко пули!»
« - Не могли бы вы уточнить условия издания этой работы? Каковы были ваши отношения с господином Кальвиняном?
- Сугубо коммерческие, можете мне поверить на слово. Спросите у кого угодно, Лаврентий Самуилович держит свое слово, это его крепкое достоинство.
- Иными словами, вы отрицатете близкие отношения с этим человеком? Говорят, вы были в числе первых, кто ознакомился с его трудами.
- Кто говорит? Вы говорите, я говорю — все говорят, да без толку. Чему вы будете верить? Кому-то или мне, который сидит перед вами и плещет душевными тайнами? Я вам вот что скажу, я даже не читал эту чушь. Только ребята наши.»
Из интервью с владельцем издательского дома «Небумажка».
Я.
На что похоже поведение нового образца? Какой психологический синдром? Где я мог сталкиваться с подобным? Возможно, ответ на этот вопрос и есть ответ на вопрос «Где, черт возьми, мы промахнулись!?». Итак, фразы, повторяющиеся механически, регулярная мастурбация, отсутствие какого-либо стеснения, неуверенная походка, безучастность к обращениям, даже к прямым угрозам, прозрачные глаза, взгляд в одну точку, взгляд, лишённый осмысленности, откровенный детский смех. Несколько дней, проведенных за страницами энциклопедий, прошли впустую. Сотни случаев психологических отклонений, симуляций, прецедентов, и ничего похожего. Была мысль обратиться за помощью к Андрею, но, ввиду степени осведомленности последнего, дабы избежать ненужных вопросов и более веских подозрений в негуманности (да, себе мы в этом давно и откровенно признались) происходящего, эту мысль пришлось отбросить... По-крайней мере, пока.
В итоге, оставив нелепую гордыню, я запросил официальный отчет о наблюдениях поведения образца во всех допущенных к эксперименту отделах, однако, с жадностью ожидал лишь того, что напишут психологи и социологи. И, к счастью, не дождался. Ответ на вопрос пришел преждевременно, устно и совершенно случайно. Не трудно догадаться, что произошло это в файлообменнике мыслей сотрудников нашей организации, - в курилке. Два социолога, Эпштейн и Разумовский, разговаривали о феральных детях, вспоминали случай с девочкой Джини, об Амале и Камале, споря о необходимости отображения этих фактов в отчете. Один, Эпштейн, говорил, что случай с Амалой и Камалой — грубейшая фальсификация, и ее никоим образом нельзя приравнивать к факту, на котором следует строить дальнейшие исследования. Он говорил, что удивлен, как это его коллега забыл упомянуть Маугли и Тарзана. Разумовский отвечал, что в отличии от случая «феральных» детей из Индии, произошедшего в начале прошлого века, случай с девочкой Джини, обнаруженной уже в 1970 году, и умершей совершенно недавно, рассмотрен более детально, с применением технологий обследования, близких к современным, задокументирован и открыт для доступа. Дальнейшие возражения Эпштейна я слушать не стал, так как в голове вспыхнуло имя. И как я мог забыть? Ведь это история с огромной оглаской! Сколько театральных постановок, книг, основанных на этом сюжете, написанном жизнью. А главное — какое совпадение в деталях!
Уже вечером, сидя наедине с собой, я добивал запотевший графинчик с кристально-прозрачной «Императорской» водочкой. Перебирая в голове догадки и приравненные к ним оспоримые факты, я углубился в фантастические размышления. Итак, поведение взрослого самца, Каспара Хаузера, якобы заключенного в малогабаритную темницу замка в трехлетнем возрасте и выпущенного оттуда в лет шестнадцать-семнадцать, можно характеризовать как, минимум, схожее с поведением последнего образца. Предположительно, лишенный любого контакта с обществом, даже элементарного человеческого общения, Хаузер не мог сказать ничего, кроме «Не знаю» и «Хочу быть кавалеристом, как мой отец», явно не понимая смысла этих слов, передвигался с трудом, не мог отличить объемный предмет от плоского, не определял расстояний до объектов и субъектов, не видел разницы в лицах. У него до предела были развиты слух, зрение и обоняние, а кожа на ступнях была нежной, как у младенца. Самое интересное, что через какое-то время в ходе обследования была выявлена способность Хаузера к восприятию магнитных полей. Так, если магнит подносили к лицу подростка южным полюсом, он говорил, что «из него дует в лицо», северный же, наоборот, «всасывал воздух». Иными словами, приведи наши технологи после «загрузки» вот такой образец ко мне в кабинет, я бы не отличил его от стандартной испорченной болванки. Отсюда, вылив последние капли «Императорской» в изящную хрустальную рюмку на тонкой ножке и разом выпив содержимое, я заключил, что на этот момент есть три теории таинственного появления Каспара Хаузера на рыночной площади Нюнберга. Первая: Хаузер — самозванец. Ловкий, хитрый, чертовски умный, но самозванец, который решил добиться общественных благ за счет такой вот известности. Тем более, что в те времена «дикие дети» были в моде. Вторая: Хаузер — узурпированный наследник трона, которого спасло от верной гибели и спрятало в потайной каморке сочувствующее лицо. В пользу этой теории говорит несколько догадок, в том числе и таинственное убийство юноши. И третья: Хаузер — неудавшийся эксперимент следующего поколения наших последователей, которые открыли пути разрыва временных тканей. Где проще всего прятать партии неудачных «болванок», как не в прошлом? Причем, чем дальше, тем лучше. Одно не ясно — почему он попал не на корм к динозаврам, а в начало XIX века? Сами посудите, нежная, младенческая кожа на руках и ногах. В те времена про клонирование даже не подозревали, но теперь-то мы можем сопоставлять. А неосмысленные обрывки фраз? Не это ли мы видели в позапрошлый эксперимент? И в эксперимент до того? Есть еще один момент. Феральные дети, пробывшие в изоляции до определенного возраста, уже не подлежат социализации. Их речь так и остается урывистой, несвязной, умственное развитие явно отстает, интеллект низкий. Судя по данным летописей, Хаузер стал вполне полноценным членом общества, у него даже появились амбиции и жажда власти. Не может ли это быть последствиями элементарной адаптации, продлившейся за рамки эксперимента, а точнее — за рамки терпения ученых? Воспоминания о заточении — пустяк. Разве не мог отчаявшийся за годы бесплодных попыток психоинженер будущего, взять и, развлечения ради, залить в «болванку» литературный персонаж? Эдмона Дантеса, например. Все, что прижилось в голове подопытного, - куски смутных воспоминаний о темнице, о гуманном, добродушном надзирателе. Я перевернул пустой графин вверх дном и попробовал выдавить из него еще хоть каплю. После провала, графин полетел в угол комнаты, где разлетелся на тысячу сверкающих осколков. Стоп. А почему Хаузер был европейской наружности? Неужто они откажутся от азиатов? Боже, боже, как много можно узнать о будущем, хорошенько покопавшись в прошлом. Плохо, как плохо, что при моей жизни я так и не увижу плодов своего труда. Очень плохо. Неужели к тому моменту, когда человечество покорит время, наш проект все еще останется в той же стадии, что и сейчас? Хотя, если подумать, это имеет и положительную сторону, - к этому моменту наши исследования все еще будут финансироваться.
« - Скажите, как вам пришло в голову написать такое...литературное произведение?
- Я бы назвал это пособием, но, как знаете. Хотя... Все же, было бы правильней, если бы вы, при освещении нашей беседы в своем издании, конкретно процитировали меня. Именно пособие.
- Значит, источник финансирования — Министерство образования? Это своего рода госзаказ?
- Я понимаю вашу ядовитую иронию. Журналист, что тут скажешь. Но на ваш вопрос я отвечу. Был сон. В его тумане чувствовалось приближение Рождественской ночи. Праздничная атмосфера. Повсюду слышен смех. Женские, детские голоса. Все резвятся, я понимаю, что где-то за непроглядной стеной тумана они лепят снеговика, играют в снежки. И вот, я дома. Совсем один. Темно и страшно. Там, за глухими бетонными стенами все еще слышится веселье. Я осознаю, что сейчас разодетая детвора будет колядовать, петь и читать стихи. Я понимаю, что должен буду вознаградить их за теплые слова, сказанные мне, но....я не представляю, как они дойдут до меня, - ведь на всех подъездах давно стоят видеофоны. Знаю, что эти бездушные металлические стражи не пустят веселый народ в мою обитель, не позволят даже попытаться выслушать то, что мне хотят сказать. И звонкий смех так и останется просто далеким, приглушенным метровым слоем бетона, звуком. Он никогда не разольется по стенам моего жилища. Тяжелое одиночество сковало грудь, когда я проснулся. В голову пришла мысль, что Бог, возможно, не менее одинок. Одинок прежде всего от того, что попросту не может выслушать каждого лично. Вселенная так велика, дел так много...В то утро и зародилась мысль о создании пособия...»
Из интервью с Е. Кальвиняном.
ОНИ.
Обителью Старшего оказалась заброшенная диспетчерская, похожая на каюту космического корабля из фильмов 60-х годов двадцатого века. Все стены были хаотично увешаны таинственными приборами, усыпанными пыльными цветными лампами и экранами самых разных размеров. Кое где виднелись серые шкалы. На одной из стен было установлено в ряд не меньше десятка телефонных аппаратов разного цвета и назначения. Сняв трубку одного из них когда-то, должно быть, можно было обрушить ядерный град по важным стратегическим деревням Вьетконга. В отличии от приборов, на телефонных аппаратах не было слоя пыли. Видно было, что ими пользовались и по сей день, однако, не совсем по назначению. Под потолком гудели люминесцентные лампы, одна из которых регулярно гасла, чтобы потом с треском загореться вновь. Откуда-то лилась спокойная, незнакомая мелодия. Она затрагивала настолько затертые струнки души, что, при всей своей приятности, казалась давным давно надоевшей. Посередине комнаты находился длинный стол, за которым сидел мужчина лет сорока с черными, как смола, волосами, аккуратно уложенными набок через пробор. Еще трое рассредоточились по углам комнаты и с угрозой в пустых глазах смотрели на вошедших.
- Я слышал о ваших проблемах, господа. Прошу, присаживайтесь. - Мужчина привстал, чтоб пожать руку каждому вошедшему. Кроме запачканной лишениями похода ручки Лены, которой он коснулся губами. Голос его был мягок, мелодичен. Этот факт вступал в противоречие с внешним видом мужчины ровно настолько, насколько его внешний вид конфликтовал с окружающей атмосферой катакомб. У хозяина подземелий были зеленые, близко посаженные глаза, прямой нос, большой рот с тонкими губами и широкие скулы. Ногти на изящных пальцах были аккуратно подстрижены. Настолько аккуратно, что это можно было смело назвать маникюром. Смуглую тонкую шею обрамлял воротник-стойка белой хлопковой рубашки, поверх которой идеально сидел приталенный бархатно-черный пиджак. На столе перед мужчиной спал, положив голову на лапы, огромных размеров черный кот, нижний рельеф которого безукоризненно повторял все неровности стола с диспетчерским пультом. Путники разбрелись по посадочным местам, без видимой системы разбросанным внутри помещения. Соболев сел прямо перед столом хозяина катакомб и твердо посмотрел ему в глаза. Последний легко выдержал взгляд мужчины и не отвел двух своих ярких изумрудов в сторону.
- Позвольте узнать, насколько хорошо вы осведомлены? - Вежливо спросил Соболев, не до конца еще поняв, с кем имеет дело, а потому решивший действовать в зеркальной манере. - Я спрашиваю не из побуждений что-либо умолчать, но только лишь потому, что и сам толком ничего не знаю. С утра на нас обрушился огненный дождик, теперь нас гонят в силки, как раненую свинью, и вот, как мне кажется, сейчас услышу, что загремят трубы, и дикая свора с пеной на клыках нахлынет на наши потрепанные жопы.
- Тогда скажите, кто это? - Голос незнакомца стал тверже. Изумруды глаз заполыхали, тогда как отрезок пальца образовал луч, направленный на азиата.
- А вы кто? - Вставил свое слово Джей. - Если хотите знать мою биографию, будьте добры прежде представиться. И еще одно. Я не хочу говорить о себе при посторонних. Учитывая нынешнее положение вещей, мне кажется, это было бы небезопасно прежде всего для них самих.
Один из присутствовавших в комнате подошел к азиату и наклонился к нему так плотно, что последний почувствовал, как чужеродная щетина оставляет на его щеке глубокие душевные травмы. Запах перегара был чрезмерно густой и кружил голову.
- Дружок, по вашему гороскопу я бык, и очень склонен не соглашаться со всем услышанным.
- А я думал, по вашему гороскопу, тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год — год дракона. - Сказал Джей и тут же замолчал. В голову ему будто вонзили и несколько раз провернули острый нож. Слепое пятно боли заполнило черепную коробку и спустилось на глаза. Азиат зажмурился. Мужчина отпрыгнул, обнажив желтые зрачки. Первым побуждением было стукнуть японца покрепче с целью выбить из него признание в том, как и где он мог видеть паспортные данные лжебыка.
- Валентин, перестаньте. - Предугадал последствия хозяин катакомб. - Я думаю, что я в полной безопасности, и вы все можете подождать за дверью. Так, господа? - Вопрос был обращен к гостям.
- Мы здесь с мирной миссией. - Андрей понимал, что любой акт агрессии с их стороны был бы совершенно неадекватен. Еще он понимал, что это хорошо знают и местные жители. Когда охрана удалилась, хозяин катакомб представился:
- Покрышкин Олег Константинович. Представитель древнейшего рода князей Покрышкиных. Очень стыдно, что пришлось представляться не ввиду собственной смекалки и чувства такта, а вследствии совета азиатского мудреца. А вы знаете, как больно бьют упреки мудрых людей. Больнее всего. Идиоты могут поносить тебя днями напролет. И очень опасно не позволять им этого делать, поверьте, господа. Пусть себе спускают пар сколько хотят в специально предназначенных для этого местах, лишь бы не на политическом поприще. Вы знаете, мне кажется, что нарочно для этого были придуманы льготные автокредиты. Больше транспорта, - гуще пробки, в которых политика — дело последнее. Но что же вы сидите, смотрите, вашему товарищу, кажется, совсем плохо. Перенесите его на вон ту скамью.
Вставая, Соболев все еще сверлил глаза Олега Константиновича, пытаясь понять процент иронии в его словах, сказанных с серьезностью отговорок человека, опоздавшего на работу. Увидеть такого мужчину здесь было так же нелепо, как увидеть нищего предсказателя будущего. Джея перенесли на скамью, поделенную светом и тьмой ровно пополам. Затем все по очереди представились, в чем, вероятно, не было необходимости, учитывая степень осведомленности Покрышкина.
- Вы не представляете, но я с вами уже заочно знаком и понимаю в какой непростой ситуации вы оказались. Это доказывается моей тактичностью и отражается в отсутствии вопросов про вашу тряпичную, - Олег Константинович указал пальцем на изношенные носки Андрея, затем переключил внимание на ноги девушки, - и вашу мужскую обувь. Думаю, у меня найдется для вас пара качественных сапог, - добавил он и протянул гостям хрустящий исписанный лист. На официальной бумаге красовались убогие черно-белые, вероятно, взятые из паспорта, фотографии Белкина, Соболева и Лены. Фотография Джея в министерских архивах отсутствовала, вероятно, по причине отсутствия паспорта. Его фоторобот был наметан карандашом.
- Оперативно... - Вздохнул Соболев.
- Да что вы такие угрюмые, дама и господа, перестаньте. Тем более, пока ваш азиат не может сказать ничего дельного. Давайте отвлечемся, вы не представляете, как трудно тут найти достойного собеседника, и я попросту тупею, тупею на глазах. Как по вашему, что послужило виной в отсутствии элементарно умных людей?
Белкин вздохнул так громко и глубоко, как только мог. Он уже изрядно проголодался, он мечтал, чтоб этот страшный сон прекратился как можно скорее, и его совершенно не радовало что угодно, что хоть на каплю не приближало долгожданное пробуждение. Соболев, напротив, понимал, что от сидящего перед ним мужчины зависит очень многое, если не все. К тому же, он бы не покривил душой, сказав, что ему элементарно интересно:
- По-моему, компьютеры, гаджеты, социальные сети, где в лучшем случае можно наткнуться на перевернутую цитату, про худшие случаи и говорить не стоит. - Предположил Соболев.
- Парадокс в том, - с серьезным видом, аккуратно расставляя слова, произнес господин Покрышкин, - что эволюция компьютера полностью повторяет эволюцию человека, но наоборот. Если последний постепенно учится обрабатывать информацию, говорить, писать, затем приходит к простым вычислениям, позже — к интегральным, и так далее. Люди всю жизнь учат свой мозг правильно обрабатывать, фильтровать и отсеивать сложную информацию. С машинами же наоборот. Они, основываясь на сухом программном коде, на своем дискретном языке, с каждым годом становятся все человечнее в плане интерфейса. Сколько лет нам понадобилось, чтобы научить компьютеры просто внятно беседовать с нами на уровне пятилетнего ребенка. Так пойдет и дальше, и, не ровен час, скоро машины дойдут до того, что научатся....
- Сиську сосать! - перебил мужчину Белкин, сделавший для себя все выводы из логики обратной эволюции вычислительной техники.
- Как восхитительно грубо. - Олег Константинович взмахнул руками. - Мало того, вы правы, я б даже сказал, не только сосать сиську, но и питаться от нее. А что вы скажете про современную эстраду или кинематограф?
- Говно. - Перебил Белкин открывшего было рот Соболева.
- И тут поразительно в точку. Я же говорил, интересного собеседника нынче не часто встретишь. Вот раньше, скажем, в середине прошлого века, песни писались по нотам, и коммерция была как бы фоном. Песни «ABBA» и «Beatles» проливались и до сих пор проливаются прямо на душу, заставляют закрыть глаза и окунуться в параллельный мир нежности, любви и душевного спокойствия, где сады зелены, ветерок свеж, а любимые глаза - напротив. Это своего рода ключ от портала между мирами...
- С вашим интерьером перенестись в мир прекрасного, не закрыв глаза, действительно невозможно, - снова перебил Белкин. Соболев бросил на него строгий взгляд, как смотрят мамы на непослушных детей, кривляющихся в общественном месте. Покрышкин не без угрозы посмотрел на Белкина и продолжил, как ни в чем не бывало:
- ...или возьмите, например, Игги Попа, Led Zeppelin или Джимма Моррисона? Не стану спорить, не все признают их творчество, но нельзя не преклоняться перед ним. Они ведь изобрели новые направления в музыке, сделали это на свой страх и риск, экспериментировали. Как Ньютон, как Архимед, как Да Винчи, они сделали то, что до них никто еще не делал. Вот еще — Муслим Магомаев. Когда я слышу его голос, у меня мурашки по спине бегут. А что делают теперь? Раздеваются, открывают рот под фонограмму, снимают клипы, блестящие, как дальний свет встречного грузовика. За деньги и ради денег. Никаких больше революций, прости меня Господи за такие слова при таком режиме.
- Вы знаете, - вмешался Соболев. - Мне кажется, всякая революция вскоре исчезнет совсем. По-моему, наше поколение последнее, кто помнит цифры, даты...кто читал обо всех ее зверствах и гнили. Кто вопрошает себя о том, откуда взялось столько падали, откуда она поднялась, топча грязными валенками все то чистое и прекрасное, что было создано, построено, навеяно или просто находилось в чьей-то голове?
- Совершенно верно, Андрей Сергеевич. - Согласился господин Покрышкин. - В поколениях революция будет переписана. При том режиме было выгодно славить ее героев, отмечать ее начало, ее окончание, просто выпивать, прикрываясь заметными ее событиями. Уже теперь, скажите, Андрей Сергеевич, много ли улиц имени Дзержинского вы видели в недавнее время? Улиц Горького? Ленина пока еще никто не трогает, но, попомните мои слова, очень скоро его объявят душегубом и врагом народа.
- Не могу не согласиться. Да и, признаться, немало раздражает современный кинематограф, где величайшие трагедии пытаются отразить в драме несчастной любви главных героев. Ну хочется тебе снять кино про любовь — снимай на здоровье! О непростых отношениях с замужней соседкой, о милой малютке со смертельным заболеванием, о коллеге, в конце концов. Фильм о войне, как минимум, в рамках политпропаганды, должен показывать беспримерное мужество наших солдат и вопиющую подлость врага. Снимаешь кино о Сталинграде, - покажи улицы, на которых легкий снежок саваном покрывает горы трупов, покажи весь ужас, все безумие пирующей смерти, но, Бога ради, не размазывай зеленые сопли по памяти о соотечественниках, отдавших жизнь за наше мирное существование.
- Готов пожать вам руку, Андрей Сергеевич. Вы мой единомышленник, - Олег Константинович привстал и протянул Соболеву руку.
- Я вас умоляю, - донесся до собеседников гнусавый голос Белкина. - А что, на войне любви быть не может? Или нельзя показать личную трагедию, как часть трагедии общей? Или сама по себе война — не смертельное заболевание, заставляющее жить в предвкушении скорой смерти, смешанном с надеждой на изобретение волшебной вакцины?
- Так пусть сыграют нам предвкушение! - Господин Покрышкин хлопнул открытой ладонью по столу. - Я его не вижу! Вижу лишь загар из солярия и до боли в глазах отбеленные зубы! Я не сопереживаю, ибо вижу не войну, а рекламу косметических салонов! Где актеры, я вас спрашиваю? И отвечу вам тоже я: их нет. Где Ульянов? Где Яковлев? Где, в конце концов, Никулин?
- Никулин, - актер одной роли, - влезла в разговор Лена. До этого она смутно представляла о масштабах того саботажа, который производится в умах нынешнего поколения современным искусством. Не знала о конкретных датах, забыла конкретные цифры. Но Никулина она помнила почти что хорошо, а потому не смогла не внести свою лепту в столь почтенно умный для нее разговор.
- Какой такой одной роли? - У господина Покрышкина, как у человека интеллигентного, открылся рот.
- Ну... Комедийной. - Лену засмущал открытый рот Олега Константиновича, а потому впредь она решила свой рот держать закрытым.
То, что можно было назвать ухмылкой, непроизвольно скривило лица мужчин. Дело в том, что это была борьба с собой. Они, как джентльмены, не могли позволить себе раскатистый хохот.
- Леночка, милая, вы тысячу раз правы, - смакуя слова произнес господин Покрышкин, - рядовой Некрасов в фильме «Они сражались за родину» смешил меня до кишечных коликов. Но, при всем уважении, актером одной роли я бы назвал.. не будем приводить совсем типичные примеры, такие как Джо Пеши или Жан Клод Ванн-Дам... так вот, я бы назвал Джонни Деппа. Отчего вы так удивлены? Современный Ален Делон, и кто спорит? Он и в свои годы остается непревзойденным кумиром многих и многих. Но кого он играет, подумайте? Сумасшедших, только сумасшедших. В той или иной степени безумия, разумеется, но всегда людей асоциальных. И проявляется это безумие всегда одинаковой мимикой и жестами. Да, он обаятелен, но в этом ли талант? Кстати, раз уж я упомянул, вы помните молодого Делона? Особенно в фильме «На ярком солнце» тысяча девятьсот шестидесятого года, где он великолепно сыграл Тома Рипли. Посмотрите, и вы не пожалеете. Даже если совершенно убрать звук, по непревзойденной игре главного героя вы сможете понять, как он из мелкого лгунишки и мошенника превращается в расчетливого убийцу, как его постепенно охватывает и толкает на грехи алчность. Без звука. Рекомендую.
- Так, черт возьми, дайте нам шанс посмотреть ваш блистательный фильм, - голос Белкина пронзили гнусавые нотки мольбы.
- Он не мой. Режиссер — Рене Клеман. - Парировал господин Покрышкин. - Но я понял, о чем вы. Что ж, беседа с вами была действительно занимательной, но, право, больше всего мне запомнится пара слов Лены, честное слово. И как вас отпускать? Я не могу рассчитывать на интеллектуальную силу моих миньонов. Что ж, мне придется взять с вас обещание. Вы готовы его дать?
- Разумеется, нет. - Сказал Белкин. - Пока мы не узнаем, насколько оно выполнимо с нашими теперешними возможностями.
- Извините, но меня интересует конкретно Андрей Сергеевич. - Хозяин подземелья поднял брови и вопросительно посмотрел на Соболева.
- При условии, что нам совершенно нечем отплатить вам за помощь, которую вы, в свою очередь, в полном праве нам не оказывать, - мужчина бросил взгляд на бумажку с ориентировкой, - я согласен.
- Если все для вас закончится благополучно, я бы хотел снова встретиться. Вы мне можете оказаться не только приятны, как собеседник, но и полезны, как один из руководителей исследовательского Института. Я хочу, чтоб впоследствии мне было отплачено той же монетой. - Выражение лица Олега Константиновича, в принципе, не изменилось, но, при всей вежливости, глаза его стали темнее, взгляд впивался в Соболева острейшим клинком, а вокруг губ образовалась жестокая складка. - Думаю, было бы грубостью рассказать вам о том, как далеко тянутся мои руки.
При этих словах Соболев взглянул на разноцветные телефонные аппараты. Белкин, понимая, что от него ничего требовать не собираются, эгоистично успокоился. Джей начал приходить в себя, медленно поднялся и уселся на краю лавочки, сжимая голову руками. Между напряженных пальцев сквозили клочки черных, как смоль, волос.
- Но было бы глупостью вам об этом не напомнить. - Продолжал Олег Константинович. Затем он описал седовласого в деталях, да так красочно, что Соболев с Белкиным непонимающе переглянулись. Визуальная характеристика могла принадлежать одному их знакомому, но подозревать этого человека в подобном предательстве было бы кощунством с их стороны. Однако, место для подозрений, пусть и не озвученных вслух, в их головах заполнилось отрывками домыслов. После словесных описаний хозяин подземелья продолжил.- Предлагал мне крупную сумму за содействие. Достаточно крупную. Однако, Андрей Сергеевич, я взвесил все «за и против» и пришел к выводу, что могу себе позволить небольшой риск. Рискую я крупным и сомнительным капиталом — вами. Иными словами, я отказался от разового куша в пользу долгосрочных инвестиций. Вы нужны мне, и нужны на своем месте, это понятно? Тем более, что, если судить по многочисленным отзывам, доносам и слухам, вы как никто другой соответствуете занимаемой должности.
- Это понятно. - Подтвердил Соболев, гордо подняв подбородок. Ему крайне не хотелось попадать в карман к этому приятнейшему человеку, но, похоже, выбирать не приходилось. - Как и то, что вы от меня потребуете. Однако, инвестиции необходимо защищать. Что вы на это скажете? Пока я не вижу ни одной возможности попасть на свое место.
- Вы не поверите, но у меня есть пара-тройка хороших приятелей, - господин Покрышкин поднял палец вверх с намеком не то на земную твердь, не то повыше нее, - с которыми я намерен в ближайшее время связаться и обсудить всю серьезность той заварушки, в которую вы попали. Поделитесь, чем вы намерены заняться в это время? Я могу устроить вас у себя и охранять, как цепной пес. Ибо стоит вам выйти из этой комнаты, я уже ни за что не смогу ручаться. Ваши ориентировки сейчас абсолютно везде. Низшие слои, скорее всего, скопили невероятные груды их у себя и используют в качестве скатертей и туалетной бумаги.
Белкин при слове «ужин» насторожился. Стоило господину Покрышкину вставить в предложение слово «пиво», в любом контексте, Алексей Семенович тут же грудью встал бы на защиту своей точки зрения, суть коей была такой: «Остаемся!». Лена тоже не отказалась бы от вкусного ужина, столь смутно представлявшегося ей в сводах сырого подвала.
- И все же, мы бы хотели отлучиться. - Разбил мечты товарищей Соболев.
- Мы? Кто это мы? Куда!? - Если бы во рту Белкина не пересохло, на губах вполне могла выступить пена. Молчаливый взгляд Лены ассоциировался у Андрея с мокрым жалобным щенком. Мужчина повернулся к господину Покрышкину и продолжил:
- Этот седой незнакомец. Я уверен, вы осведомлены, где он сейчас находится. Мы бы хотели с ним поговорить.
- Вы оставите меня в убытке. Не заинтересован. - Спокойно и коротко ответил Олег Константинович.
- С другой стороны, если все так, как я предполагаю, я смогу гарантировать вам двухсотпроцентную прибыль. - Соболев был совершенно серьезен.
- Он в укрепленном бункере в лесу под деревней Вешние воды, что в двадцати пяти километрах к северу от города. И вы серьезно думаете, что у вас выйдет туда добраться, отыскать бункер, проникнуть в него незаметно и просто поговорить с этим...серьезным с виду человеком?
- Я думаю, мы его очень хорошо знаем. Это, конечно, догадки, - Соболев громко выдохнул, - но чем черт не шутит. Уж до деревни-то добраться поможете? - Мужчина, скопировав былой жест хозяина катакомб, поднял палец вверх. Господин Покрышкин покосился на Андрея. Определенно, этот человек должен стать руководителем проекта. «Рука руку моет. И тут уж дело хорошее - быть в его расположении, в то время, как он будет в моем распоряжении», - подумал Олег Константинович и вслух, просто, без всякого чувства превосходства добавил:
- Я окажу вам и эту услугу. А сейчас попрошу всех, кроме азиата пройти в мои покои, - он надавил на дверь у себя за спиной, и та легко поддалась. Друзья посмотрели на Джея. Азиат встал со скамьи, спокойным жестом показал, что все в полном порядке, и переживать за него не стоит. Господин Покрышкин перехватил этот жест и поспешил заверить всех, что волноваться действительно не о чем, при этом легонько подтолкнул в спину Белкина, находившегося к тому моменту в арьергарде шествия. - Через несколько минут вам будет подан ужин.
Когда за невольными путниками закрылась дверь, ни один из их органов чувств не опознал и признаков: сырости, запаха плесени, темноты (или даже намека на мрак), хоть какого-то сходства с подвалом. Вопреки всяким ожиданиям, они оказались в хорошо освещенном небольшом помещении, стены которого были обиты бежевым бархатом, под ногами был зеленый ковер с длинным, мягким ворсом. Мебель отсутствовала напрочь, однако в дальнем левом углу на полу лежало, занимая не меньше трети комнаты, что-то вроде овальной кровати без ножек, к которой полукругом примыкал низкий деревянный стол, напоминающий карликовую барную стойку. Из небольшого овального отверстия в потолке на окружность кровати, не занятую столом, постепенно расширяясь от верха до низа, спускался полупрозрачный сапфировый балдахин. Мягкие подушки фисташкового оттенка были разбросаны практически по всем горизонтальным площадям, но разбросаны не хаотично, со вкусом. Освещалась комната несколькими светильниками, врезанными в специальные бойницы на стенах. Свет их был теплым и имитировал естественное подрагивание пламени свечей. Недостающие в картине детали таинственности окончательно смывал легкий запах благовоний. Несмотря на очевидное присутствие в комнате расслабляющего духа Древнего Востока, сама она настораживала своей неестественностью. Осмотревшись, друзья сели на что-то вроде кровати, причем, Лена успела погладить стены, пощупать ковер и пропустить между большого и указательного пальцев правой руки воздушную ткань балдахина. При каждом таком действии она еле слышно шевелила губами: «Надо же!».
Ждать пришлось совсем недолго. Соболев и Белкин успели перекинуться парой догадок касательно личности седовласого человека, несколькими размышлениями по поводу дальнейших действий и согласиться друг с другом во мнении о дискомфорте ощущений. Лена продолжала осматривать помещение, особое внимание уделяя конструкции овального устья балдахина в потолке. Белкин уже в третий раз взглянул на дверь, отдавая мысленный приказ о том, что пора подавать, как та отворилась, и вместе с тремя опрятными мужчинами, держащими в руках широкие серебряные подносы, в комнату вторгся выделяющий слюну аромат еды. После нескольких посещений людей, которых вполне можно было принять за официантов, карликовая барная стойка у кровати ломилась от разного рода яств, чего нельзя сказать о напитках, - было только красное вино и только в прозрачных графинах. Помимо прочего, здесь были и крем-суп из сельдерея с сыром «Рокфор», и классический русский борщ с пампушами, и драники из цуккини, и вареники с вишней, и подкопченная буженина из свиной шейки на стожке ароматных трав, и утиная грудка, и котлетки из щуки, и закопченный на ольховых стружках осетр, и запеченная на углях форель, и даже разнообразные салаты из свежей зелени. Лена, у которой увиденное вызвало из глубин памяти образ графа Монте-Кристо, решила, что господин Покрышкин — человек крайне могущественный. У Белкина разбежались глаза, однако, оценив расположение блюд, площадь тарелок и (визуально) массы съестного на них, он констатировал, взяв в руку вилку:
- Разнообразно, но маловато!
- Прилично ли начинать без хозяина? - Спросил Соболев, поблагодарив официанта за поданные приборы и белую, как из рекламы, салфетку.
- Извините, господа, но я лишу вас такой возможности. - В дверном проеме, пропустив вперед Джея, стоял, широко улыбаясь, Олег Константинович. - Приятного аппетита. Все натуральное, ничего не отравлено, поверьте на слово. И в доказательство этого, позвольте разделить с вами трапезу. Поверьте, я меркантилен, я лишь хочу на несколько минут продлить беседу с вами.
- Откуда здесь все это? - Искренне спросила Лена, укладывая в рот сочный хрустящий ломтик кроличьего мяса.
- Известное дело, откуда. - Просто, будто доктор, ставящий привычный диагноз, сказал хозяин. - Рыба из моего пруда, я занимаюсь разведением вкусных пород. Мясо — из моих заповедников, я испытываю слабость к охоте.
- Никак не пойму, что вы, с такими богатствами, тут делаете? - Искренне, протерев жирные губы салфеткой, спросила девушка.
- Работаю, прекрасная Елена. - Потомок князей Покрышкиных налил красного вина Лене в стакан. - Попробуйте. Франция. Конец прошлого века. Однако аккуратнее, оно сильно бьет в голову. Вы можете и не заметить, как провалитесь в объятия Морфея.
Соболев внимательно посмотрел на лицо хозяина подземелий, выискивая хоть намек на двойное дно в кувшине, из которого льется такой сладкий поток слов. Однако, ни одной тени не пробежало по благородному выражению лица господина Покрышкина, который, в свою очередь, продолжал, обращаясь к девушке:
- Позвольте полюбопытствовать, вам не нравится место, где я работаю?
- Нет, почему же... - смутилась Лена, - очень...очень даже...
- Не продолжайте, я и так вижу, что вы недовольны. Но, спросите любого, нравится ли ему его работа? Кто доволен? Вот вы, прекрасная Елена, вы любите свою работу?
Девушку передернуло, она напряглась, как пружина амортизатора на русской дороге, перед глазами снова всплыла потрескавшаяся мужская пята.
- Нет, вы абсолютно правы, - скороговоркой произнесла она и исключила себя из беседы, обратившись к Белкину: - Алексей, не подадите мне запеченной рыбки? Вы так вкусно ее едите, аж слюнки текут.
Белкин, не прекращая есть, локтем подвинул блюдо ближе к Лене. У господина Покрышкина в глазах промелькнул хитрый огонек:
- Вы совершенно правы, обеденный стол — не место для разговоров о работе. Это вредит пищеварительным процессам, я лично слышал. - Он повернулся к Соболеву. - Андрей Сергеевич, позвольте добавить буквально еще одну фразу о трудовой деятельности. Я бы хотел вас поздравить! Ваш отчет, - Олег Константинович незаметно кивнул головой в сторону аккуратно жующего буженину Джея, - превзошел все мои ожидания. Браво!
Настала очередь Соболева поежиться. Единственным моральным прикрытием столь аморальной деятельности для него служило мнение, что конечный продукт — все же полноценный человек. Этим, как большим римским щитом, он защищал свою совесть от немногих фактов известных ему неудач. Назвав Джея «отчетом» и, тем самым, лишив его человеческих качеств, господин Покрышкин как бы, втершись в доверие, нежно отобрал у Соболева большой римский щит и очень больно стукнул в прямо солнечное сплетение. Олег Константинович наблюдал все эти размышления на лице мужчины, и втайне получал удовольствие. Он не был жесток по своей натуре, но ему льстил тот факт, что он может так хорошо читать людей: от проститутки до заметного ученого. Экстаз от обладания информацией, которую всячески пытаются скрыть, был для него сравним с экстазом от обладания ухоженной девушкой, если не сказать большего. К тому же, всегда за пряником должен следовать кнут. Или хотя бы небольшая плетка. Соболев сделал вид, что дожевывает, на самом деле, за это время он практически полностью пришел в себя:
- Олег Константинович, я польщен, однако, стоит заметить, что я занимаю не первое место в Институте, а потому не стоит отдавать все лавры мне.
- Да. Вы занимаете второе. - Двойное дно сосуда речей все еще не проглядывало за спокойными зелеными глазами. - И, как мне кажется, совершенно незаслуженно. Человек ваших моральных качеств, вашего ума, несомненно, должен встать во главе проекта и...
- Вы не держите слово. - Прервал поток речи господина Покрышкина Джей. - Вы обещали не говорить о работе за обеденным столом.
- Боже, похоже мое любопытство окончательно сводит меня с ума. - Олег Константинович театрально хлопнул себя по лбу ладонью. - Разумеется! Что ж, давайте поговорим о вас. Я уже слышал вашу биографию, но мне по прежнему не терпится узнать, что у вас в голове.
- И эту тему вы обещали не затрагивать. Разве не помните? - Ни капли яда не вытекло из уст азиата. Это понял бы даже самый проницательный человек на свете. Вопрос был простой, взгляд вопрошающего — голубым и чистым.
- А я говорил, господа, это вино кружит голову получше, чем карусель «Сюрприз». - Взгляд господина Покрышкина начал сканировать присутствующих, видимо, в поиске интересной лазейки, по которой могла бы продолжить свой путь занимательная для него беседа. Белкин, следуя позывам своей мечтательной натуры, почувствовал, как гравитация становится сильнее него и откинулся на шелковые простыни. Лена, дабы не испытывать судьбу и не ждать, пока взгляд снова остановится на ней, готова была залезть под карликовую барную стойку. Соболев спокойно промокнув уголки губ белоснежной салфеткой, обратился к хозяину подземелий:
- Олег Константинович, не подумайте, что я человек дурного воспитания, но вынужден спросить вас о вердикте. Вы поможете нам или нет?
- А вы нам, Андрей Сергеевич? Я точно могу на вас рассчитывать?
- Я повторюсь: даю вам слово, что свяжусь с вами в случае благополучного исхода всей этой истории. - Соболев поднял руку, как президент на присяге. Лицо его также сквозило честностью черт присягающего президента.
- Я не позволю вам суетиться о таких мелочах. Поверьте, я сам вас найду. - Хищный блеск зеленых глаз придал словам окончательный смысл. - Соответствующие распоряжения уже отданы. Большая удача, что мы как раз собирались посылать...за молоком в Вешние Воды. Сейчас раннее утро, самое время. Пробовали ли вы в жизни что-либо вкуснее парного молочка?
- Мне кажется, я даже на этом столе съел много чего гораздо вкуснее, - сказал, вставая, Белкин. Настроение его снова начало подниматься, только немного беспокоил переполненный желудок. Он допустил классическую ошибку русского туриста, впервые увидевшего за границей шведский стол, и теперь откровенно мучался одышкой.
- Вы не гурман, Алексей Семенович. Однако, я приму ваши слова за комплимент, коим, как я понимаю, они и являлись. Итак, до деревни вас доставят на рассвете, по дороге ни один патруль вас не остановит, и дальше вы будете предоставлены сами себе. Андрей Сергеевич, защищайте наш с вами капиталец. Быть может, вам нужно оружие?
- Нет, спасибо, мы не собираемся никого убивать. И тем более расстроимся, если это произойдет случайно, - ответил Соболев за всех.
- Как знаете. - Олег Константинович встал и указал галантною рукой на дверь. - Позвольте проводить вас.
Огромный черный кот, услышав звук открываемой двери и почувствовав освободившийся стол с достаточным по кошачьим меркам количеством объедков, чуть не сбил с ног выходящих из гостиной людей. В помещении диспетчерской их уже ждал, ковыряя ногой пол, Миша. Увидев господина Покрышкина, он вытянулся по стойке «смирно».
- Проводи людей в гараж, - бросил господин Покрышкин. Как достойный сын древнего княжеского рода, он не считал нужным обращаться к Михаилу по имени, но, надо отдать ему должное, говорил без подчеркнутой брезгливости. - Ну, господа и дама, не прощаемся! - Прозвучало, как угроза, уже в адрес товарищей по несчастью. - И... Умоляю вас оставить все тревоги, если они были, в стенах моего скромного кабинета. Я не намерен отдавать вас на растерзание толпе, родив таким образом очередную кучку мучеников. Тем более, что вы мне еще пригодитесь живыми и здоровыми. До свидания.
- До встречи! - Нехотя выдавил из себя Соболев. Ему был одновременно приятен и противен этот человек. Но одно Андрей мог сказать точно — хозяин подземелий был ему крайне интересен. Он хотел бы поддержать какие-либо деловые разговоры с ним настолько, насколько Геракл хотел бы поддержать небесный свод — по необходимости и против своей воли. Однако, Соболев трижды не отказался бы от простой человеческой беседы с господином Покрышкиным. За запотевшей рюмочкой коньячка.
После официальной процедуры сухих рукопожатий и изящных поцелуев девичьих пальчиков снова поплыли, сопровождаясь прохладным запахом влажной плесени, мрачные коридоры с ответвлениями. То они сужались, и идти приходилось цепочкой, обтирая грязные стены плечами; то расширялись, и тогда путники старались держаться как можно кучнее. То к ногам прилипал мокрый грунт, местами превращавшийся в неприкрытые налетом цивилизованности лужи; то пол становился сухим, но наполнялся ржавыми металлическими трубами неизвестного назначения, больно бившими по пальцам ног нерасторопного ходока. Телом все они шли, мыслями — бежали, бежали от реалий настоящего и вероятностей будущего. Лена, придерживая под руку Андрея, думала о гардинах, шторах и приятных на ощупь тканях, которые недурно было бы употребить в созидании домашнего уюта. Белкин — о том, что все не так уж плохо, вот только идти тяжеловато. Ему в настоящий момент представлялись только два вида тяжестей похода: тяжесть перемещения, вызванная долгим голоданием, и тяжесть, являющаяся продуктом злоупотребления вкусной пищей. Разумеется, в шатком мире крайностей первому недугу он предпочитал второй, а потому, томимый именно им, в принципе, был доволен. Соболев не без ограниченного восторга размышлял о новом знакомом.
Полумрак завершился скользкой деревянной дверью, открыв которую, Миша вяло показал подбородком на просторное подобие гаража, тускло освещенное бледным светом одной единственной лампы накаливания. Охрана на дверях хотела было показать свою важность в общем деле, но была успокоена одной единственной запиской, вероятно, подготовленной Олегом Константиновичем заранее.
- Ну, дальше шуруйте сами, - вздохнул Михаил. Белкин кивнул головой, Соболев дружески похлопал по плечу, Лена процедила сквозь зубы «спасибо», и только Джей не торопился выходить из коридора в гараж. Он остановился в проеме и в упор посмотрел на проводника. Тот мялся, как и куда мог, старался спрятать глаза.
- Я вижу, тебя терзают вопросы? Не переживай ни о чем, Михаил. Ты хороший человек, я это вижу. Тебе кажется, что там, после, ничего нет, но это ошибка. Нет ничего более нереального, чем этот мир глазами вашего бытия. Вы цепляетесь за него изо всех сил, раздираемые его придуманной красотой и своими инстинктами, поэтому я не потребую от тебя веры. Просто знай, что все будет хорошо, как это знаю я. - С доброй улыбкой сказал азиат и вышел в гараж и направился к стоящему посередине древнему молоковозу с облупившейся цилиндрической бочкой под давлением слов благодарности в спину.
У грузовика их встретил человек, с виду молодой, однако, красные выпученные глаза и бесформенный нос обличали в нем большой жизненный опыт:
- Ну, что, парни, ехать будем?
- Нам сюда? - Спросил Соболев, указывая на бледно-желтую бочку надписью «..о..ко».
- Нет, если господа хотят, могут поехать за рулем, конечно. - Мерзко рассмеялся водитель, пытаясь ущипнуть красивую попу Лены.
- Руки! - Не оставила простора для флирта девушка. - Я туда не полезу, и точка! Я останусь и подожду вас здесь.
Через несколько минут мужчинам все же удалось затолкать капризную Лену в бочку, после чего они сами стали запрыгивать туда по очереди. Последним оказался Белкин, который, держась за протянутую руку Соболева, уже начал восхождение, остановился и спросил у водителя:
- Вас тут всех без перегара на работу не пускают, что ли?
- Не выпускают! - Своя же шутка крайне развеселила мужчину, и он захрюкал.
Люк закрылся, щелкнул механический замок, и друзья очутились в кромешной темноте.
Снаружи глухо, как из ведра, прогремел голос одного из привратников гаражного КПП, обращенный, по всей вероятности, к водителю:
- Санек, на своей-то ездишь?
- Езжу. В основном по сервисам! - Предшествовал булькающему смеху голос водителя.
Затем хлопнула жестяная дверь кабины, и пространство вокруг них загромыхало, загудело. Вся дорога для друзей теперь измерялась не расстоянием, проделанным машиной, не видами, мелькающими за окном, а сухим временем, проведенным в трясущейся закрытой тьме. Соболев невольно вспомнил Диогена, жившего в бочке. Потом мысль его бросилась в сторону князя Гвидона, путешествовавшего в свое время с матерью-царицей при схожих обстоятельствах, но морским путем. Сравнение было льстящим, - либо мудрый философ, либо персона царских кровей, кстати, так же несправедливо изгнанная из отчего дома.
«Я потушил окурок. Пепельница была переполнена. Кто он? Кто создатель самого мощного в мире оружия? Я бы ни за что не поверил в то, что он мне рассказал, если бы в глубине души сам не придерживался подобного мнения. Одно ясно точно. Личность, которую мы «установили», - не человеческая. Такое впечатление, что оригинал в свое время попросту так же искусственно запрограммировали».
Из мемуаров И. Е. Гетта.
Я.
Уже глубокая ночь. Я должен, должен выяснить, что он знает. Откуда-то в его голове появились сведения, которых мы туда не «заливали», откуда-то выплыли дополнительные, непредвиденные качества личности. Ни один аналитик, работая с текстом, не прогнозировал такого. Глаза Джея, первого успешного эксперимента, в процессе адаптации поменяли цвет с карих на светло-голубые. Возможно ли это? Сама адаптация образца сопровождается внезапными, учащающимися вспышками мигрени.
Те из персонала, кто мог остаться на работе, определенно сидят в своих кабинетах. Наблюдение за стеклянной комнатой, в которой находится образец, происходит в автоматическом режиме. Я всегда имею туда доступ. Решено! Быстрыми шагами я вышел из офиса и проследовал белыми коридорами корпуса в закрытую лабораторию. Кодовый магнитный ключ на пальце разблокировал двухсотмиллиметровую бронированную дверь. Я вошел в лабораторию, почти бегом миновал несколько комнат с оборудованием и очутился у стеклянного фасада. Открыл второй замок, тихо проник внутрь и аккуратно закрыл за собой дверь. Комната была обставлена очень скромно. Собственно, там была кровать, письменный стол без письменных принадлежностей, санузел и душ. С обратной стороны к стеклянной стене был приклеен большой плоский телеэкран. Мы наблюдали реакцию успешной «болванки» на достижения науки, произведения искусства, кинематограф и военные хроники. Сейчас образец спал. Я легонько подергал его за плечо.
- Джей? – шепотом сказал я, - Джей, проснись, это я, твой друг.
Азиат повернул голову и открыл сонные глаза, щурясь от яркого света, льющегося из лаборатории.
- Это вы? – спросил он, садясь на кровати. – Чем я могу быть вам полезен посреди ночи?
- Можешь, Джей, можешь, - я натянул на лицо дружескую улыбку. – Ты что-то говорил моим коллегам про смысл жизни, это было в самом начале адаптации, информация была обрывочной, неполной. Никто не стал тебя слушать тогда, но я был заинтригован. Эти недели тянулись для меня дольше, чем все предыдущие годы эксперимента. Расскажи мне, расскажи все, что знаешь!
- Но я думаю, что вы не готовы к этому. – На сонном лице отразилось смятение. Джей не привык перечить. – Я думаю, вы никогда не будете к этому готовы.
- Перестань, мой мальчик. – Я по-отечески потрепал образец по черным, как смоль, волосам. – Я руководить этого проекта, я всегда готов ко всему.
- Я не хочу как-то вас обидеть, но вы бы не были к такому готовы, будь вы мудрейшим царем царей. Простите, но вы просто человек. – Азиат отвел взгляд в сторону.
- А кто ты такой!? – Я вышел из себя, не смог контролировать эмоции. Такое случалось в последние годы. Причина тому – идиоты, которые окружают меня в повседневной жизни. Они везде. За все это время мне удалось поговорить с двумя-тремя умными людьми. Остальные могли в чем-то разбираться, могли даже граничить с гениальностью в своей сфере, но на поверку оказывались совершенно не приспособленными к жизни. Лабораторные крысы. Заметьте, я привел пример лучших из тех, кого я считаю идиотами, про худших я и говорить не стану. – Кто ты такой, чтоб знать что-то, кроме того, что я вдолбил в твою голову!? – Мой указательный палец несколько раз ткнул образец в лоб. Джей еще ниже опустил голову:
- А вы не думали, что я могу знать гораздо больше? Вы примерно описывали мне то, как я появился на свет. Не приходило ли вам в голову, что в некоторых мемуарах, книгах может содержаться шифр, программа, открывающая в процессе адаптации новые грани воссозданного разума? – Я глубоко задумался, потер лоб. Отвернулся. Через несколько минут снова посмотрел на образец:
- Это допустимо. Если человек был действительно гениальным…буквально, не от мира сего... Если его разум опережал развитие человечества на тысячи лет вперед, такое допустимо. Он мог зашифровать дополнительную информацию о своей личности…вполне мог.
- Поверьте мне, так и было. Я знаю, это ведь я создал летопись, что заново создала меня. Я обещаю, что никогда никому об этом не расскажу. – Джей поднял голову и посмотрел мне в глаза. – Простите, если я вас обидел. Вы все еще хотите знать?
- Больше всего на свете, мой мальчик! – Во мне снова проснулась надежда. Я снова взял себя в руки, снова приветливо улыбнулся. Образец придвинулся ко мне и заговорил тихо, почти шепотом:
- Тогда я расскажу вам о Создателе. Хотя, некоторые ваши ученые выдвигали такие теории, углубляться в них никто не стал. Они были очень близки к единственной истине. Ваш Создатель, - элементарное с точки зрения человека, существо. Это вирус. Только представьте то количество вирусов, что обитает в глубинах океанов. Поддаются ли подсчету такие числа? Простите, я не могу не уточнить одну важную деталь — ни один вирус не может жить и размножаться вне живых клеток. Будь то клетки печени гигантского лиоплевродона, мягких тканей древних грибов или элементарных бактерий. Он там, где жизнь. Жизнь в жизни и одновременно смерть в жизни. Разве не было бы удобно создать себе не просто мобильную обитель, нет целый мегаполис, что со временем распространит сферу влияния вируса по всей планете, в каждый ее уголок. – Я удивился, не больше. Скорее всего, понимание услышанного мною было еще не до конца проанализировано:
- То есть, наш Бог, - вирус?
- Бог? – Образец, клянусь, образец улыбнулся так, будто это я был его подопытным. - Я не знаю, действительно ли Бог есть во всем сущем, но Вирус, определенно, есть. Ровно так, как его нет там, где нет жизни.
Действительно, этот, с виду простой, организм состоит из ДНК и РНК. Уникальный строитель живого организма. До этого я никогда не задумывался над тем, что геном человека более чем на 32% состоит из информации, кодируемой вирус-подобными элементами? Так называемые «мусорные гены». Если на секунду вообразить, что этот геном — и есть краеугольный камень, и есть начало нашего начала, выходит, что мы, люди, - обыкновенный мегаполис уникального коллективного сознания, чьих мыслей и мотивов нам никогда не познать. Я возразил:
- А как же наш иммунитет? Как же клетки, которые «кончают жизнь самоубийством» при попадании внутрь вируса? Как же остальные, столь отлаженные системы защиты?
- Так ли они идеальны, если вирус все еще живет в нас? - Джей продолжал смотреть на меня так, будто я забавный ребенок, спрашивающий, почему ветер прозрачный. - Если он не вымер, не канул в анналы доисторических времен. Позвольте напомнить, что он - Создатель, что клетки наши — плод его долгих стараний, и все защитные функции их рассчитаны так, чтобы их можно было обойти.
- Но к чему такие сложности?
- Это выше понимания такого уникального существа, такой великой ошибки, как человек. - Образец сделал паузу и внимательно посмотрел на меня, ожидая очередного всплеска злости. Он действительно имел место быть, но я сумел запереть его внутри себя. - Создатель не добр, в вашем высокоморальном, абсолютно относительном понимании добра. Его природа такова, что он несет смерть своей обители. Это не может быть приемлемым в рамках побуждений на вечное существование. Представьте, мой друг, что вы живете на первом этаже многоэтажного дома и каждый день бьете тяжелой кувалдой по несущим стенам, что вас окружают. Существовать так можно, но долго ли? Вы нарушаете законы гармонии столь нестабильного мира, пытаетесь замахнуться на законы Вселенной. Создатель же — и есть гармония, он и есть природа, он и есть — все живое, он принимает это, как данность, он не может идти в разрез себе. Он сам ограничил свою власть в вашем организме, сам устроил сложные системы защит, что вы называете иммунитетом, чтобы продолжать быть, чтобы быть Вечно. Людям не помешало бы прислушаться к его голосу. - Джей снова прервал повествование, чтобы дать мне время переварить услышанное, затем так же тихо продолжил. – Если вы немного покопаетесь в себе самом, если хотя бы просто оглядитесь вокруг, вы, мой друг, увидите существ, всеми повадками напоминающих вирус, существ, пожирающих жизнь, существ, которые, заняв определенное пространство, тут же начинают воспроизводить себе подобных, попутно истребляя все вокруг себя. В этом и есть ошибка настоящего Создателя, вышедшего из недр природы, а значит, примерно следующего ее законам. Построив вас, людей, он не учел того, что, не имея внешних, более сильных ограничителей, чем вы сами, и обладая его свойствами, вы заразите собой и истребите все живое вокруг...
Мой мозг пытался впитать услышанное, но в результате выдавал какую-то ненаучно-бытовую информацию. Мы упорно сетуем на ту маленькую жилплощадь на рынке вторичного жилья, что занимаем, ругаемся на обратнопропорциональные зависимости между толщиной стен и уровнем громкости поведения соседей. Поговаривают, что китайцы, эти дикари, так расплодились, что многие из них в прямом смысле живут в клетках. Мы видим все больше себе подобных, и это попросту своего рода неконтролируемая урбанизация для Создателя? Я перебил образец:
- Но человек необдуманно жесток не только к окружающей среде. В его жилах, в его крови, в его ДНК так же присутствует жестокость и к себе подобному.
- И тут вы схожи со своим Создателем. Мой друг ведь слышал о, как вы их называете, вирусах-саттелитах, поражающих своих собратьев? Чем это не похоже на междоусобицы мифических Богов? Разве не напоминает бытовые споры на почве зависти, в результате которых одни остались в белооблачном царстве любви и нежности, а другие прозябают в чертогах ядовитых подземелий, питая надежды на скорейшее отмщение? - Я никогда не представлял, что в образце может быть хоть капля цинизма, но сейчас она явно прослеживалась. - К тому же, ваш Создатель, как и все остальные, ранее описанные, ранее рожденные в умах других людей, таких, как вы, мой друг, с такими же потребностями, но, возможно, с меньшими возможностями или бОльшими желаниями, обладает всем необходимым, чтобы, зачав вас, вас же и уничтожить. Причем, в более короткие сроки, нежели это могли бы сделать вы сами или ваши Боги. Создатель не жесток. Он справедлив и гармоничен. Он — в течении жизни, он — необходимая смерть. В отличие от Богов, он не требует слепого поклонения, нет необходимости в доказательствах его фактического существования — они и так у вас на руках, ему безразлична наша ненависть, ему не нужна наша любовь. Вы просто должны быть. Вам предоставлена свобода выбирать, свобода творить и уничтожать, вам разрешено все, только при условии, что вы должны быть.
Снова пауза. Узкие голубые глаза наблюдали за мной, изучали меня, впитывали каждый мой жест, каждое непроизвольное движение. Я встал, прошел по комнате вперед-назад. Остановился, повернулся к образцу и кивнул: «продолжай».
- Вдумайтесь, кто может знать вас лучше вас самих, как не тот, кто вас «построил»? Ведь Создателю просто необходимо постоянно поддерживать себя в форме, постоянно быть в том объеме, в каком он должен быть. Он справедлив, как сама Природа, ему не нужно большего. Он поднимется по вашим венам, сухожилиям, клеткам вашего спинного мозга, он войдет в вашу голову, перепрограммирует клетки так, как надо ему. Он знает, как это делать. И вы будете чихать и кашлять в случае простуды, вы будете кусать все, что видите, и брызгать слюной в случае заражения бешенством, вы будете делать все, мой друг, чтоб помогать ему распространять себя. Разве не гениально то, что создатель играет на ваших инстинктах, рефлексах и даже пристрастиях. Вам необходимо размножаться, питаться и пить. Это основные нужды, они выжжены в ДНК, но, вместе с тем, это основные способы передачи Создателя от одного носителя к другому. Он был до вас, он будет после вас, если найдет способ существовать автономно, если вы, его детище, себя не оправдаете, если станете критически опасными для среды, в которой он существует, если станете угрозой для самих себя.
Он прав, мы пляшем под дудку вирусов (боже, как отвратительно смотрится слово «дудка» в данном контексте. Для такой тонкой, гениальной работы скорее подходит нечто более гармоничное, стройное, изящное. Быть может, это арфа) так, как им захочется и тогда, когда скажут они. Мое видение мира начинало рушиться. Заболела голова. На защиту разума, который переставал функционировать так, как должен был, встал цинизм:
- Так я должен гордиться, когда меня внезапно бросит в жар, когда почувствую, как горят глаза и отекает носоглотка, ибо это древний Создатель снизошёл и коснулся меня? Ибо жизнь, что была до начала времен, теперь есть и во мне?
- Если это вас как-то успокоит... - улыбнулся Джей.
- Это не дает ответа на главный вопрос. - Я приложил палец к виску. - Откуда в нашей голове взялось сознание и какова его природа?
- Все просто, мой друг. Это программа. Иначе, как бы вы смогли сделать то, что сделали со мной? Как смогли бы сейчас говорить со мной?
- Нет! «Залитая» программа формирует сознание, формирует личность!
- Не злитесь, вы еще не все знаете. - Спокойный тон, с которым образец говорил все это, раздражал больше всего. - Вы, наверное, еще не успели спросить себя, что движет Создателем. Я понимаю ответ на этот вопрос настолько, насколько его может понимать мой человеческий мозг.
- Что это значит? - я в упор посмотрел на образец.
- Создателем движет чистая Энергия, ее вы, наверное, и можете назвать Богом. Это она играет Вселенными, это она непрерывна и бесконечна. Вы никогда не сможете ее почувствовать или зафиксировать приборами. Нынешними или теми, что изобретете в будущем. Даже луч света, даже радиоволна имеет материальную основу. Создатель, имеющий элементарную структуру, подвластен этой Энергии, понимает ее побуждения и беспрекословно следует ее воле. Поэтому вирус — основная и фундаментальная форма жизни на этой планете. А теперь вспомните свою ДНК. Вспомните, какой процент ее вы называете «мусорными генами»? Это часть чистого Создателя в вас самих. Вы думаете, при вашем «проектировании» кто-то планировал сделать вас сознательными? Дать вам пространственное воображение? Это не так. Вы были нужны Создателю только как сверхживотное, способное постоянно адаптироваться и выживать в любых условиях. Для того, чтобы запрограммировать вас на такое, потребовался столь сложный процессор, как человеческий мозг. И случилось непредвиденное. По крайней мере, я считаю это непредвиденным. - Образец показал пальцем на ночные созвездия, скрытые от нас потолками этажей, - на самом деле...кто знает...
- Что было непредвиденным? - я стоял, как вкопанный.
- Как легкая стрелка компаса движется под действием мощного магнитного поля Земли, не приводя при этом в движение весь остальной компас, так и элементы идеальной программы, начали реагировать на Энергию независимо от процессов, заложенных в мозг. Вирусная составляющая вашего организма так же пыталась откликнуться на ее зов, как это делает любой отдельный вирус. Но целый человек — не автономный генетический элемент, как Создатель, он не может расшифровать то, что хочет от него Энергия. Поэтому ответом на внешние воздействие, которому все, что есть в вас от Создателя, подчиняется безоговорочно, была эволюция. Результатом ее стала внепрограммная составляющая в «процессоре» — сознание.
- Стоп, стоп! - Я прижал пальцы к вискам. - То есть, Создатель в чистом виде подчиняется пресловутой Энергии?
- Именно. - Образец кивнул и ждал следующего вопроса.
- Но мы не были запрограммированы на ее понимание? Поэтому основополагающая, словно кирпичи в доме, составляющая Создателя в нас стала бунтовать против этого непонимания, так как это против ее природы?
- Да.
- И «переделала» мозг?
- Нет, сам мозг был доработан минимально. Лишь только для создания материальной подоплеки, позволяющей существовать внепрограммным процессам, как попытке услышать внешние указания. Говоря проще — сознание это высший разум Энергии Вселенных, обработку которого выдает наш несовершенный, рассчитанный только на сложные программы, мозг.
- Как 6D-фильм, который нам показывает черно-белый телевизор, случайно поймавший сигнал? Как пытаться действовать согласно инструкции, услышанной на корейском? Тогда подсознание — это... - Я начинал понимать.
- Неосознанная, подпрограммная реакция, - подсознание, ведет себя согласно элементарной, первоначальной программе Создателя. Вируса. Оттуда и неограниченность всех ваших желаний, жестокость и стремление выжить, заняв как можно большие пространства. Как вы говорите, «по образу и подобию».
- Значит, после смерти... - меня начал сковывать страх, граничащий с отчаянием.
- Когда вы умираете, мозг разрушается, он перестает накапливать внешний сигнал и пытаться отреагировать на Энергию, управляющую Создателем. Неполноценное сознание перестает существовать в рамках физического тела и снова становится частью Вечного потока этой Энергии, разум, мотивы и побуждения которой мы никогда не в силах будем понять. Все вопросы, что нас мучили в течение жизни, становятся никчемными, так как они были всего лишь конвульсивной попыткой мозга, как органа отреагировать на нерасшифрованный сигнал извне, случайно сформировавший в нем то, что мы называем сознанием. Это не Рай, как вы его привыкли понимать, но вечная гармония.
- И бессмертной души действительно нет? - Я весь дрожал. Раньше об этом не было времени думать, мысли автоматически принимали любое другое направление. Теперь же я ясно представил себе конец всего, что есть я.
- Если ассоциировать, это и есть бессмертная душа. Это сама Вечность, извращенная вашим непрочным конечным телом и освобожденная от его пут после вашей смерти. Если вас, мой друг, интересует этот вопрос в классическом понимании, то, да, Иисус Христос существовал. И в каком-то смысле он действительно сын Бога, как и я, как и еще несколько людей. В свое время Создателю открылась истина — если предоставить вас самим себе, вы бесконтрольно уничтожите себя и все вокруг. Поэтому он «доделал» несколько образцов. - Какой ужас! Образец назвал меня образцом! - Немного улучшил их процессоры, и они вняли его воле настолько, насколько им было позволено. Не сознательно, разумеется. Так, Иисус стал проповедовать, а потом был распят, до конца не поняв, почему он прошел по этому пути и таким образом его завершил. Так, я написал то, что написал. Мысли сами возникали в головах. Разумеется, мы стали знать и чувствовать гораздо больше, но в голове было только одно - «надо сделать». Был, правда, и неудачный эксперимент — Понтий Пилат. В процессе «доделки», его мозг, из-за какого-то брака своей исходной структуры, не смог даже частично расшифровать внешний сигнал, в результате чего прокуратора мучали постоянные головные боли. Мы все были обыкновенными инструментами для создания самого мощного в вашем мире оружия, направленного на содержание вашей натуры в строго определенных рамках. Оно имеет то же назначение, что и иммунитет для Вируса. Иммунитет, защищающий вас от вас. Иначе Вечность, как Его, так и ваша, исключена.
Я жестом попросил образец подождать и вышел за дверь. Достал сигарету и подкурил ее. Подвинул к себе пепельницу, лежавшую на столе. Мысли взрывали голову! Он прав, этому Создателю не ставят памятников, не пишут икон, не сочиняют книг о его бытии или небытии всего, что не он. И это при том, что за историю человечества он умирал миллиарды раз. Умирал для того, чтобы жили мы. Однако, в условиях современного развития человеческой цивилизации, с развитием компьютеров и, как следствие, компьютерных сетей, чему-то духовно-божественному в запрограммированных новой эрой умах людей отводится все меньше и меньше места. За всем этим, в лавине третьесортной информации, мы умудрились просмотреть, а точнее, пропустить мимо, самый великий памятник, самый нерушимый храм, самую восхитительную икону, сознанную человеком во имя божества, по его образу и подобию. Это, разумеется, вирус. Компьютерный вирус, во всех своих появлениях. Очевидно, что Создатель отражается в нашем подсознании, в самых глубинных его уровнях, очевидно, что любое наше детище, любое наше действие носит в себе его характер, его черты. И, в данном случае, нет более очевидного доказательства. Этот памятник не восхищает объемом или габаритами, не поражает буйством красок, но как впечатляет его размер, его масштаб! Он так же незрим, как и сам Создатель, но мы не можем не ощущать его присутствия в нашей повседневности. Я поймал себя на мысли, что теперь даже в разговоре с собой я заменяю слово «вирус» на «Создатель». Неужели я всерьез поверил во все это? Стою и строю теории в подтверждение сказанного опытным образцом! Ищу параллели, вспоминаю, анализирую! Я потушил окурок. Пепельница была переполнена. Кто он? Кто создатель самого мощного в мире оружия? Я бы ни за что не поверил в то, что он мне рассказал, если бы в глубине души сам не придерживался подобного мнения. Одно ясно точно. Личность, которую мы «установили», - не человеческая. Такое впечатление, что оригинал в свое время попросту так же искусственно запрограммировали.
ОНИ.
У знаменитого английского писателя Яна Флеминга в не менее знаменитой серии книг о шпионе МИ-6 Джеймсе Бонде, есть коротенький рассказ, в котором вводится и поясняется такое понятие, как «квант стабильности». Говоря простыми русскими словами, «квант стабильности» - это черта, перейдя которую, отношения между мужчиной и женщиной начинают катиться вниз, исчезает всякое доверие. Для предельно точного описания переживаний людей, которых вполне можно назвать, если и не главными героями, то, как минимум, основными действующими лицами сего произведения, автору хотелось бы ввести похожее понятие. Назовем его «квант авантюризма», и пусть он будет чертой, отделяющей разумного человека от сулящего какие-нибудь выгоды безрассудного поступка. Люди, перешагнувшие этот последний «квант авантюризма», либо крайне богаты, либо окончательно мертвы. Они же являются завсегдатаями игорных заведений или заядлыми карточными игроками. Дело в том, что практически каждый может попасть в ситуацию «пан, пропал или живи, как жил до этого». В головах некоторых в данный момент что-то щелкает, в море мыслей падает последняя капля — тот самый «квант авантюризма», и они решают действовать, несмотря на возможные риски. Примеров работы «кванта авантюризма» очень много, их можно встретить в вечерних новостях, о них можно прочитать в прессе. Вот главный бухгалтер крупной корпорации уличен в финансовых махинациях со счетами фирмы, вот мужчина надевает на голову чулок, берет в руки обрез дедовского ружья и идет в отдел обслуживания физических лиц крупного банка, вот лысый человек несет в ломбард свадебное кольцо, потому что точно знает, Бурый Ветерок не подкачает в следующем забеге, вот водитель старого молоковоза везет в своей бочке груз ценностью в роскошную жизнь на далеком острове с белым, как русский снег, песком и прозрачным, как глаза заядлого алкоголика, океаном. Бродит ли тот самый «квант авантюризма» в голове молодого водителя? Затмил ли он всякий страх перед Старшим, приглушил ли инстинкт самосохранения? Ибо не стоит недооценивать силу «кванта авантюризма»: он рисует в головах людей волшебные картины полуобнаженных разносчиц спиртного, он раскрашивает будущее в уютные тона дорогих жилищ, он обещает, что все долги будут выплачены в срок. А что на противоположной чаше весов? Тюремное заключение, в худшем случае — смерть, которая сама собой ничего не обещает.
Вот какие мысли занимали окруженных ржавым металлическим пространством бочки людей. Вдруг грохот прекратился, и на некоторое время темнота стала еще больше обезличена тишиной.
- Документики? Куда едем? Что везем? - Будто через слой ваты в ушах прозвучало снаружи. Мужчины осознали, в какой страшной ловушке они оказались. Случись что, - выход только один, очень узкий и совпадает со входом для любого противника. Белкин до предела напряг зрение, будто хотел увидеть происходящее сквозь слой металла.
- Порожняк! За молочком парным едем. На Воды. - Был ответ. Секунды последовавшей тишины длились вечно. Видимо, проверялись документы.
- А если очередь по бочке дам, ничего не потечет?
- Хочешь, строчи, вот только потом ответишь. - Слова сквозь ржавый слой железа прозвучали с леденящим душу хладнокровием.
- Перед кем это? У меня — директива! Я действую в ее рамках.
Снова тягучая тишина.
- Так бы и сразу. - Очевидно, невидимый постовой был ознакомлен с какой-то бумагой, во всяком случае, голос его стал спокойнее и в какой-то степени наполнился нотками покорности судьбе. Колокольным звоном в ушах отдался стук по бочке. Стучали чем-то твердым, возможно, прикладом автомата. Белкин дернулся, движимый помыслом сбежать через люк, но Соболев успел схватить его за плечи и прижать к себе, как родного, с которым не виделся много лет.
- Говорю ж, пусто! - С задором сказал водитель.
- Свободен! Давай, не задерживай! И лыбу эту мерзкую с лица сотри!
- Уже, уже!
Жестяной хлопок, и темнота, наполнившись гулом мощного двигателя, снова задрожала.
Через пятнадцать минут послышался тревожный писк стертых до основания тормозных колодок. «Снова проверка!» - Мелькнуло в головах невольных узников овального карцера. Кроме головы азиата, в которой сила мысли пыталась систематизировать хаотичные картинки мимолетных воспоминаний, и хоть как-то соотнести их с существующей действительностью. Тишина. Непонятные, периодически повторяющиеся стуки снаружи, ни одного голоса не слышно. Скрип тугого механического замка на люке, и посреди круглого кусочка утреннего неба наверху появилась ухмыляющаяся голова водителя:
- Приехали!
- Спасибо большое! - Сказала Лена, когда все четверо, подобно экипажу танка, выбрались на улицу.
- А мне класть на ваше «спасибо»! - Грубо ответил несостоявшийся любовник девушки. - Мне сказали отвезти вас в Воды да держать рот на замке. Сказали, я сделал. Теперь валите, куда хотите. И без вас хреново.
Затем он прыгнул в кабину, грузовик завелся, развернулся и, вздымая клубы пыли, загремел прочь по проселочной дороге.
Друзья очутились одни посереди прохладного летнего утра. Звезды на небе стали совсем бледными и размытыми, все звуки затихли в предвкушении мощной вспышки на востоке, где над самым горизонтом уже виднелась восхитительной красоты алая полоса. В серой дымке можно было различить овраг, из которого вверх по холму, до самых домов, поднимался камыш. Другой своей стороной овраг разливался в ощетинившуюся вольными травами, источающими непередаваемый запах, степь. Извилистая дорога, на которой стояли товарищи, под конец выпрямлялась и стрелой пронзала деревушку, окаймленную черной бездной леса. Дальше, за оврагом человек с хорошим зрением мог бы разглядеть легкую рябь на поверхности пруда. Воздух был кристален и, после спертого душка подвальных помещений, придавал сил и бодрил надеждами.
- Я устала. - Лена опустила голову. - В смысле, вообще устала, понимаете? Не только тело.
- Леночка, - Соболев подошел ближе и нежно взял Лену за плечи. - Соберись. Мы уже почти у цели. Еще несколько часов, и все решится, мы сможем поехать по домам, правда?
- Конечно, - с достаточной долей цинизма сказала девушка, - мой дом разгромили. Не без вашей, кстати, помощи.
- Мы все отремонтируем. Мы виноваты, мы исправим, правда же? - Мужчина будто разговаривал с ребенком. - А сейчас нам надо обойти деревню стороной, отдохнуть некоторое время в лесу, разузнать у кого-нибудь, где этот проклятый бункер, и закончить начатое. Хорошо? Если что случится, мы всегда рядом, и ты можешь на нас положиться.
- Хорошо, - всхлипнула Лена. Она сжала в кулачке пальцы Соболева. - Пойдемте.
И они, опустив головы, спустились в овраг, затем поднялись на его окраину и, минуя заросли камыша, двинулись в сторону пруда. Спящий поселок оставался слева, волнистый степной ковыль — справа. Внезапно откуда-то раздался сильный баритон с легкой хрипотцой:
- А ну, стоять!
Белкин, услышав команду, рванул со всех ног в густую траву, демонстрируя несоответствующую грузной фигуре физическую подготовку. Остальные остановились. Лена спряталась за широкие плечи Андрея и аккуратно осмотрелась.
- Кто приказывает? - Крикнул Соболев в пустоту предрассветной деревни.
- У кого ружье, сынок, тот и приказывает. - Сказал спокойный голос. Затем камыши зашевелились, и из них появилось черное дуло двухствольного ружья, которое вытянуло за собой старика с густой седой бородой, плечистого и коренастого. В глазах его горел хитрый вопрос, прямой нос говорил о решительности характера, а высокий лоб просто кричал о незаурядных умственных способностях.
- Наша деревня носит инициалы такие, какие носит Император наш, а потому от воров, грабителей, вымогателей и прочих нечистивых, защищать ее буду яростно и гордо! Стоять сказал! Кто такие? - Старик принял позу «цельсь».
- Мы не причиним вам вреда, - отозвался Джей, - мы просто идем своей дорогой, нам нет дела до вашего имущества.
- Ясен хер, не причините! Ружье-то у меня! Нет, что за люди пошли? Я им - «кто такие?», а они мне рассказывают, что они идут. Али, узкоглазенький, ты будущее видишь? Бишь собирались вред причинить, да поймались, а потому уже не собираетесь? Так? - Старик подошел ближе. - Боже, да вы посмотрите на себя! Грязные, разношерстные все: китаец, бабенка да мальчонка.
- Мы ученые. - Успокаивающим тоном сказал Соболев. - Опустите ружье, и поговорим. В противном случае мы будем нервничать и путаться в показаниях.
- Тем более, я скорпион по гороскопу, - вставила бытовую деталь Лена.
- А мне что до этих возвышенностей? Как планета ни крутись, а родились мы все ж на земле, - старик топнул ногой по почве. - И кому какое дело, куда эта земля в тот момент повернулась? Вот от этого нам всем надо быть приземленее, землю любить, с землей работать, как и предки наши делали, а то, ишь ты, занимаются ерундой всякой и мнят себя важными шишками. Идете, говорю, куда?
- Где-то тут у вас бункер есть в лесу. - Приоткрыл карты Соболев, прочитавший в глазах старика острый ум в совокупности с любовью к жизни, и втайне надеявшийся на помощь с его стороны. - Нам бы туда попасть.
- И зачем вам туда? - Дед присмотрелся к незнакомцам. - Отпади моя борода! А не вас ли это по всей округе разыскивают? Сегодня солдатик по деревне бродил, листочком с фотографиями у всех перед мордами размахивал, да никто и смотреть не стал.
- Нас, - вздохнул Соболев.
- Я думал, вас перестреляли давно. - Простодушно молвил старик. - И чем же вы так власти нашей-то не угодили?
- Собственно, это мы и собирались узнать в бункере.
- Энгельмарович меня зовут. - Старик повесил ружье на плечо. - Ваше везение, что я нахожусь к власти в пассивной оппозиции. Значит так, до бункера вы не доберетесь. Во-первых, в лесу пруд-пруди солдатиков, во-вторых, заблудитесь наухнарь.
- Как вы поняли, выбор наш не велик. - Пожал плечами Соболев. Затем все представились, в том числе, представили отсутствовавшего Белкина.
А Леха ваш куда сбежал? Ищи теперь его! По мозговой деятельности его ученым не назовешь. Зовите, в общем, да пойдемте в гости ко мне, расскажете что у вас да как.
Стали достаточно громко, но с соблюдением всех предосторожностей, звать Белкина. Представьте себе кота, который украл кусок курятины с праздничного стола, получил тапком по голове и убежал в коридор. И вот вы понимаете, что милый пушистый зверек ни в чем особо-то и не виноват, а просто был движим инстинктом от того, что его забыли покормить. Вы от души раскаиваетесь, вы намерены загладить свою вину нежными поглаживаниями и дополнительной порцией съестного, и поэтому на всю комнату раздается громкое «кис-кис-кис-кис». Через какое-то время вы сможете заметить, как в нескольких сантиметрах от пола из дверного проема настороженно высовывается волосатое ухо, затем один глаз. Он молча, оценивая степень опасности, анализируя плюсы и минусы, смотрит на вас. Потом появляется голова и, спустя пару минут, в результате серии циклов «движение-замирание-напряжение-небольшой скачок назад-движение», к вам выходит любимый питомец. Теперь читатель может себе достаточно ясно представить картину явления Белкина из зарослей степных трав. Он аккуратно, постоянно останавливаясь, выполз на четвереньках, и после того, как не нашел странными выражения лиц и жестикуляцию друзей, встал в полный рост и отряхнул колени. Его одежда была плотно покрыта колючками репейника.
- Все хорошо? - Энгельмарович разыграл на лице заботу и треволнения.
- Да, спасибо. - Ответил, протягивая руку Белкин. - Алексей.
- А ну стоять, Алексей! Всем стоять! Это я пошутил про оппозицию! Все стройным рядом передо мной, чтоб я видел! - Энгельмарович снова поднял ружье.
- Но как же... - слетело с губ девушки.
- Шучу я про то, что пошутил. - оружие вернулось на свое место. - Хотел еще раз посмотреть, как Белкин ваш в кусты ныряет. Проверяю, из чего вы сделаны. Может, оно и не стоило, но надо было, надо...
Старик развернулся и молча направился вверх по оврагу, что означало: «Следуйте за мной!». Процессия хвостиком выстроилась за Энгельмаровичем, и каждому ее, пусть даже самому маленькому, звену хотелось сильно пнуть деда под зад. Шли недолго, буквально первая хата с краю принадлежала Энгельмаровичу. Просторный двор ее завершался, срываясь в овраг. Он был огорожен по периметру невысоким забором из сетки-рабицы, под которым теснились деревянные хозяйственные постройки явно кустарного производства. Из недр щелей между досками небольших сарайчиков проникал в нос аромат разношерстной скотины. Центральная часть двора была геометрически правильно разбита под огород (это подтверждалось неоднократными замечаниями Энгельмаровича в стиле «петрушку мне не потопчите!»), в нескольких местах тянулись вверх яблоневые деревья. Когда гигантский термоядерный реактор, именуемый Солнцем, показался из-за горизонта, на улице уже было пусто. Зашли в дом, дед повесил ружье на стену и потрепал по голове накрывающую на стол девчушку лет шестнадцати:
- Это Иришка моя. - Пояснил Энгельмарович, не уточняя кем, собственно, девочка ему приходится.
После официальной церемонии общего знакомства, Соболев осмотрелся. Единственная в доме комната была небольшой, посередине ее стоял деревянный стол и три табурета, напротив притаилась массивная скамья, целостность двух стен была нарушена аккуратными оконцами, прикрытыми белыми с бахромой шторками, на подоконниках помещались глиняные горшки с цветами. В темные времена суток помещение, казавшееся достаточно приветливым и уютным, освещалось керосиновой лампой, стоявшей в углу под несколькими иконами. Отдельного внимания требовал к себе дореволюционный, вскрытый лаком, дубовый комод вишневого цвета с резной лепниной по углам. Дополняла атмосферу комфорта стоявшая напротив стены с лампой печь. На полу у печи лежали нарубленные дрова, солома и кора с щепками для растопки. Белкина умиляло отсутствие ценников из “Ikea” на предметах интерьера в помещении. Деревенская эстетика, подперченная щепоткой аскетизма, не требовала никаких дизайнерских решений. Она, казалось, является творением самого укромного уголка многогранника русской души. Энгельмарович предложил всем садиться «у кого куда зад смотрит», поставил на стол тарелку с холодными блинчиками и картонную упаковку чаю.
- Энгельмарович, а что вы делали на рассвете в камышах с ружьем? - Спросил, усаживаясь на табурет, Соболев.
- Сынок, давай друг друга называть на «ты»? - Дед нажал на кнопку включения электрического чайника. - Уж коль я тут хозяин, прежде я хочу послушать вашу историю.
Лена поместилась на длинной скамье, Джей полулежа устроился на печи, и Андрей с Белкиным, то и дело перебивая друг друга из-за разности мировоззрений (причем, Алексей в своем повествовании все больше скатывался к радикальному крылу), начали долгий рассказ. Единственное, о чем они солидарно постарались не упоминать, - происхождение и личность Джея. Старик это заметил, но спрашивать ничего не стал. Лучше со временем самому узнать, чем сейчас участвовать в процессе поглощения лжесвидетельств. Когда друзья закончили историю, настала очередь Энгельмаровича сдержать свое слово и поведать, что он делал с ружьем в камышах. Учитывая вероятную занятость уважаемого читателя, автор не будет приводить здесь никому не интересные серые бытовые детали рассказа старика.
После накрыли на стол, разумеется, факт внезапности появления гостей отразился на обилии предложенных блюд. Затем друзья по очереди приняли душ, находившийся на заднем дворе и представляющий собой высокую деревянную кабину с большой черной бочкой на крыше. По трагическому стечению обстоятельств, вода в бочке закончилась в тот момент, когда Белкин обильно натерся мылом. Сначала Алексей ждал чуда и грозно смотрел на лейку душа. Потом пена начала стекать с головы, и один глаз больно защипал, пришлось его зажмурить. Не дожидаясь окончательной слепоты, Белкин сел на корточки, приоткрыл шаткую деревянную дверь и, высунувшись наполовину, стал кидать камушки из огорода в одно из окон дома. На зов вышел Энгельмарович, однако, помогать в беде особо не спешил. Несколько минут он сочувственно сетовал на судьбу, потом послал Иришку с пустым ведром к колодцу, посоветовав не торопиться на обратном пути, чтоб не пролить воду для мытья драгоценного гостя, долго искал приставную лестницу, причем делал это после того, как пришла девушка. Алексей сначала умолял поторопиться, потом ругался на чем свет стоит, далее ослеп на второй глаз, пена на его теле высохла и превратилась в белую корочку. Белкин уже безвольно сел в углу душа, как на него сверху хлынула ледяная вода.
Ближе к вечеру все снова собрались в комнате с целью обсудить дальнейшие действия. После былых приключений друзья выглядели крайне потрепанными. Очерченные темными кругами, глаза их впали; все, кто по прихоти природы оказался мужчинами, отрастили порядочную щетину на щеках.
- Вот ты говоришь, ученый ты? И что ты, говоришь, изобрел? Али панацею какую именем твоим звать будут? Али звезда-планета тобой изведана? - спросил дед, лукаво щурясь, - Баловство. Глупости все это. - Махнул он рукой. - Вот раньше были ученые! Раньше-то были имена!
- Может, ты, дед, и прав. - Андрей подумал, что вряд ли хотел бы, чтобы результат их работы, учитывая самую ее суть, назывался его, Андрея, фамилией. Особенно теперь, когда успех налицо, когда он сидит тут рядом и тихо жует вчерашний остывший блинчик, изредка макая его в сахар. - Но частично. Вот смотри, ведь меньше трех десятков лет назад крупно повезло одному ученому. Его фамилию носит бозон Хиггса. Причем, свершилось это еще при жизни физика. Во, как? Может, Хиггс и не Менделеев, но, как видите, след в истории оставил значительный.
- Сынок, - тихо сказал старик, - у нас тут глушь, народ простой, любят сесть, закрутить старенькую кассету, баян достать, бутылочку откупорить да завести человеческую, задушевную беседу. У нас тут за вазон Хиксу, или как его там, и по уху получить можно...
- Кстати, всегда хотела спросить, - вмешалась Лена, на которую успокаивающе действовал деревенский уют. - Почему Менделееву его таблица приснилась на английском? Он же, вроде, русским был, а там — ну ни буквы по-русски.
Дед, казалось, не слышал сказанного. Андрей открыл рот от удивления, в первые секунды он не мог понять, шутка это или нет. Когда увидел недвусмысленное выражение лица девушки, понял, что нет, и тут его охватило странное чувство, представляющее собой смесь восхищения гениальностью хода мысли с недоумением от недостатка элементарной эрудиции. Белкин так нетактично расхохотался, что опрокинул табурет, на котором сидел, и упал навзничь.
- Обсудим планы на вечер. Вы не поверите, сынки, но был я в свое время студентом. При коммунистах еще. И жили мы дружно, ребятней, в общежитии, которое торцом своим примыкало к военному комиссариату. Местные служивые и без того волком на нас смотрели, а тут еще и повод задать нам трепку обнаружился. - Дед окинул лукавым взглядом присутствующих. Словно понял, что единственная задорная, понимающая душа — душа Андрея, подвинулся к нему ближе и заговорчески толкнул локтем в бок. - Говорю, обнаружилось у них на территории, что аккурат под нашими окнами, мусору всякого гора. И не военный такой мусор, студенческий, вдоль да поперек студенческий — не перепутать. Вот они к нам с рейдом-то и нагрянули. И полетела б головушка с плеч, ежели б не два обстуятельства. Раз, - это жили мы на третьем этаже, а началась облава с первого. Два, - парни были ох-как смекалисты. Сейчас такого брата уж и не встретишь. Что не мозг, то кумпутер — ни дать, ни взять. А как подумать надо — стоит, смотрит на тебя, глаза круглые, ни бэ, ни мэ.
Энгельмарович замолчал, с задумчивым видом встал, налил себе кипяточка из электрического чайника, открыл картонную коробку и извлек оттуда одноразовый пакетик с чаем.
- Не к лицу вам из электрочайника пить, дед. - Пробурчал Белкин. - В эту хату самовар и только самовар ставить надо, иначе все стереотипы рушатся.
- А ты, сынок, старших-то не перебивай. - Ткнул в него пальцем Энгельмарович. Белкин нахмурился еще больше. Казалось, недовольству жизнью уже нет предела:
- Так вы ничего и не говорили.
- Может, и так, а, может, и не так. Словами-то не говорил, а кубышкой-то думал. - Дед легонько постучал Белкину кулаком по голове. Тот чуть не свернул себе шею в попытке увернуться от такого телесного упрека. Лена прикрыла лицо рукой и тихонько захихикала. - Что, по-твоему, легче прервать — словесный поток, громкий, непрерывный, как воды Москва-реки, али мысль — тонкую материю, тихую, как снегопад, робкую, словно душа человечья? Посему, лучше б ты меня перебил, когда я говорил, чем тогда, когда я молчал. Чего кривишься? Думаешь обо мне дурной ученый труд написать? Пиши, сынок, пиши. Только, чтоб я древнее казался, непременно, цитируя мои слова, указывай в конце твердый знак. Оно и в меру со смехом выйдет, и непомерно ядовито.
Андрей любил Белкина. Он сочувствовал старому товарищу, который, к тому же, не так давно вытащил их из серьезной передряги. Дед не мог знать об изнеженности Белкина, об его непригодности к полевым условиям существования. Откуда Энгельмарович, этот добродушный жизнерадостный старик, мог понимать глубинные причины капризности полного мужчины со смешным животиком? Не мог, а именно потому, судя просто поверхностно, поддевал его, как человек оптимистичный, с широкой душой, человека прагматичного, узкого и замкнутого. И все же, несмотря на не стираемую с лица улыбку, Андрей решил вмешаться и остановить вербальную резню:
- Дед, ну так а что с общежитием-то?
Энгельмарович будто и не отчитывал никого до этого. Тут же переменился в лице, напускную хмурость сменила хитрая ухмылка, глаза заблестели:
- Так вот, прознали мы про рейд-то, да за головы хвататься не стали. Сели и подумали. Бежать сначала хотели, мол нет нас в комнате, да решили, что расправа здесь али в другом месте рано или поздно все ж настигнет. И вот пришла мысль-то светлая. Когда к нам сержантик с двумя солдатиками в дверь вломился, посмотрели мы на него спокойно так, непонимающе. А сами уж знаем, что первые два этажа — с окнами в неправильную сторону, насильственно назначены на субботник в военкомат. Это в среду-то! - Придавая особое значение своим последним словам, Энгельмарович нахмурил брови и поднял кривой сухой палец вверх. - И говорит он нам приказным таким тоном:
- Вставайте, бойцы, убирать идем всё, что вы нам за хозпомещением нагадили! Да поживей! - А мы глазами блымаем:
- Упаси Бог, батюшка, - а сам-то, надо заметить, щенок, чуть ли не моложе нас, - упаси Бог, как нагадили?
- Через окно!
- Так вот же окно, товарищ военный, с зимы еще газетами заклеено! - Смотрит он то на нас, то на окно, а сказать ничего не может. Подумал с полминуты, махнул солдатикам рукой, мол «дальше!», остановился на пороге, круто повернулся на каблуках кирзовых сапог, посмотрел укоризненно так и (уж не такой человек сержант, любой сержант, чтоб поле боя оставить за врагом) сказал:
- Что за молодежь пошла, уж май на дворе, а они окна все ленятся пообдирать! Эх, вас бы к нам в часть на годик-другой!
- Обдерем, батюшка, сегодня же и обдерем! - Ободрительно, в унисон улыбнулись мы.
Так и вышло, что только я, да Колька Кулешок из всех, чьи комнаты смотрели окнами на восток, в субботнике-то и не участвовали.
- А в чем мораль? - Осмелился спросить Белкин.
- А мораль в том, сынок, что ежели очень хочется наебать человека служивого, ничего трудного в этом нет. Справились мы, студенты, справитесь и вы, ученые головы. А уж я вам посильно помогу. Дед мой партизаном в этих лесах служил, я тут каждый сук знаю, мда, сук... - Дед снова подмигнул Андрею. - Хотите на старый бункер? Будет вам старый бункер!
Андрей мельком взглянул на жалобное измученное лицо Белкина, который молча рассматривал скопившуюся под ногтями грязь. Затем перевел взгляд на мирно спящего азиата. По лицу его то и дело пробегала нервная тень. Вероятно, сон был тревожным. Уставшая Лена дремала на табурете в углу.
- Энгельмарович, я сам пойду. Ты, главное, выведи меня туда, откуда место видно, а дальше я сам. Пусть даже под конвоем, но доберусь до истины. Уж очень поговорить хочется.
Белкин попытался возразить из врожденного чувства солидарности, не лишенного оттенка пристыженности, но перехватил холодный, полный решимости взгляд Андрея. Он был понимающий и в то же время предостерегающий от глупых поступков.
- Экай удалец! Деда мне напомнил. Тот тоже лихой был, ух, лихой! - Энгельмарович взглядом опытного разведчика окинул спутников Андрея, что-то пробормотал, кивнул себе головой в ответ на свои же мысли, повернулся к девчушке и крикнул так, будто та была от рождения глухой — Ирка, а поди-ка сходи за Ванькой, а?
Белкин и Лена вздрогнули, сквозь дремоту услышав резкий звук, Джей попросту перевернулся на другой бок и почесал ногу. Андрей с интересом посмотрел на деда:
- Кто это — Иван? Зачем он нам?
- Как это? Их тут вон сколько по лесам бродит, а я-то один-одинешенька. У них свои патрули тут ошиваются, у нас свой парень на часах будет. Да не переживай ты так. Он в меру глуповат и не в меру хвастлив, от того верить ему можно. Сам подумай, из всего поселка на столь важное задание его единственного выбрали! Считай, в одиночку супротив роты элитных имперских войск послали. Это ж, вечером за сараем Саныча сколько приключений девкам-то поведать можно будет.
- Ну что ж, окажем милость малому, сделаем из него героя, - засмеялся Андрей. - Устал я жутко, дед. Налей-ка выпить чего-нибудь, путь предстоит еще долгий.
- Это с радостью. А то, выходит, не по-русски гостей я встретил. Ружьем да с солью. Не по-русски это, ребятки, плохо это. - Глаза деда загорелись, словно тлеющие под порывом ветра угли былого кострища. Он встал с табурета и пошаркал к комоду. Открыв деревянную дверцу с резной лепниной, Энгельмарович извлек из темных недр стеклянную бутылку с прозрачной жидкостью. Этикетки на бутылке не было, однако хоть какое-то доверие к жидкости вызывал тот факт, что третью часть ее уже выпили. Затем дед достал два граненных стакана, дунул во всю силу легких в каждый, поставил на стол и разлил по ним содержимое бутылки. Один только звук разливающегося по стаканам алкоголя вызвал у Белкина обильное выделение слюны. Он широко раскрыл глаза, наблюдая, как священная жидкость вытекает из горлышка бутылки и постепенно наполняет тару. В состоянии такой тяжелейшей моральной и физической усталости его более остальных занимало желание напиться до беспамятства. Взгляд Белкина судорожно метался между руками Энгельмаровича и столом, цепляясь на мгновение за каждый промежуточный объект, однако он никак не мог найти третьего стакана. Все еще не веря своим глазам, он жалобно взглянул на деда.
- Пардоньте, бокалов не имеем. А тебе нельзя, нестроевой! Аритмия подскочит, ты, вон, и так красный весь сидишь. - Бросил ему Энгельмарович. Казалось, Белкин сейчас заплачет. Его рука начала непроизвольно щупать стол в поисках какого-нибудь острого предмета.
- Так, хватит ссориться. Энгельмарович, ну чего ты его задираешь постоянно? Видишь, устал человек! Не каждый день столько на голову сваливается! А ты чего обижаешься? Как малые дети! - С этими словами Андрей схватил свой стакан, махом выпил половину содержимого и, сморщившись от огня в горле, предал тару Белкину. Тот благодарно кивнул, молча взял стакан пухлыми пальцами и, следуя примеру товарища, опрокинул его.
- Хороший тост! Ей-Богу! - прохрипел дед, осушив свой сосуд и с такой силой поставив его на стол, что последний чуть не треснул пополам (говоря так, мы признаем, что настоящий Советский двухсотграммовый граненый стакан из сервиза Энгельмаровича по умолчанию лопнуть не мог). Сути сказанного Андреем, он, казалось, не услышал, однако новых нападок на Белкина в обозримом будущем не последовало. В тот же момент послышался звук отворяемой двери, и на пороге появился мальчишка лет восемнадцати в поношенной зеленой майке, дырявых по моде девяностых годов прошлого века джинсовых шортах и шлепках. Руки и ноги его были через чур волосатыми для homo sapiens. Голова, словно океан во время шторма, была покрыта хаотичными светло-русыми кудрями. Маленькие карие глаза были слишком широко расставлены, а курносый коротенький нос покрывали густые веснушки. Подвижный рот с полными чувственными губами расплылся в широкой улыбке. Из-за спины мальчишки с интересом выглядывала Иринка:
- Вот, дед, привела я Ванька.
- Звали? - Звонким высоким голосом спросил юнец.
- Ирка, поди погуляй, да дверь за собой закрой. - Дед широким жестом указал мальчишке на лавочку под окном. - Заходи, Иван, садись, дело есть.
- Какие дела до вечера не потерпят, Энгельмарович? Жарко, это самое, как в аду, - сказал Иван, мешком падая на скамью.
- Важные дела не подождут, соплец. Ты сначала послушай, что тебе предлагают-то, а потом...потом только соглашайся. Добро? Вот и славно. Значит, это друзья мои. Вот Алексей. - Сухой палец чуть не проткнул Белкина насквозь. - Это Андрюшка, партизаном хочет стать, как дед мой. - Рука с пальцем описала полукруг, словно стрелка барабана из ретро-шоу «Поле Чудес», и остановилась на черноволосом мужчине. Иван кивнул в знак того, что понял, как кого зовут.
- А это, - кисть Энгельмаровича продолжила движение в сторону азиата и Лены. Но, когда дед увидел, что эти двое крепко спят, разжал остальные пальцы и махнул рукой, на ходу превратившейся из указательной стрелки в раскрытую ладонь. - А это не суть важно. Как, собственно, и Алексей.
- Я пойду подышать воздухом. - прилагая усилие, чтобы не обращать внимания на слова деда, сказал Белкин. К тому же, после боевых ста грамм чего-то, вроде водки (правда, гораздо крепче), ему стало заметно легче.
- Бог в помощь, сынок. - Энгельмарович проводил грузную фигуру взглядом, и, когда входная дверь захлопнулась, снова повернулся к мальчишке. - А ты, кстати, знаешь, кто такие партизаны?
- Это сыры такие! Я, это самое, помню, мы учили это в школе, - с ярко выраженным самодовольством произнес мальчуган.
- Ой-ёёё-й! - прохрипел дед. - Ты чего это? Совсем с дубу рухнул! Ты смотри, я Зинке-ключнице скажу, чтоб водку-то вам больше не продавала. Солдаты это такие, да только без мундиру. И отважнее в разы, чем те, что в форме.
- Аааа... Ну так бы и сразу, - солдаты. А то пармезаны да пармезаны! - почесал затылок Иван.
- Не суть дело. Ты ж слыхал, у нас весь лес патрулями военными усыпан? А, вот, уважаемому ученому, большому человеку, до старого бункера добраться надо. Да только так, чтоб незаметно. Сурприз у него приготовлен. Я его отведу, но мне кто-то нужен, кто на обратном пути тропинку-то посторожит, да скажет, кто куда и сколько раз прошел, да расскажет, нет ли позади опасности. Как думаешь, сможешь?
- Отчего ж не смогу? Смогу. И про военных слыхали мы. Они, это самое, вчера на опушке по гнездам стреляли, так, это самое, мы потом полведра гильз собрали с Антохой. - Иван поднял голову вверх и медленно оглядел комнату. - Говорите, большой ученый?
- Больше тебе вряд ли приходилось встречать. - Ободряюще сказал Андрей.
- Это хорошо. А, это самое, солдаты сильно опасные? - Поинтересовался мальчишка.
- Зеленые юнцы, тут сильно не переживай. По грибы ходить запрету не было, - попытался успокоить Ивана Энгельмарович.
- Это самое, кто ж летом, по такой жаре за грибами-то ходит?
- А им почем такие тонкости знать?
- И то верно... - Иван на секунду замялся. Видно было, он хочет что-то попросить. В итоге, он поборол смущение и спросил:
- Это самое, Энгельмарович, а можно будет вечером у сарая Саныча девкам рассказать, что в лесу не просто солдаты были, а элитные имперские военные?
Дед переглянулся с Андреем. Его взгляд был крайне красноречив. «Что я говорил?» - читалось в нем. Андрей старался думать про голод, москитов, чуму и другие напасти, чтобы не рассмеяться в голос. Энгельмарович кротко, как святой, посмотрел на Ивана.
- Ну конечно, мой дорогой, конечно, можно.
- И, это самое, сказать, что я был один, а их — рота... нет, полк! И что если б не я, у вас бы ничего не вышло? - В глазах мальчишки что-то сверкнуло. Как понял Андрей, это было предвкушение величия в глазах сверстников. Или величие предвкушения.
- Ну-ну. Это ты горячишься, Иван! - Дед строго погрозил мальчишке пальцем. - Какой полк? Рота, не больше. Но покуда не вернемся — никому не слова, иначе...
- Понял я, не дурак! - донеслось из щели закрываемой за убегающим парнишкой двери. В просвет успела заскочить Иринка.
Дед некоторое время о чем-то напряженно думал, повертел в руках папироску, измял ее до неузнаваемости, затем сунул между зубов, но прикуривать не стал.
- Бросаю я, сынок. - Усмехнулся он, хитро глядя на Андрея. - А этот ваш, юродивый, больной что ли?
Андрей открыл рот, чтобы ответить, но из-за его спины послышался голос азиата, который непонятно когда успел проснуться и сесть на край печи:
- Почему юродивый?
- А что, по-твоему ошибаюсь я? Не быть такому. Я, как автомат Калашникова, ошибок не допускаю ни в снегу, ни в песке, ни под водой, ни, тем более, дома. Странный ты — вот почему. Иные смотрят, а ты, заметно дело, видишь.
- Да, мне открыты многие истины, недоступные для вас. Поэтому во мне возникает внутренний вопрос — это я юродивый, или все остальные такие?
- А ты, позволь спросить, малый, - дед вытащил смятую папиросу из зубов — русский в каком колене? Под Богом все ходим, я, вот, потомственный православный. И предки мои православными были даже тогда, когда это было ох как не модно. У меня в кровь нюх на юродивых вкипел, так-то!
- Куда мы только не ходим, причем, кто под кем. - Улыбаясь вмешался Андрей, уже имевший до того опыт теологического общения с Джеем, а, следовательно, опасавшийся, что дед будет приведен азиатом в чувство крайнего негодования, а точнее, последствий этого чувства.
- Вы правы, но только судить вас будет некому. Судите вы себя сами. На протяжении всей жизни. - Спокойно сказал азиат.
- О, смелый какой! Ты глянь на него! Али в Бога не верим? Али смертушки не боимся? - Дед был явно взвинчен, в глазах появились отдаленные проблески грозы.
- Разве я такое говорил? - Джей на несколько секунд зажмурился и прижал к вискам пальцы. - Напротив, я утверждаю, что Бог есть. Просто судить он вас не станет. И вера моя диктована знанием, тогда, как вы, люди, зачастую верите просто из страха смерти. Что может быть ниже? Разве требуете вы, Энгельмарович, других доказательств Бога, кроме леденящего жилы ужаса перед Вечностью? Это чувство внутри вас, оно не пришло к вам извне, не имеет посторонних свидетелей.
Старик поежился, на секунду его глаза с пустым выражением забегали из стороны в сторону. Он знал, что его час не так далек, он очень любил жизнь и не торопился с ней расставаться, а этот мелкий китаец угодил своей короткой фразой по самому больному месту, казалось, не целясь. Рука Энгельмаровича машинально, но твердо потянулась к бутылке. Опрокинув целый стакан залпом, он угрюмо посмотрел на Джея, казалось, подыскивая, какую бы сказать колкость. Но одно дело, когда остроты — плод хорошего настроения, и совсем другое, когда ты их пытаешься из себя выжать, ведомый местью или иным ядовитым чувством. Джей смотрел все так же спокойно. В зеркале его души не отражалось ни гордости от молниеносно одержанной победы, ни важности от своего «я» в целом. Скорее, там проглядывалось сочувствие. Неизвестно, что последовало бы за этим молчанием, если бы в разговор возмутительным для старика образом не вмешалась Иринка:
- А вот я верю не только со страху! - прощебетала она. - Раз ночью, помню, открываю глаза, темно, как в чулане. Сон или нет, понять не могу, только слышу, стоят у кровати мамка и папка, да шепчутся, мол, Димочке плохо здесь, надо бы Димочку к себе забрать. Димочка, - это братик мой маленький. Мне страшно пошевелиться — жуть, как страшно. И шепот за спиной. А мамка с папкой уж год, как упокоились. Утром проснулась, сразу побежала к Димочкиной колыбельке, заглянула внутрь, взяла на руки — не дышит Димочка....
- Дух святой... молчи, дура! — пробормотал дед, запуская руку с седую засаленную бороду. - Андрей внимательно посмотрел на него. «Ведь и правда, - подумал он, - наши чаще всего произносят стандартное «О, Боже!» в то время, как католический Запад вторит: «Jesus Christ!». И это, если учесть, что они верят в единого Бога, а наш Бог триедин. То есть, такое редкое обращение к Всевышнему, как «Дух святой!», в России по актуальности можно приравнять к «О, Боже!» и «Иисус Христос!». Это очень интересно. Очень интересно.»
- Ну вас. - Продолжил Энгельмарович, вставая с хмурым лицом. Дьявольщину несете какую-то. Пойду животину покормлю. Бутылка на столе - можете пока отдохнуть, только сильно не усердствуйте. Божьей милостью, Андрюшеньке еще в партизанский поход собираться.
Когда дед вышел, Андрей в упор посмотрел на азиата.
- Послушай, не помню, просил я тебя или нет, не разговаривай ты с людьми, особенно со стариками, о Боге. Это... личное, понимаешь. Святое.
- Не понимаю. - Ответил Джей, - не понимаю людей, потому что это они — личное Бога, они, то есть, - вы его часть, а не он ваша. Почему вы так стеснены, когда с вами говорят скептики? Люди своим горделивым безапелляционным поведением создают впечатление, что это они придумали высшую силу, а не наоборот. Как все строго! Будто вы боитесь, чтоб в малейшем споре ваши доводы не были разрушены в пух и прах, что ваша выдумка несовершенна, и надо как можно строже оберегать ее от свободных мнений. Почему ваша вера — череда запретов, предписаний, догматов, в то время, как настоящий Создатель — это абсолютная свобода, свобода от всего, от любых стереотипов. Повторюсь, Андрей Сергеевич, я вас не понимаю, ибо тот, кто по-настоящему верит должен быть абсолютно открыт для мнений других и, в то же время, совершенно равнодушен к ним.
- Энгельмарович прав, Джей, ты юродивый, - сказал Андрей, укладываясь на скамью, чтобы немного вздремнуть и набраться сил для предстоящего марш-броска. - Я так говорю не для того, чтобы тебя обидеть. Тебе ведь совершенно не важно, о чем говорят другие. Это я просто... поддерживаю деда, нравится он мне.
Джей опешил. Отчасти ученый оказался прав, и азиат абсолютно не обиделся на слово «юродивый». Какое бы вербальное наименование он не получил — сути это никак не поменяет. Каким бы термином не прикрылся уступающий по развитию разум, - тоже не имеет значения. Все равно, что наглая собака, получив удар сапогом в бок, отлетает на определенное расстояние и уже оттуда, боясь подойти вновь, заливается яростным лаем. Но вторая часть предложения вдруг подняла из глубин мозга образца истинно человеческую составляющую. «Тебе совершенно не важно, о чем говорят другие» - крутилось у него в голове. А значит, другим совершенно не важно, вести ли вообще хоть какие-нибудь разговоры с образцом. Согласно знаниям — все не имеет значения, согласно бесконтрольному рою эмоций в голове, - нет ничего страшнее полного одиночества. Никто не боится старости, инвалидности или безумия, как такового. Страх есть перед тем, что ввиду твоей неполноценности, а значит, ненадобности, все от тебя отвернутся, а наедине с собой сознание не построит никакого Эдема. Это будет Ад. Это будет поиск былых ошибок, приведших к таким последствиям. Самокопание. Джей лег на печь и резко, словно в припадке, повернулся на другой бок. Ему до боли хотелось кого-нибудь обнять, кого-то родного, близкого, понимающего и поддерживающего. Страх сковал его. Азиат зажмурился.
- Какой жестокий эксперимент — прошептал он. Затем поднял глаза в небо, но взор встретил только побеленный потолок. - Какой жестокий эксперимент — человек.
Иришка, которая наблюдала вышеописанную сцену с открытым ртом, при этом мало, что поняв, проследила за взглядом Джея, наткнулась на обычный потолок, пожала плечами, и, видя, что все спят, побежала рассказать подругам об услышанном: что Всевышний свободен, тогда как люди пытаются посадить его под какие-то догматы.
Как и условились раньше, в десять вечера Иван уже стучал в дверь дома Энгельмаровича. Когда партизанский отряд из трех персон покидал уютное жилище, Соболев обернулся и в последний раз посмотрел на своих товарищей — вольных и невольных. Белкин и Лена забылись сном, крепким, но неспокойным, веки их то и дело подергивались, глаза под ними судорожно искали что-то, находящееся за гранью этого мира. Джей так и лежал на печи, однако его глаза были открыты и с глубокой отрешенностью, без всякого выражения, смотрели вслед уходящему Андрею. Соболев немного растерялся, но улыбнулся и подмигнул азиату. Никакой реакции на это уверение в счастливой развязке несчастной истории не последовало. Набрав полные легкие свежего вечернего воздуха, Андрей закрыл за собой дверь.
Все вокруг потеряло цвет. Небо уже догорело, стало иссиня-черным на востоке и бледно-серым на западе, тени потеряли очертания и равномерно расплылись на все окружающие объекты. Воздух наполнился вечерней свежестью. Легкий деревенский ветерок доносил в ноздри запахи свежескошенной травы и навоза. Последним штрихом в картине счастливой деревенской юности Андрей посчитал поющего сверчка. Безмятежность. Для Соболева это слово значило не далекие Мальдивы, не островной рай из рекламных этикеток, этим словом мужчина описывал себе первую одинокую звезду, мерцающую над темной русской деревушкой. Хотелось лечь на траву, раскинуть руки и дышать, дышать глубоко, стараясь впитать в себя не только запахи, но и звуки.
Шли молча по достаточно широкой грунтовой дороге, разрезающей деревню ровно пополам. Судить об этом было нетрудно, так как дома стояли одним рядом по обе стороны от проселки. За тем рядом, что справа, метрах в ста, был небольшой пруд, за левым рядом, на расстоянии пары сотен шагов, начинался редкий подлесок. Уличное освещение в поселке не предусматривалось, поэтому густеющую темноту на их пути местами разрывал только желтый уютный свет из кухонь деревенских домов.
Так как взору представлялось все меньше деталей, все больше простора предоставлялось воображению мужчины, питаемому звуками и запахами. Весь путь, с момента выхода из домика до момента, когда дорога резко поворачивала налево и вдребезги разбивалась в подлеске на несколько тропинок, Андрей для себя описал так: свежесть — сверчок, трава — сверчок, кислый пруд — сверчок, крольчатина — скворчащая сковорода — сверчок. И уже на окраине поселка: сладковатый запах навоза — жабы в пруду — сверчок, свежескошенная трава — сверчок.
Когда дошли до паутины тропинок, было уже совсем темно, что максимально точно фразой: «Хоть глаз выколи!» определил Иван. Энгельмарович крайне ловко забрался на ближайший холмик и замер. В таком состоянии он пробыл не меньше минуты.
- Кажись, тут все тихо, - прошептал он. И махнул рукой, давая знак следовать за ним, не отставая, что было совершенно излишне для мальчугана, хорошо знавшего эти места и в воображении своем идущего чуть ли не на штурм линии Маннергейма.
- Эх, хорошо тут сейчас — простодушно, но негромко сказал он Андрею. - Как весной трава вон какая вырастет — и мусора не видно становится, и пахнет лучше. - Короткое властное «Тс!» Энгельмаровича прервало монолог молодого человека. Андрей улыбнулся. Звуки ночного леса были для него крайне непривычны, и каждый из них казался подозрительнее другого. Где-то треснул сук, и тут же мерещилась засада, где-то крикнула в темноту неизвестная птица, и тут же разум рисовал солдат, поднятых на ноги условным знаком. Но куда страшнее казались секунды полной тишины, так как они эхом обличали каждый сделанный шаг — шелест травы и опавшей листвы под ногами. Тропинка поднималась вверх, местами настолько резко, что приходилось помогать себе подняться, хватаясь руками за поросшие мхом толстые стволы деревьев. Соболева терзала тишина. Сколько наблюдающих пар глаз она в себе таит? Сколько ушей напряженно прислушиваются к каждому их движению? Чтобы развеять одолевающие тревоги, хотелось громко расхохотаться. Но одно дело, когда человек в лесу боится угрозы более или менее мистической, например, хищного животного или ядовитой колючки, и совсем другое — когда угроза эта вполне реальна, ее можно потрогать, от нее можно получить пулю в лоб.
Через некоторое время тропинка растворилась в хвойном настиле, и идти стало труднее. Один раз Андрей непростительно громко упал, зацепившись ногой за старый корень. После двадцати минут похода, перед ними появилась небольшая полянка на вершине холма. Дальше путь шел вниз. Когда кроны деревьев над головой стали реже, а затем и совсем пропадали, разогнанные пространством опушки, стало значительно светлее, и перед взором открывался клочок усыпанного бриллиантами звезд неба. Казалось, тишина спускается в лес именно через это небольшое окно. Старик подал знак остановиться, сделал несколько шагов по направлению к поляне, плотно прижался к стволу одного из обрамляющих ее деревьев и стал всматриваться. Андрей ослушался команды Энгельмаровича и, пригнувшись, подошел к нему:
- Ну что?
- А хрен его знает. Ты видишь чего-нибудь на той стороне? - прохрипел старик.
- Нет.
- И я нет. Но что ж теперь — обратно идти? Тоже нет. Сейчас мы Ванюшку тут оставим, и вперед. Тут уж недалеко.
- Стоять! - Вмешался в диалог грозный голос извне. В подтверждение реальности этого голоса, между деревьев слева вспыхнул яркий луч фонаря.
Андрей на секунду оцепенел. Энгельмарович спохватился, заметив, что луч фонарика светит в сторону от них — прямо на Ивана, взял парализованного Андрея за шиворот и наклонил к земле. Сам старик присел рядом, прижал палец к губам, а затем указал этим самым пальцем на черный силуэт куста в шаге от них. Соболев лег на живот и, стараясь находиться ниже уровня земли, медленно пополз, боясь издать звук хотя бы на молекулярном уровне. Все произошедшее заняло у двух мужчин не больше пяти секунд времени. Иван за это время успел растеряться и снова прийти в себя. Он прикрыл глаза от слепящего луча рукой. Владелец фонарика аккуратно осмотрелся. Направив оружие на мальчугана и приказав ему не двигаться под страхом немедленного расстрела, он начал, как сочный бифштекс, кусок за куском, резать лучом фонаря тьму вокруг себя, особое внимание уделяя крупным объектам или впадинам, где может укрыться взрослый человек.
Пятно света медленно подползло к макушке Энгельмаровича и освободило от цепких объятий тьмы клок его седых волос. Ветви кустарника хотя и служили камуфляжем, но камуфляжем не абсолютным, настолько несовершенным, что Андрей напрягся, ожидая услышать автоматную очередь. Он уже трижды посчитал экспедицию проваленной, а себя — погребенным вместе с сухими останками бравого Энгельмаровича, как луч слез с макушки деда и медленно двинулся дальше, проскользнув в каких-нибудь паре сантиметров от неприкрытой кустом ноги мужчины.
Закончив осмотр периметра, солдат, коим оказался владелец фонарика, подошел ближе к Ивану, посветил ему прямо в лицо и, щурясь, рассматривал свою находку. Затем, отдавшись эхом по окрестностям, последовал выстрел. Кровь в жилах Соболева и Энгельмаровича застыла, и липкий страх начал концентрироваться где-то в груди, сползая с оцепеневших конечностей. Иван отнесся к выстрелу более философски, так как ему, в отличии от товарищей, было хорошо видно, что блестящее дуло оружия смотрит в небо.
- Кто такой и что тут делаешь? Отвечай. - Протокольно спросил солдат.
- Ванька я! Местный, это самое, деревенский! Ты чего распалился тут? Не видишь, гуляют люди! - Голос Ивана, не искаженный предсмертными муками или хоть каким-то оттенком страданий, успокоил мужчин.
- А нечего гулять, когда у нас особое положение действует! Пулю, дурак, получишь. Чего так далеко от деревни забрался? - Солдат, не увидев перед собой никого из тех лиц, что красовались в ориентировке (с которой он, как и все, ознакомился под роспись), немного успокоился. Иван, в свою очередь, окончательно овладел собой:
- Свидание у меня тут. Романтическое! На полянке, ясно?
- Не ясно. А чего это на полянке?
- Говорю ж, романтическое! - Иван позволил себе добавить в голос нотки злобы, якобы вызванной уязвленной гордостью. Андрей и Энгельмарович переглянулись недвусмысленно. «Парень не такой уж и дурак. Использует моральное преимущество мирного лишенца перед оккупантом» - говорил взгляд Андрея. «Хрен с ним, уж пусть рассказывает девкам вечером у сарая Саныча хоть про полк, хоть про армию» - соглашались глаза старика.
- И что это за девка, что не побоится сюда ночью добраться? - не унимался солдат.
- А ты про честь девкину слышал? - продолжал свою игру Иван. - Не знаешь ты ее, и будь здоров.
- А звать-то твою девку как? Давно это вы вот так по лесам ошиваетесь?
- Тьфу на тебя. Скажу как звать — отвяжешься?
- Отвяжусь. - Обрадовался боец. Солдат, он солдат не только на поле брани. Победа в споре так же приятна солдату, как и штык в глотке врага.
- Ирка ее звать. Это самое, любим мы друг друга. И не потерпим в нашу любовь вмешательств! Тем более, военных! - Иван так завелся, что чуть не перееиграл.
- Ладно. Иди своей дорогой. Хотя и не советовал бы я тебе ее здесь... любить. Уж больно публика большая тут. - Сказал солдат, вешая автомат на плечо.
- А если ниже за холм спуститься? - Спохватился Иван. - До шахты если дойти? Есть там кто? - При этом он подмигнул, как бы надеясь на понимание военного человека, знакомого с женским телом, но по долгу службы знающего о его труднодоступности. Возможность с высоты своего полета оказать такую услугу мальчишке сделала из солдата некое подобие Бога в своих же глазах:
- На склоне никого. А вот у самой штольни есть человек пять. Да у административного здания еще человек двадцать. Там шишка какая-то засела. Туда лучше не суйся!
- Вот спасибо-то! - Искренне обрадовался Иван, не менее солдата гордый тем, что так ловко добыл разведданные.
- Давай-давай. Дуй отсюда. Да Ирке своей привет передавай. Солдат развернулся и сделал несколько шагов в сторону от Ивана.
- И с кем это? С кем? - Иван вздрогнул, за его спиной раздался досадно знакомый голос. Солдат остановился, убедился, что на выстрел пришли товарищи, подошел к ним и, не испытывая интереса к Ивану, как человек, разобравшийся в ситуации без посторонней помощи, попросил закурить. Голос продолжал: - С Иринкой? Эта которая Энгельмаровича Иринка, что ли?
Мальчишка обернулся. За его спиной стоял односельчанин Чёсов, человек пятидесяти пяти лет от роду, с седыми волосами, сформированными в стрижку под «бокс», большим носом, украшенным сетью фиолетовых капилляров, близко посаженными зелеными глазами и расплющенными губами, занимавшими всю нижнюю половину головы. Этот мужчина в поселке ничем особо не занимался, но трудно было даже в минуты полнейшего бездействия не услышать какой-нибудь его совет, трудно было представить, чтоб хоть какое-нибудь событие в поселке проходило мимо его ушей либо без его участия. Отелилась, например, корова Маритка, Чёсов уже знает, что роды принимались не так, и только благодаря вмешательству Всевышнего, теленок жив-здоров. Сломайся что, - Чёсов прежде и лучше всех знает, как это чинить, однако, знает дистанционно, без непосредственного участия в ремонтных работах. За спиной односельчанина, в свою очередь, стояло еще четверо солдат.
- А ежели и с ней, то что? - Недовольно спросил Иван. Он, как и все в поселке, недолюбливал Чёсова и тайно мечтал, чтоб с ним приключилось какое-нибудь несчастье, но приключилось само собой, не от рук Ивана. Андрей тоже в данный момент недолюбливал Чёсова, так как тот своим неизвестно где испачканным до неузнаваемости сапогом чуть не наступил ему на голову.
- А ничего. Вот Энгельмаровичу завтра расскажу, что ты его малолетнюю внучку таскаешь по шахтам ночью, посмотрим, как ты потом будешь старшим дерзить. Уж он с тебя три шкуры сдерет. - Злорадно, пропитым голосом сказал сосед Ивана.
- А сами-то вы тут что делаете? - Разыгрывая глухую обиду спросил юноша. Ему было страшно играть свою роль слишком плохо: не поверят — не миновать беды. С другой стороны, в его душе таилась опаска слишком хорошей игры: еще не хватало, чтоб про Ирку поверил Энгельмарович.
- А сам я вольно-добровольческий волонтер. Ясно? Места эти знаю, как свои все пальцы, ясно? Вот, людей сопровождаю. - Чёсов широким жестом указал на солдат. - Али найдем кого. Как тебя, например. Ладно, с тобой дело порешенное. Если товарищ капрал не возражает, можешь бежать по своим делам. - Обладание такой информацией крайне восхищало Чёсова. Молодежи в поселке — по пальцам перечесть можно, как кто кого в щечку чмокнет — вся округа знает, все село осуждает вольность нравов и крайнюю степень развращения подрастающего поколения. А тут такое! Ночью! В лесу!
Товарищ капрал, которому уже было доложено об установлении личности юноши, отпустил последнего жестом императора, не меньше, и продолжил беседу с товарищами. Иван, в свою очередь, не стал просить себя дважды и рванул со всех ног в сторону от патруля. Пробежал добрую сотню метров, чуть не упав плашмя, прислонился к толстому стволу дуба и стал ждать, когда военные продолжат свой путь.
Прежде чем повести патруль на дальнейшие поиски, Чёсов распахнул свои широкие серые штаны, подтянутые алюминиевой проволокой, и мощная желтая струя ударила по кустам, в которых нашли свое убежище Соболев и Энгельмарович. До уринотерапии оставалось не более полуметра, но, слава Богу, все обошлось.
ОНИ.
Антон Сибирский медленно открыл глаза. Мысли в больной голове стали томно концентрироваться и постепенно обретать форму, а с ними в мозг вернулось сознание. Заново пробудив способность понимать увиденное, офицер осмотрелся. Он лежал на стальной кровати, вместо матраса под его спиной скрипели металлические пружины. Прямо над Антоном толстая бездонная трещина делила ровно пополам беленый потолок, не отличавшийся особой гладкостью поверхностей – архитектурный эксклюзив, доступный не каждому обеспеченному человеку. Плиты потолка опирались на четыре стены, украшенные бежевыми обоями, вытертыми до бетона в местах частого контакта с хозяином жилища. Прямо у кровати довольно просторное окно излучало яркий летний свет, придающий резкие очертания скудным предметам меблировки: длинному узкому шкафу, разбивающему жилплощадь на две импровизированные комнаты, небольшому коврику на выцветшем обработанном когда-то вишневой краской полу, и унитазу, помещавшемуся напротив кровати между простой деревянной входной дверью и обветшалой раковиной. Причем, сидя на унитазе, можно было без усилий открыть дверь или помыть руки. Еще один архитектурный изыск.
Антон пошевелился, попробовал глубоко вдохнуть и, почувствовав в легких спертый душный воздух Старого города, понял, что какая-никакая, жизнь его продолжается. Он сел на край кровати и положил руки на колени. Пружины под ним в унисон издали жалобный писк, услышав который, из-за шкафа, прихрамывая, вышел хозяин жилища. Он был худым человеком с осунувшимся лицом, в одной его руке был зажат мокрый алюминиевый таз, в другой – половина луковицы.
- Как вы? – Голосовые связки незнакомца, вероятно, били все существующие рекорды по пропускной способности алкоголя, однако, во всем, вплоть до позы говорящего, чувствовалось искреннее участие. Сибирский не привык общаться с такими людьми на равных, тем более, он не привык получать помощь от кого бы то ни было.
- Как я тут оказался? Как долго я здесь? – Спросил офицер.
- Вечером, когда стало не так жарко, я вышел из подвала и пошел домой. Глядь – вы лежите прямо под мусорным баком. Ни денег, ни документов….
- Ччччерт! – Сибирский вмиг ощупал карманы и проверил за пазухой. Ни деньгами, ни оружием он больше не обладал. Вдруг капитан перестал производить механические движения по обыску своего тела, раз за разом убеждающие его в том, что он действительно ограблен, и остановился, как человек, который что-то вспомнил. Антон быстро расшнуровал свой кед, снял его, запустил два пальца в носок и, что-то нащупав, облегченно вздохнул. GPS-датчик был на месте. Увидев, что гость готов слушать дальше, незнакомец продолжил:
- Вы лежали на улице. У мусорки. А я как раз сегодня увидел настоящее чудо. Мне помогли, и я решил помочь. Просто так. Тем более, видно, что вы человек приезжий, новый. - Рыхлый голос сочился уважением к неизвестному мужчине.
- И как долго я спал? - Сибирский был не из вспыльчивых людей, а потому успел полностью прийти в себя после обнаружения пропажи большей части имущества.
- День, может, чутка больше. - Местный наклонился, положил тазик на пол, затем, хромая, дошел до кровати и сел рядом с капитаном. Антону был неприятен аромат, вызывающий недоверие к искренности слов спасителя. Куда более неприятной была мысль, что целые сутки оперативной работы канули коту под хвост.
- И ты сам меня к себе притащил? Без чьей-либо помощи? С больной ногой?
- Хромаю я еще после аварии. Сколько себя помню. Уж и привык-то, чего тут скажешь. - Пары алкоголя сопроводили скромную улыбку. Хозяин протянул запачканную руку. - Миша я.
- Антон. Прав ты, Миша, не местный я. Друзей тут искал, да получил по голове, как следует. Теперь неизвестно, где они, что с ними, сами-то тоже не отсюда. - Сибирского зацепило слово «чудо» в коротком описании собственного спасения, и он решил углубиться в подоплеки современной магии.
- Как они выглядели, друзья? - В глазах Миши загорелась живая искорка, как у любовника, чью тайну случайно узнал лучший друг, и теперь он может произносить многочасовые монологи о женских красотах не в пустоту пространств, а в конкретные уши.
- Да как, как. - Сибирский деловито почесал сломанную переносицу. - Один мужчина высокий, крепкий, черноволосый, второй — полный, лысый... третий, - азиат с голубыми глазами. И девушка с ними была. Симпатичная такая.
- Как же! Знаю я их! Не говорите — крепкий. Здоровый бычара этот ваш мужик. И толстого видел, и девку красивую. А китаец этот... Не люблю я их, понятное дело, кто ж их теперь любит-то. Но этот, слыш-те, этот — не такой, как все. Очень он странный. Жутко странный.
На этот раз у Сибирского в глазах мелькнул огонек, но огонек не любовника, а мужа, внимающего слухам про собственную супругу:
- Чем он тебе странным показался?
- А то вы не знаете. Ваш друг, уж вам ли не знать?
- И не говори, Миша. - Капитан понял, что допустил ошибку, алчно бросая вопросы в лоб. - Сам-то я могу, как старый друг, назвать его странным, но ты, который знаешь его... сколько? Час? Два? Вот я и удивился, когда это ты успел в нем так разобраться.
- Уж минуты, знаете, хватило. - Миша мечтательно посмотрел на трещину в потолке. - Но рассказывать не стану. Сами спросите, когда увидитесь, если так сильно хочется знать.
- Боже, да где ж я теперь увижусь с ними? - Не привыкший к эмоциям Сибирский вполне успешно изобразил отчаянье и даже всплеснул руками, чуть не зацепив хозяина по носу.
- А вы точно друг их? - Миша прищурился. Чувство доверия, вызванное мыслью, что жертва не может быть неискренней со своим спасителем, немного отступило.
- А как иначе? Спроси, что хочешь, все расскажу хоть про Лешку, хоть про Андрюшку, хоть про кого! - Простодушно, копируя культуру речи и стиль разговора под слушателя, сказал капитан. Он серьезно рисковал, учитывая скудность имевшихся у него сведений о подозреваемых и неизвестные объемы таких знаний в голове самого Миши, имевшего с ними прямой контакт в течение какого-то времени.
- А чего я спрошу, я и сам ничего не знаю. Во! Куда они шли-то?
Сибирский этого не знал, но решил прибегнуть к элементарной логике, поставив себя в положение преследуемых:
- За город. - Коротко сказал он, якобы оскорбленный недоверием хозяина жилища.
- И то правда. А куда?
Антон, в сопровождении оркестра пружин, вскочил на ноги и нервно пошел в сторону унитаза, затем вернулся и выпрямился во весь рост перед сидящим Мишей, демонстрируя крепкую мускулатуру и идеальную осанку. Полицейский вспомнил инструктаж, проведенный ему Седовласым. И если он, который их найдет, должен бежать докладывать Старшему, то любой на месте беглецов должен этого Старшего обходить за километр:
- Достал ты своими вопросами! Мы договорились встретиться в «Чебуреке» и обсудить дальнейшие действия. Лишь бы не к Старшему.
- Что??? - Лицо хозяина ясно указывало на ошибку Сибирского. Он, в долю секунды перебрав все свои последние ходы, поспешил исправиться:
- Говорю, лишь бы мне к Старшему. Уши ты, что ли, пропил?
- А. Ну так бы сразу. А то мямлите... «Не», «мне», «говне»... - Миша осекся, взглянув на стоящего перед ним Аполлона с могучей силою в глазах. - В общем, мужики в гараже сказали, что им водила говорил, мол, в Вешние Воды едет. Тут рядом, ага.
- А потом? Они сами тебе что-нибудь говорили? - Если ученых еще не поймали, Сибирский имел в руке даже не нить — настоящий канат, ведущий его из Старого города, а значит, возможность снова натянуть любимую форму с эполетами и официально использовать все полномочия.
- Они сами ничего мне не говорили. Они говорили со Старшим, а я-то кто такой.
- И последний вопрос. Мы сейчас где?
- Почти там, где вы и лежали... Три дома в сторону центра пройти надо, и все. - Миша растерялся, натолкнувшись на столь уверенный напор со стороны неблагодарной жертвы. Сибирский не считал, что нуждался в спасении, к тому же, чувство долга в его отважной голове всегда преобладало над любыми другими. Он, наспех поблагодарив хозяина, зажав в кулаке GPS-маячок, выскочил из комнаты и миновал душный неубранный подъезд. Встретив яркий свет нового жаркого дня, капитан осмотрелся, сориентировался в пространстве и ринулся на пустырь у границы Старого города. «Сейчас главное выйти на горячий след. Вешние воды, - очень маленькая деревенька. Если там ученые испаряются, всегда будет время вернуться сюда со штурмовой группой и поговорить с этим Старшим, узнать, что ему говорили беглецы о своих намерениях, спросить про Седовласого», - думал Антон, оставляя за своей спиной изнасилованные временем, забытые Богом кварталы. Оказавшись на знакомом читателю пустыре, он несколько раз нажал на единственную кнопку маячка, сел на сухую землю с редкой хаотично раскиданной растительностью и стал ждать. Через два часа до ушей капитана донесся характерный звук лопастей, и вскоре на горизонте появилась постоянно растущая синяя точка полицейского вертолета. Сибирский поднялся с земли и стал напряженно размахивать руками.
В позе Константина Борисовича Пурия читался неподдельный интерес к вошедшему Сибирскому:
- Хорошо ты в роль вошел, капитан. Кхе-кхе. На человека не похож. Присаживайся.
Антон молча сел. Начальник продолжал:
- Ну, докладывай? А то и спросить-то не с кого. Кхе. От пятерых ничего вообще, еще двое ребят вернулись с пищевым отравлением. Говорят, кхе-кхе, пива выпили. Ну разве не идиоты?
Сибирский отвел глаза, не столько скрывая градус правды о деталях слежки, сколько радость от известия о том, что преследование не завершено, и он единственный, кто обладает ценными сведениями.
- У меня есть результат.
- Эх, молодчик. Всегда, кхе-кхе, верил в тебя. Докладывай-докладывай. - оживился Пурий.
- Опущу детали...
- Это правильно, времени-то нет.
- В общем, ученых в Старом городе уже нет. Они убыли оттуда по направлению к поселку Вешние Воды. В связи с этим, разрешите предложить развернуть полномасштабное открытое преследование.
- Ага. - Константин Борисович погладил подбородок. - Кстати, когда вы уже уехали в Старый город, пришел строгий приказ седого какого-то не трогать. - Он протянул Антону фотографию знакомого лица. - Как всегда своевременно. Трогал его, признавайся?
- Не трогал я его, не трогал! - Сказал Сибирский и тут же поправился. - Никак нет.
- Но вижу, познакомиться успел? - Пурий усмехнулся.
- Я...
- Мне на него плевать, понятия не имею, кто это. Не трогал, и хорошо.
- Как с Водами? Разрешите приступить?
- Разрешаю. Кхе-кхе. Тебе, кстати, ничего не нужно? Паршиво выглядишь.
- Если можно, я бы надел форму.
- Капитанскую-то? - Снова уголки обвисших щек слегка приподнялись. - Пожалуйста-пожалуйста.
Сибирский молча встал и вышел. Наспех принял душ, переоделся, заполнил несколько бумажек, получил новое табельное оружие, связался с силовиками, взял две патрульные машины и отправился на охоту. Ночью полицейские въехали прямо на центральную и единственную улицу спящего поселка. Сибирский вышел из машины, посмотрел по сторонам — два ряда домов — один слева, другой — справа от дороги. Капитан жестом указал силовикам из второй машины прочесать дом за домом по дальней стороне улицы, коллегам из своего автомобиля он приказал следовать за ним. На улице было слишком тихо, только иногда кричал какой-нибудь сверчок. Воняло навозом, запревшей водой и сеном. Не успела команда Сибирского сделать несколько шагов по направлению к крайнему справа дому, как оттуда навстречу им выбежал пожилой мужчина, имеющий вид коренного сельского жителя. Широкие штаны его были подвязаны алюминиевой проволокой.
- Копы! - Простодушно закричал старик. - Слава небесам! Я нашел, нашел ваших беглецов! Они вот, вот здесь, в этой хате! Это я, Чёсов, я, слышите, нашел, слышите!
Капитан Сибирский преобразился, губы его сжались, в глазах появился страшный холод. Он не без презрения толкнул Чёсова так сильно, что тот упал на ягодицы и принялся шептать молитву, выхватил из кобуры пистолет и уверенными широкими шагами направился к одноэтажному дому, из приоткрытой двери которого лился уютный свет керосиновой лампы.
ОНИ.
- Кажись, ушли. - Энгельмарович напряженно принюхивался к свежему мраку лесной чащи. В этот момент к ним на четвереньках подполз Иван. Лицо его выражало готовность к принятию всякого рода комплиментов касательно собственной ловкости ума и смекалки:
- Ну что?
- Что-что? Коллаборационист хренов!
- Я!? - Глаза Ивана сделались невероятно круглыми. Неискушенному собеседнику могло показаться, что это вызвано несправедливостью обвинений, принятых на свой счет, на деле же это значило то, что парень в жизни не слышал такого трудного слова и предполагал, что похвала будет более русифицирована и проста.
- Я, я! Белорусские коллаборационисты так же говорили:
«- Рюрт ойщь!
- Герр генер'ал'оберст! Вир ха'льтен ди шт'еллюнг!
- Ди н'уммэ дэс р'эгимэнтс? Во ист д'айнэ в'аффэ!?»1
Затем, не обращая внимания на ничего не понимающего Ваньку, все же принявшего сказанное на красивом и сильном иностранном языке за комплимент, повернулся к Андрею:
- Нет, ты слышал этого Бандеровца? Расскажет он мне про мою Ирку! Экий полицай! Я ему сам завтра такое расскажу, такое...
- Энгельмарович, не переживай ты так. Сам же знаешь, в селе не без урода. Это, наоборот, хорошо, что мы его тут встретили. Пока у тебя дома гости, лучше, чтоб в районе твоего двора он не ошивался, так? - Рассудил Андрей.
- И то правда. Да и хрен ему в стык! А ты, Ванька, молодец! Проявил себя настоящим мужчиной. Разведкой с тобой мы проверили, что в разведку с тобой ходить-то можно!
- Спасибо! - Иван побагровел от двойной, по его мнению, похвалы, и не нашелся, что еще сказать.
- Не будем тратить время. Ведите дальше. - Решительно сказал Соболев.
- Нет, постой. - Энгельмарович снова повернулся к парнишке и сказал тоном опытного ментора - Ваня, останься тут, и, как можешь, следи за поляной. Если вдруг снова на тебя наткнутся эти...чёсовцы...скажи им, что Ирка уже ушла. Нечего нам порочить честное имя девки продолжительным половым контактом ветреного характера. Добро?
- Добро. - Иван, хотя и в жизни не трогал внучку Энгельмаровича даже характерным взглядом, все же слегка обиделся на то, что дед абсолютно исключил всякую возможность чего-то между ними серьезного.
Решили, что условным знаком будет крик совы. Откликом на него — звук, издаваемый кукушкой.
Очень скоро Иван черным пятном слился с окружающим его лесом и пропал. Видимая одному лишь Энгельмаровичу тропка нырнула вниз, и идти стало гораздо легче. После пережитой встречи с патрулем, Андрей изо всех сил пытался быть еще аккуратнее, не отставая при этом от нового знакомого. Но стремления Соболева никак не учитывались многочисленными пнями, кореньями и скользким хвойным настилом. Случилось даже так, что, споткнувшись, он, сохраняя равновесие, сделал несколько огромных прыжков вперед по склону. За что получил молчаливый упрек Энгельмаровича в виде подзатыльника. Через десять минут после разлуки с мальчуганом, Андрей услышал шепот старика:
- Ступаем по периметру военного сооружения!
- А вход в бункер где? Солдат тут обещал множество часовых. Хоть убейте, ни одного не вижу. - В треть голоса сказал Соболев.
- А вот мы сейчас и проверим.
К моменту их беседы частокол деревьев стал значительно реже, а потом и вовсе исчез. Спуск тоже прекратился. Перед глазами, под ледяным светом звезд возникла новая поляна, гораздо больше прежней. В центре ее виднелась возвышенность, края которой плавно спускались вниз и сливались с землей. Энгельмарович был прав насчет военного сооружения. Первая опушка представлялась Андрею чисто декоративной. Такие, должно быть, воображают себе дети, когда родители читают им сказки про обедающих лесных жителей. Вторая плешь на теле леса, даже если не учитывать прогнившее ограждение из колючей проволоки, на останках которого в данный момент стоял Соболев, прямо отдавала запахом стали и бетона. Не было в ней того гармоничного естества, которое есть во всем, что создает природа. Особый шарм придавали картине оттенки. Холодные отблески звезд — на пустынном пространстве в середине, темно-серые с переходом в густую черноту — по краям, где поляна обрамлялась деревьями. Дисгармония возникала, если мужчина закрывал глаза. Пропадала искусственность увиденного, похожая не на пейзаж, а на дешевую декорацию, и появлялись звуки, просыпались легкие запахи, вступал в силу ночной ветерок, - одним словом, возвращалась атмосфера первозданного природного явления, - леса.
- Сиди тут, пока не махну рукой, затем обходи поляну до той высокой сосны, вон той, сааамой огроменной, по... по...
- По горизонту событий? - пошутил Соболев.
- Какой горизонт? Сейчас тебе целое поле событий наделаю, а не только горизонт. Ну, понял? - Довольно громко сказал Энгельмарович. Затем, убедившись, что Андрей понял, выпрямился во весь рост, гордо задрал подбородок и пошел твердым шагом, как декабрист в ссылку, прямо к середине поляны. Вопреки ожиданиям Андрея, не послышались повсеместные крики часовых, не прогремели очереди предупредительных выстрелов, не прервал гармонии ночного леса топот солдатских сапог. Не произошло вообще ничего.
Энгельмарович геометрически точно определил середину поляны и остановился на ней. Соболев напряженно всматривался в движение его конечностей, чтобы не пропустить условного знака. Старик некоторое время стоял, спокойно оглядываясь по сторонам, затем громко кашлянул. Казалось, даже эхо поленилось ему ответить. У Андрея от напряжения уже вспотели ладони, как рука Энгельмаровича очертила небольшой полукруг за спиной. Был ли это условный знак, или старик просто отряхивал пятую точку, Соболев так и не понял, но решил не медлить. Полусогнутый, небольшими шажками он засеменил вдоль кромки леса по направлению к большой сосне. Местами из-за густого кустарника бежать было почти невозможно, иногда больно били по лицу встречные ветви деревьев. Практически добежав до места назначения, Соболев остановился, чтобы перевести дух, а так же, чтобы посмотреть на Энгельмаровича, ожидая от него ободряющего знака, мол: «все правильно делаешь! Чего встал!?». Но старика на середине поляны уже не было. Его не было нигде в обозримом пространстве. «Что за черт!» - пробормотал под нос Андрей, но решил закончить путь. «Поди разбери, что у него за план в голове. Свою часть этого плана надо выполнить безукоризненно.» - Подумал он, в очередной раз больно получив по носу веткой. Прищуриваясь, чтобы спасти глаза от пагубного действия растительности, Соболев понял, что только что наступил на что-то неестественно мягкое. Он остановился, медленно повернулся, и открыл рот от неожиданности, а точнее от неподготовленности к данным ожиданиям. Андрей наступил на спящего часового, от чего последний, разумеется, проснулся и некоторое время непонимающе смотрел на причину своего пробуждения. В голове мужчины за секунду промелькнул миллион мыслей. «Поднять руки вверх», «бежать обратно вдоль поляны», «бежать в лес», «бежать на поляну» и многие другие. Причем, практически каждая из них начиналась со слова «бежать». И Соболев побежал. Побежал стремглав поперек поляны. Почему именно в эту сторону, когда в лесу гораздо больше шансов укрыться? Он и сам бы затруднился в тот момент разумно ответить на такой вопрос. Может быть потому, что там он ожидал увидеть Энгельмаровича, - этому старику он доверял свою жизнь в последние несколько часов, он практически полюбил этого старика и в глубине души свято верил, что такой предприимчивый человек найдет выход из любой ситуации. Сзади послышалось громкое «Стояяять!», а через пару секунд загремели выстрелы. Земля в некоторых местах под ногами Соболева прыснула фонтанчиками. Он поднял глаза и увидел на противоположной стороне поляны Энгельмаровича. Старик усердно размахивал руками. Приближалась середина холма. Андрей уже перешел на галоп, как почувствовал, что земля проваливается под его ногами, и мрачная бездна неизбежно поглощает его. Двигаясь по инерции, он больно стукнулся обо что-то грудной клеткой, затем осознал, что падает вертикально вниз. Соболев нервно всплеснул руками, прутья прогнившей металлической решетки до слез в глазах оцарапали щеку. Где-то сверху громыхнула еще одна очередь, и непроглядная тьма сменила манящий силуэт Энгельмаровича.
Я.
Теперь мне открылась страшная истина, теперь все стало на свои места. История сотрет нас, а затем сотрет ту историю, что нас стерла. Мы все это помним. Те, кого называют сумасшедшими, порой просто люди, которые помнят это гораздо лучше среднеконвеерного, штампованного, стандартного члена нашего процветающего общества. Думаешь ты об этом или нет, ясно ты себе представляешь, как это, когда тебя нет, или все это для тебя так далеко и туманно — не важно. Важно одно — тебе страшно. Ведь в жизни у тебя были увлекательные путешествия в страны, где живут люди с другим цветом кожи, разговаривают на другом, более смешном, нежели твой, языке, верят в отличного от твоего Бога. У тебя был секс втроем, вчетвером, впятером, а про ту пенную вечеринку, как и про первую любовь к старшекласснице, ты вообще, кажется, никогда не сможешь забыть. Ведь после того, как в твоем организме остановятся процессы, снабжающие твой мозг кислородом, он будет отключен, затем начнется некроз тканей, структура жесткого диска в твоей голове будет разрушена, память стерта. Правда, неприятные воспоминания ждет та же участь, так что можно вздохнуть с облегчением от мысли, что после смерти совесть тебя мучать уж точно больше не станет. Так будет, если ты атеист. Если же ты приверженец любой религии, она гарантирует тебе защиту после, конечно, при условии, что ты вел себя очень-очень хорошо. Это как пенсия после пенсии — всю жизнь сплошные отчисления, зато потом платят тебе. Просто так. Но только если с тебя был стабильный процент. И в случае, если до этой самой пенсии дожил. С религией все проще — до смерти мы все доживем. Из всего этого можно вынести для себя только одно. Из раздумий о роли Создателя в нашей судьбе никогда не выйдет религии. Нет основного рычага — для него твоя личная гибель не значит ничего. Он не обещает никакого спасения после того, как ты перестанешь быть, не избавит тебя от первородного, вшитого страха. Ты нужен ему только до тех пор, пока можешь функционировать, как живой организм.
И ничего после. Большая часть жизни уже прожита, и ничего нельзя сделать. Мое сознание, моя личность будет стерта вместе с моим телом. Неужели нет выхода? Я окинул взглядом лабораторию, в которой стоял. Подождите! Так вот же он — выход! Он окружает меня. Он прямо тут. Моя личность может быть вечной! Очень удачно, что я вел дневник, где описывал все происходящее с момента зарождения теории об эксперименте! Моя Вечность заперта в ящике моего стола! Страх отступил перед зародышем нового плана. Ну, конечно! Я просто «перепишу» себя в более молодой организм. То, что Министерство не позволило мне начать эксперимент со своей «болванкой» — сущая ерунда. Деньги не выделили только потому, что последний образец оказался успешным, и исследования по нему идут полным ходом. Если этот... Джей окажется...бракованным, уничтоженным, мы все вынуждены будем начать с начала. И уж тогда, как руководитель проекта, я использую все свои связи, свои полномочия, чтобы иметь возможность посмотреть на себя со стороны!
Избавиться от этого образца...будет несложно. Я организую Джею побег. И помогут мне в этом старые друзья, - Андрей Соболев и Алексей Белкин. Ничего не объясняя, я расскажу им, что успешная «болванка» представляет опасность для нашей репутации и даже жизней, что ее необходимо похитить. Успокою, что, как человек, который за все тут отвечает, не позволю подняться шумихе. С ними я знаком всю жизнь, мне они поверят. Предупрежу, что объясню все позже, в тихом месте. Дам необходимые пропуски, копии магнитных ключей от главной лаборатории и квартиры, которую я неофициально снимаю на улице Ясной, недалеко от Старого города. Пусть подождут меня там. Дальше, через Железного, с которым мы в последнее время сошлись очень близко, я выйду непосредственно на Императора. Расскажу ему о похищении, организованном двумя сумасшедшими учеными, которым я крайне доверял (для доказательства безумия Соболева, я предоставлю Его Величеству копию старого письма, написанного Андреем в «Коньячной бочке», которую я забавы ради тогда сохранил. Даже беглая экспертиза установит, что почерк его. О дате свежей копии никто и спрашивать не будет). Расскажу об опасности образца. Упомяну, что, если то, что он несознательно говорит, выйдет в массы вместе с тайной его появления на свет, могут быть подорваны основы нашей государственности. Император — наместник Бога на Русской земле. Нет Бога — нет подоплеки под Императорским троном. Государственных изменников, как правило, расстреливают на месте без суда и следствия. Останется только указать адрес их явочной квартиры и работать дальше. Но уже над собой.
Меня окончательно успокоил этот план, я глубоко вздохнул, подошел к стене, нажал на один из ее сегментов. Тот тихонько зашипел и отворился. За сегментом был вмонтирован в бетон сейф. Его тяжелая дверца поддалась под действием сложного импульсного ключа. Внутри находились жесткие диски с информацией в электронном виде и кипа документов высотой в полметра. Приложив солидное усилие, я достал ее и с грохотом уронил на стол. Сверху стопки лежал лист с гербом Российской Империи и всего одной буквой, - наименованием проекта, - «J». Отложив большую часть бумаг, различных анализов, распечаток программ, биологических наблюдений за зародышем клона, я провел пальцами по гладкой отпечатке сканированного исходного текста. На черном листе было написано: «Новый завет».
ОНИ.
Игорь Евгеньевич Гетт, седой человек со стальным холодом в глазах стоял у стены просторного бетонного помещения с высоким потолком. Поперек центральной части комнаты, в былые времена служившей командному составу и расквартированной здесь части ракетных войск спортивным залом, горизонтально, друг за другом, располагались шесть больших экранов. Перед экранами стоял простой деревянный стол с зеленой лампой. Позади экранов расходящимися лучами тянулись к стенам силовые кабели и провода связи. Гетт как раз заканчивал последние приготовления технического характера: проверил наличие необходимых коммутаций, уровень сигнала и свой внешний вид. Затем он сделал несколько кругов по просторному залу, пока не увидел, что все светодиоды на информационной панели под мониторами замерцали разрешающим зеленым цветом. Тогда Игорь Евгеньевич в три шага добежал до стола и, прежде, чем сесть за него, еще раз поправил полы серого пиджака, одернул белую водолазку и отряхнул штаны. Не спеша сел на стул и принял официальную позу ведущего теленовостей. «Ну, поехали!» - Сказал Гетт сам себе и нажал пальцем на большую кнопку неизвестного цвета, расположенную под столом. Мониторы тут же бросили на противоположную стену ярко-голубой отблеск, после чего начали отображать информацию следующего характера: на одном и том же фоне (кремовая стена с прибитым к ней гербом Российской Империи) сидели шесть разных, но очень похожих друг на друга людей. Портрет каждого из них вмещался в отдельный экран. Лоб каждого из них украшали глубокие горизонтальные морщины, обличавшие в лицах неустанные думы о судьбах народов. Это был министр обороны и его заместитель, это был министр финансов и его помощник; так же на конференции присутствовали важные шишки, которых на бюрократическом языке можно было бы назвать правой и левой руками самого Императора.
- Добрый день, Игорь Евгеньевич. - Сухо сказал министр обороны. - Ну что, начнем официальный доклад.
- Разумеется. - Гетт по старой привычке изобразил в голосе подобие глубокого почтения к величине персон, сидящих перед ним, но без раболепия, показывая тем самым, что и он занимает на последнее место в этой Вселенной. - Итак, с чего начнем? Вас интересуют научные достижения за последний квартал или как продвигаются поисковые работы?
- Игорь Евгеньевич, облава, - министр особо подчеркнул данное слово, - сугубо ваша инициатива, и мы с вами знаем, что не будь у вас определенных друзей в высших кругах, поисковые работы, - последние слова так же были подчеркнуты специальным тоном, - не пошли бы дальше канцелярии Его Величества. Поэтому оставьте отчет о них для себя. Нам же попрошу доложить о ходе....
В нарушение этикета, слова высокопоставленной персоны были прерваны страшным грохотом. Что-то громоздкое вырвало металлическую вентиляционную решетку на потолке зала, и та, брызгая во все стороны бетонной пылью, обрушилась прямо на голову сидящего Гетта. Тяжелый объект, пробивший потолок, упал следом за ней. Когда пыль немного рассеялась, участники конференции увидели, как из-за стола медленно встает человек в запачканной одежде. Лицо его было в крови.
Для Андрея все это стряслось в одно мгновенье. Вот размахивает руками Энгельмарович, потом мрачный тоннель, острая боль в левой ноге и яркий голубоватый свет экранов, молчаливо уставившихся на него. Он рассеяно оглянулся, аккуратным движением опробовал функциональность рук и ног, посмотрел вниз. В шаге от него был опрокинут стул, а рядом, под слоем серой пыли лежала металлическая решетка, покрывавшая чье-то тело. Человек не двигался и так же был покрыт бетоном. Соболев наклонился и всмотрелся в его лицо. «Вот так-тааааак!» - Воскликнул он. - «Да это же наш Игорёк!». Андрей приложил пальцы к сонной артерии бездыханного тела. Пульса не было. «Значит, все правда. Все, как я и думал....что ж... трудно было бы воздвигнуть тебе надгробную плиту достойнее», - подумал мужчина, легонько пнув тяжелую решетку здоровой ногой.
- Кто вы и как тут оказались? - с угрозой спросила правая рука Императора, смотрящая на Соболева с одного из ярких мониторов, - Гетт в порядке?
- Гетт мертв. Я — Андрей Сергеевич Соболев. - Отчеканил мужчина, узнав на экранах властные лица. Он опустил голову. Разговор со старым товарищем явно не состоится, и надеяться уже не на что. Мышеловка захлопнулась, да как эпично, с каким грохотом. И вот — страшные люди, так ловко поймавшие его, сейчас устроят свой суд прямо на месте, и приговор не заставит себя ждать. Мужчина поднял глаза и посмотрел на треснувший высокий потолок. «Устроитель судеб очевидно сделал нас по своему образу и подобию, раз у него такое чувство юмора», - размышлял он, - «и пусть. Насколько мне известно, Карл I Стюарт перед казнью говорил с толпой спокойным голосом, излучая могущество чести, как во времена своего правления. Говорят, Зоя Космодемьянская с петлей на шее угрожала фашистам и требовала их немедленной капитуляции, а Мата Хари, стоя у расстрельного столба, послала воздушный поцелуй двенадцати своим палачам и крикнула «Я готова, господа!». Будь что будет, последуем заразительному примеру».
- Я готов, господа! - Гордо сказал Андрей, однако воздушный поцелуй слать не стал.
- К чему вы готовы? - Не без удивления спросила левая рука.
- Ко всему... - Соболева удивил столь простодушный вопрос и он замялся. Министр обороны, помолчав несколько секунд сказал:
- Что вы можете сказать в свое оправдание?
- В оправдание чего? Гетт погиб совершенно случайно, - как бы в подтверждение своих слов, Андрей указал открытой ладонью на металлическую решетку и пожал плечами.
- При чем тут Гетт, царствие ему небесное. Мы задействовали огромные ресурсы для вашей поимки и хотели бы от вас услышать о причинах этого цирка! - Министерская слюна брызнула в монитор. Андрей простодушно парировал:
- Я сам сюда пришел за этим. Единственный человек, который мог ответить на этот вопрос сейчас лежит рядом со мной, но ничего уже не скажет. Это вам только у своих узнавать надо. - Кроткий вид Соболева не позволял сомневаться в искренности его слов. Тем более, когда основной обвинитель уже не существует в этом мире, а помимо него никому нет дела до всего этого. Ничего, кроме волокиты, финансовых затрат и опасений громкой огласки, без Гетта в этом деле не оставалось. С другой стороны, стабильное функционирование исследовательского Института приносило приятный дополнительный доход заинтересованному кругу лиц уже не первый год. Обдумав все это, правая рука обратилась ко всем сразу:
- Господа, нам надо посовещаться. Андрей Сергеевич, оставайтесь на месте.
Соболев покорился и, когда потухли мониторы, стал блуждающим взглядом сканировать помещение. При всем отвращении, взгляд то и дело возвращался к трупу бывшего друга. Секунды растянулись в сутки, не меньше. Поэтому Андрей не смог бы точно сказать, сколько времени прошло, пока экраны снова не вспыхнули.
- Андрей Сергеевич, - изрекла правая рука, - вы принимали непосредственное участие в создании Института, стояли у его азов. Скажите, какую должность вы занимаете там сейчас?
- Заместитель руководителя проекта. По части графологических и психологических изысканий. - Соболев немало удивился вопросу. - Но доступ к конечному результату, как и ко многим другим деталям, для меня закрыт.
- Теперь открыт, Андрей Сергеевич. Необходимые документы будут подготовлены в течение нескольких дней. Недельку можете отдохнуть, потом ждем вас на работе. Товарищи ваши также реабилитированы. Вливайтесь скорее, думаю, с вами проблем у нас не будет, так? - Правая рука прищурилась. Сказать, что Соболев был ошарашен — ничего не сказать. Он не был так шокирован даже недавним падением, а уж внезапность последнего мы хорошо помним.
- Так, - еле прошептал он.
- Что вы сказали?
- Гхм, так! - Прогремел голос мужчины в подземных сводах тренировочного зала.
- Очень хорошо, - вступил в разговор министр обороны. - С вами скоро свяжутся. Соответствующим подразделениям уже дана команда «отбой». Скоро вы сможете выйти и беспрепятственно перемещаться в любом угодном вам направлении. Конец связи.
Мониторы потухли.
- Добро. - сказал Андрей. Он не мог отделаться от ощущения, что все это — ловушка, и, стоит ему открыть металлическую дверь этого помещения, специально подготовленные убийцы в момент отправят его на тот свет. Мужчина сделал глубокий вдох, посмотрел в последний раз на тело без признаков жизни и понял, что все-таки именно благодаря ему развязка этой истории вышла не такой уж и дурной. Ровно настолько, насколько по его вине была неприятной завязка. «Хотя нет. Неприятное начало — детище Гетта, тогда как благополучное завершение — детище трупа Гетта, а человек и труп этого человека — не один и тот же персонаж, не один и тот же». С такими мыслями он подошел к тяжелой двери и с усилием рванул ее на себя. Дверь достаточно легко поддалась, и перед ним возник длинный, хорошо освещенный бетонный коридор, полный солдат самого разного пошива. Все они смотрели на Соболева с ненавистью бессонных ночей, проведенных в дозоре. Кто-то вполголоса бросил вслед новому руководителю проекта матерное слово. Андрей, пользуясь свежим иммунитетом, прошел мимо них, как триумфатор. Коридор привел мужчину к каморке, в которой полулежал на стуле сержант и сидел на полу Энгельмарович. В руках старика был лист дешевой бумаги, он что-то читал, скривив рот. Сержант презрительно показал рукой на пустой проем, над которым красной краской по бетону было написано «выход».
- Энгельмарович! Живой? - Андрей откровенно, от чистого сердца обрадовался.
- Это мне, Андрюша, удивляться надо. - Старик так же не смог скрыть блеска в глазах. Не меньше его выдало обращение «Андрюша». - Ты когда канул, я так и подумал: «все, канул парень». А потом солдатня набежала. И вот я здесь. Где, помилуйте, товарищ сержант? На дозвании? На дознании?
- На опознании. - Ответил недовольный сержант. - Свободны, свободны.
- Идем, Энгельмарович. Слыхал, свободны мы. Нехрен тут делать. - Соболев помог старику подняться, тот сунул ему в руку цветастый листок дешевой бумаги:
- Смотри вот, куда мы докатились.
Андрей остановился прямо у выхода, повернул листок к желтому свету грязной лампочки, и прочитал следующее:
«Райская канцелярия.
Вот ты и открыл инструкцию, друг мой! Если твой Рай, - Элизиум, Ирий, Вальхалла или Иара, - немедленно закрой это пособие. Оно для каждого, кто хочет не знать зла, болезней и голода в Эдеме. Возрадуйся, ибо по прочтению, ты откроешь для себя удивительный секрет. Секрет, который спасет твою вечную душу. Итак, начнем!
Все мы помним, что Бог сотворил человека по образу и подобию своему, и есть подле Бога херувимы и серафимы, ангелы и архангелы, есть апостолы. И есть в Раю своя иерархия. Да, да, мой друг, все, как у тебя на работе. Есть генеральный директор, есть его заместители, есть помощники, есть простые работяги и своя служба безопасности. В бюрократической паутине Эдема есть даже хор.
Давай-ка немного отвлечемся от Царства Небесного и вернемся на грешную Землю. Вспомни, мой друг, в каких очередях тебе приходится стоять, чтобы получить технические условия на подключение дома твоего от электрической сети. Вспомни эти плоские, незаинтересованные в тебе лица, которые работают с таким видом, будто нехотя делают тебе одолжение. Вспомни бесплатное медицинское обслуживание. А сколько нужно кланяться круглым животам, на которых покоится безвкусный галстук, сколько заплатить, сколько собрать справок, чтобы просто спилить дерево у двора своего? Вспомни, какая была радость от покупки нового автомобиля и как она была омрачена процессом его регистрации. Конечно, освежая в памяти некоторые бюрократические формальности, с которыми столкнулся в жизни, ты наиболее глубоко и грустно вздыхаешь, если ты индивидуальный предприниматель или владелец похоронного бюро. Таков Мир. Таковы закономерности Жизни. Таковы Мы. Мы, созданные по образу и подобию Божьему. Этот неоспоримый факт заставляет тебя использовать свое воображение. Если мы, - его образ и подобие, - значит, его громадная корпорация по созданию, использованию и утилизации душ имеет бюрократическую структуру, схожую со структурой, скажем, ОАО «МосЭнерго». Я вижу, мой друг, что в твоих глазах затаилась слеза отчаяния? Ты явно понял, что если столько трудностей надо преодолеть, чтобы сдать на права, СКОЛЬКО же их будет на твоем пути к Вечному счастию и гармонии. Ты прав, числа им нет. Настолько их много, что большинство попросту устает стоять в очередях и уходит, распределяя между оставшимися крохи своей мечты о лучшей жизни после жизни.
Но ты правильно сделал, что приобрел данное пособие. Следуя его простым указаниям, ты избежишь любых очередей и даже Страшного Суда, мой друг. Да, да, мне нравится этот лучик надежды в твоих глазах. Подумай, и ты сам вспомнишь лазейку! Вспомни, что если сделать приятный подарок хотя бы маленькому, но ответственному клерку Корпорации, все ее двери мигом пред тобою откроются, все процессы, касающиеся тебя ускорятся. Так тебе свыше будет дарована радость и все необходимые документы или услуги. Так грустная гримаса никогда не будет натянута на твое лицо, ибо очереди достанутся другим!
Но вернемся в Эдем. Как ты к нему относишься, будучи живым? Какие выходы на него ты имеешь, влача свое бренное мирское существование? Я отвечу тебе, мой друг, и на этот вопрос. Связь с Раем у тебя имеет односторонний характер. Это молитва. А теперь представь себе, сколько твоих братьев по вере ежедневно молится Создателю. Миллионы. А Бог — генеральный директор Эдема — один. Вот тут и начинает работу Райская канцелярия. Система, которой тысячи тысяч лет. Система идеально отлаженная. Через нее твоя молитва поступает не к Богу на стол непосредственно, а к Его заместителям, помощникам по направлениям, предположительно, Серафимам. Каждый из них занимается конкретным типом жалоб (молитв), за каждым из них закреплен свой отдел, в котором работают нижестоящие по иерархии. Допустим, есть заместитель по рассмотрению вопросов излечения от рака; есть, - по вопросам предоставления в частное владение велосипедов (или других материальных благ, горячее желание обладать которыми изложено во взрослой или детской молитве); имеется даже заместитель, прямой профиль которого — мужская половая сила (это порядка 83% молитв от сильной половины христианской паствы, еще 10 %, кстати, так или иначе запрашивают повышение по службе), и выдача ходатайства начальству о ее возврате или приобретении. Есть специальный Серафим по отходным молитвам (это очень ответственная должность, ибо необходимо не просто вскользь ознакомиться с содержанием, но и проверить правильность самой молитвы). Иными словами, то послание, что ты, стоя на коленях, сложа руки вместе, с жаром шепчешь в Небеса, сам Бог не видит. На Нем тяжкой ношей лежит ответственность за мирное и гармоничное сосуществование созданных им Вселенных. Любой же заместитель знакомится с содержанием молитвы весьма поверхностно, если учесть общий объем его работы. Как правило, на твоем, мой друг, послании просто появится отписка начальнику подвластного Серафиму отдела: «В работу» или «Разобраться». Херувим или Архангел, работающий по конкретному направлению, получив послание с такой визой, всегда учитывает, что объем работы у него не меньше, а должность ниже, чем у непосредственного руководителя (образ и подобие). Оттого на молитве появляется очередная отписка с именем одного из Ангелов его отдела. Последний, - простой трудяга, который всю свою Вечность работает только с просьбами, жалобами или даже угрозами, - ничего позитивного, - за гроши. Он не видит ни почестей ни признания, не видит перспектив. У него не четыре лица, как у Херувима. А за пыльным окном громады здания Корпорации распростерлись Райские сады, по которым безмятежно прогуливаются Апостолы, праведники и раскаявшиеся. Поэтому мы, мой друг, смеем предположить, что энтузиазма в нашем работнике не много. Мы можем догадаться, что решение по жалобе, прошению или угрозе принимается автоматически, согласно регламента. И, чаще всего, зависит от настроения простого Ангела.
Дальше принятое по прошению решение, скрепленное с самим прошением, попадает в Канцелярию, откуда с тоннами других таких же документов, поступает на утверждение Богу. Это, друг мой, значит, что твоя молитва будет действительно услышана, желания твои будут фактически исполнены только в результате большого везения, начинающегося с того, что твое послание попросту не затеряется в задворках Райской канцелярии. На Страшном Суде дело твое будут рассматривать не по молитвам, а по деяниям. В худшем случае, твои мольбы о прощении или речи о покаянии, в результате утраты документов или нежелания Ангелов копаться в архивах, попросту не будут учтены. «Грешил и не замаливал», таково будет общее мнение.
А теперь обратимся к вопросу, что тебя так мучает. Вопросу, ответ на который ты ищешь тут, мой друг. Чтобы разобраться в этом, мы с тобой вспомним о главе святого воинства Ангелов и Архангелов, о самом уважаемом и почитаемом среди них, о том, кто стоит на страже врат Рая. Вспомним об Архангеле Михаиле. Как ты думаешь, много ли обращений в общем потоке молитв относится непосредственно к нему? Нет. Вся документация выходит из Канцелярии на имя Бога. Знаешь, что мы с тобой сделаем? Мы будем молиться, молиться с жаром, молиться Архангелу Михаилу. У него нет столько бумаг, сколько у других Архангелов, - в воинстве Рай пока не особо нуждается, оно находится в подвешенном состоянии ожидания. И вот, по прошествии веков, Михаилу начинают приходить хвалебные письма от нас. Мы ни о чем не будем просить, мы просто будем принимать в нем участие, нам просто будет интересно, как у него дела, не устал ли он за тысячелетия службы? И вот настанет твой час. И вознесешься ты к вратам Рая, ожидая Суда. Но посмотрит на тебя Михаил, прижмет руку к груди, где за пазухой бережно хранятся все твои послания, слеза тронет его божественное око. Можно ли судить того единственного человека, который проявлял к нему такой живой интерес, так за него переживал. Кем бы этот человек ни был. Тот, кто принимает в другом столь глубокое участие, не может быть прогнившим злодеем, не место ему в Аду. Он чист и бескорыстен. Михаил уберет в сторону свой меч, без Суда, без лишних вопросов приоткроет врата Рая, заговорчески тебе подмигнет влажным глазом и укажет рукою путь. Только, разве что, попросит не особо попадаться на глаза начальству, - ведь протокола Судебного заседания по твоему вопросу в архивах нет.
Вот и все! Вот и сбылись твои мечты, вот он — Эдем, вот его зеленые сады, вот чистые пруды, вот нега, вот гармония! И это все твое, независимо от того, что и как ты делал в миру. Тебе, мой милый друг, остается лишь следовать рекомендациям данного пособия, и чистая совесть, счастье будет ждать тебя как в этой жизни, так и после нее.
Остается только пожелать тебе удачи!
Твой Е. Г. Кальвинян!»
- Что за бред?
- А мне почем знать? У солдатика из кармана выпало, когда он мне руки закручивал. - Сказал старик и вышел прочь.
Эпилог.
Свежесть ночи достигла апогея, и дышалось крайне легко. Особенно теперь, когда из головы вывалился весь мусор тяжелых мыслей, так сильно сгущающий краски. Это важно, если ты находишься в лесу ночью, где преобладает иссиня-черный цвет. Концентрированный, он начинает таить в себе неведомые ужасы и, что еще хуже, таить в себе неизвестность, которой любой человек боится больше всего на свете. Теперь, когда не обязательно было идти на цыпочках, пригибаясь, напряженно прислушиваясь к каждому шороху, природа раскрыла взору всю гармонию хаотично растущих ветвей, бархат стволов, поросших мхом, мерцающий океан в просветах над головой и многое другое. На лице Андрея невольно играла улыбка беззаботного человека. Он согласился с Энгельмаровичем, что теперь, когда угрозы нет, им вовсе необязательны какие-либо условные знаки. Когда мужчины приблизились к тому месту, где остался Иван, они нашли последнего крепко спящим.
- Ваня, Ванюша, вставай. - Чрезмерно ласковым шепотом сказал старик. Иван стрелой вскочил на ноги и стал протирать глаза. Когда юноша убрал руки от лица, Андрей заметил, что нижняя губа его обиженно оттопырена:
- Ну вас. Затеяли дело — играться со мной посреди ночи!
- Боже упаси, сынок! Кто игрался? Мы вражеские ряды прорывали. Вон, - Энгельмарович показал Ивану глубокую рану на щеке Андрея, - боевое ранение в награду досталось. А ты чегой-то на посту спишь, а?
- Чего-чего!? Вы, это самое, совой кричали? Кричали! Долго кричали! Я так часто отвечал кукушкой, что, приведись кому бродить поблизости, он грешным делом подумал бы, что жить ему вечно! Утомили вы меня в конец, это самое, вот я плюнул на все и лег спать, раз такая каша!
Энгельмарович начал меняться в лице, затем, не удержавшись, начал откровенно смеяться во все горло:
- Да, Андрюша, - сквозь приступы смеха выдавил из себя он, - Кажись, не учли мы местную фауну!
Соболев сначала хотел получить дополнительные разъяснения и даже открыл рот, чтоб их испросить, но потом стал понимать, что Иван достаточно долго, видимо, перекрикивался с настоящей совой. Новый руководитель проекта схватился за живот и упал на землю. Этот смех, по большей части нервный, был для него своего рода окончательным катарсисом с собой, инструментом, стирающим последние остатки неприятных воспоминаний последнего времени.
В таком вот состоянии гармонии с собой и с окружающим миром Андрей со спутниками подошел к жилищу Энгельмаровича.
У входа в дом сидела Иринка и тихонько хныкала. Как только девушка увидела своего деда, у нее открылось второе дыхание, и ниагарского масштаба слезы полились по ее щекам. Всхлипывая, она бросилась на грудь Энгельмаровичу:
- Дед, я думала, тебя убили... я думала, я думала....
- Тише ты, дура! - Прорычал старик. - Что стряслось?
Андрей превратился в слух, Иван тревожно посмотрел на девушку и побежал в дом. Иринка продолжала сквозь слезы:
- Проклятый Чёсов приходил! Тебя, говорит, повидать надо! Да спрашивал все, чего это я дома, говорил, что все знает, все, мол, расскажет! А что знает? Я ничего не поняла, - она вытерла рукавом глаза, - а он посмотрел на гостей наших, глаза его округлились, а сам он убежал...
Андрей все понял и побежал в дом. Остановившись в дверном проеме, он увидел перевернутую мебель и широкий след крови, тянувшийся до самой двери от середины помещения. Иван сидел на полу и держался руками за голову. Мужчина развернулся, подошел к девушке, крепко взял ее за плечи и встряхнул:
- Дальше? Что было дальше? - прокричал он.
- А дальше пришел какой-то большой офицер с полицейскими, схватил Лену под руку, начал ее тащить к выходу и приказал всем на улицу.... А азиат, китаец этот, он на офицера бросился.... А потом, потом.... - Иришка тяжело сглотнула, - потом выстрел, и китаец упал навзничь, его полицейские взяли за ноги и утащили. А Белкин сам поднял руки и вышел...
- Тебя не тронули? - Взволнованно спросил Энгельмарович.
- Меня нет, а вот китаец....китаец... - девушка завыла и под тяжестью увиденного присела на корточки.
- Эх, что за жизнь? – Философски протянул Энгельмарович. – Какой-то гороскоп температур. Никому нельзя верить о том, что будет завтра. Тьфу!
Андрей нахмурился. Ему стало противно собственное предательство, но мужчина признался себе, что никогда не одобрял существование Джея. Что-то в нем было неестественным, что-то пугало, что-то было не правильно. Да, в какой-то степени он привык к азиату, но всегда старался держаться от него в стороне. Но самым противным честной сущности Соболева ощущением было чувство, что все произошедшее было правильно. Что иначе не могло произойти. В конце улицы послышался шум двигателя полицейского автомобиля. Свет фар больно ударил по глазам, и Андрей прищурился. Когда машина подъехала, из нее вышел высокий крепкий офицер с правильным лицом, на котором, в нарушение всякой гармонии, красовался сломанный нос. Это был Антон Сибирский. Полицейский открыл заднюю дверь и отчеканил: «на выход!», повернулся и строго, но без враждебности посмотрел на Андрея. Последнему даже показалось, что на этом закаленном, железном лице проскользнуло подобие любопытства.
- Я ведь так никогда и не узнаю всю правду о вас? - Спросил Сибирский у Соболева.
- Надеюсь, что нет. - Покачал головой Андрей. Он осознавал, какой неограниченной властью обладает капитан имперской полиции на темной улочке глухой деревеньки, и был крайне признателен офицеру за его скромность и справедливость.
Сибирский кивнул и прыгнул в машину, та тронулась, габаритные огни стали уменьшаться, пока не превратились в красную точку на окраине поселка.
Помятый Белкин и Лена с красными глазами выглядели ужасно измученными, но, главное, были живы и здоровы. Увидев рану на щеке Соболева, женщина бросилась к нему и обняла. Алексей, подойдя вплотную, положил руку Андрею на плечо и сказал на ухо:
- По рации передали, - он махнул головой в сторону удалявшейся машины, - амнистия на самом высоком уровне? Гетт?
- Гетт... - Андрей вздохнул, - наш старый друг трагически погиб. Я тебе позже все расскажу. Сейчас мы все свободны, и это главное. У нас около недели, чтоб убраться отсюда, как можно дальше.
Конец.
2013-2014 г.г.
Примечания автора:
1.
- Ruhrt Euch! (Вольно!)
- Herr Generaloberst! Wir halten die Stellung! (Генерал-полковник! Мы держим позицию!)
- Die Nummer des Regiments? Wo ist deine Waffe!? (Номер полка? Где твое оружие!?)
Гороскоп температур
© Copyright: Егор Морозов, 2014
Свидетельство о публикации №214021001952
Свидетельство о публикации №214021001952
Рецензии
Браво! Есть талант и его надо растить дальше! Поставила бы в ряд с Палаником, вот настолько мне понравилось... Хочется иметь возможность прочесть что-то еще! Единственное, это конечно русские имена картину смазывают, но тут уж что есть...
Ольга Кравцов 12.03.2014 19:55 • Заявить о нарушении
Ольга Кравцов 12.03.2014 19:55 • Заявить о нарушении