Живой Дневник-Глава 12. Холод. 24 октября

"Живой Дневник"
Глава 12: Холод. 24 ноября.

Мне все чаще хотелось оставить их, наедине, не знать о их счастье и проблемах. Но потом, я вспоминала кто я. Даже сейчас, лишь эта мысль заставляет меня писать каждую строку. Кто я на самом деле? Если я-всего лишь дневник, то почему, моя память будто бы тупеет, забываются диалоги. Но не могу забыть эту историю. Забыть их чувства, настоящие ли они? Не знаю, но забыть не смогу. Эту иллюзию слов, улыбок, чувств. Не могу закрыть глаза, не подумав о том времени.

Осуждать их "отношения" могут все, но никто не знал и не знает до сих пор, что между ними. Кто их свел, в той игре? Это ребячество, или же судьба? Никто не знает, да и я знаю, совсем ничего, и не отвечу сейчас ни на один вопрос. Может я знаю, но говорить не хочется. Или просто еще не пришло время, чтобы написать вам, обо всем, что в моей голове. Есть то, о чем писать не стоит. То, что через чур привязано к их миру. То, что выносить нельзя. Есть вещи, которые дано понять и прочувствовать только им, и просто смысла не вижу, говорить о чем-то индивидуальном, о чем-то, созданном только для них.

Все же, раз вы читаете, то должны знать, что было потом. Что было, когда она поняла, что для нее слишком тяжело, не видеть его. Ей казалось, что она перестанет понимать его, как раньше. Смешно, но она видела в нем все. Не видя его, она не чувствовала жизни, той жизни, которую, как говорят, мы строим в своем подсознании, где-то в голове, образ жизни, образ человека.

После их ночного разговора, который заставил ее задуматься, кажется, изменился ее привычный мир. Все, что у нее было тогда, самое дорогое, важное. То, к чему она привыкла. Так эгоистично привыкла, правда. Всего этого нет. Пускай, неделю-две. Никто не знал тогда, сколько будет длиться эта перемена, в привычном образе их счастья.

В ближайшие сутки они связались. Они стали переписываться, но он отвечал реже, чем ей хотелось. Она стала гулять чаще, пропадать в городе, с какими-то подругами, ей хотелось, так же как и ему, развеется. Она пыталась отвлечься от мыслей, которые начинали приобретать краски и форму. Ее мысли, все меньше походили на эскиз и паранойю. Все же, находясь в городе или у кого-то в гостях, они писали друг другу, знали, где и у кого в гостях, с кем сидят и когда освободятся. Они по прежнему знали о друг друге все. Но как-то не так. Вроде тепло, вроде знает-он с братом там, или же один дома, или пошел в город по делам. Знает. Но не так все, правда не так.

Через пару дней, после того, как он восстановил с ней связь, он стал пропадать на весь день. Как оказалось, он спал. Он стал опять болеть, сильно болеть. Он ей звонил, и она звонила ему, и она все понимала, как ему плохо. Его голос был тихим, уставшим и вообще неважным. Он говорил мало, говорил только важное: что ему плохо, что он старается лечиться. Она говорила много, говорила только самое теплое. О том, как переживает, как хочет, чтобы он поправился. Она говорила так много, говорила все, что в ее голове хранится, для него. Все слова, что она умалчивает и не может сказать в течение всего дня, она говорила в тот вечер. В вечер, когда их разговор длился от семи , до десяти минут. Она успевала сказать все, но услышать так предательски мало. Она уверяла себя, в том, что так надо. Что эта болезнь вымотала его. В то же время, она не думала ни о чем. Надо-не надо так. Ей было важно, лишь сказать все ему, все, что бы он чувствовал себя лучше.

Но знаете, не все так хорошо, как кажется по началу. Все. Всегда. Недоговаривают. И может, это не самое приятное, что можно ожидать о человека. От родного человека.