Оранжевые облака

Первые холодные лучи солнца заставили улыбнуться обычно угрюмые страшненькие хрущевки-восьмиэтажки, один из них даже забрался через окно в миниатюрную кухню, осторожно проложил солнечную дорожку поперек складного столика и зажег золотым фонарем банку с медом... Но куда подевалась подзарядка для аккумуляторов?
        – Мася, ты не видела подзарядки для батарей от фотоаппарата? Такая черная штуковина со шнуром. В розетку её надо втыкать.
        – Какая подзарядка! Ёли-пали. Я свою смывку для лака не могу найти.
Это, безусловно, важнее. Но где я буду в Камбодже искать пальчиковые батареи для своего прожорливого Никона? Нет, определенно, без подзарядки никак. Я начинаю выбрасывать всё подряд из ящиков, пустые болванки компакт-дисков, провода, переходники, брелоки с гигабайтами цифровой памяти, старые часы, футляр с моими не убиваемыми солнцезащитными очками Ray-Ban. Кстати! Я откладываю их на видное место. Лет десять назад купил, а им хоть бы хны, ни царапинки. Гарантийные талоны к разным цифровым прибамбасам - переносным накопителям данных, кард-ридерам, карточкам памяти. Костяной браслетик из Индии, дискеты, которыми давно уже никто не пользуется. Все что угодно, кроме подзарядки. Целый том руководства по эксплуатации мобильного телефона, господи, это же просто телефон, а не портативный пульт управления полета орбитальной станции. Вот и записная книжка, я ее искал на прошлой неделе, но уже поздно. Сейчас мне нужна чертовая подзарядка! Со шлепком падает на пол громоздкий учебник по PhotoShop, надо его отдать кому-нибудь, конспекты курса вэб-дизайнера, которым я не стал, прошлогодняя поздравительная открытка: С Днем Рождения, любимый! Спасибо, дорогая, пожелай мне больше мозгов. А что тут делает это?
        – Ань, это что такое? Это твоё что-то?
        – О! Смывка! А где она была? Ну, слава богу, нашла!
        – Теперь ты отдай мне мою подзарядку!
        – Отстань! Ты не видел мою синюю косметичку?

Прекрасно! Через десять минут за нами заедут Роики, до аэропорта минут сорок. Время в обрез. Так, а вот и подзарядка. Но не та. Уже в помине нет того, что она должна подзаряжать. В мусорник! Нет, эта цивилизация обрекает себя на гибель. Еще несколько десятилетий, и человек не сможет без батареек подтереть себе задницу. Увесистая, перетянутая резинкой пачка моих визиток, прорезиненный футляр с кармашками для компактов, тут программы, установочные диски, драйвера. В маленькую жестяную коробку из-под духов, которые когда-то мне подарила мама на Новый Год, подзарядка никак не могла бы поместиться, но я открываю её, и со странным удовлетворением убеждаюсь, что, действительно, там её нет. Остается последняя полка, полная надежд и косметики. Приятно ложится в руку флакончик Armani Code, подарок моей бегущей в ногу с модой жены, заметно опустел любимый Black XS Paco Rabanne, вытаскиваю пачку презервативов, серебряный браслет с греческим орнаментом, маленькое складное зеркальце, успеваю скорчить глупую рожицу. Вслед за никак не заканчивающимся лосьоном после бритья Nivea, на пол соскальзывает оранжевая ленточка с красным словом «ТАК!» и подковой.

Хм. Как бежит время. Революция застала меня в дороге. Мы возвращались в Киев из Львова. Фил, Арон и я. В воздухе, между землей и тяжелым темным небом зависло гнетущее напряжение. Мобильная связь вдруг умерла, по обрывочным сообщениям было ясно одно: что-то началось. Со скоростью ветра во все стороны летели слухи. В придорожном ресторанчике, где мы остановились перекусить, нам по секрету сказали, что в стране военный переворот... На авто-заправке от женщины в норковой шубе, ожидающей, когда заправят ее темно-синий «Lexus», мы узнали, что в Киеве стреляют... Есть жертвы. Несколько раз мы обгоняли военные колонны, медленно ползущие по направлению к столице. Вдоль дороги солдатско-милицейские кордоны проверяли все машины со львовскими и тернопольскими номерами. Но у Фила киевский офисный джип и скоро мы, готовые к худшему, наконец, въехали в город. А город, как ни странно, жил своей жизнью, люди, как ни в чем не бывало, гуляли по улицам или бежали по своим делам, сидели в кафе. Как то странно, что никто не снует туда-сюда с винтовками наперевес, и не выкрикивает революционные лозунги...

Хрещатик перекрыт. Поперек, один к одному, стоят автобусы и грузовики, увешанные оранжевыми знаменами и лентами. От Главпочтамта до ЦУМа разбит палаточный городок. Десятки палаток. Сотни людей греются у костров, утепляют спонтанные жилища. Густые облака пара висят над полевыми кухнями, румяные девушки раздают обжигающий чай, бутерброды, горячие пирожки. У пропускного пункта образовалась очередь, киевляне несут горячую еду и теплую одежду для пикетчиков. С грузовика молодые парни сбрасывают на землю дрова, кто-то тащит скамейку из ближайшего сквера. Когда я уезжал неделю назад, по Хрещатику степенно гуляли горожане... Мороз испытывает людей на стойкость, но никто не уходит. Все ждут выступления президента, нового президента, которого выбирали, протестуя против серости и коррупции. На сцене гремит музыка, вперемешку с охрипшими голосами ораторов: 
        – Нет бандитской диктатуре!
        – Защитим свой выбор!
        – Хватит жить по понятиям!
        – Нас багато – нас не подолати!
Десятки тысяч голосов подхватывают: «Нас багато!» Раскатами грома проносится над Майданом: «Нас не подолати!»

В «Барабане» стоит страшный гул, уставшая официантка не может протолкнуться к нашему столику, передает кофе по рукам. С нами два американца, хорват и канадец. Звучит смесь украинского, русского, английского и французского языков. Из-за сигаретного дыма не видно телевизора, который включен на единственный канал, правдиво, в режиме нон-стоп освещающий события. На экране кульминационный момент, генерал цепляет к своему лацкану оранжевую ленточку. Посуда звенит от криков: «Ура!!!».
        – What's going on? Can somebody tell me what's fucking going on?
        – Все окей, брат. Милиция на стороне народа!
Время давно за полночь, бар в нормальное время работает до одиннадцати вечера, но сегодня: революция. Давно закончились запасы коньяка и пива, все просто греются, обсуждают последние новости. Курят. Открывается дверь, вместе с белым облаком пара и морозным холодом в душное помещение вваливают запорошенные снегом ребята с желтыми повязками «Пора», приветствуют народ, сложив пальцы буквой V. Принесли тревожную новость:
        – Видели десяток автобусов с днепропетровскими номерами, с затемненными окнами. Стоят колонной вдоль дороги, пассажиры там, какие-то мутные. Все в черном, бандюки, что ли...  Давайте, народ, хватит греться, возле Кабмина и на Банковой надо людей сменить...

Мороз, валит снег. Крупные снежинки бабочками танцуют в свете ночных фонарей. Возле Администрации Президента давно умолкли ретрансляторы, передававшие весь день изображение с Майдана. На углу Институцкой и Банковой толпа мужиков. Притопывают ногами, курят, шмыгают носами. На рукавах оранжевые ленточки. Человек в военной куртке командует осипшим голосом, учит, как держать оборону.
        – Сцепились локтями. Крепко, вот так. Если кого-то вырубают, оттаскиваем назад, и опять держим цепь. Дайте закурить, мужики.
        – Эй, фотограф! Сфотографируй нас.
Мужики напуганы, слишком далеко все зашло, слишком близко, в нескольких кварталах стоят автобусы с воинственно настроенными молодчиками... Но на лицах решительность. Потому что всё, что происходит сегодня, сейчас – взаправду. Это все понимают. Для многих сегодня – момент истинны. Это не чемпионат мира по футболу, когда можно безнаказанно пить пиво на диване перед телевизором, или улизнуть из дома с друзьями. Сегодня жены провожали своих мужиков с тревогой и гордостью в глазах. Каждый остался здесь по своей причине, для каждого внутри происходит своя революция, и именно то, что каждый пришел сюда по собственной воле, родило мощное единство, разбудило давным-давно забытое чувство гордости за то, что ты родился в этой стране, что ты часть этого народа...
Из-за угла, шурша колесами по снегу, быстро выезжает серый автобус, за ним второй, третий... Останавливаются. Из бесшумно отворившихся дверей один за другим появляются солдаты, цепочками разбегаются и перекрывают улицу по обе стороны притихших людей.
        – Локти, – шипит военный. – Не разрывайтесь, мужики.
Пять утра. Лица солдат совсем молоды, но непроницаемы. Они появились так... эффектно. Традиции старой школы живы, вот так же перед рассветом приезжали такие же молодые ребята, чтобы поднять с постели очередного врага системы. Стоят тесной шеренгой. Напротив них, лицом к лицу,  гражданские. Неизвестно откуда взявшаяся женщина начала громко причитать. Её уводят под руки. Ситуация накаляется. А как же генерал с оранжевой ленточкой? Откуда-то снизу слышу:
       – Эй, слышь... – это Саша Гляделов, он засел между шеренгами, борода в изморози, дует на озябшие руки, протирает линзы своей «Лейки». – Привет, у тебя нет случайно ножика или острого чего? Примерзло, блин, все...

А потом появляется бабулька, и ей надо пройти вниз, к Хрещатику. И для неё успеть на автобус куда важней всяких политических игр, из-за которых люди готовы перегрызть друг другу глотки.
       – Та дай же ж менi пройти, синку, i шо ви тут усi позбиралися...
Солдаты расступаются, чтобы пропустить ворчливую старушку, шутки полетели ей вслед. Вооруженные дубинками пацаны в форме стараются сдержать улыбки, и вдруг, по команде, внезапно и бесшумно, они рассаживаются по автобусам и исчезают.

Мраморно-гранитный дворец, бывший музей Ленина, заполнен полумраком и спящими телами. Люди спят на мраморном полу, на лестницах эскалаторов, на куче теплой одежды в центре огромного круглого зала. Под высокими сводами эхом отражается чей-то мощный храп, приглушенные голоса, бормотание переносного черно-белого телевизора. Свет горит только возле импровизированного медицинского пункта с нарисованным красным фломастером крестом. Девушка в белом халате измеряет давление седой женщине, в ящиках всевозможные лекарства, но в основном люди приходят за средствами от простуды. Через зал, по проходу между спящими людьми идет высокий человек в кожаном пальто. За ним молодые ребята в оранжевых накидках несут термоса с горячим чаем, ящики с провизией. Прямо возле выхода спит лысый мужичок в обнимку с оранжевым знаменем.

Снег идет все утро и целый день. По городу разъезжают, не переставая сигналить, густо обвешанные оранжевыми лентами и флажками автомобили. На Майдане почти полумиллионная толпа утопает в море оранжевых знамен. Крики, песни и пронзительные звуки пластиковых горнов заглушают торжественные и радостные голоса выступающих на сцене. Плачет от перехлестывающих через край эмоций мужичок, стоящий рядом со мной. Оранжевые воздушные шарики связками улетают в голубое небо. Над Майданом, на самой верхушке мраморной стелы Независимости развивается оранжевый флаг. В этом месте земли в данное время окружающий меня мир окрасился в оранжевый цвет, как будто смотришь на все через кусочек красного стеклышка, как в детстве...
 
...По небу плывут оранжевые облака. На балконе стоит мама и вывешивает на веревке оранжевое белье. Поперек оранжевого неба самолет рисует яркую полосу. Мне так хочется научиться летать...

        – Ну вот, наконец-то! – Хватаю подзарядку, на ходу бросаю ее вместе с ленточкой в боковой карман рюкзака. В этот же момент раздается звонок. Витька Роик. Машина уже внизу.

Бангкок. Солнечный свет осязаем, он давит раскаленным столбом на каждый сантиметр головы. Воздух непригоден для дыхания. Грохочущий поток транспорта растворяется в ядовитой дымке выхлопных газов. Ныряем в красивые деревянные с ковкой ворота и захлебываемся тишиной и прохладой. За высоким каменным забором - уютный зеленый дворик, клумбы полные цветов, запах тлеющих ароматных палочек. Как утренний туман плывет над травой нежная мелодия переливающихся колокольчиков. У основания каменной ступы молодой монах в оранжевой тоге читает книгу. Журчит маленький фонтан в виде открытого лотоса, в воде отражается сидящий Будда, его плечи покрыты оранжевой накидкой. Я привязываю на запястье статуэтки оранжевую ленточку с подковой и догоняю своих друзей, которые, сняв обувь, зашли в тенистое помещение храма, где жизнь словно замедлила свой безумный темп, давая время отдышаться и вспомнить забытое.

декабрь, 2006