Точка возврата. 29

Побежала дорога, заструились машины в потоке. По полям-лесам-перелесочкам. По селам-поселочкам. По чистым, да ухоженным. По грязным, да заброшенным. К Великой Реке. Матери Рек русских.

Ой, ты степь шир-о-о-о-окая! Степь раздо-о-о-о-о-ольная! Ой ты воля-во-о-ольная, Волга-матушка!


Первым увидел старушку Митя. Худенькая, слегка согбенная, как вытянутый из доски старый гвоздь. Она стояла на обочине рядом с горою сумок и кошелок. Поток машин, казалось не замечал ее поднятой руки, поминутно возвращающейся к голове, дабы оправить кипельно белый платок .

- Бабушка!

- Какая бабушка?

- Вот же! Остановись, может помочь надо.

Бабушке, оказалось, надобно не прямо, а в село Пустынь. До него было пять километров, в сторону от основной трассы, но Гаврилюк, бросив быстрый взгляд на бурундука, согласился. Закинул в багажник и салон многочисленный, но легкий багаж и тронулся в путь, подняв колесами серо-бурое облако пыли.


Ой, ты степь широ-о-о-о-окая! Степь раздо-о-о-о-о-ольная!  Широка ты, ма-а-а-ту-у-ушка протяну-у-у-ула-а-а-ася!


Из-за поворота выплеснулась и разлилась изумрудная волна недавно взошедшего поля. Мелькнул  бирюзовым лампасом объездчик в старой-престарой кубанке и на такой же старой кляче. И та и другая знавали лучшие годы.

- Церкву видишь, сынок? – Указала бабушка на белоснежный силуэт, со сверкающими на солнце маковками. – Вот за ней, направо. Спасибо, мил друг.


Ой, да не степно-о-о-о-ой о-о-орё-ё-ёл подымае-е-е-ется! То донско-о-о-о-ой ка-а-а-зак разгуля-я-я-е-е-ется!


Алексей остановил машину возле добротного крестьянского дома. «Прямо усадьба какая-то» - подумал он. Старик, весь состоящий из морщин и узлов, как долго мятый листок копировальной бумаги, завидев старушку, привстал и в приветствии приподнял видавшую виды фуражку с бирюзовым околышем. «Летчик, что ли?» - сам себе задал вопрос Гав.

- По здорову тебе, Никифоровна! – голосом контуженного заорал старик.

- И ты здрав будь. – очень громко ответила она.

- Сёння добр день есмь?

- К вечерУ вестимо.

- Да и помогай Бог!



Ой да не ле-е-ета-а-ай о-о-орел близко ко-о-о зе-емле-е-е! Ой да не гуля-я-яй ка-а-а-аза-ак бли-и-изко к бе-е-е-ере-е-егу-у-у-у!


Здесь дышалось легко и удивительно вкусно! Гав помог старушке перенести пожитки в сени, вышел за ворота и остановился. Что-то было не то. Чего-то не хватало. Молчало в автомобиле радио. «Вне зоны» - подумалось Гаву. Наш герой огляделся и решил покурить перед обратной дорогой. Он хлопнул себя по карманам, не обнаружил сигарет, открыл дверцу машины и углубился в бардачок. Там тоже сигарет не было.


Он  нахмурился, подошел к старику на завалинке и не с того, ни с сего вдруг отвесил ему поклон. Старик жестом пригласил его рядом. Алексей спросил закурить, сопроводив просьбу для верности жестом, по всему судя, дед был глух, как пятка. Старикан, ничуть не смутившись, выудил из подшитых кожей галифе явно самодельную папироску и протянул его Гаву, Гав немного опешил, но курево принял, кивнув в благодарность головой.

«Давно не курил самокруток, с армии еще» - подумалось ему. Так они сидели несколько времени, думая каждый о своем. Старик, вдруг как бы вспомнив о наличии соседа, оглядел его, достал платок из нагрудного кармана кителя без погон, утер голову и Алексей заметил, что тот еще и бос головою, как коленка.

«Во все времена в России самой надежной и всегдашней одежкой была и будет военная форма, и обязательно без знаков отличия» - сформулировал про себя Гав.

- Сам крутил, на машинке. – Прохрипел дед.

- Благодарствую!

- Отведай, табачок знатной, турецкой. – Дед произносил прилагательные выговаривая букву «о» как «а», на петербуржский манер.

Гав поднес папиросину к носу, вдохнул аромат, сунул ее в зубы и поднес газовую зажигалку с надписью «Marlboro». Да! Табак был силен! «В затяг такой табачок не покуришь» - одними губами прошептал он, согнувшись. Спустя минуту-другую, он уже вытирал выступившие слезы левой рукой, а правая в благодарность сжимала стариковскую длань.  Крепкую и сухую, как двухнедельная корка на каравае.


- Вот, в подарок! – Гав крутанул в пальцах зажигалку и решительно протянул ее деду. – Заместо спичек.

- Кхек! – Ответил дед. – Так она, сынку, здесь апосля твово уезду работать все одно не будет. А так, спасибо, мил дружок, спасибо, сабе оставь.

Гав вдруг понял, чего не хватало: не было слышно собачьего лая и работы хоть какого-никакого механизма. Курить они с дедом закончили одновременно. Наш герой затушил папиросу о край завалинки, огляделся, и отправил окурок туда же, куда и дед – в жестянку с надписью виньеткой «А.Коркуновъ и сыновья». «Прощевай, сынок» - пробулькал дед, склонив голову.  Гав попрощался простым взмахом руки.