Иван да Марья. Глава вторая. Часть первая

   Как я уже писал, детство моё закончилось в тринадцать лет. Сейчас уже шёл 1991 год и я за это время успел закончить школу и первый год учёбы в высшей школе милиции, куда я стремился попасть всеми фибрами своей души. Ещё до окончания средней школы, у меня уже были спортивные достижения, связанные с борьбой и, модным, по тому времени, каратэ. По каратэ у меня был чёрный пояс и, мой удар, редко кто мог выдержать. Да и сам я очень изменился. Когда-то я был жизнерадостным и общительным мальчиком, но, с гибелью моих родителей, во мне что-то произошло. Я стал замкнутым, малоразговорчивым. Общался только, по-прежнему, с Машей. У нас с ней была настоящая любовь и мы только ждали прихода своего восемнадцатилетия, которое наступало у нас в этом году.
   Я, с нетерпением, ждал того момента, когда нас отпустят на каникулы. С Машей мы общались каждый удобный случай. В основном звонил ей я, потому что она не могла знать когда я буду свободен. Но это происходило регулярно и, почти всё время, в один и тот же час. Поэтому она сразу же отвечала по телефону, когда я ей звонил, но уже две недели она не поднимала трубку и меня это сильно волновало.
   Дедушка мой, не выдержав жаркой погоды, и, почти, постоянного лета, через год проживания в нашем доме, уехал к себе, в Арктику. Там ещё проживала их дочь, а значит моя тётя, которая на несколько лет была моложе моего отца, почти ровесница моей матери. Я её вообще никогда не видел, но она обещала приехать на свадьбу к нам, вместе с дедушкой.
   Бабушка, категорически, отказалась меня покидать и осталась со мной. Первые годы, она днями, сидела в погребе, спасаясь от жары, что меня, чрезвычайно, веселило. Но потом она привыкла и, даже, уже ходила днём в магазин и на рынок. Вообще она у меня была замечательной и доброй женщиной, которую, сразу же, полюбили все соседи и, местные женщины, часто пропадали у нас в доме, болтая с ней. Чем-то она напоминала мне мою маму. Хотя ей уже было около семидесяти лет, но она всегда следила за собой и старалась одеваться ни как старухи, а в блузке и юбке, или в платье без рукавов. Поэтому ей, на вид, с трудом, можно было дать шестьдесят, а то и меньше.
   Дед был на два года старше, но обладал очень крепким здоровье. Силы у него тоже были немереные, мог спокойно взвалить на себя тушу оленя и пронести несколько километров. Ничего и никого по жизни не боялся и презирал всякую опасность. Вот все и говорили, что я весь уродился в дедушку.
   У меня, действительно, силы в руках было столько, что я боялся прижимать к себе Машу при встречах. Уже к шестнадцати годам, я мог спокойно побороть любого мужика у нас в станице. Мои сверстники вообще меня побаивались и, ни у кого, не созревало мысли со мной повздорить. Скоро нас должны были отпустить на каникулы, оставались последние зачёты и, после 25 июня, я планировал быть дома.
   - Ещё одна неделя и я буду дома! - постоянно думал об этом и гонял эти мысли в голове, мечтая о встрече с любимой.
   Но любимая, почему-то, молчала. Бабушка ничего не говорила, когда ей прозванивался. Говорила только, что очень скучает без меня и ждёт с нетерпением. Про Машу ни слова, хотя она, почти каждый день, навещала бабушку, переплывая речку на нашем месте.
   Это меня сильно напрягало, но плохих мыслей не было. Наверное уехала к своей бабушке под Москву, тем более, что она собиралась поступать в Москве в медицинский институт. В прошлом году у неё не получилось, что-то напутали в Москве с её документами и её не допустили до экзаменов. А может всё было сделано и умышленно! Кто это знает?
   Дядя Виктор, отец Маши, бросил свою работу и стал работать участковым у себя в станице, но лодку он выкупил и оставил себе. По возрасту он был ещё не старый, чуть больше сорока лет, но Маша настояла на том, чтобы он поменял работу.
   Неделя тянулась ужасно долго, для меня казалось, что она никогда не закончится. Маша, по-прежнему, не отвечала, да и вообще, у них в доме, никто трубку не снимал.
   - Странно! - думал я, но ничего путнего в голову не лезло.
   Свою бабушку я достал вопросами о Маше, но она тоже ничего не могла мне сказать, или не хотела.
   Всё стало понятно, когда у меня, наконец-то, начались каникулы и я, в форме курсанта милиции, прибыл к себе домой. Это произошло в последний день июня месяца.
   Прибежав домой, я расцеловал бабушку, которая, тут же, стала плакать от радости, обнимая меня. Хотела усадить меня за стол, но я, отдав ей свой подарок в виде красивого платка, раздевшись по привычке, побежал к своему убежищу.
   Кузи уже тоже не было, в прошлом году его, уже почти слепого и глухого от старости, сбила машина. Подбежав к своему шалашу, я заглянул внутрь его и меня прямо передёрнуло от картины, которую я там увидел. Весь шалаш был загажен дерьмом, как-будто туда специально ходили по нужде.
   На противоположном берегу было тихо, но возле дома стояла крутая, по тому времени, иномарка. Ещё редко у кого они были, появлялись или у бандитов, или крутых коммерсантов. Меня это очень насторожило и я решил понаблюдать за противоположным берегом, спрятавшись в камышах.
   Часа через два из дома вышла моя Маша, вся в белом, блестящем костюме с прекрасными, вьющимися, золотыми волосами. На ногах белые туфли на высоких каблуках. Истинный ангел, во всём белом, не хватало только крылышек. Лицо её сияло и выражало большую радость. Она, наверное, по привычке, глянула в мою сторону, но, тут же, снова отвернулась.
   Из дома вышел молодой, высокий, весь выхолощенный парень, тоже во всём белом. Он небрежно крутил на пальце ключи от своего "БМВ". Потом, взяв Машу под руку, и, поцеловав её в щеку, повёл к машине.
   Маша шла рядом с ним с высоко поднятой головой и продолжала весело улыбаться и кокетничать перед парнем. У меня всё перевернулось в груди, в глазах потемнело, но я взял себя в руки и вышел на свой мостик, чтобы обмыться водой. Всё моё лицо и тело горело от негодования и неожиданности. В этот момент Маша, снова, посмотрела в мою сторону и, хотя её ухажёр уже открыл дверцу автомобиля, она остановилась.
   Наши взгляды встретились, несмотря на расстояние между нами. У меня закипела кровь и я бросился в воду, чтобы перебраться к ней. Я даже не представлял, что мог бы сделать с этим пижоном в тот момент. Скорее всего я бы его забросил в реку, но, когда я вышел на берег, они уехали, оставив после себя клубы пыли. Они не просто уезжали - они увозили моё сердце! Жизнь, в одно мгновение, потеряла всякий смысл.
   Уже повернувшись, чтобы идти назад, к берегу, из дома вышел дядя Витя, который, заметив меня, опешил. Он для меня, последние годы, был за место отца и теперь, глядя себе под ноги, боясь поднять глаза, переминался с ноги на ногу.
   - Дядя Витя! - воскликнул я. - Ответьте пожалуйста, что здесь происходит?
   - Ваня! Да что я могу тебе сказать? - проговорил он виноватым голосом и, помолчав минуту, добавил. - Понимаешь, тебя давно не было, а тут этот перец приклеился и, месяца три, каждый день, к ней наведывался! Одними подарками весь дом забил, каждый вечер куда-то увозил, а под утро привозил! Вот и завлёк, паразит! Сколько я ей не говорил, всё бесполезно! Ну, что я мог сделать, Ваня? - в сердцах выкрикнул он.
   - Да ты-то здесь причём? - как-бы успокоил я его и направился к берегу.
   Возле мостика остановился и, повернувшись, спросил. - А свадьба была уже, или как?
   - Вроде поженились! - ответил отец Маши и, махнув рукой, скрылся за дверью.
   Я не спеша переплыл речку и, так же, не спеша, пошёл к себе в дом. На улице стояла невыносимая жара, а меня всего колотило, но это был другой холод.
   Придя в дом, я молча, пошёл в свою спальню и лёг поперёк кровати. Бабушка зашла следом за мной и, усевшись ко мне на кровать, стала гладить мою спину, точь в точь как, когда-то мне гладила Маша.
   - Ванюша! Родной ты мой! - произнесла она, всхлипывая. - Я давно тебе хотела об этом сказать, но как только представляла эту картину, мне не хватало сил! Ты уж меня прости, внучок! И не бери в голову! Сейчас все такие женщины, где посветят деньгами, туда и липнут! Конечно, на твою Машу, никогда бы не подумала, но видно и она этой заразой заразилась!
   Я её не слушал и не перебивал, находился в каком-то пространствии и всё, что происходило, вроде было не со мной. Не знаю как это получилось, но я уснул. Да не просто уснул, а уснул так, что проснулся только на следующее утро.
   Самое интересное было в том, что лежал я в постели, укрытый одной простыней. В моей спальне было открыто окно и утренняя прохлада освежало моё тело. Сознание работало чётко и без тревоги. Сердца не было! Я его не чувствовал! Нет, оно продолжало стучать в груди, как и положено, но у меня пропал мой внутренний мир. Мир, в котором я жил все эти годы, рухнул. И что самое страшное - это то, что не осталось даже осколков, из которых можно было бы хоть что-то склеить в дальнейшей жизни. Я понял одно, что дальше жить мне не было никакого смысла. Эта мысль появилась неожиданно, но она, постепенно, завладела мною, завладела моим сознанием и плотью. И что удивительно, мне стало, вдруг, спокойно и светло на душе.
   Камень с души улетучился, я даже, улыбнулся сам себе и, как в детстве, с удовольствием потянулся в кровати. Потом, сбросив простыню, я вышел во двор, побрился возле рукомойника, а потом обдался холодной водой и стал обтирать себя полотенцем.
   Глянув через реку на, теперь уже чужой и враждебный, дом, который и выглядел заброшенным и одиноким, я усмехнулся.
   - Ну и ладненько! - проговорил я сам себе и направился в сторону дома, где меня поджидала бабушка, с тревогой наблюдая за мной.


                11.02.2014 год.


Продолжение! http://www.proza.ru/2014/02/12/1427!